Uriah Heep. 1987-й

отрывок из повести «Воспоминания без размышлений»

В это невозможно было поверить! В Москву приезжает «Uriah Heep»! Фантастика! Восторгу и счастью не было предела! Десять концертов в «Олимпийском»! Иду! Наверняка хоть какой-нибудь захудалый билет, да обломится.
Ранним утром я рванул в кассу, но, увидев тянущийся почти до выхода из метро хвост очереди, понял, что надежды попасть на концерт практически нет. В очереди нужно было «прожить» несколько часов, а то и дней.
- Как же так? Неужели не увижу? Кумиры детства, великие из великих. Да что там великие! Боги!!!  Ладно, что-нибудь придумаю, - решил я и потащился на работу, в любимый НИИ. На работе у нас тогда была небольшая дружная и тёплая компания  молодых, таких же, как и я, раздолбаев. Мы ходили друг к другу в гости, вместе отмечали дни рождения, помогали ремонтировать машины, проводили чемпионаты по покеру, вместе просто пили и иногда даже работали.

Концерты в «Олимпийском» шли третий день. Шансы услышать «Июльское утро» вживую таяли. Мы с Серёгой и Димкой стояли в курилке, когда подошла Манана.
- Ребят, мне тут муж принёс пригласительные билеты на какую-то группу. Он музыку не любит, и я в этом не понимаю ничего. Пойдёте со мной завтра за компанию?
Сердце моё замерло, дыхание перехватило, и, ещё не веря в свалившееся на мою голову счастье, я уныло пролепетал: «Конечно, Мананочка, пойдём. Ради тебя – хоть к чёрту на рога».
 
На следующий день, в рабочее время, у нас уже было назначено одно мероприятие. Отправившись в местную командировку, мы должны были  «влить в коллектив» нового сотрудника нашего отдела. Решив начать вливание с самого утра, мы запланировали к обеду его закончить,  и потом, не торопясь, отправиться на концерт. Надо сказать, что в ту пору оно, это рабочее время, позволяло нам заниматься не только рабочими, но ещё и своими личными делами в то же самое время. Что мы тогда производили в нашем «почтовом ящике» не знал почти никто,  иногда даже мы сами.

Манана пила «Шампанское», мы – спирт и коньяк. Витя оказался нормальным парнем. В коллектив он «влился» с полуслова. Когда мы вызвали такси, чтобы ехать на концерт, Витя даже дал нам в дорогу пакет с пирожками, «маленькую с собой», и куда-то, в куртку Димке, сунул гранёный стакан, дабы в дороге мы не утруждали себя питьём «из горлА»…

Лишь в фойе «Олимпийского» я наконец-то осознал, что действительно сейчас увижу ИХ. Душа, подогретая коньяком, ликовала: «Вот сейчас! Прямо сейчас!!! Услышу! Одним воздухом… С самими «Хипами»!!! 
Но….

Случилось непредвиденное. Мы с Димкой сняли куртки и направились к гардеробщице. Я не помню, куда мы дели Витькины гостинцы. Но злосчастный гранёный стакан остался. И в тот самый момент, откуда-то из недр куртки моего друга, он и вывалился. Ударившись о мраморный пол, стакан звонко и весело рассыпался на осколки… Через каких-то несколько мгновений, скрученный появившимися будто из-под земли дружинниками, я оказался в отделении милиции.


А «на свободе» стадион уже бушевал. Бушевал без меня. Было отлично слышно, как «Хипы» неистовствовали на сцене, где-то совсем рядом, за стеной. Я отрешённо изучал безликие стены кутузки. Капитан составлял протокол. Самое обидное заключалось в том, что рядом с нами, в фойе, была толпа народу, в десятки раз пьянее. Но, увы, стакан разбился почему-то именно у нас, лишь слегка «поддатых».
На пятой песне я почти смирился со своей участью: «Ну не увижу, так хоть живьём послушаю…»

Капитан вышел. Караулить задержанных остался молодой сержантик. Я полез в портфель, обнаружил там бутерброды и, вопрошающе кашлянув, взглянул на своего стража. Милиционер, что-то пишущий с абсолютно глупым и рассеянным видом, одобрительно кивнул. Бутерброды были с искусственной чёрной икрой. Синтетическая икра смотрелась как настоящая. Сержант скромно отвернулся. Я подсел к нему поближе и предложил псевдо-деликатес.
На удивление, парень отказался, буркнув: «Некогда мне тут с вами разъедаться. Занят я.» На странице школьной тетрадки, которую он слегка прикрыл ладонью, я подсмотрел нехитрое интегральное уравнение.
 – Ничего себе, милиция. И они высшую математику учат, - подумал я. – Получается? Может тебе помочь?

Через минуту я уже сидел в его кресле и решал некогда до отвращения надоевшие и знакомые мне системы интегральных уравнений, а сержант, восторженно замерев, притих напротив, на «арестантском» месте. Мы сосредоточенно жевали мои бутерброды с чёрной икрой, и, когда я писал очередной правильный ответ, удовлетворённо и понимающе переглядываясь.
Когда за стеной зазвучала «Easy Livin’», дверь в отделение с шумом распахнулась, и на пороге появился знакомый мне капитан. Капитан втолкнул в каталажку Димку. Подойдя поближе к нам, они оба удивлённо замерли, увидев наши расчёты и вызывающе благоухающую чёрную икру.
Наконец, поняв, что происходит, капитан взревел от негодования и ярости: «Что?! В моём кресле?! … твою мать! И жрёт тут ещё! Ну-ка в трезвяк его! Немедленно! Там машина как раз грузится! А этого оформлять будем!»
Сержант виновато шепнул мне: «Пройдёмте». Димка сел оформляться.

Медвытрезвитель, куда меня отправил злобный капитан, радушно распахнул передо мной свои двери. Мне, уже почти абсолютно протрезвевшему, предложили раздеться до трусов и пройти в душ. После процедуры омовения, на мой скромный вопрос: «А вещи мои тут у вас не пропадут?», я получил страшнейший пинок сапогом под зад и влетел в общую камеру. От обиды, непонимания и абсурдности происходящего, я развернулся и, что есть силы, врезал кулаком в железную дверь, разбив при этом себе руку. По руке потекла кровь. Я начал её слизывать и вытирать руку о свои белоснежные трусы.

- Иди сюда, пацан, - тихо раздалось из глубины камеры. Я обернулся. Двадцать или тридцать пар глаз «задержанных трезвеющих» внимательно смотрели на меня. В центре камеры были сдвинуты кровати. На них несколько человек играли в карты. Судя по татуировкам на телах, эти люди были изрядно «бывалые». Они-то меня и позвали. Я, весь в крови, подошёл, и, продолжая облизываться, присел на край. Очевидно мои диковатые и неуместные здесь вид и поведение, удивили и развеселили их.
- На, кури, - мне протянули «Беломорину», - и не дёргайся. Первый раз, небось?

Потом с этими изрядно «бывалыми» мы играли в «Козла» и травили друг другу байки подряд часа два или три. Почему-то всё было просто, легко и весело. Я даже успел забыть про «Хипов». Кровь остановилась. Боль в руке почти прошла. Лишь задница от удара ногой ныла, напоминая, где я нахожусь.

Вскоре меня вызвал дежурный, выдал одежду и вывалил на стол содержимое моих же карманов и портфеля. Я оделся. Новые кожаные югославские перчатки исчезли, в кошельке от ста пятидесяти рублей зарплаты, легкомысленно не оставленной на работе, уцелело двадцать пять. Зато на видном месте лежал мой пропуск в секретный НИИ. Очевидно, увидев именно его, и прочитав название моей должности и отдела, служители трезвяка и решили не кликать на свои головы беду, а по возможности минимально обобрать и выпнуть неизвестно кого. Я оплатил уже выписанную квитанцию за двадцать пять рублей и благополучно выбрался на свежий воздух.

Прохладная темнота ночи не дала ни малейшего представления о том, где я нахожусь. Вокруг были лишь тишь да глушь. Идти пришлось на шум ехавших где-то машин. Вскоре дорожный знак на углу поведал: «… проезд Марьиной Рощи». Остановившийся таксист довёз меня до дома. Я разделся, лёг и провалился в завтра.

Мы встретились утром в курилке. Все были живы. Димка рассказал, что вчера, когда его, для порядка, отправили в местное отделение милиции, ещё с порога он услышал бодрые  крики: «Требую сотрудника Американского посольства! Вы нарушаете права человека! Я до ООН дойду!» Кричал, разумеется, Серёга. Своей убедительностью он настолько «достал» дежурного, что когда мои, разлученные судьбой друзья, узрев друг друга, полезли обниматься, выгнал их обоих.
Потом на работе появилась Манана. Она, как и мы, тоже не попала на концерт. Когда нас «повязали», Манана осталась в фойе, доблестно карауля нашу верхнюю одежду, а потом, не имея интереса к культовой группе, из чувства солидарности с нами отправилась домой.

Да… Было весело. Всем. Только не мне.  Я в то время параллельно основной работе трудился на комсомольских строительных субботниках Молодёжного Жилищного Комплекса, в ожидании получения зарабатываемой квартиры.  К сожалению, в те наши  советские годы, после посещения человеком учреждений типа, медвытрезвителя, канцелярии этих учреждений составляли бумагу об уведомлении сего посещения. Бумага эта шла по месту работы или жительства потерпевшего, дабы тот вкусил все прелести общественного порицания. Вот по этой причине решено было немедленно, не похмеляя, отправить меня во вчерашний «трезвяк» и любой ценой добыть там ту бумагу, упредив вражеский удар по моим потенциальным жилищным условиям.

На работу я обычно ходил в красивом костюме-тройке и небесно голубой рубашке с галстуком. Крутой портфель и чёрный кожаный плащ до пола дополняли образ успешного сотрудника «почтового ящика». В таком виде я туда и поехал.
Найти вытрезвитель днём оказалось делом непростым. Вокруг шла какая-то стройка, были нарыты канавы,  наваленные трубы валялись поперёк дорог... Наконец, сориентировавшись, и, срезая путь, выбравшись из очередной дырки в заборе соседнего детского сада, я оказался в нужном месте, почти у самой цели. Прямо вплотную к  забору стояла чёрная «Волга» с «Моссоветовскими» номерами. Я даже испачкался о её грязный борт и, наклонившись и чертыхаясь, облокотившись на «Волгу», начал оттирать грязь с плаща. В то же самое мгновение из-за угла выехал милицейский «УАЗик». «УАЗик» проехал мимо меня и остановился  у входа в «трезвяк». Из него выскочил офицер, издали зло зыркнул на меня, и скрылся за дверью.

Дежурный, особо не вдаваясь в цель моего визита, кивнул на дверь кабинета начальника. Я постучал и вошёл. За столом, причёсывая лысину сидел тот самый офицер из «УАЗика». Офицер учтиво улыбнулся, поздоровался, встав, и предложил мне чай. Несколько оторопев от подобной любезности, отогнав мысль о том, что я сплю, и отказавшись от чая, я тут же начал нести начальнику какую-то «пургу» про вчерашний концерт и недоразумение, по которому случайно оказался не в том месте, про ненужные никому бумаги, про ответственную работу и соответствующее положение. Не дослушав меня до конца, начальник по телефону дал кому-то команду принести вчерашние протоколы, а потом, найдя мой, немедленно разорвал его на мельчайшие клочки и выбросил в мусорную корзину со словами: «Не волнуйтесь. Забыли. Не было вас тут. Огромный привет Николаю Палычу. Если что – всегда Ваш.» Поблагодарив начальника, в полнейшем недоумении, почти потеряв дар речи, я пожал протянутую руку и вышел, бессмысленно размышляя о неведомом мне Николае Палыче. И только подойдя к той самой машине с крутейшими номерами «МОС», я наконец-то понял, что меня попросту приняли за  деятель из Моссовета, приехавшего на этом авто. Не раздумывая более ни секунды, я нырнул в дырку в заборе и благополучно исчез.

На работе меня ждали всем отделом. Витя предложил поехать к нему пить пиво, но по непонятным причинам мы искренне отказались. Хватит уже… Чревато…

В последний день концертов «Хипов» в лифте я встретил соседа. Сосед служил биатлонистом в спортивной роте «Динамо».
- Ты куда это в «парадке» собрался, Жень?
- Да в «Олимпийский».  Мы там в оцеплении в форме стоим. Хочешь проведу?

Жизнь удалась! Я всё же попал на «Хипов»! Я увидел ИХ! Спасибо Женьке!

Потом, много лет спустя, я познакомился с Кеном Хенсли – великим клавишником  великих «Uriah Heep». Познакомился лично. После его «живого» выступления мы запросто болтали с ним о музыке в гримёрке. Даже обсуждали идею сделать что-то совместное.

Знать бы тридцать лет назад, что всё будет так – на тот концерт тогда можно было б и не ходить…