Vladimir Mayakovsky God s Birdie

Владимир Маяковский "Птичка божия"

Он вошел,
       склонясь учтиво.
Руку жму.
        — Товарищ —
      сядьте!
Что вам дать?
   Автограф?
  Чтиво?
— Нет.
  Мерси вас.
        Я —
    писатель.
— Вы?
  Писатель?
   Извините.
Думал —
      вы пижон.
    А вы…
Что ж,
прочтите,
          зазвените
грозным
     маршем
          боевым.
Вихрь идей
у вас,
 должно быть.
Новостей
       у вас
 вагон.
Что ж,
пожалте в уха в оба.
Рад товарищу. —
         А он:
— Я писатель.
    Не прозаик.
Нет.
       Я с музами в связи. —
Слог
        изыскан, как борзая.
Сконапель
        ля поэзи.
На затылок
         нежным жестом
он
    кудрей
      закинул шелк,
стал
        барашком златошерстым
и заблеял,
       и пошел.
Что луна, мол,
    над долиной,
мчит
        ручей, мол,
   по ущелью.
Тинтидликал
  мандолиной,
дундудел виолончелью.
Нимб
    обвил
         волосьев копны.
Лоб
       горел от благородства.
Я терпел,
      терпел
   и лопнул
и ударил
     лапой;
 об стол.
— Попрошу вас
       покороче.
Бросьте вы
         поэта корчить!
Посмотрю
        с лица ли,
  сзади ль,
вы тюльпан,
а не писатель.
Вы,
      над облаками рея,
птица
в человечий рост.
Вы, мусье,
        из канареек,
чижик вы, мусье,
         и дрозд.
В испытанье
 битв
 и бед
с вами,
  што ли,
мы
 полезем?
В наше время
   тот —
     поэт,
тот —
 писатель,
  кто полезен.
Уберите этот торт!
Стих даешь —
     хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
  и лозунг!

1929

Vladimir Mayakovsky «God’s Birdie»
[Free translation]

He came in,
         politely greeting.
We shook hands
  of one
      another.
«Can I give
your brain
some eating?»
«No,
        merci, sir.
                I'm
                an author.»
«You?
An author?
I'm sorry.
I thought,
    you was dandy,
but…
Read me,
      comrade,
a stern story
’bout
capitalists’
cut.
Guess, you got
    stormy
      ideas
and a carriage
        of good
news.
So,
     confer them on my ears.»
He began ’bout
   their use,
«I'm poetic,
 not prosaic.
I'm connected
with a muse.»
Style’s
    refined like mosaic.
Poetry is
     delicieux.
He tossed back
     to his soft nape
tenderly
      the silken
hair,
and got
     a goldfleece tup’s shape,
and began to bleat
       and wail,
«A stream crosses
          a ravine
under
the moonlight
of yellow.»
Sonorouspinched
    a mandolin,
loudscraped a violoncello.
He
     became
    a saint ghost.
Brow
         to burn with fire was able.
I was
        enduring,
   but burst
and struck
        my paw
on the table,
«Could you, comrade,
     proclaim faster?
Stop to pose
      as a master.
If I look
   at your face
    close,
I will tell
      that you’re a rose.
You’re
 above the clouds of rhea
like a man,
        a bird so high.
You’re, monsieur,
a canary,
song-thrush
   and aberdevine.
Will we with u
get
involved
into
      martial
         disaster?
At the present
      whose style’s
     soft,
that’s
 no poet,
  that’s no master.
Take out of my sight these cakes!
Let a poem
  be coarse breads.
Nowadays
   a poet makes
marches with
     militant
  threats.»

November, 2017