ШОТА

               

     Нет, не Руставели.  Шота Руставели. Х11 век. Грузия. Царица Тамара. Шота – государственный деятель, поэт. Высокообразованный человек. Сановник при Дворе царицы. Безответная любовь к царице. Печальный финал. Но его поэма -  "Витязь в тигровой шкуре»  - стала  жемчужиной литературы Грузии. Красивый, талантливый, а жизнь – драматична.

     Но я не о поэте. Я – о другом Шота. Вообще-то его имя – Ашот.
Не знаю, где его настоящая родина, кто он по национальности – армянин или азербайджанец... У центрального базара – заводская столовая. К её северной стене, в глаза не бросаясь, пристроена маленькая будочка  с одним окном. Будочка увита декоративным плющом так, что и вовсе её скрывает от посторонних глаз.

   Там много лет на плотном стуле сидел Ашот. Его знает пол- города – коль починит сапоги- будут носиться без сноса. Мастер по ремонту обуви.
   Однажды и я принесла ему свои туфельки со сбитыми каблучками.
- Весёлая женщина, много танцует? – спросил мастер.
- Ходит,- ответила женщина. – А туфельки - любимые.

  Слово за слово – разговор. А я смотрела на его руки – с такими тёмными от крема пальцами, со сбитыми ногтями, с ссадинами...  Вот так столько лет – для себя, для семьи... Честнейшим трудом! Никого не обманет, не обкрадёт, ни украдёт...
  Потом уже постоянно, много лет, приносила сюда я обувь на ремонт, улыбаясь и боясь обидеть даже словом. Атош располагал к доверию. И не раз мне помогали его советы.
  Он не звал меня никак, даже имя не знал, а просто – «Вы»: «Вы слишком принимаете всё к сердцу – так нельзя». И заканчивался наш диалог всегда добрыми пожеланиями и улыбками.

  Сегодня я принесла аж три пары обуви. Дождится. Но зелень на будочке пышна и не тронута осенью. Я приготовила улыбку, добрую, милую, и  слова приветствия и тон. Открываю  небольшую двёрку и...
-  Здравствуйте, Шотаааа... Как давно я вас не....
  Место, где стояло рабочее кресло – пусто.  На стене, позади его, те же портреты, иконки...
 Слева зашевелилась фигура... Тонкая, в синем халате...
- А где Шота? Он сегодня будет?
- Нет.
- А когда?
- Никогда... Он – умер.
- Как – умер?
- Давно... Три года назад...
 Что-то говорил человек, что-то отвечала я. Отдала пару сапог на ремонт. Остальное ремонту не подлежит, сказал мастер Вася...  Я вышла, ноги, как ватные... Дождь по лужам барабанет... А мне всё равно... В моём мозгу и сердце – Шота. Мысленно вижу его – одна за одной всплывают картины – в кресле за работой, идёт навстречу – высокий, солидный, кланяется: «Здравствуйте, вам!  Спасибо за стихи. А я и подумать не мог, что вы – поэт. Дочка газету принесла – глянь, пап, тут стихи о тебе, говорит... Прочёл... Спасибо вам...»

- Женщина! Что ж вы на дожде мокните? У вас же зонт в руках! – какой-то молодой человек.
 Зонт? Дождь? Нет Шота! Три года нет! А для меня был – жив. Ему наверно и не снилось, что вот так в дождик его будет вспоминать какая-то  чужая женщина...
    Дождик... И по щекам моим... почему-то солоноватый и горячий...
    Три дня из головы не выходил Шота... Такая вот моя душа – если впустила человека, то уже, как бы – родня. Прикипает. А потом  - страдает.  Ум спешит на помощь душе: «Ну – ничего, не грусти, душа – когда ты отправишься в тот Мир, кроме Доченьки, мамочки, мужа, отца- всех родных, будет рад твоему приходу и Шота... С хорошими людьми и там будет уютно и тепло»...   
    Суета... Вот кто не даст долго ни грустить, ни вспоминать – «груду дел, суматоху явлений» так и подсовывает под руку, так и подсовывает...
     Что ж – надо делать дела...
     Шота Руставели – Шота - Атош ... Госдеятель – поэт и – сапожник...
     Но в том мире, говорят, все-равны.