Зачет Особенности японской картины мира

(На материале мифов и ранней поэзии)

                “кото-но катаригото-мо ко-о ба”
                “Все это останется, как слово в древних делах, до позднейших веков”
                (глава 20 “Кодзики”, чтение Мотоори Норинага, пер. А. Н. Игнатович)


Взаимоуважение между людьми и народами - одна из важнейших задач современности. Взаимоуважения не может быть без взаимопонимания, а оно, в свою очередь, нуждается в изучении не только социально-экономических событий и сведений, но также и традиционно-мировоззренческих.
Т.П. Григорьева, исследуя проблему своеобразия восточного мировоззрения отмечает: “Наше признание Востока заключается не в признании за ним права походить на нас, а в признании за ним права на собственные ощущения, на собственные откровения и принципы, которые не исключают существования противоположных, а предполагают, дополняя их, как две стороны одного процесса дополняют друг друга” (1, 24)

В хрестоматии по японскому языку для учеников средней школы в Японии включено достаточное количество текстов, которые относятся к общей проблеме Запад-Восток. Например, одним из таких текстов является эссе Кимура Сёдзабуро “Люди зрения и люди голоса”. В нем даются сопоставления, сравнение и оценки по разным аспектам жизни, вернее даже отношения к жизни, обычаям, привычкам, отношению к природе, между людьми, к диалогу, наконец - на основе посещения японцем Европы. Люди зрения это японцы, а голосистые, много-говорящие - европейцы. В чем различие? Что поможет нам понимать друг друга? На все эти вопросы пробуют отвечать их школьники. (2, 247-257).
У нас в средней школе если и озвучиваются подобные проблемы, то очень вскользь. А уж изучение “чужого” мироощущения - и подавно не входит в учебный план. Именно поэтому видео-курс Виктора Петровича Мазурика был воспринят мной как что-то очень нужное, доступное не только студентам, но и широкому кругу интересующихся, не изучающим японский язык и пришедшим совсем другой тропой.

Года полтора назад, когда я начала читать свод первых мифов “Кодзики” (чтобы научиться лучше понимать поэзию хайку и менталитет их пишущих), они притянули к себе внимание. Считать это легким чтивом не приходится, надо изучать вдумчиво, не торопясь, может даже рисуя и составляя таблички-структуры. Так вот, когда стала пересказывать и рекомендовать некоторым своим друзьям, не в такой степени увлеченным всем этим, то реакция на услышанное была достаточно резкая, вплоть до “Что за ерунда, как это боги могут рождаться из глаз или от омовений?”.
Да, западному взгляду трудно оценить такое, тем более когда отрицание умножается на отрицание. Но если рассматривать не придирчивым взглядом, не зацикливаться на “интересных” мелочах (а эти "мелочи" объясняются иным видением), то складывается достаточно стройная и системная картина.

Итак, началом истории считается “Век богов” (длился семь веков), когда первые божества породили “страну островов” с утверждением высшего божества - Аматэрасу (С небес сияющая). Далее внук Аматэрасу Ниниги направляется ею на землю устроить владение небесных богов, где впоследствии происходит покорение властителя западной части острова Хонсю, области Идзумо  и могущество это распространяется по всей земле. И, наконец,  первый потомок этих богов, ставший полностью человеком, Каму-Ямато-Иварэбико (посмертное имя Дзимму - первый император) основал государство, то есть действующую и поныне японскую державу. (3, 6-17)

Отвечая на основной вопрос задания, хочу сказать, что особенностью мифологической японской картины мира считаю построение, подтверждение и утверждение мира от небесных к земным богам и далее к реальным правителям Японии - императорам (Высший правитель),  с установлением порядков и в природе и в обществе, а также этических и правовых норм. Мифами подтверждается не только божественное начало всех бывших, существующих и будущих правителей этой страны, но и показывается изначальный, устойчивый порядок в обществе. Порядок - в гармонии с природой, потому что божества древних японцев от нее не обособлялись, а, даже, очень часто рождались из материалов, ее составляющих.
Второй момент - развитие их мира по лекалам традиционных культур (традиционных культур востока в первую очередь). С достаточно крепким и основательным фундаментом в виде мифов и древней поэзии (там, в этих мифах - все, что нужно для знания истока государства). Японцы считают, что, чем ближе к истокам, к корням, к азам, не утрачивая связи со своим прошлым некое исследование или изучение, да и вообще жизнь (жизнь!) тем значительнее то или иное явление или процессы и тем более правильным будет развитие. Устойчиво и без потрясений. Тут еще хочется от себя отметить, что потрясений им много дает природа (то тайфунами, то цунами, то землетрясениями) - и вот эта сплоченность, иерархическое построение системы, синтоиские взгляды - помогают выжить и развиваться лучше многих других стран.
Третий, может самый важный момент – «детское», синкретическое смешение взглядов. Первопорядок, есть такое у поэтов хайкай – «детское» называние видимого мира. Пока вещь не названа, ее нет, она там, в целом, в нерастворимом. Как только ты ее видишь и называешь, она проявляется. Тут немного мистики есть, для западного взгляда, но на самом деле когда начинаешь писать хайку к этому постепенно приходишь.  Поэтому так легко, наверное, смешивается синтоизм с буддизмом, например. Поэтому они чувствуют себя не объектом в природе, не отдельно существующим (в отличие от западного видения) каким-то процессом или субъектом, они и есть часть природы. К слову сказать, такое видение мира наблюдается до нашего времени, но не в больших городах, а в селениях.
Еще можно было бы назвать особенностями «рисовую культуру» и «культ могил», но в ограниченном пространстве этого эссе только дам эти штрихи.

“Кодзики” разделены на три свитка, в первом из которых содержится основной цикл мифов и преданий. Во втором свитке собраны фольклорные материалы, которые переходят в легенды и уже в реальную жизнь, третий же свиток представляет из себя описание правящей династии и различные исторические события. Основная часть поэтической составляющей “Кодзики” приходится на вторую и третью части. Песни Ямато...

“Песни Ямато. Их семя одно - человеческое сердце, из которого вырастают тысячи и тысячи листьев-слов. Люди, что живут в этом мире, опутаны густыми зарослями своих дел и забот, и то, что у них на сердце, что видят они и слышат, выражают они в песне...” - так писал Ки-но Цураюки в предисловии к антологии “Кокинвакасю” (922г) . (4. 9-24)
В канадзё Цураюки описывает истоки песни вака, как бы кидает мостик назад от новой  антологии: песня зародилась в те времена, когда появились небо и земля и первая песня была о том, как под плавучим Небесным мостом сочетались мужское и женское божества. Первые песни, дошедшие до поздних времен, были песни эбису, как называли древние японцы аборигенов островов -  айну. Но ни количество знаков, ни количество слогов еще не было установлено, да и сами они не были такими, какими должны быть настоящие песни. Цураюки отмечает, что сложены они были просто, примитивно,  воспевали все как есть - т. е. не прибегая к различным художественным образам и тропам. Но с наступлением века людей, с первой песни Сусаноо-но о том, как он строил дворец для жены (5)  устанавливается тридцать один слог, танка с чередованием пяти- и семисложных стихов. Но все же в “Кодзики” большинство песен с другими формами - длинных нагаута, но есть и короткие трехстишия-катаута. Для себя еще я отметила, что много песен-перекличек (между мужем и женой, между возлюбленными), а также песен-призывов и песен-подношений.
Следует отметить, что поэзия “Кодзики” может быть признана авторской только условно, так как авторство стихов приписывалось богам, полубогам и культурным героям. Но с учреждением первой грандиозной антологии “Манъёсю” национальная поэзия выделяется в самостоятельный род искусства. (4.1, приложения, 107-111)

В своем исследовании “Душа и облик японской песни” (4.1 приложения, 112-115)  И.А. Боронина отмечает, что для каждого периода в развитии японской поэзии существует свой эстетический идеал.   Так вот для поэтов “Кодзики” и “Манъёсю” таким идеалом служило макото - “истинное”. И слово и понятие это уходит в синтоискую веру в “душу слова” -  котодама. Филолог Хисамацу Сэньити, специалист по ранне-японской литературе, представляет нам  макото как ма-кото - “истинное слово”. Но поскольку данное кото омонимично другому кото - “дело”, то ма-кото можно считать и как “истинным словом” и как “истинным делом”. Иначе говоря,   идеал макото предполагает выражение истинными словами истинных дел, идентичность жизненной правде, правдивость. Не только поэты этого периода, но и носители (создатели) мифов слагали о том, как видели, слышали и воспринимали. Хисамацу даже песни Века Богов относит к макото, потому что люди верили в эти мифы и для них они  были “истинными”.
Кроме того, макото включает в себя и некий нравственный аспект - “искренность”. В стихах поэты выражали искренние чувства. Если они видели увядающую или пылающую листву, опадающие лепестки вишен  - то и пели о том, что им грустно или тоскливо или не хватает любви.  Без украшательств, без приемов. Макото “требовало” простоты и ясности высказывания, как раз той самой примитивности, о которой говорил Цураюки. И еще интересный момент, проистекающий из правдивости слагаемого - очень много использовано в песнях топонимов - утамакура. Они дают устойчивые ассоциации и используются в поэзии до настоящего времени. Позже даже поэты хайкай не стали противиться традиции и часто использовали хаимакура в своих трехстишиях.

“Государь Ю:ряку проследовав на равнину Акиду, охотился там. Он сидел на помосте.
Тут слепень ужалил его в руку. Сразу же появилась стрекоза, проглотила слепня и улетела.  Государь же сложил песню. В песне говорилось:

Кто-то
Доложил государю:
На пике Вомуро,
Что в Ёсино,
Лежат кабаны и олени.
Правящий с миром
Наш государь
Поджидал на помосте
Кабанов и оленей.
И тогда слепень
Проник к его руке,
Обернутой белым рукавом.
Но стрекоза тут же
Проглотила его.
Потому дали
Стране неба -
Ямато -
Такое название:
Остров Стрекозы.” (6)

Над текстом “Кодзики” интересно размышлять. Уверена, что он строит (а где-то даже реконструирует) картину мира не только для японцев прошлого, но и современности, а также людей других национальностей. Например, вот такие два момента.
На протяжении всего повествования видно, что боги не боятся делать ошибок. Они живут полной жизнью - они гневаются, ссорятся, неистовствуют, ревнуют, женщина может там заговорить с мужчиной первой и родить мертворожденное нечто, мужчина может ослушаться воли жены и нарушить табу, солярное божество может обидеться на весь белый свет и тогда на Земле наступит затмение солнца, другое божество может танцевать эротические танцы, тем самым давая увидеть полноту жизни не только духовной, но и телесной, да еще и показать, что это может быть привлекательным.  Боги не боятся просить прощения, исправлять свои ошибки, они учат правильно относиться к природе, к предкам, не бояться искать гармонии во всем.  А так как ками населяют души всех существующих вещей и существ, то и человек тоже имеет тама, начальное божество, некое хоньи. А значит и современный человек может, совершив ошибку, исправить ее. Не бояться, что тебя покарают и больше не быть тебе - нет, можно и ошибиться, оступиться, разгневаться, рассердиться, “загрязниться взглядами”, но исправить свое мироощущение, поменять точки и взгляды, вернуться к себе настоящему через исправление ошибок и совершение различных обрядов. Это уже не мифы, это мифы, которые реально работают.
И второй момент, который очень действенен в период излишней информациации, скажем так. Переизбытка не только каких-то плохих новостей, лишних слов и действий на высших уровнях от которых происходят конфликты. Но и, узко может быть, но перенесясь на минуту в российские дебри - переизбытка пишущей братии. Сейчас все кому не лень сочиняют стихи или пишут романы. Книги издаются просто о чем только можно и не можно.  Может это и хорошо, но есть и отрицательный момент - слово поставлено на поток. Японские мифы помогают решать эту проблему, вернее они учат ее решать. Котодама.  Та самая, буквально “душа слова”, но как пояснил Виктор Петрович на лекции - это скорее “энергия слова”. Не говорить пустых слов, верить что слово - это магическая единица. Знать точно, что и начало мысли, и Слово - ведет к реальному жизненному результату.


Итак, если образно и очень кратко потребуется нарисовать картину мира, то это – Вечнозеленое Дерево Традиций...

Традиция это растение
Имеющее корень
И летающее семя

© Copyright: Сергей Пименов, 2017




Литература и ссылки:

(1, 24)  - Т.П. Григорьева "Японская художественная традиция", М. 1979

(2, 247-257) – Н.А. Иофан "Человек и мир в японской культуре. Сборник статей" М. Книга по требованию. Статья М,С, Федоришин "Диалог мировоззрений"

(3, 6-17) - Н.И. Конрад, "Очерк истории культуры средневековой Японии", М. 1980, Часть первая "Канун - японское древнее общество"

(4. 9-24) - "Девять ступеней вака. Японские поэты об искусстве поэзии". М. Книга по требованию, 2013, пер. И.А. Боронина

(4.1, приложения, 107-111)  - И.А. Боронина "Душа и облик японской песни"

(4.1 приложения, 112-115)  - И.А. Боронина "Душа и облик японской песни"

(5) - В Идзумо, где в восемь гряд облака встают,\\Покои в восемь оград,\\Чтобы укрыть жену,\\Покои в восемь оград воздвиг [я],\\Да, те покои в восемь оград\\
Песня, сложенная Суса-но-о, имеет форму танка - классического японского пятистишия в 31 слог. Ее считают самой древней записанной песней в японской поэзии. Яэгаки * переводим здесь как «покои в восемь оград». Я - «восемь», или «множество», э - слой, ярус, слово каки * истолковывают двояко: и как ограду, окружающую строение (покои), и как сами эти покои. В значении «ограда», в частности, истолковывает это слово Д. Цугита. Он поясняет, что древние постройки подобно нынешним синтоистским храмам окружались оградами во много рядов. И клубящиеся облака, о которых говорится в песне, уподобляются такой ограде (КС, с. 134). К. Курано понимает яэгаки как «величественное строение, во много рядов обведенное оградой» (КТ, с. 108). Очевидно, «ограда» выступает здесь как «часть, под которой подразумевается целое» (сами покои), т.е. является метонимией. В выражении цумагоми - цума имеет значение «жена», гоми происходит от комору - «находиться в уединении». В целом это выражение можно понимать как «супружески соединиться».
Свиток 1., пер. Е. М. Пинус, Текст воспроизведен по изданию: Кодзики. Записи о деяниях древности. Свиток 1-й. Мифы. "Шар". СПб. 1994

(6) - Свиток 3. пер. Л. Н. Ермаковой и А. Н. Мещерякова, Текст воспроизведен по изданию: Кодзики. Записи о деяниях древности. Свитки 2-й и 3-й. Мифы. "Шар". СПб. 1994