Сказка про Ивана 3 Часть 4

Время в странствиях кочует
И по поясам ночует,
Но секундный интервал
Никогда не засыпал
И в любой его момент
Ставится эксперимент.
 
Худобой в лохмотьях Ваня
Лямку мученика тянет.
Топчет землю босиком,
Поглощенный поиском
 Той, кто снимет эту ношу.
Или, может быть, всё в прошлом?
Но когда нет ничего,
Ищешь даже и его.
Ведь когда не гаснет цель,
То внутри у вас капель,
Вместо голубого льда,
Мутная, но всё ж вода.

Площадь та, что исходил,
Меньше той, что впереди.
Впереди равнин простор,
Чащи леса, кручи гор,
Разноликость разных стран
И великий океан.
В мире множество имён,
Только Марью ищет он,
Что средь множества Марий
Где-то, может быть, внутри.
И подмножества умножив,
Делит множество подмножеств
На его же вероятность.
Сразу стало всё понятно.
Как бы не был мал, ничтожен –
Он открыл законы множеств,
Облегчив свою задачу
И взамен пришла удача.
В населённом пункте N
Видит Марью он у стен
Покосившейся избушки
В дряхлом возрасте старушки,
Лишь глаза небесной сини
Сединой не тронул иней.
 
  О, Мария, ты ли это?!
В ожиданье того света
Ты всё также хороша,
Даже возраст не смешал
Чистоту твоей души,
Хоть всё тело иссушил.
Мне б уменьшить сердца шум,
Об одном теперь прошу,
Милая верни мне силы
Радостью в глазах застылых,
Краешком весёлых губ,
Верою, что также люб,
Как тогда на берегу.

Тишина и ни гу-гу
Ухо не воспринимает,
Как Иван не напрягает
Бицепсы, зажав в руках
Посох и душевный страх.
Он, свидетель многих сцен,
Вдруг читает на лице
Той, которую нашёл
Всё, всё, всё нехорошо.
Наконец уста открылись
И сложили Ване крылья.

Мне Иван такой не нужен.
Мне был люб лишь тот Ванюша,
Ваня, Ванечка, Ванёчек,
Что моих касался щёчек
Трепетом горячих губ
На кисейном берегу,
А не Ванька душегуб.

Пониманием в глазах
Загорается азарт.

Ты услышишь о Ванюше,
Только слушай, слушай, слушай…

В мире то для всех подходит,
Что от доброты исходит,
От поступков бескорыстных
 И от душ нормально чистых.
Чтоб иметь авторитет,
Важно сделал, чтоб портрет
Живописец не из слабых.
Кисть, ну Шилова, хотя бы
Вас могла бы написать,
Но, тут дело не в часах,
Это слабая реклама.
Вот, наверно, если б дама,
Что ведёт программу “Время”
Перед каждой новой темой,
Как заставку ваше фото
Выставляла. Это что-то
Может быть, в судьбе меняло,
Но и это слишком мало.
Изначально начинать,
Нужно свет так излучать,
Чтобы в отблесках его,
Даже бегая бегом,
Вы давали б чёткий образ,
Как поднявшаяся кобра
Перед жалящим полётом,
Для всеобщего почёта.

Видно так тому и надо.
Я пойду на Эль-да-ладно.
Золотых, набрав каменьев,
Подарю их безземельным,
Чтоб смогли они питаньем
Продлевать существованье.

Город. Ярмарка торговли.
Вот гробы, листы для кровли,
Гвозди, шила и стамески,
Серьги, кольца и подвески,
Мясо, рыба, молоко,
Колбаса, сыры, бекон,
Лошади, быки, бараны,
Блеянья, мычанья, брань и
Шепот, крики, заверенья,
Пыль, жара, ни дуновенья.
Площадь улию подобна,
Но не так здесь всё удобно
И людской круговорот
В хаосе своём живёт.

Утомлённый наш герой
Средь базарной мостовой
Вещь-мешок снимает с плеч,
К люду обращает речь:
Слушай тысячный базар!
Приношу свой первый дар!
Искуплю грехопаденье,
Перестройкой поведенья!

И рассыпал свой мешок.
Самородки, порошок
Обеззвучили толпу.
Ослепил глаза на лбу
Этот жёлтый блеск в пыли,
Где крупицы залегли.

Подходите бедняки –
Протянув им две руки,
Ваня золото горстями
Рассыпает по крестьянам.
Паралич толпы исчез,
Задний наперёд полез.

В тот же незабвенный вечер
В рубрике “Ловите вечность”
 “Дейли ведомость” писала:
Чудаков, каких немало
Видел современный свет,
Но такого вроде нет,
Новый Форд-Рокморганфеллер
С жесточайшего похмелья
Вздумал шуточки шутить
И себя повеселить.
Баловство икслионера
Вылилось в такую меру:
Сорок восемь мертвецов,
То бишь братьев и отцов,
Женщины соборовали,
Двести восемьдесят сдали
По ближайшим лазаретам
Без руки, ноги, скелета.
Был один такой калека,
Что ума лишился лекарь,
Остальные не схотели
Даже посмотреть на тело
Этого Исказимордо.
Вылечить его аккордно
Нанялась одна знахарка,
Но такую нам не жалко.
Трое ж без вести пропали,
Как их только не искали.
Ни вещей, костей, ни духа,
Может быть, найдут по слухам,
Но об этом в раз другой.
Наш же сказочный герой
Жив остался еле-еле.
Правда, кости уцелели
И исчез он в неизвестность,
Будем думать в ту же местность
Из которой и явилась
Нам на свет такая милость.

Опыт, опыт, только опыт
Тот, что лично вами добыт,
Учит, учит в мире жить
И тем миром дорожить.

Ладно, первая попытка
Завершилась страшной пыткой
Для людей и для меня.
Не че на себя пенять.
Покажу чего я стою.
Я на золото построю
Дом для просто престарелых,
Две столовых, где в тарелках
Будут суп им подавать,
Мясо жёсткое жевать.
А ещё построю баню,
Бар, бассейн, хлебопекарню
И другие учрежденья
Для людского развлеченья.

Полон мыслей этих шёл
И тащил вновь вещь-мешок
Ваня драный-передраный
С незатянутою раной,
Как на сердце, как на теле,
Только мысли Ваню грели.
Взяв высокий перевал,
Встать решил он на привал
И сварить горячей пищи,
Чтоб дошёл богатый-нищий
Из повторного похода
До несчастного народа.

У потухшего костра
Он лежит уже с утра.
Из пролома в голове
Каплет кровь на белый свет,
На мешок опустошенный,
Котелок, что с кашей пшённой
Чудо запахом своим
Малых птичек приманил.
И отбросив клювом страхи,
Поедают кашу птахи.

Но следы трёх человек,
Что остались на траве,
Говорят, что эта повесть
Не окончена на вовсе.