Нефритовая книга 2 октябрь
http://www.stihi.ru/2017/10/06/7164
==================================================== Диана Беребицкая
http://www.stihi.ru/avtor/bemik
*** Вечер в Кейсарии
Бриз играет, брызжет, окрылён
Полнотой стихийного язычества.
Дым по небу бархатным углём
Написал пейзаж урбанистический.
Линии электропередач
Достигают кровли перелатанной,
В облака впиваясь, шпили мачт
Стынут современными атлантами:
Птиц ночных нечаянный причал.
И, потрескивающий цикадами,
Мрак, готовый вспыхнуть невзначай.
Глыб, кувшинов с бёдрами покатыми,
Торсов, обломившихся колонн
Ледяное ладожское месиво.
Круг. Центростремительный уклон.
Лоно, затопляемое месяцем.
Камня отшлифованного лак.
Хруст ракушки. Дрожь коленной чашечки.
Цирк амфитеатра – спил ствола
Медленным забвением сочащийся.
Разбежались, замерли круги,
И, зажат подмышками - форзацами,
Так звучит окаменевший гимн
Брошенной сюда цивилизации.
Брошенной – лягушкой в хлябь пруда:
Вязкий всхлип, переходящий в блеянье –
Хриплый, блюз фатальных неудач,
Бережней сокровища лелеемых.
*** В ожиданье скорого суда...
В ожиданье скорого суда
Две ладони – яликом.
Надкусив, швырнула нас судьба,
Как ребёнок – яблоко.
Запах мёда в воздухе иссяк,
Позабылась трапеза.
Лист сухою стружкой завился,
Край – каймою траурной.
Гордость навсегда уязвлена –
Изнывает, бесится.
Силы убывают, как луна
На исходе месяца.
*** Надвинулся последний вечер
А.Л.
Надвинулся последний вечер.
Вокзал. Пустынность суеты.
И циферблат часов подсвечен
В бессвязных сумерках. И ты
Потерянно и оглушённо –
В зрачках распахнутых огни –
Беззвучно стынешь или стонешь,
Рассудок силясь сохранить.
Луна глядит окаменело,
И в сухость воспалённых век
Впивается безумно-белый,
Невыносимо- яркий свет.
Судьбу, сжимаясь от позора,
Ты прочитаешь наизусть,
И глаз драконий светофора
Сморгнёт внезапную слезу.
От неожиданности вздрогнет
Живая стрелка на часах,
И впереди – одна дорога,
Её отчаянье и страх.
И зазвучит, теперь повсюду
Тебя преследуя в пути,
Сквозь репродуктора простуду
“Славянки” хриплое “прости”.
*** Луны лекарственно-желтые
А.Ш.
Луны лекарственно-желтые
Не помогают уже.
Тянется, ластится шелково,
Шарит в кромешной душе,
Ширится, щерится, щурится, -
Корчишься, словно прошит, -
Света голодное щупальце,
В сердце врастающий шип.
В простыни мертво впрессованный,
Комкаешь грубую бязь.
Не отпускает бессонница,
В ворот у горла вцепясь.
Стражем мучительной участи,
Казни не зная иной,
Вяжет силками паучьими,
Смертной, кандальной виной.
Зреет под лунными линзами
Знанья безжалостный яд:
Будешь полжизни зализывать
Совести рваной края.
==================================================== Елена Касьян
http://www.elenakasyan.com/
http://www.stihi.ru/avtor/pristalnaya
*** Ты водил м, за три еня за три моря пустыни...
Ты водил меня за три моря, за три пустыни,
На моих подошвах – и пепел, и соль, и глина.
Я была у тебя самой смелой и самой сильной –
Оловянный солдатик, упрямая балерина.
То волной, то рябью идёт голубое небо,
Заштормит, а после схлынет неторопливо.
Вот лежит моя жизнь усталой блестящей нерпой,
Истекает любовью, ждёт своего прилива.
Для неё у памяти есть миллион уловок,
Никогда не знаешь, каким гарпуном заденет.
Уплывай, родная, прилив будет так недолог,
Дни короче, темнее ночи, длиннее тени.
Ты собой латала неровности во вселенной,
Заполняла прорехи мира своей надеждой,
И могла быть немного проще и веселей, но
Ты была у меня самой глупой и самой нежной.
Моя хрупкая жизнь, моя бесконечная малость,
Я гляжу на тебя в обе стороны от причала,
Чем бы это ни кончилось, где бы ни оборвалось,
Всё равно это только начало, только начало.
*** Как-то всё уладится...
Как-то всё уладится, заживёт.
Я уже давно тебе не пишу.
Вот ещё один пролетает год,
Словно нераскрывшийся парашют.
Как-то всё уладится, не впервой.
Мы проснёмся прежними в январе,
Снег лежит непуганый, молодой,
Лепят бабу снежную во дворе.
Отчего же муторно, отчего
Засосёт под ложечкой поутру?
Человек – забавное существо:
"Все умрут, а я один не умру".
Распахнутся белые покрова,
Город снегом намертво занесён.
Мы опять неправы, а жизнь права,
Потому она побеждает всё.
Потому не думаю наперёд,
Никуда по-прежнему не спешу.
Парашют откроется, снег сойдёт,
Я тебе когда-нибудь напишу.
*** Яблоко
Август ещё обещает немного тепла,
Лампа ворует у ночи кусочек стола,
Ветка стучится в окно, за окном темнота.
Выглянешь – улица та, и как будто не та.
Думаешь, кончилось лето – такая печаль...
Лета не жаль, а себя прошлогоднего жаль.
Птица всё падает вверх, только яблоко вниз,
Будет похоже на смерть, а окажется жизнь.
Будет похоже на явь, а окажется сон,
Кто не умеет проснуться, к утру обречён.
Это такая игра, но без правил, вообще.
Что мы за люди, не видим понятных вещей...
Я тебе яблоко, я тебе радость и боль,
Я тебе музыка, я тебе страх и любовь.
Видишь, внутри у меня осыпается сад,
Время проходит на ощупь, насквозь, наугад.
Яблоко снова и снова срывается влёт,
Птица парит и попутного ветра не ждёт.
Всё повторяется, всё прорастает опять –
Нет ничего постоянного, нам ли не знать.
Нам ли не видеть, какие вокруг миражи.
Что мы за люди, никак не научимся жить...
Лето созреет к утру, словно липовый мёд,
Сердце нальётся, как яблоко, и упадёт.
*** И двор пересекая...
И двор пересекая по прямой
Сквозь сумерки и долгую усталость,
Подумаешь, как странно, боже мой,
Глядеть на то, что от тепла осталось.
Как будто оглянулся – и зима,
Как будто зазевался – и накрыло,
Как будто ничего не понимал,
А всё так ясно и прозрачно было.
И вспоминаешь азбуку молитв,
И забываешь давнюю беспечность,
Пока деревья стонут из земли,
Пока душа пускает корни в вечность.
*** Календарь облетает...
Календарь облетает страницами.
Скоро снег, говорят, скоро снег.
Что тебе написать из провинции,
Что тебе рассказать обо всех?
Как мы множим свои обещания,
Как мы делим свои холода...
Что тебе написать на прощание,
Кроме "помню", "прости", "никогда"?
Как беспечно взлетали и падали,
Как устали, кого ни возьми...
Посмотри, как мы выросли. Надо ли
Говорить, что остались детьми?
Здесь такие же сумерки ранние,
Здесь почти уже всё замело,
И легко себя чувствовать маленьким,
Если лбом упереться в стекло.
Здесь деревья немые и голые
Населяют, как призраки, сад,
И взлетают почтовые голуби,
Чтоб уже не вернутся назад.
Но пока наше время не выжжено
И упрямая птица кружит,
Напишу, что мы всё-таки выжили
И, бесспорно, намерены жить.
=================================================== Наталья Разувакина
http://www.stihi.ru/avtor/nkaplenko
*** из Питера домой
мокрая железная дорога
мост кошачьей выгнулся дугой
берег это неба очень много
над водой над маленьким тобой
берег это камушки цветные
в небо перезрелое глядят
стук колес как рифмы составные
путь домой не значит путь назад
к берегу веселому иному
камушки рассыпаны кругом
Гензель-Гретель где дорожка к дому
где он этот берег этот дом
на Неве на Ангаре на Каме
будешь ты единым небом сыт
поезда летят над облаками
а внизу сентябрь моросит
Лисичка-девочка
Влачится песенка моя
лисёнком раненым.
Дорога, тропка, колея -
судьба-окраина.
Ни перекрёстка, ни норы,
следы раскрашены.
Большого города нарыв,
иди - не спрашивай.
Здесь чумовые вечера,
и лбы натружены,
здесь СМСки, как вчера, -
подъеду к ужину.
Здесь пуговицы площадей
страшат количеством.
Здесь царствуют пять-шесть идей
и - электричество.
Туда, где сумерки тихи,
перенеси меня.
Присни мне синие стихи
и сосны синие.
Не смею большего просить -
прошу по мелочи.
Прости, прости меня, прости
лисичку-девочку.
Переведи через Майдан,
войну и засуху...
И навсегда,
и навсегда
возьми за пазуху.
*** Стоишь - чужая, злая, испитая...
Стоишь - чужая, злая, испитая. Растрёпана, растеряна, больна. Ещё вчера была одна шестая, сегодня - одинёшенька-одна. На брачный пир неправильно одета, да курево.. Не ладан, не "Шанель". Но мальчики - солдаты и поэты - с небес раскинут белую постель, и снеговым согреют покрывалом, и ототрут запёкшуюся кровь. От сердца, от подола отрывала - они к тебе вернулись под Покров. Не узнаёшь - и ладно, им привычно. И дважды никому не умирать. Зато оттуда видится отлично, что ты лицом - ей-Богу! - Божья Мать.
*** У времени - язык раздвоенный
У времени - язык раздвоенный.
Международный. Всепогодный.
Его шифрованные воины
Размажут грязь по небосводу,
Овладевая человечеством
Спокойней голода и мора.
Чей взгляд огнём болотным светится
Из преисподней - с монитора?
Пройди по лучику, по волосу,
В ушко игольное - травинкой.
Мою любовь запомни с голоса,
Быльём заросшую тропинку,
Где благодать над небом светится,
И на качелях, золотая,
Летит трёхлетняя волшебница
И Анну Герман напевает.
*** Черёмуха
За домом лодка перевёрнута.
Над ней тенистая черёмуха.
Вдвоём - на днище, будто в комнате.
В тринадцать лет любовь без промаха.
Там на меня в упор, по-взрослому
Глядело лето черноглазое.
Пацан в рубашечке с полосками
Хаджи-Мурата пересказывал,
Чтоб не молчать, чтоб я не слышала,
Как ходит кровь шагами-стуками,
Как самолёт скользит над крышами
И как меня зовут-аукают.
Блаженна ягода незрелая!
Об этом счастье, этой боли
Ещё не жившие, несмелые
Мы знали всё, и даже более.
Афганистан влечёт романтикой,
Чечня поёт в лиловом платьице...
Того стремительного мальчика
Разлука-родина не хватится.
И ничего, что сердце вынуто.
Зато - без прошлого, без промаха.
В прицеле - лодка опрокинута,
И всё черёмуха, черёмуха!..
==================================================== Созерцающая Много Раз
http://www.stihi.ru/avtor/izvrachenka
*** из голубой ладони пить
из голубой ладони пить,
сидеть в шезлонге на террасе.
смотреть, как паутины нить
край неба силится украсить.
как голос твой, пронзив насквозь,
меня пришпиливает к стенду.
я может выживу. авось.
нарушив древнюю легенду.
что только так приходят из
других невнятных измерений.
к моим губам лицо приблизь,
чтобы увидеть светотени
перелицованного дня -
с изнанки все немного звери.
я знала, здесь иных казнят.
или что хуже - им не верят.
*** на фоне
пора лояльности плодов.
по подбородку сок стекает.
не слышным время подошло,
став незначительной деталью
на фоне круглого стола.
оса увязла в винограде.
смешно тебя не целовать
на солнцем залитой веранде.
созрело лето и горчит,
почти становится болезнью.
зажатой бабочкой в горсти -
последней в августе,
последней.
где выжат свет на мой живот -
половозрелое бесчинство.
голубоглазое тепло
течёт по ветке
материнской.
ладонь оглаживает бок,
урок по памяти усвоен.
но так легко и хорошо,
что всё закончится
любовью.
*** да ну её, эту рыбалку
да ну её, эту рыбалку!
смотри, как плывёт за бортом
чудесное тело русалки
с чешуйчатым сомьим хвостом.
ты видел когда-то такое?
лилейные грудь и живот,
и солнце блестит золотое.
блестит под водой, но не жжёт.
поймать бы её, молодую
на звон колокольной блесны.
русалочий голос тоскует
по грубым ладоням шексны.
но там, где закончатся всплески,
в пределах обычной реки
по-щучьи
надсадно и резко
цепляют за горло крючки.
*** стоять и слушать поезда
стоять и слушать поезда,
их расписание живое,
колёсный стук туда-сюда.
стоять и чувствовать.
другое
здесь время.
соразмерный звук
душе,
стремящейся повсюду,
увидеть сферы полукруг.
и ощутить,
как мал и узок
периметр жёсткий,
где вокзал
перекликается с перроном.
- о бытие ты всё сказал,
теперь - о боге эталонном.
и шум, и гул, и тишина,
всё существующее - вечно.
холодных стоек белизна
на фоне речи человечьей.
спешащих
окрыленный взгляд,
их вера в ручку чемодана.
всего дотронуться -
гудят
густые воды иордана.
и начинается отсчёт
эпох других,
где дым белёсый
от неизбежного спасёт...
туда-сюда
стучат колёса.
*** ночь вомбата
ночь вомбата. тишина.
на холщовом одеяле
светит звёздочка одна,
остальные подустали.
тихо тренькает сверчок
на краю твоей вселенной.
душу гложет червячок -
вроде мал, но тяжеленный.
отчего судьба одним -
свет дневной, любовь до гроба.
эскимо по выходным,
города и небоскрёбы.
у тебя - нора и лес,
поле с речкой и коровник.
на суровой нитке крест,
и с оскоминой крыжовник.
==================================================== Ларки (Наталья)
http://www.stihi.ru/avtor/nnlarky
*** Спой мне
Спой мне, как в пойме большой реки
после ухода остаются кораблики...
Вон один такой растеряха на тонком шпиле,
остальные за мамкой-рекой уплыли.
Я рискую с моста на полном ходу - к нему.
Подлететь: ну, маленький, почему?
Разглядеть глаза - дождевые капли,
перья поворошить.
Кто ты есть-то - журавлик? цапля?
нам с тобой ещё жить да жить.
Только бы ветер слышать, да небо помнить,
а пока - у меня земля, у тебя вода.
Ну а что летать разучились -
полно,
это не навсегда.
*** Неверное
Как безмятежно спится в дождь
Отяжелевшей старой вишне.
Ей, верно, снится сон давнишний,
Что тянет лодочки ладош
Ему, любимому, навстречу,
А он, смеясь, целует плечи –
Ну как себя убережёшь…
Обманно в сторону смотрю
И вру о будущем отважно
(едва спасает холод влажный),
И говорю с ней, говорю...
А по щекам поток горячий,
Но дождь моё коварство прячет.
Её не станет к сентябрю.
*** Про чудо
Посреди огромной лужи -
Больше моря раза в три! -
Что-то фыркало снаружи,
Надувало пузыри.
Головой качали люди:
- Снова Чудо? Нелады.
Гнать его к такой-то Юде.
А за шторами воды
Проступал сюжет из линий,
Чуть заметны и легки
В каплях неба синих-синих
Разлетались васильки.
Взять бы их да огорошить,
Мимо лужи проходя:
- Вот смешные… Это ж лошадь.
Просто лошадь из дождя.
*** Про сову
В белый город залетела
белая сова.
Пела в парке опустелом
белые слова:
белый снег, зима, медведи,
мята, молоко.
Стало жить на белом свете
тихо и легко.
Вдруг подумалось, что если
этот снег летит,
значит, где-то отпустило,
больше не болит.
Шло кино в оконной раме
«Ночь над мостовой»
в самой главной роли с самой
грустною совой.
*** предновогоднее
День какой-то короткохвостый,
Только высунулся – и нет.
Я стояла на перекрёстке,
Ожидая зелёный свет.
Свет - понятие ключевое
Очевидности вопреки.
Сквозь бензин - мандарин и хвоя
Пробивали свои ростки,
И во мне пробивалось тоже:
Мир - нелепая беготня,
Я до ужаса непохожа
На бегущих вокруг меня.
Захотелось обнять и плакать…
Ух ты, жёлтый давно погас.
Под колёсами грязь и слякоть.
Ну и ладно, не в этот раз.
==================================================== Душа Рыбья
http://www.stihi.ru/avtor/vrubanika007
*** гуттаперчевые пальцы тоски
Гуттаперчевые пальцы тоски
Запускаю в серебрянку волос
Тощим ангелом встаёшь на мыски
И стоишь как будто к небу прирос
Разливали разговорчивый чай
в тесной комнатке о чем
Ни о чем
Убывала теплота у плеча
Прибывала темнота за плечом
Плыло облако и месяц худой
на цепочке с небосвода свисал
Пили плакали ходили гурьбой
посмотреть на одичалый причал
Пенелопа не ждала одиссей
Не насвистывал сверчок
дурачок
Желтоглазая богиня полей
Отсыпала ей глаза в кулачок
Как кольцо из одуванчика блажь
Как пойдешь рыбачить выловишь ложь
Дал бы голоса да только не дашь
И стоишь как будто к небу идешь
А подснежная земля горяча
Что ты думаешь о чем
Ни о чем
Что ты молишься на холод плеча
Что ты славишь темноту
за плечом
*** борода дона хуана
Борода донхуана колечками от гардин
опускает мне веки
и гирьки на них кладет
счастье это когда ты карминовый как кармин
и зеленый как зелень
когда ты кому-то - тот
кто счастливее нас пусть жеманно метнет парфе
в наши юные лица
застывшие словно воск
я парю словно птичка над брызгами хуанхэ
борода сновидений походит на снежный трос
вот мы жарим каштаны
я трогаю их рукой
это что-то такое не мягкое или мя
киш молочный напыщенный дрожжевой
борода сновидений врастающая в меня
вот я вышла из тела
меня поглотила мгла
лошадиных хвостов
их волнисто-воздушных грив
а потом мне приснилось что я тебе дочь родила
прямо в офисном кресле
в обеденный перерыв
мы назвали ее то ли девочка то ли дочь
и по праву она
захватила планктонный трон
борода донхуана не кажется бородой
если ты на ней едешь
в свой самый счастливый сон
*** маленькая молитва
...или претензия на нее
*** на Алино крещение
Господи Боже, смиряяй и возносяй. Я, как и все, разучилась Тебе молиться. Я, как и все, забываю родные лица, хлеба не жду - умоляю подать на чай. Господи святый, избави да отведи. Старица, милая, спрячь мою дочь в каморке. "Грех первородный", "Бесята снуют в подкорке, вот твоя дочь и кричит от святой воды"...
Господи сущий, я дую в дверной проем с силой борея, кусая от страха губы. Так, Господин, Твои ангелы дуют в трубы и восстают, пока мы им хвалу поем.
В белом подризнике худенький иерей, глаз голубых не сводящий с молитвослова, мне рассказал, что вначале Ты молвил Слово - ключ, открывающий тайну любых дверей. Что же обрящет стучащийся в немоте? Лоб вытираю карминовой плотной тканью. Там, за дверьми, я Тебя осыпала бранью. Господи, да не остави мя в темноте.
Не откажи, да пребудем в Твоей любви, Господи наш, вспоминаемый чаще всуе. Спящую дочь по ступеням Твоим несу я,
не поднимая чернеющей головы.
*** без голоса
Мы, конечно, уйдем. Из своей постели
Каждый встанет, второго за взмах руки
Так держа, что отчетливо побледнеют
Пальцы, губы – белей муки.
Только прежде позволь дошептать, доплакать,
Домолоться в прижизненных жерновах
Как пшеничное зернышко,
Рухнуть в слякоть
О семи своих головах.
Голос вырвется, дрогнет, умрет, безвольный,
Станет блеклой травинкой, цветком - ножу.
Подержи меня крепче, пока мне больно,
После – я тебя подержу.
Извиваться Нагайной в зубах мангуста,
Пить отравленный воздух, ползти по дну…
Обними меня крепче, пока мне пусто,
После – я тебя обниму.
Мы, конечно, уйдем. Из своей могилы
Каждый выдохнет горькое: спи, прощай.
Будто звон колокольчика, шелест ивы...
Нет, объятий не размыкай.
Все придут посмотреть, как луна погасла,
Как по чуткой границе морского сна
Заструилась медянкой, топленым маслом
Предрассветная тишина.
А пока вьются тени: закат громоздок.
Пеной жаться к ногам твоим, видеть сны...
Так молчание сладко, так терпок воздух
земляничной твоей страны.
*** Реалин
«По-моему, Офелия в этой постановке получилась самой разумной из всех собравшихся»
(с)
Вчера на меня кто-то смотрел, я не знаю имени.
Вчера приходил ко мне кто-то, не помню лица.
Я крутилась на стуле, как Люси, мечтавшая о бабуине,
в поразительной коме от курицы и яйца.
Не фроловская "дурочка", крест те, и не Офелия.
Только контры с реальностью, Босх бы ее побрал.
А когда в темноте на Офелию мы смотрели,
Говорили: корпускул света случайно в нее попал.
Застрял.
Бормочу в темноту: «Это, братцы, игра такая:
Покажи, что живой - сразу станешь противен.
Нет пруда – дожидайся же Аннушку близ трамвая.
Все отдай: горсть юаней, рублей и гривен,
Только чтобы исполнила все как надо.
Чтобы больше нигде не болело, флэшбэком не накрывало,
Разве только ночной прохладой.
Немой прохладой
Убаюкивало, ласкало,
Целовало в темечко головы несношенной,
Чтоб ее, осатанелую, в руках баюкало.
Снится мне, как шагаю по травке-муравке скошенной,
А голова моя, вот как есть, украшает верхушку пугала.
Говорю ей:
«Что ж я, Господи, такой у Тебя нескладный?
Некрасивый такой, непутевый да нелогичный?»
Но чудит Чудотворец. Приладит башку – и ладно.
Что теперь тут плакаться истерически.»
Входит доктор. Плюется. Снимает халатик бежевый
С белоснежной подбивкой - папайя и молоко.
Он торгует реальностью. Дорого, долго. Бережно
Расфасовывает в пакетики. Доктору нелегко
Утверждать: «Ты, кобыла, по-русски заигогокаешь»,
Разжимая мне челюсть лопаткой от эскимо.
Я сдаюсь. Реалин методично мешают с брокколи,
Обещая к утру воскрешение и хамон.
Я давлюсь порошком. Запиваю и, честно, пробую
Притереться к мортему и женщине с бородой.
Тщетно.
Крутится стульчик, гляжу пучеглазой воблой я.
Зачехляй инструменты, доктор. Бери папайю.
Иди домой.
==================================================== Тина Незелёная
http://www.stihi.ru/avtor/rnjz987
*** Я снова набираю высоту
Я снова набираю высоту...
кириллицей...Затюканное дельце.
Не верит слову тот, кто за версту
в нём чует и злорадство и злодейство.
А мне плевать. Ну, здравствуй, алфавит.
Как витаминки - азы, буки, веди,
добро...Неустановленный лимит.
Бока сугробов - белые медведи
лоснятся тишиной и чистотой.
Дыши и ты, пробелам слепо веря.
Парить над белой взлётной полосой -
над зимней шкурой выжившего зверя -
безмолвия...И надо ли делить
её на два катрена и припева?
Дыши на стёкла, время растопить
морозные узоры. Сердце? Слева.
*** заведу себе кошку
заведу себе кошку - шпротину
пусть от пуза и ест и спит
и стихов своих тягомотину
заведу за черту обид
подоконнику одиночества
заведу по стаканам лук
зеленеет пусть, если хочется
заведу ему солнца круг
а потом вечерами - дачками,
занавески флаг теребя,
упиваясь вина заначками,
заведу себе не тебя
*** тридевятое царство моё
«каждый охотник желает знать…»
тридевятое царство моё
уместить на ладони, услышать -
пересвистывает снегирьё,
снег лохматый гнездится на крыше...
здесь давали дождям имена
и хранили молчания слитки,
бересты запалив письмена,
грели небо – промокло до нитки
на задворках свистели весну,
как весёлую гончую суку
и ловили на солнца блесну
ненасытную рыбу разлуку
наезжала охотничья рать -
жажда плоти ли, мести, трофеев,
да охотник, желающий знать,
не остался среди берендеев -
тридевятое царство моё
уместить на ладони, услышать -
пересвистывает снегирьё,
снег лохматый гнездится на крыше...
*** наглядное
что-то ночью шкрябало на воле-
ветка о стекло или зверёк,
за окном всё тот же лес да поле,
лобзиком выпиливает бог
дырочку луны, фанерой гнётся
небо и опилки серебром,
где ещё нагляднее придётся
"свет в конце туннеля" за окном
вдруг увидеть, ёжась, улыбнуться-
ровно вырезает, словно блюдце-
хлынул свет по самый окоём...
==================================================== Настя Романькова
http://www.stihi.ru/avtor/nimfea
*** клошар и кошка
ну а лето такое - обняться и не дышать
под мостом рядом с мусорной кучей сидит клошар
гладит спинку кошачью болезненно тонкой рукой
он вчера, как на грех, подобрал с мостовой
лихорадку в случайном свёртке - казалось, там хлеб
-как ты думаешь, кошка, возьмёт Он меня в подмётки?
кошка фыркает: мне что за дело. пойду за селёдкой
на Сент-Оноре
лихорадка приходит ночью к его изголовью
незаметно целует в покрытый испариной лоб
(это чувствуешь, будто бы в кость забивают гвозди)
кошка видит её насквозь, говорит между прочим
- ты не зарилась бы, дорогая, на добрых людей
не была бы бесплотной - не ушла б от моих когтей!
лихорадка в ответ хохочет
кошка думает: ладно бы, карма, дожди, жандармы -
от своей доброты он, похоже, совсем ослеп
этот мальчик и прошлую жизнь провисел под мостом в петле
за чужие грехи
а кого я любила сама, не считая селёдки?
что же, струшу сейчас? девять жизней - и лишь одна тень
да и та подыхает в полдень...
давай же, вперёд
а не то он умрёт ведь
лихорадка приходит ночью, шаги тихи
со стены ей на спину кидается чья-то тень
*** над Парижем чаинками чёрные птицы кружат
над Парижем чаинками чёрные птицы кружат
под мостом
кошка скалится маленькой каменной пастью в синь
вдоль по берегу, руки в карманы, гуляет клошар
Сена после болезни стала казаться ещё красивей
да и лето такое - обняться и не дышать
на тайной земле
гигантская женщина вытуживает Тайланд
леса пригибают голову, льются рыбы
отошедшие воды вбирает в себя океан
и благостный белый Будда глядит с горы
тяжелая и нежнейшая поступь слонов
немые любовники, инсталированные в закат
луна, что, качаясь, сияющей колеей
венчает мои золотые ворота в ад
картинки ходячие, новую встретив смерть,
изрезаны и перемешаны, ждут в руках
и наше молчание стало точней, чем серп
над рисовым полем склоненного старика
*** молитва
Чтоб оказаться на небе, однажды ты сам превратишься в дым;
люди разводят костры, и как знать, кто последний из нас войдёт,
славя богиню, в высокий огонь, до восхода седьмой звезды
выдохнув душу, как в вечность, в огромный рот.
Тело её горячо, и она между бёдрами нас печёт.
Осень - краснеют ладони долины, в них капает кровь и жир.
Бабка твоя говорит (ты не веришь старухам пока ещё):
"Чтобы наесться, Она сотворила мир".
Это она сотворила коней и безгласых слепых возниц;
рыб, почерневших от ветра - в глаза им продета стальная нить;
женщин, что злились и грызли друг друга, когда их любил один;
море, омывшее стены своих гробниц.
Что же, богиня, взгляни на народ, что умрёт по твоей вине.
Помнишь, пустыню сжимала в горсти, и не знала, куда вести их?
Знаю, что помнишь, но это не страшно, ведь нас не накажут, нет.
Встань на колени, с улыбкой молись той, кто всех их тебе простит.
*** джек
мир затянуло в воронку, что крутит меня внутри
я изгибаю пространство, где ты, я сужаю свои круги
диктофоны во мне помнят всё, что ты говорил
сигналы тревоги во мне повторяют - беги
Джек - совершенное тело, пират из кино
каждый твой жест полосует меня, как плеть
Джек, это жесть, я хотела бы просто стоять за твоей спиной
и незаметно касаться губами плеч
после - понять, погубить, посадить на себя, на свою иглу
выпустив щупальца, всеми тебя обвить..
быть благородной, уехать, не тронув тонких надменных губ
Джек, это было признание не в любви
*** нити
Мы не люди с тобою, мы пуговки из пластмассы, что надёжно пришиты к изнанке чужой одежды; не живём, но нужны по задумке - пока мы держим с лицевой стороны тех, кто выше и ярче нас. Мы не люди, и самый великий из нас - хранитель, донор силы, акцептор боли, иглой пропорот; я же вижу - ты тоже чувствуешь эти нити, когда Кто-то идёт на ветер, поднявши ворот.
И когда ты подходишь ближе, пряча ножницы или бритву, наверху погибает в битве тот, кого я всегда хранила; он внезапно теряет силу, и срывается под копыта бледный рыцарь, но я не вижу - лицевая от глаз сокрыта. Выдирай эту нить с корнями, я хочу обрести свободу! Подымаешься спозаранку, собираешься на работу, я харкаю на простынь кровью, зажимая рукой живот. Надо мною Портной садится, зашивает смешную ранку; поднимается бледный рыцарь - а могло быть наоборот.
Мир окрашен пунцовой краской; словно репку из детской сказки, нити тянут меня - живи, мол, не кричи, а ищи ответ. А научишься жить, как львица, как Арджуна, вставать и биться, куртку вывернут наизнанку, и тогда тебе будет свет.
==================================================== Татьяна Шкодина 2
http://www.stihi.ru/avtor/kamikadze1
*** Повелитель снов
«Во сне можно делать все то, что захочется»
(Е.Евтушенко)
Знаешь во сне, что спишь. Странное состояние –
Кажется, за спиной дышит стена воды.
Тронешь – и рухнет вниз. Что создавалось ранее –
Смоет большой волной. Даже твои следы.
Прежний знакомый мир как-то внезапно рушится,
Ты уже вне границ, сны переходят в явь.
Ты повелитель снов. Море послушной лужицей
Ляжет к твоим ногам. Можешь пуститься вплавь,
Можешь творить своё, так, как велит фантазия,
Можешь чудить вовсю – кто тебе запретит?
Можешь легко достичь полного безобразия.
…И под конец создать собственный алфавит.
*** В старом доме...
В старом доме - плюшевые коврики,
Скатерть с бахромой, горшок герани…
Треснувший стакан на подоконнике
Радугой расцвечивает грани.
Дачный инвентарь – лопаты с тяпками –
Грудой свален в узенькой кладовке.
Пчёлы медитируют над грядками,
И бельё трепещет на верёвке…
Там, где детство пузырями мыльными
Вышивает платьица из ситца,
Стрекоза звенит в полёте крыльями,
Чтобы на мгновенье с небом слиться.
Тает вертолётик в небе маленький
Под лучами дремлющего солнца…
Старый дом причудливой мозаикой
В тысяче фасеток остаётся.
*** Как странно...
Как странно… Дается легко – и теряет вкус
Любая мечта, если гнаться за ней не нужно.
Вот раньше горели глаза, учащался пульс,
Когда возникала она – высока, воздушна…
И чем недоступнее цель, тем желанней приз.
Такой первобытный азарт «богачам» неведом.
Как только срывалась звезда и катилась вниз,
Настойчивый шепот желаний катился следом.
Теперь у любого желания есть цена.
А чем заплатить - узнаётся по ходу пьесы.
За все, что имею, послушно плачу сполна,
Билет на руках, по маршруту змеятся рельсы.
Плохое? Хорошее? Было. Не зачеркнуть.
Желания гаснут, не выдержав звездопада.
А в детстве для счастья хватало совсем чуть-чуть:
Сиреней в цвету и пузыриков лимонада.
==================================================== Ёлка Моталка
http://www.stihi.ru/avtor/elkamotalka
/Последнее стихотворение на странице датировано 2004 годом/
*** Прощальное
No woman - no cry
Ты - девочка для встреч, не для прощаний.
Ты улыбаешься так тонко, но уменья
Остаться соблазнительной сквозь слёзы,
Которым так блистательно владеют
Актрисы из военных кинолент, -
Ты лишена.
Ты плачешь некрасиво.
Я думаю, Создатель испугался,
Что одарил тебя такой улыбкой,
Которой со времен Его Марии
Никто из смертных женщин не владел,
И, испугавшись, Он решил, что плакать
Тебя учить не будет.
Плачь, как хочешь.
Но ты, подумав, выбрала другое:
Не плакать.
Оставаться совершенной.
Перехитрить Того, кто всех хитрей.
Вот почему ты не пришла прощаться.
Я не сержусь.
Я вспоминаю голос.
Неровный почерк.
Волосы.
Привычку
Чуть нервно сдергивать перчатку с пальцев...
И, глядя на вагонное стекло,
Я вижу капли,
Влажные тропинки,
И это плачет за тебя Мария.
Да, эти слезы всех других прекрасней.
Но есть и горше.
Есть.
И эти слезы
Сейчас стекают по моим щекам.
*** по Фонтанке
Нужно подумать о чем-то хорошем.
Я же когда-то о лете писала.
Выпустить книжку бы, в пестрой обложке!..
Город, простроченный швами каналов,
От межсезонья уставший, неряшлив:
Мятое небо опять наизнанку.
Некуда деться от холода, даже
Если бежать и бежать по Фонтанке,
Спрятавшей все прошлогодние слезы
В мутных, по-мартовски жгучих протоках...
Ах, написать бы о чем-то серьезном!
Только опять получилось про то, как
Мерял ладонью от носа до пяток,
"Ну-ка проверим: щекотки боишься?"
А в потемневших глазах – "я тебя так..."
Глупости. Срочно подумать о книжке.
Хмурый издатель отложит страницы,
Глянет привычно на карточку в рамке,
Выйдет из дому, вздохнет, разбежится
И улетит в темноту над Фонтанкой.
*** ночью на кухне (путанно)
Пальцы бездумно терзали спички.
Спички ломались. Срывался голос.
Не уходить, не закрыв кавычки, -
Это такая мужская гордость?
Мне монотонно стучались в уши
Доводы, сложные, как оригами.
Я ничего не хотела слушать,
Я закрывала лицо руками.
Я вспоминала промокший Питер,
Где захотела в тебя влюбиться.
Я бы не стала, но подлый свитер
Так замечательно пах корицей.
Да, целовал, целовал с избытком,
Было заметно: вот-вот устанешь.
Каждый не наш поцелуй как пытка –
Что ты об этом, мой милый, знаешь?
И расплывались слова без смысла
В чашке с остывшим ненужным чаем.
Ты понимал, оттого и злился.
Звякала ложечка. Ночь кончалась.
Палец по скатерти мазал слякоть,
Кашу из горьких ночных открытий.
Мне так банально хотелось плакать
И целовать твой дурацкий свитер.
*** 28 строк
Застынет в сахаре река.
Горячей станет
Моя замёрзшая рука
В твоём кармане.
И, слава Богу, кончен год.
Не отвертеться.
И спелым яблоком вот-вот
Сорвётся сердце,
Солёным лунным кипятком
Ошпарит веки -
Мы расстаёмся так легко
И так навеки,
И так не в счёт шершавость щёк
И губ бумажность,
Как будто я тебя ещё
Хотя б однажды,
Как будто время - снежный шар
На медном блюде,
Как будто мы вольны решать,
Что с нами будет.
Последний лестничный пролёт.
Всё так нечестно.
Слегка потрескивает лёд
В ковше небесном,
У Водолея на плече
Сидит комета.
А ты еще любимей, чем
Казалось летом.
*** нестерпимо летнее
Это просто июнь, и усталость чуть-чуть заметнее.
Я сдержалась бы и до осени, только незачем.
Босоножки и платья мои нестерпимо летние,
Так что можешь теперь меня целовать в предплечие.
Ты же знаешь, я по утрам невозможно нежная.
Мне так мало твоих торопливых прощальных... Господи,
Я устала твой запах лимонной цедры отслеживать
На чужой, проштампованной, слишком короткой простыни.
Я всю зиму носила что-то занудно-брючное
Или длинные юбки в клетку, такие мрачные,
Но теперь берегись: я тебя закручу, замучаю
В легкомысленных лямочках, ямочках, прядках, пальчиках,
И мы будем с тобой ненавидеть сентябрь, как школьники,
Но пока лишь июнь... Ты глядишь на меня опасливо.
Говори что угодно, а я отыскала родинку
У тебя на запястье.
И значит, мы будем счастливы.
==================================================== Полина Синёва
http://www.stihi.ru/avtor/albina
*** Наливай мне чай...
Наливай мне чай, говори со мной о погоде.
Я не жду себя самого, как не ждут награды.
Я смотрю на тебя, понимая, что в каждом меде
есть лимонная долька правды.
Уголок нарцисса, твои лепестки на ощупь.
Самым краешком губ я слежу за твоей улыбкой.
И уходит вглубь все стремительнее и проще
мир, завернутый как улитка.
Я лежу проросшим зерном в материнском чреве,
я, свернувшись калачиком, сплю под травой и снегом.
Степь да степь кругом, и огни кочевий
светят звездами между землей и небом.
И пока я жду, потерянный, настоящий,
а зима становится все короче, -
снится комната, где за окном горящим,
отражаясь в стекле, в опустевшем стакане ночи,
ты стоишь одна, согревая меня в ладони,
поднося к лицу, удивляясь своей находке.
И луна выходит из облака тонкой долей,
и улыбка твоя - как младенец, плывущий в лодке.
*** Воскресный рынок, древнее метро...
Воскресный рынок. Древнее метро.
Парад времен, как ролик на ютубе.
Снежок и чешуя на чьей-то шубе,
живая рыба. Гладкое нутро,
горячий пар, глубины декабря,
хмельной декабрь распахивает полы
и замирает, и король не голый.
Он королева. Честно говоря.
За рыбным рядом – черные авто,
там пахнет кровью, коньяком и шелком,
и прикрывают то плавник, то челка
портал в простое местное ничто.
Базар гудит, как улей под водой.
Светло за барабанной перепонкой.
Холодный глаз затягивает пленкой,
и тяжелеет сонная ладонь.
Устанешь на высоких каблуках.
Приляжешь на холодный алюминий,
посмотришь вверх. Какая легкость линий.
Весы взлетают. Где-то в облаках
неслышно зарождается метель
и зреет вечер, еле ощутимый.
Ты видишь их. И деньги пахнут тиной,
как темная глубокая постель.
*** Эвридика
Ты то мелькал впереди, в толпе, то пропадал из вида.
С севера на материк опять надвигались льды.
Фракия, Крит, Шумер и темная Атлантида
уходили под воду и вновь выходили из-под воды.
Жег мне ступни горячий песок пустыни.
Проносилась мимо воинственная Орда.
Позади оставались Мекка, Турин, Калифорния, их святыни.
Может, меня и нет? Не было никогда?
Заходились лаем надрывные псы конвоя.
Ладоги страшный лед подо мной трещал.
А я так хотела белое… Нет, не белое - голубое.
Помнишь, ты обещал.
Я добывала хлеб со вкусом земли и снега,
завтрашний день со вкусом хлеба и лебеды.
Я отставала, чтобы родить нового человека
и с ним на руках опять догоняла твои следы.
Все это было давно. Как разрослась планета!
Дети наши рассеялись по сторонам Земли.
Сколько раз довелось миновать край света -
а мы еще не пришли.
Где-то в садах, наверное, яблоком зреет август,
вода из колодца дышит холодом поутру.
Жизнь никак не проходит. Жизнь проходит. Нет, показалось.
Страшно: вдруг никогда не состарюсь и не умру.
Где-то в забытом доме ходики стрелки крутят,
на половицах - свет уходящего в вечность дня…
Пожалуйста, обернись - мне все равно, что будет.
Посмотри на меня.
==================================================== Наталья Илларионова
http://www.stihi.ru/avtor/nansy5
*** Пустое
Войти, швырнуть на стол ключи,
Пробив дыру в вуали пыльной,
Вот так, без видимых причин
Себя не ощущая былью.
Шагнуть, как тень, в пустую тишь,
Ее ничем не нарушая.
Ты просто грезишь, просто спишь…
Я возражаю, возражаю!
В застывший дом впустить луну,
В сердцах с окна срывая шторы,
И вдруг зацепит как струну –
Шаги и смех, и разговоры…
Туда – бездумно, как в пожар.
Идти, смеяться, верить, ехать…
И понимать – опять муар,
А в нем такая же прореха.
И проще звоном из руки,
Повиснув в призрачных тенетах,
Менять себя на сквозняки
И блики, словно горсть монеток,
Затем бессмысленно ронять,
Не глядя - аверс или реверс.
И возвращаться и опять
Стоять с ключами возле двери…
Не взлает пес, не встретит кот,
Не будет сказано ни слова.
Как безотрадно и легко
Входить в пустое из пустого.
*** Далеко за Сергиев Посад.
Далеко за Сергиев Посад
Или вообще за Александров
Лентою сменяющихся кадров
Мокрые пейзажи полетят.
Сгинет поседевшая трава
Может быть в туман, а может в морось,
Свистнет и промчится встречный поезд,
Мир переставая закрывать.
В прошлое провалится река
Матовым изгибом темно-серым,
Выплывет заброшенная ферма,
Скроется за тусклые стога.
Ели сложат темный монолит
Зубчатого леса за поселком,
Выступит береза мятым шелком
Будто бы совсем не из земли.
Ракурсы и образы спешат
Вырваться в экран и вновь исчезнуть…
Шлейфом, оплывающим отрезом
Тянется за поездом душа.
Даже как-то блазниться начнет
Может быть уже за Ярославлем -
Солнце позолоченною саблей
Сумрачные тучи рассечет.
*** Острог
Он въезжает в острог на лихом коне,
Где на каждом заборе его портрет…
Порадел рисовальщик, но дурня нет
Под пистолем закончить подсчеты дней.
.
Расплеснет золотишко по голытьбе,
Чтобы ныли да чмокали стремена,
И гуляет с цыганами дочерна
В кабаке - лишь бы кукиш свернуть судьбе.
.
Опрокинет вспотевшую стопку в рот,
Закричит, чтобы четверть на всех несли,
Чтобы девки мониста свои трясли,
Чтобы пел о несбывшемся битый ром…
.
Там и сам, каблуком выбивая пыль,
Да вприсядку, чтоб доски зашлись в полу…
Да хмельного велит старику в углу
Подносить, не жалея клонить бутыль.
.
И ему одному поглядит в глаза,
Шапкой оземь, в руке сжат с крестом гайтан…
Да пойдет на мороз, от вина не пьян,
На ладони рассечину зализав.
.
Может батюшка стал бы его стращать
И посмертных мучений сулить беду.
Только он усмехнётся: «Да я в аду –
Пусть навечно, но здесь и уже сейчас».
.
Покривится лицом, будто в зубе боль,
И на церкву чужого подаст добра.
А ништо – приберут – и починят храм,
Да замолвят за грешника… Жалко что ль?
.
Он же на конь – да прочь, поустав дурить,
Без кола, без двора, без красна венца…
И опять во боры, поджидать купца.
А еще-то куда? Подскажи, старик…
------------
Ром - цыган. (Ромалы - цыгане).
*** Письмо.
Рваный бетон, арматура кривая видна,
Теплый пригорок укрыт от апрельского ветра.
Зверем несытым ворчит в отдаленье война,
Отчего края собою поправ километры.
Медленно буквы выводит, отвыкнув, рука…
Косы, веснушки – девчонке, наверное, двадцать.
Ей бы смеяться над шуткой того паренька,
Что схоронили сегодня, и думать о танцах.
Ей бы, любуясь собой, натирать зеркала,
А не винтовку, что словно врастает в ладони
И забирает себе половину тепла,
Став половиной дыхания, цели и воли.
Но не об этом напишет она второпях,
Не про эсэса в погонах, что ткнулся в канаву,
Хоть и мешало весеннее солнце, слепя,
Не про награды и смелость, и вечную славу.
«Мама, вчера мы на речке стирали белье,
Мыли с девчонками волосы – нынче затишье.
Дали – смешно-то – махорки на весь батальон.
К нам приблудился котенок пушистый и рыжий…»
Выписан адрес – по четной он сорок восьмой –
Глянуть бы мельком на дом во дворах Ленинграда…
Верит она, что дойдет непременно письмо.
Отзвуки боя... Наверное, снимут блокаду...
*** Бременские музыканты
По узким улочкам сеет дождь,
Часы отбивают время.
Ну кто бы думал, что ты дойдешь
До замети в город Бремен?
Надежда вряд ли твоя хитра:
Пусть бюргер пятак уронит…
«Я нынче летом пойду играть
На скрипке у стен Сорбонны!»
Где кот, осел и петух, и пес?
Осели считать доходы?
А ты куда же? Ужель всерьез
Все веруешь в дух свободы?
Зима. Венчает квадрат двора
Созвездие Ориона…
«Я нынче летом пойду играть
На скрипке у стен Сорбонны!»
Сказал приятель: «Пусть я осел,
Но с музыкой вновь на площадь?
Есть крыша, стены, очаг и стол –
Хоть раз поживу, как лошадь!
К чему от голода помирать
Грядущим куском вороны?
А ты – как знаешь, иди играть
На скрипке у стен Сорбонны.»
Опять гоняет пузатый страж,
И вновь недоволен пастор:
«Какой-то взгляд у тебя не наш –
Не жадный, хмельной, не рабский…
О чем мечтаешь, былой Вагант,
О золоте иль короне?»
«Я нынче летом пойду играть
На скрипке у стен Сорбонны!»
Но вот и в Бремен придет весна,
Скользнет мотыльком по коже.
«Я выжил, господи, даль ясна,
Мир светел и я все тот же!»
И только время не станет лгать –
Виски сединою тронет…
Пускай. Я летом пойду играть
На скрипке у стен Сорбонны.
==================================================== Лев Либолев
http://www.stihi.ru/avtor/libolev
другая страница - http://www.stihi.ru/avtor/passant
*** царский град
Воскреснет Бог... Страстная позади.
Прошу - моих страстей не осуди,
других страстей, всё больше - многогрешных...
Надежда есть, она живёт во мне,
живёт в листве, в травинке меж камней,
размолвке птичьей в старенькой скворешне.
Выходишь в город, словно в царский град,
где мёртвые с живыми говорят,
о том, как будет после воскресенья...
Прощёное... Получится - простишь.
Уходят страсти в тягостную тишь,
прощальный штрих в короткой мизансцене
уже написан. Сколько ни ловчи,
язычество предложит куличи,
да крашенки. Но разве дело в этом...
Пока суббота - празднество огня -
сойдёт с небес, бессмертие храня,
даря себя ладоням обогретым...
Всё пахнет воском - воздух и вода,
фонарный свет и даже провода,
и жизнь хрупка, и может надломиться,
как будто ветка... Только бог воскрес,
и смерти нет. Уже не страшен крест,
и не Страстная - страстная седмица
меня тревожит... Чудо на слуху.
Зачем искать повсюду шелуху
яиц пасхальных, крошки меж камнями.
Прошла Страстная... Верится с трудом,
воскресший Бог вернулся в отчий дом,
а жизнь и смерть колышутся над нами.
*** пасть Левиафана
Кожа побитая солнцем. Нехватка моря
высушит, не обещая достаток йода.
Чайка вещает, подобно какой-то мойре,
мне о весне, и весне распевает оды
резкими криками. После уходит к Майну,
косо, на бреющем, вниз по струе эфира...
Снизу прохладные волны ревут ей - майна!
солнце безжалостно противоречит - вира!
Я на балконе, я незаинтересован
чаячей тягой к прохладе. Весна в разгаре.
Утром и вечером слышатся из часовен,
словно из раковин, шум колокольных арий,
шорох песка под ногами... Я полусонный
в мареве дымном иссушенный до скелета,
костью и кожей улавливаю муссоны,
чтобы не выгореть... Скоро наступит лето
жаркое, душное. Тут уж не охладиться.
Мойра вещует - всё призрачно, иллюзорно -
белая птица, стремящаяся к водице,
поле, в котором сейчас прорастают зёрна,
Кожи пергамент натянут на бренный остов,
словно печати отметки пигментных пятен...
Блоки бетона, подобиями погостов,
говор одический тлену всегда понятен.
Сухо... Змеятся дороги, дождей алкая,
чуткой поверхностью, намертво пропылённой...
Музыка города, тихая, колдовская,
листья зелёные бросит на плечи клёна,
чтоб затенило балконы. Моё колено
служит подставкой для пепельницы из меди.
В ней дотлевают остатки моей вселенной -
звонкая песнь колокольных трагикомедий.
Чайка над Майном уходит в пике отвесно,
падает в воду, и в ней находя нирвану,
оду весне распевает, крылатый вестник,
белым знамением в пасти Левиафана.
*** Змей
Когда-нибудь и я войду
вослед за бабой полоротой,
у всех прохожих на виду
толкнув скрипучие ворота,
в старинный яблоневый сад,
глухой, заросший, одичалый.
Когда тебе за пятьдесят
припомнишь сызнова начало
и льва с ягнёнком, и её -
всегда смеющуюся Еву.
И что теперь - житьё-бытьё
да пара капель для сугреву.
Квартирка, город, яблок тьма -
богатый выбор на прилавках...
А что упало - поднимай,
неси домой, садись на лавку
и жди соседей. всем раздай,
и этой глупой бабе тоже.
И ваш бессмысленный раздрай
душе спокойствия дороже.
Она-то Ева, ты - Адам,
Агдамом порченые оба,
и вам уже не по годам
грехопадение до гроба.
Но есть начало всех начал,
вам это помнится и снится.
Вот ветер ветви раскачал -
наверно, Божия десница.
А голый гад глаголом жжёт,
священнодействует глаголом
и открывает вечный счёт
двоим людишкам, тоже голым
под износившимся тряпьём.
Вот как теперь узнать друг друга...
Давай мы яблоко пропьём,
глядишь и выскочим из круга.
А там и новое найдём,
не то, конечно, знамо дело.
Я помню, как ты под дождём
на это яблоко глядела.
Как всё свершилось в миг один,
как несмышлёныш, как младенец
свивался Змей, наш господин,
Денница пленников и пленниц..
И яблоко всего одно
из ненадкушенных червивых...
Нас голый гад увлёк на дно,
чтоб корчились в его извивах.
*** черняшкa
Издевается, пишет - чего ты молчишь, герой?
я тебе говорила - ты ямы другим не рой,
а не то угодишь, и останешься в яме сам...
Он в ответ - ничего, тут под утро такая тишь,
благодать и покой... Ты, наверное, просто мстишь
мне за то, что молчу, что не глажу по волосам,
не целую тебя. Он писал - ну, и что же ты?
Я запомнил - на столике ваза, цветы желты,
и детишки твои хороши, подросли поди...
Скоро выпорхнут птенчики, вылетят из гнезда,
будешь плакать и слушать за окнами поезда.
Но она непреклонна - сказала - не приходи,
мне и тут хорошо. У тебя там одни враги,
ты советы оставь, ты себя там побереги,
а у нас-то рассветы, берёзы, да черный хлеб,
ты об этом забыл... Он со злости порвал письмо,
не хотелось, но как-то случилось оно само.
У неё на иконе святые Борис и Глеб,
у него - никого - отродясь не держал икон,
Святополк окаянный смеялся ему вдогон
и крестил одиночеством... даже в большой толпе.
У неё-то друзей и подружек полным-полно,
у него - разговоры, да курево и вино,
а забот у него никаких - наливай, да пей.
Он читает - европы-америки не про нас,
наш народец попроще, приземист и коренаст,
своего не упустит, чужого не отберёт...
Так ему надоело. Вот дура-то, черт возьми.
Чертыхается и по привычке встаёт к семи,
понимая, что всё в этой жизни наоборот.
И неясно, зачем подниматься в такую рань,
у неё на окошке бонсай, у него - герань,
у её мужика барахлишко от Хуго Босс...
Он приносит черняшку из "русского" - тёмной ржи,
сам себе наливает, и сам говорит - держи,
обойдёмся и беленькой, не из графьёв небось.
Ближе к вечеру снова напишет, она прочтёт
и ответит. Он знает ответы неперечёт -
не скучай, мой хороший... Он скажет ей - не реви,
это жизнь, понимаешь... Пойми и реветь не смей.
И понять невозможно, о чем там, в таком письме...
Вроде и ни о чем... ну, а вроде бы - о любви.
*** скала
Привыкаешь уже к отражениям лиц в зеркалах,
постепенно стареющим. Все постареем когда-то,
кроме тех, кто ушел, обозначив прощальные даты,
зеркала занавесив. Мы будем стоять, как скала
на переднем краю. Постепенно пустеют ряды,
и никто не подставит плечо, не нацедит из фляги...
А за нами юнцы... Не спешите под пули, салаги,
вам ещё доживать до морщин и седой бороды.
Вам в походы ещё с полной выкладкой, вам в города
и в деревни входить, вам букеты, да хлебушек с солью...
Но когда в сапогах, то на душах грубеют мозоли,
и никто не поймёт, это армия или орда
наступает по трупам... Мальцы, не спешите стрелять,
пораскиньте мозгами, примите совет ветерана...
Нас не раз хоронили в себе чужедальние страны,
а своя предавала, как самая низкая ****ь,
но своя всё равно... Научитесь любви, пацаны,
вам ещё отражаться в глазах, зеркалах и озёрах...
Ну, а мир, даже если худой, лучше добренькой ссоры,
и на самом краю прошлой жизни не сложишь цены,
только будущей. Так что любите, растите детей...
Мы хлебнули уже, мы по горлышко навоевались,
и не надо - победа и смерть, ни к чему - юбер аллес,
вас никто не поймёт... Разве черви в земле... Да и те...
Свидетельство о публикации №117103110556