Зимняя бабушка

Я была очень богатой внучкой- было у меня аж пять бабушек. Две из них родные и три тетушки моей мамы. Любили они меня все и я отвечала им своей маленькой, детской любовью лучистой. Бабушка, мама моего папы была для меня зимней, так как жила в Ленинграде, в центре его красивом, в толстовском доме на Рубинштейна.
И все свои зимние каникулы я проводила в ее коммунальной квартире. Приезжала к ней самостоятельно на метро, по прямой ветке, шла к дому по улочке, петляющей в старых колодцах домов, высоко поднимая голову и разглядывая лепные фасады. Подходила к дому с огромными воротами и фонарем, висевшим по центру, дальше к парадной с высоченной дверью и изо всех сил тянула ручку, чтобы ее отворить.Сама дверь была просто произведением искусства с толстым, старинным, выпуклым, прямоугольным стеклом.
Парадный подъезд с широким холлом и плитка на полу в шашечку черно-белую, поднялась я по мраморным, огромным ступеням немногочисленным, нажала кнопку лифта в чугунной решетке резной и он медленно и скрипуче спускался с верхнего этажа, узкие, деревянные створки сами захлопнулись за спиной, чугунная дврца лифта звучно щелкнула и я на цыпочках тянусь до верхней кнопки, еду с замиранием сердца. В лифте как то особенно пахло дорогим парфюмом и кожаными портфелями, дом был элитным и жила в нем интеллигенция того времени.
Бабушка уже ждала возле высоченной, дубовой двери с тремя звонками и с табличками фамилий под ними. Квартира коммунальная на три семьи, вернее жили в ней три женщины пенсионного возраста. По полутемному коридору с запахом нафталина и пыльных шляп, с телефоном, висящим черным ящичком на стене, а на полочке рядом- книжка записная и стул у стены с изогнутой спинкой и половицы паркета дубового даже в коридоре скрипят, надраенные щеткой для мастики.
Комната бабушки напротив огромной кухни с настоящей дровяной, чугунной плитой и газовыми белыми плитами того времени рядышком, отдельный мусоропровод с тяжеленной крышкой и окно широкое в конце кухни посередине стены. Из него вид жестяных крыш старого Ленинграда с торчащими антенами над ними и множеством котов на красных, серых, зеленых пятнах крыш ребристых и кирпичные, широкие, дымовые трубы. В квартире тихо, все говорят шепотом почти и мне не разрешено говорить громко, должна покой соседей уважать.
Комната бабушки светлая и воздух в ней сухой, так что паркет сам по себе потрескивает, даже если на него не ступать. Бабушка была всегда занята, была она коммунисткой со стажем, гордилась своим значком, помогала по партийной линии одиноким пенсионерам, носила им продукты и относила их письма на почту. Утром кормила меня завтраком из сырников с чашкой кофе со сгущенным молоком. А сама она просыпалась ни свет ни заря, громко включала радио, которое отпикивало шесть утра и начинала звучать музыка утренней зарядки, которую она и делала под звонкий голос диктора из радио. Крутила ногами "велосипед", приседала, наклонялась в строны с палкой, все 15 минут зарядки ровно дышала, улыбалась и после шла в ванную комнату и принимала душ в самой белоснежной ванне на гнутых чугунных ножках и мраморным полом квадратов плитки. А я любопытно наблюдала за ней из-за цветной ширмы с красивыми резными узорами, когда она зарядкой занималась.
Была у меня подруга в этой квартире, внучка соседки, звали ее Аллой, была она несколькими годами старше и мы играли с ней в бумажных, вырезанных кукол, которых ей привозила ее мама из-за далекой заграницы. Их комната была больше и состояла из двух комнат, мы с ней забирались на кожаный диван с большими валиками в гостинной, он был темный и с резной деревянной спинкой и играя смотрели телевизор старинный, бабушка ее ни за что не хотела покупать новую технику. Экран этого телевизора был малюсеньким окошечком в деревянной, глянцевой, полированной коробке, а перед ним на литых ножках стояла дутая, стеклянная, круглая линза и жидкость в ней покачивалась.
В свободные часы от своих многочисленных дел, бабушка водила меня в музеи, кинотеатры, кормила обедом из вегетарианского супа и вкусных печений ей же и приготовленных. Вечером она сидела с газетой в руках, смотрела новости и в девять часов ложилась спать, а я за ширмой еще в течении разрешенного лишнего часа, под красивой ночной лампой, прикрепленной в изголовье кровати зачитывалась книгами из бабушкиного книжного шкафа- моей "пещеры Али-Бабы с удивительными сокровищами"- были в нем всевозможные подписные издания классиков русских и зарубежных, множество книг по архитектуре и искусству. Но самым любимым было издание Пушкина из десяти томиков пузатых с синей тканевой обложкой и с шелестящими, плотными страницами...
Бабушки давно нет, а я часто живя еще в любимом городе навещала этот огромный дом, смотрела в окно, на шестом этаже...даже сейчас в редкие свидания с Питером, мы приезжаем на станцию метро Владимирская, идем по переулкам и выходим к дому, но он живет уже другой жизнью других людей и других историй. А я все равно вижу его глазами маленькой девочки, вижу его Домом моих зимних каникул у моей зимней бабушки, в парадную дверь Дома можно зайти свободно и не спрашивать ни у кого разрешения...