Припудренные ванилью

В лесу было тихо, очень тихо. Я шёл осторожно, прислушиваясь к собственным шагам. Старые кожаные ботинки тягуче поскрипывали; я морщился. Искусственный звук нарушал тишину, которой хотелось вдоволь упиться. Вообще-то, за этим я сюда и пришёл.
Лес окружал угрюмый пустырь – на многие километры вокруг не было ничего, кроме голой и понурой земли, утратившей жизнеспособность.  Я удивлялся, как близко здесь соседствуют жизнь и смерть - могучий лес  так и дышал силой и свежестью. И я его очень любил.
Говорю «любил», и не могу быть уверенным. Уверенным в этих своих словах.  Вы думаете, должно быть, что я поживший уже человек или, может быть, даже старик? Прожжённый циник, не верящий в чувства или забывший их истинный смысл? Порой мне хочется, чтобы так было. Во всяком случае, подобное состояние можно было бы объяснить. Но правда в том, что никакой я не старик. Вчера мне исполнилось ровно двадцать.
                1
Что знают в двадцать про любовь? Иные верят, что выучили все уроки и ничему не удивляются. Другие при одном упоминании отмахиваются, как от назойливой  мухи. Говорят, любви попросту нет – и подкрепляют слова уверенным кивком. Я про любовь ничего не знаю. А может быть, просто её упустил.
Кажется, период пубертата – лучшее время, чтобы влюбиться. Я, конечно, не был особенным. Заглядывался, как и все, на красивых девчонок. Удивительные существа девчонки. Ты думаешь, что всё про них знаешь, всё разгадал – а выходит, сильнее запутался. От Сью всегда несло рыбой. И ходила она как-то неуклюже, переваливаясь с боку на бок и виляя задом. Сью все дразнили, а она не обижалась; казалось, просто не понимала причины насмешек. Очкастая Люси – злая заноза – вертела перед нами жиденьким хвостиком и что-то декламировала с умным видом. Нам, впрочем, было всё равно, и мы не удостаивали её взглядом. У Маргарет были синие рваные колготки, у Джейн – противный дребезжащий голос. А я всё смотрел на малютку Сару с большими испуганными глазами, сидевшую впереди, и думал, как к ней подкатить. В ход шло всё – мимолётные взгляды, записки, нелепые жесты. Но Сара будто остекленела и даже не смотрела в мою сторону. Я судорожно пытался понять, что делаю не так, но не мог докопаться до сути. В конце концов я прекратил попытки.
Перед выпускным малютка Сара подошла ко мне и предложила вместе танцевать на балу. Я знал, что у неё кто-то есть, но сразу согласился. Признаюсь, я не мог устоять перед искушением  закадрить эту девчонку, хотя и не испытывал к ней прежних чувств.
Отчётливо помню красные губы, припудренные ванилью. Тёмные кудряшки малютки Сары щекотали мне щёки. Обнимая её, я улыбался – ещё одна победа была в кармане. А потом она вдруг посмотрела на меня так, как я не мог ожидать. Искренне, нежно, совсем по-девичьи. Её красные губы поцеловали меня; от Сары пахло сладостью, а я чувствовал горечь. Она была сама любовь – я же был пуст и бесстрастен.
После школы Сара уехала с родителями в Ричмонд. На прощание она оставила мне записку, где сообщала, что рассталась с парнем. Оказывается, малютка Сара давно положила на меня глаз, а я принимал её стеснение за безразличие. Пожелав Саре удачи, я убрал записку в стол и закрыл ящик на ключ. Так, думалось мне, будет надёжнее.
                2
У вас никогда не сосало под ложечкой? Никогда не было чувства, что что-то потеряли, или могли обрести, но упустили свой шанс? Ощущение не из приятных. Я жил своей жизнью, спал, ел, работал, учился. Открывал утром глаза и точно знал, что произойдёт дальше. Я научился терпеть свою жизнь. Внутри меня ничего не роилось, не требовало выхода наружу – казалось, я окончательно омертвел.
Вчера я узнал о смерти малютки Сары – она заболела после отъезда и всё это время, живя в Ричмонде, боролась с болезнью в одиночку. Я не знал об этом и ни разу ей не написал. Новость застала меня врасплох и встретила болью где-то пониже сердца, так что я даже зажал это место рукой, чтобы её ослабить. Единственной мыслью было – что, если это из-за меня? Почему я не сказал ей всего, что должен был, тогда, на балу? Почему не поцеловал её маленькую руку?..
В лесу мне хорошо. И боли здесь вовсе не чувствуешь. Я бы хотел сказать, что люблю его, хотел бы иметь на это право – но каждый раз что-то мешает. Любовь? Я ничего про неё не знаю.
Надеюсь, у меня ещё есть время.