Михалыч, Колодищи

Витька-Витенька. Михалыч.
Ничего уже не будет.
И полста гектаров мало.
Больше жалко? Люди, люди.
Кто-то выделил, кому-то
все понятно: все по плану!
Тихо тикают минуты,
ноет сердце, ноют раны.
Витька!Песня эта спета.
Дочка, внуки. Сын и мама.
Счастия, печали-беды,
все житейское, все драмы
здесь, а там...А там не надо.
Это "там" на полигонах
бывшей славной сто двадцатой.
Взгляд Михалыча, погоны,
мрамор черный...Ох, ребята.
К вам сюда уже не пустят.
Ограничено хоронят.
Места нет печали-грусти
здесь на бывшем полигоне?

------------

Колодищи

Данное кладбище является действующим. Оно было открыто в 1995 году. Площадь кладбища составляет 60,7106 га.

На кладбище «Колодищи» выделение участков в обычном порядке не производится, поскольку отсутствует свободная территория для размещения таких участков. Захоронения производятся только в пределах ранее предоставленных участков, т.е. в существующую могилу (по истечении 20 лет после предыдущего захоронения), либо на свободном месте в пределах участка, либо захоронение урн с прахом  (пеплом) после кремации умершего (погибшего) – в пределах всего имеющегося участка без ограничения по количеству таких урн. Захоронение урн с прахом (пеплом) умерших (погибших) производится и в колумбарные стаканы, расположенные в секторе № 132.

         По вопросу проведения кремирования тела (останков) умершего (погибшего), захоронения урны с прахом (пеплом) в колумбарные стаканы или в землю на предоставленном ранее участке необходимо обращаться в крематорий г. Минска (гор. тел.: 512 61 98 – магазин, гор. тел.: 512 61 99 - администратор крематория). Дополнительную информацию по данному вопросу смотрите на нашем сайте в разделе «Крематорий».

Для захоронения умерших (погибших), имеющих заслуги перед государством и обществом, на кладбище «Колодищи» в соответствии с частью второй статьи 18 Закона о погребении создан специальный сектор (далее – почетный сектор). Предоставление участков для захоронения умерших (погибших) в данном почетном секторе осуществляется в соответствии с частью одиннадцатой статьи 35 Закона о погребении и решением Минского горисполкома от 08.09.2016 № 2663 «Об участках для захоронения лиц, имеющих заслуги перед государством и обществом, на местах погребения в г. Минске».

В соответствии с указанным решением, УП «Спецкомбинат КБО» производит захоронения умерших (погибших) на кладбище «Колодищи» в почетном секторе № 21 А по ходатайству государственного органа и документов, подтверждающих заслуги умершего (погибшего) перед государством.

         Уважаемые посетители кладбищ! В связи с тем, что размер ранее установленных оград и элементов благоустройства на участках для захоронения не соответствует нормам законодательства, по которым был выделен данный участок, ПРОСИМ ВАС ПЕРЕД ПРОВЕДЕНИЕМ РЕМОНТНЫХ РАБОТ И РАБОТ ПО БЛАГОУСТРОЙСТВУ УТОЧНЯТЬ РАЗМЕР УЧАСТКА У АДМИНИСТРАЦИИ КЛАДБИЩА «Колодищи».

---------------

На главную » На житейских перекрестках » Родная моя стодвадцатка…
Родная моя стодвадцатка…
16 Май, 2012  в На житейских перекрестках  помечено Выпуск № 88 16.05.2012
FacebookVKTwitterOdnoklassnikiGoogle+Отправить
 

Уречье и Уручье

В июне 1981 года молодым старшим лейтенантом прибыл я в распоряжение командующего войсками Краснознаменного Белорусского военного округа. В управлении кадров вместе с капитаном-танкистом зашли в один из кабинетов. Два подполковника-направленца начали со старшего по воинскому званию:

— Где желаете служить? В городе Уречье или деревне Уручье? Оба населенных пункта находятся в Минской области.

— В городе, — не моргнув глазом ответил капитан и, обрадованный, вышел из кабинета. Поехал он служить в Слуцкий район.

— А мне бы в деревню…

С географией я дружил. Кроме того, был минчанином…



Вокруг маленькой деревушки Уручье, находившейся тогда на окраине города, сегодня выросло несколько солидных минских микрорайонов. В восьмидесятые же она была в непосредственной близости от 120;й гвардейской мотострелковой дивизии. Соединение было знаменитым, служить в нем считалось очень престижно. Здесь были большие возможности для карьерного роста, замены в группы войск, поступления в военную академию, приобретения командирского опыта.

В Уречье служба тоже была не сахар, но нравы там были помягче — от начальства все-таки подальше. Тут же — «придворная» дивизия. Одни парады чего стоили!

Несмотря на близость столицы, офицеры видели Минск крайне редко. Я, например, до получения квартиры в военном городке проживал у родителей на другом конце города. До службы добирался почти два часа. Из дома уходил в полседьмого, а возвращался не ранее десяти вечера. Учитывая ночные стрельбы, вождения, наряды и так далее, было время, что по два-три раза в неделю приходилось ночевать в казарме. Тем более что существовали проблемы и с общественным транспортом. До 356;го мотострелкового полка доехать можно было единственным автобусом со стороны другой деревни — Озерище. График — один рейс в час. Другой автобус — на Колодищи — ходил почаще, но всегда был переполнен и останавливался далековато от полка, топать приходилось не менее двадцати минут. Про выходные дни говорить в то время считалось дурным тоном. Суббота была будто бы сокращенной, но все смеялись: такой же рабочий день, только без обеда. В воскресенье до обеда — полковые мероприятия со стопроцентным охватом личного состава. Однако никто особо не роптал.

До конца 1982 года проблем с жильем у офицеров не было. Прибывший из военного училища женатик с ребенком получал отдельную двухкомнатную максимум через год. Семья без детей — однокомнатную квартиру. Холостые офицеры — общежитие в первый же день.

Городок Уручье был огорожен железобетонным забором и имел строгий пропускной режим — через несколько контрольно-пропускных пунктов. Офицеров и прапорщиков, утративших связь с Вооруженными Силами (например, уволенных в запас) «безжалостно» отселяли в растущие микрорайоны Минска. Убывающие за границу обязаны были по договору сдавать свои квартиры другим офицерам.

Но когда на базе дивизии развернули армейский корпус и число офицеров увеличилось почти вдвое, жилищная проблема встала очень остро. Усугублялось положение и тем, что возвращающиеся из Афганистана офицеры и прапорщики получали квартиры вне очереди.

«Жалоб, заявлений и квартиры не имею» — часто можно было услышать в то время на строевых смотрах. И командование корпуса приняло воистину «революционное» решение — возродить коммуналки. Отдельные квартиры выделять было категорически запрещено. В трехкомнатные, к примеру, заселяли по три семьи. Кто не согласен — писал письменный отказ, после которого снимался с очереди на квартиру. В Москву полетели доклады: квартирный вопрос в корпусе решен.

Несмотря на тяготы и лишения военной службы в «рогачевке», это была настоящая школа возмужания. Годы в 120;й гвардейской я до сих пор вспоминаю с теплотой и нежностью. Офицеры шутили: три года службы в Уручье приравниваются к тяжелому ранению в голову. Я, прослуживший там с перерывами одиннадцать лет, получается, имею три тяжелых ранения и одно, которое прошло по касательной. Но после стодвадцатки в Афганистане мне было легче…

«Колобок»

В начале 1982 года наш мотострелковый батальон заступил в суточный наряд почти в полном составе. Службу мы несли тогда и в Минском гарнизоне. Караул при гарнизонной гауптвахте и четырнадцать маршрутов патрулей по городу, в том числе два суточных — аэропорт и железнодорожный вокзал. В этот наряд я волею случая не попал и получил приказ от комбата убыть в Минск и купить подарок командиру полка к предстоящему юбилею.

В ЦУМе нужного подарка не оказалось, и дернул меня черт переместиться к ГУМу. О том, что рядом с этим магазином находилась военная комендатура, я в тот момент не подумал…

У входа в универмаг стоял плотный капитан, явно поджидавший таких, как я.

— Корреспондент окружной газеты «Во славу Родины», — представился он. — Вы в Минске служите?

— Да.

— Предъявите ваши документы.

— А в чем дело? — удивился я.

— По заданию редакции я готовлю статью под рабочим названием «Колобок». Помните: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…». А от корреспондента газеты уйти не удалось… Это я о тех офицерах, которые в рабочее время без цели «шатаются» по городу. В уставе написано, что «на учебных занятиях и учениях обязан присутствовать весь личный состав полка. От занятий освобождаются только лица, находящиеся в наряде по службе и освобожденные по болезни».

— Выполняю задание своего командования, — ответил я. — Какое — не скажу. Вас это не касается. Документы предъявлять тоже не буду. По уставу вы для меня являетесь только старшим по званию. До свидания. Дайте пройти.

Но корреспондента я явно недооценил.

— Минуточку! Военный патруль!

Из-за газетного киоска внезапно появился майор — начальник патруля и двое солдат-патрульных. По счастливой случайности, это был начальник штаба нашего батальона, солдаты же были из моей роты. Все они, глядя на меня, развели руками — мол, приказ военного коменданта выполняем.

Отойдя в сторону, мы еле уговорили корреспондента отпустить меня с миром. Он согласился, но с одним условием.

— У вас завтра занятия в поле будут?

— Да.

— А какие?

— Стрельбы…

— Какая прелесть! Вот мой телефон. Позвоните и продиктуете, кто отличился. Три-четыре бойца и воинское звание с фамилией командира роты. Остальное допишу сам… У нас нехватка нештатных корреспондентов. Они у нас в «Красную книгу» занесены.

— Никаких проблем!

…Дня через три, открыв «Во славу Родины», я был поражен: статья под моей фамилией чуть ли не на полстраницы. «Дул холодный, пронизывающий ветер, который задувал полы шинелей» — и так далее… Удивился еще больше, когда через неделю получил еще и гонорар. Так я стал внештатным корреспондентом газеты КБВО «Во славу Родины». Про «колобка» тоже потом читал. Классика! Слава богу, моей фамилии там не было.

Спустя год наш батальон был представлен на смотр спортивно-массовой работы округа. Почти все взводные были так называемыми «двухгодичниками», призванными из запаса. С ними были проблемы, и батальон мог запросто получить «шарабан».

В спортзале командир полка и начальник физической подготовки нервно прогуливались перед строем офицеров.

— Спорткомитетчики еще с собой корреспондента газеты везут. Эх! Прославят нас на весь Краснознаменный Белорусский! — сказал комполка и показал всем нам огромный кулак.

В зал вместе с проверяющими вошел тот самый корреспондент, правда, уже в звании майор. Увидев меня, он пожал мне руку:

— Да у них здесь собственная пресса имеется! Пойду-ка я в другой полк негатив собирать.

…А физо нам удалось вытянуть даже на четверку. Командир полка за это мне искреннее спасибо сказал. Про соседний же полк вышла разгромная статья, из-за которой их потом раза три перепроверяли — как они, названные в газете «физической немощью», устраняют недостатки.

Кафе «Выстрел»

Вечером 8 Марта я был ответственный по батальону. Наша территория находилась возле знаменитого памятника «непьющему» солдату (памятник потому что!) и улицы под народным названием «проспект прапорщиков». Может, специально, а может, и случайно жило там абсолютное большинство обладателей этого славного воинского звания. Бойцы, несмотря на праздник, дружно долбили лед, а я их подбадривал. Пару часов назад в штабе корпуса меня самого неплохо «взбодрили»: «Мы понимаем, что у офицера одна мозговая извилина, да и та от фуражки. Но пошевелить ею хотя бы раз в сутки можно? Почему территория не убрана?». Порядок на закрепленной территории иногда оценивался у нас по более высоким критериям, чем состояние боевой готовности.

Ко мне подошли две симпатичные девушки. Было видно, что Международный женский день они отмечают уже минимум с обеда:

— Товарищ капитан! Разрешите обратиться! Как пройти к офицерскому кафе «Выстрел»?

Я рассмеялся:

— «Вымпел» вообще-то кафе называется.

Девчонки в ответ мне подробно объяснили, что им абсолютно без разницы — «Вымпел» или «Выстрел». Главное, чтобы в этом кафе офицеры сидели.

— Вынужден вас огорчить, — сказал я, — мест там нет. Все заранее забронировано, и возле кафе уже час, как столпотворение…

Было видно, что девушки расстроились и собрались уже идти обратно, как вдруг одна из них обернулась:

— А почему вы нас с 8 Марта не поздравляете?

Я принял строевую стойку:

— Простите, с праздником! Всех вам благ.

— Простим лишь в том случае, если скажете, где еще такое кафе находится.

— Какое «такое»?

— Где офицеры сидят…

Я улыбнулся:

— В город надо ехать. Ближайшее — «Арбат», чуть подальше — «Чайка».

Девушки опять расстроились:

— Мы там уже были. Мест тоже нет.

Тут одна из них обратилась к подруге:

— А если мы возьмем сейчас этого капитана и поедем к нам на квартиру?

Я посочувствовал им:

— Не могу по двум причинам — женат и до позднего вечера работаю.

…Офицеры в Советском Союзе были завидной партией для многих девушек. Жена рассказывала, что в их студенческом общежитии висел плакат, под ним была надпись: «Любовь зла, полюбишь и козла. Согласны за козла, но только в форме».

Подполковник запаса Игорь Шелудков © Фото Николая Лебедика

------------------
Пишет safaniuk (safaniuk)
2015-05-13 17:40:00

Когда-то здесь был полноценный учебный полигон, находился в ведении 120-й гвардейской дивизии .... 
    ...и вот уже на протяжении десятков лет, с развалом СССР всё было похерено.  Сейчас можно на недействующий в Колодищи или соседний Стикливо-Тростенец приехать, а там будут бойцы, причем могут неделю сидеть. Куда ближе и в зависимости от поставленных задач, туда и едут.