Наталья Крандиевская-Толстая. Петербургские поэты

           В красоту и талант поэтессы
           Очарованным Бунин прослыл;
           А затем и Бальмо'нт пиетесы
           С уважением ей подносил.

           Да и было за что: ведь отменность
           Поэтических строк её – Блок
           Заприметил за чёткость и ценность
           Философичности в них; а Парнок

           Оценила за жизни мгновенья,
           Глубиной восхищающих ток
           В самых сложных души проявленьях,
           Изливающих свет лучших строк.

           (а Софья Поэзию знала,
           Сама чудный критик была
           Каких на Руси было мало,
           Да жаль: молодой умерла)

Постскриптум:
           Женою став очередною
           А.Н.Толстому – сочинять
           Стихи закончила до дня,
           Пока её он на другою
           Не заменил, как вещь какую –
           На очередную: молодую.

27.10.17г.
Борис Бериев

На картинке: русская поэтесса Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая
Годы жизни: 1888 - 1963

                ИЗ   СТИХОТВОРЕНИЙ   НАТАЛЬИ КРАНДИЕВСКОЙ-ТОЛСТОЙ:

Яблоко, надкушенное Евой,
Брошенное на лужайке рая,
У корней покинутого древа
Долго пролежало, загнивая.

Звери, убоявшись Божья гнева,
Страшный плод не трогали, не ели,
Не клевали птицы и не пели
Возле кущ, где соблазнилась Ева.

И Творец обиженный покинул
Сад цветущий молодого рая
И пески горячие раскинул
Вкруг него от края и до края.

Опустился зной старозаветный
И спалил цветы, деревья, кущи,
Но оставил плод едва заметный,
Яблоко, что проклял Всемогущий.

И пески тогда его накрыли…

           * * *

                Маме моей
Сердцу каждому внятен
Смертный зов в октябре.
Без просвета, без пятен
Небо в белой коре.

Стынет зябкое поле,
И ни ветер, ни дождь
Не вспугнут уже боле
Воронье голых рощ.

Но не страшно, не больно...
Целый день средь дорог
Так протяжно и вольно
Смерть трубит в белый рог.
                1913

           * * *

Когда архангела труба
Из гроба нас подымет пением,
Одна нас поведет судьба
По рассветающим селениям.

И там, на берегах реки,
Где рай цветет на уготованный,
Не выпущу твоей руки,
Когда-то на земле целованной.

Мы сядем рядом, в стороне
От серафимов, от прославленных.
И будем помнить о земле,
О всех следах, на ней оставленных.
                1914

           * * *

Над дымным храпом рысака
Вздымает ветер облака.

В глухую ночь, в туманы, в снег
Уносит сани легкий бег.

Ни шевельнуться, ни вздохнуть —
Холодный воздух режет грудь.

Во мраке дачи и сады,
И запах снега и воды.

О, пожалей, остановись,
Уйми коней лихую рысь!

Но тверже за спиной рука,
Все громче посвист ямщика,

Все безнадежней, все нежней,
Зветят бубенчики коней, —

И сумасшедшая луна
В глазах троих отражена.
                1915

           * * *

Ах, мир огромен в сумерках весной!
И жизнь в томлении к нам ласкова иначе...
Не ждать ли сердцу сладостной удачи,
Желанной встречи, прихоти шальной?

Как лица встречные бледнит и красит газ!
Не узнаю свое за зеркалом витрины...
Быть может, рядом, тут, проходишь ты сейчас,
Мне предназначенный, среди людей — единый!

           * * *

Сыплет звезды август холодеющий,
Небеса студены, ночи — сини.
Лунный пламень, млеющий, негреющий,
Проплывает облаком в пустыне.

О, моя любовь незавершенная,
В сердце холодеющая нежность!
Для кого душа моя зажженая
Падает звездою в бесконечность?

           * * *

Мороз затуманил широкие окна,
В узор перевиты цвета и волокна.

Дохни в уголок горячо, осторожно,
В отталом стекле увидать тогда можно,

Какой нынче праздник земле уготован,
Как светел наш сад, в серебро весь закован,

Как там, в небесах, и багряно, и ало,
Морозное солнце над крышами встало.

           * * *

                А. Н. Толстому
Для каждого есть в мире звук,
Единственный, неповторенный.
Его в пути услышишь вдруг
И, дрогнув, ждешь завороженный.

Одним звучат колокола
Воспоминанием сладчайшим,
Другим — звенящая игла
Цикад над деревеской чащей.

Поющий рог, шумящий лист,
Органа гул, простой и строгий,
Разбойничий, недобрый свист
Над темной полевой дорогой.

Шагов бессоный стук в ничи,
Морей тяжелое дыханье,
И все струи и все ключи
Пронзают бедное сознанье.

А мне одна поет краса!
То рокоча, то замирая,
Кристальной фуги голоса
Звенят воспоминаньем рая.

О строгий, солнечный уют!
Я слышу: в звуках этих голых
Четыре ангела поют —
Два огорченных, два веселых.
                Весна 1916

           * * *

Амур откормленный, любви гонец крылатый!
Ужели и моих томлений ты вожатый?

НЕ верю. Ты, любовь, печальница моя.
Пришла незванная. Согрета тайно я

Твоей улыбкою и благостной, и строгой.
Ты шла нагорною, пустынную дорогой,

Остановилася в пути, как странник дальний.
И глянула в глаза и грозно, и печально.

           * * *

Так суждено преданьем, чтобы
У русской девы первый хмель
Одни лелеяли сугробы,
Румяный холод да метель.

И мне раскрылись колыбелью
Глухой Олони снега
В краю, где сумрачною елью
Озер синею небеса.

Где невеселые просторы
Лишь ветер мерит да ямщик,
Когда, косясь на волчьи норы,
Проносят кони напрямик.

Не потому ль — всем розам юга
И всем обычаям назла —
В снегах, покуда пела вьюга,
Впервые сердце расцвето!

И чем смиреннее и туже
В бутон был скручен строгий цвет,
Тем горячей румянит стужа
Его негаданный расцвет.
                Январь 1917
                Москва

           * * *

Фаусту прикидывался пуделем,
Женщиной к пустыннику входил,
Простирал над сумасшедшим Врубилем
Острый угол демоновых крыл.

Мне ж грозишь иными поворотами,
Душу испытуешь красотой,
Сторожишь в углах перед киотами
В завитке иконы золотой.

Закипаешь всеми злыми ядами
В музыке, в преданиях, в стихах.
Уязвляешь голосами, взглядами,
Лунным шаром бродишь в облаках.

А, когда наскучит сердцу пениться,
Косу расплету ночной порой, —
Ты глядишь из зеркала смиренницей —
Мною, нечестивое, самой.
                1919

           * * *

Такое яблоко в саду
Смущало бедную праматерь.
А я, — как мимо я пройду?
Прости обеих нас, создатель!

Желтей турецких янтарей
Его сторонка теневая,
Зато другая — огневая,
Как розан вятских кустарей.

Сорву. Ужель сильней запрет
Веселой радости звериной?
А если выглянет сосед —
Я поделюсь с ним половиной.
                Сентябрь 1921

           * * *

Небо называют — голубым,
Солнце называют — золотым,
Время называют — невозвратным,
Море называют — необъятным,

Называют женщину — любимой,
Называют смерть — неотвратимой,
Называют истины — святыми,
Называют страсти — роковыми.

Как же мне любовь мою назвать,
Чтобы ничего не повторять?