Подорога и текст как тело

       Текст как тело - это моё чтение текста, не могу полностью с ним не согласиться, и не признать, что это важная тема.
       Понятия здесь отдыхают, чисто мыслительные функции тоже отдыхают, всего этого, оказывается, недостаточно, ибо текст словно тело должен входить в нас, а мы в него и тем самым порождать заново, а не находить в нас "адекват". Упор и акцент идёт на это "зановопорождение", вместо усваивания уже готового, предложенного нам мышления.
       Читая философский текст мы не должны усваивать, а должны снова что-то породить через самих себя и такое порождение начинается с наших состояний и настроений, это начало, книга нам нравится, восхищает, захватывает, волнует, интересует, у кого как, но это лишь первые порождения, есть же ещё и другие, более последовательные и глубинные.
       Нравление - первое соприкосновение с книгой, мы едва ещё заглянули в текст, а он уже в нас что-то породил, но не без нашего участия - другие мы от текста в пренебрежении отвернутся. Это таким, какие мы есть сейчас, текст нравится. Не вчера и не завтра - сегодня. А завтра по-другому и вчера иначе было.
       Мы, - я и книга, творим вместе. То, что нами совместно будет произведено - затем усвоится, а не я - пустой и голый собираюсь перекачать в себя готовую вещь. Вещь, книга, всегда готова лишь в относительном смысле. Без читателя она ничто, дупель - пусто. Нет, и этого будет мало, чтобы сказать: без "своего" читателя она будет ничто. Поскольку читателей много, да прочитывающих мало, - много званных, да мало избранных.
       "Свой" читатель - это тот, кто сделает книгу живой. А не сделает - Буратино так и останется навсегда поленом.
      Значит, не только человек - проект, как по Сартру, но и любое человеческое творение, любые шедевры искусства - проекты. Их ещё надо достроить, довоплотить, им не хватает "второй половины ключа", как в той же сказочке о Буратино. А "вторая половина ключа" и есть мы.
      Когда две половинки ключа соединяются - возникает "тайный ход" и мы по нему начинаем движение, он не принадлежит исключительно тексту, книге и не принадлежит исключительно нам, его вообще, в некотором смысле, в нас не было. Он возник. Теперь, когда он возник, мы можем по нему двигаться.
Тайный ход, наконец-то прорисовывает нас, уже не как половинчатых, но как цельных, достойных, самодостаточных и прорисовывает книгу, буковки которой до того рассыпались или же были мутны. Происходит "собеседование", встреча или "разглагол", как говорил Григорий Сковорода. Незавершённые проекты, как с той, так и с другой стороны - сбываются.
      Наши смыслы и смыслы книги - резонируют. Во вновь созданном пространстве тайного хода осуществляется резонанс, а не простой "товарообмен" услугами и образами. В напряжении друг ко другу находятся прежде всего смыслы, а не как не мысли, мысли должны приходить лишь потом, всплывая словно "сигналы из глубины" неизвестно почему и откуда. Именно поэтому, Подорога пишет: читать, не думая. Как же так, зачем же вообще тогда читать? Написанное воспринимается как призыв к бездумию, однако он не является таковым, "читать не думая" - лишь способ, каким можно добраться до первоначала - того самого, из которого возникают и сами мысли.

       А что, как я дальше пойду по аналогии и скажу: нужно любить, не выдумывая? Вот так, как сказано " читать, не думая" - "любить, не выдумывая". Конечно, на первый взгляд, это снова прозвучит возмутительно. Влюбляясь, мы только и делаем, что активно выдумываем, как и желанное будущее, так и предмет своей любви и самих себя не в меньшей степени. Но что как речь опять идёт о другом? Не об абсолютном запрете, а об отыскании такого места нашим выдумываниям, где бы они не заслоняли нас от реальности, от того, что есть, и от реальности, не как от статичности, но как от правды. Что как мы выдумываем не там, не так и вообще не плодотворно, что как мы выдумываем чаще всего таким образом, что теряем нить Ариадны. Мы не любим, а фантазируем свою любовь, когда же наши фантазии разбиваются, "придуманная любовь" также автоматически заканчивается. Всё это говорится, опять же не супротив человеческого воображения вообще, не в желании умалить его или принизить, но скорее в сторону того, что Гёте назвал когда-то "точной фантазией". Он назвал - а нам разгадывать, что он имел ввиду. Оказывается. даже фантазия должна быть точной, не только, к примеру, мысль. Но не звучит ли это парадоксально - точная фантазия?! Точная - следовательно куда-то направленная и как в яблочко в это попадающая.
       Не секрет, но может быть для кого-то и секрет, что наши фантазии - это те же самые мы, только продолженные оригинальным способом в виртуальную сферу идеального. Это наши дубликаты - двойники, отражённые на облаках. Самим себе, мы, как правило, нравимся, поэтому и наши фантазии, нам естественно нравятся - приятно полюбоваться на себя ещё раз со стороны! Даже если мы корим себя, мы в каком-то смысле слова не можем себя не любить. Здесь всё друг другу родственно и как бы прекрасно было жить в таком краю - краю своих фантазий. Одна только вещь мешает - реальность, а так - всё бы было хорошо))) Как в том преподавательском анекдоте про университет, когда преподаватели говорят как классно работается в университете и как бы всё было в полном ажуре, если бы только не студенты... Студенты всё портят)))
Так и нам с нашей любовью всё портит реальность, мир, истина - никак не желающие быть такими, какими именно мы хотим их видеть.
       Что же проку нам в таком случае мечтать, если мы исходим в своих чувствах не из госпожи истины, в данном случае не из наших чувств, которые с трудом понимаем, а всякий раз только из самих себя - при таком варианте, мы гибнем дважды - вместе со всеми нашими воздушными замками ещё в придачу. При таком варианте, наше крушение куда как болезненно, ибо удвоено. Так, как же быть?
       Быть может и наши фантазии и наши чувства должны проистекать не из нас самих, а из некоего общего центра, возникающего под названием "любовь" - того тайного хода, что не принадлежит никому в отдельности, но принадлежит обоим? Не есть ли он - единственная и подлинная реальность? И других реальностей искать не нужно и не может быть?
       Ведь такими, какими вы были, вы были и до любви, а с любовью появляется нечто новое, не похожее на вас - оно и является истоком всего, вовсе не вы. Исток открывается, разверзается, вспыхивает, просачивается - на Хайдеггеровском языке он называется просвет. Но языков философов много, а дней нашей жизни мало, чтобы просто коллекционировать их языки, лучше поспешить с переводом "разноязычия" на один язык - человеческий. Итак, исток находится вне нас, и он появляется, а не дан заранее. Оттуда, пожалуй, разворачивает свои крылья и иная фантазия, точная по Гёте, позволяющая предвидеть будущее за счёт верного видения того, что уже есть.