Напутствие

Я понял мир – он страшно болен:
От борозды до борозды,
Я знаю, скоро в черном поле
Не станет ни одной звезды.
Как в эту ночь,
Когда мой поезд
Меня на дальний Север вез,
И растворялись между сосен
Стволы последние берез.
Вокруг храпели и хрипели
Мои попутчики – беда!
В бреду угарном не хотели
Понять, что это – навсегда:
Заходит солнце, звезды гаснут
И мир сжимается прекрасный
За параллелью параллель –
Стремится к точке, полюс – цель,
Что не совсем, конечно, точно,
Куда мы мчимся – нет, не точка:
Полярный круг  моя черта,
Столица тундры – Воркута…
И вот залязгали затворы
И заскрипели тормоза:
“А ну, на землю, суки, воры
И на колени! Руки за…!”
А мы разуты и раздеты
Мороз за сорок, - не беда:
Ведь не за жизнью люди эти -
За смертью ехали сюда.
Не по своей, конечно, воле
На ледяном стояли поле,
Охраны слушая отчет,
И равнодушный пересчет…
Я был художником.
 Сосед мой,
Профессор,  доктор,  краснобай,
Он не вписался в соцсистему –
Философ,  ёкарный бабай!
Не соглашаясь, сокрушаясь,
До хрипоты, до слепоты,
Мы с ним делились, соглашаясь,
Всем – от портянок до мечты.
Идеей странной и убогой,
Он мир хотел переменить,
Он наши души с общим Богом,
Чудак, хотел соединить.
Я все шутил про две иголки,
Про темноту при их стыковке,
А он: “Художник, напиши
Лик Бога в венчике души!
Пиши дыханием, слезами,
Пиши и слухом, и глазами
Пиши, пока ты жив, пиши”
Но правоту своей идеи
Он доказал, увы, на деле.
Замерз.
И тут я убедился,
Что Бог с душой соединился.
Но был ли это общий Бог?! –
Никто в колонне не помог…
Я, каюсь, тело не донес:
Был лагерь далеко и лютовал мороз.
Печаль была того пути итогом:
Нас только смерть соединяет с Богом.
Его слова не вырвать из души -
“Пиши, художник, пока жив, пиши...”
И я пишу, быть может, поздно:
Кому нужна седая быль –
О том, как перетерла звезды
Россия в лагерную пыль.
1987-2017