La Valse

            (Poema-Odonata)

    Мстиславу Антонову               


Две белых розы опустились мне на плечи.
Стрекозий, травяной, нечеловечий
Твой взор горел и воплощался наяву
И в стрекозу, и в человека, и в траву.
И этот мир, как стебель, всасывал по каплям,
Пульсирующий, сетчатый, живой,
Мое тепло, и, утоляя голод свой,               
Лягушку влажную заглатывала цапля.
Я полз ужом по этой масляной земле,
Многострадальной, луковичной, гладкой,
И свет ее оберегал в своем тепле,
И падал медленно кленовою крылаткой.
По моим тонким жилам сок, как молоко,
Такой же белый, нутряной и ядовитый.
И, проникая жалом в сердце глубоко,
Царица пчел садится на цветок раскрытый.

***

Ты – стрекоза. Хищный зверь мелководных рек,
Синий алмаз, шестигранник речного бога. 
С белой кувшинкой во рту выхожу на песчаный брег,
С мокрыми волосами, вся в тине. Ты смотришь строго:
Как я такая вошла на порог твоего чертога?

Я – собрание сочинений в пяти томах,
Всяких загадок, быличек и небылиц, да прочего.
Дом мой стоит за рекой на семи холмах,
Выстроенный по проекту небесного зодчего.
В гости ко мне заходи – угощу, попотчую.

Мы – верховье и дельта одной безвестной реки.
Ты – солнце утреннее, я – вечернее.
Дева полощет белье, становясь на мостки,
В воду глядит, делаясь с каждым днем суевернее –
Видит на дне непонятные нам с тобой знаки,
                наверное.

   ***
Береги сердце, стягивай туже,
Не сходи с рельсов, не гуляй в стужу
Голым по снегу, белым по саже,
Пальцы гуляют вдоль по пассажу.
Я – твое бремя, я – твоя чаша,
Нет меня горче, нет меня краше.
В угол положишь, запеленаешь,
И не заглянешь, и не узнаешь,
Что там такое смотрит глазами.
Лишь плавишь свечи пред образами.
Плетью наотмашь, дверь нараспашку,
Около речки, возле овражку,
Я тебя встречу, горькие речи
Вылью, как реки, на твои плечи.
Пылью дороги, дьявольским стихом
Стань после смерти, поминай лихом,
Вынутым сердцем, вырванным глазом.
Выпей все горе, выпей все разом.
Жалость отныне мне не присуща,
Я повсеместна, я вездесуща.

***

Чем он становился старше,
Тем более истончался,
И перед самой смертью
Стал почти неприметен.
Гляди, как под ветром с юга
Сухой стебелек закачался,
Как желтые нивы колышет
Безрадостный южный ветер.
Он здесь, он стучится в двери,
Безвестный, никем не воспетый.
Несет увяданье, осень,
Тоску, что длиннее жизни,
Как стриж, чье гнездо разорили,
Как странник, в лохмотья одетый,
Что поздно, что слишком поздно
Пал в ноги забытой отчизне...
Он делался все прозрачней,
Стекляннее, чище, яснее,
Как небо над горизонтом
Бывает весной на рассвете.
И, в путь провожая последний
Смеющуюся психею,
Вздымал паруса седые
Безрадостный южный ветер.
            

***


Когда он спит, сквозь него прорастают побеги люцерны,
Тянутся к свету, пробиваясь сквозь котловины глазниц.
Лето накормит всех и излечит, наверно…
Все переломы срастутся по мановенью Его десниц.
Белое, жесткое, хлесткое,
Слишком большое, громоздкое,
В душу не влезет, останется у двери.
Вывернуть наизнанку, всего рассмотреть изнутри,
Возложить на мерило Анубиса каждое легкое.
Громкое, звучное, зычное,
Новое, непривычное,
Словно за самой спиной паровозный гудок.
Вкруг головы вместо нимба простой ободок,
А на устах наречие вертится иноязычное.
Когда он идет, под ногами его хрустят жуки,
Мертвые, высохшие, бездыханные.
Я и не знала, что могут быть так близки
Чахлый росток и растение благоуханное.

***
   
Сон - плотоядный паук.
Все вещи вокруг в его клейких нитях.
Дотронусь до стула – исчезнет,
Коснусь стены – растворится.
Книги на полках, и те, ирреальны.
Но я лишь глазами одними
Блуждаю по комнатам, осторожно гуляю.
Как ненадежны предметы!
Дом все тот же, но вроде иной -
Будто совсем другой, но тот же.
Каждую вещь я узнаю.
А это, возле двери, в темноте, что такое?
Что за слабый пульсирующий огонек?
Стараюсь к нему присмотреться, схватить…
Тело выбрасывает на берег кровати.


      ***


Здесь все перемешалось: зеркала,
Изгибы лебединых шей, вуали,
Как в голове у сумасшедшего. Я шла
По коридору, и глаза мои сверкали.
Здесь серны, павианы и слоны
Кружили вальс, роняли звонкие бокалы,
И были бесподобны и страшны
Улыбки нимф и лошадиные оскалы.
Но зеркала мне лгали, искажая суть –
Я отражалась в них на сорок лет моложе
И строже. Сера, золото и ртуть,
И выстланное бледными цветами ложе.
Сверкали люстры, сыпал с потолка
Ненастоящий снег на головы танцоров.
Как выпутаться из змеиного клубка?
Куда бежать от ненасытных взоров?
Мне опротивели и танцы, и вино,
Шипящее, как кошка на собаку,
Хоть всюду яркий свет, в глазах темно,
Я ужасаюсь вновь увиденному знаку.
О, Люциферов бал! О, лютое зверье!
Не насмехайтесь, разорвите меня в клочья!
Мне надоело слушать жалкое лганье,
Я покидаю вас и ставлю многоточье…

***

Взбрыкивает коза. Время за
Полночь. Душно и одиноко.
Где-то вдали шелестит гроза,
Поезд причаливает на вокзал
(Опоздал) чуть позднее срока.

В вагоне плесень и духота,
Запечатано намертво окно.
Выйди в ночь, не раскрывая рта,
Подними глаза – куриная слепота,
Звезды с маковое зерно.

Между небом и рельсами все мертво,
Неземная грусть лежит пеленой.
А когда-то в тебе жило божество,
А когда… (стук колес) ну и что с того -
Был один, а теперь иной.

Что осталось? Лишь вернуться домой,
Вскипятить от розетки самовар
И улечься спать, чтобы до самой
Зари, а потом еще до самой.
И козу получаешь в дар.

***

В кроваво-красной пелене
И небо, и земля, и снег,
Вот штырь из облака торчит,
Во рту горчит.
Напрасно миловала жизнь.
На красном свет еще острей
Бьет по глазам. Метель, кружись
В сто фонарей.
В сто фонарей и в сто домов
Я души поселю свои,
В сто пескарей и в сто сомов,
В их чешуи.
Созвездье красного орла.
Выплевываю удила,
Зажевываю удила,
Во мне игла.
Железо лязгает во рту,
Стальными иглами цвету,
Я вся в поту, и темноту
За бога чту.
Орел сорвал звезду со лба,
Во лбу дыра, в дыре резьба,
Войди в резьбу каленый винт
И белый бинт.

***

Есть разные боги:
Речные, земные, подземные.
А есть такие, которые не поместились
Ни на одной из карт,
Географических или игральных.
Ты слышал о Стрекозином боге?
В него не играют дети,
Ему не молятся взрослые.
Никто не знает, где его дом,
Что он ест и на чем спит.
Даже я. Но на этот вопрос есть ответ:
Задай его самому себе.
Задай его самому себе.
И он придет к тебе завтра утром
С восходом солнца.



***

Родина его – Арфа,
Насквозь продуваемая ветрами,
Омываемая океаном.
Тихая-тихая Арфа.

Родина его – влага
Рек и ручьев зеркальных,
Связующих небо и землю.
Чистая-чистая влага.

Родина его – небо,
Полное птиц, облаков и ветра,
С отголосками вешнего грома.
Синее-синее небо.

***

Радостный пес и инфанта в слезах,
Словно сюжет на фарфоровом блюде.
Небо синеет в собачьих глазах,
Боги во многом такие же люди.

Небо в глазах, за щекой леденец –
Съешь и утешься, потом или перед.
Преданность – это еще не конец,
Но в это пес никогда не поверит,

Даже, когда их не станет вдвоем.
(Впрочем, во всем этом есть нотка фальши).
Блюдо фарфоровое разобьем,
Небо закроем, и станем жить дальше.

***

Пела песенку я пустоте,
Убаюкивала сон во тьме.

Пела про деревья и леса,
Пела на разные голоса.

Пела про печаль, да про тоску,
Несчастливую свою судьбу.

Не с кем горе разделить свое,
Горькое свое житье-бытье.

«Сжалься надо мною, пустота»,
Да меня не услыхала та.







Март 2014