ВЗ. Штрихи к портрету

ВЗ. Вова Захарченко. Ну, что сказать? Есть вещи посмешнее "Фауста" Гёте. Например, ВЗ.

ВЗ. Да... О нем известно довольно много, только сведений мало.  Вот я и решил восполнить этот пробел. Да.   Но. Почему именно ВЗ? Тут всё просто. Роль личности в истории, может и загадка, а роль личности в рассказе очевидна. И ВЗ это наглядно демонстрирует. Потому, что без него ничего не получилось бы. Сам я этого ничего придумать не смог бы, а вспомнить было бы не о чем.
Впрочем. Если Вы любите какое-нибудь занятие, не требующее мыслей, например, скакать на лошади или играть в футбол, Вам не понять. Даже не пытайтесь. Потому что, в противном случае, противно будет всем.
В общем, в этих рассказах о ВЗ я старался. Чего и добился, хотя кое-где и не обошлось.

ВЗ был у докторов нарасхват. Все понимали, что с такой характерной внешностью нельзя быть здоровым. Трижды он обошел все специалистов, прежде чем заглянул к психиатру. "О!" - психиатр встретил Вову как родного.

ВЗ менял женщин как перчатки. Ну, то есть, у него сроду не было ни того, ни другого.

ВЗ не был плохим. И хорошим тоже не был. Он был странным. Одежда, манеры, юмор - всё было странным. ВЗ тоже шутил... иногда. Его шуток я не запомнил, и слава Богу! Вовины шутки можно было легко отличить по всеобщему недоумению.

Во время строевой подготовки руки и ноги у ВЗ двигались синхронно, словно у иноходца. Сколько майор с ним ни бился, так и не добился. Только усердия прибавилось. Решили оставить как есть, но подальше от начальства.

Однажды ВЗ надел галстук.
Галстук был замечательный, и ВЗ к нему абсолютно не подходил. Он вообще ни к чему не подходил, хоть и старался. Он всегда был какой-то неподходящий. Ни к галстуку, ни к людям, ни к жизни.

У него была неприятная голова. До отвращения, до испуга. Такую голову отваживались посещать только самые смелые мысли. Но, короткие.  Поскольку голова была не большой, то длинные мысли в ней не помещались. Поэтому, мысли были короткие, и неприятные. Потому что приятные мысли предпочитают приятных людей, а он ими не был.
Он был невзрачным до пренебрежения. К нему вообще лучше было не приглядываться, чтобы не видеть.  Да. И не слышать.  И запах. Нет, ну, конечно, человеку, привыкшему нюхать сыр с плесенью, этот запах мог показаться терпимым. Но недолго. Пара минут, и сквозь него начинали пробиваться нотки мясной гнили, от которых даже гурманы спешат отодвинуться.
И уши. Нет, ну, дело не в размерах. Но в их присутствии случайный человек чувствовал себя не уверенно. Чтобы не фыркнуть некстати или не сболтнуть лишнее.
И глаза. Дело не в цвете, его никто уже и не помнит. Зато каждый помнит, что глаза - это зеркало души; и та невнятная муть, которая открывалась при попытке к безмолвному диалогу - это отпугивало.
И перхоть. Всегда.  Не взирая на погоду и лечение, волосы свисали жирными ломтями, но перхоть была. А и потом, эти мази, сочащиеся гноем по лысине, не могли сдержать её напора, её падения на пиджак, на пол и на неосторожных.
С ним никто не хотел здороваться за руку, брезгуя, словно боясь заразиться, и поэтому он всегда протягивал руку первым.
И улыбка. До неё лицо было всего лишь омерзительным, улыбка же делала его и вовсе непереносимым.
И смех. Кто-то не любит, когда скребут ножом по крышке "Кильки в томате". Другой терпеть не может визг пенопласта по стеклу. Встречаются и такие, кого раздражает фальшивое пение Андрея Разина из группы "Ласковый май"... Смех Вовы Захарова дружно ненавидели все.

Как заставить людей полюбить тебя? Так чтобы не снаружи, а душой? А? Ну, откровенность, конечно. Улыбайся, да. А что делать, когда другие плачут над твоей улыбкой? Прикинуться дурачком? Позвонить Богу, переспросить? Не хочется. Искренне ничего не хочется.

В глубине души ВЗ был вздорным и сварливым стариком. Ещё с раннего детства. Поэтому он никак не мог повзрослеть. Куда взрослеть, когда ты уже старик? Из-за этого ВЗ всегда смотрел на детей с подозрением. Вид детей он считал для себя оскорбительным, а запах бессмысленным.

ВЗ считал себя хорошим человеком без объяснения причин. Потому что причин для этого не было.

Детей у ВЗ никогда не было, внуков, кажется, тоже, и он, на этом основании, считал себя сиротой.

Чем занимался ВЗ до общежития, известно мало, да и незачем.

ВЗ тужился на красный диплом. Пользуясь свободным временем, учил труднодоступные предметы. Похоже, он знал всё, и в знаниях своих, нередко, был оскорбителен с окружающими, обливая их молчаливым презрением и дразня ухмылкой.

Учитывая внешность, и к словам его относились с большим сомнением. Речи его вызывали недоумение даже у него самого. Чувствовалось, что он в них ни на грош не верит. Зудит, дерзит, пробует, но не убеждает. Слова у него постоянно разъезжались в разные стороны, словно неокрепшие ноги на коньках.

Однажды ВЗ поймал себя на мысли.  Это было трудно, потому что редко. Обычно ВЗ ловил на мысли других людей. Когда читал учебник Патологической анатомии и другие интересные книжки.

ВЗ любил точные знания. Например, цитаты. Наизусть. А поскольку голова ВЗ хронически была занята ни чем, то есть, не женщинами, не песнями и не картами, то и знания ложились в неё легко и бестолково.

ВЗ всегда был неадекватный. С самого начала. При попытке его родить, укусил акушерку.

Фигура у него была всего лишь нескладная. С головой хуже. Голову унижали уши. Одно больше другого.

Уши. Из этой трагедии нет выхода - только в петлю или в гении.

Большие мягкие уши доброй детской игрушки Чебурашки настраивают на благодушный лад. Мультик воспитал, одноимённый. Всё-таки, народ, воспитанный на Чебурашке, добрее тех, кто воспитывался на "Том и Джерри" Большие мягкие уши ВЗ настраивали на иной лад. Глядя на эти уши, хотелось что-нибудь сделать. Заплакать, например, или революцию. Что-нибудь не хорошее.

Иногда он кашлял. Кашель был такой, словно кто-то рвал на куски пыльный мешок из-под картошки.

Однажды ВЗ задумался и упал со стула. Мысли перевесили.

ВЗ был застенчив, хоть и старался. Его старания взбрыкивали презрительным хамством, что тоже не лучший способ общения. Тогда он снисходительно ухмылялся и скучно острил.

Неловкость ВЗ была поразительной. Улыбаться на похоронах, делать неуклюжие комплименты и лезть с дурацким мнением в чужой разговор... И глупые вопросы невпопад, оттого и посылаем был неоднократно, и на других привык не обижаться.

ВЗ хотел женщину. Безумно! Но увы. Чтобы в это всё влюбиться, нужно было окончательно охренеть, а без любви всё было слишком дорого.

Когда кто-нибудь рассказывал анекдоты "про Вовочку" он всегда посматривал на ВЗ, словно ждал, что тот подтвердит, или, хотя бы, не даст соврать.

ВЗ не пил. Принципиально. Профессионально. Чем раздражал всех неимоверно.  А ведь как не пить-то?  В общаге? Это только кажется, что можно. Ведь рядом девочки. Живут и пахнут. Собой. Ярко! Безумно пахнут собой; чем-то женским и вечным. Яблоком. Самым первым яблоком. А ты трезвый и она тоже. А у трезвой девочки уже и глазки не блестят, и ножки хуже раздвигаются. Со скрипом. Вот и приходиться смазывать отношения. Шампанским или ещё. А бутылка шампанского равна бутылке водки по своей убойной силе на ближайшие полчаса. Успел - твоё счастье. Не успел - её счастье. Вот такая игра, кто кого :)

ВЗ вертел газету в руках. Он даже не искал, где верх, где низ. Хуже. Он искал, где смысл.

ВЗ ел твёрдые и жидкие блюда. Он ими питался. Получал ли он гастрономическое удовольствие, неизвестно, поскольку удовольствием он ни с кем не делился.

Назвали ВЗ - ВЗ! - в честь мамы. Поскольку папа был не при чем, то отчество ему дали Даниилович. В честь древнего героя. Впрочем, отчества ВЗ никто толком не знал, и все путались.

Он всё делал трудно: жил трудно, ел трудно, даже спал с трудом. Словно и не жил, а преодолевал жизнь. В нем не бывало всплеска детской радости, в его глазах никогда не светилось солнце. Даже не отсвечивало.

Никому не вспомнить, как он одевался. Помнится, что-то коричневое, может быть брюки. Или мысли.

Его не тяготила его мелкая никчемная жизнь, ведь он терпел её в расчете на лучшее. В расчете на подвиги и славу.

В общаге он слыл за идиота. Но не за того добродушного идиота, которого хочется погладить по голове и угостить текилой, а за неприятного, тяжелого идиота, себе на уме.

Глаза его были неопределенного цвета: ни карие, ни синие, ни зелёные, ни другие.  Они были захаровые. Типичные захаровые глаза. Обычного захарового цвета.

ВЗ был напрочь лишен обычных человеческих эмоций. Его никто никогда не видел испуганным - только растерянным. Возмутиться он мог, но ярость - это было не его. Чувств у него хватало, но набор оставлял желать лучшего.

Кто знает, какие страсти клокотали в этой душе. Но наружу пробивалось не многое.  И в каком-то усеченном виде. Даже зависть пробивалась с трудом, а уже жалости и вовсе пути не было. Никому и никогда. Но и жадным он никогда не был. Всего лишь рациональным. Всегда и повсюду.

Однажды ВЗ влюбился, и его глаза засияли как фонарик ночью на кладбище. Да. С ним это было. С ним чего только не было, но это было. Теоретически, любовь - это светлое чувство, которое делает людей лучше. А практически, Вовина любовь была такой же несуразной, как и он сам.

ВЗ никто не бил, хотя и вид у него был извиняющийся, как будто били.

Он не был любимчиком ни у кого из преподов, хоть и был круглым отличником. Учеба тут не при чем, его просто не любили.

Друзей у него никогда не было, а немногочисленные приятели хихикали в спину.

Обидчивый? Да. Даже слишком. Любой смех с расстояния в 50 метров, сразу попадал в цель. ВЗ так привык к смеху над собой, что даже шутку в сторону и смех в воздух воспринимал с обидой.
Однако привычка к обиде, научила её проглатывать. И он её проглатывал, медленно растворяя в организме, вплоть до конечного исчезновения. Наблюдать за этим было весело, но непристойно.

Не трудно оправдать смех. Особенно, когда сам человек заслуживает смеха. Трудно понять его слёзы. Ведь слёзы - это тоже смешно.

В общаге ВЗ долго питался одной лишь солянкой, озверел, и легко мог наговорить многое каждому. Но предпочитал помалкивать, мурлыча что-то про себя. В этих песенках было мало смысла, зато было много плохих слов.

Из литературы он знал про Пушкина больше, чем из Пушкина.

ВЗ словно сошел с полотен модернистов. Не то чтобы совсем уж тварь Божья, но не творец - это точно.

Пять минут разговора с ВЗ, словно ночь в постели с Ницше.

ВЗ был внимателен к себе. Прислушивался.

Даже в Новосибирске, городе с полутора миллионным населением, ВЗ не сумел затеряться. Он всегда выпирал отовсюду.

Эволюция неочевидна. ВЗ опровергал эволюцию всем своим внешним видом и внутренним содержанием

Халат у него вечно был как из жо... Как изжёванный. Да и весь остальной вид был неадекватным. Мятые брюки на немытые ноги с заметной разницей в носках.

Бывает, что человек не красивый, зато добрый, умный, или вообще женщина. А бывает, что нет. Вова - нет. Увы, его содержание было под стать внешности.

Есть люди, похожие на море, есть люди, похожие на небо. На птиц, на животных, и даже на своих собак. ВЗ не был похож ни на что. Он был похож только на самого себя, да и то не каждый день.

Однажды венеролог выписал лечение и посоветовал ВЗ либо жениться, либо вести регулярную половую жизнь другим путём. Не столь праведным. И ВЗ завел себе любовниц. Причем, все девочки были как на подбор - одна другой краше...

Такое впечатление, что он и не жил вовсе. Он вел образ жизни. И образ этот был в большинстве своём безобразным.

Впрочем, о ВЗ можно рассказывать ещё долго и нудно, но не хочется.