Она кричала мне

           Я уже спешила. Но почему-то не могла пройти мимо соседней двери. Вот нужно было её открыть и всё тут! Взгляд сразу притянула она. Там было много всего. Но всё внимание – на неё. Она лежала и кричала.
           Это было необычно, мягко говоря, и впервые. Я замешкалась у двери, не переступая порога. Мозг, как водится, вмешался.
           Она-т ведь не просто голосила – «АААААА!»  А взывала определённо:
– Возьми меня с собой!
           Ум начал приводить доводы против: «Тяжёлая. Тебе с ней тащиться до школы (это три км), потом назад до трассы, и катать её в Устюжну… – зачем?»
Я стояла у порога и боролась сама с собой. Ум спорил с интуицией.
Пусть она тяжёлая – килограмма полтора, и корпулентная – больше формата А4, но такая милая, такая драгоценная. С позолотой по торцам, с массивной крышечкой обложки, и лет ей много – конец 19 века. Старинный Новый Завет.
           Победила с небольшим перевесом логика. С большим трудом, как будто это происходило в вязкой жидкости, закрыла дверь. И побежала на работу, обуреваемая смущением – книга как будто мне и вслед кричала…
Больше я её не видела.

           Комната, в которой она лежала, была оригинальной в этом старом здании, что дали мне, учительнице с детьми, под жильё. Не оклеена, не покрашена. Жёлтые от времени, отёсанные брёвна – очень подходящий интерьер для музея, который я там разместила.
           Коллекция была не маленькая и довольно богатая.
           Люди, узнавая о моём серьёзном занятии собирать старинную утварь, жертвенно расставались с очень даже интересными вещами. Один москвич, родом из Устюжны – а дело было в Супронове, где я жила в заброшенной школе, и мне ходить приходилось три километра в Чаево в действующую школу, пересекая трассу; и стоят эти деревни посередине между Череповцом и Устюжной… Так вот, москвич пообещал отдать колокол, отлитый в 1912 году в честь столетия Отечественной войны 1812 г. Потом, оказавшись в Москве, я приехала по названному адресу, и мне из-за почти закрытой двери, женщина протянула этот крайне симпатичный эксклюзив. По его юбке шёл рельеф, изображающий сражения, и соответствующие надписи. А сам колокол сиял, как будто молоденький.
           Самовар с медалями, медный, точнее, из сплава – подарил дедушка (раньше дедушки были настоящие, с бородами и всё такое), житель Неверова Бора, рядом с посёлком ДСК, где я преподавала сразу после института по направлению.
           Ещё об одном экспонате доложу – он вообще эксклюзивнейший!
Это часы мастера Павла Буре с работающим механизмом, внушительные, большие в деревянном восьмиграннике, с римскими знаками на циферблате. Заводились таким красивым ключом. Выточенные бронзовые внутренности часов приводили в восторг! Отдал эту драгоценность в мой музей художник, бывший работник газеты «Уломская правда» (редакция была в нашей Сосновке в двухэтажном деревянном доме) Виктор Демидов, житель села Дмитриево. Исключительность часов состояла в том, что они открывали Череповецкий вокзал в 1905 году как станцию Октябрьской Железной Дороги, соединяющей довольно передовой, со многими просветительскими учреждениями, город с Санкт-Петербургом. И долгое время эти мои часы показывали торопящимся и ожидающим точное время, и боем предупреждали, сколь именно ровно.
           Но фото в краеведческом музее они есть. И за часами я приглашала служителей музея приехать. Но они не собрались.

           … В тот день, вернувшись из Устюжны – обычно я ездила туда в храм на богослужения, или на беседу со священником, или к дяде Саше, гармонных дел мастеру – и подойдя ко крыльцу, я не обнаружила замка… И как-то стало не по себе. С тревогой зашла в дом и поняла. Да, зло побывало там…  В музейной комнате страшно пустела стена без часов. И книги, милой моей, родной моей, которая утром так умоляла меня взять её с собой, не было.
Грустно и со страхом проверила, чего ещё нет. Халат исчез, видимо, в него всё завернули, и почему-то будильник – смешно! Было бы смешно, если б не было так пронзительно печально.
           Не взяли многое другое, я так поняла, потому что их кто-то спугнул. Скорей всего моя крутая мужественная соседка Нина Кузьминична. Она потом рассказывала, что за моим домом следила женщина из Давыдова, соседней деревни. Стало быть, наводчица. Нина Кузьминична, молодец, не назвала её имени. Молодец.
           А глупости той помощницы воров, я думаю, стоит памятник, на кладбище.
           Всегда не устаю удивляться безумию людей, задумавших и творящих злое! Себе жизнь обрезают. И детям-внукам в судьбы такого сильно- и долгодействующего яда кидают! Или так ненавидят их что ли?! Или настолько невежды?!
           Ворам  копеек, полученных за украденное, думаю, не хватило даже на кутёж. А скупщики…, судьбу одного знаю – покончил с собой.

           Нередко бередит меня крик моей Большой Книги. И с сожалением отмечаю, как часто мы предпочитаем просчёты ума голосу сердца.
А сегодня, перебирая подробности той истории, я вдруг вспомнила, что Книга та святая говорила со мной не в первый раз, оказывается. Она часто обращалась ко мне: Почитай меня. И довольно пронзительно, очевидно, таки настойчиво. И тоже помню борьбу Сейчас с Потом. А ведь тяга была взаимной. Мы так хотели встретиться и соединиться – её внутренность и моя, Слово Отца с моим сердцем!

           Это теперь я стараюсь читать или слушать библию каждый день. Да, и то не слишком ли часто замечаю победы врага по имени Потом над тягой внутреннего человека моего нырнуть в Слово?...

               
                20 октября 2017 г.