Про Серёжу

Несколько простых историй,
Об обычном человеке,
О дурных его поступках
Уместилось в этой байке.
Человек этот – Серёжа,
Прав он, нет, судить не гоже,
То ли поселился бес,
То ли детский интерес.
Что сказать мне о Серёже,
Был обычным пацанёнком,
Пошалить любил, как впрочем
Все дворовые ребята.
Жил да был, когда родился
В одном городе известном,
Из рогатки в птиц пулялся,
Лазил с детворой по стройке.
Страсть любил похулиганить,
Так по-детски, не серьёзно,
Написать плохое слово,
На каком-нибудь заборе.
По весне ходил жечь траву,
На оттаявших лужайках,
И смотрел, как пожирает,
С жадностью, огонь деревья.
Иногда, с отцом и мамой,
Ездил к бабушке в деревню,
У неё своё хозяйство,
Куры, овцы и картошка.
Бабка отдыха не знала,
То зерна насытит курам,
То курятам мнёт картошку,
Замешав её с крапивой.
То нарежет свежих веток,
Овцам бросит на съеденье,
То весь день таскает банку
И трясёт жуков с картошки.
То ведро в колодец кинет,
Наберёт воды холодной,
То малину собирает,
Запастись вареньем вкусным.
Хорошо в деревне летом,
Несколько домов неброских,
Слива, тёрн и облепиха,
Как сорняк везде бушуют.
У берёз, на солнцепёке,
Ворошат крестьяне сено,
Женщины стирают тряпки,
На пруду большом и чистом.
Вон и трактор, рядом плуги,
Борона и две телеги,
Спят собаки у забора,
Блох вычёсывая лапой.
Рядом речка протекала,
Рыбы было в ней навалом,
И Серёжа на рассвете
Часто бегал на рыбалку.
Брал, не длинное удило,
Из отборного бамбука,
Что отец, на день рожденья,
Подарил в запрошлом годе.
Направлялся за сараи,
Где навоз лежал годами,
И найдя кусок дощечки,
Начинал в нём ковыряться.
Черви были там отменны,
Лучше, чем на огороде,
А живучи, спасу нету,
Офигенная наживка.
На картошке, между грядок,
Плохо черви попадались,
Вроде крупные, а толку,
Не годились для рыбалки.
Как-то раз, с утра пораньше,
Взяв кусок белого хлеба,
Он собрался на рыбалку,
Наловить к обеду рыбы.
- Вот уж бабка будет рада,
Когда я приду с огромным,
Карпом килограмм на десять,
И такою же плотвою.
Но проблема за сараем,
Нет совсем червей в навозе,
Толи нынче слишком жарко,
Толь меняется погода.
И решил искать на грядках,
Всю картошку перерыл он,
А нашёл, штук пять, не больше,
Да и те, еле живые.
Вот река, пойдёт щас дело,
Рыба здесь на дне таится,
В заводях стоит, в кувшинках,
Так и ждёт червя большого.
Не клевало абсолютно
В тот безоблачное утро,
Истоптал, Сергей, весь берег
И все заводи облазил.
И прикормит комбикормом,
И пшена туда насыплет,
Не берёт ни одна сволочь,
Хоть взрывай всё динамитом.
Психанул Сергей на это
Непростительное дело,
Бросил крупный камень в воду,
И пошёл домой печалясь.
Ну а бабка утром встала,
Банку, взяв из-под горошка,
Не спеша, пошла на грядки,
Чтоб собрать личинок красных.
В банку соль, воды грамм триста,
Пробку мыльного раствора,
Соду, уксуса, две капли,
И немножко керосина.
В этот год их очень много,
Уморил жук колорадский,
Каждый день по полной банке
Набирала всех размеров.
Но, увы, окинув взглядом
Сердцу милую посадку,
Онемела тут же бабка,
Соляной раствор роняя.
Где ещё вчера шумела
Пышная ботва картошки,
Перепаханное поле,
Нет паслёновой культуры.
Увидав в меже лопату,
Тут же всё сообразила,
Больше не кому, Серёжа,
Совершил теракт ужасный.
- Вот ведь, нелюдь окаянный,
Как зимой мне без картошки,
Зацвести-то не успела,
Только клубень занимался.
Горе мне, старухе, горе,
Голод будет и болезни,
Нет управы на фашиста,
Как же смерти хочет бабки.
Вот возьму, сейчас, лопату,
И огрею по хребтине,
Чтобы было неповадно
Над людьми так издеваться.
Но вернёмся к рыболовству,
А особенно к Серёже,
Что частенько бегал к речке
Протекавшей недалече.
Уважал он это дело,
Вот и в этот раз задумал,
Накопал червей пригоршню,
И пошёл ловить уклейку.
Два часа, без передышки,
Он по берегу слонялся,
Наблюдая продвиженье
Поплавка, вдоль, по теченью.
В этот день ему фартило,
Были частыми поклёвки,
Навытягивал штук двадцать
Серебристых, вкусных рыбок.
Когда к бабушке вернулся,
Бросил удочки у дома,
На крючке червяк живучий
Был оставлен ненароком.
Червь, когда учуял землю,
Словно заново родился,
Сразу ожил, стал резвиться,
И закапываться в почву.
На дворе гуляли куры,
Сочную траву клевали,
Лапами, копая землю,
Продовольствие искали.
Одна курочка, копаясь,
Близко подошла к удилу,
Где на маленьком крючочке
Червь пытался закопаться.
Курица, червя увидев,
Не поверив в своё счастье,
Проглотила его сразу
И крючок вонзился в горло.
Дёрнувшись назад от страха,
Ещё пуще зацепилась,
Чуть не вывернув наружу
Зоб с остатками пшеницы.
От такой ужасной боли,
С леской изо рта торчащей,
Стала по двору носиться,
С удочкою из бамбука.
Тут сосед проходит мимо,
И увидев это дело,
Он опешил по началу,
Раза три перекрестился.
Стал в окно кричать старухе
- Бабка, выглянь на секунду,
Тут творится чертовщина,
С вашей живностью дворовой.
Курица бежит от палки,
Та не отстаёт, сигает,
Ажно прямо как змеюка,
Так и бьёт её по заду.
Клюв открыт, глаза сверкают,
Весь участок истоптала,
Уж не правда ль, барабашка
В эту палку поселился.
Я слыхал про эти вещи,
Те бесовские проделки
Полтергейстом называют
И статьи про этот пишут.
Что там палка, и посуда
Неожиданно взлетает,
Ударяется о стены,
Разлетается частями.
А иной раз возгоранье
Без причины происходит,
Это всё же поопасней,
Длинной, прыгающей палки.
А бывает так, что стены
Изрыгают сами воду,
Просто льёт из неоткуда,
Заливая в доме мебель.
А потом и мор начнётся,
Кролики опять подохнут,
И коровы заболеют,
Молока давать не будут.
А бабуля в это время
Дочери письмо писала,
Заказным хотела выслать,
Как последнюю надежду.

Письмо.

«Здравствуй дочка. Как живёте?
В городе-то всё попроще,
И квартира огроменна,
Не чата моет избушке.
Ты, приехай поскорее,
Забери домой Серёжку,
Спасу нету, как замучил,
Непоседливый оболтус.
Сгубит он нашу деревню,
Говорю, как перед богом,
Все плюют в мою калитку,
Это ж стыдоба, какая.
Коли он ещё на месяц
Здесь останется со мною,
Наложу на себя руки,
Или слягу от болезни.
Уж и так сердечко колит
И дыхание спирает,
А давление как скачет,
Будто заяц в чистом поле.
Руки у меня трясутся,
Как у Стёпки, с похмелюги,
Да и в целом всё не важно,
Забери его отсюда».

Бабка, выглянув в окошко,
Ещё больше поседела,
Чуть сознанья не лишилась,
От такого богохульства.
- Ах ты, изверг, окаянный,
Не ребёнок, а несчастье,
Ну, когда ж тебя отсюда
Увезут родные в город.
Это ж надо, что удумал,
Над курою издеваться,
Зацепил её удилом
И опять убёг от бабки.
- Вот и я тебе талдычу,
Бес вселился к тебе в избу,
Ишь, как пакостит проказник,
Извести решил скотину.
Ты святой водой побрызгай
По углам и возле двери,
И поставь свечу к иконе,
Чай и выведешь чумного.
- Ты иди, Степан, отсюда,
И проспись до выходного,
Я сама тут разберуся,
На кого, чего побрызгать.
- Ты, чего такая злая,
Прямо как с цепи сорвалась,
Ну, вселился бес, чего тут,
Наиграется и сгинет.
Я то, чем тебя обидел,
Да и трезвый уж неделю,
Я что ль в куру палкой тычу,
Или бесов напускаю.
- Бес один тут, мой Серёжка,
Это он тут воду мутит,
Что ни день, то приключенье,
Что-нибудь, да отчубучит.
Ты присматривал бы лучше
За своей собакой Жучкой,
Он, когда тут всех уморит,
До неё добраться может.
Или траванёт, подлюка,
Или стрельнет из рогатки,
Или к яблоне привяжет
И удавит бедолагу.
Ох, за что ж мне наказанье,
Что за грех мне давит душу,
Дай мне Бог, немного силы,
Чтоб дожить до воскресенья.
Ни сказав не слова больше,
Побежал Степан до дома,
Укрепить получше двери,
Спрятать жучку за сараем.
Курицу, на всякий случай,
Зарубить пришлось на мясо,
Шею выкинуть в помои,
Чтоб крючком не подавиться.
А ведь знатною несушкой
Раньше курица ходила,
Цыплокам не было счёту,
И яиц несла не в меру.
И у петуха рябого
Курица была в почёте,
Потоптать любил, бывало,
Среди прочей разной птицы.
Как не стало, загрустил он,
Вспоминает бедолагу,
Часто ищет, средь пернатых,
Всё на гребешки косится.
Сядет он возле калитки
И всё смотрит вдаль куда-то,
Ждёт её, хранит ей верность,
А ж до слёз по ней тоскует.
Вдруг, да выйдет из крапивы,
Закудахчет по старинке,
Как её он приголубит,
Как вопьётся клювом в шею.
Втопчет всю, в сырую землю,
Наплодит цыплят пушистых,
Сядет рядом на нашесте
И тихонько закудахчет.
Но, увы, её уж нету,
Съедена была старухой,
И теперь чернейшей злобой
Он наполнен на Серёжу.
Как-то он, в кустах малины,
Отдыхал, зерна нажравшись,
И увидел негодяя,
Что сгубил его подругу.
Шёл Серёжа по тропинке
И сбивал верха крапивы,
Толстым прутиком лещины,
Разрезая свистом воздух.
Вот пришёл и час расплаты,
Петушок затрясся даже,
Впился в землю он когтями,
Наблюдает за Серёжей.
Затаился, ждёт момента,
Когда будет он поближе,
Налились глазницы кровью,
Напряглись все сухожилья.
Вот Серёжа встал спиною,
Замахнулся на крапиву,
Лучше случая не будет,
Надо мстить за своё счастье.
Тут петух сорвался с места
И стрелой за ним метнулся,
И со всей петушьей силой
Клюнул, чуть выше колена.
Вскрикнул Серый, повернулся,
Зашипел от острой боли,
И прутом, со всего маху,
Петуху заехал в шею.
Хрустнув, косточки сломались,
И погиб петух героем,
Пал в траву он смертью храбрых,
 Отомстив за смерть несушки.
Вновь курятина к обеду,
Всё мясные рационы,
В суп чуток, к картошке ножки,
Кое-что и в миску кошке.
Бабка долго валерианку
Капала на дно стакана,
Стала вся уже седая,
Кровью сердце обливалось.
- Ах, паршивец окаянный,
Всю извёл мою скотину,
Сатана – одно названье,
Нету сил моих уж больше.
Привезли на мою шею,
Ведь жила себе спокойно,
Горя лютого не знала,
Уродили паразита.
А Серёжка знай, смеётся,
На антоновку забравшись,
Но старается без дела
На глаза не попадаться.
Жутко, как ремня боится,
А особенно жичину,
Про которую частенько
Ему бабка намекает.
Хотя, что это такое,
Он пока не понимает,
Но считает её хуже,
Чем затрещина простая.
Потихоньку страсти стихли,
Жизнь вошла в своё теченье,
Но, так вышло, ненадолго,
Что вполне уже понятно.
У бабули жили овцы,
Среди них баран был знатный,
Славный был производитель,
Знаменит на всю деревню.
Как-то стадо, очень мирно
В липняке глодало ветки,
Наполняя свежим кормом
Своё пузо до отвала.
Бдел вожак, водил рогами,
Наблюдал за своим стадом,
Что случись, он в раз заблеет,
Огласив сигнал тревоги.
Рядом прятался Серёжа,
Наблюдая за обедом,
И слегка косясь на яйца,
Гордость главного барана.
- Интересно, сколько весят
У барана эти штуки,
Подойти, что ли, пощупать,
Авось бабка не увидит.
Подошёл к нему он сзади,
Огляделся по шпионски,
Успокоил, гладя спинку
И схватил его за яйца.
У барана рот открылся
И глаза в два раза больше
Стали от такого действа,
Неожиданного крайне.
Ноги сами подогнулись
И баран прилёг на травку,
Еле слышно мекать начал,
Сильно втягивая воздух.
Изо рта упала ветка,
Что жевал он с наслажденьем,
Стало, вдруг, не до питанья,
Аппетит пропал на время.
Отпустил Серёжа яйца
И смеясь от наслажденья
Побежал домой скорее,
Чтоб приколом поделиться.
В это время его бабка,
Наварив мясной подливки,
Шла на улицу с кастрюлей,
Остудить гастрономию.
Та густая получилась,
То-то будет угощенье,
С вермишелью вперемешку
 К ужину на стол поставит.
Подошла к закрытой двери
И в руках держа подливку,
Потянулась, было к ручке,
Ухватив её мизинцем.
На беду её Серёжа,
Как обычно, со всей дури,
Дверь плечом толкнул с разгону,
Та открылась без задержки.
Чуть мизинец не сломался
У испуганной старушки,
Дверью так её влупило,
Что сознанье улетело.
Бабка с грохотом упала,
Опрокинув всю кастрюлю,
На лицо и на передник,
Весь замасленный изрядно.
Мелкие кусочки мяса
И вкуснейшая подлива,
Всё стекало с бабки на пол
И линолеум скрывало.
 Один зуб лежал отдельно,
А второй во рту остался,
Благо не было их больше,
Было бы в сто раз больнее.
Никогда Сергей не слышал,
Чтобы бабка так орала,
Из её речей ужасных
Половину слов не понял.
- Я тебя, антихрист чёртов,
В дом пускать не буду больше,
Будешь спать в хлеву вонючем,
Где домашняя скотина.
Да скотина даже лучше
И послушней тебя будет,
Бабку сбил и ржёт, как лошадь,
Потешаясь надо мною.
Ты ж меня, подлец, ошпарил,
Глянь, вся кожа покраснела,
И одежда вся насмарку,
Вон как пропиталась жиром.
Ох, какую, ты, подливу
Загубил, придурок хренов,
Сколько я трудов вложила,
В это сказочное блюдо.
- Я смеюсь не над тобою,
Там баран твой, вот умора,
Овцы в липняке пасутся,
А вожак их всех смешнее.
Он лежит, видать наелся,
Переваривает пищу,
Овцы все поразбрелися,
Что-то видимо боятся.
А баран лежит и блеет,
Даже ветки грызть не хочет,
Только ноги растопырил,
До того потешна поза.
Бабка, страшное почуяв,
Отряхнув с себя подливку,
Бросилась смотреть отару,
Как бы, что не приключилось.
В состоянии тяжёлом
И с ожогами на теле
Припустила, что есть духу,
А за ней Серёжа следом.
Смотрят марафон соседи,
Оба, видимо, сбесились,
Заразил бабулю внучек,
Непростой шизофренией.
Что же там могло случиться,
На ходу решает бабка,
Может, волк напал на стадо,
Или кто украл барана.
Этот ирод-то, беспутный,
Только знает, что смеяться,
Хоть гори огнём деревня,
Всё одно ему веселье.
Прибежала, всё в порядке,
Овцы ветки уплетают,
Лишь баран стоит, коситься
На Серёжку, в отдаленье.
- Ты чего меня пугаешь,
Сердце чуть не разорвалось,
Овцы, вот они, на месте,
Никуда не разбежались.
Вот ты паникёр несчастный,
Ржёт о чём-то непонятном,
Всё, беда, пропали овцы,
И беги тут сломя шею.
Ржёт Сергей без остановки,
И двух слов связать не может,
Еле-еле он из носа
Не пустил пузырь сопливый.
- Да нормально всё, ты глянь-ка,
Дрессированный баран-то,
Исполняет все команды,
Понимает человека.
Подошёл к нему Серёжа,
Дал, «лежать», ему команду,
И сильнее в яйца впился,
Обхватив своей рукою.
Тот не ожидал подвоха,
В этот раз не мекнул даже,
Подкосились его ноги,
Завалился сразу на бок.
- Во, видала, он же в цирке,
Запросто работать может,
Исполнять любые трюки
И гонять на самокате.
В шапито сдала б, на время,
И имела за аренду,
Ну и мне бы отстегнула,
За хорошую идею.
Мы б с тобою так зажили,
Никогда б не знали горя,
Ездили бы на машине,
Пили б дорогие вина.
Бабка, это всё не слыша,
Уж давно, с бараном вместе,
Оперлась на сук берёзы
И к её стволу прижалась.
Точки чёрные забегав,
У неё перед глазами,
Отошли, спустя минуту,
Возвратив её в сознанье.
Отпустив рукою сердце,
Отдышавшись от удара,
Хриплым голосом, каким-то,
Еле-еле процедила.
- Вот, Степан, ну есть же нехристь,
Вёдрами вино лакает,
Пропил всё и телевизор,
И последнюю корову.
Но и тот святей святого,
По сравнению с тобою,
У твоей бесовской силы
Нету ни конца, ни края.
Не умру я своей смертью,
Вгонишь в гроб ты меня скоро,
Вон, опять сердечко колет,
Валидол не помогает.
Нет уж сил, с тобой бороться,
Умори хоть всю скотину,
Только уезжай отсюда
И забудь сюда дорогу.
Извелась совсем старуха,
В доме все таблетки съела,
А потом совсем ослабла,
Ноги стали, как из ваты.
В скором времени, на пасху,
Умерла его бабуля,
Продан был и дом в деревне
И оставшаяся живность.
Там осталось-то всего лишь
Две овцы и три цыплёнка,
Всё извёл Сергей в могилу,
Что хоть как-то шевелилось.
Да Серёжа был мастак
Веселиться просто так,
Никогда не замечая,
Как аукнется пустяк.
Много мальчуганов с ним,
Жизнь испортили другим,
Нервы треплют на износ,
Все, пуская под откос.