Червь

                Екатерине Б.


Во мне живет расчетливейший червь –
Рациональней плута-интригана.
Он точит зуб свой о больной мой нерв…
И знает все, что нужно знать тирану.
Я волю узнаю его без слов –
Когда мой нерв к погоде расшалится.
И этот давний недруг мой бесов-
-ский вдруг со мной разговорится…

И невзначай он, беспричинно, вдруг
(как по плечу по-дружески похлопав),
Чтоб не ползти личинкою вокруг,
Куснет мое нутро, чтоб знал, где «плохо»!..
Он есть торопится, я – чувствовать спешу:
Наш симбиоз почти как на обложке –
Я иногда отсрочки попрошу,
Подкармливая чудище из ложки.

Но этот сукин сын – капризный хам!
И он чудит порой бесцеремонно:
Он снизу бьет частенько по верхам,
И бьет – по-своему – вполне резонно.
Я силой рад помериться бы с ним,
Но подгадать умеет он минуту,
Когда я слаб, что значит – «объясним»;
Когда я скован – мыслями опутан.

Но вот растерян он, когда я сплю
Иль занят черте чем, работы вместо.
Тогда он посидит, утрет соплю
И ждать ползет, когда ж я, наконец-то,
Задумаюсь опять о Бытии
И о своем в нём благородном месте…
Он, будучи день-два в небытии,
Ужалит вновь, горя желаньем мести.

Он волю мне как хвост истеребил,
Хоть волю культивировал я спортом;
Но даже спорт его не истребил,
При том, что защищался он экспромтом,
Шутя, слюну пустив в аорту –
Преодолев, сломив, и скомкав
Всю предысторию мою…

Шло время, назревала паранойя,
И жажда мести к гаду в лабиринте.
И чем он глубже полз, давясь слюною,
Тем чаще снилась эта тварь убитой,
                Раздавленною в слизь…

Я как-то понял, что мне делать,
Как с этой мерзостью бороться.
Как яд в самом себе возделать,
Как утопить в чаду уродца,
Который лишь растет от силы,
В ней обретая безопасность…
Почти что сразу отомстилось
(лишь только я нашел лекарство)…

Он быстро, жадно съел все то, что
В себя я принял душной ночью.
И вдруг потряс меня истошный,
Смертельный крик, как жизнь, – непрочный.
Я тоже в бездну окунулся,
Но полн иных видений был.
Когда ж я, наконец, проснулся, –
И он о прыти позабыл:
Ползти не мог, кусать – тем более,
Он лишь о чем-то бормотал.
Я – вновь ушел в волну прибоя
(прихода!)…
                Как он сильно сдал!..

Мы все курили понемногу
Чего-нибудь и как-нибудь –
Кто убивал в себе миногу,
А кто змее твердил: «Капут!»
И я твердил, что утвердился,
Что утвердил во хлябях твердь…
Издох мой червь, не возродился:
Есть что-то тверже.
                Имя – смерть.

Но все те яды, и та злоба,
С которой я давил ту слизь,
Все на меня – как на амёбу –
Вдруг Ниагарой пролились.
И столько ненависти ярой –
Во мне. И столько страсти злой,
Меня – в январском Красноярске –
Покрыло пеплом и золой.
И был бессилен я сражаться
Теперь уже с самим собой.
Рука должна была разжаться –
Не может вечно длиться бой!

День начинается не каждый
Словами антисловаря,
Когда я в зеркале, однажды,
Узнал в себе… того червя…


                декабрь 2002 г.