Николай Рачков, СПб
†††
Так много васильковой сини
Над светлой рощицей простой.
Здесь лес и поле… Здесь Россия.
Здесь Пушкин, Лермонтов, Толстой.
И земляника в перелеске,
Черёмух вешних холодок,
Грачи и церкви… Достоевский,
Тургенев, Тютчев, Гоголь, Блок.
Здесь снежные бывают бури,
Шагнёшь — и не сыскать концов.
Но здесь Иван Шмелёв и Бунин,
Есенин, Шолохов, Рубцов.
Словесные набат и гусли.
Так было и так будет впредь.
Здесь можно и в любви, и в грусти
Любое сердце отогреть.
ПЁТР И ФЕВРОНЬЯ
1
Муром — здесь синего неба бездонье,
Клонятся травы от радостных бус.
Князь и княгиня — Пётр и Февронья —
Это любви неизбывной союз.
Знать не дано, по какой там причине
Сердце смятилось и было в беде.
Князь, ты не смог бы уже без княгини
Ни на земле, ни на небе, — нигде.
Сколько промчалось веков над Окою,
Но не смогли они вас развести.
Вот оно в чём обретенье покоя,
Вот отчего вы в любви и чести.
Вы указуете нам и поныне,
Напоминая заветы свои:
Держится мир на семейной твердыне,
Рухнет он, если не будет семьи.
Жизнь — за удачей и счастьем погоня,
Злобы и зависти тайный запас…
Князь и княгиня, Пётр и Февронья,
Не уставайте молиться о нас.
2
Любовь не превыше ли всяческих благ?
Бояре, потише…
Во веки веков да исполнится брак,
Задуманный свыше.
Сомненья и страхи — изыдите прочь!
И в полночи синей
Была ты, Февронья, крестьянская дочь,
А стала княгиней.
Умолкните, трубы людской клеветы,
Лихого навета!
Княгиня и князь — это те же цветы
Господнего лета.
Их княжество в силе, и крепок их дом,
Не вянет их слава.
Мы веруем, знаем: стоят на одном
Семья и Держава.
†††
Недавний день моей страны.
Документальный фильм. Столица.
Каким огнём озарены
Открытые друг другу лица!
Мелькнёт лицо, его черты
Меня взволнуют не напрасно.
В нём нет той самой красоты,
Но как, но как оно прекрасно!
Сегодня, после стольких вьюг,
Невольно с горечью подмечу:
Иду в толпе, гляжу вокруг,
Но лиц таких уже не встречу…
†††
Как солнце играло на жёлтой стерне,
На тёплой ботве огорода!
Была ты, деревня, опорой стране,
Извечной душою народа.
Когда чёрной тучей в родные края
Шёл враг, безпощаден и страшен,
Вставали стеною твои сыновья
От сельских угодий и пашен.
И знали, где их потайные ключи,
Где корни у них родовые,
Твои космонавты, поэты, врачи,
И маршалы, и рядовые.
Стоишь ты в кольце обустроенных дач,
Возросшей тревоги не пряча.
Тебя извели. Истребили. Не плачь.
Ты выше страданья и плача.
ГЕНЕРАЛ СКОБЕЛЕВ
Знал боевой солдатский строй,
Где ни случись беседа,
Что там, где Скобелев-герой, —
Там слава и победа.
Об этом помнят до сих пор
И Туркестан, и Шипка,
Где штык решал известный спор
И сабельная сшибка.
В пороховом дыму, в огне,
Как грозная комета,
Летел на белом он коне
Перед полками света.
Не красовался, не играл,
Не ждал за подвиг платы.
«Вот генерал так генерал!» —
И шли в огонь солдаты.
Он за редутом брал редут,
Но обронил за чашей:
«Я слишком русский. Не дадут
Мне жить в России нашей…»
Он службу мог бы сослужить
Великую Державе.
Но он был прав. Не дали жить
Ему в растущей славе.
Какая тьма со всех сторон
Нагрянет — видел это.
Был отнят у России он
Как полководец света.
Но и в незримой стороне
Не позабыт он нами:
…Летел на белом он коне,
Летел перед полками!
ЛУЖСКИЙ РУБЕЖ
…И обнажилась, огнём полыхая,
В армии нашей смертельная брешь.
Враг шёл победно, бронёй громыхая,
Но обломился о Лужский рубеж.
Лужский рубеж — батальоны и роты,
Грозных, прицельных орудий стена.
Лужский рубеж — ленинградской пехоты
Воинский подвиг на все времена.
Спят в этих далях сквозь годы и даты
Ни у кого никогда не в долгу
Насмерть стоявшие наши солдаты,
Не уступавшие пяди врагу.
Спят и в песке, и в болоте, и в глине…
Это надолго, надолго теперь
Бешенство Гитлера в волчьем Берлине,
Не ожидавшего страшных потерь.
Стал неприступным вошедший в балладу
Брод, от ветра балтийского свеж.
Дал подготовиться в бой Ленинграду
Лужский рубеж,
Лужский рубеж.
†††
Куда вы бежите, славяне,
Неужто Европа — ваш дом?
Неужто победные брани
Простятся вам в логове том?
Куда вы торопитесь, други, —
В холопы, в презренные слуги?
Увы, не найдётся пригожей
Вам места, как только в прихожей…
ОСЕННИЙ САД
Недолог в сентябре закат
Среди родных окраин.
Тоскует яблоневый сад,
Тоскует и хозяин.
И не унять тоски ничем,
И урожай — не в милость.
Он думает: зачем, зачем
Так много уродилось?
Кому нужны его труды?
Идёт хозяин в сенцы.
И глухо падают плоды,
И отдаются в сердце.
Горчит осеннее вино,
Бессильно виснут руки.
И дети в городе давно,
И не приедут внуки.
Любого угостить бы рад
Он яблочком из сада…
…Усыпан яблоками сад —
И никому не надо.
†††
Средь многих радостей и бед
Подмечено на свете:
Увы, безгрешных в мире нет,
Безгрешны только дети.
Чуть повзрослеем — и грехи
Пошли, пошли за нами.
И гонят нас, как пастухи,
И щёлкают кнутами.
Придирчивых не сводят глаз,
Повсюду наготове.
Они подстерегают нас
В поступках, в мыслях, в слове.
Ещё нам вроде нипочём
Высоких чувств пропажа.
Но всё тревожней за плечом
Растёт грехов поклажа.
И как от них себя спасти?
Оглянешься, окинешь:
И силы нет, чтоб их нести,
И никуда не скинешь…
†††
Ягоды блестят на бересклете
Каплями огня, к себе маня.
Многих близких нет уже на свете,
Многим уж давно не до меня.
Пусто на моей тропе осенней,
Под ногой шуршит опавший лист.
И о жизни глубже, откровенней
Думаешь под ветра резкий свист.
Обо всём, что дорого и свято,
Что вошло и в кровь уже и в плоть,
Что от незаслуженного злата
Милосердный уберёг Господь.
Надо благодарным быть за это,
Никого за что-то не виня.
…Вон как светит кустик бересклета
В капельках последнего огня.
Свидетельство о публикации №117101709169