В открытом море

От винта за кормой пенный след и бурлит и клокочет,
и куда ни взгляни, лишь одни горизонты вдали,
только сердце моё расставаться всё с Крымом не хочет
и, как чайка, тоскует, и ищет хоть контур земли.

Вот барашки бегут в непонятную сторону света,
нету встречных судов, лишь созвездий клубятся рои;
завтра будет Босфор, будут нас ослеплять минареты,
будет гулкий Стамбул зазывать на базары свои.

Я, конечно, схожу в знаменитую Айя-Софию,
выпью кофе густой, пусть духанщик меня обдерёт,
припортовый район, где снуют зазывалы лихие,
прочешу я за сутки с покупками взад и вперёд.

А пока между хлябей, как щепка, болтается судно,
пенный след за кормой, отбурлив, растворяется, вот
только сердце моё всё тоскует, оно неподсудно,
потому что любовью, не разумом, сердце живёт…

СТАМБУЛЬСКАЯ САГА

Солнечный ливень балкон захлестнул,
вот и купайся в шезлонге без дела.
(На разграбленье был отдан Стамбул
целых три дня «челнокам» оголтелым!).
Баксы считать – не сонеты писать,
счешешь подошвы по «Русскому рынку»!
(На Каракёле захочешь поссать,
тут же в бардак попадёшь к украинкам!).
Вот и прощай (навсегда ли?) Босфор,
(порт, минареты, судов караваны) –
кожаной куртке твоей до сих пор
сносу не видно, как это ни странно.
Ты же дурить, ох, отменный мастак,
бизнес всегда обходился без правил, –
но на твоих многолюдных мостах
сердца кусочек я всё же оставил.
Вот и опять вспоминаются мне
дни те, как старая добрая сага;
месяц турецкий висит в синеве
звёздной и месяц турецкий – на флагах…
В Ялте в разгаре курортный сезон,
то есть погоня за звонкой монетой.
Я попривык выходить на балкон –
повспоминать, пообщаться с газетой.
Небо затмил нарастающий гул,
рвёт облака реактивное тело…
(На разграбленье был отдан Стамбул
целых три дня «челнокам» оголтелым!).
Я в их толпе затерялся, как лох,
рыскал, с такими же, алчущей стаей…
Вспыхнет Стамбул, словно яркий сполох,
в памяти грустной, и в ней же растает…