Ктэп Глава восьмая Часть вторая

Из поэмы Молчание Камчатки

Над прошлым опустилась мгла.
Вперёд перелистнув страницы,
Старуха в мыслях подошла
К мешку, в котором смерть пылится.

В сокрытых  далях за спиной
Сиянье Севера осталось.
Стал подаянием на старость
Приют казённый  за стеной.

Жизнь потеряла вкус и цвет.
Сиротский чай в стакане стынет.
Соседка молится о Ктэп,
По-русски произносит имя.

В окне мерцает пульс луны.
Сочится холод сквозь фрамугу.
И Ктэп, и русская подруга
Достойно встретить смерть должны.

Все люди испокон веков
Готовят смертную одежду.
И свет рубахи белоснежной
Лежит на лицах стариков.

              ***

К мешку заветному приблизилась она,
Завязки потянула жилу.
Корячка разглядеть должна,
Что жизнь ей к смерти положила.
Душой обжитые места,
Смолистый дым родной яяны.
И вдруг протяжно и гортанно
Запела, дрогнув, темнота.

               ***
Сквозь горло хриплое веков,
То  уходя, то наплывая, –
Наследство – песня родовая
Течет потоком лучших слов.

Летит,  не ведая границ,
В миры высокое посланье,
В нем голос древних заклинаний,

Дыханье зверя, всклики птиц,
От женщины поющей свет,
Под сердцем выносившей песню,
И за предел палаты тесной
Выходит память старой Ктэп.


      ***

Бубна удар.
Утра разгар.
Воздуха сталь.
Девственна даль.
Небо летит.
Сердце стучит.
Стойбища дым,
Воля за ним.


ОЭ-ОЭ-ОЭ   ОЭ-ОЭ-ОЭ    ОЧ-Ч А – ОЧА

Добрые духи ночами не спят,
Без дела в тепле очага не сидят,
В небе оленей тучных  пасут,
Род человека  от бед стерегут.


Что это? Откуда пришёл этот  невыразимо
Прекрасный напев?
 Музыка, выходящая из груди, из живота поющей,
кажется странной,  первородной.
Песня рождает в душе чувство  тоски,
неясного беспокойства о чём-то  забытом
 и безвозвратно утерянном. Это плач,
мольба природы, всего живого  о пощаде.

       
Добрые духи лунной порой
Спускаются в тундру особой тропой.
Костёр разжигают звёздами глаз,
В белой яранге камлают о нас.

В гору взбирается месяца рог,
Стали седыми косы дорог.
Чайка бросает на берег перо,
Сердце людское помнит  добро.

ОЭ- ОЭ-ОЭ    ОЧ-ЧА-ЧА-А

Раскидало лето в зелени саранки.
Выйду в тундру спелую завтра спозаранку.
Все цветы погладит ласковый мой взор.
На кухлянке зимней повторит узор.

                ОЧ-ЧА

Волны напева всё ближе и ближе.
Звук отражается солнечной крышей.
Снежные дюны, тундра кругом,
Облаком пар над табуном.
Время сгустилось над дикой Камчаткой.
Чум перетёк в меховую палатку.
Радио ловит оркестр духовой.
Мир наступает на быт кочевой.
Древнее стойбище, сон твой недолог,
День на косе чертит новый поселок.
Домики-крошки растут вдоль реки,
В тундру сквозь стёкла глядят пастухи.
Солнце смежило раскосые щёлки.
Брызнули звоном бутылок осколки.
Облапила бухта кунгасов борта.
Лавиной на берег сошла вербота.
Орава, гонимая веком и небом,
Вдосталь не евшая  доброго хлеба,
Строит заводы, пашет моря.
Всех ли прокормит скупая
земля?


***

Зима вошла во власть нетерпеливо,
Открыв ворота северным ветрам.
Коральный запах  растащило по горам.
Олень  серебряный стряхнул его брезгливо.

Зарёю окропило склоны.
В долине обнажилась даль.
Там, где довольно каркают вороны,
Кусок от тундры отхватил кораль.

В загоне топот, крики, гул моторов,
Мясистый пар висит над головой.
Совхозное начальство у забора
Спокойно курит, глядя на забой.

                ***
Кружит табун. Немолодой пастух
Рукой вращает ошалелый круг.
Загонщик криком стадо рассекает.
Ловец аркан без промаха бросает.
Поймав, хватает хора* за рога.
Бык гневно атакует пастуха.
Забойщик опытный сбивает с ног оленя
И убивает мастерским движеньем.
Бесстрастно чаут рубит воздух вновь.
Снег беспрестанно пьёт оленью кровь.
Пастух   о шкуру руки вытирает.
Хор обречён, и хор об этом
знает.

                ***

Олень упал, забойщика лягнув,
Багровый сгусток вытолкнув из глотки,
Когда пастух под сердце нож воткнул ,
В ночь превращая зимний день короткий. 
 
Над рогачом склонённый человек
Как будто тонет в запахах и звуках.
Олень, хрипя, косит на руку,
Скребет копытами горячий, жирный снег.

Смерть белой плёнкой лезет на глаза,
Сквозь комья слез в оснеженных ресницах
Ещё видны решительные лица,
Холщового забора полоса.

Ещё идут по Северу стада,
Гонимые на ветер пастухами,
Туда, где высится бесплодная гряда
Над зеленеющими мхами.

***
               
Кухлянки теплые – солёные от пота.
Забой –  бессменная, тяжёлая работа.
«План перевыполним!» – взывает лозунг к массам.
Чумазый трактор тащит сани с мясом.

За огражденьем фартуки мелькают.
Оленей ловко режут, обдирают.
Счастливые старухи ливер грудой
Накладывают в ёмкую посуду.

Смеётся чумработница Наташа,
Оленьей кровью разбавляя кашу.
Знакомый с детства дух плывет и дразнит.
Смех женский над костром, как праздник.

           ОЭ-ОЭ-ОЭ   ОЧ-ЧА

Высокий мир! Прости меня,
Прими меня и душу выпей.
В яранге белого огня
Прибереги в небесной зыби.
Сохранный мой, нетленный свет
Вложи в летящий выкрик птичий,
В проточный плеск, в олений след,
В зовущий омут глаз девичьих,
В съедобных трав тугую плоть,
В ребячьи руки жизни новой,
В луны серебряный ломоть,
В кровь солнца, в золотое слово.


                ***

Волна напева откатила глухо.
Стозвучный ветер  вдаль напев понёс.
В яранге у костра старуха,
В сухой  траве всклокоченных волос.

В костре столетья вехи догорают.
Внимая знакам близкого огня,
Очаг корячка стлаником питает,
Для времени дух пламени храня.

Сжигает мысли в жарком костровище.
В яранге  остро пахнет прелым мхом.
Томится в котелке простая пища.
Стоит в посёлке обветшалый дом.

Его останки скоро в полымь бросят.
Земное пламя снова оживет.
В костре старухи - прожитого проседь,
В яранге неба - будущее ждет .

***

….Крови поток
Бьётся в висок,
В сердце стучит,
В мыслях кричит.
В вихрях планет
Кружится Ктэп.
Мечется свет –
Выхода нет …

Долы родные дымами клубят,
Ктэп в старой бабке узнала себя.
В белой камлейке , узорной тропой
Прошлое снова зовёт за собой.


***               
               
Вернулись в тундру холода,
На небо –  звёзды.
Притихла громкая вода.
Земля замёрзла.
Копыт оленьих дробный стук.
Снегов  дыханье.
Относит эхо зимний звук
На расстоянье.
Под полозом знакомый свист.
Мороз крепчает.
С людьми упряжку гонит жизнь.
Куда  – не знают.


***

Над табуном сгущался мрак.
Замолк голодный лай собак.
Огонь согрел жильё людское.
Запахло дымом и покоем.

На тундру, на шатровый мир
Полярный  ветер гнал остуду.
Глядел сквозь годы бригадир,
Полуседой, широкогрудый.

Плыла одутлая луна,
Вспухала горная стена,
Просторов северных ограда.
На праздник ехала бригада.

Село за круглою горой
Прижалось к полосе прибрежной.
Беречь табун в снегах кромешных
Остались бригадир с женой.
   
Под шелест ледяной трухи
Упряжку гнали пастухи.
Через неделю ранним утром
Они должны вернуться в тундру.

ОЧ-ЧА   О-ЧА 
               
Старый бубен кричи, не молчи,
Расскажи о жестокой ночи,
О далекой суровой земле,
О бригаде, заблудшей в селе.

Три недели гудит пир горой,
По дворам бродит ветер хмельной,
А в краю холодеющих лун
Бригадир сохраняет табун.

Лижет тундру живая волна.
Бригадир от темна до темна,
В самой гуще оленьих дорог,
От усталости валится с ног.

***
               
Буран снегами тундру завалил.
Затем морозец облака пришпилил.
Табунщик в битве с небом обессилел,
Костров защитный круг не сохранил.

Циклон  почти неделю бушевал,
В лицо вонзая   белые иголки,
Табун совхозный по распадкам разметал.
Пастух два дня искал его без толка.

Не видит стада помертвелый взгляд.
Земля перевернулась под ногами.
За пастухом дежурств бессонных ряд.
Олени тянут нарту к дому сами.

***

Тоскливый день свинцом набряк.
Из магазина брёл коряк.
Сивушный дух стоял в бараке.
Скулили под окном собаки.
Лежали люди на полу.
Стояли ящики в углу.
Мальчишка нависал над флягой,
Ковшом помятым черпал брагу.

Под крышей вихри скорбно выли
О том, что пастухи забыли.

***

В большой палатке меховой
Молчали бригадир с женой.
На расстоянье от жилища
В снегах уснули костровища.

Ознобной ледяной тоской
Всходил над тундрой долгий вой.
Долина затаилась в страхе,
Дрожали звёзды в гиблом мраке,

Кусая снег, сливаясь с ночью,
Пасла оленей  стая волчья. 

             
                ***

Ослабила лихая ночь
Свою губительную хватку.
Зари слетела  позолочь
На одинокую палатку.

Тревожил ветер  зимний кров.
Покойники лежали  рядом.
Немой укор, последний зов
Застыли в просветлённых взглядах.

Летели души за предел,
В палатку заходили звуки.
Лучи сквозь дверь тянули руки,
Касались неподвижных тел.
 
За гранью, в белых облаках,
Бежали лёгкие олени.
Неслышно падал звёздный прах,
Вкруг мертвецов стояли  тени.

День занимался над горами.
Они ушли из жизни сами,
По договору двух сердец.
С  упорством росомахи кралась
За ними чёрная усталость
И … победила, наконец. 

                ***

Отняты поселковые блага…
Брезентовой кабины несвобода.
В языческие млечные снега
Впечатан грубый оттиск вездехода.

Гусянок лязг, мотора грузный рёв
Натужным эхом отдаётся по Камчатке.
В машине, плавая в похмельной лихорадке,
Вповалку спит бригада пастухов.
 
На кузове мороза чешуя.
Тепло печи уносит через щели.
Как стрелка компаса показывает – Север
За тягачом прямая колея.

Уходит вдаль горбатое село,
Стенанья председателя совхоза,
Бессильный мат, посулы и угрозы.
Дорога в табуны летит в стекло.   
         

                ***

Циклон всю ночь терзал Камчатки юг.
Улёгся рано спать приют казённый.
Больная Ктэп в жгутах  ночей бессонных
Своих усопших собирала в круг.

Родители  откликнулась на зов,
Склонились муж и сын над ложем белым.
Акея род, возникнув  из веков
Раздвинул стены дома престарелых.

 Хлопком взорвалась  лампа, дом ослеп.
Тьма быстро  загустела у кровати.
Как будто ветерок возник   в палате –
Деды и прадеды  пришли   на помощь Ктэп.

Шамана голос  заглушил ненастья стук.
Бой бубна совпадал с дыханьем,
Чтоб на отлёте захватить корячки дух,
С ним передать другим мирам посланье.


                ***


На Пенжине, где краски сентября
День ото дня  смывает дождь дотошный
У края Севера, в углу берложном –
Лежит коряков своенравная земля:

Материковой тундры полоса,
Вобравшая скелет тысячелетий,
Распадки сопок, низкие леса,
Слой вечной мерзлоты и неуёмный ветер.

Животный многотонный гул,
Крик пастухов у табунов оленних.
Уходят от высоких горных скул
В места пологие, на зимние кочевья.

Пройдя по кругу древнею тропой,
Движенью солнца свой маршрут доверив,
Кочует по просторам тундры Север,
Чтобы вернуться в дом ветров весной.

Веками слажен кочевой  устой,
Скреплён высоким мирным договором
Между землёй и небом
Под колючим взором
Непостижимых звёзд над головой.

Несуетно кочевник гонит скот,
Но время жадное хватает даль горстями.
Индустриальный мир коптит страстями -
Ждёт для себя от Севера щедрот.

Надежда Севера – придут  герои –
Очистят поле браней от руин.
С холста земли пурга  и время смоют
Следы неполучившихся картин.

Снег плотный накрывает берег скальный.
Ревут шторма, секут  дожди косые.
 С пути людей сбивает  ветер шквальный.
Надежда Севера – величие России.

               
ОХ-ХО- ХО !  ОХ-Х-ХО ! ОХ-ХО-ХО !
ОЧА-ЧА-ЧА !  ОЧ-ЧА-ЧА !

***               
                                                
…Кресты чернеют над травой,
Дорожный гул стихает глухо.
Погоста русского покой
Усыпан тополиным пухом.

Сторожки запылённый взгляд,
Часовни будущей стропила.
В сухих венках надгробий ряд
И с краю – свежая могила.

Вороньих чёрных глаз бурав,
В земле сустав цветка засохший,
Крест деревянный и подстав,
И надпись с именем усопшей.

Ктэп умерла июльским днём.
Корячку в платье обрядили,
В молчанье до могилы проводили
И опустили в серозём.

На фоне каменеющей дали, -
В островьях белоснежных знаков –
Похоронили Ктэп, а не сожгли,
Как принято обычаем коряков.

Никто не слал в Манилы телеграмм,
Никто родни покойной не припомнил.
Лишь русская подруга посетила храм,
Да сторож « Беленькой» стакан наполнил.

           ОЭ-О-Э !   О-Э-О-Э !  О-Э-Э !
                ОЧ-ЧА               
               
          
В линялом небе перелётный зов
Звучит молитвой покаянной.
На сельском кладбище среди крестов
Седая женщина Татьяна.
               

Теряется в траве недавний  след.
Подруга ищет скромную могилу.
Увидела. Перевела дыханье с силой.
Обыденно сказала : «Здравствуй, Ктэп».

Просвиристела птица за ручьём.
Старуха,  постояв, на лавку села,
На холмик положила пряник белый
И замолчала ни о чём.