Кря!

Стая уток со звонким свистом крыльев «вить-вить-вить» летела прямо на охотника.

Грохнул выстрел, но привычную отдачу приклада в плечо отец не почувствовал. С испуганным кряканьем птицы рассыпались черными бусинками в вечернем небе и скрылись в лучах заката.

— Японский городовой! Опять с сырым порохом патрон попался!

Отцу не повезло, он выбрал из патронташа именно тот патрон, который я вскрывал. Мы с пацанами часто грабили родительские охотничьи запасы: аккуратно вынимали пыж, отсыпали немного пороха и вставляли пыж обратно, делая из наворованного взрывпакеты, которыми с удовольствием бабахали на пустыре.

Отец и его брат, дядя Лёша, были заядлыми охотниками. Я часто просился с ними, но всегда получал односложный ответ:

— Подрасти.

И вот я подрос, мне стукнуло тринадцать лет.

Открылся охотничий сезон и … ура, отец сказал, что возьмёт меня на утиную охоту. Утром заехали к дяде Лёше. Его жена, тётя Тося, очень красивая, дородная женщина, помогала загружать еду в горбатый «Запорожец». На ней был обтягивающий свитер с аппликацией мордочки спаниеля по центру, а большие уши располагались на необъятном бюсте. При ходьбе спаниель завораживающе взмахивал ушами. Ожившая картинка очень рассмешила отца:

-Тоська, хватит ушами хлопать, целуй мужа на дорожку, и мы поехали!

Чуть за полдень добрались до места – огромного озера, заросшего камышами. Расстелили плащ-палатку и накрыли стол. Дядя Лёша предложил отцу выпить по рюмочке за удачную охоту, сказав:

-До вечерней тяги времени ещё вагон!

А потом они выпили ещё по стопарику, и ещё…

Грустнел закат. Приближался вечерний пролёт уток, но отец с дядькой уже не могли встать на крыло, водка сделала их неподъёмными. Наохотились в дупель!

Вдруг дядя Лёша встряхнул головой, взгляд его на минуту прояснился, и он, запинаясь, промычал:

— Мы тут с отцом немного подремлем, а ты одевай отцовские болотники, патронташ, бери ружьё и дуй утку добывать. Стрелять- то умеешь?

Я радостно выпалил:

— С отцом уже сто раз стрелял по бутылкам.

Счастливый, влез в отцовский бушлат, перепоясал его патронташем, схватил ружьё и рванул к озеру. Зайдя в высоченные камыши, стараясь не шуметь, стал осторожно пробираться к воде. Выйдя к небольшой полукруглой заводи, увидел метрах в двадцати плавающую крякву.

Вот для чего ходят на охоту – азарт, адреналин! Меня заколошматило от нахлынувших эмоций! Не выходя из зарослей, стараясь быть незамеченным, тщательно прицелился в утку и шарахнул дуплетом. Взметнулся фейерверк перьев, и не успели они опуститься на воду, как из камышей напротив раздался дикий крик:

— Пад — ла!

В ту же секунду я понял, что дробь от дуплета досталась не только утке. Следующий вопль очень обрадовал, но и до жути напугал:

— Твою маааать! В рот компот! Догоню-убью, тварь !

В моей голове полыхнуло:

-Мужик жив! Но очень на меня обиделся!

Я ломанулся по камышу, не разбирая дороги, как насмерть перепуганный кабан! Носился по зарослям минут тридцать, пока не убедился, что отголоски изощрённого мата эхом доносятся уже с другой стороны озера. Тихонько пробравшись к нашему биваку, увидел отца и дядьку. Водка уложила их на лопатки, они мощно храпели, издавая звуки пашущих тракторов. Я осторожно прилёг рядом, прикрыл бушлатом патронташ, ружьё и замер, как ящерка перед надвигающейся опасностью. Мат приближался неумолимо! Громовержец, мечущий молнии изощрённой ненормативной лексики, мог бы поднять из могилы и мёртвого, а отца с дядькой воскресил за секунду, но увидев, в стельку пьяных мужиков, и малолетку, он перестал материться и злобно прорычал:

-Тут охотник не пробегал? Такой низенький, тварь, как карлик, но шустрый гад! Мою подсадную утку убил! Я полчаса за ним по камышам гонялся, но так и не поймал!

Чуть успокоившись, он продолжил:

-Два года у меня жила, умница, так хорошо селезней подманивала. Я её Кря называл. Как теперь её есть? Разве ж друзей едят?

Он с грустью посмотрел на мёртвую крякву и бережно отвязал от лапки болтающуюся верёвку.

-Возьмите, мужики, её себе, я смотрю, у вас вечер удался, считайте поохотились. Пацану суп сварите.

Это был мой первый и последний охотничий трофей. Суп есть я не стал, а охоту разлюбил на всю жизнь.