The Wood-Cutter Лесоруб

Из сборника «Ballads of a Cheechako»  (1909)

THE WOOD-CUTTER
ЛЕСОРУБ

Как запечатанный пакет
Печатью лунной, небосвод
С усмешкой скрыл надежды свет,
Которой каждый здесь живет.
Что смерть сулит, вступая в спор —
Отсрочку нам иль приговор?

Я здесь, в этом Богом забытом краю, с достоинством принял свой рок.
Один на один со своею душой сижу я, не жалуясь, тут.
И грозные горы встают надо мной, река протекает у ног.
Что делаю я здесь и ради чего? — Но здесь мой последний приют.

Последний! Здесь финиш. — Но слышали ль вы, как может мужчина рыдать?
О, как же я плакал! — Но слезы теперь все высохли сами собой.
(Рыдания грудь продолжают скрести и бедную душу терзать).
И вот я сижу в этом диком краю и жду бесконечный Покой.

Покой! — Он навек успокоит меня, проникнув до самой души.
Огромный и илистый ‘Юкон бурлит у старой лачуги моей,
Где горы ощерились, как горностай, грядой золоченых вершин.
С ума не сойти мне река не дает — навек мы повенчаны с ней.

Ведь днем это монстр безжалостный, злой, почти ненасытный всегда,
А ночью так корчится этот Титан и мрачно бормочет с собой.
В глубоких воронках бежит, пузырясь, в кругах маслянистых вода. —
Он вечно гонимый и вечно живой — ему неизвестен покой. —

Кричит от своих человеческих жертв. — Но все ж я не кану на дно.
Я здесь лес валю и сплавляю в реке плотами прям в Доусон-град.
Река повинуется мне всякий раз, ее изучил я давно.
Здесь лес заменяет мне женщин, вино и он заменяет мне Адъ.

Адъ и тоска наступают потом, когда я сижу здесь один.
Я отдал бы жизнь, чтоб хотя бы чуть-чуть избавить себя от забот.
(Но горькую участь свою искупить никак не дает Господин,
И рот, что сомненьям подверг Небеса, молитву никак не прочтет).

Я будто беспомощный, маленький жук, пронзённый иглою Судьбы.
Несчастный в космической клетке своей, где есть только смерть впереди.
Где пики  — решетки на окнах тюрьмы... Ах, если бы да кабы
Мне кануть на дно посреди тишины и в россыпях звезд-конфетти.

Но вижу! Как будто рапирой пронзил прожектор сгустившийся мрак, —
То луч парохода  — он шарит в ночи. И вот уже близко земля.
На камбузе свет его ярко горит. Он  — гордый и белый чужак.
С торжественным видом заходит он в док, надежды и страхи суля.

И я на него, как на призрак, смотрю. Мне палуба стала видна.
Там лица сияли от счастья, и я мог слышать вращенье колес.
И сердце забилось мое, но потом спустилась с небес тишина.
И тьма опустилась. Лишь знает Господь, что я в этот миг перенес.

Вы видели, может, меня иногда и, может, жалели потом  —
Бродягу у хижины, где лесосплав, над бурной и быстрой рекой.
В один день прекрасный не сыщете вы меня здесь уже днем с огнем.
Я буду от жалости вашей вдали, навеки уйдя на покой.

Извечной проблемой была жизнь моя, бесприбыльной, в море тоски.
Я тупо работал, сомненьями полн, и толком не мог отдохнуть.
О Смерть, своим смоченным пальцем руки, как школьница возле доски,
Навеки сотри меня с лика земли, — сотри, а потом позабудь!

Перевод: Константин Николаев http://www.stihi.ru/2013/08/19/2808