Молитва

Я могла б сейчас накурить ванили — кучерявые, знаешь ли, облака. Я могла б вскричать, что меня избили, ведь на вид похоже наверняка. Я могла бы придумать мильон историй про мильон терзаний — от "а" до "я": дескать, дай мне силы, Святой Егорий, ибо в каплю сжалась на дне - моя. Мол, подкинь-ка, милый, как в санаторий, мне ночной — до рая, ну, в те края.

Ты помог бы точно несчастной дуре. Ты б на море выслал Сторукий Рок. И, в натуре, — всяческой диктатуре дал совет раскланяться под шумок. И лазурь от грохота гневобури породила б манны святой творог. Только он сродни дорогой микстуре, что так часто — в горло, так редко — впрок.

Ты же знаешь, лбом не долблю я пола и осанню редко по небесам. Для меня все поле — дешевле гола; но такого, что забиваешь сам. Для меня все поле дешевле пули, если "дело право, и враг разбит": точно сэру Полу (при всем разгуле) пол земли — той комнаты в Ливерпуле, где рождался первый биттловский бит.

Мы с тобой друзья; а вруны да воры пусть тасуют сами все "да" и "нет". Я довольно редко хожу в соборы, потому что нравится – тет-а-тет. Я глупее многих, я многих хуже, и порою барствую, как в бреду. Но лишь я. И только. И точка, друже, — по дороге этой к тебе бреду. И ко мне ты можешь зайти на ужин, хоть резвятся черти в моем пруду.

Я могла молить бы тебя о счастье, на века исполненном в кирпиче. Чтоб ключом рвалось, веселя отчасти. Но вопрос поставлен в ином ключе... — рудиментом станет вопрос-ответ, коль известно сущее наперед. Мне плясать не лестно — марионеткой, кем бы ни был истинный кукловод. Оттого-то я не желаю силы, кроме той, что бродит уже во мне. Я хочу, чтоб небо меня простило — и в обоих смыслах не гнить в вине.