Рассказ о том, как я стал суеверным

В примету верует народ,
О том, как встретишь Новый Год,
Так и пройдёт его теченье,
И коль случится приключенье
Или судьбы дурной каприз –
Подобный, значит, жди сюрприз,
Как ни старайся изловчиться,
Он обязательно случится.
Не верил я в приметы эти,
А год был восемьдесят третий.
Он очень весело был встречен,
И как положено отмечен:
Хрустальный звон, курантов бой,
И «оливье», само собой,
Веселье, радость в полном цвете,
Чтоб год задался по примете.
Быть может, что-то было лишним,
Когда с ухмылкою Всевышний,
На наши глядя организмы,
Включил другие механизмы.
Мне не был послан знак судьбой.
Вполне довольный сам собой,
И по заснеженной тропинке 
Я возвращался с вечеринки.
Попала под ноги ледышка,
И только хрустнула лодыжка.
Мне, очевидно, поделом
Был уготован перелом.
Друзья, сочувствуя при этом,
Шутя напомнили примету:
Не мальчик, дескать, понимаешь –
Ещё чего-нибудь сломаешь.
А я, простак, опять не верил,
Чтоб тем же боком в те же двери.
Снаряд, готов я побожиться,
В воронку дважды не ложится.
Мне месяц годом показался,
Пока я в гипсе кантовался.
Стремясь ноге придать покой,
Страдал диванною тоской.
Не ведал я, валяясь дома,
О том, что после перелома,
На целый год мне обречённо
Быть от полётов отлучённым.
И, наконец, свершилось это –
Мне доктор снял с ноги лангету.
Почуяв снова твердь земли,
Забросив к чёрту костыли,
Уже летая в мыслях где-то,
Я, памятуя про примету,
Чтоб сдуру снова не упасть,
Поковылял в родную часть.
Ничьих не слышно разговоров,
Пустые классы, коридоры,
Общнуться не с кем – вот беда,
Все разлетелись, кто куда.
И вдруг внезапно, мне на счастье,
Мой шеф по службе, штурман части,
Возник, как чёрт из табакерки:
- Слыхал про Мухина Валерку?
Отказ движка, он на Грем-Белл*
Сегодня вынужденно сел,
Так тут сейчас ажиотаж:
Туда готовят экипаж.
Из штурманов здесь – ты да я,
А, кстати, как нога твоя?
Без костылей, смотрю, стоишь,
Так, может, завтра полетишь? 
- Нога для штурманского дела
Не самый важный орган тела,
Боюсь я только, что сердито
Меня прогонят «айболиты».
- У нас сейчас не тренировка,
И боевая обстановка
Их аргументы перевесит,
Готовься, вылет завтра, в десять.
Вот так случилось в одночасье,
И правда – не было бы счастья,
Моим друзьям не повезло,
Мне их несчастье помогло.
Так рассуждал я в тот момент,
Не зная про эксперимент,
Который мне судьбою снова
Был в этой жизни уготован.
Без суеты и канители
Мы до Грем-Белла долетели,
На полосе огней пунктиры –
Надёжней нет ориентира.
Но, видно с чёртом забалуя,
В момент последний шутку злую
Сыграли с нами небеса:
Позёмкой скрыта полоса.
Когда сокрыта гладь земная –
Как вброд по речке дна не зная,
Ведь нет коварнее явленья,
Что зло таит обманом зренья.
До слёз знакомая картинка,
Как с той ледышкой на тропинке:
Вдруг левой стойкой* самолёт
Задел за снежный перемёт.
И от подножки откровенной
Нас с полосы снесло мгновенно,
И мы, как всадник на коне,
Помчались вскачь по целине.
А ведь молва гласит недаром:
- Советским слава сталеварам!
Достойно, мужественно, стойко,
Нагрузку выдержали стойки.
Хоть нету толку в тормозах,
Но скорость тает на глазах,
Она сугробами гасилась,
Глядишь, и мы б остановились.
Ещё б чуть-чуть, совсем немножко,
И тут – проклятая рулёжка*,
Видать, была забыта Богом,
Легла нам поперёк дороги.
Глухой удар, металла скрежет
Ужасным звуком ухо режет.
Не по себе немного стало,
Когда в кабине пол прорвало.
И из лохмотьев рваной раны
Наружу вынесло тараном
Разбитой техники ошмётки
И сухожилия проводки.
Сомненьям быть не приходилось:
Непоправимое случилось.
Ждала нас мрачная картина,
Когда мы вышли из кабины.
Как будто в грудь кольнуло что-то
В тот миг, при виде самолёта.
Он, неестественно и  косо,
Стоял в сугроб уткнувшись носом.
Не всё пока осознавая,
Я, в лёгком шоке пребывая,
От страшной мысли ужаснулся:
Кровавый след за ним тянулся.
Тут версий шквал, само собой,
И все – одна страшней другой,
Хоть волком взвой, хоть заори.
Но, к счастью, наши технари,
Включив фонарь, как детективы,
Всё обошли несуетливо,
Всех версий выявив напрасность,
Внесли в случившееся ясность:
Рулёжка бруствером высоким
Лишила нас передней стойки,
И гидросмеси красный цвет
Изобразил кровавый след.
А мне, как будто в лоб веслом:
- Ноги передней перелом!
Из-за меня случилось это,
И впрямь, сработала примета,
Сомнений больше не осталось.
Я так хотел, чтоб оказалось
Всё это сном иль наважденьем.
Обратным были подтвержденьем
Два неисправных самолёта,
Два экипажа без работы,
Хоть сколько жди – не повезёт,
Само собой не заживёт.
Радист со стажем, Вадик Кудря,
На этот счёт заметил мудро,
Что не в примете вовсе дело,
Что мы ещё удачно сели.
И, щурясь в дыме сигаретном,
Добавил более конкретно:
- Убиться ж запросто могли бы,
Живые – и на том спасибо!
Хоть в этом не было сомненья,
Я при своём остался мненьи,
И после этого, наверно,
Стал не на шутку суеверным.
Мне, я заметил, как назло,
С числом «тринадцать» не везло,
И черных кошек без сомненья
С дороги гнал с остервененьем.
Я ненавижу суетиться,
Чтоб, не дай Бог, мне возвратиться,
А коль прижмет немилосердно –
То пялюсь в зеркало усердно.
С тех пор, не то чтобы боясь,
Но перед взлётом, не таясь,
Себя, признаюсь в этом честно,
Я осенял знаменьем крестным.
Смешным покажется тут многим
Мой сказ про сломанные ноги,
И тем история плоха,
Что это блажь и чепуха.
Не всё, конечно, а в том смысле,
Что в голове дурные мысли
О правоте предубеждений,
Плохих примет и наваждений.
Я вижу здесь посыл иной:
Ведь в нашей бытности земной,
Как в звёздном небе след кометы,
Бывают добрые приметы.

* правильное название Греэм-Белл, один из крупнейших островов архипелага Земля
  Франца Иосифа, расположен в его северо-восточной части.
* стойки шасси, одна - передняя, и две основные - правая и левая.
* рулёжка - рулёжная дорожка, их может быть несколько, они соединяют места
  стоянок самолётов со взлётно-посадочной полосой.