Книга 1 С Судьбой

Все на словах

Был у нас тут хуторок, славный был и не широк, люди были подобрей, подстригали и зверей.
Так прогресс здесь все подмял, потянулись люди с яр, и погрузка на воза, заскрипели тормоза.
Разъехались с Яруги, все жалеют о подруге, что мешает им вернуться, есть асфальт и где приткнутся.
Нажитое все добро, кое-где и серебро, даже там тепло зимой, словно мир совсем иной.
Хоронить туда везите, летом траву покосите и дает всем дед наказ - воля ваша - как приказ.
вот и стройка началась, и Яруга обжилась,  улицы стоят, как все было и подряд.
Перекрестились старушки, и пошел дымок с избушки.
Мне б хотелось так закончить, но реальность такова. С каждым годом нет деревни.
Где поддержка? Лишь слова.


«Крыша хороша»
Гражданский долг он перепутан, со злой иронией судьбы, звонит                сестра на службу брату и слезно просит до мольбы.
Подъезд изгадили злодеи и варят этот ацетон, ты помоги, родной быстрее, спаси людей и весь Затон.
Торгуют водкой на вокзале, торгуют ей и на дому, горят все звезды с небосвода, куда идти или к кому?
По двери тихо постучали, не стали ждать, кто подойдет, а в доме все коты мурчали, глядишь, прохожий и зайдет.
Зверье взглянув на зверя дерзко, все перспективы хороши, в дверном проеме мало места, ну расширяйте малыши.
И расширялась вся квартира -  хозяин будет очень рад,  уходила перспектива, кругом стоял отборный мат.
Давая зверю ты на лапу, сам не смотри в его глаза, хотя отдал и всю зарплату, пусть не пробьет у них слеза.
Зашел хозяин посмотреть на тот порядок, что оставлен и будет выть, и будет петь, себе теперь он предоставлен.
Набрал он номер телефона, сказав: «Обчистили дома», в другом конце мы сожалеем - «Вы не подъедете сперва».
Оформим все мы по порядку и утирая мокрый лоб, сержант смотрел майору в пятку, что приближалась «Ну, залет».
Вы перепутали квартиру, играли все и не с мячом, коты прижались к загородке и в голос выли мы причем.
Награда резко приближалась - большой полковник руку жал, Звезда Героя дождалась, и рукоплещет ему зал.
А в сводках скупо написали, что при захвате пал сержант, враги стаканов не жалели и повязали аксельбант.
Обходят все дожди то место, чтобы поплакать молодым, видать, не в то сегодня «тесто», уж лучше быть чуть-чуть худым.



Клятва Гиппократу. Не навреди карману своему.

На приеме у врача все болезни притаились, двери были без ключа, и внутри меня порылись. Белый цвет он с чем-то связан, может, даже с добротой, врач и клятвою повязан, да с заботой, но не той.
Строго держит он осанку и уверены шаги: «Раздевайтесь побыстрее и снимите сапоги».
«Ой, простите все ведь в спешке. Я бездарный грубиян, натоптал у вас, однако. «Вы случайно да не пьян? – «Бросил пить я в перестройку и проблемы начались. Не достроил вот пристройку, то обои порвались, ручки нету на лопату, и куда сложить дрова». -  Вы к чему все говорите, эти к месту все слова?»
  У него очки вспотели, он халатом их протер. «Прописать могу гантели». – «Ну и доктор ты хитер.» 
«Психиатр он напротив, может даже не принять, но зайдите случай редкий, и проблемы может снять».
  «Проходите и присядьте», -  сказ с утра он свой начал, вот уже и вечер близок. «Может хватит?»  – закричал. «Да, простите, я отвлекся. Вы пришли ко мне зачем?»
«Другой врач меня направил, а конвертик ваш он с чем?» Почесав так свитер сзади, думал это голова. «Я пойду». – «Ну что ж ступайте.» Где они мои права? И зачем я приходил? Так болела лишь спина.
Да не помню, как сходил, да и чья она вина?
И приходишь ты с одним, ставят нам диагноз скверный.
Может лучше не ходить, то не путь, но очень верный. И не рады нам в больницах,
лучше брюки сам стирай, но, а если что случилось, ты ложись и умирай.


Запрет удобнее
Запретный плод вкусила Ева, и ветер тот запрет разнес, и хорошо, когда все в меру, пусть труден груз, но ты донес.
У человека есть пороки они бывают наяву. Есть ограниченные сроки и маска лести не к чему. Все уникально изменить и оградить затем флажками, свои карманы поднадбить, потом продать всех их с мешками. На воду явный стал запрет, она теперь уже за деньги,
тут грустноватый все ж балет, сорвать с жены за воздух серьги. На слово вето наложили, на взгляд наложим мы табу и так по жизни закружили, что проклинаем мы судьбу.
В долги залезли и всем телом а это редко частью кто, вот и обводят быстро мелом друг друга спросим – «Ну, за что?»
За тот запрет, что издается и говорится для людей, да как лукаво он смеется, все очень просто кто злодей?
Возможно плод и не запретный, запретно слово не вкуси, тот змей - агент весьма секретный, вот искуситель на Руси.
Оставив лишь мечты о Рае, мы создаем и здесь запрет, уже не видя даже края, висит у нас кого портрет?
Не сотвори себе кумира, кумир при деньгах или власть, да ты нагреб уже пол мира и упиваешься ей в сласть.
Запрет от Бога, то понятно. Он для людей все говорил, зачем себя приблизил к Богу, ты что такое натворил?
Продлишь ты жизнь свою на годы, а кровь все выше по рукам, давая темп теперь на моду, ударь себя сам по щекам.
Остановись в запретах подлых, они вредны для всех простых, и что-то сделай не для модных, не в обещаниях пустых.


Хиромант аналитик
Свою судьбу определяя, ты руку левую раскрой. Иди по жизни не виляя, и дверь в душе к себе открой.
Тут доброта гнезда не свила, она сюда не залетит, а злоба, что там натворила -  все поломала и пыхтит.
Повыворачивала колья, пораскидала семя зло, а ты идешь уже невольно и говоришь: «Не повезло.»
С улыбкой вроде ты встречаешь, хотя внутри сам не такой, и дни не зря там
отмечаешь, быть можешь ищешь сам покой.
Приятно завтракать желаешь, шепнешь соседу: «Наливай!»  А за столом гуся сметаешь, плечом пожмешь, мол не зевай.
Цыганку вспомнишь на вокзале, что погадала по руке, она ни в чем не виновата, то ты ловил, что на крючке?
Себя с другими не сравнишь и на их место не поставишь, да ты в душе всегда бранишь, но не забудь, что сам оставишь.
Простые были и уйдут, они не где не наследили, а ты оставил подлый след, ведь за него других судили.
Решетки ставят и замки, собаки злые охраняют, судьба тебя зажмет в тиски, в мишень обычно все стреляют. Покуда время позволяет исправь, что сделано с плеча. Пускай добро тут засияет, пока горит твоя свеча.



О пользе слуха
На свете много есть миров. Я побывал, лишь только в двух. Себя там, как-то не нашел и не сберег свой слух.
Теперь кричу ему везде, ищу где только можно: на крыше, в погребе, в гнезде - найти его мне не возможно.
Что делать мне? Я не погиб, а как-то плохо слышу, и все хожу по потолку, да влез уже на крышу.
От крика даже я охрип, но слух не обнаружил, и хорошо, что иногда бывает он не нужен.


Все перепуталось в природе
               
 Проспав петух в деревне утро и куры выразив бойкот, изгнать решили его будто, пусть будет лучше у нас кот.
Собрав котомку он на палку, встряхнув от пыли сапоги, и уходил он   спозаранку не получить с утра ноги.
«Ты кушай котик, вот пшеница, а там отборный червячок.» Глаза кота все расширялись, он бы запел, но где смычек?
«Давай яичко на гора, хозяин будет им доволен!» -  кричали куры. «Ну пора.» А кот глядел: «Вы что, я болен.»
Ну как коту прожить с курами, его ведь кошки не поймут, а куры как вокруг виляли, но кот был тверд, а не замнут?
«Вы куры, сильно поспешили, -  сказал сверчок и сняв пенсне, -  зачем вы Петю все душили? Как он кричал да не во сне.»
Да он прошляпил, ну бывает, часы видать перевели. Но он не пил, и не виляет, так куры Петю привели. С котом жить начал дружно Петя, его ни в чем он не винил и даже издали приметит -  зовет к себе да раз налил.
Сверчка там куры заклевали. Они ведь тоже есть хотят, но в Петю больше не плевали, а Петя выходил котят.
Сиротами их не оставил и в дом поспешно не отнес, хотя и были не родные, однако кто воды поднес.?


Скелеты в шкафу
Не хороните вы мечту, немножко счастья ведь хотите, так повстречаешь, но не ту, и тут невольно закрутите.
Туман поверх земли ложиться и вдалеке не разглядеть, да будешь сам затем кружиться в глаза друг другу не глядеть.
Удача будет совсем рядом и даже проще путь домой, и далеко за тем отрядом, лицо свое ты все ж умой.
Мечта была в шкафу скелетом, где аккуратно все висят, ты бы пригнулся в жизни этой, не то ударишься в косяк.
Уйдет мечта, а с ней надежда и доедая шубу моль, проснется кто - то от забвенья и будет в нем такая боль.
Сам подлость, страх и лож повесил и хорошо, что не найдут, однако все же ты не весел, ты улыбнись они зайдут.
Решений нету той проблемы, а время лишь протянет нить, ты создаешь себе дилемму, тебе придется с нею жить.


Слабенькая дружба

 Все друзья познаются в беде, за столом не узнаешь ты друга, он поможет, но только в еде, отойдет от тебя и подруга.
Много горя ты с ним повидал, да делили вы воду глотками, вроде все и нужду повстречал и лупили вас не кулаками.
Он проверен, но только в нужде, в изобилии может и сбыться, не заметит тебя он ни где, не попросит присесть и напиться.
Ты много увидел и долго терпел, но забыл кто раскинул те сети, ты ты увлекался, да пропустил, от богатства меняются эти.
Назови их людьми и рукою махни, они рядом ведь были с тобою, когда трудно им будет -  ты не толкни, человек он ведомый судьбой.
Поменял он всю дружбу на сладкую жизнь, в этом нету большого упрека, ты если знаешь иного держись, не давай сам пустого зарока.


Кто-то в поле, кроме ветра
Мудрец сравнивший жизнь с уроком, когда ты падаешь - вставай, и побежден своим пороком, упавший на бок - не зевай.
Тот бой - всегда он с перевесом, и в поле ты один стоишь, да не укрыться под навесом, а страх берет, и ты дрожишь.
Костер с годами не погаснет, когда подбрасывать дрова, за тем, вон дальнем поворотам, пусть подойдут к тебе сперва.


Как есть

               
Тепло костра мне тело грело, когда не думал ни о чем, и прогоревшее полено, казалось будет не причем.
Какое время нужно что бы успело дерево расти, и сквозь капризы всей природы, по сантиметру вверх скрести.
И птицы гнездо вили часто, да докучали комары, стояли жуткие морозы, что не дождешься и жары. А звери кору подъедали, ломали ветки не со зла. Не стало дерево сухое, оно упорно вверх полезло.
Но есть отметина такая, что не увидишь глазом ты, и стало дерево больное, а виноваты все скоты.

Настольгия
Пропавшие фигурки бегущих лошадей, красивый вкусный пряник – вот это для детей, и доброе то детство, да школьный выпускной, уместное соседство за партою с тобой.
И прошлое ты вспомнишь, плохого ведь там нет по жгучему морозцу бежишь в другой буфет, а вот на зоологии обычно много мела, дежурные по парте везут в салазках сено.
И дворик старой школы – где кроликов растят, могучий старый тополь, а рядом пять котят… Все кануло в былое, прекрасные года, а время золотое промчалось, как всегда.
С достатком сейчас «боремся», чем больше он у нас, мы от других закроемся, не знаешь, как бы вас, свежи воспоминания и только лишь они, когда восьмое марта – все в сани да гони. Да тройка неумело карету понесет, раз в год она поедет, ее и занесет, а смеху будет много, иные закричат, на ход ноги «поставят», а старики ворчат.
«Куда он  гонит карету по селу, да кто его догонит? К чему оно ему?» На столб полезут люди, возьмут не все тот приз, а что потом забудут,на то он и сюрприз,
Блины какие вкусные с столовой принесли, гуляй народ честной, а ну давай плесни! Никто не спросит денег за этот самогон, и угощали часто, да пили уж «вагон».
Прости народ ты Русский, за все ты нас прости, хотим всегда как лучше, но как нам всем спасти?
То, что хоть осталось с горчичное зерно да каждому досталось -  не в дело ведь оно?


Интерес на вес
Мой «циферблат» в нутре потерся, испариной покрылся лоб, играя в игры неумело, себе сказал: «А ну-ка стоп! Ты дилетант и неудачник! Зачем садишься в интерес? В любой игре нужно везенье, иначе сам в веревку лез.»
И напрягая сильно уши в руках сжимая короля, пару минут напарник слушал, потом пошел он на меня.
Упал мой конь, сраженный пешкой, ладья забрала и ферзя, напарник с легкою усмешкой сожрал меня – бы не грызя. Коль не удачи впереди, она и сзади не догонит, ты не играй на интерес, а то услышишь, как кто стонет.


Спираль пороков
Лесть порочила уста в заблуждение вводила, ты дойдешь ведь красота, что бывало приходила. Сам подуй на паруса, словно ветер, и ты сможешь. Не гляди на небеса, ты силен и приумножишь. Прорастай, «зерно» гордыни, чтоб пороком за ней вслед, укрепиться в той пустыне и дать все же свой обет. Не сверни с пути обратно. Сколько можно уходить? Ты герой, и многократно буду это я твердить. Да глаза все закрывала, вот наивная мечта. Ее зависть подучила: «Ты поспи, ведь скукота.»  Есть на все у всех причина. Засыпаешь сам от лести, все на глаз, а может взвести? Грань действительно как бритва, очень тонкий ее след. Будет вечно эта битва, хоть настанет и рассвет.


Горючая вода
В машине не было бензина, крутить педали как-то лень, и проходила мимо Зина, да веселее мчался день.
Ее воздушная походка и доброты полна душа, ведь для меня она находка, мой талисман ты хороша.
Водой заправлю я машину и натяну покрепче трос, ты приходи по чаще Зина и побегу так с грузом кросс.
Смущенью не было предела, и сам немножко на весу, пускаю в душу я надежду, боюсь ее не донесу.


Удовольствие не найдено
               
В простецком доме по соседству, жила старушка серпантин, она была весьма опрятна и не тянула никотин.
Всегда имеются салфетки, куда старушка не пойдет, и эти сладкие конфетки, за так любому отдает.
Другое дело мутноватый, охрипший, слабый самогон, с легка немножко простоватый всегда с проблемами вагон.
Ему соседка приглянулась повеселел поди чудак, и перестал спать под забором все чаще лезет на чердак.
«Пора поставить в этом точку», -  сказал бессрочный героин, и положив он сверток в бочку, где был белейший кокаин.
И краски тоже слово молвят: «Приход у нас, что самолет. Но мы к колесам ни ногою, и если вместе, то полет.»
Да, «многоборцем» быть не нужно, за это многие ушли. Найди себя, что будет ближе, и не спеши. Ну что, пошли?


Соломинка в воде, что круг

 
Да, ты прекрасная фортуна, как много лет я поджидал, не торопил в пруде Нептуна и камни в воду не кидал.
И греб я веслами к себе - до океана не добраться, кому все нужно - не тебе, не лучше быть, а не казаться. На середине водоема, вода залила ноги мне. Беспечна молодость бывает, а плыть уж лучше на спине.
Но не чему не мог учиться, другие ценности скребли. А что боимся, то случится, вот руки только бы гребли.
И берег виден. Что поделать, когда ты плаваешь с мячом? А самому мне не добраться, идешь на дно как с кирпичом.


Не твоё

Маковой росинки не было с утра, вместо вкусной пищи – палки от костра, больно жестковатый, хромовый сандаль, а желудок просит, ему есть ты дай.
Взял я стрелы с луком и бегом в лесок. Далеко кабанчик, жаль не мой кусок. Песни матерные с желудка понеслись, ты зайди в курятник, куры уж снеслись.
Меткий ты охотник, сильный сам рыбак, только кислый щавель, есть тебе, чудак. Мясо -  это вредно, в нем один белок, ты достань чехол и нажми курок.
Посиди в засаде, подожди зверье, главное -  терпенье, ты возьмешь свое.



Хорошо бы так
Не купить машину - я в другом ряду. Заходите позже. Как, куда зайду?  Новые салоны открывал Хосе, хорошо под боком куплено шоссе.
Мимо автострады на другой конец, гонит вам машину, подустал гонец. Он не спал ночами, кофе с термоса.
Да и пил он воду, но не ел куска. Денег нет в народе, а машина есть. Отдохни немножко, да купи поесть.
В сон тебя потянет, а куда спешить? Все не заработать, только насмешишь. Вот беда промчалась, а гонец все спал.
Страх ему не видан, сильно он устал, потянувшись рано, утро без росы, ну давай, дружище, вдоль ты полосы.
Пока время терпит, да и молод ты, иногда ведь нужно так, без суеты.


Себя хвалим

По тревоге я не встану и в наряды не пойду, пока деньги есть у Папки на гражданке все пройду.
БТР к крыльцу быстрее, сухпаек мне на три дня, подкатила иномарка, и девчата на меня.
В бар - пополним мы запасы, и врага пойдем искать, генеральские лампасы не придется нам таскать.
Бойся, враг, ты силы нашей, на стакан мы на лягнем и крылатые ракеты, все как есть в дугу согнем.
Захватили в плен бойца, он «стрелялся» до конца, трех литровую «огрел», дохлебав и захрапел. Сон от спирта словно пар, там у стойки и упал, а враги не нападали они только заседали, в плен не стоит наших брать.
Да у нас такая рать, пока в люльке спит гонец, значит, всем вокруг конец.



Что подумают?
Прекрасно время все в природе, зиме я больше написал, Вы не болтайте о народе, он локти сам себе кусал.
Идя за правдой, ноги стерлись. Что говорят твои уста? Скоты и те сейчас заперлись, да прижимают все хвоста.
Убиты – эта середина мерила веса своего, и стала слабою жердина, чтоб отогнать от кой-кого.
А жернова все перемелют, где очень тщательный отбор, другие тоже не изменят, лишь поменяется забор.
Лети снежок, все одним цветом, чтобы голов не поднимать. Нам не дано подумать летом, кого и где затем снимать.
И стали краше купола. Нет доброты за тем забором. Чтобы поднять кого сперва, глядим им в след с таким укором.




Половинкам

Мы с тобою не встречались, что хотела -  получи. Ой, да что мы натворили! Ты остынь и помолчи. Голова – она на плечи, а поверх ее платок, даже в самый теплый вечер не пробьет тебя и ток.
Зачерствела ты по пояс, безразличие в глазах. Быть артисткой драмтеатра, нужно быть всегда в слезах.
Но откуда взяться в теле, хоть испарины в глазу, если даже в крупном деле, ты не выдавишь слезу.
За собой глядишь отменно, чтобы хворь не на порог. А прошла бы хоть, примерно, ты одну из сто дорог?
Не заблудишься ты сроду, все тропинки обойдешь, поглядишь, что даже в избу, так горящею войдешь.
Это все лишь лицевая всем известная деталь, а другая темновата, ведь не зря она медаль.
Вышла замуж, то держись, лучше будь, но не кажись.


Открой глаза

Да, в грязь лицом я не ударю, поскольку в ней весь нахожусь. Давай, страна, крутить педали, глядишь на что-нибудь сгожусь.
Нашла ты выход с положенья - своим построены дворцы, простым не будет тут везенья, когда не держатся ларцы.
Трудись, народ, на дядю Сэма, поскольку нету своего. И все с экрана эта тема, мы победим уже его.
Уже по скуплено полсвета, все острова и берега. Для них всегда там будет лето, а что до нас? Одни снега.
И, проклиная черный люд, богатство, нажитое кровью, двух жизней люди не живут, какая жизнь с такой любовью?


А кому ещё
Я стал взрослее на немного, чтоб дядьке рифму отыскать. А впереди лежит дорога, мне по которой все скакать.
Ты подожди, отец, немножко, когда же стану я врачом, мы на дому прием откроем, лечить всех будем лишь лучом.
Да хорошо, отец ты косишь, косой зеленую траву, ну а от армии отмажешь? Что, здесь не плохо ведь живу.
Вздохнул отец не с облегченьем, переводя усталый взгляд. Какое разное «теченье», а что от армии то вряд.
И мать пошла готовить сумку, продукты все же там важны. Меняй, сынок, ты чаще смену. Сыны ведь Родине нужны.


Не надежному
Так рос шкодливым с детских лет, и зеки злобно вслед глядели. Вот мне сегодня пятьдесят, а что вы в принципе хотели?
По жизни -  баловень судьбы, и напрягаться я не стану, лишь только видимость создам, ступай напряг, а я останусь.
Да, так скорбя в душе по миру, я в жизни многих повидал, но ближе стали мне японцы, хотя в глаза их не видал.
Я от души желаю счастья, дороги с длинной полосой, ты дорожи, кто будет рядом и подвези, хоть он босой.


В поддержку Ивану Кучину

Ваш сатирический пример, увидев лишь изгиб дороги, и неуместен дальномер, когда устали твои ноги.
Ведь мысль его казалась шире, когда он пел про то лицо, он для меня находка в мире, а ты всего лишь как, яйцо.
Тут интересное начало, да что важнее и вперед, маяк там будет у причала, ты как корова и на лед.
Ты пой, Иван, про все, что пишешь, не обращай свой взор на тех, кто на луну как будто воет, на самом деле для утех.
Вся кривизна тех зазеркалий, суровой площади расцвет. Давай, страна, ты им медали, они полюбят и за цвет.
Не нужно мучится в примерах, ты не в агонии сейчас, и подбирая слово в тему, подходит ваш к закату час.


Все от тебя
Двери Рая апостол Петр открывал, всех прочитал, тебя не знаю, ты здесь случайно побывал. Закрылись двери, я присел, но не внутри, снаружи, куда идти, кому теперь я нужен?
Обняв голову руками, вздохнув печалью в облаках, да полетев так в низ ногами, держа себя в своих руках. И вот он Рай, но я там лишний, Апостол Павел мне сказал:
«Ты извини, что так уж вышло, видать не все мне доказал. Дорога мне та незнакома, по ней не стоило вилять, но если ты прожил толково, то не придется умолять.»
Я сел на лавку, взял сигару, но закурить никак не мог. Зачем казаться лучше было, и как мне выдохнуть тот смог?
Простые люди уходили и подходили к воротам,где их  давно уж поджидали и были рады им всем там. И сердце вновь остановилось, я в преисподнюю упал.
Там страшный крик и вопль жуткий, и без лопаты я копал, но страх сковал мою он душу, и непонятные черты ко мне тихонько приближались, но вот попался все же ты.
И черт меня спросил рогатый: «Где метка наша на тебе? Да ты у нас и не богатый, иди отсюда ты к себе.»  И я летел по коридорам, летел со скоростью  снаряд, тот ужас, что я там услышал, здесь вы услышите навряд.
Мне посмотреть на все «вживую» и для себя решить вопрос: зачем на свет я появился, где навихлял, когда я рос?
Встряхнуло меня вновь, пошла из носа кровь, голоса между собой: «Да он «грузится».»
«Отбой», -  каркали грачи. Присмотрелся – то врачи.



Бизнес
Завоет ветер, как волчица, метель заносит все следы, как иногда судьба стучится, чтоб увести от той беды.
Обычная история – на переходе у моста повстречала парня леди, да нагрубила все спроста. Парень тоже «улыбнулся», мягко скажем ей в ответ. Гнев наполнил ее душу.
Он ушел, махнув – привет. Не идет на ум работа, деньги падают из рук, сердце словно бьет чечетку, а в уме тот страшный стук. В парне что-то не сложилось, жить хотел да и украл, пристрелил его охранник, за ее же черный нал.
Та ж примчалась на стройку, зарыдала вся в слезах и упала на колени, эхо слышно в тех лесах. Вот тебе и не сложилось, звери стали мы кругом.
Так в погоне за богатством не идем, а все бегом. Девка, тоже обезумев разрядила пистолет. Не укрылись от тех пуль, хоть на них бронежилет.
Снег ложится да тихонько, чтобы всех не разбудить, положили их на месте, да не вздумайте судить.


Сами по себе
Русский крест -  он для народа, тут и пьянка да побор, умирает «честь» в той яме, а вокруг нее забор.
Вот и лапти пригодились, что от прадеда висят. Ну, немножко подносились, обувай хоть поросят.
Лыка много насушили с одиноких всех берез, да кнуты по наплетали, ты гони, чтоб не замерз.
Вот и прыгают людишки, ищут счастья - его нет. Все в лаптях да с голым задом. Князь, спаси ты нас от бед.
И плохая шестеренка завертела механизм.
Справедливости тут нету, вот и вспомнишь коммунизм.
Острова и города, все ведь ваше навсегда. Но износ идет детали, птицы даже улетали.


Офицерам
Когда капели начинают течь, вложу в ножны свой японский меч. И глядит преступник, молча смотрит в пол, что теперь поделаешь, я же не майор.
Всю работу буду доверять другим, ни к чему возится, да и мало сил. Отложу на время телефон и рацию и уйду к реке, чтобы разобраться.
Как хотелось где-то в глубине души бросить в речку камень, да смотреть в тиши, как круги расходятся и бежит волна, камыши качнутся - тем и жизнь полна. Но вот проблема, что на склоне лет все бросаем камень, а кругов то нет.
Доброты, наверное, стало меньше в нас, да и как добрее, когда в профиль, раз в анфас, принимать решения быстро напролет, все кружит над нами черный вертолет.
Поменялось как-то доброта с пороками, опять сидеть нам с книжками, за теми вот уроками, научиться различать, где добро, где зло, что бы впредь кому-то больше повезло.
А махнув рукою, я на всех завистников, обложу их матом, как тысячелистником. Завернитесь в кокон, други вы неверные, да сгиньте прочь, как пороки скверные. Мне с лихвой хватило с вами разобраться, как бы так хотелось больше не касаться.
Да смотрю уныло на ножны те, что когда-то спрятал, и берет отчаянья, силы уж не те. Все же достану портупею я, поживем, Россия, -  мачеха моя. Ты для многих стала не родною, нет веры в тебя, нету доброты, тепла. Скольких побросала ты в пучину зла! И несут свой крест многие из тех, кого ты хлестала с радостью при всех.
Вот Вам на забаву, посмотрите мол, все перемешалось, мельника помол, отруби с мукою заставляют печь, убеждать народы, сладкая та речь. Пряники душистые нарасхват берут, все перемешалось, жаль, напрасен труд.
 Все же я поставляю во главе угла икону с крестиком, что бы сберегла, и зажгу лампаду, помолюсь о тех, кто жизни не жалея да пытаясь встать, о других заботится, равнодушным бы не стать. Чтобы Матерь Божия нашу Русь спасла, да людей хороших всех уберегла.


Энергетикам

Моя жизнь - это только начало электрических всех проводов. Я живу далеко от причала, и к успехам других не совсем я готов.
Мне вчера один «хрен» на дороге, прочитав его, мол, стихи, да подумал уже на пороге, как-то, совсем стихи не стихи.
Вот и утро опять наступило, солнце светит прямо в окно, он опять позвонил, один из немногих, послушай, как это должно.
Мне послать бы его подальше, лечь на диван, и уснуть в тишине, но он как вирус все дальше и дальше вглубь души проникает ко мне. И не звонит, не идет по дороге - вот уж совсем, упрямый нахал. Я бы хотел один из немногих, чтобы как буйвол он землю пахал.
Все заботы мои и тревоги он разбудил так страшно во мне, вот уже я иду по дороге и улыбаюсь ему как во сне.   




Мудрому
Когда знакомый вдруг напомнит, что день милиции пришел, не каждый зек его поздравит и пожелает, чтоб он шел.
К вершине радости, успеха горячий пыл не охладив, пожать руки тебе хотелось, но, видит Бог, не захватил.
От всей души, дружок, желаю я много радости в твой дом, чтоб там тебя всегда любили, а я тебе лишь шлю поклон.
Успеха в жизни ты добился, карьерный рост не соблазнил. Ты человеком оставался, за это многих и вздыбил.
Страна героями гордится, но ряд их сильно поредел. Простым все больше достается, не уходящий бес предел.
Но «шар», увы, не переделать, как не крути и не верти. Уходят в прошлое герои, а что осталось позади?
За горизонтом светлых далей упустишь миг и не вернешь. Соблазн велик, нажмем педали, да ты проскочишь этих вмиг.
Но ты не ускорял движенье и не обгонял, хотя и мог, у каждого своя дорога, свой путь, своя судьба, пусть бережет тебя от злого и не коснется впредь «косьба».
Кто людей по жизни не бросает, хоть и грязью воздают ему потом, подниму бокал за их здоровье и пожелаю радости в твой дом.


Отрезок времени

Опрокинув стопку, а затем и две, закурю сигару в мертвой тишине.
Колесить по свету стало проще всем, только счастья нету, нет его совсем.
И уходит поезд и пройдет другой, сядем возле рельсов, вроде бы не умер, но и не живой.
Посмотрев на время, и сказав себе: надо убираться, в старенькой избе.
А машины едут, да все мимо нас, да куплю я «Волгу» и нажму на газ.
Обгоню я ветер, обгоню дожди, кто-то мне кричит сзади: «Подожди.»
Как люблю я девок! Их-то хвать! И свою рубаху мне не разорвать.
Оставит только-только на развод, что бы было место, но и хоровод.
Закурю я снова и открыл чердак. Что-то мне хотелось, что-то все не так.
Позвонить бы другу, а его-то нет. «Я был у подруги.» - вот и весь ответ.
Заварю сам чаю, чаю я попью и вздохну печально, лучше закурю.
Пару тяжек хватит, даже за глаза, можно больше, но пробьет слеза.
Мысль меня потянет далеко от всех, буду строить планы, план-то не на всех.
Пять часов «полета» - и спустился я, да опять работа завела меня.
И поставлю точку на жирное пятно. Нам бы кипяточку, взрослый уж давно.
Он ответит, как-то сразу не поймешь, пробегут мурашки по спине и дрожь.
Вот и остановка, дальше ходу нет, все же прав был Вовка, про его сюжет. 


Равнодушный
               
Всегда на высоте, прекрасная под стать, но может, ты позволишь, с тобою рядом встать.
Тобою любоваться хочется всегда, и взгляда не отводит, совсем не без стыда.
Гордыни много и уж через край, и зачем на небе неизвестный Рай.
И лишь стрела Амура растопит в сердце лед, упадут оковы печали и невзгод.
Душа всегда страдает, страдает и кричит, тебя ведь ограждают от скверны и обид.
Не держи ты камень. Не криви душой, ты и так прекрасна, будь всегда собой.
Любви тебе желаю много, как прибой, и чтоб стрела «Амура» всегда была с тобой.



Спокойная во льду
 Для многих загадка была ты всегда, но твои кони устали тогда на дороге,
В пути остановка смертью дана, да дерни всем вожжи – ты иль она, ведь сумерки близко, пути не видать. Неужели позволишь ты всем пропадать?
Вот показался матерый, видать, наверно гадалки уже не гадать. И на минутку оскалив клыки, надо держаться. Вперед, мужики.
Не полагаясь на случай любой, надо иди и вести за собой. Правда одна бескорыстна, проста, и за плечами уже не верста.
Часто берем для себя ведь урок, бывает как трудно нажать на курок, и мужество нужно в удобный момент. Ты что-то достиг, тебе комплимент.



Не смелому
Пролетели годы, пролетели вмиг, что-то в жизни понял, чего-то не постиг.
Там, наверно спросят, что и как творил и какую кашу ты ведь «заварил».
Ответить нужно, но не знаю впредь, и на повороте мне не улететь.
Соблазнов много, их не обойти, да и «речку» эту, всем не перейти.
Попытаться нужно, знай, что упадешь, на себя надейся, может, перейдешь.
А воды прибавилось по весне в реке, быстрое течение, хоть и налегке.
Может задержаться на этом берегу. Как вода утихнет, я перебегу.
Как-то просчитался, думал, обманул. И вода вот спала, я лишь утонул.
Все пытался, ты с судьбой играть, а она коварная знает, что сдавать.


Ожидание

По дороге из дома конь старый бежал. Был он понурый, да и не ржал.
Мечты в голове-то селились: стану молод, да вскачь. Годы убавил и ножку
залечил, сказал с ухмылкой врач.
А конь представляет, как скачет, не чувствуя ног под собой, прекрасен весь свет и удача летает над гривой седой.
Как-то в мечтах нестыковка. А где она - вот не понять. Нашлась на счастье подковка, но этим коня не унять.
   Дорожка змейкою вьется, ветер шумит в голове, конь присмотрелся - несется тот жеребенок ко мне.
И жеребенок мимо пронесся, но, а коню совсем невдомек, это мечты, они пролетают, ты лишь с годами от них все далек.
 Он захрапел и натужась, но удела не порвать. И доживал старый конь на конюшне, больше его не видать.


Российский самурай
Солнце всходит на Востоке, улыбается рассвет. Все звоню я Вам на сотовый, а ответа так и нет.
Все работа поглотила, и рутина трудных дел. Генерал Вам все под силу, все сравнения не удел.
Век работы не убавил, да наград не перечесть. Кто оценит ту работу? Только совесть, ну и честь.
 Пусть дни не длятся в ожидании, да не тянутся часы. Все пройдет, и эта слабость с утром выпавшей росы.
Все проходит мимолетно, босоногий паренек, он бежит на всем на встречу,
То несется «сломя ног.»
Детство быстро пролетело, юность промелькнула вмиг. Что осталось? Середина, и не больше пару книг.
Так мы жизнь прожили, в ней для каждого урок. Лишь в конце, после заката, все же грустный некролог.


Всем им

Ты был судья, и ты судил. Ты бог, ты царь, ты господин. Настал тот час, и миг пришел. Сказал себе судья: постой, чего достиг я в жизни той?
И вдруг он стих. Тебе сказать никто не мог, что ты не прав, и ты не Бог, а ощущения простого, его спустила хоть немного.
Звонят, звонят колокола по убиенным людям там, им осужденным ни за что, ведь он судья, а может хам, который просто «мзду» лишь брал.
Не говоря, за то, что крал, не у себя, а в Государстве, не помышляя о бунтарстве, не наступал прозрения миг, презрение к самому себе.
Никто не скажет о тебе, замолвит слово не в гостях, хотя стоишь сам на костях, хандра, возможно на погоду. Я думал это голос твой.
А бес шептал ему: на кой собрал ты скопище, народу, в сомненья сам себя вогнал.
И что с того, что ты украл.
Воруют все, один в один, ты Бог, ты Царь, ты Господин. Ступай, суди и дальше так, ведь судья, а не простак.
Не стоит больше забывать, что ты велик, и всем кивать, весы всегда разнятся в весе, и автор мелочный, как в пьесе.
Чтоб зритель был под впечатлением, ему готовит он сюрприз, дерзнет судья на «главный приз».
Велик обман из уст лжеца, предела нет, нет и конца. Мы лишь тогда осознаем, когда исправить невозможно, и убеждаем в том других, что им всегда все это можно.
Не лепетать тебе, тогда подумай сам ты, на года, твой крест тяжелый, как метал, и лишь тебе такой он дан.
Прожить ты сможешь сотню лет, той жизнью, что тебе дана, но знай, придет пора держать ответ, когда к нам всем придет Она.
Расплата будет за поступки, кричать придется и не сутки, терпенью всякому конец, каков успех – таков венец.
Забрав Господь на небо душу, как возгордиться, ты могла, ведь ты лишь нить, а не игла, по жизни шла ты не спеша.
Такой уверенной походкой, не до чего ведь не дошла. Казалось, будешь ты
находкой, от правды все же отошла.
И справедливо объяснять, простых людей не притеснять, дается в жизни один раз, а как прожить, ну все от нас, и нужно в жизни ошибаться, чтоб цену знать, а не казаться.


Слушал или видел

Гудки парохода не слышал ни разу, наверно, старею, хотелось бы джазу.
Океана не видел, паром увидал, и в речку лишь камни с бугра я кидал.
Науку постиг, прогресс продвигать, придется при этом рукою махать. Идейных уж нету, и надо стране, а вот и дорожка, она не ко мне.
 Часто людей мы с грязью смешаем, всех в один чан и помешаем.
Рыбу ловить нужно в пруду, и впредь не слушать тех, кто в бреду. На баррикады клич создадим, мы ведь другого в жизни хотим.
Все одинаково станут тогда, время покажет, и чаще года, и не уходят с поля пешком, лишь к ним подвозят «бабки» мешком.
Что тут до правды - ее не видать, ну, поднатужьтесь деньги кидать, мы отдали за это сполна, пора рассчитаться, молчала она.


Поиск
Исстрадалась душа, разболелась, как помятая тряпка вполне, и, наверное, так не хотелось с неудачей быть долго кому? Но не мне.
Что кривить, если сам я с пороком, и искать понимания в глазах. Посиди теперь ты за уроком и умойся в своих же слезах.
Когда трудно, любовь не приходит, только ненависть «светит» в пути. Я скажу, что не все ведь уходит, а осталось одно лишь найти.
Для одних та дорога - удача, и машина для них самый то, для других невезения и кляча, со второго не вышел никто.
То ли компас у них затерялся, перетрется на шее шнурок, в нужный момент ты растерялся, упустив эту «лампу» и выпустив рок.
Как туман зло выходит наружу, даже смелого страх закует, если только ты делал плохое, то оно и тебя заберет.


Не судьба
Ордена и медали не счесть на груди. Это мне дали иди да крути. Те, кто не струсил, их нету давно. Они все полегли, как в немом кино.
Чтобы было легко по дороге ступать и окопы за них никогда не копать, так и молва по Руси всей идет, лучше я сзади, пусть кто-то вперед.
Павших их в строй не вернешь никогда, они все полегли, не горит их звезда.
Безымянное поле, насыпан курган.
Что же нам нужно: метель, ураган? Дабы людьми дорожить как собой, штабных офицеров брать нужно в бой.
Конечно, не всех убивают в бою, пуля ведь «дура» убьет и в строю, чествовать нужно, кто воевал, а не пороги в санчасти обивал.
Справку достал за два воза «харчей», я ведь герой, но вопрос только чей?


Прислушайся
«Шарик» наш, увы, качнулся по траектории полет. Теперь только все к закату и успеть на самолет.
Мы вздыхаем с огорчением, да руками разведем, но «часы эпохи» даже не найдем.
Виноватых что искать, всем придется потаскать, кому плохо было жить, тому легче уходить.
А кто правил и копил, не жалея чужих сил, к тем беда уже стучит, да так громко и рычит.
Представляется скотиной, выходи скорее милый, кончен бал ты правил в нем, был плохим. Но не конем.
Свет давно уже погас,улетел и твой пегас.
Чтоб в конце не стало худо, не бери с крестьян, иуда.


С заботой о детях
Наступила зима, зверь припасы запас, охраняет корма.
Ступай стороною хоть волк иль лиса, когда суслик голодный грызет - даже пса.
Хоть ростом не вышел, стоит за свое, да жизнь он положит, оно не твое. Разделяю я боль и тревогу его, «колотился» один, а вокруг никого, кто бы мог подсобить, а людям ведь проще взять и купить. Газетки читаем и песни поем, а что, ведь зимою не траву жуем?
Зверь поумнее оказался от нас, тут и охотники крикнули «фас», зло их берет на зверя, видать, у всех-то ведь ружья, не копья кидать.
Ставят капканы, удавки, петлю, рыбу как глушат - дрожит вся земля. Не кинулся зверь на сырок в мышеловке, и нужно искать другие уловки.
Нужно лосей парочку взять, что бы для тещи хороший был зять. Так было полвека, и нет человека, реальность сурова, вспотела спина.
Как отнесется к пустому жена? Детишки сидят с бородой по углам «Папа, по зайчику дай ты всем нам.» И стала жена походить на борца.
Жизнь без движений, она за отца, борода начала у нее пробиваться, и остается одно – напиваться. Младший уж пенсию в срок получает.
Деда с охоты всегда он встречает, «рэкет» зовем мы его меж собой, с дубинкой он входит, кричит всем отбой.
Вышел охотник, надел карабин, шапку поправил, пошел он один, в глубь леса зашел, а там кабаны, утром нашли от отца лишь штаны.
Переходит наказ от деда к отцу: нужно упорство, а лень не к лицу.


Две сестры

Любовь и ненависть – родные сестры были. Первую красивую любили, вторую ненавидел каждый дом. И возрастали дети, у горла собирался ком, сказать хорошие слова. Ведь ненависть всегда и всюду неправа. Да как хорошей стать - любой старался растоптать. Добрые слова к любви принадлежат,и стала ненависть повсюду возражать.
Ей покорился мир, любой слова по скудные как в жертву ей преподносил, стремление к богатству овладело нами,все выше ненависть к любви, теперь любовь попробуй, прояви.
Пошла любовь по свету искать себе приют, ушла, она и нету. Ведь здесь ее убьют. Нет места ей среди теней. Пусть пропадет любовь, никто не кинется за ней.
Ведь так построен мир, нет времени обдумать, что творим, а поднимаясь, часто говорим, и где же ваши добрые дела? Их ненависть с собою забрала, мы с ней не в силах воевать.
Придется только уповать на дурака, что иногда бывают лишь в века. Она сильней, идем мы точно вслед за ней.
Как интересно на Руси испокон веков страна -  нет-нет -  рожает дураков. Идут наперекор судьбе, и убиваясь, мучаясь в себе.
И им не видан страх, на что они пойдут, и будет крах. Да понадеялась любовь на дурака, он все прошел, оставив мрачные века.
Был точен тот расчет, иной не ставится на счет, да там оставлен клад. И править будет ими лад, а в нашем мире будет вечно зло, коль ненависть приходит чаще, чем добро.


Порулить бы?

Промытые дороги, затертые слова, желание у многих - к правленью голова.
Ряд из подхалимов, ряд из дураков -  так всегда и жили испокон веков.
И в прошлом проку нету, ее уж не вернуть.
Трудились все людишки, да в поле им уснуть.
Наверно, там не сахар, и правил ими страх. За трон они вцепились, а получился крах.
Во власти пользы мало, она лишь для себя.
К чему ей напрягаться, не уж, то для тебя?
Все собирают думу и заседают в ряд. Грядут в стране реформы, томится там наряд.
То градус отменяют, то «попрошу вас сесть». Его же повышают, наука хочет есть.




Не мелочись

Мой свитер был с верблюжьей шерсти, он в холода меня спасал, верблюд, конечно, жаждал лести и спину всю себе счесал.
И сувенирные копыта привез мой друг в подарок нам. Еще с верблюдом не забыто, а он другое дарит сам.
На рынке гриву я купил, подкову дали на удачу, пошел ответный делать ход, «вагон» улыбок -  все в придачу.
«Держи подкову скакуна, а вот и грива от испуга, повесь подарок на ковер, чтоб не сбежала впредь супруга.»
Подарок принят на «ура», да с оптимизмом это дело. Дарить такое в самый раз, и убеждать весьма умело.


По соседству
Две девушки по имени Любовь жили вместе рядом. Всяк проходящий старичок кивал им добрым взглядом.
В них доброты полна душа, прекрасные все дети, но эти ближе были мне, ближе всех на свете.
Говорят, еще с рожденья, судьба написана была. Для кого вознаграждение, коль от беды той отвела.
Обычно, повзрослев, жизнь нас раскидала, кто послабее – нету тех, другие из «металла».
Тернистый путь к вершине славы пройден до конца. Одна несла в себе наказ, который дан ей от отца.
«Ты дочка, слушай, и вникай, успех придет тогда с годами. А ты, мать, хлеба выпекай, и не беги ты вслед за нами».
Другая тоже так, пошла, и напрягаться, вроде, стала. Свой «крест» она не донесла, на том пути она отстала.
Зеленый змей – он искуситель, и ждет с сетями на пути, при одинаковой дороге одной, конечно, не дойти.
И дунул ветер перемен, да все вдруг завертелось. Одна любовь дошла до цели, ей сильно так хотелось.
Не суждено другой дойти, и заплетают ноги, и на прямом почти пути, такой обрыв в конце дороги.


Эмигранты хуторов
Была одна деревня, их миллион таких, все они распались, слагают о них стих. Люди перемешались, исчезли без следа, на эшелон погрузка, и мчатся поезда.
Гудками их встречают, да провожают так. Рельсы не кончаются, пустеет лишь кабак. Несется мрачно поезд, теперь он их судьба. Ветер напевает: «Куда вы мчитесь, там «труба».
От худшей жизни люди едут в путь, в надежде, будет лучше.
 Похоже это суть, никто ведь не задумается, все мечтой живут. Душа потом тоскует, а многие умрут.
Домою, как потянет, проснешься ты опять, сторонушка поманит: «иди, дружок, ко мне». Будет просыпаться на новом месте всяк, и тут ты не поспоришь, ведь дух слегка иссяк.
Находишь ты причины, чтоб успокоить плоть, но сердце не обманешь, будет вновь колоть. Прошло уже немало времени, с того, когда сюда приехали.
А близких никого, с кем пообщаться можно, и кто поймет тебя, такой как ты «скиталец», молчащий про себя. Многие смирились, но трудно им далось.
А ты никак не можешь, надеешься «авось».
 Когда-то смиришься и успокоишься ты там, но пустяковый случай – сказали тебе «хам».
И ты опять взорвался, жену клейм я порой. «Зачем тебя послушал, рванулся за тобой? Остаться мне на месте, такой уж видно вздор.
Как теперь приеду, подумают, позор. Остаться тут мне в тягость, измучился, нет сил, лучше бы я траву дома покосил». Снова мчится поезд, в обратный, долгий путь, на каждом повороте ты понял жизни суть.


О Вас

Был сюжет, может, мой немножко закручен. Все сумбурно, и мысли не найти. Но открылись глаза у немногих, им не нужно плохое пройти.
Лишь прочесть остается, осмыслить потом им дано. Написал это вам я такое, что не снимут даже в кино. К сожалению, «лимит» мой закончен, что писать -   ведь душа не дает. Оставляю для вас то железо. Поглядим, что кузнец вам скует.
Мне встречались хорошие люди, их забыть я никак не могу. Я не сплю по ночам, просыпаюсь, да от себя так все время бегу.
Рад отойти, но не в силах. Прикипело, как больно внутри. Это не грязь, смыть ее не возможно, сколько руками не три.
Никто не подумал, почему ко мне он пристал, и где эта связь, ее не увидишь, не хочу разбираться, сильно устал.
Так давно к вам стучался, для любого подход находил, а в глазах у вас было иное: «И зачем ты сюда заходил?»

Везде легко
 От берега отчалила лодочка моя, понесло течение в дальние края. О камни разбивало днище и карму, но не утонуло, как - я не пойму.
Вся в заплатках, половины нет борта, что берут сомненья, может лодочка не та?
Дерево изношено, нет весла совсем. Как же добралась ты по ухабам всем?
Всякое бывало, где шторма, да зной, ветер ночью дует, хоть ты волком вой. Да куда деваться? Спрятаться на дно? Я ведь только лодка, как-то не умно.
Так вот добрался, лодочка в края. Как же ей послушать песни соловья? Здесь не растут деревья и птицы не поют. Воронье летает, знаешь, что клюют?
Посмотрев печально, отправляясь в путь, ты края такие впредь все позабудь.



Расставшись раз, одни вы будете всегда

Наша жизнь полна сюрпризов и полос, изменчив тон, пожелаю без капризов все пройти такой закон.
Закалиться и в ненастье, чтобы духом не упасть Человеком оставаться, а плохим вокруг пропасть.
Повстречать я вам желаю человека от души. Только сладостные стоны были слышны там в тиши.
Дорожите вы друг другом, только раз, поди, живем. Поздновато, к сожалению, мы об этом узнаем.


Тщеславным педагогам
Похлопаем в ладоши, откроем двери в раз. У входа из дома судьба стоит у нас. Мы ее невидим, она следит всегда. Шагает наперед, а ты бежишь куда?
Спешу на педсовет, - даже хмурит брови. Да это весь район, наверно, хочет крови. Мне не дают вздохнуть и топают ногами, но им меня не взять, забью их сапогами.
И где же это видано, ты ведь педагог, смирения в тебе нету, зачем к лицу сапог? Возьми ты обаянием, добротой срази, улыбочку дежурную, а пальцем не грози.
Учит нас судьба, как поступать порой, и тот у них учился, да этот вот «герой». Все пишет про какого-то коня, не хочется ведь слушать, измучил он меня.
Послушала судьба, да грустно улыбнулась, сказала пару фраз, и больше не вернулась.


Бумеранг
Не бурлит в стакане красное вино, игры тут по круче, но не домино. Руку пожимают, да в глаза глядят. Друг друга поедают, кушать все хотят.
Не становись спиною, лучше обернись, ножик в раз воткнут, только увернись. Власть народная с ними заодно. Выше ты не прыгнешь, камень - и на дно.
Кровью все пропитано тут на много лет. Ты спроси у каждого скажет, любой дед. За то вот воевали, чтобы так уж жить, певчие не успевали службу всем служить.
По костям ведь ходим и крестимся мы. Храмы восстанавливают, а народу тьма. Каждый кабинет - для людей тюрьма.
Куда ты постучишься, кто откроет там? Собирай мешочек - и сам в Магадан.
Наверху живут, а в низу им строят, только рот открой, быстро тут зароют.
Создают законы, но они для нас. Под шумок качают из России газ. Лишь подачку кинут, а народ и рад. Пальцем ткни – чиновник, а по сути, гад.
Нет теперь идеи, только нефть качать. Люди вымирают, и не отвечать. Но промашка здесь, Богом прикрываетесь. Про людей забыли, кровью упиваетесь.
Когда же вы напьетесь, чтобы всем пожить? И сказал Господь мне: «Да не дожить. Что простой ведь сможет изменить вокруг, если всё повязано и замкнулся круг.»


Москва простых не любит
В Москве мой друг живет давно. Два раза в год он приезжает, как супермен из среднего кино, других в машину не сажает.
Снаружи стал он городским, по - городскому ходит, когда с деревни приезжает, то места дома не находит.
Эта трудная деревня, одни ямы на версту, лучше мне не приезжать, не прощаться на мосту, адреналина я куплю, сяду возле дома.
Хоть и бросил, но курю, места-то мне знакомы, с виду он спокоен, а бурлит внутри: вот она деревня, ты слезу утри.
Жаль, что лето на дворе, мне зимой не грех. Друг бы баньку истопил, я бы прыгнул в снег. Мы с ним выпьем понемножку, вспомним прошлые года. Провожали мы в Яругу, девушку тогда. Вот пора все расставаться, пробежали дни, и скажу я другу, чаще, мол, звони.



Умный не поможет

Мы слушаем песни, порою поем, веселье, то грусть -  вот и живем. А в смысл не вникаем, его не понять. Гордыни в нас много, ее не унять.
Все Кучина песни люблю за мотив. Прекрасный, бесспорно, тот авторский стих. Да много людей побывало в дому.
Все жали плечами: «Про что - не пойму?» Он был охотник и джигит. И только сосед, он разгадал, не молод годами, да я и не ждал. Бывало мы с ним напивались в дрова, но лето пришло, поднялась трава. Заботы в деревне хватает на век. Остался бы он до конца человек.
Ему я как доктор режим прописал, пусть будет домашний, о нем написал.


С судьбой
Ах, судьба, ты коварна, и тебя изменить не могу. Прыти уж той не осталось, да и как я теперь побегу?
Незаметно тронулся поезд, я, его, увы, прозевал. И зачем иду – неизвестно. Тело просит, когда же привал.
Порою тоскуем по несбыточным этим мечтам. Скоро старость, да не ко времени. В детстве оставил ты что-то там.
Спроси мудреца на дороге, в чём он смысл, если сам не понял, не сказал мне мудрец даже слово, он босиком по лужам гонял.
Картинка вроде всё ясно, перспективный ты человек. И удача тебе улыбнулась, но её не хватит навек.
Как здесь прожить, чтоб там меньше спросили. И, может быть, пронесло, где не строили и не косили, а удача – не их ремесло.
Вот по жизни блуждаем, что-то ищем, и где – не понять. Мудрецами мы-то не стали, и по лужам уже не гонять.


Что все было

Господи! Болезни, муки от меня Ты отведи. Дай прожить в радости, не в скуке. И сказал Господь: «Пройди. Сколько раз сходил на землю, всё пытался вразумить. Я посеял эти зёрна, не дано им всем, всходить.
Все веселья вы хотите, да и беды чтоб отвел, а молиться не хотите, вас уж бес давно увёл.
Всё блуждаете по лесу и кричите громко как. Проходящий вас услышит, но не скажет вам «чудак».
Сами выбрали свой путь, что теперь и не свернуть. Остановку сделать вам, да насытится волкам. Глубже в лес, исход один, на плече – не карабин».
Он и шепчет и поет, все чудесно, кто поймет?
Мы блуждаем – все слепцы, но не выйти, так, отцы, среди нас есть кто-то здравый?
Закричали: «Да, мы правы! Правит нами сатана, и блуждает вся страна. Выход есть, и он один – не иди на зов скотин.
Доводились, вот дела, ложь за правду приняла, и блуждаем все по свету, ищем правду, правду эту.»
В нас живет и Рай и Ад, тут никто не виноват.
Так не нужно, Бог простит, но растет наш аппетит, больше хочешь, а не в мочь, запрягай в телегу дочь.
Для детей мы все живём, на коленях хоть умрём, воз не сдвинуть с точки той, груза много, эй, постой!
Может, скинуть ещё что. Успокойся, а ты кто? Крутят ноги на пути, сяду тут, мне не уйти.
Подвяжи веревкой воз, чтобы кто-то не унёс. Это целый монолит, отойди – живот болит.
Вот проехал весь обоз, кто бы взял меня на воз? Зазвенели бубенцы, что вернулись, ну, отцы.
Тормозит карета эта, что лежим, уже не лето, если хочешь, залезай, а не можешь, замерзай. Много в жизни проходил.
Редко к цели доходил. В двор не залезал чужой, так и жил самим собой.
Красть не крал. Я не могу. Если хочешь, помогу. Нет, изволь не для меня, душу ставим за коня.
Сильный конь, что тут сказать, но лучше здесь все ж долежать. Вижу, парень ты не прост – так подымим цену в рост.
Вот машина, деньги в ней. Ты садись как на коней. Откажись от всех скорей, да помчимся, кто быстрей. Я и раньше ну не мог, был к себе я слишком строг.
Мне осталось тут немного, не искушай напрасно Бога. Там ведь спросят почему, ты прошел тюрьму, суму. Такой сюжет не исключаю.
Бог простит, и я прощаю, убирайся ты домой, да не езди всё за мной. Мне отпущено не много, и глядят за мною строго.
Надломить и поломать, помнит тело, знает Мать. Бьют всю ночь и поднаряд, и не двое, целый ряд.
И сказал Господь с небес: «Что в машину не полез? Прикуп мал, аль совесть мучит? Бес силен, он всех замучит.»
Только твердых не свернуть, вот для них тот трудный путь.


Аренда водной глади
В пруд бросаю я крючок, и гляжу на воду, рядом вылез тот сверчок, что поёт нам оду. 
А пруд уже в аренде, там не ловят, кто живет.
В близи, вдоль водотока, сверху рыба вся плывёт. Задохнулась от «заботы», лунки некому сверлить.
Вот тебе и государство! Кто успел «моё» сказать, будет долго в шоколаде, а ты будешь лишь кусать. Гнут всё ниже русский люд, вот вам пряник, чаще кнут. Сами удивляются, как спина сгибается. Всё забрали демократы, заберут и скоро хаты, надо где-то веселиться, ты иди, лови жар-птицу.
Наверху встряхнулся кто-то. Дали  пруд, но он  болото, только нет в нем ничего, лишь бутылки от всего.
Хапнуть вовремя смогли, камыши да подожгли.


Острог
               
Проходит жизнь, спешим угнаться, в неволе тянутся деньки, и на перроне попрощаться нам не дадут вон те «щенки».
Собачий лай звенит как громко, что набухает голова, в руках всегда с собой «котомка», ты знай, предаст, хоть верная жена.
Спокон веков тюрьма губила все души близкие тебе. Немой вопрос, что не убила? Ведь на потом оставила себе.
Там веры нет, как и надежды, лишь крохотная мгла. Туман рассеялся с мечтою, а скольких ты не сберегла.
Брось зёрна в землю, тогда и всходы прорастут, но вот беда, там нету влаги, и не спасутся зерна тут.
Придется верить, что земля – лишь остановка к переходу в дальний путь. Болтается на шее грубая веревка, вот это жизнь и наша суть.



А если есть ад?

Край ты мой родимый, сколько повидал, а людей хороших редко увидал. И во всей округе много черноты, я не изменился, да и вряд ли ты.
Часто отбирали от людей добро, детям отдавали, превращалось в зло. Демократы вылезли, словно геморрой, следует за ними неприличный «рой».
Господа, повсюду, с рылами свинячьими, да мозги остались такие же телячьи. Я не доживу, когда власть та сменится, но для них вот точно вряд ли что изменится.
Будут веселиться, по иконам меч, на крестах подвешивать, церкви все поджечь. Дьявол вряд ли примет эту всю родню. Он и сам попал с ними в западню.
Но работу нужно выполнять всю впредь, он же ведь бессмертный, ему не умереть.
Народ беснуется, дай ему порвать, укажи ты пальцем на любую мать. Разорвут ведь суки, что и говорить, чугунок поставят, чтобы поварить.
Нет святого близко, в душах тех людей. Не хорошим кормят, так своих детей. Подрастайте детки, становитесь в ряд, завершить вам надо чёрный свой обряд.


Случайным
Не надо быть совсем наивным. Зачем к обману привыкать? Искать виновных не уместно, любить умеет только мать.
Оставь сомненья для романа, надежду выкинь из души. И выпьет женщина дурмана, да разнесется стон в тиши.
Крепись земляк, ведь ты мужчина, всё позабыть - совет таков. И растерял почти всю веру, теперь услышишь звон оков.
Потянулись дни в неволе, да стал единый свет, и прочитаем весь до корки данный Богом свой Завет.
Теперь мечта твоя, надежда и моль, кружащая в шкафу, так ждет тебя твоя одежда, и одеяло всё в пуху.
Махни рукой на все былое, пускай Господь, их всех простит. Ты вышел, и совсем иное, да разгорится аппетит.
Как трудно всё начать с начала, и невозможно устоять. Где эта женщина с причала? Зачем кому-то дать понять?
Пускай, душа твоя помята, и растоптали чуткость там. Томится боль, и в ней утрата, но ты как прежде дорог нам.
Время вылечить не может, коль в душе у нас темно. И никто нам не поможет, нет счастья. Где оно?


Узнаешь, но поздно

Мне казалось, демон - он мужчина, злой, коварный, и рычал, был я поражен, что это дева, красоты такой в журналах не встречал.
Какое гибкое всё тело! В нее вселилось это зло. А красота, ну, неземная, кто видел, всем там и не везло.
Как же им не заблудиться? Кто укажет путь? Вот он демон, в образе блудницы, ты мужчина можешь отдохнуть.
Невольно вспомнились поющие сирены и песни, что поют они в ночи. Морякам до дому не добраться, все погибнуть, сколько не кричи.
Кто облегчит нам дорогу, и какая сила всем нужна? Взглядом смотрим в небо, тело просит. Где же тут она?
Сколько нужно воли и терпенья, все пройти достойно на пути. Сохрани хотя бы ты уменье, ну, а с демоном сам больше не шути.




Не моё
Когда тепло и дождик стучит по крыше мне. Был бы я художник, талантливый вполне. И краски я размазал на сером том холсте.
Все выразить бы сразу в сиреневом кусте. Травка поднялась и скачет воробей, кошка затаилась, поймать бы ей скорей.
А воробей увидел - закончился сюжет, и быстро улетает, видать, не твой обед. Как оживить картину, чтоб в ней все передать?
Цена так подскочила.  А мне ее продать. В моей картине нет искусства, и сразу видно, что серо. Берись, художник, ты за кисти, а я возьмусь уж за перо.
Наказан буду за гордыню, осознаю и каюсь, вот в жизни если что твое, то ты живешь, не маясь. Второй есть тоже вариант: чтоб никогда не маяться, быть подлым человеком и ни за что не каяться.


Современному интеллигенту

Шевели копытами добрый человек! Перспектив не видишь и короткий век. Ты устал, поди, спину гнуть в полях! Не догонишь зайца даже на конях.
Солнце поднимается, и тяжелый ряд, далеко за прудом тракторный отряд.
И зима подходит - надо поколоть, ехать за пшеницей, а затем молоть. Как дел не видно, шляпу ты откинь, джентльменов нету, сам возьми, закинь.
Да, прошло все время, ты уже старик. Посидели волосы, вместо них парик. Тяготит он душу, давит этот грех.
Как мне допахать, брошенный «огрех»? Руку кто протянет в самый трудный час? Было то хорошее объективно в нас?
Будь всем благодарен, что тебе сказал. Поезд твой умчался, опустел вокзал.


Кому оставишь?
Красавец пес, он молодой, и жизнь казалась ему сказкой. Приказы быстро исполнял и все глядел за той указкой.
Чтоб на объекте было пусто, фонарь прижался вдруг к столбу, и пасть разинул так он шустро, а глаз полез подальше к лбу.
Испытывать никто не стал судьбу. Да и зачем коню педали? Была парочка парней - остались лишь сандалии.
И говорили, что тот пес был равнодушен к полу. Других собак он не любил, как не любил и колу.
Как время быстро пролетело, что стал, все хуже слышать пес. И все уже приноровились, что взять кто мог - с объекта нес.
А там хозяйские детишки уже играли в интерес. Какое странное все ж дело, что карты могут создать вес.
И на общественных началах ты поднимаешься в глазах, огромный куш срывая с банка, затем умоешься в слезах.
Пора  братцы, нам с расчетом поставить точку прямо в нем. За тем забором есть металл, а мы найдем куда спихнем.
Как водится, то было. Не зря свой хлеб жевал и пес, покусал он их сурово, никто с объекта не унес. «Отец, убей ты пса скорее, он может так кого загрызть».
«А вы зачем туда полезли? Что вами движет? Не корысть?»
В глаза хозяин псу смотрел, сначала пнул его пинком, тот заскулил и пал на землю.
Затем свернулся и клубком. Время вышло пса на службе, и свое он отслужил. И обида навалилась до утра он не дожил.



Скромным
Я пожелаю тебе хлеба, чтоб был всегда он на столе. Я пожелаю тебе неба, такого ясного вполне.
Да пусть удача не покидает никогда. Лишь опоздает на мгновенье, но только бы не на года.
Пускай друзей вокруг не будет, как и не будет и врагов. Все познается лишь в сравнении, а наша жизнь без берегов.
А эта ветреная птица, какую мы всегда зовем, пускай она лишь только сниться, поверь в себя, мы создаем.
Любовь, она для всех вершина. Ее не каждый покорит, вдвоем к ней нужно подбираться, пока у вас тут свет горит.


Под коньячок

Я каждый день просил прощенья в надежде снова все начать. Моя любовь ты, вдохновенье, не дай ты мне сидеть, скучать.
Свои ошибки сам увижу, но все исправить не могу. Свой возраст редко  занижаю,когда стою на берегу.
Здоровье было, и удача мелькала редко, иногда. А я все жду, но как иначе? Может появится, когда?
И мост не зря вы проложили, чтоб жить в ином для всех миру. Домой идя да не тужили. Обиду бросьте за корму.
Пусть будет все вокруг в порядке, и прорастет колосок. Быть может, знак, что в этой схватке ты заверши так свой бросок.
И опускаем руки ниже. Я как устал, но кто поймет. Незримый берег был бы ближе, когда растает весною лед.


Родина и рифма

Была баллада о солдате, где доблесть, честь всегда жива. И на груди поверх шинели склонились голова вдовы. 
Растить детей им приходилось и наставляли в добрый путь. Ждала из армии мать сына, его теперь ей не вернуть.
Пожалуй, нет иной страны, где дети в ней обречены. Пошла вперед пехота, а умирать кому охота?  За что теперь война? И получает кто сполна?
Стоят составы боевые, а кто считает пайковые? Его детей не заберут, они за Родину не мрут.
Вперед, ребята, на «ура», потом бросаешь их страна.
Все полегли на поле том, а кто–то строит себе дом и на крови, и на костях. Хотят все жить, но мы в гостях.


Несбывшиеся мечты

Добрый день, дорогая деревня! Старушки выходят на двор. Поднимается дым над трубою, и упал без присмотра забор.
Опустела с годами округа, и людей уже тех не вернуть. Да зову все напрасно я друга, он умчался. Сказав «позабудь».
Доживаем ту жизнь без веселья, и в душе у нас нету тепла. И все чаще приходит унынье, зиму быстро сменила весна.
Все так будет всегда продолжаться. Этот круг для кого-то квадрат. Ну, и как тут теперь удержаться? Сам себе ты порою не рад.
Приходят другие на смену, та же глупость и тот же порок. Он все тянется, дым над трубою и дает чаще близким поспешный зарок.
И нарушим его непременно, потому что природа сильней. Устремляешь свой взор все на небо, да иди ты уже поскромней.


Слабым во всем
Отделилась ступень от ракеты, и помчалась все выше она. Господа! Берегите колени, будет верною ваша жена.
Вы песком и травой их не трите, лучше стоя, что-то добыть. Сделать то невозможно, чтобы потом не забыть.
В монастырь нас не примут, да и сами туда не пойдем. Пока сила мужская присутствует, мы всегда кого-то найдем.
А ракета все выше и выше, далеко она ведь пошла? Точкой уже оказалась, пара секунд – за орбиту ушла.
Не послушал меня мой читатель, и натер он колени травой, ну, а дома ему предстояло встретить вечер с любимой женой.
«Выстрел» все же случился. К сожалению, был он пустой. И живет человек на окраине, и живет он теперь холостой.



Рекомендация бизнесменам

Ключом откроются замки, но можно их не ставить. Выпить с горя от тоски, отойти и все оставить.
Тащите людей побыстрей, берите все, что нужно, и был народ страшней зверей, глаза сверкали дружно.
Оскалились клыки и надулись вены, и рванулись мужики, по щекам их пена. Уместный крик, что на всех не хватит, вот и ринулась толпа, кто быстрей захватит.
Всего несколько минут -  и пошла стихия, а народ уже орет – времена лихие. Режьте их,  они нажились. И втыкались вилы. Ну зачем же доводить. Дайте в руки пилы.
Чтоб семью им прокормить, да и быть при деле, лучше пусть здоровый дух в богатырском теле.


Безразличным
Поднимем все бокалы. Поздравить мы хотим. И за тебя сегодня такое замутим! Веселье в душу входит, что мил рябины куст. Вытяну до грамма, бокал мой будет пуст. Удачи пожелаю - комета пролетит. Пусть счастья будет много, к еде - и аппетит.
Любви я пожелаю приличный водоем, в воде нужно движенье, проверенный прием. Друзья чтоб окружали, с кем нужно посидеть. Не только пообщаться, но даже поглядеть. Пусть радость будет часто, тогда поет душа. Скажу я на прощанье: «Ну, как ты хороша!»


Кому пора?
Кровавым почерком судьбы была написана история. Давно тебя я жду, да где же ты, Виктория?
Славный доблести побед, удач и поражений, я признаю, что проиграл, ведь жизнь – она в движении. Последняя минута, агония идет, мелькает «кинолента», а боль – ну не уйдет.
А взгляд уже мутнеет, и слабо узнаешь. Да день, увы, темнеет, но может ты уснешь.
Последний вздох надежды, и ты уже не свой. Тернистый путь успеха, был пройден он тобой.


Касается простых

Обычный вечер на двоих, компания не шумная. Я наливал и пил за них, а сидела умная. За матерей я выпью стоя и многим в ноги поклонюсь. Такая видно, вышла доля – растить детей на нашу Русь. Рыдала мать на крышке гроба, а вместе с ней седой отец. И почернели с горя оба – растили сына под венец. Не дорожит страна людьми, а облагает лишь налогом Кого вынимали из петли, и нету счастья за порогом.
Так, обезумевший отец, глаза стеклянные глядели, он пил и пил за тот венец, который с матерью хотели. Да сколько нужно всех смертей, чтоб проложить к концу дорогу. Прожить без всяких там затей и звать людей не на подмогу.


Со временем
Чужой мотив мне как приятен. Бывает, свой я не люблю. Да, не всегда и аккуратен, во сне частенько я храплю. Я наведу в душе порядок и там цветочки посажу. И хватит мне немного «грядок», да вам всего уж не скажу. Не каждый может поддержать, что за народ? Те все с советом, и мне от них не убежать, да сами кто они при этом? Что лучше не решил пока. Полезней недосоленная каша. Мне жаль чужие все бока. Вот только ложка в ней не наша.


Собака друг
Поменяю собак я на друга, если жил он обманом всегда. Мне не выйти из этой палаты, а ему не понять никогда. Выбор не лучше, и сравнения здесь ни к чему. Да сказал мне мой друг: «Ты предатель.» Он был прав, и за дело ему. Да, трудна ты, дорога, и до конца не дойдешь. Каждый день вспоминаю я друга, нужно было, иначе от себя не уйдешь. За оградкой тебя поджидает, и сырая земля у него. Толи совесть как-то мешает, то–ли страшно честнее всего.
Я в низину спустился, окружили меня там волки, и со страху перекрестился, стали мокрыми быстро носки. И обида за друга проснулась. Говорю сам себе: «Что дрожишь? Пока случай тебя не коснулся, и куда ты теперь убежишь?» Волки тоже сидели спокойно и напомнили тех мне собак. И вселялось все больше презренье, а душа говорила «слабак». Поднялась волчица и пошла от меня по прямой, был уверен: вот что-то случится, но остался зачем-то живой.
 

Любопытство
Парни влезли в интернет, разыгрался в них сюжет. Захотелось им узнать, кто Илья и как позвать. Много писем приходило, все им как-то с рук сходило.
Нет Илюши на Руси, ты попроще что спроси. В путь отправились ребята, выяснять там все до даты. Отель рядом у дороги, были б деньги будут «ноги». Не туда нам нужно мчаться, с кем-то мудрым пообщаться. Может, дельный даст совет, пригодиться нам на век.
Надо факты раздобыть, а без фактов как нам быть? Ищут мудрого в округе, нет нигде - одни супруги, черным цветом их платок был, такой он был знаток. Подсказал бы что и как? Где соломка и как мак? Нет, вы что, мы за другое, право дело, в вас  благое. Вам бы днем огонь зажечь, к теме той других привлечь, жалко вашего отца, не дойдете до конца. И нальются те пруды красным цветом, без воды.


Достойным


Полковник наш рожден в рубашке, и он на многое готов. Поверх рубил блестящей шашкой, да не боялся сам штыков. Вставал он в рост, когда стреляли, и пуля мимо пролетит. В нем духа гады не уняли, но годы брали, сам пыхтит. И смерти он глядел открыто в ее стеклянные глаза. Вокруг земля была порыта, а по щеке текла слеза. Война людей не разбирала, кто искалеченный пришел, и многих чаще забирала, кто не лежал, а только шел. Вот так полковник и метался. Он на войне там не погиб, терзал вопрос: зачем остался, где все понятно, тут прогиб.


Начало и конец

Тюрьма здоровья не давала, срока давать удобней ей. И так надежда ковыляла, да горе следует за ней. Взамен удачи лишь тревога, а счастья легкий ветерок, когда выходишь ты с порога, последний раз ты дал зарок.
Свою судьбу никто не знает, в мечтах богатство сохраним. И серый тон светлее станет, когда идешь ты рядом с ним. Правосудие не слепо, оно глядит во все зрачки, хоть на глазах у них повязка, а под повяз кою очки. Когда-то нужно улыбнуться – курок нажмут в последний раз. Твои надежды оборвутся, не вспомнишь больше ты про нас.  И полетит душа по свету, в места, где раньше ты бывал, да так узнаешь – счастья нету, лишь на земле для нас привал.


Скажите, что не так?
Стремясь обогатиться, топили мы простых людей. А в оправданье говорили, что жили так лишь для детей. Встали дети на крыло и оперились в раз. Домой ни что их не звало, не тянет их сейчас.
Не едут чтоб помочь, чужие как бы стали, а камыши вокруг пруда все чаще обрастали. Остались бабки да дедок, усевшись на скамейку, и вспоминают тот девиз, как звали на линейку. Боялись раньше и всего, затем учить не стали, да отходили от того, кто говорил устали.  А зло пружиной становилось и напирало вниз, да чаще угождали любой для них каприз. Выстрелил снаряд и полетел сверх звука. Ах, жизнь, да как же ты сложна, поди, для всех наука.


Зарок

С огромным юмором мой друг, мы с ним учились в школе. Я с детства знал его подруг, и мы бежали к Оле. Цветов, конечно, не дарили, да было нам и не до них. Так папиросы покурили, есенинский читали стих. И стали подрастать, что маловаты нам штанишки. А чтобы взрослым стать, глядели мы плохие книжки.
Пустой отрезок в десять лет, мне нечего добавить, лишь к багажу иная кладь, ее ну не убавить. Настала осень, друг в Читу, Родина позвала. Не вспоминает он ее, что-то в нем она порвала, и изменил я свой сюжет, написан он в тетради. Мне не куда вложить всего, попроще, много клади, я за него сказать хочу, какие все же муки, пойдет сегодня не к врачу, возьмет себя он в руки. Слова бывают не пустые, вопрос - при ком их говорить, а если ценишь все же дружбу, тебе не стоит так «шалить».
Я убежден - вот это слабость, с годами будет все трудней. Найдешь причины, как бы в радость, чтобы вернуться снова к ней.


Да

Несколько букв осталось, чтоб разгадать кроссворд. Вот человек подъехал в автомобиле «Форд». И он довольно сдержан, даже в примерах прост. То, что ему не нужно, он не наводит «мост». Я позабыл газету и раздавил очки. Вот оно, то общенье, да и к чему «крючки». Не говорил он много, только лишь, что спрошу. Мне он такой дороже, вот я о нем пишу. Жизнь у него - не сахар, не допустил обман. Всем упираясь телом, так он пройдет «туман».


Выбираем мы

Банановая республика, невнятные слова, банановая республика – Европа голова. Кудряшки вместо волоса, как будто бигуди. А так не слышно голоса все машешь - проходи.  На пальме он ночует и варит наверху, да как цыган кочует, не все при нем, но я молчу. Ну, вылитый рысистый, с низов всегда видней. Хоть ростом он не вышел, зато он так модней. А что листком прикрыто, то это не беда. Есть чем удивить заезжих, господа. К чему тебе одежда, когда вокруг печет? А мы все улыбаемся, и пальцем у виска. Нехотя почешем - не жизнь - одна тоска.  Ты вот не образованный, а счастливо живешь. За нами институты - да разве ты поймешь? Кривляться начинаешь и бьешь себя сам в грудь. Наверно, мы поедем, удачливым ты будь. И отплывал кораблик, от этой вот страны, а я смотрел и думал: не все ему равны.  Не нужно многое, оно при нем всегда, а мы вкусили горя с бананами тогда.


Оставь проблемы возле дома

На белой скатерти вино стоит не откупорено. Тебя здесь ждут уже давно, а ты идешь заморена. И смотришь в даль задумчиво, пронзительно. Становиться немного жаль, тревожить так сомнительно. Уже и гости собрались, томятся в ожидании. В твоей душе такая боль - не вынести страдания. Тебя не многие поймут, возможно, единицы и улыбаешься устало, не упадает слеза с ресницы.  Вот это шторм в твоей душе. Не знаю, с чем он связан. Ты намекни, я все пойму. Ведь узел как завязан   Иди сюда, садись за стол, по стопки наливай. Мы выпьем все до одного, ты нас не забывай. Да пусть нам счастье принесет тот завтрашний рассвет. Для нас ты будешь тем лучом, который предвещает свет.


Доброта бескорыстна
               
Залижет раны пес в сарае, хвостом игриво завертит. Как хорошо, что хата с краю и пуля редко долетит. Набрался дерзости мой пес - уже на кошку лает. Зимой в сарае не замерз, а снег в апреле весь растает. И потекут тогда ручьи, да шерсть, на солнце лишь играет. Скажу собакам: «А вы чьи?» И кто-то в стае так залает. Они не волки, а собаки, «семьей» сплоченной не бывать. Людское в них храниться долго, они не могут забывать.


Не заведутся на голове

Кучерявы волосы сверху головы, мне умом блеснуть, но оно, увы! Тело тоже просит: дай воды попить. Как все надоело, хочется забить. Но «кураж», он нужен в добрые дела, а его не будет только лишь права. Покажите ваши, распишитесь тут, и придете утром на гуманный суд. Мантия надета, молоток в руке - так хороший звук было б в кошельке. Мне подстригли волосы, чтобы их не рвать, и хожу я строем. Что, кого позвать?
 


Укороченный сюжет
В начале пути, ты двери прикрой и горькую чащу так выпей со мной. Ступай осторожно, боясь повредить. Пройти уже можно, тебе не судить. Ты правильных встретил, а праведных нет. Хотелось, чтоб кто-то избавил от бед. В дороге отцом не станет тот путник, у каждого цель и в жизни свой спутник.


Кто прошел

 Начать с начала жить не сможешь, переписать листок то да. И ты идешь, еще как сможешь, а позади лежат года. Ползти в грязи с улыбкой редко, скорее, в масле кувырком. В одной руке почти конфетка, второй уж явно, что мельком. Кричит душа твоя в надрыве, уже все связки порвала. И где любовь, в каком порыве, зачем другого приняла? Видать, он чище был собою, а может все наоборот. Ты повернул не там, где надо, и закружил водоворот. Благодари ты всех на свете, кого по жизни повстречал. Вы свет оставили в туннеле, я в темноте всегда кричал. Тебе их будет не хватать, и не кинешься со скал,но не найдешь в себе покоя, увидишь только лишь оскал. И блуд, и в пьянство ты впадал, и пил вино ты с чьей-то кровью. Как хорошо, что не кидал ты женщин с искренней любовью. Не возвратиться бумеранг надежды доброго посыла, да не надейся на него, ты делай то, на что есть сила.


Холодный и ненавистный


               
На белой одежде, пропитанной кровью, не сбылись надежды, с такою любовью и ветер весенний платок подхватил. Тебе он не нужен, да был и не мил. А берег пустой, лишь только песок. Видать, ты не ела, но вот он кусок. Но имидж дороже, себя не меняй, садись ты в машину, езжай и виляй. Не нужно мне было тебе посвящать, я ведь не солнце - твой путь освещать. Да, я хотел, чтоб не встала на мину, а ты за спиной говоришь про скотину. С тобой говорить я больше не буду. Ты мне не приятна, прощай и забуду.


Два человека в тебе

Глотая спирт на местном рынке, себя я думал удивить, проходит час, затем другой, а он во мне давай бубнить: «Как тесновато здесь вообще, и дай я вылезу наружу…» Прыжками вылетев из меня, да и упал, прям точно в лужу. Он одурев от посинения. Я хохотал, следя за ним. Какое странное веселье? Иди ты прочь! Ступай к себе! Прям Фантомас позеленевший! Я развернулся и пошел, а он за мной, ты обнаглевший. Кричит он в след: «Меняй рубли! Все здесь оставь и до копейки!» А я ему: «Ты не гони! Да приглядись, кругом злодейки. Тебя, поди, давно тут ждут и тысяча в руках держали, да жалко, что напрасен труд, а руки словно задрожали. Да разменяйся на пятак, упасть все ж утром на колени, и целый год пахать за так, пускай не будет в теле лени.»


Расчёт

Живой мертвец идет по свету, стучит костями наугад. Ему без разницы пол света, идет к тому чье имя Гад. В поступках нет уж благородства, свисает пена по щекам. Его идея - лишь уродство, стучит он в двери должникам. Тебе открыть всегда мы рады, но ведь мы правильно живем, и не скажи, какие гады, что отдадим то заберем. Твоя игра - людские кости и кровь не винных на руках. Теперь впусти, у вас же гости, я не забыл о должниках! Руками крестишь ты от страха и обещаешь всё, поди. Над головой уже не плаха, кому-то скажут: подводи. Красиво жить вы захотели, что продавали и росу, теперь пришла вот в капюшоне, смотри на эту ты косу. Пошел мертвец своей дорогой, лишь оглянувшись, он сказал: "Я загляну, как только скажут, пока отбой кто приказал?"


Чувство юмора

Скрипя зубами за щекой, я будоражил тело. На самом деле, тот покой, он был, и так не смело, терзала ненависть меня, а я любовь посеял. Теперь пишу не за коня, держу в руках, что сам навеял. Удел глупца - лишь сожалеть, а мудрость как-то сбоку. Две жизни мне не одолеть, свою пройти бы к сроку. Я часто падал в грязь лицом, и выпадали зубы, но удивляюсь, дело в том, что целы были губы. Вставать  часто, я не мог, и поднимали, было, к лицу "прислонится" сапог, да уж поди не мыло. Но губы целы были вновь, а лишь во рту прохлада. Как хорошо, что целый ряд ушел куда не надо. Зубами впредь я не скриплю, им не страшна и плетка, но есть один здесь позитив: зачем теперь мне щетка?


Времена наивности

Как сладостна лесть из уст подлец, уснешь прямо в кресле, забудешь лицо Нерона поступки с дрожащей рукой, и слышно дыхание, но кто тут с тобой? Тебя не зовут, и здесь ты не будешь, а если зайдешь, то все позабудешь. Да, трудно плохое раз совершить, потом, как по маслу, не станешь тужить. Мы камни кидаем в чужой огород, они все вернутся, запомнит народ. Вилы и косы, для разбоя топор, так окружили чей-то забор. Юмор по жизни нужен всегда, и не глумится не надо,пардон господа.


Разные звуки

Стучащий в двери звук хороший бывает хуже языка. Ты настучал не там, где надо, и вот сосед уже зэка. Примерит робу в карантине, не от Юдашкина поди. А ты налил супец погуще и в сени крикнул: "Заходи". Приходят люди к Короваю, как улыбаются и пьют. В сердцах ведь - часто негодяи, зачем статью невинным шьют? Признаться, в этом не охота, и что подумают тогда, да, и кому о них забота - деньки бегут, и так года. Плывут красивые гробы, но чаще вижу лишь плохие. И валит дым из той трубы, да времена у нас такие? Всем хочется поесть, и чтоб икра не выводилась. А я картошкой дорожу, молю, чтоб нынче уродилась.


Вкусно на «халяву»

Меня часто угощали, только счет был явно мой. Веселились и плясали, предложили: ты хоть спой? Посижу я тут в сторонке, незаметно у стола: отдыхайте, веселитесь - все оплачено сполна. Как мы любим «на халяву» незаметно в рот кидать. Отвисает уж животик, что ботинок не видать. Тройку выпьем всех таблеток, чтоб желудок запыхтел, не заводится, зараза, видно, знает свой предел. Если вдруг беда случится, ты нас сразу всех зови, и округленные лица чуть не скажут: ну лови. Вот, кабанчик убегает, что при жизни был здоров, опустеет и сарайчик - не дойти бы до коров. Ту беду мы все гурьбою, если будет на столе, вы поели и идите, что-то грустно стало мне. Ковыряясь ложкой в миске, я подумал про себя, что плохое будет в жизни, все забудут про тебя.


Как имя её?

Мне приятна была та пустая езда. Я тебя полюбил, и люблю все года. Много время прошло, не могу утаить. Но не нужно оно, чтоб теперь говорить. Паровозный гудок и недальняя дорога, мне хотелось обнять, постоять хоть не много. Даже летом бывает жуткий он холод. Я тогда замерзал, ну, а проще - был молод. Для меня ты в поступках - всегда человек, и хотелось чтоб не было горя во век. Не меняйся, прошу, и в душе не держи. Если что-то не так, то возьми и скажи. Я обязан всегда тебя поддержать, а иначе зачем мне чего-то держать. И приятен тот стих, что дала прочитать, но он о другом, я не буду листать. И построенный мост, он у каждого свой. Призадуматься можно, а сделан он с той? Пусть будет в машине не много горючки, ему позвоню, если он не в отлучке. Для тебя он поедет и сонный в пургу, остальное не в счет - пусть оно и в снегу.


Твёрдость слабины

Забив окно я ржавыми гвоздями, не возвращаясь к этой теме впредь, тащу я тело с хрупкими костями, а мысль не спит, её бы не задеть. Не написать чего не надо, не оттолкнуть всех близких в прочь. Нажать курок, убив, все стадо, и холодеет сердце в ночь. Борясь со злобой наяву, в душе сомнений не осталось. Как побывать хотел в Крыму, уж больно в жизни мне досталось. Идя по жизни за клубком, что упустила Ариадна, петлял и падал я ничком, и не спасла меня команда. Как самому, порой, пройти всю эту грязь в другой одежде и выйти снова на пути, не изменив себе как прежде. Собрал всю волю я в кулак, направив только на идею. Возможно, где-то и не так, но как понять судьбы затею?


Ровный мозг

Благодарю за тот отказ, картошка жарена, приятна, а я смотрел мельком на Вас. Сказала: «нет», и не понятно. Гордыня как-то не берет, хотя и щиплет под рубашкой. А ты идешь кормить народ, отдельных лишь молочной кашкой. Так, стены трескались от взрывов, готовишь ты супец из бобов. Моя душа ждала порыва, к таким уж явно, не готов. Сказав себе: пора идти, включив тихонько передачу, несите, ноги, вы меня, да и побрел домой на дачу. Хрустит снежочек под ногами, последний месяц холодам. Зимой за воду рассчитался, другим ты так же или дам? Немножко здесь я отступлю, вернусь к хорошему полету, таких людей в душе люблю, и не желаю им залету. Ты не ведись на ту обиду, когда она да с языка. В делах уж бойся поворота, а шутка лишь бодрит слегка. Как хорошо, когда открыта, ты камень в сердце не таскай, махни рукой на все плохое, а что твое - не упускай. На горизонте нет героев, к картошке впредь не подойду, и ближе мне Егор Бероев, махну рукой и не зайду.



Всё от денег

Попытка пригнуть мне с трудом давалась, заставить еле мог себя мечом. И малодушие вселялось, все в стороне, как будто не причем. А ночью все спиртное распивают, читают «Камасутру» по утрам, и днем посты мы соблюдаем, что удивляюсь – браво вам! Да, гармоничен фон, при серой массе, мутация идет и не в кино. Кто занимал места поближе к кассе, а не успел, то попей вино. Вампиры прыгали с экрана, вселялся демон в первый ряд, и проносилась панорама клубком из змеев, в центре – смрад. Руби, Иван, своим мечом, махай налево и направо. Просвет он должен быть лучом, не жди, что кто-то крикнет «браво». Воды попросишь ты напиться, в ответ – «здесь нету никого», и на проселочной дороге ты можешь встретить своего. А битва нынче продолжалась, устал Иван рубить с плеча. Подмога где-то задержалась, и догорает та «свеча».


Не спокойный неудачник


Чужой рукой, сгребая жар, не будет там ожогов явно, и не изменится тот шар, пока плывут на нем бездарно. Побойтесь Бога и царя, вы десятину все ж отдайте. Да не ропщите сами зря. Душой почаще вы страдайте. О, как знакомые слова, чтоб приручить народ к смиренью. Вы сами можете сперва, не будет и презренья. Не очищается душа, лишь больше стало в ней сомнений, ломая "пресс", в руке шурша - вот и живем без сожаленья. Какую правду ты несешь? За нею кроется бунтарство, а тот народ способен лишь на одного и на коварство. Пример бывает лишь в уроках. И хорошо, когда затронет. Все лучше о пороках, а птица счастья не уронит. Летишь на землю свысока, и набирая обороты, что обобьешь свои бока, тесны бывают те ворота. Давая руку, ты спроси, видал ли он объем талмуды, тем самым дружбу унеси в иное место от Иуды. Не будь поспешен ты назло, оно холодным полагалось. А если есть в тебе добро, то делай то, чтобы сбывалось. И насыпал я сахар в чашку, но соли много в ней видать. И стал мой чай солоноватый, но виду мне и не подать. Да, так мне хочется напиться. Возьму воды, а там песок. Не попадается по жизни нам жирноватый все ж кусок.


Пустой

Наш разговор был не о чем, признаюсь честно - мне приятно было. В руках я теребил ключом, сажая тополя весьма уныло. С сыном мне не повезло, на тополях я оторвался, и тут меня как понесло, проклятый "ген" разбушевался. Прости меня, я сам не рад, за эту гадскую натуру. В душе уверен, что не тот, но ты не влезешь в мою шкуру. С тобой приятно пообщаться - остановиться не могу. Лучше реже нам встречаться, и пройти, да, я смогу. В сотый раз прошу прощенья, надеюсь, ты меня поймешь. Желаю счастья и удачи, буду рад когда зайдешь. Интим теперь не предлагаю, "гена" своего добил, но с сожаленьем все ж вздыхаю, ведь я его, увы, любил. Прими слова мои ты без обиды, я полюбить тебя боюсь. А коль с собой не справлюсь, тогда уж лучше разобьюсь. В этом тоже проку мало - ведь человек живет добром. Что-то в жизни сберегало, и не убил когда-то гром. На этом сказ я свой закончу. Ты хороша, да и умна. Но нам не стоит приближаться, ты не способна дать сполна.



                ПОСВЯЩАЕТСЯ МАТЕРЯМ
Писал письмо из тех я мест, где совесть кажется обузой. Гудок услышав, старый пес полез в курень и не за музой. Метель метет, и вьюга воет, старушка с сумкой бредет. Так на свидание к сыну едет, ведь сын ее уж долго ждет. Поставив чай на плитку спешно, невольно руки затряслись, и потекли рассказы грустно, а годы быстро понеслись. Летят часы на той свиданке, что не успеешь ты моргнуть. Всю ночь не спал, и спозаранку в душе железо бы согнуть. Смотрю в унылые все ж лица, и разговор о чем-нибудь. Сегодня воля им присниться, но к ней у каждого свой путь. Им жить не здесь, а за забором, растить детей и пить вино по нашим русским всем законам. Оно не каждому дано. «Прости, сынок, что редко езжу, дорога очень тяжела. Теперь у всех свои заботы, успехи, радости, дела. Ты не печалься, все нормально, пройдет и в жизни полоса. Трава растет, её и скосят, была бы острая коса.»  Вселяла мать в меня надежду, чтоб проросло во мне зерно, не рвал я впредь свою одежду и мне всегда не все равно. Загавкал пес с надрывом в горле, не спится старому, видать. В дорогу нужно собираться, уже светает, будем ждать. Я сам не свой пошел на кухню и постоял там у окна, а вьюга, вроде, приутихла, да, набесилась, ты сполна. Родные станут поневоле на той свиданке люди вдруг, и на вокзальном полустанке, да, ты услышишь слово «друг». Я не желаю впредь здоровья, я не могу его желать. А пожелаю я терпенья, и чтобы рядом была мать. Чтоб было вам куда приехать и можно голову склонить, да научились вы по жизни кого толкнуть, кого ценить. Да с горя в водку не бросайтесь, ее вам точно не попить. И не играйте в благородство, его уж верно не купить. Друзья придут, как только пальцы растянут радостно меха, по венам кровь как заиграет, что позабудешь те цеха. В тот день напейся до упаду, но слова ты не говори. А больше сам не напивайся, вставай почаще до зари. Когда почувствуешь удушье, невольно двери ты открой, чтоб не вселилось равнодушье и не летало, словно рой.


Соединение несовместимости

В надежде веры и любви других сестер забыли люди, и потекли моря крови. Гордыня есть она и будет. Терпенье встало из-за стола, тряхнув седою головою. Кого-то тихо позвала и увела затем с собою. На мудрость взгляд перевели. Она всегда везде молчала. Назад терпенье привели, и все опять пошло сначала. Всем сестрам нужно вместе быть в такое время для народа, а ты ведь можешь погубить, твоя видна в словах порода. В раздоре этом есть вина, пороков наших неуместных. Познавши жизнь, видал сполна и горьких слез, и слов нелестных. И есть беда, и нет ее, а утонуть сам можешь в луже. Воспринимаешь как всегда, возможно, быть и может хуже. Но Дед Мороз всегда нам ближе, в нем от природы борода. Конечно Санта ни причем и не боится холода. Но русский дух в него не вселят, он получается мутант. Уже другое, что-то веют, что бы остался хоть сектант.


Власть, деньги, но неправда

Судила строгая Фемида ворону белую совсем. Она была глуха, слепая, да и мешала, в общем, всем. «Скажите, в чем ведь обвиняют?» - спросила старая Лиса. «На складе сыр поворовали и застрелили там же пса». «Но как могла там оказаться?» - дотошный Заяц напирал. – «Она вокруг совсем не видит, вы что творите?» - он сказал. «К порядку всех я призываю, - очкастый Филин прокричал. – «Во всем сейчас мы разберемся, ведь мы закон!»  Но Лев рычал. Восприняв Льва рычанье в тему, Свинья была тот прокурор: «Готовит, видно, себе смену». «Ну, Заяц, что он намолол?» «Давайте будем мы конкретны, решенье есть и есть объект», - Свинья заметно поперхнулась. А как же факты, лишь проект? Нашли свидетеля на свалке, с хвостом, и лапы все дрожат. «Скажи, милейший, ты что видел?» Но рот ему увы зажат. «Да, уголовный элемент. Ведь я его запомнил сразу. Давайте, может, на костер, и подожжем его заразу. Он выделяется из нас и носит белую одежду, всегда пушистый да сухой зовет, сюда свою надежду». «Давайте мы его съедим!» - кричал Медведь, впадая в спячку. «Тихонько, может, убедим, чтоб не пороть нам всем горячку. Ты больше белою не будь, не выделяйся сам на фоне, не починать, тебе сейчас, друзей не встретишь и на зоне.» Кролик был тем адвокатом, хотя учился лишь на «два», и с напористым захватом: «Что вы, взвесьте все сперва! Ну, Ворона-то понятно - и больна, и вся бела, может, в чем и виновата, что судьба нас всех свела.» Хорошо, что звери судят, гуманисты и добры. Лес пилить они не станут, будут лишь одни бобры. Ведь страна у нас большая, и воронам счету нет. Лоб намажем им зеленкой, будет милым белый свет. Осудили ту Ворону и влепили строгача, а амнистия не вышла, может все же с горяча? Не скостили срок вороне, подошла она до двери, почерневшая от горя и сказала: "Ну и звери!" Черную исправит труд, будешь белою – запрут. Не изменится Ворона, вышла с зоны до перрона и стояла на песке. Вот вся кладь в одной руке.


Расслабься, читать тебе, я впредь не буду


Писал я грустные стихи, и в этом кто-то упрекал. Я прыгнул через ручей, другой там мир из-за зеркал. Вокруг равнина, и приятно река молочная течет. Упрека там я не заметил, возможно, был у них учет. А пчелы были словно птицы, носили мед по два ведра и были ласковы лисицы, ходили все так от бедра. Единорога встретил в чаще. Неспешно он щипал траву. Видать я в сказку приземлился и так теперь сейчас живу. Переплывать пришлось оттуда, с той стороны он не ручей. Отсюда можно перепрыгнуть, назад-то вряд ли, там ты чей? Не надо в жизни прыгать в реку, она бывает глубока. Но если так уже случилось, не говори ты всем «пока».


Полоса

Времен песков "затертые слова", закон тайги в пустыне не напрасен. Потер кувшин, и с мыслью сперва, корабль будет прочным безопасен. Верблюд стоит, тяжелый груз, и до песка почти свисает. Хоть ты в пустыне знаешь толк, тебе в дороге что мешает? Бархан сменяется другим, и желтый цвет однообразен. Невольно станешь ты глухим, уж больно страх в других заразен. За воду золотом отдашь, и торговаться он не станет. В сердцах ты скажешь: «Ну, торгаш, ступай, и пусть тебя заманит.» Тот город на песках стоит, ветра все только обдувают, народ оттуда не бежит, и ссоры там уж не бывает. Не надо бурю разводить, чтоб градус впредь не колебался. Кому дано в пустыне жить, и он на север не собрался.


Хаму Яну

Читал стихи я человеку, они, возможно, ни о чем. Он так прожил почти пол века, не била жизнь его ключом. Имея уши, он не слышит, и зоркий взгляд не потухал. Пером, возможно, он не пишет, все по тому что он нахал. Несутся кони вороные уж больно резво как с горы, на гору вынесли б лихие, а за столом не все скромны. Пока беда не постучится, уж больно двери хороши, с пороком лучше не учится, кому пришлось, ну, поспеши. Друзьям в глаза все говорите, что заслужили - мы семья. А если их вокруг не станет, то значит, были не друзья.


Каторакта

Изменился мир, изменилась тень. Побелела ночь, потемнел и день. У ежика иголки стали не остры, а в душе людей не горят костры. В постоянстве только этот путь сторон. Друг другу чаще нанести урон. Что же мы за люди? И слова как соль. Рядом, вроде, были, а теперь лишь боль. Зубы пусть другому - только бы не мне, в плоть они воткнутся - все мы в стороне. Криком разнесется, а затем и стон, только не нагнется - равнодушный он. Эхом отзовётся боль в сердцах других, но и их не много, то страна глухих. Как ты докричишься, если тонешь вдруг? Слово не поможет, даже слово «друг». И вода не стала жажду утолять, что-то не хватает, да и как понять? Времени так мало, быстро мы живем, вроде, не угнаться, да и как поймем?  Что-то ведь случится? Ритм он не напрасен. Тут уж поучиться - кто там так опасен. Как бы в это время плохое не впитать, и за это сильно больше не страдать. Не тобою провод был тот оголен. Я ведь человек и не закалён. Как на это можно будет повлиять? Обрело чтоб сходство да начало сиять. И ели жадно траву белену, с глаз чтоб сходила эта пелена. Да не сон ведь это, но как будто спим. Что-то не хватает. А чего хотим?


Верному

Мягкая посадка, к самолету трапп, бизнесмены вышли, а за ними раб. Как проходит быстро терминальный зал, раб не успевает, он им в след сказал: "Ноша очень хрупкая, и большой объем, как бы не разбить, выйти на подъем". Ты присядь с тем грузом в зале ожидания, и пошли тянуться месяца страдания. Позабыл тот бизнес своего раба, он и не уходит, у него судьба. Что сказать о людях? Им дороже кот. Человек на лавке просидел весь год. "Протекло все масло, зачерствел сырок, было много влаги, а теперь порок". Потонул весь бизнес на крови людской, потонули люди в пене той морской. Раб сидит все так же, белый, как снежок, бросили тебя, ты иди, дружок.

Без фамильным

Красная Шапочка в гости идет, лес он дремучий, но Бабушка ждет. Надо тебе пирожков захватить, чтоб было Бабушку, чем угостить. Секретная женщина - ветеран контрразведки. Сюда не ходите - вокруг ставит метки. И внучке она мастерство отдает, на гитаре играет, фальцетом поет. Армейскую хватку в нее всю вложила. Так девочка шла, ни о чем не тужила. Да волк-тунеядец статью проскочил, он не работал, а может, учил? Рэкет, убийство - все к одному. Что не жилось-то на воле ему? Как же зовут, интересно узнать? Зоя, Мальвина и как твоя мать? Мудреная сказка, интересный опрос. Видать он и там, тот квартирный вопрос!


Правде с другом
Когда болит душа, врача уж звать не надо. Ты друга позови – она и будет рада. Улыбка на лице появится не спешно, и огонек в глазах, «Ну как ты?»  Все успешно! И горы станут ниже, исчезнет тоска вдруг. Как малого нам нужно, и это слово – друг! Который всегда ближе, чем та родная кровь. За пазухой не держит, а «режет» прямо в бровь.

Эхо колхозов

Собираясь в стаю, но не для охоты, волки улетали от такой заботы. Ежиков пасу, шерсть у них лоснится. Вы, наверно, скажете – что за небылица? Этот бред с экрана, все как по уму. Хорошо, конечно. Только лишь кому? Тот, кто траву ел, теперь хочет мясо. Где ему набраться? Может, лучше квасу? Мы Мамая услышали из Золотой Орды. Оставлял он после реки без воды. Что ему колхозы российские дались? Он их все разграбил, ты теперь молись. Потянулись люди в центр государства. Им и там не рады, лишь одно мытарство. «Располнела» как столица и возвысились дома, а округленные лица, все ж сошли уже с ума. «Улетели волки, помахав крылом. Завяжу на шее я потуже лом». Чтоб не подхватить Африканский вирус, тем, кто нами правит, ставим все же минус.

Стечение обстоятельств

Ты отодвинь болезнь подальше, проблему тоже маскируй, а «подтяни» к себе удачу, да по не многу не воруй. Поскольку будет вероятность закрыть тебя и бизнес твой, но, если есть чем откупиться, для них всегда ты парень свой. И двери будешь открывать ты не рукой, а лишь ногою. Слова не будешь подбирать, ведь мы друзья уже с тобою. Да понесет тебя гордыня, на ту высокую гору. И по земле уже не ходишь. – Да ты спустись! – тебе орут. Ты нужен всем, когда удачлив, и «шелест» денег, что гипноз. Но вот удача отвернулась, дай нашатырь и точно в нос. Идешь с понурой головою, не избежал ты многих бед. Как сам услышишь за спиною, пошли быстрее на обед.

Время всему
Я красоту не видел в теле. Внутри о ней могу сказать. Ее увидеть невозможно, о ней легко лишь написать. Снаружи яркою бывает и зачастую то – обман. А время как все забирает, что опустел, как тот саман. Обвисла кожа на том теле и побелела голова. В душе, возможно, изменилась? Но это только лишь сперва. Когда ты чувствуешь страданья, деля с другими эту боль, тогда в душе все расцветает, что узнаешь, по чем тут соль. Ее ты в пищу не положишь, она всегда лишь на устах. Кого ты с них порой тревожишь, чтобы он жил, да не в кустах.

Не коснётся меня

Я на судьбу завою, словно зверь. Луна для волка лишь отрада. И для меня закрыта эта дверь. Зачем сказал, что так ему и надо. Себя поставь на место это. Вся мудрость тут вот налицо. А если ты не видишь дальше? Вернется что-то, как кольцо. Забудь сюда уже тропинку, иди ты к ним, ищи себя, и пусть осталось хоть с крупинку, но знай коснется и тебя.


Верю не верю
Кто «крест» поставил в жизни этой, его не стоит осуждать. На то, видать, свои причины, а кто-то будет только ждать. Ошибки, всем они присущи, но как на них смотреть, скажи? Под микроскопом можно чаще, но лучше ты уж подскажи, чтоб избежать ему проблему. Он не забудет никогда. Ведь слово тоже помогает, оно дойдет спустя года. Большим артистам всем трибуну, да, лицедейство – высший класс. С «равнины» это не годится, оно по-разному у нас. Простым окажешься в народе, тут Римский пафос не пройдет. И подбираешь что-то вроде. Смотри, удача так уйдет.


По возможности
Воровство, как на плакате. Для одних он лишь мираж. Кто ворует, чтоб поесть. Для других – оно кураж. Самолюбие потешить. На земле не зря он жил. Долголетние все вины, их не пробовал, только пил. Оставляют за собой очень тонкий лед. Вслед за ним нельзя идти, ну, а он, в полет. За станком трудился токарь, все резцы, да мечики. И решил украсть мешком, но слабы те плечики. А берет лишь, чтоб прожить, и не от избытка. Да несет к себе в сарай, много как убытка? Иномарка заезжает не в его гараж. Вот тебе и воровство, а кому кураж.

По потребности

Дорогое удовольствие еда. Как бы бросить есть мне раз и навсегда? Экономлю деньги, чтобы есть от пуза. Тяжело дышать, проще – много «груза». Для чего живу? И курить я бросил. Иногда налью, чтобы не поносил. На словах и только. Стресс вот этот прочь. Я по трезвому люблю, но а выпивший невмочь. Нужно мужество иметь. Ну, и где-то наглость, чтобы все в глаза сказать, даже, может, гадость. Все экспромтом, как сапер, и без подготовки. Говорить – не «буксовать», да без заготовки. А ораторы рождались один раз на век. Но тебе им надо стать? Ты ведь человек. Ты прислушайся к словам, больше уж к совету, избежишь ты многих бед и тянись сам к свету.


В пустоте
В природе другие законы. Морали там нет, лишь чутье. И, полагаясь инстинкту, живет все ж с опаской зверье. Человеку присущая совесть, а поважнее – закон? Тут лишь одно отличает, кто жизнь положит на кон? Бывает порою – все в пустую. Живет человек без забот. Он не поможет и не рискует, да не знает приличных хлопот. Что на старте упустишь, ты к финалу придешь. Важнее лишь та середина. Как ее поприличней пройдешь?

Верному себе

Свой пыл горячий охлади, да прыгни в воду ты на деле. И босиком зимой пройди, а где же дух, в таком вот теле? "В дугу" горячей весь согнулся, он на такое не идет. Ему хватает лишь секунды, погорячившись пусть зайдет. Сумей признать свои ошибки, их впредь не надо повторять. А если ты погорячишься, то будь готов зимой нырять.

На блюде азарта

Колыбель для юнца, горилка для свата. Садитесь за стол, позвать, может брата? Буйный он пьяный, всю чушь говорит, и не дерется, а только бранит. Так разойдется, оратор, видать. После три дня сам там будет страдать. Азарт в человеке сидит с давних пор. Брата позвали, присел он за стол. Выпил две стопки, молча поел. Мы все к нему, а он захмелел. И не сказал нам не слова мой брат. Все удивились, но кто ему рад? Ждали другого. "Угли" разгорались, а он так молчал, и все растерялись. Прием, он бывает душевный, на блюде, когда ты поел. Вокруг тоже люди.


До и после
У смерти есть лицо, одеждою прикрытое. Цвет ее один. Косметика не смыта. Костлявая рука, от тела жуткий холод, возьмет тебя слегка. Страшнее, может, голод.
На смертном одре. И нет лица у смерти, лишь темный шар с тобой. Ползет он снизу в гору. И ты уже не свой. Стареющее тело. Предсмертный только хрип. Вокруг одни лишь слезы, а рядом где-то крик. Твои заботы были, когда ты был живой. Теперь лишь только близкие, а там кому покой?


                Памяти Алексею Демьянову.
Две одинаковых статьи, и обе - такой срок. Я знаю, так ведь довели, что ты нажал на свой курок. Ломались ветки от деревьев - такой вот звук от жизни той. Никто тебя не удержал и не сказал: "Куда? Постой!" "Столыпинский вагон" к багажному прицеплен, по одному вперед. Перрон - он весь оцеплен. Бессонная тюрьма взяла в свои объятия, томительный весь год, но вот оно проклятье. Усиленный режим, где цвет всегда менялся. Но ты один такой. Не помню, чтоб смеялся. Я в «промку» строем шел, а ты махал прилично и мне читал стихи. Ну как тебе? Отлично! И друга вспоминаем, что был под "вышаком". Он может не зайти, а кинет лишь снежком. Махнешь ему с окна, покажешь путь рукой. Маршрут уже знаком, он был не раз с тобой. И кружка на троих заваренного чая, да теплый разговор, теплее даже мая. Но «нулевые» годы все вынули из души. Сказал ты на прощанье: «Ну, если что, пиши!» Поссорила гордыня с другим меня в конец. Он был нормальный парень, а может, я юнец? Всякое кино на практике прошел. Таких людей я в жизни нигде вот не нашел. Многое поймешь, призвавшись и на службу. Но больше потеряешь, когда не ценишь дружбу.






















Содержание

Всё на словах.
«Крыша» хороша.
Клятва Гиппократу. Не навреди карману своему.
Запрет удобнее.
Хиромант – аналитик.
О пользе слуха.
Все перепуталось в природе.
Скелеты в шкафу.
Слабенькая дружба.
 Кто-то в поле, кроме ветра.
 Как есть.
 Ностальгия.
 Интерес на вес.
 Спираль ароков.
Горючая вода.
Удовольствие не найдено.
 Соломинка в воде, что круг.
 Не твое.
 Хорошо бы так.
 Себя хвалим.
 Что подумают?
 Половинкам.
 Открой глаза.
 А кому еще?
 Ненадежному.
 Кучину.
 Всё от тебя.
 Бизнес.
 Сами по себе.
 Офицерам.
 Энергетикам.
 Мудрому.
 Отрезок времени.
 Равнодушный.
 Спокойная во льду.
 Несмелому.
 Ожидание.
 Российский самурай.
 Всё им.
 Слышал или видел.
 Поиск.
 Не судьба.
 Прислушайся.
 С заботой о детях.
 Две сестры.
 Порулить бы.
 Не мелочись.
 По соседству.
 Эмигранты с хуторов.
 О Вас.
 Везде лего.
 Одним решившим быть.
 Тщеславным педагогам.
 Лего 127.
 Москва – простых, не любит.
 Умный не поможет.
 С судьбой.
 Что все было.
 Аренда водной глади.
 Острог.
 Если есть ад?
 Случайно.
 Узнаешь, но поздно.
 Не моё.
 Современному интеллигенту.
 Кому оставишь?
 Скромным?
 Под коньячок.
 Родина и рифма.
 Слабому во всем.
 Рекомендация бизнесменам.
 Безразличный.
 Кому пора?
 Касается простым.
 Со временем.
 Собака – друг.
 Любопытство.
 Достойным.
 Начало и завершение.
 Скажи, что нет.
 Зарок.
 Да.
 Выбираем мы.
 Оставь проблемы возле дома.
 Добро – бескорыстно.
 Не заведутся на голове.
 Укороченный сюжет.
 Кто прошел.
 Холодный и ненавистный.
 Два человека в тебе.
 Расчет.
 Чувство юмора.
 Времена наивности.
 Разные звуки.
 Вкусно на халяву.
 Как имя её?
 Твёрдость слабины.
 Ровный мозг.
 Всё от денег.
Не спокойный неудачник.
Пустой.
Посвящено матерям.
Соединение несовместимости.
Власть, деньги, но не правда.
Расслабься, впредь читать тебе не буду.
Полоса.
Хаму – Яну.
Катаракта.
Верному.
Бесфамильным.
Правде с другом.
Эхо колхозов.
Стечение обстоятельств.
Время всему.
Не коснется меня.
Верю не верю.
По возможности.
По потребности.
По пустоте.
Верному себе.
На блюде, азарт.
До и после.
Посвящено Демьянову.