Гоголь в поцелуях поросенка...

Гоголевская проза. О еде. New
Янис Гриммс
(Из тетр. «Литфак / Мёртвые души»*)
Перевод с латгальского Фёдора Лосева



В отличие от Тургенева, который как будто нарочно избегал этой темы в своих произведениях, Гоголь обыгрывает еду своих персонажей и всё, что с ней связано, на протяжении всего повествования:

Гл. 1-я: «щи с слоеным пирожком», «мозги с горошком», «сосиски с капустой», «пулярка жареная», «огурец соленый», «слоеный сладкий пирожок».

Там же: «День… был заключен порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей…»

Гл. 2-я: «Вы извините, если у нас нет такого обеда, какой на паркетах и в столицах; у нас просто, по русскому обычаю, щи, но от чистого сердца…»

Там же: «Хозяйка очень часто обращалась к Чичикову с словами: «Вы ничего не кушаете, вы очень мало взяли».

Там же: «…начал… грызть баранью кость, от которой у него обе щеки лоснились жиром…»

Гл. 3-я: «…на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припёками: припёкой с лучком, припёкой с маком, припёкой с творогом, припёкой со сняточками, и нивесть чего не было».

Там же: «Пресный пирог с яйцом!» сказала хозяйка. Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом и, съевши тут же с небольшим половину, похвалил его. И в самом деле, пирог сам по себе был вкусен, а после всей возни и проделок со старухой показался еще вкуснее. «А блинков?» сказала хозяйка. В ответ на это Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой… Настасья Петровна тут же послала Фетинью… принести еще горячих блинков. «У вас, матушка, блинцы очень вкусны», сказал Чичиков, принимаясь за принесенные горячие».

Гл. 4-я: «…господа средней руки… на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем не бывало садятся за стол, в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молОками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плесом…»

Там же (в тот же день, в трактире): «Поросенок есть?» с таким вопросом обратился Чичиков к стоявшей бабе.
«Есть». «С хреном и со сметаною?» «С хреном и со сметаною». «Давай его сюда!»

(Чичиков «докушал» заказанного поросёнка, по свидетельству автора, до последнего куска, и это через пару часов после обильного застолья в имении Коробочки!)

Там же (в тот же день, в имении Ноздрёва, через пару часов после поглощения поросёнка в трактире): «Гости слышали, как он (Ноздрёв) заказывал повару обед; сообразив это, Чичиков, начинавший уже несколько чувствовать аппетит, увидел, что раньше пяти часов они не сядут за стол».

(Да он просто обжора, этот ненасытный Чичиков!)

«Обед, как видно, не составлял у Ноздрева главного в жизни; блюда не играли большой роли… Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец — он сыпал перец, капуста ли попалась — совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох, словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выдет. Зато Ноздрев налег на вина: еще не подавали супа, он уже налил гостям по большому стакану портвейна…»

Гл. 5-я: «…подошедши к столику, где была закуска, гость и хозяин выпили, как следует, по рюмке водки, закусили, как закусывает вся пространная Россия по городам и деревням, то-есть всякими соленостями и иными возбуждающими благодатями, и потекли все в столовую…»

Там же:
«Щи, моя душа, сегодня очень хороши!» сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками. «Эдакой няни», продолжал он, обратившись к Чичикову: «вы не будете есть в городе, там вам чорт знает что подадут!» «У губернатора, однако ж, недурен стол», сказал Чичиков. «Да знаете ли, из чего всё это готовится? вы есть не станете, когда узнаете». «Не знаю, как приготовляется, об этом я не могу судить, но свиные котлеты и разварная рыба были превосходны». «Это вам так показалось. Ведь я знаю, что они на рынке покупают. Купит вон тот каналья повар, что выучился у француза, кота, обдерет его, да и подает на стол вместо зайца.
«Фу! какую ты неприятность говоришь!» сказала супруга Собакевича. «А что ж, душенька, так у них делается; я не виноват, так у них у всех делается. Всё, что ни есть ненужного, что Акулька у нас бросает, с позволения сказать, в помойную лохань, они его в суп! да в суп! туда его!» «Ты за столом всегда эдакое расскажешь!» возразила опять супруга Собакевича. «Что ж, душа моя», сказал Собакевич: «если б я сам это делал, но я тебе прямо в глаза скажу, что я гадостей не стану есть. Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на что устрица похожа. Возьмите барана», продолжал он, обращаясь к Чичикову: «это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это всё выдумали доктора немцы да французы; я бы их перевешал за это! Выдумали диэту, лечить голодом! Что у них немецкая жидкокостая натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят! Нет, это всё не то, это всё выдумки, это всё...» Здесь Собакевич даже сердито покачал головою. «Толкуют — просвещенье, просвещенье, а это просвещенье — фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня когда свинина, всю свинью давай на стол; баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует». Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока к себе на тарелку, съел всё, обгрыз, обсосал до последней косточки».

(Тургеневу не снились подобные описания на грани раблезианских…)

Гл. 6-я. (О Чичикове): «Потребовавши самый легкий ужин, состоявший только в поросенке…»

В той же главе упоминается вскользь и об ужине Плюшкина, более чем скромном – «щи с кашею».

Задержимся, однако, на коллекционной гиперболе насчёт «лёгкого ужина» Чичикова. Получается, что, в рамках нашего занимательного литературоведения, Ч. за пару дней уговорил, или уписал, двух поросят, до последнего кусочка… о! дас ист фантастишь… хотя нет, это всё-таки по-нашему, по-русски – настоящий барин! Впрочем, прошу прощения, всё же есть повод для немалого удивления: при таком  безразмерном аппетите Ч. дамы города N не видели в нём не только «толстого», но даже «полного» мужчину. Не иначе как у того был идеальный желудок? и такой же «обмен веществ»? Но это предположение вряд ли оправданно, ибо Ч. «обильно потел», что свидетельствовало о серьёзном недуге в его нутре и прежде всего с мочевым пузырём, что сводит на «нет» версию об образцовой циркуляции соков в его, с виду здоровом, организме…

Здесь будет уместно более подробно обсудить эту сугубо выразительную деталь о постоянно потевшем Чичикове, тем более что этот факт никем никогда не комментировался. Вспомним, в какой пот вогнала Ч. вздорная Коробочка; после более чем эмоционального разговора с глупой бабой наш «весьма щепетильный» (характеристика Гоголя) герой «чувствовал, что был весь в поту, как в реке: всё, что ни было на нем, начиная от рубашки до чулок, всё было мокро». То бишь взмок до исподнего… «Эк уморила как, проклятая старуха!»

Далее говорится, что Ч. «немного отдохнувши» отпер заветную шкатулку и… начинается подробнейшее описание её замысловатого содержимого. Далее речь о составлении документа, после чего… «Оканчивая писать, он потянул несколько к себе носом воздух и услышал завлекательный запах чего-то горячего в масле». Однако!

Здесь какой-то явный провал в самом содержании текста. Ибо щепетильный Чичиков, после того как «взмок» и его одежда промокла до нитки, должен был, говоря современным языком, как минимум принять душ, приказав через хозяйку подсушить свои шёлковые кальсоны («чулки»}, тем более стесняться он не привык: к примеру, накануне, в том же доме Коробочки «желая получше заснуть, скинул с себя совершенно всё» (!), а поутру, когда проснулся, увидел, что  платье, уже высушенное и вычищенное, лежало подле него».

Ещё один довод. Спутник обильного пота – известный запах. Чичиков неоднократно корил Петрушку, слугу своего, за то что тот не проветривает своей каморки и вообще, негодник такой, ложится спать и спит не раздеваясь; отсюда ambre, от которого Ч. «помарщивался и встряхивал головою, приговаривая: ты, брат, чорт тебя знает, потеешь, что ли. Сходил бы ты хоть в баню». Однако же сам, потеющий изрядно, по баням не ходил: всего-то раз в неделю «обтирался влажной губкой»…

Думаю, что обнаруженный здесь секрет кроется в самом авторе, который, по свидетельству современников, «вообще не потел». То есть такая штука, как «гипергидроз» (говоря языком современных терапевтов), ему была вовсе не знакома. Отсюда, наверное, и поверхностное знание об этом досадном недуге. Кстати, отсутствие потоотделения – тоже недуг, и нешуточный, по поводу которого специалисты говорят о серьёзных проблемах со здоровьем на грани жизнеспособности организма. 

Разве что в последней, 11-й главе первого тома, приступив наконец к жизненеописанию Чичикова во всех подробностях, повествователь не преминул заметить мимоходом, что с получением достойной должности, «долговременного поста», именно тогда - «тут только и теперь только стал Чичиков выпутываться из-под суровых законов воздержанья и неумолимого своего самоотверженья».

И далее: «Я думаю, приятно будет узнать, что он всякие два дни переменял на себе белье, а летом во время жаров даже и всякой день: всякой сколько-нибудь неприятный запах уже оскорблял его. По этой причине он всякой раз, когда Петрушка приходил раздевать его и скидавать сапоги, клал себе в нос гвоздичку…»

Да уж, «щекотливее» чичиковской натуры и не придумать при всём желании, если, конечно, не падать ниц в беспамятстве перед гением гоголевским)

Вернёмся, однако, к нашим белугам с осетрАми.

Гл. 7-я: «…появилась на столе белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, севрюжки, сыры, копченые языки и балыки, это всё было со стороны рыбного ряда. Потом появились прибавления с хозяйской стороны, изделия кухни: пирог с головизною, куда вошли хрящ и щеки 9-пудового осетра, другой пирог с груздями, пряженцы, маслянцы, взваренцы».

(Да уж, повторюсь, в прозе Тургенева такую роскошь и такое воистину русское раздолье для «желудка господина средней руки» даже трудно представить…)

Там же: «Гости, выпивши по рюмке водки... приступили со всех сторон с вилками к столу и стали обнаруживать, как говорится, каждый свой характер и склонности, налегая кто на икру, кто на семгу, кто на сыр. Собакевич, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился к осетру, и покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его всего…»

Гл. 8-я: «Мужчины почтенных лет, между которыми сидел Чичиков, спорили громко, заедая дельное слово рыбой или говядиной, обмакнутой нещадным образом в горчицу…».

Там же: «калачи и кренделя из заварного теста»; «пирог-курник и пирог- рассольник…».

Гл. 9-я: «...все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи, с двух-аршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками…»

Гл. 10-я (О капитане Копейкине): «…приютился в Ревельском трактире, за рубль в сутки; обед — щи, кусок битой говядины... »

Там же: «Зашел в Палкинский трактир выпить рюмку водки, пообедал в «Лондоне», приказал подать себе котлетку с каперсами, пулярку спросил с разными финтерлеями…».

Там же: «То бывало едал щи, говядины кусок; а теперь в лавочке возьмет какую-нибудь селедку или огурец соленый да хлеба на два гроша, — словом, голодает бедняга, а между тем аппетит, просто, волчий. Проходит мимо эдакого какого-нибудь ресторана — повар там, можете себе представить, иностранец, француз эдакой с открытой физиогномией… (…) котлетки с трюфелями, — словом, рассупе деликатес такой, что, просто, себя, то-есть, съел бы от аппетита. Пройдет ли мимо Милютинских лавок: там из окна выглядывает, в некотором роде, семга эдакая, вишенки по пяти рублей штучка, арбуз-громадище… словом, на всяком шагу соблазн такой, слюнки текут…»

Там же: «Сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня».

Гл. 11-я: «

«…невыносимый аппетит в желудке (у Чичикова, конечно)…».

На этом, господа, позвольте завершить цитирование гоголевского menu, а ежели отдельные фрагменты сего, украшенного цитатами обзора кого-то не на шутку вдохновили, то дай ему бог чичиковского аппетита в потреблении тех съестных запасов, кои имеются в его распоряжении.


*Здесь и далее цитаты из «Мёртвых душ» воспроизводятся по академическому ПСС Н.В.Гоголя (1951 г., том VI).



         Алла-Аэлита


Читала на голодный желудок...
Боже мой, каким Чичиков был обжорой...
Поделился бы кусочком форели...

***

Гоголь в поцелуях
поросёнка
Чичиков объелся вновь
блинцов
Впереди шикарное застолье
Ужин из домашних холодцов
Осетрина, сёмга и белуга
Балыки, икра, селёдка
На столе в графине ледяная водка
и коньяк латгальский
Фёдор знает, Аэлиту вкусно
угощает...

             ***

Рецензия на «Гоголь в поцелуях поросенка...» (Алла Богаева)


         Янис Гриммс

ПРОЕКТ ОТВЕТА В ФОРМАТЕ ХОККУПЛЕТА

закуска супер –
стихи Аэлиты под
коньяк латгальский

СПАСИБО ЗА УГОЩЕНИЕ!

        Алла-Аэлита


а вам спасибо за коньяк латгальский...