Проза отражение в стекле

8 часов вечера.
Время, когда все, кто утром мечтал прийти домой и сразу лечь спать, осознают ошибочность своих желаний.
Небольшая квартира недалеко от общепринятого центра города. На мрачно сером теле дома -  желтая дыра, это окна кухни.  Сквозь окна видно стол, стулья и кусок раковины. Шторы какого- то совершенно непримечательного цвета. Можно сказаться что их и нет. Настолько они были невзрачны.
Руки сами собой берут телефонную трубку. По радио в очередной раз нежный голос девушки за 30 повторяет: "маленьким нашим слушателям мы напоминаем, что если вы хотите о чем либо поговорить, то просто наберите номер 8-800-355...! У нас нет запретных тем: наругала мама? В школе подрался? Звони и мы обсудим это!"
Пальцы слегка неуверенно набирают услышанный номер. Автоответчик сообщает, что в связи с большим количеством звонков прийдется немного подождать, а также уведомляет, что минута разговора стоит 35 рублей без НДС. Тяжёлый вздох, однако рука не потянулась к красной кнопке, чтобы сбросить вызов. Долгое ожидание заканчивается, треск в трубке, затем короткие гудки. Машинально нажимаю автонабор. Снова те же слова о большой очереди и платном звонке. Однако в этот раз, едва окончился монолог автоответчика на другом конце послышался голос: "добрый вечер. Вы дозвонились на детский телефон доверия радио Детство ФМ. Представься, пожалуйста". Голос был слегка уставшим, однако действительно внушал доверие. "Меня зовут Саша" - ответил я. "Привет, Саша, расскажи о себе". Честно говоря этим вечером я как-то не был настроен разговаривать. Я ответил: "а можно поговорить с ведущей? Она сказала, что я могу говорить на любую тему." Было слышно, как на собеседник улыбнулся в трубку и сказал: "конечно, жди звуковой сигнал. Как только услышишь - ты в эфире. Надеюсь, ты достаточно взрослый, чтобы понимать, какие слова в прямом эфире лучше не употреблять" и сразу после этого раздался сигнал, что мы слышим, когда поезд прибывает к платформе. Радио было включено, поэтому слова диктора о том, что у нас есть звонок, я услышал и в трубке, и в динамике радиоприемника. Свободной рукой я уменьшил громкость радио и сказал: "добрый вечер".
Мягкий женский голос, который, судя по всему, каждую среду выходил в эфир с 20  до 21 легко ответил: "добрый вечер, Саша. Ты не против, что я сразу называю тебя так? Или может лучше александр? Или скажи, как называет тебя мама, чтобы тебе было привычнее общаться со мной!"
"Мама называет меня Саня. Но мне больше нравится Саша"
Диктор засмеялась и ответила: "Конечно, Саша. Я и все радиослушатели готовы выслушать тебя. Скажи, что тебя волнует или может хочешь пожаловаться на что/то?"
Я взял небольшую паузу и с грустным вздохом ответил: "хочу пожаловаться на одного взрослого!" 
Возможно, я сказал это немного более эмоционально, чем должен был, поэтому радиоведущая засмеялась и ответила: "давай, вперёд. Не бойся, мы все тебя поддерживаем!" В динамике раздались звуки с трибун и она продолжила: "говори, не стесняйся!"
Я посмотрел в окно, выходящее во двор, уселся на подоконник, прислонил голову к стеклу и начал:
"Он совершенно перестал заниматься вещами, которые переводят его в восторг. Боюсь, что он и вовсе теперь не знает, что приводит его в восторг. Зелёная трава из огромного пушистого ковра, который всегда гостеприимно принимал его, превратилась в часть ландшафта. Когда он в последний раз просто лежал и смотрел на небо? Уверен, он уже и не помнит. Захватывающие путешествия по пшеничному полю теперь только снятся ему. Ни разу за последние годы он не остановился на обочине возле такого поля и не вышел, чтобы просто полюбоваться, как бескрайнее поле сливается с горизонтом, под светом заходящего солнца. Ну ладно он сам, он ни разу и не пробовал подарить такой закат ни одной девушке, которых у него было порядочно за последнее время. Теперь есть лишь рестораны с верандой, походы в кино, которые ему не приносят удовольствие. Дорогие часы, на которые он столько копил, стали надзирателем, который постоянно подгоняет его. Он бежит впереди этой секундной стрелки. Никаких пауз. Никаких передышек. Ведь если остановиться, то его собственные мысли догонят его, а настроение, которое и без того так редко бывает хорошим, улетучится. Поход за хлебом стал его обязанностью. Но он ни разу не отломил горбушку от ещё тёплой ароматной буханки. Хотя в детстве ни один батон в целости и сохранности до дома не доносил. Все блюда, даже изысканные, он ест, словно на скорость. Еда стала топливом. книги, что он так любил читать, теперь лишь повод уйти от реальности. Он поглощает их, как больной, что мучается от постоянной боли, поглощает свои болеутоляющие. Разноцветный мир, со всеми своими красками, стал для него ежедневником в спокойных тонах. Никакого буйства красок. Он так много может себе позволить, но он так мало всего хочет. Тишина из убежища превратилась в палача, который мучает его. А качели в нашем дворе, своим скрипом напоминают ему, что детство ушло безвозвратно. К своей личной жизни он относиться, как к плану. Где необходимо ставить сроки, а напротив выполненных действий - необходимо ставить галочки, а затем исполненные пункты вычёркивать. Дым костра больше не пьянит. Прикосновение девушки больше не вызывает трепет в сердце, не заставляет потеть и чувствовать волшебство. Такое ощущение, что, для того, чтобы вместить весь бесценный опыт в свой рюкзак, ему пришлось выложить оттуда что/то очень важное. Но теперь он не может вспомнить, куда же он все положил".
На одном дыхании я выложил всю эту информацию телефонной трубке, которая уже стала безумно горячей. В эфире воцарило молчание. Потом девушка покашляла и спросила: "Саша.. а сколько тебе лет и кто же этот человек? Папа? Может брат? Ты очень наблюдателен, очень."
Я посмотрел в своё отражение в тёмном оконном стекле. Оттуда на меня смотрел 30 летний человек, с небольшой щетиной и расстёгнутой рубашкой.
"Этот человек - я сам" закончил я и повесил трубку. Положив телефон на подоконник, я выключил свет на кухне. Слабые звуки беседы доносились из радиоприёмника, но я их уже не слышал. Я вышел из кухни и лёг на неразобранный диван, раскинув руки в разные стороны.

Психологи утверждают, что когда выговоришься, тебе станет легче. Но лёгкости я не ощущал, зато точно знал, что немного тяжелее стало девушке, что вела эфир, парню, что принял звонок, и тем взрослым, что слушали меня этим вечером. Боюсь, что сейчас многие посмотрели на своё отражение.