Лагерное

Говорят: сука
извёл миллион,
миллион миллионов.. Сука!
Только мы из-под осыпи
чермной награды -
как гады:
когда б не он..
Когда б не он, Господи,
какая скука!..

Ус хвост откинул -
орало зечьё 
и билось как в пляске витовой -
а мы - под тот камень -
с четвертаками,
жаль не полтинник - 
добавь ещё!
россыпь Голштиний
впитывай..

Уползли, 
стёрлись с лица земли,
уступая дорогу
ссученным пленумам
или съездам:
говорим: никогда,
а сами-то на мели,
а сами-то замели
отпечатки
к его Вифездам.

Сколько в хруст перебито,
сколько в промельк:
ножницы - бронь
пулемётных трасс..
"Смерти нет",
и всё-таки Гомель,
новый Багратион - вровень,
презумпция апартеида,
потом - экстаз.

Сдох - говорят..
Откинулся до "кругов"
самых исподних
сульфурного Шеола -
на левой груди
сумерки тех богов,
на правой Маринка -
помнит ещё живого.

Кто ж виноват,
что вот так, а иначе матово:
тянет Рауль руку к твоей ладье -
свет прогорит во тьме,
что-то споёт Ахматова
про лучезарный ад
города разблокадного,
про фон
в тяжёлой его воде.

Да живы, ведь живы,
неужто мало?
когда по всей правде
и не сыскать бы нас..
Подумаешь, сгрызли
хребет Беломорканала,
подумаешь, Лорис-Меликов -
как на параде,
а похмелится - вылитый
Анастас.

Нет, укатился 
буйком по воде посмертной,
вылили грязи - 
на пятерых иуд..
Всё разобрали - гут,
всё разобрали мрази -
и погребли
в шелухе газетной
страну, пережившую
Страшный Суд.

Отольётся, конечно же,
отгремится -
и баланда,
и звёзды рубиновые
в тот парад
когда старцами ветхими
в чуть за тридцать,
когда в лагерном рубище -
на гора.

Исповедую правду простую,
потную:
сколько лет, как не тянет
Герцеговиной Флор -
отпустили из нор,
развели в марганцовке
всю подноготную:
оказалось, душа -
под графою расходною,
оказалось, что легче,
когда перебор.