Опасные связи. Театр Моссовета

 


         
 
Актёр Александр Яцко и  режиссёр Павел Хомский--  очень опасная связь.

   Ты входишь в фойе театра—и сразу погружаешься в праздник: всё залито светом,  в глубине –дивный зимний сад,  посередине рояль, за которым сидит компактный (крошечный,  ладно скроенный)  пианист в бабочке,  и звучит нежно-нейтральная мелодия…

   Звонок—и ты ныряешь в нечто мглистое ( в преддверии ада), лишённое света и воздуха пространство,  где не видны номера кресел,  где не может быть и речи о том,  чтобы поставить ступни параллельно,  а колени прижаты к переднему креслу так,  что изменить позу будет возможно только, когда кончится торжество зла на сцене…

  Ну и  --о спектакле:
  Почти нет никаких претензий к Ольге Кабо (маркизе де Мертей):  она послушная ученица режиссёра Хомского.  Что ей велели,  то она и делает: ни подлинной страсти,  ни желания натянуть струну между собой и партнёром-  Виконтом де Вальмоном;  назидательный тон нравоучений,  которым она ( как тётушки в пьесах Островского  поучают племянника),  заставляет Вальмона выполнять свои поручения (  почему он за них берётся,  нам не дают разъяснений).

   Нет претензий и  к щебечущим,  хохочущим,  обнажённым  красоткам,  колыхающимся в кружевных простынях в постеле Виконта.

   Нет претензий и к Ирине Карташёвой ( тётке Вальмона) --  знаменитый голос которой мы знаем по дубляжу Одри Хэпбёрн в «Римских каникулах»:  ей 90 лет,  «ещё легка походка…».

   Но:  «За что ж вы Ваньку-то Морозова?  Ведь он ни в чём не виноват!»… За что обездвижели нашего любимого Александра Яцко—Виконта де Вальмона, которого мы знаем как живого,  резкого,  нервного,  пластичного…За что накинута  на него невидимая  паутина  какого-то мудрёного паука?..

   Вот он впервые появляется на верху лестницы---  зал мгновенно встаёт в привычном восторге…

   Он легко сбегает вниз,  склоняется в ломком поклоне,  очерчивая невероятно изящный жест кистью руки…и замирает на полтора часа,  практически недвижимо,  в позе и облике Гамлета,  ожидая,  когда режиссёр разрешит ему реплику…

   Оживляется он только в сцене фехтования,  хорошо усвоив уроки великого Немировского:  узкая чёрная фигура---  сама,  как шпага—гибкая,  быстрая и трагическая...

   Так что же это было?..Кто выпустил из него воздух,  из него,  которого мы знаем,  как Понтия Пилата,  царя Бориса,  Свидригайлова--  с его поразительной пластикой и страстностью?..

   Зачем режиссёр заставил его в сцене с маркизой абсолютно бесстрастно и с любопытством—( как нанизывают бабочек на иголку)- надевать ей подвязки,  башмаки,  застёгивать корсет?   Так и кажется,  что мы видим,  как за кулисами старый товарищ по сцене помогает уставшей  от семейных забот  коллеге одеваться перед выходом на публику ( кстати сама по себе метафора--  опасна:  получается,  что если снять со Зла внешнюю оболочку,  то внутри оно окажется очень привлекательным!)…

   Так и ждёшь,  что вот сейчас на сцену выскочит колдун с ключом,  повернёт его в замке-   и виконт начнёт двигаться,  изображать желание,  перемещаться прыжками по сцене,  как он это делал много раз в других спектаклях у других режиссёров…

  Этот же режиссёр просто выпил всё вино из нашего любимца.

   Ну и,  конечно,  ещё одна его находка :  в сцене похорон Вальмона маркиза де Мортей с пафосом,  в духе советских времён,  произносит фразу  почти  чеховской Сони: «Мы будем жить дальше!»--  то есть и дальше творить светлое зло «и  мы увидим небо в алмазах…»

   Увы,  мы очевидно его уже не увидим в спектаклях этого режиссёра,  просто придушившего прелестный роман.

    И прекрасного актёра—Александра Яцко…