Империя

Эта исповедь посвящается моим любимым.

А.


Порядок слов смещен и исковеркан
Карандашом помешанной инфанты,
Рисующей на собственной ладони
Разрушенной мечты архипелаги.
Она теперь как падающий в пропасть
Булыжник, обескрыленная птица,
Она себя и паперть ясновидит,
Себя на паперти, звезду и четки.

Ей видится все будущее с нами,
Без блюд, без птичьих перьев и камланий.
Монеты в рваной варежке считая,
Она не разумеет – нет ей равных.
Полуденица проклятых угодий,
Изнемогающим подносит воду,
Сама сгорая изнутри от жажды,
Святая без деяний и канона.

Ей страшно умирать, не видя света,
На земляном полу избы скитальной,
Дрожит в огне ее пустое тело,
Худые плечи, пористая кожа.
Давя, сжимая собственное горло,
Коленями она стоит на битом
Бутылочном стекле чужого счастья,
Прося о вознесении и чуде.

И хватит ей дыханья на полмира,
Объять одно из этих полушарий,
Другое же оставить для другого,
Когда Земля возобладает Небом.
Когда она погрузится в пучину
И щупальцами влажными достанет
До самой сердцевины мирозданья,
До трех китов, до главного упрека.




М.


Я не готова, не готова, не
В состоянии, не вправе, боже.

Биться со льдом,
Такая больная, как никогда.
Нутро мое не верит, что поздно,
Когда поезд гудит: «Прощай».
Бог, как на качелях,
То ближе, то дальше,
Но он в движении неуловим.

Мой страшный сон -
Взвалить себе на плечи кабана,
Брыкающегося сатира,
И потащить по закоулкам,
Кладбищам, тавернам,
Катакомбам.

Спасения моего час далек,
Как далеко отстоит завтра,
Нимб свой отбросив в угол,
Я плачу, как в детстве.
А было ли детство?

Чувство, что ничего не было
И уже не будет.
Ночь темная,
Занавески опущены.
Но завтра наступит неминуемо -
«Прощай».




В.

Две души в непрозрачном чехле.
Я хотела бы зваться сестрой твоей.
Ты Самара, а я Кострома.

Две души. Затянувшийся полдень
В заграничном порту,
Мы курили и в карты играли
С моряками и с чертом морским.

Две души. Я тебе отдала
Всю свою злополучную юность,
А взамен попросила стакан
Родниковой воды.

Две души разлетелись по разным концам,
Как магнитом, я их совмещаю,
Словно пазл, собираю.


Две души – коварная сеть
Для бездушной несчастной добычи.
Я ищу тебя, и, наконец, нахожу,
Я поймаю гигантским сачком тебя.

Две души в непрозрачном чехле.



В.


«Главное – не употреблять слова,
Как сангрию» -
Это была последняя воля моей
Последней любви.
Мой возлюбленный умер, оставив
Дом и следы тяжкого похмелья,
И пару заветных песен.
Я стала слишком часто употреблять слово «любовь»,
И причиной тому может быть перенесенная смерть,
А может просто развинченность, дряхлость.

А кульминация была в начале…

И я счастлива теперь слышать его имя,
Просто говорить с тобой о нем.
Я лишена дара речи,
Но когда ты произносишь слова, я улетаю –
В этом причина этих ростков.

Мы отстроим дом и постелем новые скатерти,
Когда-нибудь.
А пока заночуем в этом лесу,
В этом сугробе.
И нам будет сниться один и тот же сон:
О коне, уносящем вдаль…
О сентиментальности
И золотой метели, теплой хлебной избе…

Засыпай… Пусть будет дальше все лучше и лучше,
Пусть в наших ушах замолкнет музыка,
И прозвучат его слова:
«Ты вызываешь во мне любовь»…


И.

От рождения дали русалочье имя тебе -
Им поэт-эмигрант, уцелевший в войне, восторгался.
Неподъемную тяжесть волос твоих он воспевал
В самых искренних, первых стихах.
А теперь пей до дна эту горечь заморского зелья,
Не сумевшая ношу сберечь, донести,
Доползти с ней до дома.
Надрывайся, кричи, в этих плюшем обитых стенах
Только боги услышат тебя,
Только я за версту среди ночи проснусь и заплачу.
Бедная, маленькая –
Ты из нашего выводка самая горькая злая судьба.
Не пугайся –
Это Пасха пришла, слишком ранняя в этом году.
Соловьиный июнь тянет ветви к твоим волосам.
Это листья опавшие кружат душевнобольные.


И.

О, лебедь смертная моя,
Вода черна как ртуть ночная.
Как превозмочь тебя – не знаю,
Моя погибель, полынья.

Без меры умираю я,
Свои надежды пеленая.
Залатанная, смоляная
Пусть сокрушается ладья.

Я постелю тебе постель,
Перестелю тебе постель,
Ты только верь в мои слова,
Не умирай совсем напрасно.

Немилосердная метель,
За окнами поет метель,
В чужой полунощной стране
Заря твоя кроваво-красна.

Меня, ткачиху снов и слов,
Проси меня замолвить слово
Перед очами зверолова,
Под сенью райских куполов.

А я прошу тебя читать –
Читай, пока стучится сердце,
С тяжелой верой иноверца
Дожить, доплакать, досчитать.

Читай, читай мне, Мельпомена,
Под гнетом всех земных скорбей,
И на губах все голубей,
Синей творись, морская пена.







Январь 2016