Дни поздней осени...

 
       Утром, устроившись в кресле перед включенным телевизором и с чашкой кофе в руке, я решила просмотреть свежий выпуск нашей еженедельной городской газеты.

       На глаза попался печальный заголовок: «Ещё один житель города погиб на Донбассе в зоне Анти-Террористической Операции. В минувшую субботу горожане простились с шосткинцем Константином Сергиенко». Я прочла заметку, искренне сожалея о молодом бойце. Но что-то ещё меня смутно обеспокоило.

       И вдруг память вернула меня далеко-далеко, почти на 35 лет назад…

       Окончив химико-технологический техникум, я пришла работать на знаменитую фабрику «Свема». Отец посодействовал тому, что меня взяли в элитный цех «контроля и испытаний магнитных лент». Начальником цеха была его студенческая любовь. В свои 19 лет я была в психологическом плане подростком, робким, закомплексованным, малоподвижным и довольно упитанным.

       Вскоре надо мной начали посмеиваться расфуфыренные лаборантки, и я попросту перестала есть. Похудев за полгода на 15(!) кг и наделав себе множество проблем со здоровьем, я едва не дошла до анорексии. Но вовремя спохватились родители. Матери выделили на работе путёвку в санаторий, где лечили органы пищеварения.

       И вот в свой первый отпуск я отправилась в город Ессентуки, восстанавливать здоровье минеральными водами Северного Кавказа. Санаторий был подростковый, для старшеклассников, с занятиями по школьной программе и уроками самоподготовки. Главврач не возражала против моего пребывания по причине моей невероятной скромности и печального состояния здоровья. Коротая время между процедурами в полном одиночестве, пока мои соседки по комнате учились, я нашла в главном корпусе библиотеку.

       Перебирая зачитанные библиотечные книги, я взяла в руки небольшую брошюрку в мягком переплёте. Романтичное название заинтересовало, и мне записали её в формуляр.

       В комнате я раскрыла книжечку. Константин Сергиенко, «Дни поздней осени…», повесть. Сюжет был незамысловат; скорее, психологический. Для девочек-подростков, таких, какой я и была тогда по своей сути.

       Поздней осенью герой приезжает на загородную дачу, чтобы навести порядок в домике и в саду, замкнув всё основательно до будущей весны. Где-то на террасе он находит исписанную тетрадку, которую бросает в кучу сметённых осенних листьев и мусора, приготовленного для костра.

       Разведя огонь и подбрасывая в него ненужный хлам, герой случайно раскрывает тетрадь. С ленивым любопытством пробегает глазами по первым строкам и сразу понимает, что это — дневник.

       Тетрадь исписана юной девчушкой, всё лето проживавшей в доме то ли напротив, то ли по соседству.

       Дневник хранил в себе яркие впечатления первой влюблённости. Мучительные, отчаянные, тщательно скрываемые от родителей — и самого предмета любви. Первые восторги, первые бессонные ночи. Первые слёзы от какого-то жгучего стыда. Ужас и смятение «а вдруг он догадается!..» Первое неуёмное желание только видеть — и быть не в силах наглядеться; только слышать — и не уметь наслушаться… Только знать, что Он — есть, Он тоже живёт под этим небом, видит те же травы и ощущает щекой дуновение того же ветра, что и она!.. А иначе невозможно даже дышать, и сердце просто останавливается без Него!..

       Очень скоро герой понимает, что девчушка была влюблена в него самого. Это откровение его потрясает .

                СЕНТЯБРЬ (ХРИЗАНТЕМА)

              Хризантема, жизнь моя больная,

              Скомканная белая струна!

              Ты чадишь в руке, напоминая

              Изможденье, нежность, вкус вина…

       Уже давно догорел костёр, и осенние сумерки окутали сад. А он всё сидел на крылечке дачи, бережно прикасаясь пальцами к страничкам, закапанным девичьими слезами. И всё читал, и всё перечитывал... И понимал, что никто и никогда на всём белом свете не любил его вот так — чисто, невинно, восторженно, тайно, даже не смея надеяться на взаимность…

       Он никогда не обращал на неё внимания по причине её почти «детскости». И, как ни старался, так и не мог вспомнить не только её лицо или имя, но даже образ в целом…

                ИЮНЬ (ПЕСНЯ)

             …Июньская ночь осторожна, как лань,

              А наша любовь неотложна, как дань,

              Любимые спят, не тревожьте их сон,

              А лунный хрусталь невесом…

       В повести было много стихотворений. Целый цикл по месяцам года. Сейчас уже не вспомню точно, принадлежали ли они главному герою или были цитатами из дневника влюблённой девчушки. Под ними не было ссылок, и я до сих пор думаю, что они написаны самим автором книги.

                ИЮЛЬ (ЦВЕТЫ)

              Повесив голову прозрачную на грудь,

              Молчал в стакане белый гладиолус.

              Он позабыл своё лицо и голос,

              А в зеркало напротив не умел взглянуть…

       Повесть произвела на меня сильное впечатление. Я привезла из санатория листы бумаги с понравившимися мне строками, которые нашла сегодня в шкафу, в своём «архиве».

       В библиотеках Домов Культуры, в Детской и Юношеской библиотеках нашего города я несколько лет искала и спрашивала «Дни поздней осени…» Константина Сергиенко. Но не нашла.

       Шло время, меняя ценности. У меня подрастала дочка, не стало матери, нуждались в моём уходе 90-летние бабушка с дедушкой…

       Я забыла об этой книжице.

       Но сегодня, прочитав в городской газете заметку со знакомым именем, вдруг вспомнила всю эту историю, и свою юность, и ожидание любви… Которая, впрочем, не сделала меня счастливой.

                ОКТЯБРЬ

              Окончилось всё так, как начиналось,

              и на губах осталось только малость.

              Горят жаровней красные дубы,

              И листьями в замшелый ком избы

              бросает сад из своего жилья.

              Октябрь стреляет в небо из ружья…



       * Все стихи взяты из повести.