Болота и лопухи. Небо в пять запахнуло понёву

Небо в пять запахнуло понёву,
Белка разгрызла шишку еловую. 
Сладость воды подступает к нёбу…
Что бы вам спеть уж такого нового?..

Черника дрожит, продирая клюв,               
К брусничному свету – птенец ласточкин.
А я всё врастаю в болотный хлюп,
На травы гляжу да любуюсь с лавочки.

Ползут лопухи по густому льду:
Зеленому, вязкому, струйному, сильному.
Крутит в руках голубую дуду
Русалка купальская, ноет над тиною…

Хрустит Иван-чай, заржавевший от лун,
Дымит огород, в рот – смородину кислую…
А коль надоело – не мучайся – плюнь,
Беги в города да частушки насвистывай.

Владимир Владимирович – не этот – другой –
Тот грубый высокий с мозолистой лапою,
Не с этою Лилей, а с тою – святой,
Я вас уважаю, как старшего брата.

О, сколько пришлось пережить и узнать!
Века миновали, пока вдруг учуяла,
Как дымно под паром бесчинствует гать,
Как золотом тянут туманы с Чудова.

Потом – красный Кром
С обветренным лицом,
Где каждая церковка
С божественным венцом

Глядит,
Затянув на шее платок
Барановский.
Но не красуясь,
Как я, по-варварски –
Смиренно.

Не одну книгу песка
Довелось прочесть.
Не одного куска славы
Не довелось съесть,
Всё краснела из-за угла,
Обратит ли взгляд на меня преподобный Балан.
А он и не обратил.
Ну, и Бог с ним.

Побрела дальше,
За пазуху – мех с вином,
Всё вокруг леса, да чащи,
Да бараньи лбы, поросшие фиолетовым мхом…
Колыбельные для коростелей – до чего ж похожи на меня!
А как их ненавидит дачный народ!
По-партизански в траве – не просто кря-кря,
А возмущая весь человеческий сброд,

Весь муравейник гордых людей. Живут себе            
По необычному графику.               
А после, воспитав, обучив детей,
Берут рюкзаки – и шагают в Африку!

Ай да коростели! Забавные ребята,
Цикады повели дробь свою раз уж в десятый!
Но прелестнее песни не слышала раньше,
Как и лосиного голоса насупленного из чащи.

Солнце взошло на худой Мицар,
Сбитень похлёбывает, жмурится.
У Суламифь был возлюбленный царь,
Царь Соломон, не какой-нибудь с улицы

Вор, лжец и плут. Мудрый, верный, любил
Так, как, минчорро, ты точно не в силах.
Он Суламифь никогда не грубил,
Лучшие вина и камни дарил,
В общем, был настоящий мужчина.

Прячься. Беги, пока тьма не ушла,
Всё на бегу оброняя подковы.
Я подберу их, я счастье нашла,
Грей свои пальцы у печечки дома.

Хватит портретов
твоих.
Больше ты мне –
не жених.
В общем-то, им никогда и не был.
Ладно, хватит про ересь и небыль!

Сонно крадется по заборам двуликая продрогшая Луна,
Выбрось ноги к звёздному небу,
Отсюда дорога к Богу видна,
К лошадкам рыжим Бориса и Глеба.

Кони прижали ушки,
А ушки-то на макушке!
Макушка целована Богом.
Нам с ним – лишь одна дорога.

Он дал мне – холст и кисти,
Дабы концовки истин
Связать в добро и любовь,
Не рассекая бровь.

Как делают все современные поэты,
Бьются головой, вином заливая залы,
Смехом и пустыми фразами, где-то
Кичатся, словно сдали экзамен.

Словно «Чёрный квадрат» Малевича – это икона,
Которую восхвалять нужно….
А мне главное, чтобы ветер был южный,
А после западный – самый злющий,
Чтобы услышать его с балкона,
Выбросив ноги к звездному небу!..
Слышать лошадок Бориса и Глеба…