Пушкина-Ланская в Ницце. Бал

«Et vera incessu patuit dea» ("Богиню видно по походке")Вергилий



    Госпожа Наталья Ланская собиралась на бал. Зеркало венецианского стекла в красивой резной золочёной раме, висевшее напротив, отражало её лицо, античные плечи и грудь, уже затянутую в корсет по-прежнему удивительно тонкую талию.
Девушка причёсывала и укладывала её дивные густые пепельные волосы,  как можно тщательнее старалась спрятать в причёске изредка проявлявшиеся серебристые пряди волос.
 - Нет, не так, не так…. Зачем же так высоко? Скромнее, пожалуйста…. Здесь, спереди и вовсе нужно уложить гладко,-говорила  Наталья Николаевна горничной.
 - Дак, как красиво! Да и модно сейчас, - возражала девушка.
 - Не забывай, что я уже далеко не молода. Пятьдесят – это пятьдесят, и никуда от этого не денешься, - тихо, с лёгкой грустью в голосе говорила Наталья Николаевна.
 - Да откуда это видать-то. Ни дать, ни взять – молодая дама, - бойко парировала девушка.
 - У молодой дамы в зеркале дочери - уже молодые дамы. А внуки?  Да, нет же, сказала же, что спереди только гладко. И поди уже, поди. Сама всё доделаю,
– отправляла хозяйка свою горничную восвояси.
   Девушка, надув губы, удалилась. Наталья Николаевна, взяв с туалетного столика плоскую гирлянду из разноцветных листьев, приложила к причёске. Гирлянда эта ещё более придавала ей сходство с античной камеей, подчёркивала правильность черт лица, безупречную форму высокого алебастрового лба, молочную белизну кожи.
 - Красиво… но, может, это лишнее…? Но ведь бал…?
Она держала в левой руке приподнятую над головой гирлянду и глядела на своё отражение в зеркале.
 - Эта женщина в зеркале – я? Будто портрет красавицы в рамке…. Бог зачем-то наделил меня красотой….  А счастьем? Судьбой счастливой …? Сколько пережито! Сколько потеряно сил…!
Она грустно вздохнула.
 - А нужно быть сильной. Хотя бы казаться сильной, ведь у меня дети… Семеро. А внуки?
    И вдруг и явное напряжение в её лице, и печаль в глазах, правдиво отражавшиеся зеркальным стеклом до этого момента, растаяли, исчезли. Женщина улыбнулась.
- Как же я их всех люблю!Вот и счастье…. В этом-то как раз моё счастье, моё женское счастье. Даже девочки Ланские уже почти взрослые, старших пора вывозить в свет.
Как-то легче стало на сердце.  Она глубоко, но с явным облегчением вздохнула, словно отпуская все свои грустные мысли.
 - Главное, что именно здесь, в Ницце, восстанавливается моё здоровье. Дай-то бог… Стоило ради этого покинуть дом в Санкт-Петербурге.  Но как?  Как избавиться от этого постоянного напряжения души, этой внутренней тревоги? Таша…. Так далеко… Как же нужно мне помочь ей! Бедная Таша…! С тремя крошками на руках. Но, ведь если я буду здорова, если будет достаточно сил, я смогу всем помочь. Я смогу вытащить всех…. Чувствуя, что рука, всё ещё державшая гирлянду на весу, начала ныть, она, быстро взяв несколько заколок, умело закрепила её в причёске.
 - Азя! - негромко, зная, что дочь где-то рядом и ждёт не дождётся поскорее увидеть её в новом бальном платье. Александрина, с большим трудом убедившая мать посетить этот бал, который проводился лишь для избранных во дворце префектуры Ниццы, уже спешила к матери.
 -Мамочка! Тебе помочь?
 -Да, Азенька, помоги мне одеться.
 Азя уже держала, надо сказать, с большим удовольствием на вытянутых руках совершенно невесомое, тончайшего атласного шёлка платье серебристо-серого цвета.
Девушке так хотелось погладить это переливавшееся серебристое облако из легчайшего натурального шёлка и восхитительного белоснежного кринолина, что она с удовольствием, улыбаясь, будто ей снился сладкий сон, и сделала.
Лёгкое длинное кружевное покрывало-домино, сонм прекрасных белых кружев, настолько лёгких, что хватило всего лишь одной броши, чтобы закрепить его в причёске, не скрыло ни прекрасной царственной головы, ни божественных плеч, ни удивительной стати её красавицы - матери.
- Мамочка! Мамочка! - оглядывая стоявшую уже в полный рост Наталью Николаевну, восхищалась Александрина.- И ты хотела лишить общество Ниццы видеть тебя? Созерцать тебя, твою дивную красоту и восхищаться тобой - настоящей русской красавицей?
- Что же делать? Я обязана быть там. Обязана хотя бы потому, что должна вывозить моих подросших дочерей в свет,-с мягкой улыбкой ответила Наталья Николаевна,с пристальным вниманием глядя на подросшую дочь, которая с удовольствием, не упустив случая, нарядилась в своё новое, подготовленное специально к столь торжественному мероприятию, нежное кисейное платье, подхваченное в поясе узкой атласной розовой лентой.
- Мамочка! Боже! Ты же забыла надеть бриллиантовую брошь... Она так идёт тебе.
   Наталья Николаевна подошла к секретеру, в одном из потайных уголков которого находились самые заветные и дорогие сердцу вещи.Открыла резную дверцу и достала шкатулку.Cверху лежал заветный медальон, с которым она никогда не расставалась. Нажала на крошечный замочек: крышка легко и быстро открылась. Там находилась драгоценная для неё вещь, святая вещь – миниатюрный портрет Пушкина.
Она смотрела в его выразительные, серьёзные, такие умные, все понимающие глаза и, казалось, ощущала на себе его внимательный, пристальный взгляд, взгляд любящего человека. Этот портрет всегда предназначался только ей, только его Натали….  Именно на нём, как считала она, он был настоящим.Таким она встретила его, таким полюбила.
- Александр, - едва шевеля губами, неслышно произнесла она. Долгим взглядом смотрела на портрет, казалось, мысленно говорила с ним. Просила позволения и благословления для себя.
   Вошёл Ланской, уже при полном параде.
- Дорогие мои. Пора, пора!
- Да, да, дорогой, только помоги мне надеть твоё любимое украшение,говорила она супругу, протягивая на ладони большую бриллиантовую брошь изумительной ювелирной работы – царский подарок к их свадьбе.
- С удовольствием, – ответил он, застёгивая замочек красной бархотки, на которой держалась брошь.
Мои красавицы! – с явно довольной улыбкой оглядывая своих любимых: жену и дочь, констатировал Пётр Петрович в общем-то бесспорный для него факт.
 - Однако пора! Мешкать более нельзя,-решительно добавил он и, обращаясь к прислуге, громко произнёс: - О -де -вать -ся!
    Нельзя было не заметить блестящее семейство Ланских, поднимавшееся по ярко освещённой торжественной лестнице префектуры.Наталья Николаевна с дочерью шли впереди, а на две ступеньки ниже сообразно этикету поднимался генерал Пётр Ланской - муж и отец. От его внимания никак не могли ускользнуть ни быстрые удивлённые взгляды незнакомцев, ни радостные, доброжелательные и восхищённые знакомых и друзей, отдыхавших в Ницце в этот период. Он приветствовал их наклоном головы, совершенно не сгибая корпус, не изменяя привычке  военного всегда блюсти прекрасную осанку. Никто бы не смог заметить его внутреннего напряжения и легкого волнения, волнения за старшую дочь,впервые выходящую в
свет.Но более всего он переживал за жену, любимую жену, родного и близкого человека. Он-то знал, как сильно неудачный брак дочери Натальи, вынужденной порвать с деспотичным мужем, отцом троих детей, подрывал здоровье Натальи Николаевны, забирал силы.
   Семья входила в освещённый зал, заполненный самым блестящим обществом, музыкой прекрасно звучащего камерного оркестра, запахом тончайших французских духов и тем неопределимым счастливым «нечто», витавшим в воздухе, - ощущением праздника, проникновением этого праздника в каждую клеточку всей «её» или всего «его».И никого из вошедших это ощущение не миновало, но если на лицах молодых и в восторженных глазах их состояние души было написано, то взрослые дамы, конечно же, держались сomme il faut.
   Несколькими минутами ранее отзвучал торжественный полонез, открывший по традиции бал. Многочисленная публика расходилась по разным сторонам зала. Вся картина традиционного бала была знакома Ланским, но Александрина с интересом наблюдала, как «женщины шествуют под перьями, цветами, бриллиантами, скромно опустив глаза или блуждая ими с видом совершенной невинности, лёгким движением тела … управляя волнами шелка и кружев своих платьев, обмахиваясь веерами так же непринужденно, как если бы они прогуливались в одиночестве по аллее парка».               
- Как же им так ловко и непринуждённо удаётся пройти с благородством,изяществом и простотой, когда со всех сторон на вас смотрят! Ну, ничего, ничего, года через два, нет раньше…. Конечно же, раньше…. Я  тоже буду так же непринуждённо держаться в обществе, - думала Александрина.               
   Мужчины по своей парадности мало чем уступали дамам: « всё это сплошь были военные мундиры, золотые позументы, эполеты, усеянные бриллиантами орденские планки, знаки отличия, украшенные эмалью и драгоценными камнями и образующие на груди очаги света» либо дорогостоящие фраки с белоснежными манишками.
   Наталья Николаевна с мужем и дочерью шли в глубь зала, чтобы поздороваться со своими приятелями – представителями весьма знатных и известных фамилий: семействами князей Лобановых и Урусовых, герцога Гамильтона.Любила Ниццу - один из лучших и эффективных курортов Европы для лечения лёгочных заболеваний и сама императрица, резиденция которой находилась здесь же.   Известно, что императрица не просто хорошо относилась к Наталье Николаевне, а благоволила к ней так же, как и она сама – матери большого семейства, и с удовольствием с ней общалась. Александрина, сопровождая мать, тоже не раз посещала Марию Александровну на её вилле « Пейон» в Ницце. Виделись они и на церковных службах в русской православной церкви.Добрые отношения между ними установились ещё в Петербурге задолго до приезда Ланских в Ниццу. Наталья Николаевна бывала во дворце на официальных приёмах с мужем, где царская чета, а особенно императрица, обычно встречала её с радушием и присущим ей душевным теплом. Обе они отличались глубокой религиозностью. И духовник был у государыни и вдовы поэта один – протопресвитер Василий Бажанов. Обе его духовные дочери сумели познать и радости, и великие несчастья, и разочарования.
Хотя внучка Натальи Николаевны, Бибикова, вспоминала, что бабушка её не стремилась к сближению с царицей. «Втираться в интимные придворные круги – ты знаешь мое к этому отвращение; я боюсь оказаться не на своем месте и подвергнуться какому нибудь унижению. Я нахожу, что мы должны появляться при Дворе, только когда получаем на то приказание, в противном случае лучше спокойно сидеть дома…», - писала она своему мужу Ланскому.
    Красота госпожи Ланской, подчёркнутая, как всегда, изысканным нарядом, выбранным сообразно блестящему вкусу хозяйки, не могла остаться незамеченной.
 - Посмотри, Надин, кто эта роскошная дама в домино? Мне она не знакома.      
- Отчего же не знакома? - отвечала её собеседница после тщательного рассмотрения в лорнет весьма приметной госпожи в великолепном серебристом платье.
 - Я частенько вижу её прогуливающейся на Английской набережной. Она, кажется, русская.    
 - Видела, возможно, и ты… но она была всегда в тёмном и почти всегда в тёмной же вуали. Надо сказать, что это платье ей идёт гораздо больше. Ну и…  Знаешь, эти славянки… они… Среди них нередко можно встретить красавиц.
 Ланской, невольный свидетель их разговора, улыбнулся.
 - Но если уж дамы признают, что моя жена- красавица, то….
Но Наталье Николаевне было немного не по себе, хотя это никак не отражалось на её лице, в её движениях. «Я видела, как мать словно ежилась под перекрестным огнем восторженных взглядов, я знала, как в эту минуту ее тянуло в обыденную, скромную скорлупу, и была уверена, что она с искренней радостью предоставила бы мне эту обильную дань похвал…» - вспоминала Александрина спустя много лет.
- Cмотри, мамочка, вот там, - и она указала веером на группу молодёжи, стоявшей неподалёку, - там Верочка и…. Но ей не удалось продолжить: вся юная, светящаяся счастьем молодости компания направилась к ним, чтобы приветствовать Ланских.
Через несколько минут они, увлекая Александрину, уже присоединялись к танцующим вальс, так любимый молодёжью в то время.
Как вихорь жизни молодой,
Однообразный и безумный,
Кружится вальса вихрь шумный,
Чета мелькает за четой.
Старшее же поколение относилось к этому танцу весьма сдержанно, считая его несколько фривольным. И, танцуя его, старались придерживаться определённых правил: «танец сей, в котором, как известно, поворачиваются особы обоего пола, требует надлежащей осторожности, чтобы танцевали не слишком близко друг к другу, что оскорбляло бы приличие». Поэтому, весь центр зала был занят в основном молодёжью с величайшим упоением отдающей себя мощному вихрю прекрасной музыки.
-Ну, а мы что же,- обратился Ланской к жене.- Ведь мы же на балу.И он, чопорно поклоняясь и слегка прищёлкнув каблуками, пригласил её к танцу:
- Мадам! Прошу вас….
Наталья Николаевна улыбнулась ему и подала руку. Муж бережно принял её, эту изумительной красоты руку любимой женщины, нежно поцеловав пальцы, уверенно, явно гордясь ею, повёл к центру зала.
   Ланские танцевали….. Танцевали очень сдержанно, безупречно правильно выполняя все фигуры танца. И именно эта сдержанность, возможно, чопорность так им шли.
Они, вовсе не желая того, привлекли внимание всего зала.Генерал умело вёл жену, платье которой, выдающееся по своей прелести, вздрагивало, сверкая, переливаясь при каждом повороте, при всяком движении «… не скрывало чудный контур её изваянных плеч, подчёркивая редкую стройность и гибкость стана».
- Как ты? Не устала ли? – с нежностью глядя на жену, спрашивал он.
- Нет,- отвечал её совершенно спокойный взгляд,который говорил, что ей нравилось танцевать, нравилось быть нарядной… Это было короткое мгновение женского счастья, которое так редко ей улыбалось.
    Оркестр звучным аккордом закончил исполнение мелодии.В зале появились официанты, белоснежн, они вплыли в зал с разных его сторон, лавируя среди гостей бала с большими подносами, уставленными дорогими фужерами с прохладным, что было видно по запотевшему хрусталю, шампанским. Вино искрилось в потоке множества ярких огней, освещающих зал, и выбрасывало из своих недр мириады мелких пузырьков воздуха, преломлявших свет и создававших радужное, будто живое облако над дорогими резными, ручной работы хрустальными бокалами. Ланской подал шампанское жене.
- Давай выпьем за наших детей, за всех детей, за их счастье.
Он мог бы и не говорить, за каких именно детей: Наталья Николаевна знала, что ее муж никогда не разделял девочек Ланских и детей Пушкина. И очень любил внуков– детей Таши Пушкиной, что и подтвердила вся последующая жизнь.
Не всякий родной отец с такой любовью относится к своим детям. Проявляет столько тепла и искренней заботы.
  Подошла Азя и предложила пройти по всей анфиладе комнат прекрасного дворца. Она уже частично разведала обстановку и даже облюбовала  прекрасный уголок для отдыха: мягкие, изящные, обтянутые голубым бархатом диваны и кресла с изогнутыми, резными ножками. Уютные, находящиеся в окружении некого подобия зимнего сада, они манили к себе, приглашая комфортно расположиться и отдохнуть какое-то время.Но вновь грянула музыка, и оказавшийcя прямо перед Натальей Николаевной сам распорядитель бала, старательно расшаркиваясь, произнёс:
 - Мадам!  Вы сегодня украшение нашего бала. Осчастливьте.
Пройдите со мной хотя бы несколько туров мазурки.Я знаю, что русские танцуют мазурку с особым совершенством и элегантностью….
- Вы позволите? - вежливо склонив голову, обратился он к Ланскому.
       И вновь Наталья Гончарова - Пушкина – Ланская - в центре внимания!
Распорядитель бала – великолепный мастер танцев, ловко выполняя сложнейшие  па, вовлекая в свои сложные танцевальные маневры и Наталью Николаевну, демонстрировал тем самым её превосходные качества умелой партнёрши, её превосходящую многих красоту, лёгкость движений и гибкоcть великолепного стана. Он явно импровизировал, изобретая новые фигуры, но, сохраняя общий рисунок танца, умудряясь развлекать свою партнёршу лёгкой светской беседой – «мазурочной болтовнёй».
- Она всегда была хороша в мазурке, - подумал Ланской,- пожалуй, лучше, чем блистательная Идалия. Идалия … Лицо его несколько помрачнело.Он, как никто другой, хорошо знал эту женщину.
Роковая Идалия, умная и коварная, эгоистичная и невероятно мстительная Идалия.
Это она, подавая ему многие годы надежду на счастье, отвечая взаимностью на его страстные к ней чувства, на самом деле обожала Дантеса, белокурого Жоржа, столь умело разыгрывавшего страстно влюблённого в Натали Пушкину, дабы скрыть свои истинные чувства к сколь прекрасной, столь и коварной Идалии Полетике.
Это она - светская львица, кузина Натали - вводила её только что появившуюся в столичном бомонде в высший свет и была, по мнению неопытной и робкой Натали, образцом, достойным подражания, ибо никто не держался в свете столь ловко и уверенно, так шикарно одевался, не был окружён сонмом всевозможных поклонников. Никто не мог столь блистательно налаживать связи и нужные знакомства. И никто, наконец, не был столь коварен в плетении интриг, столь жесток.
  Это она способствовала и осуществила, вовлекая своих единомышленников, тот коварный план, который привел Пушкина к роковой дуэли. Была одним из его главных сорежиссеров.Но и она же говорила ему, Ланскому, о том, что он по его верности и преданности «сравним с плющом», и ровня ему в этих качествах лишь единственная женщина на свете, и это – Наталья Пушкина….
    О Ланском , как о глубоко порядочном человеке, ходили легенды.
"В самый разгар Крымской войны он был командирован в Вятскую губернию для сформирования ополчения. Пожертвования лились щедрой рукой, и по распущении ополчения (заключение мира остановило вятское ополчение на пути в Крым) в безотчетном ведении П. П. Ланского оказался капитал, достигавший 100 тыс. руб. Этот избыток был единственным примером во всей обширной России. При докладе императору Александру II Ланской заявил об остатке, испрашивая указание, куда представить эти деньги. Государь весьма удивился, спросил, как поступили в других губерниях, и, удостоверившись в исключительности факта, промолвил: "Так ты один возвратил их, Ланской! Да, с тобою иначе и быть не могло" - и приказал всю сумму передать военному министру Сухозанету; затем она быстро испарилась по разным инстанциям."
   Не смотря на быстро мелькавшие в голове воспоминания, взгляд его был прикован к любимой жене. Она, танцуя со столь умелым партнёром, явно выигрывала, превосходя других совершенством своей хореографии. И танцующая публика, отдавая должное именно этой замечательной паре, почти освободила им центр зала, чем не преминул воспользоваться партнёр Натальи Николаевны, вовлекая её в исполнение новых более сложных и эффектных фигур.В одной из них – расхождении с партнёром от центра зала, она подошла столь близко к Ланскому, что подол её шелкового платья, прошелестев по его ногам, коснулся их.  Ланской улыбнулся. Волна гордости, тепла, радости, восторга в одно мгновенье пробежала от его макушки до пят.Он повернулся к Азе.
-Великолепна, не правда ли? Ты обратила внимание на её стать? Учись у своей матери. Ни у кого в зале нет такой осанки!
- Да папА. И мы с тобой всегда это знали, не так ли?–ответила она отцу, улыбаясь ему с видом заговорщицы. Она знала: «отец не просто любил её мать, он обожал её, любил трепетно и преданно, любил и обожал всё, что было с ней связано».
   Осыпая свою партнёршу комплиментами, и, бесконечно благодаря, распорядитель бала подвёл её к только что любовавшимися ею дочери и мужу.
  - Ну и где же твой уютный бархатный диван? - улыбаясь, обратилась Ланская к дочери. И, оперевшись на руку мужа, последовала вслед за Азей.
Проходя мимо большого, во весь рост, зеркала, Наталья Николаевна приостановилась, чтобы убедиться в безупречности своего вида.
Изображение, вначале обычное, находящееся совершенно близко от Ланских, вдруг отдалилось и ушло в самую глубину зеркала. Там, где-то далеко, она… увидела нарядную даму об руку с генералом.
«Генералом…, генералом...?» – повторила она про себя, будто стараясь припомнить что-то, поймать вдруг мелькнувшую мысль.
  Внезапно … всё изменилось… В одно мгновенье она уже была там, в их с Пушкиным квартире на Мойке, а пораженный, взволнованный чем-то Пушкин, говорил ей, что там… в зеркале он сейчас видел её, свою любимую жену, рядом с каким-то генералом и уточнил:
 - Нет, не с ним, не с ним, - имея в виду Дантеса.
 В очередной раз она, как никто другой, понимала и сейчас в очередной раз убедилась, что, он знал многое наперёд, многое мог предугадать и предвидеть. В очередной раз…! И тем не менее воспоминание взволновало её.
    Уже знакомое ей чувство оцепенения, повторявшееся с нею при всяком волнении после пережитого в молодости, овладело ею.
 -Что с тобой, mon cher? - обратился к ней Ланской, - ты бледна.
 Он подвёл её к дивану, на который Наталья Николаевна, не глядя, всё ещё пребывая под воздействием только что увиденного, медленно опустилась.
Ланской раскрыл и передал ей веер.Дочь, стараясь вывести мать из непонятного, необъяснимого и тревожащего их состояния, (было заметно, что мысленно она сейчас не здесь, не с ними) рассказывала о полученных здесь, на балу впечатлениях. Азя гладила руки Натальи Николаевны, стараясь согреть их.Она знала, что всякое волнение для её матери было недопустимо, и недоумевала, что же так внезапно подействовало на мать, боясь спросить её об этом.Ланской уже спешил к жене из буфета с бокалом сельтерской.
-Вот, дорогая, давай-ка несколько глоточков. Видно, душно здесь.
Вода подействовала, как лучшее успокоительное. А непринуждённая болтовня Александрины, отвлекая Наталью Николаевну, вернула её к действительности.
-Пожалуй, лучше подняться на балкон, там свежее и прохладнее, - предложила она своему семейству.
  Внезапно весь зал осветился яркими сполохами, проникающими с улицы. Это начался ожидаемый  всеми  фейерверк - одно из прекраснейших зрелищ традиционного карнавала Ниццы. Проходившая мимо французская пара, очень приветливые и милые люди, с которыми Ланские познакомились здесь на отдыхе, остановилась возле них.
 - Мадам Ланская!? Рада видеть вас, вы восхитительно выглядите сегодня, весь зал буквально не отводил от вас глаз, когда вы танцевали. Как вам бал? Не правда ли, замечательно?Вряд ли у вас в России вы посещали что-либо подобное?
- Вы ошибаетесь, Дениза. Россия очень богата, и балы, в столице особенно, просто великолепны.
 Уже не впервые Наталье Николаевне приходилось доказывать значимость и великолепие её бесконечно любимой России, по которой она тосковала постоянно, находясь за границей.
 - Давайте поднимемся на веранду, оттуда великолепный обзор, - предложила живая и быстрая по своему характеру Дениза.
Зрелище было действительно необыкновенным: небо, озарённое множеством вспыхивающих огней,превращающихся в мгновенье в дивные цветы,  отражённые гладью моря, они множились ещё, рассыпаясь на бесконечное количество искр, и освещали весь город.Стало видно, почти как днём. Ницца была как на ладони.Прекрасная Ницца! Неповторимая Ницца,с уникальной архитектуры зданиями, богатейшим парком редчайших растений, а главное-тёплым, ласковым морем, со множеством стоявших на рейде бело-голубых кораблей и корабликов, яхт, лодок и лодочек.
   Великолепное зрелище не могло никого оставить равнодушным. Совершенно не хотелось возвращаться в зал.Но. Александрина призналась с некоторой гордостью:
- Мамочка! Я ангажирована почти на все танцы и некоторые уже пропустила, к сожалению.
  И…  вновь грянул оркестр!
Из зала донеслась мелодия вальса. Но Азя  хорошо знала, что это - завершающий танец, её любимый котильон. После него обычно гостей приглашали к столу.Молодой человек, как заметил Ланской, не отходивший далеко от его дочери и находившийся тут же на веранде, уже, улыбаясь, приближался к ним.Азя,не мешкая ни минуты, поспешила в танцевальный зал.
Она лишь обернулась с игривой улыбкой и, слегка приподняв воланы бального платья, сопровождаемая своим юным партнёром по любимому танцу, направилась в зал.

  Прекрасный вечер подходил к концу. Пора было возвращаться.
Ехали неспешно. Едва брезжил рассвет, но южное большое круглое оранжево-розовое солнце уже выкатилось небольшим краешком из-за гор в сторону моря и осветило его дивным тёплым светом. Спокойная поверхность моря, едва шелестящего своими редкими и мелкими волнами, мгновенно уловила свет солнца, будто ждала его, этот свет, всю долгую ночь и соскучилась по нему, приняла его в свои недра и вновь отдавала, щедро даря всей своей зеркальной поверхностью уже мерцающим, добавив к светящемуся солнечному цвету ещё и свой морской, серебристо-голубой.
- Давайте остановимся, - предложила Наталья Николаевна. Желание оказалось общим. Спустились к самому морю. Ланская медленно шла по самой кромке.
 - Удивительный воздух!
Она старалась глубоко вдыхать его, этот воздух, напоённый свежестью моря, запахом многих уже цветущих южных растений, наполненный этим совершенно удивительным предрассветным нежно-розовым солнечным теплом, ласкающим и согревающим душу. Лёгкий бриз, веющий со стороны моря, наполнял всю её некой молодой силой и энергией, придавал бодрость.Вдруг.., вдруг она вдруг почувствовала себя молодой.-Божья благодать сходит, - подумала она. – Не зря ведь эта бухта называется «Бухтой Ангелов».
- Мамочка, посмотри… - Азя, радостно улыбаясь, шла к матери и несла на протянутой ладони прекрасную, совершенно свежую розу.- Смотри….
- Где ты нашла её? – спросила она у дочери.
-Вот там, - ответила Азя, указывая на большой вечнозелёный куст - один из множества столь ранней веснойуже цветущих и благоухающих южных растений.
- Этот цветок остался здесь, конечно же, после вчерашней «битвы цветов», -  улыбаясь сказалала Наталья Николаевна.
Александрина подняла глаза на мать и поразилась: она видела перед собой, другую, совершенно молодую, прекрасную, будто незнакомую ей женщину.
Ланской тоже заметил вдруг произошедшую с женой перемену.
- О моя дорогая! Здешний воздух совершенно чудесным образом действует на тебя.
 Наталья Николаевна улыбалась.
- Да. Я чувствую себя вполне здоровой, мне легко дышится. - Пора возвращаться домой, - решительно произнесла она.
Все поняли: находиться  здесь, вне России, им уже осталось недолго.








                При создания произведения использованы материалы из
                воспоминаний дочери Натальи Николаевны Александрины   
                Араповой (Ланской) и другие.