Карандаш

                «Не боги горшки обжигают»
                Русская народная пословица

На нашем заводе руководство решило организовать выпуск местной газеты. Раньше такая практика применялась почти на всех крупных предприятиях.
У нас, несмотря на то, что некоторые говорили, что газета не сможет изменить ситуацию на производстве, руководитель настоял на возобновлении выпуска заводской газеты, на очередном собрании акционеров приведя веские доводы по повышению прибыльности нашей организации таким простым ходом – выпуском газеты. В ней планировалось помимо выпусков по цехам, говорить и рассказывать о жизни простых работников. Размещать в газете рисунки детей работников, планировать экскурсии для работников, печатать заметки и статьи самих работников. Возможно, что из этих заметок руководители смогли бы почерпнуть новые пути развития предприятия, а может быть даже внедрить рационализаторские предложения в практику, если по расчетам экономистов они смогут оздоровить положение завода. 

Меня решили привлечь как редактора, тем более что у меня уже был опыт внештатного корреспондента.
Первая газета готовилась к выпуску. Я сидел в редакторской комнате и перечитывал статьи и рассматривал фото и рисунки, которые должны были появиться в первом выпуске заводской газеты.

В дверь постучались.
- Войдите! – сказал я.
В приоткрытую дверь неловко протиснулся рабочий.
- Здравствуйте! – сказал он. - Знаете, дело такое, ну как бы я не писатель и не поэт, но вот, посмотрите.
И рабочий достал из кармана куртки вчетверо сложенные листы бумаги. И протянул их мне.
Я взял листы, развернул их, немного разгладил сгибы и увидел такие строки:

Осень

Осень. Печаль ли на ликах берез
Или же радостью светят мониста осин?
Как же понять это мне, если я остался один,
Один на один с печалью.

Солнце ушло из широких долин
Не видно давно стрекоз,
Но бисером слёз дожди надо мной вышивают
Картину ярких, весенних грёз.

А дождь виртуоз
На листьях берёз и осин
Музыку пишет и славит осенних богинь.
Дарящих и грусть, и радость.

На других листках были рисунки. Они были выполнены простым карандашом, но уверенными движениями художника.
Я поднял глаза на рабочего. И сказал ему:
- Ваши стихи лиричны. Вы раньше не писали?
- Да Вы присаживайтесь на стул, - добавил я.

Рабочий присел у стола. И отчего-то шепотом начал говорить:
- Понимаете, я вообще ничего не пишу. И никогда не писал. Но вот в позавчерашнюю смену я хотел записать данные о выполненной работе. Это мы в наряде пишем. А карандаша не нашел. Люблю я карандашом писать, хоть мастер и ругается. Так вот, карандаша я не нашёл, и подумал, что он упал, и наклонился, чтобы посмотреть, не завалился ли он под станок. Карандаш-то я там нашёл, только это был не мой карандаш, но заточен он был остро, потому я и решил записать им выполненную работу в наряде. Только я приготовился писать цифры, как из-под карандаша полезли эти строки. И сколько бы я карандаш ни подносил вновь к бумаге, желая написать данные для мастера, писались стихи.
 
Я после уж сходил к другому станку, там Генка работает, взял у него карандаш, и записал все, сдал в конце смены Михалычу – это мастер наш. А карандаш взял домой. Самому любопытно стало, что это в карандаше такого необычного. К себе-то я никак не относил умения писать стихи. Хотя иногда смотрю я на небушко синее, да журавлей клин увижу, так и защемит на сердце, так и защемит. И так хочется к ним подняться, да лететь и лететь. Но это же не писание стихов, верно? – спросил он меня.

Я продолжал слушать рабочего.
- Так вот, вечером я карандашу дал работу переписать программу передач. А он вот посмотрите, - и рабочий ткнул пальцем в листы с рисунками, - посмотрите, что вместо передач наделал. Рисунки стал рисовать. Вот я и подумал. Что раз карандаш такой умный, да пишет стихи и рисует, то может он вам в газете пригодится. Потому и принес вам сюда и стихи, и рисунки.

Рабочий вынул из кармана крохотный остаток карандаша. И протянул его мне.
Я взял карандаш в руки. И спросил рабочего:
- Вы скажите мне хоть имя своё, да в каком цехе работаете. Мало вы мне понадобитесь. Ведь и статью хорошую по вашему рассказу о карандаше можно написать.
- Да и секретов нет. Меня зовут Николай Наверхов, работаю я во втором механическом цехе. Да меня здесь все знают, уж два десятка лет за станком этим. Ну что я пойду, что ли? – спросил он меня.
- Да, Николай, идите конечно, а я тут подумаю, и если вы мне понадобитесь, я позвоню вам в цех.
И приготовился я было записать этим карандашом имя и фамилию рабочего, и цех, в котором он работает.
И вот что вышло у меня вместо имени рабочего:


Всё кончено

День в зените.
              Солнце жарит.
                Бешено.
Ты сказала мне:
               Иди
                к лешему!
Всё внутри кипит,
                плавится.
Кому
    такое
         понравится?
Я любил тебя
            ненаглядную.
Берег,
      словно форму
                парадную
Бережёт генерал-
                лейтенант.
И вот случилось
               Нате - Вам!
                Такой фант!
Сердце ранено,
              в судорогах
                корчится.
Когда же это закончится?!
День прошёл,
            Вечер в излёте.
Умерла любовь,
              разбившись,
как самолёт
           на взлёте.
Месяц вызвездил небо
                цвета
                синего ситца.
Есть минута ещё
               с любовью проститься.

Я отложил карандаш пока в сторонку, и занялся подборкой материала в первый номер. Решив, что с карандашом смогу разобраться позднее, заберу его домой, а там литературу какую прочту про такие каверзные случаи, а может мысли сами приведут к нужному источнику информации.
И я забыл о карандаше до вечера.

Придя домой, занявшись обыденными делами, я только к ночи вспомнил о карандаше.
Пересмотрел все карманы, облазал весь портфель, но карандаша не нашел. Но за обшивкой подкладки портфеля пальцем почувствовал что-то твердое. Когда мне удалось выудить это нечто на свет, выяснилось, что карандаш безвозвратно утерян. Грифель карандаша раскрошился в порошок, а деревянный держатель расколот на три части.

Ну что ж. Значит так тому и быть, - подумал я. Значит, карандаши волшебные, пишущие сами, у нас закончились, но прочитать про них всё же стоит.
И я отправился гулять по сети с запросами о самопишуших карандашах. Собрав всю информацию, я успокоился. А сам все же решил проверить сначала себя.
Взял в руки обычный карандаш. Выключил люстру, включил торшер, и подошел к балкону, держа в руках блокнот и карандаш.

Уж что на меня подействовало, не знаю. Информация ли из сети, или настроение такое было в тот вечер, трудно сказать. Но первое, что я написал в блокноте, было: «Не боги горшки обжигают».
А потом сами собой полились такие строки, что я еле успевал их записывать.

Город любви

Льняная ночь над моим городом,
Я живу тобой, любым твоим шорохом!
Шелест тополя, трель трамвая...
И не нужно мне другого рая.
Шум волны, ласковый прибой,
Я один стою над Большой Невой.
Я люблю тебя, строгий Петербург!
Ты судьба моя! И Любовь! И друг!

И на душе было так тихо, так спокойно, так восторженно, что я будто отведал чудесного и волшебного напитка, уснул как дитя. Спал так хорошо, что, проснувшись, чувствовал себя юным влюбленным.
Два месяца прошло с момента выхода первого номера нашей газеты. Я еле справлялся с поступающим материалом. И мне обещали выделить помощника. Тем более, что дела на производстве, благодаря газете, пошли в гору. Работники старались из всех сил. Работали так, будто работают не за деньги, а за совесть.

Был выпущен приказ о повышении заработной платы.
В один из дней я набрал номер цеха, где работал Николай, и пригласил его зайти к себе. После смены Николай, постучав тихо в кабинет, зашел опять боком, как и в первый раз, когда приходил с карандашом.
Мы пожали друг другу руки. Я включил кофеварку. И спросил у Николая, изменилось ли у него что-то с тех пор, как он нашел волшебный самопишущий карандаш.
Николай достал из кармана пиджака несколько свернутых листков, и протянул их мне.
Я начал читать:

Я был в горах

Я был в горах, которые встречают солнце,
И морем синим зацеловано подножье их!
И горы смущены таким вниманием,
Но утром розовым они своим блистанием
Благодарят судьбу за самый первый луч!

Они поют и шепчут Богу-Солнцу ликованья стих.
И нежный ветер, пурпур песни подхватив,
Несет её с высоких и румяных гор,
В долины, спящие глубоким сном,
Слова любви в людские сны вплетая.

На следующем листе было написано:

Свет

Свет дан всем!
           Навсегда!
               От рождения!
Вы откройте глаза!
           Пожалуйста!
Вы узрите его!
           В прохожих!
В днях любых!
           Ненастных!
               Пригожих!
Льется Свет на нас!
          Смотрит ласково!
Вы откройте глаза души!
          Засветло!

Еще несколько листков были с рисунками.
Я поднял на Колю глаза. И по вопросу, который я в них прочёл в лице его, я достал из кармана своей куртки несколько исписанных листов, и протянул их Николаю.
Николай читал внимательно, глаза его начали светлеть, а к концу чтения он поднял на меня свои сияющие глаза и спросил меня:
- Максим Семёнович, значит и вы тоже? Значит, это карандаш нам с вами подарил своё волшебство? Я уж и признаться кому-то боюсь, что стихи пишу. Не поймут ведь меня.

- Николай, Коля, зови меня просто Максим, или Макс. Не в этом, думаю я, дело, не в карандаше дело и не в волшебстве, хотя и оно возможно здесь есть. Но дело в том, что «Не боги горшки обжигают».
А раз так, то все рукотворные красоты, которые нас окружают, все дело рук человеческих. Значит, есть что-то волшебное не в карандашах, а в людях! В сердцах людей! И именно это чувство толкает людей творить, создавать. Созидать прекрасное.

- И вот ещё, - продолжил я, - Коля, мне нужен в газету помощник, согласишься ли ты мне помогать в этом довольно трудном деле?
Колино лицо сияло улыбкой, и он ответил мне согласием.
Пусть стихи, рассказы, поэмы, рисунки наших работников несовершенны. Но вы же знаете, что путь человека к совершенству безграничен.