Сто поэтов Восточной Европы

   В этой подборке - стихи поэтов Болгарии, Сербии, Хорватии, Черногории, Боснии, Словении, Македонии, Румынии, Молдовы, Венгрии, Чехии, Словакии, Польши, Украины, Беларуси, Литвы, Латвии, Эстонии.

Стефан Неманич Первовенчанный

МОЛИТВА СВЕТОМ СИМЕОНУ
He заборави мене,
убогога твојега!
He заборави мене,
који лежим у безакоњима!
He заборави мене,
који се ваљам у блату сласном,
него пружи пресвету своју десницу
којом ме и благослови
у варљивом животу овом
и руководећи научи
да идем стопама твојим,
ако и недостојна,
ако и некорисна,
ако и непотребна!

Винсент из Кельц

Радуйся, о мати-Польша,

Аминь.

Gaude, Mater Polonia,
Prole fecunda nobili.
Summi Regis magnalia
Laude frequenta vigili.

    Cuius benigna gratia
    Stanislai Pontificis
    passionis insignia
    signis fulgent mirificis.

    Hic certans pro iustitia,
    Regis non cedit furi;:
    Stat pro plebis iniuria
    Christi miles in acie.

    Tyranni truculentiam,
    Qui dum constanter arguit,
    Martyrii victoriam
    Membratim c;sus meruit.

    Novum pandit miraculum
    Splendor in sancto ceritus,
    Redintegrat corpusculum
    Sparsum c;lestis medicus.

    Sic Stanislaus pontifex
    Transit ad caeli curiam,
    Ut apud Deum opifex
    Nobis imploret veniam.

    Poscentes eius merita,
    Salutis dona referunt:
    Morte pr;venti subita
    Ad vitae potum redeunt.

    Cuius ad tactum anuli
    Morbi fugantur turgidi:
    Ad locum sancti tumuli
    Multi curantur languidi.

    Surdis auditus redditur,
    Claudis gressus officum,
    Mutorum lingua solvitur
    Et fugatur daemonium.

    Ergo, felix Cracovia,
    Sacro dotata corpore
    Deum, qui fecit omnia,
    Benedic omni tempore.

    Sit Trinitati gloria,
    Laus, honor, iubilatio:
    De Martyris victoria
    Sit nobis exsultatio.

    Amen
    Amen
1253
O ciesz si;, Matko-Polsko

О ciesz si;, Matko-Polsko,
W s;awne Potomstwo p;odna!
Kr;la kr;l;w i najwy;szego Pana wielko;;
Uwielbiaj chwa;; przynale;n;.

Albowiem z Jego ;askawo;ci
Biskupa Stanis;awa m;ki
Niezmierne, jakie wycierpia;,
Ja;niej; cudownymi znaki.

Potyka; si; za sprawiedliwo;;,
Przed gniewem kr;la nie ust;pi;:
I staje ;o;nierz Chrystusowy
Za krzywd; ludu sam do walki.

Poniewa; stale wypomina;
On okrucie;stwo tyranowi,
Koron; zdoby; m;czennika,
Pad; posiekany na kawa;ki.

Niebiosa nowy cud zdzia;a;y,
Во moc; sw; Niebieski Lekarz
Po;wiartowane jego сiа;о
Przedziwne znowu w jedno z;;czy;.

Tak to Stanis;aw biskup przeszed;
W przybytki Kr;la niebieskiego,
Aby и Boga Stworzyciela
Nam wyjednywa; przebaczenie.

Gdy kto dla zas;ug jego prosi,
Wnet otrzymuje zbawcze dary:
Ci, со pomarli nag;; ;mierci;,
Do ;ycia znowu powracaj;.

Choroby wszelkie pod dotkni;ciem
Pier;cienia jego uciekaj;,
Przy jego ;wi;tym grobie zdrowie
Niemocnych wielu odzyskuje.

S;uch g;uchym bywa przywr;cony
А chromy kroki stawia ra;no,
Niemowom j;zyk si; rozwi;za;,
W pop;ochu szatan precz ucieka.

А przeto szcz;sny ty, Krakowie,
Uposa;ony ;wi;tym cia;em,
B;ogos;aw po wsze czasy Boga,
Kt;ry z niczego wszystko stworzy;.

Niech Tr;jcy Przenaj;wi;tszej zabrzmi
Cze;;, chwa;a, s;awa, uwielbienie,
А nam tryumfy m;czennika
Niech wyjednaj; rado;; wieczn;.
Amen.


Силуан

Стихи святому Савве

От славы убежав, обрёл ты славу, Савва,
Там, откуда слава явилась роду.
Рода светилу светлота веры прозрела,
И, так ты светилом явился роду всему.
Ума высотою высоту сана отверг
И тем достиг блага, что ум превосходит.
Слово славы Савве сплёл Силуан.

СЛОВО СВЕТОМЕ САВИ
Слави отбегнув, славу обрете, Саво,
Тамо отјуду слава јави се роду.
 
Рода светлост вери светлост презре,
Тем же роду светило јави се всему.
 
Ума висота сана висоту сврже,
Тем убо ума више доброту стиже.
 
Слова слави Саве сплете Силуан.

Ян Панноний

Насмешка над паломниками, хлынувшими в Рим по случаю святого года

Галлы, тевтоны, сарматы, испанцы и гунны!
   Что вы, безумные, в Рим рвётесь к престолу Петра?
Сколько же денег бросать вы готовы в казну Ватикана?
   Разве невмочь вам спастись в собственных ваших краях?
1475
Перевод Вл.Васильева

DE EODEM

Hispani, Galli, Sclavini, Teutones, Hunni,
   Clavigeri petitis limina sancta Petri.
Quo ruitis stulti, Latios ditare Telonas?
   Salvari in patria siccine nemo potest?

   МОЛЕНИЕ БОГОВ ЗА КОРОЛЯ МАТЬЯША, ГОТОВЯЩЕГО ПОХОД ПРОТИВ ТУРОК

   Матьяш король против турок опять начинает священные войны.
   Эй, небеса! Вы подайте ему одобрения вашего знаки.
   Дай же дубину, Алкид1, молодцу. Ну а ты, Феб2, дай стрелы!
   Марс, подари ему меч. Плащ - Горгона. А Кастор3 - коня!
   Ты же, Плавильщик4, куй панцирь и щит, чтоб копьё не пробило.
   Так для Пелида5 ты делал и так - для дарданских6 овец пастуха.
   Также от раны, грозящей потомку Энея7 в сраженьях грядущих,
   Ты, о Юпитер, укрой и защитником стань самолично.
   Если вам, боги, приятен спокойный досуг жизни праздной,
   Вы лишь отца своего с безмятежных небес к нам отправьте.
   Будет достаточен этот защитник, рожденный для битвы:
   В небе один он владеет искусством метания молний.
1464
Перевод С.Лыжиной
 
   COMPRECATIO DEORUM PRO REGE MATTHIA IN TURCOS BELLUM PARANTE
   Rex pia Matthias in Turcos bella resumit,
   Huic, age, de toto numina adeste polo.
   Da clavam, Alcides, juveni, da, Phoebe, sagittas,
   Mars, gladium; pallas Gorgona; Castor equum,
   Mulciber arma para, non ullis pervia telis:
   Qualia Pelidae, Dardani ove duci.
   Hunc inter pugnae certamina vulnere ab omni
   Aegide praetenta, Juppiter, ipse tegas.
   Quod si lenta juvant residis vos otia vitae,
   Solum siderea mittite ab arce patrem.
   Sufficit ille suo custos in praelia nato:
   Ille modo in coelo missile fulmen habet.
 
   Пояснение:
 
   1 Алкид - Геракл, сын Алкея. Дубина - известное оружие Геракла.
 
   2 Феб - римский аналог бога Апполона. Аполлон, как известно, был вооружён серебряным луком.
 
   3 Кастор - один из братьев-близнецов, сыновей Леды. Кастор и его брат Полидевк в Древнем Риме считались покровителями сословия всадников (эквитов), военной кавалерии.
 
   4 Плавильщик - эпитет бога Вулкана, в греческой мифологии - Гефеста.
 
   5 Пелид - знаменитый участник троянской войны Ахилл, сын Пелея.
 
   6 Дарданские - то же, что троянские. В поэме Гомера "Илиада" упоминается, что Гефест выковал щит для Ахилла. В поэме Вергилия "Энеида" бог Вулкан делает щит для Энея, одного из троянских царевичей. Эней остался жив после взятия Трои и вывел уцелевших троянцев в Италию, где потомки Энея (Ромул и Рем) основали Рим. Как вожак дарданцев (траянцев) Эней в этой эпиграмме назван словом "dux", которое можно перевести и как "начальник", "государь", а не только как "проводник".
 
   7 Потомок Энея - Матьяш, поскольку правит на землях, когда-то относившихся к римской провинции Паннонии.

Мольба Марсу о мире

Рвёшься в битву,
Шатается свод небемсный,
Мечет искры
Оперенье кровавого шлема.
Гроза непокорных титанов"
О ликующий победитель,
Судия и войны, и мира!
Воинов прославляешь,
Обожествляешь смертных;
Мечом пути проложил ты
Тайно всегда блестящим.
Опустошитель полей,
Городов разоритель,
Расселитель рода людского,
Ты полнишь убийством Тартар,
О кровопийца,
О тел пожиратель! -
Мужей погиббель
И жён проклятье.
Бедных обогащая,
Ты разоряешь богатых.
Ненавистник покоя,
Ты глад породил непристойный,
Страха исток и начало,
Ужаса древний зачинщик,
ПОмилуй усталых паннонцев,
Тебя умоляю,
Отец наш!

Перевод И.Голенищева-Кутузова

Анджей Кжицкий

 На каноника Вяковского

Небо мерил племянник, а дядя исследовал недра.
Деньги нажил старик. Беден смешной звездочёт.
Лучше землю познать, чем проникнуть в неба пределы.
Делает Крезом земля, небо - посмешищем всех.

  -----

Грешника раз вопросил на духу; монах-исповедник:
Верит ли в дьявола он, чем заклинает чертей?
Грешник воскликнул: «Отец, напрасны твои подозренья:
Как мне поверить в чертей, в бога я верю едва».

   Музыка

Музыка, слава тебе! Порождаешь небеасную радость,
Ты наслажденье даёшь, бледную гонишь печаль.
Как без тебя возвеличить богов на вешинах Олимпа,
Как без тебя воспалить пламенем Марса сердца!
Грустного развеселишь, успокоишь гнвливую душу;
Телу усталому ты бодрость и крепость вернёшь.;
Ты утешенье приносить рабам в тяжёлых оковах
И облегчаешь труды тем, кто моря бороздит.
Ты лишь можешь смягчить красавицы жёсткое сердце;
Скалы ведёшь за собой, звери покорны тебе.
И, как учёных мужей свидетельства нам подтверждают,
Вышние сферы небес музыка движет одна.

Перевод И.Голенищева-Кутузова

Богуслав Гасиштейнский из Лобковиц

;aloba svat;mu V;clavu, na mravy ;ech;v, r. 1489

Ot;e blahoslaven;, jen; vlasti jsi ;ezlo dr;;val,
Vzhl;dni na n;s, pokavad; v obytech tebe je;t; nebesk;ch
L;ska jak; k tomu n;rodu v;;e, jemu; jsi d;di;n;m
Druhdy velel pr;vem; nezb;v;; ochrany ;;dn;
N;m neboh;m v nehod;ch vezdej;;ch, krom tebe, pevn;
Kotvice plavby na;;! Ukrutn; n;s sice v;lky
Ni krvav; me;ov; nehub;, ani Mars ned;s; n;s
Lebkou chocholatou; kladen;m ji; v ohni, jak ondy,
M;sta nepl;polaj;; bezpe;n; na pastvin; tu;n;
Brav sem a tam bloud;; ze pol; bezpe;n; si roln;k
Ourodu odv;;;; ;;dn; v lesn; neob;v;
Hou;tin; z;ke;n;k; nijak; n;s nouze nesou;;;
Dost obil; role, dosti vinohrady n;m daly v;na;
St;da pasou se v luz;ch; ve vod;ch ryb valn; se hem;;;
Zp;v;n; ptactva s bukotem zv;;e v h;ji se ka;d;m
Rozl;h;; ani hl;za krut;, ani;e smrtonosnou
Nakva;en; vzduch traveninou na;e oudy nemrtv;;
I zcela n;s moru sousedn;ho u;et;ila r;na.
M;me i s;lu jarou; zmu;il; prsa m;me, mohouc;
Sn;st nehodu v;elikou: duch, duch jen nesnesiteln;m
Pod nepravost; lk; b;emenem; neb k vlasti hynouc;
L;ska miz;. Ze ;lechty nen;, kdoby v;rn; se obce
Zast;val. Ji; dosti na tom, v zlatohlav-li a ;arlat
Oble;eni kr;;;me a v;t;iti pl;;t;m um;me;
;e vrouc; ;aludek skvostn;mi koj;me ba;anty
A Kretsk;m v;nem; ;e sluh;v obkl;;eni hejnem
St;le t;k;me, a p;;v;tiv; v;em tv;;e jev;me,
By;by pekeln; jed pokryt; utaj;valo srdce.
Rozko; a po cti lich; ba;en; v;ady vl;dne; po;estn;
Mrav i stud pominul; p;;buzn; ;istot; pravda
Vr;tila se k nebes;m. V;;n; kam n;s ;ene z;pal
Tam se hrnem. Libujem si a m;me za pravdu, co marn;
Blud nebo pravd; bo;; odporn; pov;ra k;;e,
Div ;e div; sv;tosti na ji;n;m Nilu vynikl;
T;; nezav;taly k n;m! Skvostn; strojit; kvas um;me,
Alcinous moudr;ho jak;m byl poctil Ulyssa,
Neb Trojsk;mu jak; kr;sn; Aen;ovi Dido
Upravila. J;d;me ti;;, dokavad b;icho je;t;
V;nem nep;ekyp;; pak, pak v hovor ;sta se n;hle
Rozvazuj;. Ne;ekej; ale od n;s rozmlnvy ;estn;,
Jakby se rozbujen; zb;;i mohla uti;iti bou;e,
Jakby se v uzdu jala; kterak ot;iny sl;va by op;t
Zdvihla se ke sl;v; d;;vn;, a jak; asi z;kon
Prosp;val by lidu: hovo;; o k;iv;ch slibech, o lsti,
A kterakou ;lisnost; ukonej;iti d; se
;en povaha; kdy jak; slovo dal, ne; d;v;inu objal
Namluvenou poprv;; kolikr;te za jednu to p;chal
Noc, a jak;ch spanil; jeho dru;ci prov;d;li kousk;v;
Jak velik; ve schr;ni chov; zlata zam;eno b;;m;. —
I m;hod;k, v labut;m, b;dn;ci, kochejte se l;;ku;
Purpurov; l;bejte, dokad v;m libo jen, ;sta;
Rozma;il;ch provozujte kratochvil a ;klady d;vk;m
;i;te; a rozkochan; ke chlipn;m vi;te se ;;dr;m;
Rozko;e pijte nov; napo;;d! Co by r;;ilo mlsn;
Hrdlo, plodi; mo;e, zem;, plodi; v;m obloha jasn;;
Bezvinn;ch utla;ujte, a sv;mi se py;n;te otci
A prad;dy; v;ak nastane ;as, takov; kdy veselky
V pl;; a na;;k;n; prom;n; ;ern;ho Averna
Kr;l a sud;! — V;ru bylby radou takov;hoto kmetstva
Roz;;;il Otokar svou od mo;e a; k mo;i vl;du?
Bylby on Alpy p;e;el, a pr;vo a z;kony vlask;m
P;edpisoval m;st;m? Ale prstem r;d;ji ;sta
Zavru; nebo; kdy jazyk sv;voln; pravdu pov;d;,
Tejlem jej trhaj;. Od pt;ka tak Oebalsk;ho
P;;jm; nabyv, soud;, jen; rovn; co druhdy Orestes
Vzteklicemi st;h;n nemilostn;ch z;p;edy sester
Ji; vyplnil. — V;ak i lid mravy panstva se ;;d;, ub;h;
V bezpr;v; stejn;. P;isaha; nepr;v; a kouti
;alby, to ;ert; vlasy pak vonn;mi pot;rati mastmi
To; rozko;; dlouh; p;i lich;ch noci tr;viti kostk;ch,
Z;bava urozen;ch! Starod;vn; ji; ji; utuchly
V;znamy slov; moudr;mu ;ibal, ;et;iv;mu ji; od;al
Jm;no u n;s lakomec; slavn;ho zam;tati ;;ma
Sv;tky, to jest u;enost, a padouch; st;;ci se, pejcha;
Kdo; lichoti; se um;, ten za zdvo;il;ho vyhl;;en
A veleben. A by pak nezd;lo se, ;e lhu, i p;;klad
M;j zde na;ich nemrav;. Zcen;nou ;enu vlastn;
N;kdo prodal za zlat;ch p;t set; a; dlouho ;ivil se
P;i dvoru kr;lovsk;m; i kupec takov;to se mrzk;
Koup; hoden vyna;el. Ale ten, t;;e;-li se, ;lov;k
Skutku nyn; lituje? Ba chlub; se a z;sluhy p;edk;v
Rozkl;d;, a hlavou h;z;, jakoby k jeho v;li
V;ecko bylo stvo;eno, co koleni sv;ta rozlit ohromn;
Obj;m; oce;n. Ne; vizme, ;e b;h v nebi vl;dne,
;e zde ;ivot svatokr;de;n; ji; trestu doch;z;,
Ten d;kaz patrn;, an n;;eln;k urozenstva,
Jm;no jeho; s takovou t;m;; se oz;valo n;kdy
V;;nost;, jako tv;, za jeho; te; vl;dy blah;ho
M;ru po;;v; vlast, s vrchu nejvy;;; cti a sl;vy
Se sk;cel; kmetov; i lid oklaman; pohrd; t;m
Dobrodruhem t;kav;m. Bez dohledu r;zn; se toul;
Panstvo mlad; a hled; daleko sv; rozko;e bujn;,
A zlatem otv;r; p;;stup si k nestydatostem,
A plesy rozma;il; dary nesm;rn;mi vypl;c;.
Neb kdo vid;l posav;d, aby slu;nou ;en;tiny ;;dost
Se spokoji; dala m;rou? Pejcha i pompa se ;;;;.
Viz toto hejno slu;ebn;k;! viz od;v bohat;mi
Perlami jak poset; a ty obliby Sardanapalsk;!
Opravdu; hltav; po;eradlo to by zlatonosn;
Paktol, ani; co plav; v t;; morskou vl;kne Hydaspes,
T;; ani Taj bohat; nasytit s to nebyl! — Takov;-li
Mu; bude chr;ni; obec, ;i se k tob; p;id;, Katilino?
; rci, komu v t;le nezka;en; dosav;de ob;h;
Krev, komu;e cvi;en;m d;l;;m ostr;ho domyslu
D;no hled;t ve budouc; ;as: zda nenajde-li tento
Rozbroje ;;douc; dru;c;, je; lichvami rovn;;
Byl vyssal v;;itel? Hle jeden takov; ze ve;ejn;ch
Smiln;k;v, ji; d;vno hoden, aby ;as ho zad;vil,
Cho; m; roztomilou, zcela Penelop;i podobnou,
Neb t;, Tarkvinsk; jen; svrhnula s otcova tr;nu:
Ne; volnou divok;m on v;;n;m pou;t;je uzdu
Po stran; l;sky hled;; ;;dn;ho se kouta hanebn;k
Ne;t;t;; jakov;koliv;k nahod; se mu sukn;,
Jest mu mil;; a cel; pak Ar;bie v;n;mi p;chna:
Hej, sluhov;, za;i;;, sedlejte mi vrance; pob;z;;
Thais, abych nedlel ve jej; posp;;iti n;ru;
P;vabnou, dokav;d tu nen;, kdo na;; by radosti
V cest; byl! — O; ;e by s;m t;e;tivci tak;mu se zasm;l
Krassus a ch;;p; neobvykl;m prot;;sl si chechtem!
M;ho dle soudu ni;;m; ta pan; by se nestala vinnou,
Povzbuzena kdyby t;m chot; nev;rn;ho t;k;n;m
Rovn; tak; slast; Ladin;ch se okou;eti jinde
Odv;;iv;i, m;rou odpl;cela man;elu stejnou.
A v;ak leh;eji tento h;e;;: ne; onenno prodajce
Man;elky proti lidstvu ukrutn;ji ne;li severn;
Zu;; medv;dice; jako nic tomu lotru vid; se
St;ti ;lov;ka d;ti me;em, proto ;e trochu v;ce
Mu v kamnech zatopil. ;e to smy;leno n;mi, nemysli,
Ondy to tak u;inil. — S pozorem v;ak pot;eba, Muso,
P;es tuto plouti propas;; voda uplynul; zavol;na
B;ti nem;;e zp;t. Vetch; u;enosti, ji; usta;
O Diom;du, neb usmrcen; u Pelusie kr;le
Vypravova;; my tak; ji; skutky kon;me koturn;
D;stojn;. ;t;st;, ;e mu je;t; Ner;novu vl;du
Los nepodal; tomuto vzteklivci cel;ho by ;;ma
;;je neposta;ily. Rad;ji v;ak p;se; obr;t;m;
Je;t; jin;ch nazbyt zde vy;;tati m;me ne;est;,
Je;to na vlast hanobu svozuj;. Po cel;m sv;t; vysl;n
Byl, kdo, ned;m, alebr; volen; ode vl;dyk a p;n;,
Ondy posel, d;;v k c;sa;i, pak podruh; zase k otci
Tv;mu, Vladislave n;;; posl;z aby ;mluvu z;;dil
S kr;lem Pannonsk;m: ten v;ak, komu t; cti pod;no,
Ji;to by m;rn;j;; na boz;ch sob; nikdo ne;;dal,
Div ;e k n;m nep;i;el nohama skoro pouze bos;ma,
V;ak pejchou otrh;nek ten samu pejchu p;ev;;;;
Nikdo roven mu nen;, ba sam;ho Prom;thea ;;t;
Sv;ho rodu prad;dem: sama tak Niobe Sipylejsk;,
Hodno-li jen v;;iti starod;vn; b;ji a Mus;m,
Py;n; jak on nebyla: nicm;n; v;ecky prob;h;
Chr;my, a prosbami a sliby nes;;sln;mi trm;c;
St;le nebe. Po v;ech, b;dn;ku, co prosp;je tob;
L;zati prach kapl;ch, co p;st; v ;;dra se b;ti,
Ob;ivu-li skracuje; nuzn;mu, robot-li a ;in;;
Nesm;rn;ch jemu ukl;d;;, k nebes;m-li se d;v;;
S tv;;; n;dhernou, mrzkost; neznaje vlastn;ch? —
Dotknu jenom, man;elkama ;e dv;ma n;kdo ned;vno
Z;kon a pr;vo ru;il lidsk;, a s;atku nov;ho
;;dostiv, star;; roztrhnout vazby nev;hal.
Kdos, komu n;le;elo to pok;rati, ;istil a chv;lil
Je;t; zlo;in takov;. V;ak i Nejvy;;;mu co n;kdy
N;bo;n; d;dov; byli oddali za v;ku sv;ho
Te; loup; vnukov;. I nen; pr; mstitele v;ce
Tam na nebi, proto ;e hromov;m vinn;ky by bleskem
Zachvacoval. Smy;len jest ov;em o;istec i peklo
Kn;;mi a n;bo;n;ky, kter;m jen touha po z;sku
Vnuknula b;jky tyto: Epikur n;m pravdu pov;d;,
;e smrti podroben; du;e jak t;lo rovn;; um;r;. —
Aj takov; jedin; z;st;v; ;t;cha mrzk;m
Neznaboh;m! Nad;je k ;ivota p;;;t;ho radostem
Prost mysl; zlo;inec, ;e nen; mu co b;ti se n;kdy
Pomst;c;ho Sud;; v nebes;ch ;e nen; bytnosti
Svrchovan;; ;e sv;t bez z;kona r;zn; se h;be:
Sm; tedy t;;, jak l;bo mu, svou v;dy prov;d;ti v;li.
I zpytuj; prvn; sv;ta nesm;rn;ho po;;tek
A sm;sici prav;kou; na; upevn;na obloha jasn;,
Kde; lidsk; se rod; du;e, kam; potom op;t uch;z;:
Ne; kterak; p;;;t;ho sud; bude obli;ej, a kdy
Ob;iven; t;la n;dhern; sv; hrobky opust;,
Jak bude trestati P;n zlosyny, kde; on odm;nu chyst;
Ctnostn;ch dostojnou; jakov; ;;msk;mu je d;na
Biskupu moc, a jak;ch zachov;no ve v;;e tajemstv;:
To; pacholisko na rozcest;ch, to; i d;vka nej;pn;,
Kmet to blb;, a zub; zbaven; ji; valchuje babka,
T;m stalo se, hrozn; ;e tolik na Metymn; neroste,
Jak mnoho m; — nesp;; nejkrut;; vrah ;lov;;enstva —
Rozd;ln;ch stran v;ra u n;s. — Aj pr;v; co lo;ka
Vesla;e pozbaven; mo;sk;mi se p;;valy zm;t;;
Odporn;m divoc; vichrov; zahnav;e ji v;n;m
Uchvacuj;: my podobn; beze v;; rozvahy r;zn;
Se zm;t;me, ani v;domi, pro; na sv;t; dl;me,
Co; na;e sp;sa, jak; ctnostn;m je zasl;bena sl;va,
K; v;eho c;l a konec. — ; p;isp;ji;, ot;e milostn;,
N;m na pomoc! aj lid sv;;en; tv; ochran; ji; ji;
Posp;ch; ku propasti; hroz;; jemu z;huba n;hl;,
Jestli;e rychle se neslituje;, a s b;n; nebesk;
Pekla ji; otvo;en; j;cen polknouti hroz;c;
Na;e drah; du;e, z;vorami zn;m;mi nezamkne;.

Термы Карла IV

Влаги твоей теплота откуда исходит, скажи мне?
Мнится, что это огонь в сицилийской бушующей Этне...
... Излечи все болезни,
Чтобы в родные края вернулся веселым и бодрым
Каждый, в воды твои погрузивший усталое тело.

Na vary Karlovy

Proude p;ed;stojn; Helikonsk;ch oslavy p;vky;,
Odkud tob; ta vl;ha v;el;, nebo vyskakuj;c;
S;ry ano k podivu spolu v;pna ;iv;ho ty ;;ly?
Zda;li ohe;, v Sikul; krajin;ch jen; Aetnu popouz;
T;; to d;l;? ;ili sousedstv; snad v;hn; pekeln;
Tv; vody oh;;v;? Ustupte; vy b;ehy Bajsk;,
I prameni vzne;en; Ant;norsk;ho Tim;va,
Ty spolu, jen; vynik;; nejbli;;; R;nu sin;mu
Oslaven; zdroji nejn;bo;n;j;;ho ze kr;l;
Karla hrobem. Jakov; tady v;ry vzh;ru vypou;t;!
Viz jak rozmanitou kamen; tam ol;;eno barvou,
Kamkoliv odpl;v;! Takov;mito barvami ledva
Duha se zastkv;v;. Blaho po v;ky prej;ti se, v;;dlo
Posv;tn;, a budi; rodu lidsk;mu zdravonosn;!
Starcovi s;lu vracuj; stydliv; u;aruj tady pann;
Tv;;e milostn;j;;; hoj v;ecky bolesti a ka;d;
Lidstva neduh; veselej;; vra; se do ot;iny l;na,
Kdo;koliv;k potop; do tok; tv;ch oudy chorobn;!

На рождение наследника короля Владислава Людовика

    Отпрыск славных отцов, о наследник престола счастливый,
    Трон ожидает тебя, власть, и богатство, и честь.
    Отпрыск гордых отцов — я предвижу — тебе угрожает
    Яд, изменников лесть, вражеский меч и кинжал.
1506
Na porozen; kralevice, 1506

Ji; se naro;, d;vno ;ekan; pachol;tko, ty ;;ko
    M;ru budouc;ho; ji; se rob;tko naro;!
Ji; se naro;, bys poklonilo lidu ;;je nevoln;
    A sv;ch nep;;tel zpouru moc; zlomilo.
Ji; se syn;;ku naro;! nezrod;;-li se: jak na Dunajsku,
    Tak na Labi vztekl; zu;iti v;lka bude.
Ji; se syn;;ku naro;! narod;;-li se, v;ecko utichne;
    Outl; ustoup; polnice hudb; div;.
Ji; se syn;;ku naro;, a uchop se pak otcova ;ezla,
    A vl;dyk zpupn; ji; brzo ;;je poko;!

Ян  Сильван


Я пришёл в этот мир

P;i;el jsem na tento sv;t


(P;sni;ka tato zp;v; se na tuto notu i na jinou tolik;;.
Slo;en; l;ta 1564 od J. S.)

P;i;el jsem na tento sv;t
z bo;sk;ho z;;zen;,
v kter;m; jest mnoh; pr;ce,
p;ete;k; sou;en;.

Pomohl mi P;n B;h k ;ivnosti,
pribejvalo mi statku,
k tomu pen;z dosti.

Nemyslil jsem j; na to,
;e bude prom;na,
neustavi;n; v sv;t;
jest ka;d; hodina.
;t;sti se vrt; sem i tam,
ani; jest ustavi;n;,
le; rozk;;e B;h s;m.

V;d;val jsem na sv;t;
mnoh; pracovati
do dalek;ch krajin, cht;c
odtud ;ivnost br;ti
s;m pro sebe, pro sv; d;tky -
potratili sv; hrdla,
p;itom i sv; statky.

Proto; zde v tomto sv;t;
;;dn; t;m nepajchaj,
p;ibajv;li; kdy statku,
prom;ny v;dy ;ekaj,
neb P;n Buoh sv; nejmilej;;
;astokr;t je zde tresce,
rozli;n; pokou;;.

J;; jsem se tak domaj;lel,
v;e z m; pr;ce
a ;e z toho ;ivnost m;m,
an jest v;e jin;;e.
P;n Buoh ka;d;mu z milosti
ud;luje daruov sv;ch
k rozli;n; ;ivnosti.

Bu; ty pilen v;dy, jak; chce;,
po sv;t; i pracuj,
hledaj velik;ch zisk;v,

chudinku v;dy ;acuj,
bude; prom;na, ne; ty zv;; -
nebude po tv; vuoli,
v rychlosti v;e strat;;.

Bude; v;dy ub;vati
pen;z, v;eho statku,
netref;; v ;;dnou ;ivnost
i se v;; sv; ;el;dkou.
Ulo;il Buoh v;emu c;le,
by se h;;;n;k su;oval
v;dycky, ka;d; chv;le.

Poklady tv; slo;en;
puojdou; ji; na ruozno,
v kter; jsi velmi doufal,
tref; se na pr;zdno.
P;estanou tvoji ;perkov;,
v kter;ch jsi se vyn;;el,
;ena i d;tky tv;.

Duom tv;j, nad jin; domy
jen; by vystaven;,
bude; v krati;k; chv;li
velmi pon;;en;.
P;n Buoh moc sv; ukazuje -
kdo; Boha sv;ho nect;,
v;eckno sv; stracuje.

K tomu co jest te;;;ho:
kdo jest m;l prv; dost,
z rozko;e b;ti v nouzi
m;mo svou navyklost.
Mnoz; t; ner;di vid;,
tvoji vlastn; p;;tel;
za tebe se styd;.

Ale najv;c lituji,
;e jest ;as zma;en;,
kter; se nenavr;t;,
ten dar muoj stracen;,
kter;; mi byl s;m P;n Buoh dal,
abych k budouc; sl;v;
sob; v n;m pracoval.

Neb v;ecko, co jest v sv;t;,
v;eho jest prom;na...
Neb;v;; velmi vesel,
kdo; se rozpom;n;
na minul; dobr; v;ci,
kter;; jest ji; potratil,
h;e;;c ve dne v noci.

Co; pak ta py;n; sl;va,
v kter;s' se nad;mal,
den ode dne v;dy hojn;,
rozko;n; hodoval!
Byl jsi v sv;t; v;em divadlo -
po mal; chv;li, ne; zv;;,
bude; v;em stra;idlo.

Proto;, lid; rozko;n;,
bohat; a py;n;,
nechutnajte zde sob;
tento ;ivot ;asn;.
Sv;t oklam; zde ka;d;ho,
by pak mel i v;ecek sv;t -
i taho chud;ho.

Muoj mil;, v;;n; Bo;e,
jen; jsi st;l; v bo;stv;,
odpusti; mi m; h;;chy,
jen; jich p;;li; mno;stv;.
Pomoz 1i k bytu v;;n;mu,
daj mi zde ;ivu b;ti
k chv;le jm;nu tv;mu.

D;kuji tob;, tvo;;e.
Ot;e m;j nebesk;,
;e jsem se ji; s;m poznal,
jsouc hr;;n;k velik;,
z milositi tv;, vnuknut;m tv;m,
;e jsi muoj v;;n; P;n Buoh,
z prav; v;ry ji; v;m.

;, lid; mil;, v;ickni,
co; v;s v sv;t; koli.
bu;m; ji; v;iokni ;ivi
P;nu Bohu k v;li!
D;kujme; jeho milosti,
Bohu Otci i Synu,
v sl;ve na v;sosti.

Суета во всём, что знаю я и вижу

Marnost na v;em zn;m a vid;m


(P;sni;ka tato zp;v; se na tuto notu,
jak; zespod notov;no, jest truba;sk;,
aneb jako I pro; nechce; na to db;ti.)

Marnost na v;em zn;m a vid;m,
nech; pak, na; chci, v sv;t; hled;m.
;;dost t;la, ;;dost o;; -
marnost v sv;t; v;ecky v;ci.

I ti dnov; neustavi;n;,
;asov; se v;dycky m;n;.
P;ejasn; noc i s hv;zdami
be;e ;asem sv; zm;n;n;.

Slun;;ko kr;sn;, rozko;n;,
pov;t;; velmi povlovn;
kolikr;t se za den zm;n;!
Nic st;l;ho v sv;t; nen;.

Jak;;koli v sv;t; radost,
v;ak jest p;i n; tak; ;alost.
;t;st;, zdrav;, rozko;, zbo;;
sem-tam v sv;t; v;dycky b;;;.

Tak; jest ;lov;k neustavi;n;,
;;dko kdy zdr;v, v;dy nemocn;.
Dnov; jeho jak;to vody
b;;; p;edce bez z;vady.

B;l; t;lo, ;ern; o;i,
hladk; ruce, rus; vlasy,
i v;ecka ozdoba t;la
jakoby nikd; nebyla.

Ani s;la ani moudrost,
chytr; um;n;, udatnost,
nic v sv;t; dlouho netrv;.
Po jasn;m dni mra;nost b;v;.

Neb co;koli po;;tek m;,
;;dn; v;c nen; trval;.
Nic v sv;t; v;;n;ho nen;,
be;e v;ecko sv; skon;en;.

Lodi;ka plyne po mo;i,
had se plaz; po kamen;,
pt;;kov; let; v pov;t;;...
Kdo jich cestu po nich spat;;?

Tak cestu ml;dence v sv;t;
kdo spat;;, kterak on roste?
V;k jeho velmi krati;k;,
neustavi;nost m;v; v;dycky.

Jak;to kv;t;;ko najkra;;;,
tak s; v;ickni dnov; na;i.
Kter;; jak; r;no vykv;tne,
do ve;era zase sprchne.

Nebo travi;ka zelen;
i ka;d; jin; bylina,
kterou; v;t;;;ek prov;v;,
do ve;era seno b;v;.

;as minul; se nevr;t;,
t;; kdo sv; panenstv; strat;,
du;e z t;la vystoupen;,
i slova propov;d;n;.

0d na;eho narozen;
n;; se v;k ka;d; den m;n;.
N;komu rozum p;ibajv;,
jin;mu v;kem ubajv;.

V;ech v;c; smrt nas;cen;,
;ivota ;in; skr;cen;.
Zbav; ;lov;ka radosti,
psoty, b;dy, v;; ;alosti.

Proto; ka;d; obt;;en;
;ekaj konce - dlouho; nen;.
A ty, jen; se v zbo;; t;;;;,
ne; se nad;je;, v;e strat;;.

Nech; m; ;lov;k, co chce koli
v tomto sv;t; po sv; vuoli,
nech; jest lib; v;c, rozko;n;,
bude; v tom tud;; prom;na.

Nen; v sv;t; nic cel;ho,
ze v;ech stran dokonal;ho
V ;em se v sv;t; najv;c koch;;,
p;i konci z;rmutek pozn;;.

Nesm;rnou prac; dos;hne;
um;n;, statku, neb co chce;.
V;ak se p;i konci v;e zm;n;,
;;dost t;la, ut;;en;.

Nech; jest, jak chce, urozen;,
mocn; v sv;t;, vyv;;en;,
mus;; m;ti nedostatky.
;as jest v;emu v sv;t; kr;tk;.

Pln; sv;t jest nedostatku,
maje v sob; ouzkost v;ecku,
hlad, ;;;e;, nemoc, tesknosti,
i v;elik; p;;padnosti.

I ten chud;;ek nemocn;,
nejsa v sv;t; slavn;, vz;ctn;,
trp; od mocn;ch bezpr;v;,
v;eho toho konec zbav;.

By pak m;l moc nade v;emi,
co jest po v;;m sv;t; zem;,
i v;ecko na; by pomyslil,
p;;jde ;as, jako by nebyl.
;, marnosti nevymluvn;,
nen; v tob; st;lost ;;dn;!
V;ak se tebe v;ickni dr;;,
le; se komu sv;t nezda;;.

Proto; ka;d; v tomto sv;t;
neb;; jako v nejistot;.
Opus; sv;ta zl; ;;dosti,
dr; se ctnosti, spravedlnosti.

Maje sv;dom; bezpe;n;,
hledaj sob; bydlo v;;n;.
Nech sv;tu marnosti jeho,
be; se chud; z bytu sv;ho.

Za sv;m mistrem Kristem P;nem,
jen; byl jist; bo;;m synem,
v;ak sv;tu v;ecky marnosti
nechav, bral se do radosti.

V;ickni v t; radosti budou,
kter;; t; povahy duojdou -
Krista P;na p;irozen;.
Budou s n;m v;dy nesmrtedln;.

Nebudou; m;ti t;;kosti
ani ;;dn; p;;padnosti,
jim; v;e dobr; m;lo bylo.
Budou s Kristem jedno t;lo.

Kte;;; pak zde drakuom a lvuom
p;irovnali se, hovaduom,
budou s ;elmami bydleti,
na v;ky te;kost trp;ti.

Dej n;m, Kriste, ;ivu b;ti,
z tebe p;;klad skutkuov m;ti,
jsouc zde v sv;t; ;ivi cnostn;,
potom s tebou v nebi v;;n;.
Amen.

Как дело чистых юных лет


Jak jest ;ist; v;c z mladosti


(Zp;v; se na tuto notovanou notu
aneb jako Pro; kalina v strouze stoj;.)

Jak jest ;ist; v;c z mladosti
;ivu b;ti ve v;; cnosti,
ost;;hati nevinnosti!

;, kdy; j; na svou nevinmost
pomysl;m, kdy na svou mladost,
jak; ho;e, jak; ;alost!

Hanebn;; jsem svuoj v;k str;vil,
po sv; vuoli najv;c ;iv byl,
na budouc; ;as nemyslil.

Ani; jsem cht;l pe;ovati,
nevinnost svou zachovati,
ne; svou vuoli v;dy konati.

Neb jsem ;iv byl rozpustile,
nepamatuj;c t; chv;le,
;e m; sv;t krati;k; c;le.

Neznal; jsem, co jest sv;dom;,
jak; jest v n;m pot;;en;,
jak; jest v zl;m zarmoucen;.

Ej, hned, jak; jsem poznal sv;j h;;ch,
;e jsem vzd;len daruov bo;;ch,
hned jsem m;l z;rmutek po nich!

Smutn; jsem byl hned p;em;le,
m; sv;dom; u;lechtil;,
m; radosti, ka;d; chv;le.

Stajskal jsem sob; na sv;t;,
pamatuj;c v;dycky na t;,
m; sv;dom;, to v;e pro t;.
I kde; jsou ji; ty rozko;e,
v nich; se kochala, a m; du;e,
ustavi;n; hody mev;e?

L;pe jest bylo um;;ti,
ne; takov; ho;e m;ti,
nenabyt; ;kodu vz;ti!

Um;l bych ji; ctn; ;iv b;ti,
bych mohl navyklost zm;niti
a sv; v;;n; umrtviti.

Ale v;ak; v;m, ;e z milosti
pom;;e; mi z m; t;;kosti
Jezus Kristus na v;sosti.

Nepoznal jsem, ani; nen;
v tomto sv;t; pot;;en;,
jako jest dobr; sv;dom;.

Ut;;en; v z;mutc;ch m;ch -
tak pozn;v;m p;i mnoh;ch
najv;t;; pot;;en; jich.

Sv;dom; ctn; v;ech n;s t;;;,
u;;vajme; t;ch rozko;;.
Smil;j se, Bo;e, nad du;;.
Amen.

МАРИН ДРЖИЧ

Пусть блещет мгновенье улыбкой твоею,
Мои песнопенья бессильны пред нею;
едва ли сумею воспеть я, как надо,
атласную шею, твой стан, о отрада;

роскошность наряда, как луч, золотого,
распахнутость взгляда, пленительность слова,
ах, сердце мне снова ты жжёшь, о царица,
оно ль не готово тебе покориться?

Пускай же темница надежды напрасной
в мечтах озарится звездой твоей ясной,
единственно властной навек надо мною,
алтарной, прекрасной, которой не стою;

ревнивой душою исплачусь, любя,
и душу открою, чтоб славить тебя.

(Перевод В.Корчагина)


ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ

Красоты сиянье голову мне кружит –
Красоты, с которой добродетель дружит.
Красотой напуган, я бежал в смятенье,
Но воспоминанье шлет мне наслажденье.
Профиль несравненный, золотые кудри,
И слова святые так красны, так мудры!
И глаза что звезды! Не сравнятся с милой
Никакие феи, никакие вилы.

Разве есть такое слово у поэта,
Чтоб отобразилось совершенство это?
Улыбнулась взором, и румянец прибыл…
С радостью пошел бы за тебя на гибель!
С радостью бы принял пытки и оковы,
Только бы мое ты услыхала слово,
Только б песен много о тебе сложил я,
Хоть подобной чести и не заслужил я.

   -------
В Дубровник я пришел, а был Иванов день.
Жилища не нашел. Уж ночи пала тень.
Здесь у фонтана сел, суму свою достал,
Что Бог послал, поел и тут же задремал,
Но не был сон глубок. Мне чудился напев,
Я слышал топот ног и вскрики юных дев.
И выразить нет сил, не вымолвит язык,
Какую ощутил я сладость в этот миг.
Волшебницы, милей, прекрасней дев земных,
Согнали сон с очей измученных моих.
Одна меня ввела с улыбкой в круг живой,
Другая мне дала на ветке плод златой,
А третья – "Поведи, – сказала, – хоровод,
Ты будешь впереди у этих чистых вод".
И голос прозвучал четвертой вилы: "Пей,
Чтоб разум ты стяжал для славы новых дней!"
И взял я дивный плод, я из фонтана пил
И с ними хоровод у этих вод водил.
Перевод: ИЛЬЯ ГОЛЕНИЩЕВ-КУТУЗОВ

ИЛИЯ Л. ЦРИЕВИЧ

ОДА РАГУЗЕ
Ты глаз дороже мне, Рагуза-родина!
Земли и моря, землю окружившего,
Дитя родное ты, родней колонии,
Дважды Рима наследье.
О чем же лучшем мне молить, о лучшая?
Блаженная когорта небожителей
Да сохранит тебя на веки вечные,
Вознося непрестанно!
Ты умереть, ты сгинуть не позволишь мне,
Начальнику той зачумленной крепости,
Где суша, море, воздух, все — зловоние
От болотной заразы.
Благая, возвратишь к себе ты Элия,
Воскормленника слабого и хворого,
Чтоб он опять, как Вакх в бедре Юпитера,
У тебя возрастал бы.
Бежав от сил подземных и от гибели.
С рассказами к тебе приду я, радуясь,
Как Геркулесу — фессалийка чистая,
Тезеид — Эскулапу.
1495

ИОАННУ ГОЦИЮ

Мальчик Лукринский и та вавилонская рыба, и рыба,
       Та, что в Гиппонах дала мальчику на спину сесть,
И Метимнейский дельфин, который привез Ариона,
       Все показали они свойства природные рыб.
Часто старинный рассказ почитается невероятным,
       Если новейший пример не подтверждает его.
Красноречивый, внимай, Иоанн: «Дельфин» обновляет
       Снова, творя чудеса, древнюю веру в тебе.
Был он всегда рыбаку приятелем, спутником верным
       И постоянно при нем честным помощником был.
В сети он весело гнал косяки перепуганной рыбы,
       Как загоняет пастух в хлевы отары овец,
Иль как в полете стремительном коршун на землю сбивает
       В кучу, огромной гурьбой, стаи крылатые птиц;
Так во время охот, по чутью загоняя в облаву,
       Быстрых оленей в лесу травят молосские псы.
Да, таков был дельфин. Там и здесь ты мог бы увидеть,
       Как он радостно сам водные гонит стада.
Стал богатым рыбак от этих подарков дельфина,
       Он испытал на себе всю благосклонность его.
Долго питал рыбака дельфин невредимою рыбой,
       Не разрывая ей рот спрятанным в пищу крючком.
Доброжелательства полн, он хозяина множил добычу
       Так, что обильный улов сети вместить не могли.
Но ведь счастливый удел всегда врагам ненавистен,
       И непривычных богатств зависть не может снести.
В корм она всыпала яд и вдобавок еще примешала
       Лютой отравы, какой Цербера пенится пасть.
Так проглотил и дельфин ту пищу с ядом смертельным, -
       Он, появившийся в мир, чтобы народ свой кормить,
Он, твой приятель, рыбак, за столом твоим гость постоянный,
       Самый старательный друг даже в занятьях твоих,
Тот, что доходы, и ценз, и все твое состоянье
       Некогда все для тебя выловил с рыбой из вод.
Ты же, «Дельфин», о дитя знаменитое нашего моря,
       Даже ежели ты и не в Рагузе рожден,
Всё ж украшают тебя моего Иоанна творенья,
       В древние чуда у нас снова ты веру вернул.
Счастлив своей ты судьбой и быть не можешь славнее,
       Коль по заслугам тебе звездное небо дадут.


ФЛАВИИ

I
Тело твое удержать в объятьях бывает труднее,
Нежель Протея поймать в бездне морской глубины.
Только к твоим я устам прильнуть захочу поцелуем,
Каждый скользит поцелуй лишь по ланитам твоим.
Только грудей захочу испытать упругую твердость,
Груди терпеть не хотят прикосновений моих.
Лишь захочу удержать твою перебежчицу-шею,
Гибкая шея твоя вырвется мигом из рук.
Руки с надеждой хватают тебя, почти уже держат, -
Горе! — искусно из них ты вырываешься прочь.
II
О Флавилла, амброзия,
Ты — и счастье, и песнь моя!
Сотов меда гиметского
Ты и слаще, и лучше ты.
Превышаешь ты сладостью
Даже вина сладчайшие
Или гроздья, приманку пчел,
Или зрелые финики
Стройных пальм зеленеющих.

Переводы Н.Познякова

ДЖОРЕ ДРЖИЧ

* * *
О время златое! Сколь ты быстротечно!
Неужто с тобою прощаюсь навечно?
Как быстрое лето, ты сникло, увяло,
В душе моей света так мало, так мало…
О время веселья! Сколь ты быстрокрыло!
Ты сладкое зелье мне щедро дарило,
Но все, что светилось безбрежностью счастья,
Теперь обратилось во мрак и в ненастье.
О ты, время рая! Где, где твоя сила?
Иль власть чья-то злая тебя погасила,
Иль просто с дороги свернуло ты круто,
Чтоб жить без тревоги другому кому-то?..
О радости время! Не жду с тобой встречи:
Гнетущее бремя легло мне на плечи —
Грустна моя участь, горьки мои муки,
И смех и певучесть со мною в разлуке.
О время цветенья! И как же случилось,
Что стал словно тень я, что все омрачилось,
Что взор мой впервые померк от печали,
Что песни былые в устах отзвучали?
О ты, время счастья! За что ж это горе,
Что должен попасть я в бурливое море,
Над тьмою глубокой держась так некрепко
В ладье одинокой, бессильной, как щепка?
О время слепое! Куда ж забрело ты,
Оставив со мною лишь боль да заботы?
Я сам, видно, сохну сухоткой твоею —
И слепну, и глохну, и скорбно немею…

Moje ;isto zlato, pokli me Bog stvori,
Odlu;en bih na to da me ljubav mori.
Gliubav me taj mori sa svu nje usilos
Tere mi govori: trpi sve za milos!
Svaki je rok blizu, za; ga vrime dvigne,
Dni duzi ta; nisu da ih no; ne stigne.
Ja taj rok ;ekaje potrajah svu mlados
I svak ;as ufaje tuj prijat nje rados,
Jurve sam usahnut milos tuj ;ele;i,
Ni mo;em odahnut bole;ljiv cvile;i.
Oh, dobro sad vidim da mi gre skon;anje,
A svak ;as li slidim ljuveno ufanje.
Ni mo;em izre;i, ;im hrlo dni lete,
A ni mo; ute;i od smrti proklete.
Roka smrt ne dava, slidi nas dan i no;,
Jur je nje sva slava, vrh svega ima mo;.
Smiljenja ne ima ;to da nas otkupi,
Ar zlato ne prima kad k nami pristupi.
Eto, kroz taj uzrok mnim pri ;u umriti,
Ner budem tadi rok mom srcu viditi.
Nu s’, vilo, ti ona ka mi mo;’ ugodit
I segaj zakona u mal hip slobodit.
Togaj te ci; molim za svitle tve o;i,
Da se ta; ne bolim, taj mi rok izro;i.
Imaj me za slugu sve dni moga vika,
Odnes’ mi tuj tugu, daj mi rani lika.
A mene ;’ jur ste;i i sebi slavan glas,
I mo;e; jo; re;i na tvoju da sam vlas.

Я УХОЖУ

Я ухожу, моя фея, Бог с нами пребудет пусть;
Плач, слезы, всю мою грусть ты узнай, моя фея!
Я ухожу и не знаю на кого я тебя оставляю.
Все хорошее, что у нас было с тобой, вспоминаю,
Я тебя покидаю, прощай, моя фея!
Я ухожу...
В пути каждый день будут лишь о тебе мои грёзы,
На глазах моих слёзы, но это пройдёт, моя фея!
Я ухожу...
Сила моя - в пути; но такая судьба неподъёмна,
Печаль неуёмна, ты знай, моя фея!
Я ухожу...
Не верю, что скоро увижусь с тобой, сердце моё
Нынче стало твоё; прощай, моя фея!
Я ухожу...
Гром барабана заменит тебя, даже если такое случится,
Сердце не освободится; прощай, моя фея!
Я ухожу...
Никогда не заблудится сердце, не будет служить другой,
Будет только твоим и с тобой; прощай, моя фея!
Я ухожу...
До конца жизни тебе лишь одной служить я клятву даю,
После соединимся в раю; прощай, моя фея!
Я ухожу...
Говорят: истинный друг - тот, кто может верность хранить,
Его невозможно забыть, как не старайся.
Я ухожу, моя фея. Ох, ухожу, и не знаю,
На кого я тебя оставляю.

Перевод Дениса Говзича

Odiljam se

Odiljam se, moja vilo, Bog da nam bude u dru;bu;;
Pla; i suze i moju tu;bu da bi znala, moja vilo!;
Odiljam se a ne vijem komu ostavljam li;ce bilo.;
Pokle ti je slu;ba mila koju ti sam ja ;inio,
;A sad te sam ucvilio, ostaj zbogom, moja vilo!;
Odiljam se….;
Putovaje, uzdihaje iz srda;cem svaki danak,;
A na o;i moje sanak da t’ne pridje moja vilo!;
Odiljam se….;
Sila mi je putovati; oh, gorka je moja srje;a
;Od svijeh tuga ma najve;a, da bi znala, moja vilo!;
Odiljam se….;
Ne uzdam se u dni kratke da te vidju, srce moje,;
Koje ostavljam da je tvoje; ostaj zbogom, moja vilo!
;Odiljam se…;
Ako drumak pomanjkaje ter te ;ivot moj ne vidi,;
Srce moje ne slobodi; ostaj zbogom, moja vilo!
;Odiljam se…;
Neka srce ne zabludi da ne bude drugoj slu;it,
;A s tobom se ne razdru;it; ostaj zbogom, moja vilo!;
Odiljam se….;
Ja ti dadoh vjeru moju do ;ivota da te slu;im,;
A po smrti da te zdru;im; ostaj zbogom, moja vilo!;
Odiljam se….;
Govori se: pravi sluga i tko bude vjeran biti;
Uvijek ne;e izgubiti, tko se bude potruditi.;
Odiljam se, moja vilo. Oh, kako ja, moja vilo,;
Odiljam se a ne vijem komu ostavljam li;ce bilo.


МИКОЛАЙ РЕЙ

ПРО ВСЕГДАШНЮЮ НАШУ НЕХВАТКУ

Сказал достойный некто: «Не уразумею,
        По потребностям я ведь вроде всё имею,
А всё ищу чего-то, всё в чем-то нехватка;
        И вроде бы сколь надо у меня достатка».
Таково же и все мы — взять в толк не умеем:
        И, кажется, достатка довольно имеем,
А всё в бегах за чем-то, всё чего-то ищем,
        Ну не тошно ли жить нам на свете этом нищем?
 -----
Не будь лозиной вербной, коя, смладу, гнута,
Тако и вырастает, и всяк с него круто
Обойдется, ломая, — что бесплодна, знает;
Ее же пнут клюкою и коза глодает.
Ты будь древу подобен — гор Ливанских кедру,
Благовонный, заслужишь благодарность щедру;
Пусть и тень твоя будет густа и пространна,
И твоя добродетель тож благоуханна.
И, под сенью своею укрыв, кого сможешь,
Тем себе во славе, ему ж — в нужде поможешь.

Речь Посполитая

Речь Посполитая, голой девой в колеснице
Всеми изображена, разно всё же чтится.
Те вправо её тянут, эти тащат влево -
Несогласную челядь держит в доме дева.
А ежли ты не веришь, можешь убедиться,
Послушав, что в сейме хвалёном творится:
Узришь, сколь беспощадно бедную пытают,
Чуть ли кожа не лопнет, так её растягают.

Перевод А. Эппеля

Николай (Микола)  Гусовский
Песнь о зубре(отрывок)

Хватит убийств! Возбужденная совесть и разум
Властно велят мне тревогу поднять, ополчиться
Против разбоя. Как долго весь мир христианский
Марс беспощадный купает в крови, потрясая
Веры устои! Она, христианская вера,
Шаткою стала и дома, и на поле брани.
Вражьи ли сабли, свои ли мечи подрубают?
На поругание недругов наших предав ее подло,
Нам лишь на милость небес уповать остается.
Но преступления наши лишают надежды
На избавление скорое - смеем ли думать?
Совесть земных повелителей, кажется, в спячке,
Все их поступки - увы! - не забота о мире.
Больше всего беспокоит их то, как острее
Меч наточить, чтоб в бою обезглавить другого.
Междоусобные войны и братоубийства -
Все их занятия и увеселенья для духа.
Воины гибнут с обеих сторон в этих распрях.
Что для князей наша кровь, наши слезы и горе?
Им лишь бы править, свое удержать превосходство,
Вот и творят злодеяния, судьбами люда играют.
Наши враги, это видя, глумятся над нами:
Сан их высокий велит им быть стражей над паствой, -
Где там! - как волки, терзают ее, раздирают.
Вот до чего довели их и ярость слепая, и злоба,
Как глубоко вкоренилось безумство в сердца из железа!
Непримиримость, вражда между ними и распри
Непостижимы уму, а народы в ответе.
Им ли печаль да забота о благе народном!
Есть ли на свете такой сердобольный, кто меч свой
В наших слезах и крови не смочил бы, но все же
В княжестве нашем по-прежнему зверства и горе.
Турок жестокий несчастный народ истребляет,
В храмах беснуется, жжет города и деревни;
Гавань захватит - возводит форты и войсками
Земли плененные тут же заполнит, стремится
Всех погубить, упивается кровью невинной
И стариков, и беспомощных наших младенцев,
Жертв не считая, вершит свое гнусное дело.
Лоно беременных женщин вспороть ятаганом -
Просто забава для изверга, он - безнаказан
И не боится, что раб безоружный восстанет.
Ах, как он слеп, наш народ, как плачевно его положенье!
Мы еще - толпы. Князья же по-прежнему давят
Даже малейшие вспышки волнений в народе,
Разным путем обезглавить стремятся любого,
Кто постоять за закон и за Бога способен.
Как только Он, наш Спаситель, в сиянии неба,
Глядя на эти деянья земные, находит
Благочестивых и верящих в слово Господне?
1523

Otia si fuermt nobis, quaeretur et ille,

Tu frontem bello, si sapis, ure, para.

Ne quid nunc agitem, terrent atrocia men tern

Bella, quibus toto Mars fremit orbe ferus.

Optima religio Christi turbata vacillat,

Debilis in campo, non bene firma domi,

Ipsa suis in se gladiis dum scinditur, hosti

Turpiter in praedam ludibriumque cadit,

Auxiliumque dm tantum caeleste requirit,

Quod sperare etiam crimina nostra vetant.

Interea quid agunt <agant> reges? dormire videntur?
Heu nunquam minor his cura quietis erat,

Nunquam solliciti fuerant magis. Ergo quid illud?

Unus in alterius comparat arma caput.

Funestas versant acies in caede suorum,

Hoc oblectamen nunc sibi mentis habent.

Miles utrimque cadens numeros in partibus aequat,

Quemque regant, nullum iam superesse volunt;

Per scelus immensum nostro sibi sanguine ludunt.

Iam dudum ridet publicus hostis eos,

Dum qui debuerant custodum munia ferre,

Commissum lacerant dilaniantque gregem;

Quos adeovehemens irarum concitat ardor,

Tarn gravis obsedit ferrea corda furor:

Nemo videt, quantum diseriminis omnibus instet,

Publica res in quo stet miseranda gradu.

Nam quis in orbe vacat, qui nostro non fluat ensis

Sanguine? Sed proprio plus feritatis inest.

Thurcus enim miseram caedit tantummodo plebem,

Diripiens arces, oppida, templa, domos,

Anticipans portus, firmans loca, milite complens,

Quae satis, ut cunctos perderet, apta videt.

Nec timet, arreptis ne quis foret obvius armis:

Deplorata adeo caecaque turba sumus.

At reges, propfii quod roboris undique cernunt,

Excerpunt cunctis dilacerantque modis,

Illud agunt tantum, ne quis superesset porum,

Qui curam Christi legis habere queant.

Illa refulgentis dum special numina caeli,

Vix habet, unde suae fidere possit opi.

Балинт Балашши
 СОРОК ВОСЬМОЕ
 
О том, как (поэт) посвятил себя Юлии, а не любви
Стою меж двух огней - от Юлии моей
            и от любви терплю я:
Та стрел горящих град, та смертоносный взгляд
            в меня метнет, лютуя.
И любопытно им - чьим пламенем палим
            погибнуть предпочту я.
 
И шепчет мне Любовь: «Оставь, не прекословь,
            мою ты знаешь силу,
Недаром говорят, что в мире стар и млад
            любви подвластны пылу.
Сдавайся лучше в плен - иль обращу я в тлен,
            сведу тебя в могилу».
 
- Не сдамся, - говорю, хоть пуще я горю,
            заслышав речи эти, -
Твою я знаю власть: ты ядом поишь всласть,
            заманиваешь в сети;
Нет, я не твой трофей, я верен только ей,
            лишь ей одной на свете!
 
Ей предназначен я - и дух, и плоть сия, -
            моей прекрасной даме:
Пусть я от мук ослаб, прикованный как раб
            к ней тяжкими цепями,
Я сталь своих оков благословлять готов
            за эту связь меж нами.
 
Веселый нрав у ней, у Юлии моей, -
            так мне когда-то мнилось:
Не ведал я тогда, сколь ей в любви чужда
            к поверженному милость;
Ядро свое влача, я славил палача -
            ту, что в ответ глумилась.
 
И днесь у ней в плену, удел свой не кляну -
            она мне всех дороже.
Но вы моим словам внемлите, ведь и вам
            могло бы выпасть то же.
От тех, чей дивный взор мужей разит в упор,
            впредь упаси нас, Боже!
Перевод М. Бородицкой

NEGYVENNYOLCADIK
HOGY JULI;NAK, S NEM AZ SZERELEMNEK ADTA MEG MAG;T

[azon n;t;ra]

1
Szerelem s Julia egym;s mellett ;llva
       re;m szikr;znak vala,
Gerjeszt mind a kett;, mert mindenike l;,
       nagy mindenik hatalma,
Egyik sz;p szem;vel, m;sik nagy szen;vel
       erej;t r;m t;maszt;.

2
Ily veszedelmemben a csal;rd Szerelem
       sz;p sz;val sz;la n;kem:
Add meg - mond - magadot, hatalmomat l;tod,
       csak k;r, hogy v;sz ellenem,
Mert kezemben akadsz, vagy ugyan itt meghalsz;
       l;m, r;gen esm;rsz ;ngem!

3
Nem adom magamot n;ked, meghidd - mondok -,
       noha mindenekkel b;rsz,
De ;m, ez kegyesnek holtig rabja l;szek,
       mert te csak m;reggel ;rsz
Azoknak fej;re, kik vadnak kezedbe,
       kit csal;rdul hozz;d h;vsz.

4
Ez kegyesnek l;gyen mind fejem s mind lelkem
       maga k;tyavety;je,
Sz;p szeme l;tt;ra cs;r;gjek vas;ba,
       l;gyek k;nszenved;je;
Csak ;r;m mondani, hogy magamot k;tni
       l;t;m nagy szerelm;re.

5
Vid;m Juli;nak, kinek v;g volt;nak,
       ;h, hogy ;n akkor h;k!
De kegyesnek tetsz;k, hogy kez;ben jut;k,
       s nem is tudtam, hogy oly sz;k
Az kegyes szerelmes, ki miatt vagyon m;r
       rajtam bonthatatlan ny;g.

6
Julia kez;ben, sz;rny; t;mlec;ben
       fejem mik;ppen esett,
;s hogy nem k;ny;r;l rajtam, ki-ki ebb;l
       k;nnyen ;rtelmet vehet:
Az oly kegyetlent;l, ki szemeivel ;l,
       az Isten ;jon mindent.
 
ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ
Солдатская песня
In laudem confiniorum[7]
 
На мелодию венгерской песни
“Лишь тоска и горе”
Гей, витязи, ей-ей на свете нет милей
    земли, чем пограничье!
Дышать привольно там - и рядом по утрам
    ликует царство птичье.
Там небеса хранят росу и аромат,
    родных полей величье.
 
Но если грянет враг, то сердце вспыхнет так,
    что витязь рвется к бою,
И тешится душа - сражаясь! - дорожа
    потехою такою!
Весь в ранах, он кипит, разит, теснит, пленит -
    и кровь течет рекою.
 
На копьях блеск зари несут богатыри,
    и стяг над ними красный.
Перед войсками мчат, бросая зоркий взгляд
   на путь прямой и ясный.
Всем дан пернатый шлем и плащ из барса - всем,
   и все они прекрасны.
 
Когда труба трубит, арабский конь храпит,
   танцует от волненья.
Кому в дозор пора, кто спешился с утра
   и лег без промедленья.
Всю ночь рубилась рать - когда же и поспать
   в объятьях утомленья?
 
Почет и славу, честь бойцы стяжали здесь,
   соблазны отвергая.
Отвага в них без мер и выдержки пример,
   и доблесть боевая.
На битву - в самый ад, - как соколы, летят,
   сражаясь, побеждая.
 
Под буйный клич «Гляди! Противник впереди!»
   копье горит в ладони.
А если вражья рать принудит отступать,
   бойцов спасают кони.
Но кровь зовет: «Назад!» - и, обратясь, отряд
   вершит разгром погони.
 
Для них дремучий бор, цветных полей ковер -
   чертог старинной славы.
Их школа - смертный бой, уроки в школе той -
   засады и заставы.
Усталость, жажда, глад их только веселят -
   как повод для забавы.
 
Блеснет заветный меч, главу снимая с плеч, -
   и рухнет враг постылый.
А можно и свою главу сложить в бою
   и лечь, теряя силы.
Где ж павшие друзья? В желудках воронья,
   быть может, их могилы…
 
Вы, юные бойцы, храните, храбрецы,
   покой родных раздолий.
Побед у вас не счесть, гремит над миром весть
   о вашей славной доле.
Пусть, как плоды ветвям, Господь дарует вам
   удачу в ратном поле!
Перевод В. Леванского

HATVANEGYEDIK
EGY KATONA;NEK, IN LAUDEM CONFINIORUM

az "Csak b;b;nat" n;t;j;ra

1
Vit;zek, mi lehet ez sz;les f;ld felett
       szebb dolog az v;gekn;l?
Holott kikeletkor az sok sz;p mad;r sz;l,
       kivel ember ugyan ;l;
Mez; j; illatot, az ;g sz;p harmatot
       ;d, ki kedves mindenn;l.

2
Ellens;g h;r;re vit;zeknek sz;ve
       gyakorta ott felbuzdul,
S;t azon k;v;l is, csak j; kedv;b;l is
       vit;z pr;b;lni indul,
Holott sebesedik, ;l, fog, vit;zkedik,
       homlok;n v;r lecsordul.

3
Veres z;szl;k alatt lobog;s kopi;t
       vit;zek ott viselik,
Roppant sereg el;tt t;vol az s;k mez;t
       sz;llyel nyargalj;k, n;zik;
Az p;rduck;p;kkal, f;nyes sisakokkal,
       forg;kkal sz;p mindenik.

4
J; szerecsen lovak alattok ugr;lnak,
       hogyha trombita riadt,
K;zt;k ki str;zs;t ;ll, ki lov;r;l lesz;ll,
       nyugszik reggel, hol virradt,
Mid;n ;jten-;jjel csatavisel;ssel
       mindenik lankadt s f;radt.

5
Az j; h;r;rt, n;v;rt s az sz;p tisztess;g;rt
       ;k mindent h;tra hadnak,
Embers;gr;l p;ld;t, vit;zs;gr;l form;t
       mindeneknek ;k adnak,
Mid;n, mint j; r;r;k, mez;n sz;llyel j;r;k,
       vagdalkoznak, futtatnak.

6
Ellens;get l;tv;n ;r;mmel ki;ltv;n
       ;k kopi;kot t;rnek,
S ha s;lyosan vagyon az dolog harcokon,
       sz;l;tatlan megt;rnek,
Sok v;rben fertezv;n arcul re; t;rv;n
       ;z;t sokszor megvernek.

7
Az nagy sz;les mez;, az sz;p liget, erd;
       s;t;l; palot;jok,
Az utaknak lese, kem;ny harcok helye
       tanul; oskol;jok,
Csat;n val; ;hs;g, szomj;s;g, nagy h;vs;g
       s f;radts;g m;lats;gok.

8
Az ;les szably;kban ;rvendeznek m;lt;n,
       mert ;k fejeket szednek,
Viadalhelyeken v;resen, sebesen,
       halva sokan fek;sznek,
Sok vad s mad;r gyomra gyakran kopors;ja
       vit;z;l holt testeknek.

9
;h, v;gbelieknek, ifj; vit;zeknek
       dics;retes serege!
Kiknek ez vil;gon szerteszer;nt vagyon
       mindenekn;l j; neve,
Mint sok f;t gy;m;lccsel, sok j; szerencs;kkel
       ;ldjon Isten mez;kbe!
 
Из стихотворений, не вошедших в сборник, составленный Б. Балашши
Вновь о том же самом…
На мотив песнопения «Отец наш Небесный, храни нас»
 
Милосердный! В наказанье
За греховные деянья
Ввергнул ты меня в страданье.
Не отвергни ж покаянье!
 
Милость ведь твоя не ложна,
Пусть я грешен, жил безбожно,
Жизнь моя прошла ничтожно,
Преступал я, что неможно.
 
Изнемог от бед премного,
И стыдна моя дорога,
Безобразна и убога.
Мне довольно! Ты - подмога.
 
Я побит вельми сурово.
Где ж целенье Божья слова?
Где десница, коя снова
Защитить, спасти готова?
 
Во грехе, бежав морали,
Жил Давид, и вопияли
Прегрешенья! Но печали
Он избегнул! Так в начале,
 
Наказав, прощал ты, Боже.
Я - не больший грешник! Что же
Казнь моя безмерно строже?
Жизнь презренну длить негоже!
 
Бог Давидов, сжалься! Ныне
Ждет прощенья грешный сыне.
Враг ликует: в паутине
Я увяз. И как в пустыне
 
Брошен. Не возвеселится
Пусть мой враг! А вражьи лица
Стыд зальет, когда случится
Милости Твоей пролиться.
 
Ты, к врагов досаде вящей,
Жизни дашь животворящей,
И восстану я, пропащий,
Одного Тебя молящий!
 
Из отчаянья пустынь
Глас услышь мой! Не покинь!
И дождем на душу хлынь!
Я молю Тебя! Аминь.
Перевод М. Вирозуба


МИКЛОШ ЗРИНИ

ВРЕМЯ И СЛАВА
Время на крыльях летит,
Не ожидая, спешит,
Мчится, как бурный поток.
Ты его не повернешь,
Богатыря не найдешь,
Чтоб задержать его мог.
Бедного и богача,
Слабого и силача —
Всех победит оно в срок.
В мире не подчинено
Времени только одно,
Только одно перед ним,
Перед разящей косой,
Перед губящей красой
Не разлетится, как дым.
Только лишь слава одна,
Слава на свете вечна,
Трон ее неколебим.
Нет, я пишу не пером,
А обагренным мечом,
Нет, мне не надо чернил,
Кровью я здесь начертил
Вечную славу мою.
В гроб ли положат меня, солнце ли прах мой сожжет,—
Только бы не потерять честь, когда гибель придет.
Пусть меня ворон склюет, пусть загрызет меня волк,—
Будет земля подо мной, а надо мной небосвод.
Перевод Н. Чуковского

МИКОЛАЙ СЭМП ШАЖИНСКИЙ

РАЗУМ ЧЕЛОВЕКУ СОКРОВИЩ ВАЖНЕЕ

Злато на пробном камне, человек на злате
Отродясь проверялся, добродетель кстати
Не малит и не множит металл благородный,
Кому Господь дал разум, тот всегда свободный.

Тот несытую алчность и страх изгнал гадкий,
В скудости не возропщет, не прячет в укладки,
Без смысла не потратит, не копит завзято,
Дороже ли, дешевле — с умом ценит злато.

И словами и делом указал нам здраво
Твой внук, Иессей, что лишки — лишняя отрава,
И с тем, кому их не дал, милосердней Вышний,
Чем с тем, кто пребывает в роскоши излишней.

Бедный, коли захочет, найдет утешенье,
Удачливым труднее не впасть в искушенье;
И пагубу беспечно, коль сладка, полюбят,
И то почтут здоровым, что скорее сгубит.

В счастье, да и в несчастье, преуспеть не жажду;
Того почту счастливым, кто утеху кажду
В тебе, Господи, ищет с великой охотой
И для Тебя себя же обойдет заботой.

О МИРОПРАВЛЕНИИ БОЖЬЕМ
Вековечная мудрость, боже непостижный,
Движущий мирозданье, сам же несодвижный,
Ангелов ты скликаешь бессчетные рати.
Дабы с волей своею сонмы сочетати.
Твердям вспять поворотным ты указал движенье,
Дабы им в сообразном быть от века круженье;
Здесь Титаново небо созвездья выводит,
Там и Циития роги на взлобье возводит.
Пребывают в согласье стихии небесны,
И не диво — ты дал им законы чудесны,
Чтобы не преступали сей воли предвечной;
Ты ж в доброте и доброй воле бесконечный.
Прах твоего подножья, для чего вольны мы
Твоих не чтить законов, кои нам вестимы,
То лишь предпочитая, что тщета и гибель?
Ты разум дал нам, — что же нас минует прибыль
Не дай, обрушив громы, как в древние лета,
В испытаньях узнать нам, что хочешь завета.
Уйми ты алчность нашу, коей нету меры,
И мы в святой отчизне возляжем пламень веры.

ЭПИТАФИЯ РИМУ
Ты Рим узреть средь Рима хочешь, пилигриме,
А между тем проходишь мимо Рима в Риме.
Гляди — вот стены града, вот руины зданий,
Там столпов обломки, а там стогны ристаний.
Се Рим! И город этот в могильном обличье
Все еще возвещает о прежнем величье.
Сей град, мир победивши, поверг и себя же,
Не мог непобедимых он представить даже.
И в Риме побежденном Рим непобежденный
(Тело в собственной тени) лежит погребенный.
Все вкруг переменилось, неизменен сущий
Тибер, вперемешку воды с песком несущий.
Вот она, Фортуна; то с годами распалось,
Что недвижно было, что подвижно — осталось.
Перевод:  А. Эппель

ЮНИЕ ПАЛМОТИЧ
СКОЛЬКИМ КАЖДЫЙ ОБЯЗАН РОДНОЙ ЗЕМЛЕ
Нет земли на свете равной
той земле, где ты рожден,—
чтить ее — твой самый главный,
самый праведный закон.
Для тебя да будет свято,
как семья, отец и мать,
место в мире, где когда-то
начал ты существовать.
У земли родимой много
сильных, смелых сыновей,—
все мы преданы, как богу,
общей матери своей.
На ее защиту встанем,
жизнью мы не дорожим,—
хоть сейчас существованьем
ей пожертвуем своим.
Ею мы живем и дышим,
бережем, как мать свою;
чести нет святей и выше —
пасть за родину в бою.
Нет на свете большей славы,
всем пожертвовать, что есть,
для родной своей державы,
за ее святую честь.
Тщетно счастья добиваться,
дорожить добром своим,
если общие богатства
мы не ценим, не храним.
Как мы плачем, как мы ропщем,
вдруг теряя свой кусок,
но ведь только во всеобщем
и свое бы ты сберег.
Если б край родной великим
не связал единством нас,
мы зверям подобны диким
оставались бы сейчас.
Все и почести и блага
только тем всегда желай,
кто с бесстрашьем и отвагой
защищал родимый край.
Славой вечною покроем,
что небесных звезд светлей,
мы того, кто пал героем
ради родины своей.
Жить рабом, с петлей на шее,
принимая зло за власть,—
это в сотни раз страшнее,
чем в бою свободным пасть.
Перевод Н. Стефановича

Ян Кохановский

О жизни человеческой
Все наши поступки, все наши затеи —
Одного другое все это пустее,
И ничто на свете вечным быть не хочет,
И вотще о чем-то человек хлопочет.
Мощь, краса и деньги, добродетель, слава —
Все недолговечно, как на поле травы:
Вдоволь посмеявшись над порядком нашим,
Сбросят нас, как кукол,— все в мешок мы спляшем!

O ;YWOCIE LUDZKIM


Fraszki to wszytko, cokolwiek my;lemy,
Fraszki to wszytko, cokolwiek czyniemy;
Nie masz na ;wiecie ;adnej pewnej rzeczy,
Pr;;no tu cz;owiek ma co mie; na pieczy.
Zacno;;, uroda, moc, pieni;dze, s;awa,
Wszystko to minie jako polna trawa;
Na;miawszy si; nam i naszym porz;dkom,
Wemkn; nas w mieszek, jako czyni; ;;tkom.

О ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ
О Мысль Извечная, котора древле века,
Коль трогают тебя волненья человека —
То сущей масленицей мир тебе сей мнится,
Где каждый задарма мечтает угоститься.
Ведь что ты там ни кинь, а мы, как малы дети,
Готовы в драку лезть, чтоб вздором завладети.
Базар! Без рукавов останутся тут шубы,
Тот шапки не найдет, другой лишится чуба,
Кому не пофартит, кого и смерть с любою
Добычей разлучит… Достоин ли с тобою
Смотреть на сей спектакль, не знаю я, Создатель,
Но не участник я сих драк, а наблюдатель!
Перевод Л. Мартынова
O ;YWOCIE LUDZKIM.

;Wieczna my;li, kt;ra; jest dalej ni; od wieka,
Je;li ci; te; to rusza, co czasem cz;owieka,
Wierz;, ;e tam na niebie masz mi;sopust prawy,
Patrz;c na rozmaite ;wiata tego sprawy.
Bo leda co wyrzucisz, to my, jako dzieci,
W taki treter, ;e z sob; wyniesiem i ;mieci.
Wi;c temu r;kaw urw;, a ten czapk; straci;
Drugi tej krotochwile i w;osy przyp;aci.
Nakoniec niefortuna albo ;mier; przypadnie,
To drugi, cho;by nierad, czacz porzuci snadnie.
Panie, godnoli, niech t; rozkosz z tob; czuj;:
Niech drudzy za ;by chodz;, a ja si; dziwuj;.


МУЗАМ
Парнаса жительницы, девы несравненны,
Кропящие власа росою Иппокрены,
Коль вам всю жизнь свою я оставался верен
И в Вечности иным я быти не намерен,
И если к королям я завистью не мучим
А добродетель чту богатством наилучшим,
То не хочу, чтоб вы к неблагодарну люду
Ласкалися затем чтоб раздобыть мне ссуду:
Прошу лишь не обречь стихов моих на гибель,
Дабы, когда умру, их слава шла на прибыль.

Ku Muzom
Panny, kt;re na wielkim Parnazie mieszkacie,
A ippokre;sk; ros; w;osy swe maczacie,
Jeslim si; wam zachowa; jako ;yw statecznie,
Ani mam wolej z wami roz;;cza; si; wiecznie.
esli kr;lom nie zaj;rz; pere; ani z;ota,
A milsza mi daleko ni; pieni;dze cnota;
Jesli nie chc;, ;eby;cie komu pochlebia;y
Albo na mi; u ludzi niewdzi;cznych ;ebra;y.
Prosz;, niech ze mn; za raz me rymy nie gin;,
Ale kiedy ja umr;, ony niechaj s;yn;.

ПЕСНЯ XXIV
Пером отличнейшим владея, двуедину
Натуру обретя, поэт, я вас покину,
И поднимуся я тщеславия превыше,
И с небрежением взгляну оттоль на крыши
Шумливых городов. Рожден в тиши блаженной,
Как про меня ты рек, Мышковский несравненный,
Не сгину, не умру! Поэта не захватит
В свои объятья Стикс, что мрачно воды катит.
Вот зашершавилась моих коленей кожа,
Макушка сморщилась и с лебединой схожа,
И перья новые возникли в изобилье,
И обожженные вновь отрастают крылья.
Икара превзойдя, увижу с высоты я
И Кирикейский Сырт и берега пустые
Босфора славного. И, музам посвященный,
Я, лебедь, углублюсь в Трийонов мрак студеный.
Известен стану я Москве и басурманам
И света жителям иного англичанам,
Испанцу храброму, и немцам, и народу,
Который Тибра пьет глубокоструйну воду.
Похоронам пустым вы предадите тело,
И нечего рыдать: ведь птица улетела.
Колоколов и риз, да и свечного чада
И жалостных псалмов не надо мне, не надо!

Перевод Л.Мартынова

PIE;; XXIV

 

Niezwyk;ym i nie leda pi;rem opatrzony

Polec; precz, poeta, ze dwojej z;o;ony

Natury: ani ja ju; przebywa; na ziemi

Wi;cej b;d;; a wi;tszy nad zazdro;;, ludnemi

 

Miasty wzgardz;. On, w r;wnym szcz;;ciu urodzony,

On ja, jako mi; zowiesz, wielce ulubiony

M;j Myszkowski, nie umr; ani mi; czarnymi

Styks nieweso;a zamknie odnogami swymi.

 

Ju; mi sk;ra chropawa padnie na goleni,

Ju; mi w ptaka bia;ego wierzch si; g;owy mieni;

Po palcach wsz;dy nowe pi;rka si; puszczaj;,

A z ramion s;;eniste skrzyd;a wyrastaj;.


Teraz;e, nad Ikara pr;dszy przewa;nego,

Puste brzegi nawiedz; Bosfora hucznego

I Syrty Cyrynejskie, Muzom po;wi;cony

Ptak, i pola zabieg;e za zimne Tryjony.

 

O mnie Moskwa i b;d; wiedzie; Tatarowie,

I r;znego mieszka;cy ;wiata Anglikowie;

Mnie Niemiec i waleczny Hiszpan, mnie poznaj;,

Kt;rzy g;;boki strumie; Tybrowy pijaj;.



Niech przy pr;znym pogrzebie ;adne narzekanie,

;aden lament nie b;dzie ani uskar;anie:

;wiec i dzwon;w zaniechaj, i mar drogo s;anych,

I g;osem ;a;obliwym ;o;tarz;w spiewanych!

ИВАН ГУНДУЛИЧ
ИЗ ПАСТОРАЛИ «ДУБРАВКА»

В деревцах кудрявых ветры зашумели,
радостно в дубравах соловьи запели,
ручейков напевы ранний луч встречают,
и венками девы юношей венчают.
Дудочки пастушьи песнь слагают милым,
услаждая души ясноликим вилам.
Вилы голосисты водят хороводы
там, где брег тенистый и прозрачны воды.
Но к чему все это? Что мне ясны зори?
Не найти привета мне в любимом взоре.
Струи зажурчали, ветр вздохнул глубоко —
мне в слезах печали слышен рев потока.
В каждой песне — стоны, в мыслях — горечь яда,
сердце — луг зеленый, где моя отрада.
В этом ярком свете тьма слепит мне очи,
ничего на свете, кроме вечной ночи.
1628
Po listju po;eli pr;at su vjetrici,
po dublju veseli ;ubere slavici,
romonom kladenci zovu zrak sun;ani,
izhode pod vijenci seljanke s gorani.
Pastijeri livadom uz dipli za;inju,
klikuju za stadom lipotu vilinju;
a lijepe sve vile pod sjencom kraj vode
pod pjesni primile tana;ce izvode:
dzora je, svaniva, ali jaoh, s isto;i
meni dan ne siva iz drazijeh jo; o;i.
Vjetrici uzdasi, ;uber su tu;be me,
suz; se vir glasi romonom groznijeme;
pla; pjesni, a stada misli su stravljene,
srda;ce livada u ;eljah ke zene;
nu bez me jedine svitlosti ;im stoju,
ne vi;u neg tmine i vje;nu no; moju.

* * *

Цвет багряный на востоке,
вся земля в цветном уборе,
расцветает луг широкий,
расцветают в небе зори,
льется дождь цветов веселых,
будем рвать их дружно в долах!
Все бело, красно и сине,
всем цветам вокруг раздолье,
пышен цвет на луговине,
в темной чаще, в чистом поле.
Это время сердцу мило,
все цветами расцветило.
* * *

Свобода! Что краше тебя и дороже?
Ты — помыслы наши, ты — промысел божий,
ты мощь умножаешь, даруешь нам славу,
собой украшаешь всю нашу Дубраву.
Все жизни, все злато, все блага народа —
лишь малая плата за луч твой, свобода!
 “O lijepa, o draga, o slatka slobodo,
dar u kom sva blaga vi;nji nam bog je do,
uzro;e istini od na;e sve slave,
uresu jedini od ove Dubrave,
sva srebra, sva zlata, svi ljudski ;ivoti
ne mogu bit plata tvoj ;istoj ljepoti!”

ДОСОФТЕЙ
Строя миром крепость мира,   
Воздвигая братство,
Будешь вечно жить беспечно
И среди богатства.
Лучше честно жить совместно,
В братстве находиться,
Чем мечами, булавами
С вражьим войском биться.
1673
Перевод Ю. Кожевникова

Cine-;i f;ce zid de pace Turnuri de fr;;ie,
Duce via;a f;r; grea;; 'Ntr-a sa bog;;ie.
C; -i mai bun; depreun; Via;a cea fr;;easc;,
Dec;t arma ce destram; Oaste vitejasc;!

 Григорий Сковорода
Песнь 10-ая

Из сего зерна: Блажен муж, иже в премудрости умрет
и иже в разуме своем поучается святыне (Сирах).

Всякому городу нрав и права;
Всяка имеет свой ум голова;
Всякому сердцу своя есть любовь,
Всякому горлу свой есть вкус каков,
А мне одна только в свете дума,
А мне одно только не йдет с ума.

Петр для чинов углы панскии трет,
Федька-купец при аршине все лжет.
Тот строит дом свой на новый манер,
Тот все в процентах, пожалуй, поверь!
А мне одна только в свете дума,
А мне одно только не йдет с ума.

Тот непрестанно стягает грунта,
Сей иностранны заводит скота.
Те формируют на ловлю собак,
Сих шумит дом от гостей, как кабак, —
А мне одна только в свете дума,
А мне одно только не йдет с ума.

Строит на свой тон юриста права,
С диспут студенту трещит голова.
Тех безпокоит Венерин амур,
Всякому голову мучит свой дур, —
А мне одна только в свете дума,
Как бы умерти мне не без ума.

Смерте страшна, замашная косо!
Ты не щадиш и царских волосов,
Ты не глядиш, где мужик, а где царь, —
Все жереш так, как солому пожар.
Кто ж на ея плюет острую сталь?
Тот, чия совесть, как чистый хрусталь...
ПЕСНЬ 13-я
Из сего: Изыдите от среды их... Прийди, брате мой,
водворимся на селе. Тамо роди тя мати твоя (Песнь песней).

Ах поля, поля зелены,
Поля, цветами распещренны!
Ах долины, яры,
Круглы могилы, бугры!

Ах вы, вод потоки чисты!
Ах вы, берега трависты!
Ах ваши волоса, вы, кудрявые леса!

Жайворонок меж полями,
Соловейко меж садами;
Тот, выспрь летя, сверчит, а сей на ветвах свистит.

А когда взойшла денница,
Свищет в той час всяка птица,
Музыкою воздух растворенный шумит вкруг.

Только солнце выникает,
Пастух овцы выганяет.
И на свою свирель выдает дрожливый трель.

Пропадайте, думы трудны,
Города премноголюдны!
А я с хлеба куском умру на месте таком.

КТО СЕРДЦЕМ ЧИСТ И ДУШЕЮ
Нареченная Сигор[1]
В сем маленьком, но высоком градикЂ
Пирует Лот со дщерьми:
Во градЂ бога нашего,
в горЂ святЂй его;
уподоблю его мужу мудру,
основавшему храмину свою на каменЂ.
Кто взыйдет на гору господню?
 
Кто сердцем чист и душею.
Не нужна тому броня.
Не нужен и шлем на шею.
Не нужна ему война.
 
Непорочность — то его броня,
И невинность — алмазна стЂна.
Щит, меч и шлем ему сам бог.
О міре! Мір безсовЂтній!
Надежда твоя в царях!
Мниш, что сей брег безнавЂтный!
Вихрь развЂет сей прах.
Непорочность — се тебЂ Сигор,
И невинность — вот небесний двор!
Там полегди и там почій!
 
Сей свят град бомб не боится,
Ни клеветничіих стрЂл,
И хитрых мин не страшится,
ВсЂгда цЂл и не горЂл.
Непорочность есть то адамант,
И невинность есть святий то град.
Там полещи и там почій!
 
В сем градЂ и врагов люблят.
Добро воздая врагам.
Для других здравіе гублят.
Нетолько добры другам.
ГдЂж есть оный толь прекрасний град?
Сам ты град, з души вон выгнав яд,
Святому духу храм и град.
 

АДАМ НАРУШЕВИЧ

ПОСЛЕ СМЕРТИ ВСЕ РАВНЫ

Страшный сон мне снился: будто я скончался
И в одной могиле с кем же оказался?
С мужиком! С холопом! С этой черной костью!..
Ух, какой великой воспылал я злостью:
"Прочь, – кричу, – негодник! Не твоя здесь яма!
Даже и за гробом сразу видно хама!"

А мужик смеется: "Брось-ка песню эту,
Хамов и холопов после смерти нету!
Не страшна, приятель, мне твоя угроза,
Здесь и я хозяин... своего навоза".

Перевод:  Е. Благинина

КРИСТИОНАС ДОНЕЛАЙТИС
РЫЖКА НА ЯРMAРКЕ
Рыжка на рынок однажды тайком бежал поживиться.
Глупое это созданье, на рынке ввек не бывавши,
Мнило: в базарный день товар отпускают задаром,
Также и всех собак с отменного ласкою кормят,
Думая так, вбежал он отважно в город торговый —
И затесался вмпг меж купцов и крамарей всяких,
Словно какой-нибудь гость, на пирушку званный учтиво.
Понаблюдайте ж теперь, какие с ним дива случились!
Смелость имел оп сперва к торговцу в лавку толкнуться,
Сдуру себе представляя вкуснейшими барские снеди.
Но лишь по лесенке стал он взбираться, как тут же хозяин
Так его по боку съездил аршином своим, что, от боли
Скорчась в дугу, наглец покатился с лестницы, воя.
Неподалеку на рынке сапожник сидел и привычно
Всем предлагал проходящим товара кожевного короб.
Пару сапог тайком утащить и пес догадался —
Думал, дурак, что там, где кожа, будет и мясо!
Но по загривку дрючком получил он так, что немедля,
Жалобный крик издав, отскочил к ларьку хлебопека.
Вскоре его и здесь по лодыжке толстым поленом
Стукнули так, что, хромая, насилу сдвинулся с места.
Только ему, видать, угощенья все не хватало:
Духу набравшись, решил мясника навестить, полагая
Хоть у него поразжиться каким-нибудь потрохом лишним.
Вот, подбираясь тихонько, он водит разинутой пастью,
Вот уж вплотную подполз, на добычу готовится прыгнуть...
Но не дремал мясник: издалека Рыжку приметив,
Хвост ему вмиг топором отхватил до самого корня.
Так, угощенный на славу, с базара пес воротился
И поминал частенько базар с угощением дивным.
Вникни, отхлестанный вор, в содержанье басни поглубже!
Рыжку, как слышал ты, на базаре вором считали,
Всюду его поделом, как отпетого дурня, тузили.
Кто ж виноват, скажи? Для чего на чужое польстился?
Правда, глупый пес, большим оп будь или малым,
Разума вовсе лишен, потому и за грех не в ответе.
Но человек лихой, ущерб другим наносящий,
Закоренелый разбойник, коварный, казни достойный,—
Тот человек, говорю, взаправду петли достоин.
Можно из басни моей извлечь и другое на пользу:
Пес как дурак побежал на рынок; там очутившись,
Смело разинул пасть и во все безрассудно вцеплялся,
Воображал он, что всюду жратва его ждет даровая!
Лучше ли некий лентяй, наделенный умом человечьим,
Лучше ль безмозглого Рыжки лентяй, говорю, поступает?
Много на свете бродяг, что живут не трудом повседневным,
А, по углам толчась, для себя лишь готовое тащат.
Лодырь! Работать ступай, свой хлеб зарабатывай честно,
То, что нажил сам, и считай своим достояньем!
Перевод Д. Бродского

Игнаций Красицкий

Всё склонно к перемене,
Господская милость,
Вкус женщин.
Погода осенняя.

Пер. Ю.Салатова

Wszystko to odmienne,
;aska pa;ska,
Gust kobiet,
Pogody jesienne.

        К ГРИГОРИЮ.
      
                Всюду, на суше и в море,
                Друг-Григорий, горе, горе!
                Вешний пир -- златая младость:
                Тут любовь, веселье, радость;
                Но в цветах шипов есть много;
                Рад скакать, да смотрят строго.
      
                Мужем стал -- нас в годы эти
                Бременят семейство, дети;
                Сколько тут забот домашних!
                Думай о лесах, о пашнях;
                Нет покоя: там -- медведи,
                Там -- недобрые соседи.
      
                Дальше -- старость, время хлада:
                Быть другим в пример тут надо;
                Жребий нам и худший ведом
                Наконец, как станешь дедом.
                Всюду, на суше и в море,
                Друг-Григорий, горе, горе!
                Перевод: В.Бенедиктов.
      


Гимн любви к родине

Любить страну родную! Только тот,
Кто духом чист, имеет это право;
Для блага Родины он все снесет,
Любая не страшна ему отрава,
Лишь был бы ей вовек неведом гнет,
Ничем ее не омрачилась слава.                За честь её готов он сам страдать                И жизнь за счастье родины отдать!                1774
(Пер.  А. Арго)
Hymn do mi;o;ci ojczyzny
;wi;ta mi;o;ci kochanej ojczyzny,
Czuj; ci; tylko umys;y poczciwe!
Dla ciebie zjad;e[1] smakuj; trucizny,
Dla ciebie wi;zy, p;ta niezel;yw.
Kszta;cisz kalectwo przez chwalebne blizny,
Gnie;dzisz w umy;le rozkoszy prawdziwe,
Byle ci; mo;na wspom;c, byle wspiera;,
Nie ;al ;y; w n;dzy, nie ;al i umiera;.


  Валентин Водник

 ВЛЮБЛЕННАЯ МИЛИЦА.
   
             Слёзы горючие
                Девица льёт,
             Ждет друга милого,
                Песню поёт:
   
             "Долго ль откладывать
                Будут они?
             Мчатся стремительно
                Ночи и дни.
   
             "Много я плакала,
                В жаркой мольбе
             Долго просила я
                Мужа себе.
   
             "Голос таинственный
                Мне говорил:
             "Мало ли доблестных
                "Бог сотворил!
   
             "Если уж встретила
                "Ты своего,
             "Если он по сердцу --
                "Знай лишь его!"
   
             "Вся я тут вспыхнула --
                Боже ты мой!--
             И побежала я
                Быстро домой.
   
             "Благословение
                Мать и отец
             Дали мне -- с суженым
                Стать под венец.
   
             "Вот подвенечное
                Платье несут;
             Вот мне подруженьки
                Песни поют.
   
             "Убрали голову
                Ярко в цветы,
             Перстень надели мне...
                Где ж, милый, ты?
   
             "Где ты, возлюбленный,
                Друг мой Милет,
             Краше которого
                Не было, нет?
   
             "Долго ль откладывать
                Будут они?
             Мчатся стремительно
                Ночи и дни.
   
             "Что не сбирается
                Друга семья?
             Или обманута --
                Бедная -- я?
   
             "Если не пустите
                Ехать к нему:
             Лучшего, нового
                Я не возьму.
   
             "Буду я, горькая,
                Стадо пасти;
             В поле покинутым
                Цветом расти!"
   
             Так она плакала,
                Словно река;
             Так изливалася
                Девы тоска...
                Перевод:  Н. Берг.


Milica' milena.

solze pret;kala
;marn;ce pl;la,
Mileta ;akala,
P;snico p;la:

Haj n;k odl;;ajo?
Sej mi je r;kel.
Haj se zana;ajo?
Сas bo le tekel.

Izbica maternal
Hram b;d o;;tov,
Davno ;; g;rnico
Men je ob;tav.

Res de sim j;kala
Kv;;ko zd;hvala,
Misel mi p;kala,
Bi se le vdala.

Sanja se m', — djalo je
N;kaj v' oblakih:
 »Dobriga malo j; —
 »Rad bi v;; takih!

»Najdla si svoljiga,
Glas ta mi p;je:
 »Niga ti boljiga«
 »Ves je po tv;je.

Sr;;a me — r;kla sim, —
Kaj sim nek r;kla?
V' lice zap;kla sim,
Pa domu t;kla.

O;a mi sv;tvali
Sv;tvali mati,
Ta;a m' ob;tvali, —
Kaj se j; bati?

Kite prepl;tajo
G;ste mi glavo,
Roke vum;tvajo
D;lo vse pravo.

Tastu sinovla bom
H;erka pa ta;i,
Hi;i navado v;m
Na;i jen va;i.

Milca sim m;lena
Di;niga svojga,
Mile pa milen je
Serca ves mojga.

Kaj nek odla;ajo?
Sej mi j; r;kel,
Kaj se zana;ajo:
;as bo l; tekel.

Skrinja natla;ena?
Sv;tna zav;za?
Sladivka spa;ena?
Kdo me spodl;za?

Sr;;a r;s draga je
;edniga lica,
Ve; pa mu blaga je
Ser;na resnica.

;e me ne vzamejo
M;let ne dajo;
Druj' me ne vjamejo
Grade nej' majo.

Sam;i bo M;lica
Jagneta pasla,
De ji bo k;tica
Siva dorasla.

Solze pr;takala
Proti zagr;bu
Mil;;ga ;akala
Gori na n;bu.

MOJ SPOMENIK

Kdo rojen prihodnjih
  bo meni verjel,
da v letih nerodnih
 okrogle sem pel?

Ne ;venka ne cvenka,
  pa bati se ni;,
;ivi se brez plenka
  o petju ko ti;.

Kar mat je u;ila,
  me mika zap;t,
kar starka zlo;ila,
  jo li;no posnet.

Redila me Sava,
  Ljubljansko polj;,
navdale Trigl;va
  me sn;;ne kop;.

Vr;;ca Parn;sa
  zgolj svojega znam,
inakega gl;sa
  iz gosli ne dam.

Latinske, hel;nske,
  tevt;nske u;im,
za pevke slov;nske
  ;ivim in gorim.

Ne h;ere ne sina
  po meni ne bo,
dovolj je spomina:
  me pesmi poj;.



Адам Мицкевич

Ода к молодости
Без душ, без сердца! Толпа скелетов!
О дай мне, молодость, крылья!
И я над мертвым взлечу мирозданьем,
В пределы рая, в обитель светов,
Животворящий восторг изведав,
Где над цветеньем и созиданьем
Златые сонмы картин открылись!
Пускай годами отягощенный
Склонился старец, уставясь в землю,
Потухшим оком едва объемля
          Мир омраченный.
Ты, молодость, прах юдоли отринешь,
Взлетишь и, светлым взглядом ширяя,
Все человечество ты окинешь
          От края до края!
Глянь вниз! Там ночь воздвиглась немая,
Планету своим зловонным потоком
          Всю обнимая.
Глянь вниз! Над этой заводью гнусной
Какой-то гад всплывает искусно,
Он служит рулем себе и флагштоком
И прочих мелких зверушек топит,
Всплывает кверху, нырнет обратно
И снова сух в волне коловратной.
А если жалкий пузырик лопнет,
Нам дела нет, что проглочен глубью
          Гад себялюбья!
О молодость! Сладок напиток жизни,
Когда его с другими поделим!
Так лейся же, опьяняй весельем,
Избытком золота в сердце брызни!
Друзья младые! Вставайте разом!
Счастье всех - наша цель и дело.
В единстве мощь, в упоенье разум.
Друзья младые! Вставайте смело!
Блажен и тот на дороге ранней,
Чье рухнет в битве юное тело, -
Другим оно служит ступенью в брани.
Друзья младые! Вставайте смело!
На скользких срывах по кручам этим
Сила и слабость на каждой грани.
На силу силой, друзья, ответим,
А слабость сломим в юности ранней!
Кто в младенчестве гидру задушит,
Подрастет, - взнуздает кентавров,
Изведет из Тартара души,
Удостоится вечных лавров.
Досягни, куда глаз не глянет!
Чего разум неймет, исполни!
Орлим взлетом молодость прянет,
Обнимая перуны молний!
Други, в бой! И строем согласным
Всю планету вкруг опояшем!
Пусть пылает в единстве нашем
Мысль и сердце пламенем ясным!
Сдвинься, твердь, с орбиты бывалой,
С нами ринься на путь окрыленный,
Ты припомнишь возраст зеленый,
С кожурой расставшись завялой.
Когда в мирах былой полунощи
Вражда стихий пировала бурно,
Одно ДА БУДЕТ господней мощи
Обосновало закон природы, -
Запели вихри, помчались воды,
Возникли звезды в тверди лазурной,
Так и сейчас еще ночь глухая,
Все человечество в алчных войнах.
Чтобы любовь благая воскресла,
Встанет из хаоса Дух полыхая;
Пускай зачнет его юность во чреслах,
А дружба взрастит в объятьях стройных.
Ломают льды весенние воды.
С ночною свет сражается тьмою.
Здравствуй, ранняя зорька свободы!
Солнце спасенья грядет за тобою!
1820
Перевод: П. Г. Антокольского

ODA DO M;ODO;CI
Bez serc, bez ducha, to szkielet;w ludy;
M;odo;ci! dodaj mi skrzyd;a!
Niech nad martwym wzlec; ;wiatem
W rajsk; dziedzin; u;udy:
K;dy zapa; tworzy cudy,
Nowo;ci potrz;sa kwiatem
I obleka w nadziei z;ote malowid;a.
 
Niechaj, kogo wiek zamroczy,
Chyl;c ku ziemi poradlone czo;o,
Takie widzi ;wiata ko;o,
Jakie t;pymi zakre;la oczy.
M;odo;ci! ty nad poziomy
Wylatuj, a okiem s;o;ca
Ludzko;ci ca;e ogromy
Przeniknij z ko;ca do ko;ca.
Patrz na d;; - k;dy wieczna mg;a zaciemia
Obszar gnu;no;ci zalany odm;tem;
To ziemia!
Patrz. jak nad jej wody trupie
Wzbi; si; jaki; p;az w skorupie.
Sam sobie sterem, ;eglarzem, okr;tem;
Goni;c za ;ywio;kami drobniejszego p;azu,
To si; wzbija, to w g;;b wali;
Nie lgnie do niego fala, ani on do fali;
A wtem jak ba;ka prysn;; o szmat g;azu.
Nikt nie zna; jego ;ycia, nie zna jego zguby:
To samoluby!
M;odo;ci! tobie nektar ;ywota
Natenczas s;odki, gdy z innymi dziel;:
Serca niebieskie poi wesele,
Kiedy je razem ni; powi;;e z;ota.
Razem, m;odzi przyjaciele!...
W szcz;;ciu wszystkiego s; wszystkich cele;
Jedno;ci; silni, rozumni sza;em,
Razem, m;odzi przyjaciele!...
I ten szcz;;liwy, kto pad; w;r;d zawodu,
Je;eli poleg;ym cia;em
Da; innym szczebel do s;awy grodu.
Razem, m;odzi przyjaciele!...
Cho; droga stroma i ;liska,
Gwa;t i s;abo;; broni; wchodu:
Gwa;t niech si; gwa;tem odciska,
A ze s;abo;ci; ;ama; uczmy si; za m;odu!
Dzieckiem w kolebce kto ;eb urwa; Hydrze,
Ten m;ody zdusi Centaury,
Piek;u ofiar; wydrze,
Do nieba p;jdzie po laury.
Tam si;gaj, gdzie wzrok nie si;ga;
;am, czego rozum nie z;amie:
M;odo;ci! orla twych lot;w pot;ga,
Jako piorun twoje rami;.
 
Hej! rami; do ramienia! sp;lnymi ;a;cuchy
Opaszmy ziemskie kolisko!
Zestrzelmy my;li w jedno ognisko
I w jedno ognisko duchy!...
Dalej, bry;o, z posad ;wiata!
Nowymi ci; pchniemy tory,
A; ople;nia;ej zbywszy si; kory,
Zielone przypomnisz lata.
 
A jako w krajach zam;tu i nocy,
Sk;;conych ;ywio;;w wa;ni;,
Jednym "sta; si;" z bo;ej mocy
;wiat rzeczy stan;; na zr;bie;
Szumi; wichry, ciek; g;;bie,
A gwiazdy b;;kit rozja;ni; -
 W krajach ludzko;ci jeszcze noc g;ucha:
;ywio;y ch;ci jeszcze s; w wojnie;
Oto mi;o;; ogniem zionie,
Wyjdzie z zam;tu ;wiat ducha:
M;odo;; go pocznie na swoim ;onie,
A przyja;; w wieczne skojarzy spojnie.

Pryskaj; nieczu;e lody
I przes;dy ;wiat;o ;mi;ce;
Witaj, jutrzenko swobody,
Zbawienia za tob; s;o;ce!

К Лауре

Чуть мелькнул мне взор твой — признаки мне зрелись
Давнего знакомства в незнакомом взоре,
И твои ланиты ярко разгорелись,
Словно розы утра при златой Авроре.

Ты запела… Голос в душу мне проникнул,
Вспомнил я: не к раю ль бог меня сподобил?
Мнилось: ангел божий эту душу кликнул
И с небесной башни час спасенья пробил.

Милая! Признайся!.. Бед я не умножу:
Если взглядом, словом сон твой потревожу,
То хотя бы жребий нас и разлучил —

Пусть я буду изгнан и убит судьбою,
Люди пусть другого обручат с тобою —
Бог твою б мне только душу заручил!

Перевод В. Бенедиктова

Do Laury

Ledwiem ciebie zobaczy;, ju;em si; zap;oni;,
W nieznan;m oku dawn;j znajomo;ci pyta;,
I s twych jag;d wzajemny rumieniec wykwita;
Jak z r;;y kt;r;j piersi zaranek ods;oni;.

Ledwie; piosnk; zacz;;a, ju;em ;zy uroni;,
Tw;j g;os wnika; do serca i za dusz; chwyta;,
Zda;o si; ;e j; anio; po imieniu wita;,
I w zegar niebios chwil; zbawienia zadzwoni;.

O luba! niech twe oczy przyzna; si; nie boj;,
Je;li ci; m;m sp;yrzeniem, je;li g;osem wzrusz;,
Nie dbam ;e los i ludzie przeciwko nam stoj;,

;e ucieka; i kocha; bez nadziei musz;.
Niech ;lub ziemski innego darzy r;k; twoj;,
Tylko wyznaj ;e B;g mi po;lubi; tw; dusz;.
1826

Моя баловница
К  Д…Д…

Когда в час весёлый откроешь ты губки
И мне ты воркуешь нежнее голубки,
Я с трепетом внемлю, я весь вне себя,
Боюсь проронить хоть единое слово,
Молчу, не желаю блаженства иного —
Всё слушал бы, слушал, всё слушал тебя.

Но глазки сверкнули живее кристаллов,
Жемчужные зубки блестят средь кораллов,
Румянец в ланитах уж начал играть,
Теперь я смелее смотрю тебе в очи,
Уста приближаю и слушать нет мочи:
Хочу целовать, целовать, целовать!
1837
Пер.: С.Голицын

Pieszczotka moja
Moja pieszczotka, gdy w weso;ej chwili
Pocznie szczebiota; i kwili;, i grucha;,
Tak mile grucha, szczebioce i kwili,
;e nie chc;c s;;wka ;adnego postrada;
Nie ;miem przerywa;, nie ;miem, nie ;miem odpowiada;
I tylko chcia;bym s;ucha;, s;ucha;, s;ucha;.

Lecz mowy ;ywo;; gdy oczki zapali
I pocznie mocniej jagody r;;owa;,
Per;owe z;bki b;ysn; ;r;d korali;
Ach! wtenczas ;mielej w ocz;ta spogl;dam,
Usta pomykam i s;ucha; nie ;;dam,
Tylko ca;owa;, ca;owa;, ca;owa;.

Юлиуш  Словацкий
Гимн

 Грустно мне. По вечерам с небосвода
 В воду спускается огненный мост.
 Тянется хвост
 Блещущих звезд.
 Свежесть, погожая ночь… Отчего же
 Грустно мне, Боже!

 Пусты, как годы неурожая,
 Наши сердца.
 Маской лица
 Я от других свой покой ограждаю.
 Но от Творца не прикроюсь я ложью:
 Грустно мне, Боже!

Точно по матери дети в кровати, —
 Выйдет, и в рев,
 Так я готов
 Солнце оплакивать на закате.
 Знаю, что утром вернется, и все же
 Грустно мне, Боже!

 Аистов польских, на палубе лежа,
 Видел я нынче на крыльях в пути
 Милях в пяти
 Или шести.
 И оттого-то я жалобы множу:
 Грустно мне, Боже!

 И оттого, что не ведал я дома,
 Как пилигрим,
 Тягой томим
 По незнакомому и чужому,
 И, вероятно, умру в бездорожье,
 Грустно мне, Боже!

 Знаю, что я не на польском погосте
 Кости сложу близ угла своего.
 И оттого
 Все существо
 Жаждет покойного, верного ложа.
 Грустно мне, Боже!

 Молится дома ребенок невинный,
 Чтобы приблизил Господь мой возврат.
 Я же навряд
 Буду назад,
 И что с чужбины его я тревожу,
 Грустно мне, Боже!

 Впрочем, довольно. В морской панораме
 Звезды и впредь
 Будут гореть
 Через сто лет, как при нас, вечерами,
 Памяти след обо мне уничтожа.
 Грустно мне, Боже!
1836
ПЕРЕВОД Б.ПАСТЕРНАКА

Hymn

Smutno mi, Bo;e! - Dla mnie na zachodzie
Rozla;e; t;cz; blask;w promienist;;
Przede mn; gasisz w lazurow;j wodzie
Gwiazd; ognist;...
Cho; mi tak niebo ty z;ocisz i morze,
Smutno mi, Bo;e!

Jak puste k;osy, z podniesion; g;ow;
Stoj; rozkoszy pr;;en i dosytu...
Dla obcych ludzi mam twarz jednakow;,
Cisz; b;;kitu.
Ale przed tob; g;;b serca otworz;,
Smutno mi, Bo;e!

Jako na matki odej;cie si; ;ali
Ma;a dziecina, tak ja p;aczu bliski,
Patrz;c na s;o;ce, co mi rzuca z fali
Ostatnie b;yski...
Cho; wiem, ;e jutro b;y;nie nowe zorze,
Smutno mi, Bo;e!

Dzisiaj, na wielkim morzu ob;;kany,
Sto mil od brzegu i sto mil przed brzegiem,
Widzia;em lotne w powietrzu bociany
D;ugim szeregiem.
;em je zna; kiedy; na polskim ugorze,
Smutno mi, Bo;e!

;em cz;sto duma; nad mogi;; ludzi,
;em prawie nie zna; rodzinnego domu,
;em by; jak pielgrzym, co si; w drodze trudzi
Przy blaskach gromu,
;e nie wiem, gdzie si; w mogi;; po;o;;,
Smutno mi, Bo;e!

Ty b;dziesz widzia; moje bia;e ko;ci
W stra; nie oddane kolumnowym czo;om;
Alem jest jako cz;owiek, co zazdro;ci
Mogi; popio;om...
Wi;c ;e mie; b;d; niespokojne ;o;e,
Smutno mi, Bo;e!

Kazano w kraju niewinn;j dziecinie
Modli; si; za mnie co dzie;... a ja przecie
Wiem, ;e m;j okr;t nie do kraju p;ynie,
P;yn;c po ;wiecie...
Wi;c, ;e modlitwa dziecka nic nie mo;e,
Smutno mi, Bo;e!

Na t;cz; blask;w, kt;r; tak ogromnie
Anieli twoi w siebie rozpostarli,
Nowi gdzie; ludzie w sto lat b;d; po mnie
Patrz;cy - marli.
Nim si; przed moj; nico;ci; ukorz;,
Smutno mi, Bo;e!

Разговор с пирамидами

Пирамиды, есть под вами
Саркофаги и могилы,
Где бы наша месть почила,
Как в нетлеющем бальзаме,
В захороненном булате,
Чтобы вновь из мёртвых встать ей,
Слыша трубы боевые?
          — Есть у нас гробы такие!

Пирамиды, под гранитом
Есть ли место в недрах ваших
Для героев мёртвых наших,
Чтоб покоились они там
До тех пор, покуда слава
Не откроет величаво
Глубину родной земли им?
          — Дай героев, мы их скроем!

Пирамиды, есть в гробнице
Чара скорби, чтоб, вмещая
Плач наш по родному краю,
До краёв могла долиться
Наших матерей слезами?
          — Вот она перед глазами!
          Чару видишь ты такую,
          О стране родной тоскуя.

Пирамиды, а просторный
Есть ли склеп под вами где-то,
Чтоб вместился в склепе этом
На кресте, великий, скорбный,
Весь народ, туда внесённый,
И из мёртвых встал, спасённый?
          — Есть у нас такие храмы!
          Где народ? Готовь бальзамы.

Пирамиды, а не здесь ли
Есть убежище такое,
Где б ждала душа в покое,
Чтобы Польши дни воскресли?
          — Нет! Трудись. Не будь инертен,
          Ибо твой народ бессмертен.
          Мы живых не погребаем,
          Для души гробниц не знаем!

1836
Перевод Л.Мартынова

Rozmowa z piramidami

Piramidy,czy wy macie
Takie trumny,sarkofagi,
Aby miecz po;o;y; nagi,

Nasz; zemst; w tym bu;acie
5

Pogrze;; i nabalsamowa;,

I na p;;ne czasy schowa;?

— Wejd; z tym mieczem w nasze bramy,

Mamy takie trumny, mamy.


Piramidy, czy wy macie
10

Takie trumny, grobowniki,

Aby nasze m;czenniki

W balsamowej z;o;y; szacie;

Tak by ka;dy na dzie; chwa;y

Wr;ci; w kraj, cho; trupem, ca;y?
15

— Daj tu ludzi tych bez plamy,

Mamy takie trumny, mamy.


Piramidy, czy wy macie

Takie trumny i ;zawice,

By ;zy nasze i t;sknice
20

Po ojczystych p;l utracie

Zla; tam razem i ostatek

Czary dola; ;zami matek?

— Wejd; tu, pochyl blade lice,

Mamy na te ;zy ;zawice.


Piramidy, czy wy macie

Takie trumny zbawicielki,

Aby nar;d ca;y, wielki,

Tak na krzy;u, w majestacie

Wnie;;, po;o;y;, u;pi; ca;y
30

I przechowa; — na dzie; chwa;y?

— Z;;; tu nar;d, nie; balsamy,

Mamy takie trumny, mamy.



Piramidy, czy zosta;a

Jeszcze jaka trumna g;ucha,
35

Gdziebym z;o;y; mego ducha,

A;by Polska zmartwychwsta;a?

— Cierp a pracuj! i b;d; dzielny,

Bo tw;j nar;d nie;miertelny!

My umar;ych tylko znamy,
40

A dla ducha trumn nie mamy.


     В альбом Софии Бобер.
                Париж 13 марта 1844 г.

Зося, стихов у меня Ты не требуй;
Скоро Ты будешь на родине снова  - 
Там Ты услышишь симфонию неба,
Сказку любви василька голубого.
Вверься поэтам прекраснейшим в мире  - 
Огненным макам и звездам в эфире.

Алые маки и звезды, мерцая,
Будут легендами слух Твой лелеять…
Петь я у них научился, играя,
И по иному я петь не умею.
Зося, где Иквы колышатся волны,
Был я ребенком, был радости полным.

Ныне в гостях я, и жребий уносит
Дальше, все дальше скитальца в изгнанье…
О привези Ты мне с родины, Зося,
Звезд тех улыбку и маков дыханье!
Право, я слишком старею, сгорая…
Зося, вернись к нам посланницей рая!

Перевод: Константин Оленин

[W PAMI;TNIKU ZOFII BOBR;WNY]

 

Niechaj mi; Zo;ka o wiersze nie prosi,

Bo kiedy Zo;ka do ojczyzny wr;ci,

To ka;dy kwiatek powie wiersze Zosi,

Ka;da jej gwiazdka piosenk; zanuci.

Nim kwiat przekwitnie, nim gwiazdeczka zleci,

S;uchaj - bo to s; najlepsi poeci.

 

Gwiazdy b;;kitne, kwiateczki czerwone

B;d; ci ca;e poemata sk;ada;.

Ja bym to samo powiedzia;, co one,

Bo ja si; od nich nauczy;em gada;;

Bo tam, gdzie Ikwy srebrne fale p;yn;,

By;em ja niegdy;, jak Zo;ka, dziecin;.

 

Dzisiaj daleko pojecha;em w go;ci

I dalej mi; los nieszcz;;liwy goni.

Przywie; mi, Zo;ko, od tych gwiazd ;wiat;o;ci,

Przywie; mi, Zo;ko, z tamtych kwiat;w woni,

Bo mi zaprawd; odm;odnie; potrzeba.

Wr;; mi wi;c z kraju tak; - jakby z nieba.

13 marca 1844. Pary;.

 

Карел Гинек Маха

Май (1 часть)
Был поздний вечер - юный май,
Вечерний май - томленья час.
И горлинки влюбленный глас
Звучал, тревожа темный гай.
Был полон неги тихий мох,
Цветущий куст о грусти лгал,
И соловей изнемогал,
Услышав розы страстный вздох.
И озеро тайком грустило,
Тенистый брег ему внимал
И воды кругом обнимал;
А в небе дальние светила
Чредою голубой блуждали,
Как слезы страсти и печали.
Летели в храм любви они,
И в ожиданье сладкой встречи
Друг к другу мчались издалече
Те перелетные огни.


Луны прекрасной полный круг
Был ясно-бледным, бледно-ясным.
Но, словно перед взором страстным,
Румянцем заливался вдруг,
И, отраженный глубиною,
Он любовался сам собою.
Над брегом — белые дома.
Спешили в маленьком селенье.
Припасть друг к другу; в отдаленье
Их обнимала полутьма.
За ними, в синеватом лоне,
Деревья льнули — крона к кроне.
А дальше силуэты гор.
Березы - к бору, черный бор -
К березам клонится. А волны
В ручье трепещут. И безмолвный,
Любовью дышит весь простор.

Освещена зарей лучистой,
Под дубом девушка сидит,
Недвижна, с высоты скалистой.
В просторы озера глядит.
Синеют волны перед ней,
Отсвечивают, отлетают,
А там - зеленым зацветают,
А там становятся бледней.
По бесконечной глади вод.
Блуждает взор ее усталый;
На бесконечной глади вод.
Лишь отсвет звезд да отблеск алый.
Прекрасна, словно ангел падший,
Иль амарант, весной увядший.
Но эти чудные черты.
Уже отмечены печатью
Тоски и страшного проклятья.
И чуть поблекшей красоты.

Итак, двадцатый день минул.
Окрестный край во мгле заснул,
Поблекло зарево заката,
И небо бледно-розовато.
Над цепью темно-синих гор.
"Его все нет! Не возвратится..."
Тоска в душе ее теснится,
Печалью затуманен взор.
От боли ей спасенья нет.
Ее мольбы, ее рыданья.
Похожи на волны стенанья,
В слезах дробится звездный свет,
В слезах, что искрою текучей.
По хладным катятся щекам,
Как горький след звезды падучей.
Скользит по бледным небесам.

Вот на краю скалы мелькает,
В ночной простор устремлена,
Одеждой ветерок играет,
В немую даль глядит она.
Ладонь приставила к челу.
И неотрывно в полумглу.
Глядит и слезы отирает,
Глядит туда, где пенный вал.
Искрится у прибрежных скал,
Где со звездой звезда играет.

Там словно голубь белоснежный
Под тучей распахнул крыла,
Иль над водою расцвела
Вдруг лилия в дали безбрежной, -
По синеватой глади вод
К ней что-то движется... И вот.
Все ближе... И уже не прежний,
А новый облик обрело -
Как будто аиста крыло.
Нет! Белый парус там трепещет,
И пара весел стройно плещет,
И гладь расходится кругами.
Заката роза золотая
Венчает парус, отцветая.
Сверкающими жемчугами.
Все ближе, ближе! "Это он,
Его камзол, на шляпе—перья.
И взгляд с огнем высокомерья!"


Вот он привязывает челн,
Вот поднимается тропой,
Уже шаги звучат над яром.
Лицо ее пылает жаром,
Пловцу навстречу побежала,
Подобно ласточке слепой.
Она на грудь ему упала.
И вдруг: "О горе!" Лунный блик
Упал на незнакомый лик.
От ужаса чуть молвит слово:
"Где Вилем мой?" И ей пловец:
"Гляди, - ответствует сурово, -
Вон там зубчатый свой венец
Воздвигла башня. И она.
В пучине вод отражена.
И словно под водой струится.
Свет из окошка. То темница.
В темнице Вилем заточен
И завтра казни обречен.
Твою вину и свой позор
Проведал он. И соблазнитель
Убит. Он Вилема родитель.
И Вилему грозит топор.
Погибнет он. Его краса
Поблекнет от позорной муки,
И переломанные руки
Вплетутся в спицы колеса.
И тот, кто устрашал леса,
Сам смерти попадет в объятья,
За смерть его - Тебе проклятье!"

Умолк. И быстро сходит вниз.
В тиши шаги отозвались.
Схватил весло рукой проворной.
Как аист полетел челнок.
И вот, как лилии цветок,
Растаял за грядою горной.

Темна вода, тиха волна,
Округу полумгла укрыла.
Мелькнет одежды белизна,
И шепот слышится: "Ярмила!"
И повторяет глубина: «Ярмила!"

Был вечер — мая первый день,
Вечерний май, томленья час,
Звал горлинки влюбленной глас:
"Ярмила! Где же ты, Ярмила?!”
1836
Перевод:Давид Самойлов

Byl pozdn; ve;er — prvn; m;j —
ve;ern; m;j — byl l;sky ;as.
Hrdli;;in zval ku l;sce hlas,
kde borov; zav;n;l h;j.
O l;sce ;eptal tich; mech;
kv;touc; strom lhal l;sky ;el,
svou l;sku slav;k r;;i p;l,
r;;inu jevil vonn; vzdech.
Jezero hladk; v k;ov;ch stinn;ch
zvu;elo temn; tajn; bol,
b;eh je obj;mal kol a kol;
a slunce jasn; sv;t; jin;ch
bloudila blankytn;mi p;sky,
planouc; tam co slzy l;sky.
I sv;ty jich v oblohu skvouc;
co ve chr;m v;;n; l;sky vze;ly;
a; se — milost; k sob; vrouc;
zm;niv;e se v jiskry hasnouc; —
bloud;c; co milenci se;ly.
Oupln; l;ny kr;sn; tv;; —
tak bled; jasn;, jasn; bled;,
jak milence milenka hled; —
ve r;;ovou vzplanula z;;;
na vod;ch obrazy sv; z;ela
a sama k sob; l;skou m;ela.
D;l bly;til bled; dvor; st;n,
jen; k sob; ;ly vzdy bl;; a bl;;,
jak v objet; by n;; a n;;
se vinuly v soumraku kl;n,
a; posl;ze ;erem v jedno splynou.
S nimi se stromy k strom;m vinou. —
Nejz;ze st;n; ;ero hor,
tam b;;za k boru, k b;;ze bor
se klon;. Vlna za vlnou
potokem sp;ch;. V;e plnou —
v ;as l;sky — l;skou ka;d; tvor.

Za r;;ov;ho ve;era
pod dubem sli;n; d;va sed;,
se sk;ly v b;ehu jezera
daleko p;es jezero hled;.
To se j; modro k nohoum vine,
d;le zelen; zakv;t;,
v;dy zelen;ji prosv;t;,
a; v d;lce v bled; jasno splyne.
Po ;;ro;;r; hladin;
umdlel; d;vka zrak up;r;;
po ;;ro;;r; hladin;
nic mimo promyk hv;zd nez;r;;
D;v;ina kr;sn;, anjel padl;,
co amarant na jaro svadl;,
v ubledl;ch l;c;ch kr;sy sp;j;.
Hodina jen; j; v;ecko vzala,
ta v usta, zraky, ;elo jej;
p;vabn; ;al i smutek psala. —

Tak za;el dnes dvac;t; den,
v krajinu tichou kr;;; sen.
Posledn; po;;r kvapn; hasne,
i nebe, jen; se r;;ojasn;
nad modr;mi horami m;h;.
„On nejde — ji; se nevr;t;! —
Svedenou ;el tu zachv;t;!“
Hlubok; vzdech j; ;adra zdv;h;,
bolestn; srdcem bije cit,
a u tajemn; vod ston;n;
m;s; se d;vky pl;; a lk;n;.
V slz;ch se zhl;;; hv;zdn; svit,
jen; po l;c;ch co jiskry plynou.
V;el; ty jiskry tv;;e chladn;
co padaj;c; hv;zdy hynou;
kam zapadnou, tam kv;t uvadne.

Viz, mihla se u sk;ly kraje;
daleko p;es n; nahnut;
v;t;rek b;l;m ;atem vlaje.
Oko m; v d;lku napnut;. —
Te; slzy rychle ut;r;,
rukou si zraky zast;r;
up;raj;c je v d;ln; kraje,
kde jezero se v hory klon;,
po vln;ch jiskra jiskru hon;,
po vod; hv;zda s hv;zdou hraje.

Jak holoub;tko sn;hob;l;
pod ;ern;m mra;nem p;el;t;,
l;lie vodn; zakv;t;
nad temn; modro; tak se ;;le —
kde jezero se v hory n;;; —
po temn;ch vln;ch cosi bl;;;,
rychle se bl;;;. Mal; chv;le,
a ji; co ;;pa v;;n; let,
ne ji; holoub; ;i l;lie kv;t,
b;l; se plachta v;trem houp;.
;t;hl; se veslo v modru koup;,
a dlouh; pruhy kolem tvo;;.
T;m zlat; r;;e, jen; p;i doub;
tam na hor;ch po nebi ho;;,
r;;ov;m zlatem ;ela broub;.
„Rychl; to ;l;nek! bl;; a bl;;e!
To on, to on! Ty p;ra, kv;t;,
klobouk, oko, jen; pod n;m sv;t;,
ten pl;;;!“ Ji; ;l;n pod skalou v;;e.

Vzh;ru po sk;le lehk; krok
uzounkou stezkou plavce vede.
D;vce se zard; tv;;e bled;
za dub je skryta. — Vst;;c mu b;;;,
zaples; — b;;; — dlouh; skok —
ji; plavci, ji; na prsou le;; —
„Ha! B;da mi!“ Vtom l;ny z;;
j; zn;mou osv;tila tv;;;
hr;zou se krev j; v ;il;ch stav;.
„Kde Vil;m m;j?“

„Viz,“ plavec k n;
tich;mi slovy ;epce prav;:
„Tam p;i jezeru v;;ka ;n;
nad strom; noc; jej; b;l; st;n
hluboko; stopen v jezera kl;n;
v;ak hloub;ji je;t; u vodu vryt
je z mala ok;nka lampy svit;
tam Vil;m my;lenkou se bav;,
;e p;;;t; den jej ;it; zbav;.
On hanu svou, on tvoji vinu
se dozv;d;l; on sv;dce tv;ho
vra;d; zavra;dil otce sv;ho.
Msta v pat;ch kr;;; jeho ;inu. —
Hanebn; zem;e. — Poklid mu d;n,
a; tv;;e, jen; co r;;e kv;tou,
zbledl; nad kolem obdr;; st;n,
a; ;t;hl; oudy v kolo vpletou.
Tak skon; stra;n; les; p;n! —
Za hanbu jeho, za vinu svou
m;j hanu sv;ta, m;j kletbu mou!“

Obr;t; se. — Utichl hlas —
Po sk;le slezl za kr;tk; ;as,
p;i sk;le ;l;n sv;j najde.
Ten rychle let;, co ;;pa let,
men;; a men;;, a; co l;lie kv;t
mezi horami po vod; zajde.

Tich; jsou vlny, temn; vod kl;n,
v;e lazurn;m se pl;;t;m krylo;
nad vodou se b;l;ch skv; ;at; st;n,
a krajina kolem ;epce: „Jarmilo!“
V hlubin;ch vody: „Jarmilo! Jarmilo!!“

Je pozdn; ve;er prvn; m;j —
ve;ern; m;j — je l;sky ;as.
Zve k l;sky hr;m hrdli;;in hlas:
„Jarmilo! Jarmilo!! Jarmilo!!!“


Посвящение в стихах

Когда богемский лев
  Взметнётся над врагами,
  Когда взовьётся знамя,
  Умру я, меч воздев.
Пока ж гривастый лев
  Спит и лучи над нами,
  Не трубы над полями
  Звучат, а мой напев.

Перевод А.Ахматовой
 
ФРАНЦЕ ПРЕШЕРН

Поэту

Кому
Посильно рассеять душевную тьму?
;Где тот,
Кто коршуна сгонит, что сердце клюёт
С восхода до часа, как вновь рассветёт?
;Куда
Бежать, чтоб о прошлом забыть без следа,
Не думать о том, что несут нам года,
Не знать, как пуста дней текущих чреда?
;Зачем
Поэтом ты стал и дрожишь перед тем,
Чтоб в сердце носить или ад иль эдем?
;Познай
Призванье своё и покорно страдай!
1838
Пер. Ф. Корш

PEVCU
Kdo zn;
no; temno razj;snit, ki tare duha!

Kdo v;
kragulja odgnati, ki kljuje srce
od zora do mraka, od mraka do dn;!

Kdo u;;
izbrisat 'z spomina nekdanje dni,
brezup prihodnjih oduz;t spred o;i,
prazn;ti ube;;ti, ki zd;nje mor;!

Kako
bit ;;e; poet in ti prete;k;
je v prsih nos;t al pekel, al nebo!

Stanu
se svojega spomni, t;pi brez miru!

ЗДРАВИЦА
Перевод Д. Самойлова
Други! Нам родили лозы
это сладкое вино,
осушает наши слезы,
в жилах буйствует оно.
С ним тоска не горька,
радость кажется близка.
Здравицу кому в веселье
мы певали искони?
Подарил господь нам земли,
боже, всех славян храни —
не развей сыновей,
верных матери своей!
Пусть над недругами рода
разразится горний гром!
Как при пращурах, свобода
пусть войдет в словенский дом,
пусть смелы, как орлы,
мы разнимем кандалы!
Единенье, счастье, право
пусть вернутся на века,
пусть твои потомки, Слава,
встанут об руку рука,—
все, как есть, чтобы честь
рядом с мощью стала цвесть.
Сохрани словенок, боже,
пусть цветут они в любви!
Не на розу ли похожи
наши сестры по крови?
Пусть родят нам орлят,
тех, что недругов сразят!
И за юношей с весельем
пьем из чаши круговой!
Не отравят гнусным зельем
их любовь к земле родной.
Ибо нас в этот час
вновь зовет отчизны глас.
Пьем за вечную свободу
всех народов и племен.
Да не будет злу в угоду
мир враждою осквернен.
За межой — не чужой,
друг-товарищ дорогой.
За себя поднимем чашу!
Выпьем, други, под конец
за святую дружбу нашу,
за согласие сердец.
Там, где пьют, там и льют,
веселится добрый люд!
1844
Zdravlj;ca

1.
Spet trte so rodile
prijatli, vince nam sladk;,
ki nam o;ivlja ;ile,
src; razj;sni in oko,
ki utopi
vse skrbi,
v potrtih prsih up budi!
2.
Kom; narpred veselo
zdravljico, bratje! ;m; zap;t'!
Bog na;o nam de;elo,
Bog ;ivi ves slovenski svet,
brate vse,
kar nas je
sin;v slove;e matere!
3.
V sovra;nike 'z oblakov
rod; naj na;'ga tre;i gr;m;
prost, ko je bil o;akov,
naprej naj bo Slovencov dom;
naj zdrob;
njih rok;
si spone, ki jih ;e te;;!
4.
Edinost, sre;a, sprava
k nam naj nazaj se vrnejo;
otr;k, kar ima Slava,
vsi naj si v r;ke se;ejo,
de oblast
in z njo ;ast,
ko pr;d, spet na;a boste last!
5.
Bog ;;vi vas Slovenke,
prelepe, ;lahtne ro;ice;
ni take je mladenke,
ko na;e je krvi dekle;
naj sin;v
zarod nov
iz vas bo strah sovra;nikov!
6.
Mladen;i, zdaj se pije
zdravljica va;a, vi na; up;
ljubezni doma;ije
noben naj vam ne usm;ti strup;
ker zdaj v;s
kakor n;s,
jo s;;no br;nit' kli;e ;as!
7.
;iv; naj vsi nar;di,
ki hrepen; do;akat' dan,
da, koder sonce hodi,
prepir iz sv;ta bo pregnan,
da rojak
prost bo vsak,
ne vrag, le sosed bo mejak!
8.
Nazadnje ;e, prijatlji,
kozarce zase vzdignimo,
ki smo zato se zbrat'li,
ker dobro v srcu mislimo;
d;kaj dni
naj ;iv;
vsak, kar nas dobrih je ljudi!

Сонет

Тюрьма — твой дом, и время — твой палач,
грусть и отчаянье — твои подруги,
печаль и горе — преданные слуги,
а сторож-скорбь не устает, хоть плачь.
Проси же смерть не медлить на пороге:
лишь у нее заветные ключи
от камеры твоей. Она в ночи
освободит — и, не свернув с дороги,
туда тебя, счастливец, поведет,
где не страшны тирана власть и гнет,
где рядом с безымянными друзьями
заснешь, как все, в объятьях темноты,
и полностью доволен будешь ты
постелью, постланною в черной яме.

Перевод Александра Гитовича

Sonet
Zivljenje jeca, cas v nji rabelj hudi,
Skerb vsakdan mn pomlajena nevesta,
Terpljenje in obup mu hеapca zvesta,
In kas cuvaj, ki se nikdar ne vtrudi.
Perjazna smert! predolgo se ne mudi:
Ti kljuc, ti vrata, ti si srecna cesta,
Ki pelje nas iz bolecine mesta,
Tje, kjer trohljivost vse verige zgrudi;
Tje, kamor moc preganjovcov ne seze,
Tje, kamor njih krivic ne bo za nami,
Tje, kjer znebi se clovek vsake teze,
Tje v posteljo postlano v cerni jami,
V kateri spi, kdor vanjo spat se vеeze,
De glasni hrup nadlog ga ne predrami.

Александр  Духнович
ПОСЛ;ДНАЯ П;СНЬ ДУХНОВИЧА
 Ой, д;тята соколята,
Смагайтеся на крылята!
Бо я уже сокол старый,
Ужь мн; крыла поламали.
                Гор; долов л;таючи,
                Свои д;ти питаючи,
                От юности до старости
                Изнемогли жилы, кости.
Ах л;тал я и высоко,
Понурялся и глубоко,
Плавля по воздушным струям
Без кормщика правил лишь сам.
                Ах колько то стихій бурных,
                Колько молній и стр;л дурных
                Изнес от врагов природных
                И от чужих и от родных.
Царь пернатых т;м он и враг
Ловил род мой по вс;х горах,
Єму способствует на брань
Хитро лестный кавказскій вран.
                Все охота, всюды ловы
                Строят нел;пия совы,
                На невинныя д;тята
                На безвредны соколята!
А зозуля хитра птица
Прогульная безд;лница
Выброшаєт птеня моє
Несет в гн;здо яйце свое!
                На т; хитростей нарады
                Год; было дати рады
                Лишь по силам л;тал кругом
                Л;сом, скалами и лугом.
Не красился п;рьєм чужим,
А кр;пился духом дужим,
Не изм;нял ни на страстях,
Терп;в б;ду в т;х напастях.

 Скубли враги со вс;х сторон
                Выставляли мя на сором
                Розбивали як колокол,
                Но я остал старый сокол.
Быв соколом от головы
Сп;вал п;сни соколовы,
Учил так и вас сп;вати,
По сокольски щебетати.
                Так д;тята соколята,
                Смагайтеся на крылята
                Старый сокол ужь не может
                Он вам больше не поможет.
Б;лый ваш цв;т, як б;лый св;т,
В нем досел; порока н;т,
Не берите чуже п;ря
Бо то вашим лишь потеря.
                Понимая горной жизни,
                Запойте лишь власной п;сни,
                Бо чужое то не ваше
                Та власному роду враже.
Так я свершил ужь мою жизнь,
Нын; пою посл;дну п;снь,
Посл;дну вам соколята
Здраствуйте милы д;тята!
                На Бескид; в родном краю
                В этом чистом руском раю
                Гд; св;т узр;л, там лежати
                Хочу в;чно спочивати.
Схороните мя в дубрав;
В пещер; на сивой скал;,
Сами здоровы л;тайте,
А на батька памятайте.
1862

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ.
   
             Соколята, дайте волю
             Молодым своим крылам!
             Я уж стар -- не в силах боле
             Подыматься к облакам.
   
             Я вскормил вас, деток милых...
             По горам и по долам
             Я летал, пока был в силах --
             Отдохнуть пора костям.
   
             Ах, и я в былые годы
             К солнцу взор свой обращал;
             Без руля морские воды
             В челноке переплывал.
   
             На борьбу с бедой, в начале,
             Много сил потратил я.
             Стрелы в грудь мою вонзали
             И чужие, и друзья!
   
             Всюду гибельные ковы,
             Всюду зло: в сетях своих
             Норовят опутать совы
             Робких птенчиков моих;
   
             А кукушка-лиходейка
             Гонит бедных из гнезда,
             И яйцо свое, злодейка,
             Вместо их, кладет туда.
   
             С хитрой злобой и страстями
             Трудно биться было нам...
             И летал я над лесами,
             Поднимался в облавам...
   
             Я был прям и тверд душою,
             Не боялся силы зла,
             И -- лицом к лицу с грозою --
             В той борьбе душа росла.
   
             Брань врагов моих терзала
             Сердце бедное и слух...
             Как судьба меня не гнала,
             Жив во мне соколий дух..
   
             В честь отчизны -- сокол ясный --
             Песни я любил слагать;
             Научил вас петь согласно,
             По сокольему летать.
   
             Дайте волю, соколята,
             Молодым своим крылам!
             Крылья сокола помяты --
             Не служить им больше вам.
   
             Нет победы без усилий --
             Без порывов молодых!
             Не берите вражьих крылий --
             Подымайтесь на своих...
   
             Совершил я, что был в силах --
             И вот ныне песнь мою,
             Песнь последнюю, для милых
             Я соколиков пою.
   
             Там, меж гор, в родимом крае,
             Где родился я и жить
             Порывался -- там желаю
             Вечным сном я опочить.
   
             Вы меня похороните
             У скалы, в траве густой,
             И, засыпав, помяните
             Русской песнью и слезой.
Перевод  О. Лепко
   
ПЕСНЬ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА.
   
             Вейся, жаворонок звонкий,
                Вейся и кружись!
             Над моей родимой нивой
                Пой и веселись!
   
             Вознесися надо мною
                К солнечным лучам,
             Чтоб я тоже мог умчаться
                Сердцем к небесам.
   
             Пой хвалу, малютка-птичка,
                Богу в вышине,
             Что дал жизнь и безмятежность
                И тебе и мне.
   
             Славь Его за все щедроты,
                Что Он ниспослал,
             За тот дождь из тёплой тучи,
                Что с зарёй упал.
   
             Умоляй Его смиренно,
                Чтобы благодать
             Озаряла ежедневно
                Нашу землю-мать.
   
             Пусть хранит Он нашу ниву
                От ветров и туч,
             Пусть росу ниспосылает
                И горячий луч.
   
             Пой, молись, а я посею
                Спелое зерно,
             Завалю его землёю --
                И взойдёт оно.
   
             А когда настанет жатва,
                Жаворонок мой,
             Я обильным урожаем
                Поделюсь с тобой.
   
             Веселись же, пой в пространстве,
                Вейся и летай!
             Веселись, пока так чудно
                Блещет жизни май!
   
             Может быть, и нас зароют
                Скоро, птенчик мой,
             Как те зёрна и покроют
                Чёрною землёй!
   
             Но не будет наша доля
                Равною тогда:
             Я умчусь, чтоб возродиться,
                Ты же -- без следа...
   
             Перевод Н. Гербеля.

ПЕТР ПЕТРОВИЧ-НЕГОШ

ЛОВЧЕНУ
Перевод Б. Слуцкого
Ловченская гордая вершина,
ты главою тучи задеваешь
и надменно видишь под собою
чудные творения природы:
Черногории кровавый камень,
Боснии равнины и Албанию,
Турции поля, латинский берег!
У себя за пазухой ты прячешь,
как невеста яблоки дареные,
молнии за тысячи столетий.
Никого ты не считаешь ровней,
кто на Милоша, на Карагеоргия,
на орла и волка не походит.
Вуковцев, предателей народа,
ядовито предаешь проклятью.

ТЕНИ АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА
Перевод Б. Слуцкого

Над многоочитым звездным сводом
и под самой верхней сферой неба,
там, где взгляд людской достичь не может
юных солнц бессменное рожденье,—
выбитые из кремня творца рукою,
осыпаются они роями,—
там и был зачат твой гений
и поэзией миропомазан;
из тех мест, где вспыхивают зори,
к людям прилетел твой гений.
Все, что может совершить геройство,
на алтарь чудесный я слагаю,
посвящаю я святому праху
твоему, певец счастливый
своего великого народа.

Sjeni A. Pu;kina
Nad zvjezdanim mnogostrukim svodom,
nad domakom umnoga
pogleda,
pod vrhovnim nebasklonom
neba,
gdje se mlada neprestano
sunca,
iskresana rukom
magi;eskom,
op;teg tvorca, siplju rojevima:
tamo se je tvoj genij za;eo
o pjevanja mirom pomazao.
Otkud zora sine nad
prirodom,
odonud je k nama doletio.
Sretnji pjeva;e velikog
naroda,
Tvome prahu zemnom
sve;tenome
sobra;e ti vite;ki podvizi
pred divnijem stupaju
oltarom.


Тарас Шевченко

Завещание

 Как умру, похороните
На Украйне милой,
Посреди широкой степи
Выройте могилу,
Чтоб лежать мне на кургане,
Над рекой могучей,
Чтобы слышать, как бушует
Старый Днепр под кручей.
И когда с полей Украйны
Кровь врагов постылых
Понесет он... вот тогда я
Встану из могилы —
Подымусь я и достигну
Божьего порога,
Помолюся... А покуда
Я не знаю бога.
Схороните и вставайте,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите.
И меня в семье великой,
В семье вольной, новой,
Не забудьте — помяните
Добрым тихим словом.

Перевод А.Т.Твардовского

Заповіт


Як умру, то поховайте
Мене на могилі,
Серед степу широкого,
На Вкраїні милій,
Щоб лани широкополі,
І Дніпро, і кручі
Було видно, було чути,
Як реве ревучий.
Як понесе з України
У синєє море
Кров ворожу... отойді я
І лани і гори —
Все покину і полину
До самого бога
Молитися... а до того
Я не знаю бога.
Поховайте та вставайте,
Кайдани порвіте
І вражою злою кров'ю
Волю окропіте.
І мене в сем'ї великій,
В сем'ї вольній, новій,
Не забудьте пом'янути
Незлим тихим словом.

25 декабря 1845, в Переяслові

Вступление к балладе «Причинная»
Вступ до «Причинної»
Реве да стогне Днiпр широкий,
Сердитий вiтер завива,
Додолу верби гне високi,
Горами хвилю пiдiйма.

I блiдий мiсяць на ту пору,
Iз хмари де-де виглядав,
Неначе човен в синiм морi
То виринав, то потопав.

Ще третi пiвнi не спiвали,
Нiхто нiде не гомонiв,
Сичi в гаю перекликались,
Та ясен раз-у-раз скрипiв.
Перевод: Мария Шутак
Ревет и стонет Днепр широкий,
Ветров могучих песнь слышна.
Да гнутся ивы и осоки,
Горою кряжится волна.

И светлый месяц на дозоре
Из тучи свет свой посылал.
Его, как  челн на синем море,
Ветер тугой волной качал.

Еще заря не занималась
И свет в окошках не горел.
Сычи в бору перекликались
И ясень жалобно скрипел.
   ---------
Садок вишневий коло хати,
Хрущі над вишнями гудуть,
Плугатарі з плугами йдуть,
Співають ідучи дівчата,
А матері вечерять ждуть.
Сем'я вечеря коло хати,
Вечірня зіронька встає.
Дочка вечерять подає,
А мати хоче научати,
Так соловейко не дає.
Поклала мати коло хати
Маленьких діточок своїх;
Сама заснула коло їх.
Затихло все, тілько дівчата
Та соловейко не затих.
[Між 19 і 30 травня 1847,
С.-Петербург]
Вишневый садик возле хаты,
Хрущи над вишнями снуют.
С плугами пахари идут,
Идут домой, поют дивчата,
А матери их дома ждут.

Все ужинают возле хаты,
Звезда вечерняя встает,
И дочка ужин подает.
Ворчала б мать, да вот беда-то,
Ей соловейко не дает.

Мать уложила возле хаты
Ребяток маленьких своих,
Сама заснула возле них.
Затихло все... Одни дивчата
Да соловейко не затих.

Перевод Н. Ушакова.


Людовит Велислав Штур

ПЕСНЬ ОВЧАРА.

             Чуть-лишь зорька брезжить
             На востоке стала,
             Выгоняет пастырь
             В горы свое стадо;
             А как станет солнце
             В небе на средине,
             С гор стада сбегаютъ,
             Чтоб пастись в долине.
             Горы мои, горы,
             Зеленые нивы!
             Счастие, богатство,
             Светики мои вы!
             Вот уж он и полдень!
             Долы тишь объемлет;
             У потока стадо
             Прикурнувши дремлет;
             Сам пастух под вишней,
             А не-то под грушей...
             Вечером играет
             Снова рог пастуший.
             Овцы мои, овцы,
             Подымайтесь дружно!
             Дома, под застрехой,
             На ночь быть вам нужно.

                Перевод - Н. Берг

Незабудки Девина

- Девин, милый Девин, замок опустелый!
Кем твои, поведай, возводились стены?
- Стены мои помнят руки Ростислава.
Он отец наш добрый, он отчизны слава.
А теперь стою я грустно, одиноко:
Ветер нашу славу всю унёс далёко.
- Милый Девин, время вдаль уносит беды.
А победы помнишь? Над врагом победы?
- Помню всё: победы, по героям тризны -
Тем, что не жалели жизни для отчизны.
Было время: стены лавром расцветали.
Нынче ж, на чужбине, все цветы увяли.
Лишь печальный взгляд мой тешит себя долго
Прахом Славимира, тенью Святополка.
Вот стою старею пусто и бесславно,
Не от лет седею - от печали давней.
И слеза порою взгляд мой омрачает
И сестры Моравы воды замутняет.
И бежит Морава мутная к Дунаю,
А мои всё стены ближе, ближе к краю
Пропасти глубокой...Шепчутся вершины:
«Вон тот замок дряхлый, лысый от кручины,
С кручи наклонился...Упадёт уж скоро...»
Солнышко ласкает, заходя за гору,
Тёплыми лучами, с жалостью глубокой.
Но стою, живу я, хоть и одиноко...
Сыновья на тризну - рано! - не приходят.
Только ночью тяжко, когда свет уходит.

Перевод В. Преснякова

D;vi’n, mily’ D;vi’n
D;vнn, mily’ D;vнn, hrade osiraly’,
pov;z;e nбm, kedy tvoje hradby stбly?
«Moje hradby stбly v ;asech Rastislava,
on byl mojнm pбnem, on Slovanstvu hlava».
D;vнn, milэ D;vнn, hrade osiralэ,
kdy;e tu otcovй na;i sn;my mali?
«Va;i otcovй tu sn;my dr;нvali,
kdy; si Slavimнra za ochrбnce vzali!»
D;vнn, milэ D;vнn, hrade osam;lэ,
kedy na tvэch hradbбch koruhve se chv;ly?
«Koruhve se chv;ly v ;asech Svatopluka,
svalila je N;mc; i Ma;ar; ruka!
A od toho ;asu aj jб o;edнvбm
od ;ele, kdy; se v mй dбvnй ;н;e dнvбm.
S hradby moje slzy dolu mi padajн,
ony mutnou sestru Moravu d;lajн.
Proto ona te;e kalnб do Dunaje.
Jб padбm, mn; rovn; zapadajн kraje».
D;vнn, milэ D;vнn, ;asy tvй zapadly,
na nбs, volnэch otc; syny, zlй p;ipadly.
«Necht; smutku toho, tam lysб z;stala
Kobyla, co tolko nade mnou plakala.
Kdy; slunй;ko za tu horu se ukrэvб,
ve;dy smutnэm okem na mne se podнvб.
Prvй mi svнtilo a v;il mne obchбzн
tak, hle, na;e ;t;stн se ;asy zachбzн».

Из долин

Отведи меня, брат милый,
на вершину гор, что снилась,
я в дороге утомился,
чуть о скалы не разбился,
душно тут уже, в долине,
нет свободы и в помине.
Отведи меня, брат милый,
на вершину гор, что снилась,
здесь дорога тяжела мне,
там свободой дышат камни,
отпущу мой взгляд на волю,
вдаль и вширь летать позволю.
Бурелом тут и завалы,
там обширных стран немало,
нивы там у речки чистой,
и прозрачные ключи есть,
и сады в цвету встречают,
крепости холмы венчают.

Михай Вёрёшмарти

Старый цыган

Играй, цыган!
Вина мы поднесли,
Чего ж дремать?
Утешь! Развесели!
Что стоит скорбь, водой разведена?
В холодный кубок подливай вина.
Такой закон установила жизнь,
Чтоб мерзли мы, а после обожглись,
Играй!
Всему приходит скорбный срок,
Негодной палкой станет и смычок.
Стакан и сердце наполняй вином
И не заботься ни о чем ином!
Пусть мозг дрожит под теменем твоим,
Пусть кровь вскипает в жилах у тебя!
Глаза горят, как головы комет,
И струны стонут, будто все губя,
Несется вихрь и скачет град такой,
Который выбьет весь посев людской.
Играй! Всему приходит скорбный срок,—
Негодной палкой станет и смычок.
Стакан и сердце наполняй вином
И не заботься ни о чем ином!
У звонкой бури песням ты учись,
Когда она бушует и ревет,
Корчует лес и топит корабли,
За глотку все живущее берет.
Повсюду бой!
Трепещет в буре той
Сам гроб господень на земле святой.
Играй!
Всему приходит скорбный срок,—
Негодной палкой станет и смычок.
Стакан и сердце наполняй вином
И не заботься ни о чем ином!
Чей это слышен затаенный стон?
Кто, дико мчась, и плачет и ревет?
Что там гудит, как мельница в аду?
Там кто это стучится в небосвод?
Кто?
Падший ангел?
Воин весь в крови?
Безумец?
Раб надежды и любви?
Играй!
Всему приходит скорбный срок,—
Негодной палкой станет и смычок.
Стакан и сердце наполняй вином
И не заботься ни о чем ином!
И кажется: восставший средь пустынь,
Неистово горюет человек,
И палкой брата убивает брат,
Сироты плачут, слышен вопль калек,
И коршун бьет крылами, и орлы
Терзают Прометея у скалы…
Играй! Всему приходит скорбный срок,—
Негодной палкой станет и смычок.
Стакан и сердце наполняй вином
И не заботься ни о чем ином!
Звезда слепая, скорбный шар земной
Вращается в отчаянном чаду.
От грязи, скорби и преступных дел
Отмой, потоп, несчастную звезду!
И пусть привозит к Арарату Ной
В ковчеге новом новый мир иной.
Играй! Всему приходит скорбный срок,—
Негодной палкой станет и смычок.
Стакан и сердце наполняй вином
И не заботься ни о чем ином!
Играй! Но нет! Дай струнам ты покой.
Настанет праздник.
Срок еще не скор,
Но час придет — смирится ярость бурь,
И кровью в битвах изойдет раздор.
К такой ты песне будь, цыган, готов,
Чтоб разутешить даже и богов,
Чтоб, за смычок когда возьмешься ты,
Разгладились бы хмурые черты!
Играй, упившись радости вином,
И не заботься ни о чем ином!
1854
Перевод Л. Мартынова

A V;N CIG;NY

H;zd r; cig;ny, megittad az ;r;t,
Ne l;gasd a l;badat hi;ba;
Mit ;r a gond keny;ren ;s vizen,
T;lts hozz; bort a rideg kup;ba.
Mindig igy volt e vil;gi ;let,
Egyszer f;zott, m;sszor l;nggal ;gett;
H;zd, ki tudja meddig h;zhatod,
Mikor lesz a ny;tt von;bul bot,
Sziv ;s poh;r tele b;val, borral,
H;zd r; cig;ny, ne gondolj a gonddal.

V;red forrjon mint az ;rv;ny ;rja,
Rend;lj;n meg a vel; agyadban,
Szemed ;gjen mint az ;st;k;s l;ng,
H;rod zengjen v;szn;l szilajabban,
;s kem;nyen mint a j;g ver;se,
Odalett az emberek vet;se.
H;zd, ki tudja meddig h;zhatod,
Mikor lesz a ny;tt von;bul bot,
Sziv ;s poh;r tele b;val, borral,
H;zd r; cig;ny, ne gondolj a gonddal.

Tanulj dalt a zeng; zivatart;l,
Mint ny;g, ord;t, jajgat, s;r ;s b;mb;l,
F;kat t;p ki ;s haj;kat t;rdel,
;letet fojt, vadat ;s embert ;l;
H;bor; van most a nagy vil;gban,
Isten s;rja reszket a szent honban.
H;zd, ki tudja meddig h;zhatod,
Mikor lesz a ny;tt von;bul bot,
Sziv ;s poh;r tele b;val, borral,
H;zd r; cig;ny, ne gondolj a gonddal.

Ki; volt ez elfojtott sohajt;s,
Mi ;v;lt, s;r e vad rohanatban,
Ki d;r;mb;l az ;g boltozatj;n,
Mi zokog mint malom a pokolban,
Hull; angyal, t;rt sz;v, ;r;lt l;lek,
Vert hadak vagy vakmer; rem;nyek?
H;zd, ki tudja meddig h;zhatod,
Mikor lesz a ny;tt von;bul bot,
Sziv ;s poh;r tele b;val, borral,
H;zd r; cig;ny, ne gondolj a gonddal.

Mintha ujra hallan;k a puszt;n
A l;zadt ember vad keserveit,
Gyilkos testv;r botja zuhan;s;t,
S az els; ;rv;k sirbesz;deit,
A keselynek sz;rnya csattog;s;t,
Prometheusz halhatatlan k;nj;t.
H;zd, ki tudja meddig h;zhatod,
Mikor lesz a ny;tt von;bul bot:
Sziv ;s poh;r tele b;val, borral,
H;zd r; cig;ny, ne gondolj a gonddal.

A vak csillag, ez a nyomoru f;ld
Hadd forogjon keser; lev;ben,
S annyi b;n, szenny s ;br;ndok d;h;t;l
Tisztuljon meg a vihar hev;ben,
;s hadd j;jj;n el No; b;rk;ja,
Mely egy uj vil;got z;r mag;ba.
H;zd, ki tudja meddig h;zhatod,
Mikor lesz a ny;tt von;bul bot:
Sziv ;s poh;r tele b;val, borral,
H;zd r; cig;ny, ne gondolj a gonddal.

H;zd, de m;gse, - hagyj b;k;t a h;rnak,
Lesz m;g egyszer ;nnep a vil;gon,
Majd ha elf;rad a v;sz haragja,
S a visz;ly elv;rzik a csat;kon,
Akkor h;zd meg ujra lelkesedve,
Isteneknek telj;k benne kedve.
Akkor vedd fel ujra a von;t,
;s der;lj;n zordon homlokod,
Sz;d telj;k meg az ;r;m bor;val,
H;zd, s ne gondolj a vil;g gondj;val.

Призыв

Мадьяр, за родину свою
Неколебимо стой,
Ты здесь родился, здесь умрешь,
Она всегда с тобой.
 
Другой отчизны не ищи
И смертный час тут встреть —
В беде иль в счастье должен ты
Здесь жить иль умереть.
 
По этим нивам столько раз
Струилась кровь отцов.
Земля хранит их имена
В течение веков.
Здесь за отчизну в славный бой
Арпад войска водил,
И рабства гнусное ярмо
Здесь Хуньяди разбил.
 
Свобода! Здесь носили твой
Окровавленный стяг
И пали лучшие из нас
За родину в боях.
 
Средь стольких мук, средь стольких
Несчастий и невзгод,
Хоть поредев, но не сломясь,
Живет здесь наш народ.
 
Народам мира мы кричим,
Столпившимся вокруг:
«Мы заслужили право жить
Тысячелетьем мук».

Не может быть, чтоб крови зря
Так много пролилось,
Чтоб столько преданных сердец
В тоске разорвалось.
 
Не может быть, чтоб сила, ум
И воля навсегда,
Не одолев проклятий груз,
Иссякли без следа.
То время, славное вовек,
Должно прийти, придет,
Когда исполнится все то,
О чем молил народ.
 
Или прекрасно умереть
Решится в битве он,
И будет вся страна в крови
Во время похорон.
 
Могилу Венгрии твоей
Народы окружат
И, над умершею скорбя,
Слезами оросят.
Мадьяр, за родину свою
Неколебимо стой,
Ты ею жив, и будешь ты
Укрыт её землей.
 
Другой отчизны не ищи
И смертный час тут встреть —
В беде иль в счастье должен ты
Здесь жить иль умереть.
1836
Перевод Н. Чуковского
Sz;zat

Haz;dnak rend;letlen;l
L;gy h;ve, oh magyar;
B;lcs;d az s majdan s;rod is,
mely ;pol s eltakar.

A nagy vil;gon e kiv;l
Nincsen sz;modra hely;
;ldjon vagy verjen sors keze:
Itt ;lned, halnod kell.

Ez a f;ld, melyen annyiszor
Ap;id v;re folyt;
Ez, melyhez minden szent nevet
Egy ezred;v csatolt.

Itt k;zdtenek hon;rt a h;s
;rp;dnak hadai;
Itt t;rtek ;ssze rabig;t
Hunyadnak karjai.

Szabads;g! Itten hordoz;k
V;res z;szl;idat
S elhulltanak legjobbjaink
A hosszu harc alatt.

;s annyi balszerencse k;zt,
Oly sok visz;ly ut;n,
Megfogyva b;r, de t;rve nem,
;l nemzet e haz;n.

S n;pek haz;ja, nagy vil;g!
Hozz;d b;tran ki;lt:
„Egy ezred;vi szenved;s
K;r ;ltet vagy hal;lt!”

Az nem lehet, hogy annyi sz;v
Hi;ba onta v;rt,
S keservben annyi h; kebel
Szakadt meg a hon;rt.

Az nem lehet, hogy ;sz, er;
;s oly szent akarat
Hi;ba sorvadozzanak
Egy ;toks;ly alatt.

M;g j;ni kell, m;g j;ni fog
Egy jobb kor, mely ut;n
Buzg; im;ds;g epedez
Sz;zezrek ajak;n.

Vagy j;ni fog, ha j;ni kell,
A nagyszer; hal;l,
Hol a temetkez;s f;l;tt
Egy orsz;g v;rben ;ll.

S a s;rt, hol nemzet s;lyed el,
N;pek veszik k;r;l,
S az ember milli;inak
Szem;ben gy;szk;ny ;l.

L;gy h;ve rend;letlen;l
Haz;dnak, oh magyar;
Ez ;ltet;d, s ha elbuk;l,
Hantj;val ez takar.

A nagy vil;gon e kiv;l
Nincsen sz;modra hely;
;ldjon vagy verjen sors keze:
Itt ;lned, halnod kell.

Да, я сержусь… (Лауре)

Да, я сержусь — на черноту кудрей,
На синь очей, на их лукавый взгляд,
Меня связавший крепче всех цепей,
И на уста, что так меня язвят.
Сержусь на то, что сгинул мой покой,
Что сердце добродетельно твое,
Что пленена твоею красотой
Душа моя и не вернуть ее.
1843
Перевод Н.Чуковского

Шандор Петефи

Мужчина, будь мужчиной,
А куклой – никогда,
Которую швыряет
Судьба туда-сюда!
Отважных не пугает
Судьбы собачий лай, -
Так, значит, не сдавайся,
Навстречу ей шагай!

Мужчина, будь мужчиной!
Не любит слов герой.
Дела красноречивей
Всех Демосфенов! Строй,
Круши, ломай и смело
Гони врагов своих,
А сделав своё дело,
Исчезни, словно вихрь!
Мужчина, будь мужчиной!
Ты прав – так будь готов,
Отстаивая правду,
Пролить за это кровь!
И лучше сотню раз ты
От жизни откажись,
Чем от себя! В бесчестье
К чему тебе и жизнь!

Мужчина, будь мужчиной!
Ведь не мужчина тот,
Кто за богатства мира
Свободу отдаёт!
Презренны – кто за блага
Мирские продались!
“С котомкой, но на воле!” –
Пусть будет твой девиз.
Мужчина, будь мужчиной!
Отважен будь в борьбе.
И ни судьба, ни люди
Не повредят тебе!
Будь словно дуб, который,
Попав под ураган,
Хоть выворочен с корнем,
А не согнул свой стан!
1847
Перевод Л.Мартынова

HA F;RFI VAGY, L;GY F;RFI...

Ha f;rfi vagy, l;gy f;rfi,
S ne hitv;ny gy;nge b;b,
Mit k;ny ;s kedv szerint l;k.
A sors id;bb-od;bb.
F;l;nk eb a sors, csak csahol;
A b;trakt;l szalad,
Kik szembesz;llanak vele...
Az;rt ne hagyd magad!

Ha f;rfi vagy, l;gy f;rfi,
S ne sz;d hirdesse ezt,
Minden Demosthenesn;l
Szebben besz;l a tett.
;p;ts vagy ronts, mint a vihar,
S hallgass, ha m;ved k;sz,
Mint a vihar, ha megtev;
Munk;j;t, eleny;sz.

Ha f;rfi vagy, l;gy f;rfi,
Legyen elved, hited,
;s ezt kimond
d, ha mindj;rt
V;reddel fizeted.
Sz;zszorta ink;bb ;ltedet
Tagadd meg, mint magad;
Hadd vesszen el az ;let, ha
A becs;let marad.

Ha f;rfi vagy, l;gy f;rfi,
F;ggetlens;gedet
A nagyvil;g kincs;;rt
;r;ba ne ereszd.
Vesd meg, kik egy jobb falat;rt
Eladj;k mag okat.
„Kold;sbot ;s f;ggetlens;g!”
Ez l;gyen jelszavad.

Ha f;rfi vagy, l;gy f;rfi,
Er;s, b;tor, szil;rd,
Akkor, hidd, hogy sem ember
Sem sors k;nnyen nem ;rt.
L;gy t;lgyfa, mit a fergeteg
Ki k;pes d;nteni,
De m;lt;s;gos derek;t
Meg nem g;rb;theti.



КАК МНЕ НАЗВАТЬ ТЕБЯ?..
Как мне назвать тебя,
Когда встает во мраке
Сиянье звездное твоих прекрасных глаз
И мне в глаза плывет оно, как будто
Ты, очарованная, смотришь в первый раз?
Когда лучи от этих звезд вечерних
В ручьи любви сливаются
И вдруг
Мне в душу устремляются, как в море, —
Как мне назвать тебя?
Как мне назвать тебя,
Когда летит он,
Твой взгляд —
Смиренный голубок?
Он — голубь! В этом легком оперенье
Что ни перо — оливковая ветвь.
То ветви мира. Их прикосновенье
Так ласково, как будто бы они —
Мягчайший шелк, над колыбелью полог . .
Как мне назвать тебя?
Как мне назвать тебя,
Когда звучит твой голос?
В такие он сливается слова,
Что если б услыхали эти речи
Зимой оцепеневшие деревья, —
На них бы появилась вдруг листва,
Они бы думали, что вот она,
Весна!
Вот избавитель соловей поет!
Как мне назвать тебя?
Как мне назвать тебя,
Когда уста-рубины
Приблизишь ты к моим губам?
В огне такого поцелуя
Сливается моя душа с твоей
В одно, как день и ночь в огне рассвета,
И кажется, что мир исчез,
И верится, что источает вечность
На нас все тайные свои блаженства . . .
Как мне назвать тебя?
Как мне назвать тебя,
Рождающее радость,
Мечту вздымающее до небес,
Стократ чудесней самых чудных сказок
Блестящее живое существо?
Ты в мире драгоценнейшая самая,
Юная,
Сладостная,
Жена моя, —
Как мне назвать тебя?
1847

НАЦИОНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Встань, мадьяр! Зовет отчизна!
Выбирай, пока не поздно:
Примириться с рабской долей
Или быть на вольной воле?
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
Мы живем на белом свете
Перед дедами в ответе!
Вольным предкам нет покою
Здесь, под рабскою землею.
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
Низок, мерзок и ничтожен
Тот, кому сейчас дороже
Будет жизнь его дрянная,
Чем страна его родная!
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
Блещет цепь, но вдвое краше
Засверкает сабля наша.
Так зачем носить оковы?
Пусть клинки сверкают снова!
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
Имя венгра величаво
И достойно древней славы.
Поклянемся перед боем,
Что позор столетий смоем!
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
Где умрем — там холм всхолмится,
Внуки будут там молиться,
Имена наши помянут,
И они святыми станут.
Богом венгров поклянемся
Навсегда —
Никогда не быть рабами,
Никогда!
14 марта 1848
Nemzeti dal

Talpra magyar, h; a haza!
Itt az id;, most vagy soha!
Rabok legy;nk, vagy szabadok?
Ez a k;rd;s, v;lasszatok! -
A magyarok isten;re
Esk;sz;nk,
Esk;sz;nk, hogy rabok tov;bb
Nem lesz;nk!

Rabok voltunk mostan;ig,
K;rhozottak ;sap;ink,
Kik szabadon ;ltek-haltak,
Szolgaf;ldben nem nyughatnak.
A magyarok isten;re
Esk;sz;nk,
Esk;sz;nk, hogy rabok tov;bb
Nem lesz;nk!

Sehonnai bitang ember,
Ki most, ha kell, halni nem mer,
Kinek dr;g;bb rongy ;lete,
Mint a haza becs;lete.
A magyarok isten;re
Esk;sz;nk,
Esk;sz;nk, hogy rabok tov;bb
Nem lesz;nk!

F;nyesebb a l;ncn;l a kard,
Jobban ;kes;ti a kart,
;s mi m;gis l;ncot hordtunk!
Ide veled, r;gi kardunk!
A magyarok isten;re
Esk;sz;nk,
Esk;sz;nk, hogy rabok tov;bb
Nem lesz;nk!

A magyar n;v megint sz;p lesz,
M;lt; r;gi nagy hir;hez;
Mit r;kentek a sz;zadok,
Lemossuk a gyal;zatot!
A magyarok isten;re
Esk;sz;nk,
Esk;sz;nk, hogy rabok tov;bb
Nem lesz;nk!

Hol s;rjaink domborulnak,
Unok;ink leborulnak,
;s ;ld; im;ds;g mellett
Mondj;k el szent neveinket.
A magyarok isten;re
Esk;sz;nk,
Esk;sz;nk, hogy rabok tov;bb
Nem lesz;nk!

                (Pest, 1848. m;rcius 13.)


Циприан Камиль Норвид

Славянин
 
Как славянин, когда не знает, где учиться,
Мечтает средь полей, как жить на свой манер, —
А где-то вдалеке купец в вагоне мчится,
И телеграф стучит, и реет монгольфьер;
Как славянин, что все уже прошел дороги,
Ждет самовитости, без знанья, от души —
Вот так печальна жизнь!.. Товарищи, пророки,
Крестьяне, шляхтичи, евреи, торгаши!
Так камень на меже лежит, забыв про сроки,
А прежде штурмовал лихие рубежи;
С ним рядом коровяк и рыжая полевка,
А он лежит в полях огромно и неловко
(Сам разумеешь смысл моих иносказаний) —
То ль камень межевой, то ль череп великаний?
 
Пер. Д. Самойлова

S;OWIANIN.
DO TEOFILA LENARTOWICZA

Jak S;owianin, gdy brak mu na;ladowa; kogo,
Duma, w szerokim polu, czekaj;c na siebie -
Gdy z dala jad; kupcy gdzie; ;elazn; - drog;,
Dr;; telegramy w drutach i balon na niebie;
Jak S;owiani, co chadza; ju; wszystkiemu w tropy,
Oczekiwa na siebie - samego, bez wiedzy -
Tak - bywa sm;tnym ;ycie!... wieszczowie, koledzy,
Zacni szlachcice, ;ydy, przekupnie i ch;opy!

Tak jest i kamie; tak;e stercz;cy na miedzy,
Co s;ugiwa; by; w r;;nych szturmach na okopy;
Dziewanna ;;;ta przy nim i mysz polna ruda -
On sterczy, wie;; go zowie ko;ci; wielgo-luda
(Co sam sobie w jasniejsz; alegori; zamie;!) -
Atoli nie wiadomo, czy to ko;;? czy kamie;?

 
            Пепел и Алмаз
  Когда сгоришь, что станется с тобою:
  Уйдешь ли дымом в небо голубое,
  Золой ли станешь мертвой на ветру?
  Что своего оставишь ты в миру?
   
  Чем вспомнить нам тебя в юдоли ранней,
  Зачем ты в мир пришел? Что пепел скрыл от нас?
  А вдруг из пепла нам блеснет алмаз,
  Блеснет со дна своею чистой гранью?
   
 Перевод:  Галина Андреева
POPI;; I DIAMENT
Coraz to z Ciebie jako z drzazgi smolnej
Woko;o lec; szmaty zapalone.
Gorej;c nie wiesz czy stawasz si; wolny
Czy to co Twoje ma by; zatracone.
Czy popi;; tylko zostanie i zam;t
Co idzie w przepa;; z burz;.
Czy zostanie
Na dnie popio;u gwia;dzisty dyjament -
Wiekuistego zwyci;stwa zaranie?

Моя песня (2)
О крае том, где крошку хлеба
С земли поднимут и в рот положат,
Смотря на Небо -

Болею, Боже...
О крае, где гнездо разрушить
У аиста никто не сможет -
Приносит Души -

Болею, Боже...
О крае, где поклон наш первый
При встрече значит, что нет дороже
Христовой веры -

Болею, Боже...
Еще болею о вещи дальной,
Хоть и не знаю ее дорожек, -
Равно хрустальной -

Болею, Боже...
О неболезни, о немышленьи,
О тех, кто прямо и честно сложен,

Болею, Боже...
Но в том краю кто руку даст мне?..
Моя же дружба сгореть не может,
Мой Боже ясный, -

Болею, Боже.
1854
Перевод с польского Аллы Козыревой.

Moja piosnka [II]

Do kraju tego, gdzie kruszyn; chleba
Podnosz; z ziemi przez uszanowanie
Dla dar;w Nieba....
T;skno mi, Panie...

Do kraju tego, gdzie win; jest du;;
Popsowa; gniazdo na gruszy bocianie,
Bo wszystkim s;u;;...
T;skno mi, Panie...

Do kraju tego, gdzie pierwsze uk;ony
S;, jak odwieczne Chrystusa wyznanie,
"B;d; pochwalony!"
T;skno mi, Panie...

T;skno mi jeszcze i do rzeczy innej,
Kt;rej ju; nie wiem, gdzie le;y mieszkanie,
R;wnie niewinnej...
T;skno mi, Panie...

Do bez-t;sknoty i do bez-my;lenia,
Do tych, co maj; tak za tak - nie za nie,
Bez ;wiat;o-cienia...
T;skno mi, Panie...

T;skno mi owdzie, gdzie kt;; o mnie stoi?
I tak by; musi, cho; si; tak nie stanie
Przyja;ni mojej...
T;skno mi, Panie...

ВАСИЛЕ АЛЕКСАНДРЕ

ДОЙНА
Дойна, дойница!
Где ты, милая девица,
В золотых цветах косицы,
Губы — ярче заряницы?
Хорошо с такою милой,
С голубицей сизокрылой,
С сердцем, полным гордой силой!
С белокурой недотрогой,
Схожей с ланью быстроногой,
Нежной полною тревогой!
Соловей неутомимый,
Я в прохладе нелюдимой
Спел бы дойну о любимой!

Дойна, дойница!
Ружьецом бы мне разжиться
Да с топориком сродниться,
Не тужить — а веселиться!
Под седло б не вороного,
Что черней греха людского, —
Горделивого и злого!
Семерых бы мне с мечами,
Братьев с гневными очами,
На конях, чье имя — пламя!
Мне б орлиный лет и зренье,
Пел бы яростно весь день я
Дойну гнева и отмщенья!

Дойна, дойница!
Слышишь, милая моя ты,
Всем клянусь, что сердце свято,
Стать тебе роднее брата!
А коню наказ мой краток:
Ты лети быстрей касаток,
Бурей вдоль лесов косматых.
Братьям молвлю: — Вот что, братья,
Клятву дам пред вашей ратью
Басурманов убивать я!
Гей, пошло на битву братство,
Час настал освобождаться
От языческого рабства!
1842

Doina

     Doina, doini;;!
De-a; avea o puiculi;;
Cu flori galbine-n cosi;;,
Cu flori ro;ii pe guri;;!

De-a; avea o m;ndrulic;
Cu-ochi;ori de porumbic;
;i cu suflet de voinic;!

De-a; avea o b;l;ioar;
Nalt;, vesel;, u;oar;,
Ca un pui de c;prioar;!

Face-m-a; privighetoare
De-a; c;nta noaptea-n r;coare
Doina cea dismierd;toare!

                *

     Doina, doini;;!
De-a; avea o pu;culi;;
;i trei glon;i ;n punguli;;
;-o sorioar; de b;rdi;;!

De-a; avea, pe g;ndul meu,
Un cal aprig ca un leu,
Negru ca p;catul greu!

De-a; avea vro ;epte fra;i,
To;i ca mine de barba;i
;i pe zmei ;nc;leca;i!

Face-m-a; un vultur mare,
De-a; c;nta ziua, la soare,
Doina cea r;zbun;toare!

                *

     Doin;, doini;;!
;i i-a; zice: „M;ndruli;;,
M; jur p-ast; cruciuli;;
S; te ;in ca un b;di;;!“

;i i-a; zice: „Voinicele,
S; te-ntorci cu r;ndunele
Peste dealuri ;i v;lcele!“

;i le-a; zice: „;epte fra;i,
Face;i cruce ;i jura;i
Vii ;n veci s; nu v; da;i!“

Hai, copii, cu voinicie,
S; sc;p;m biata mo;ie
De p;g;ni ;i de robie!

            Миорица
Перевела с румынского  Александра ЮНКО

Знает, кто на свете пожил, –
Всё творится волей Божьей.

Над высокой над горой
Слышен посвист удалой.
На горе три чабана,
Оба старшие – родня,
А меньшой, как говорят,
Тем двоим ни сват, ни брат.

Вот пошёл он за водою…
Те судили меж собою,

Как меньшого извести,
Как отару увести.

Воротился с родника,
Глядь, бежит издалека
Вещая Миоара,
Глаз его отрада,
Всё, что услыхала,
Парню рассказала.

К чабанам тогда идёт он
И такую речь ведёт он:

– Коль уж вы меня убить
Сговорились, погубить,
Так под правою рукой
Положите флуер мой,
А под левой длинный бучум.
Дунет ветер неминучий –
Флуер тонко засвистит,
Бучум гулко затрубит.
Донесут лихие вести

Милым братьям. И невесте,
И родимой матушке,
И седому батюшке…

На горе, в глуши лесной,
Есть могила под сосной.
Там, в холодной глубине,
Два огня горят на дне.
То не угли тлеют ночью,
То змеи бессонной очи,
Всё не гаснут, день ли, вечер –
Видно, крови человечьей
Вволю напилась змея,
Изъязвила грудь, шипя.

Весь опутанный цепями,
Весь изрезанный ножами,
Там лежит меньшой чабан,
Изнемог от лютых ран.
И под ветром под горючим
Флуер стонет, стонет бучум:

– Кто прибудет вызволять,
Будь то брат, отец иль мать,
Знайте, что меня убили,
Белу руку отрубили,
А потом в глуши лесной
Схоронили под сосной…
1850
Miorita

Pe-un picior de plai,

Pe-o gura de rai,

Iata vin in cale,

Se cobor la vale

Trei turme de miei,

Cu trei ciobanei.

Unu-i moldovan,

Unu-i ungurean

Si unu-i vrancean.

Iar cel ungurean

Si cu cel vrancean,

Mari, se vorbira,

Ei se sfatuira

Pe l-apus de soare

Ca sa mi-l omoare

Pe cel moldovan,

Ca-i mai ortoman

S-are oi mai multe,

Mandre si cornute

Si cai invatati

Si cani mai barbati.

Dar cea miorita,

Cu lana plavita,

De trei zile-ncoace

Gura nu-i mai tace,

Iarba nu-i mai place.

- Miorita laie,

Laie, bucalaie,

De trei zile-ncoace

Gura nu-ti mai tace!

Ori iarba nu-ti place,

Ori esti bolnavioara,

Draguta mioara?

- Dragutule bace,

Da-ti oile-ncoace,

La negru zavoi,

Ca-i iarba de noi

Si umbra de voi.

Stapane, stapane,

Iti cheama s-un cane,

Cel mai barbatesc

Si cel mai fratesc,

Ca l-apus de soare

Vreau sa mi te-omoare

Baciul ungurean

Si cu cel vrancean!

- Oita barsana,

De esti nazdravana

Si de-a fi sa mor

In camp de mohor,

Sa spui lui vrancean

Si lui ungurean

Ca sa ma ingroape

Aice, pe-aproape,

In strunga de oi,

Sa fiu tot cu voi;

In dosul stanii,

Sa-mi aud canii.

Aste sa le spui,

Iar la cap sa-mi pui

Fluieras de fag,

Mult zice cu drag;

Fluieras de os,

Mult zice duios;

Fluieras de soc,

Mult zice cu foc!

Vantul, cand a bate,

Prin ele-a razbate

S-oile s-or strange,

Pe mine m-or plange

Cu lacrimi de sange!

Iar tu de omor

Sa nu le spui lor.

Sa le spui curat

Ca m-am insurat

C-o mandra craiasa,

A lumii mireasa;

Ca la nunta mea

A cazut o stea;

Soarele si luna

Mi-au tinut cununa.

Brazi si paltinasi

I-am avut nuntasi,

Preoti, muntii mari,

Pasari, lautari,

Pasarele mii,

Si stele faclii!

Iar daca-i zari,

Daca-i intalni

Maicuta batrana,

Cu braul de lana,

Din ochi lacrimand,

Pe camp alergand,

De toti intreband

Si la toti zicand

"Cine-a cunoscut

Cine mi-a vazut

Mandru ciobanel,

Tras printr-un inel?

Fetisoara lui,

Spuma laptelui;

Mustacioara lui,

Spicul graului;

Perisorul lui,

Peana corbului;

Ochisorii lui,

Mura campului?"

Tu, mioara mea,

Sa te-nduri de ea

Si-i spune curat

Ca m-am insurat

C-o fata de crai,

Pe-o gura de rai,

Iar la cea maicuta

Sa nu spui, draguta,

Ca la nunta mea

A cazut o stea,

C-am avut nuntasi

Brazi si paltinasi,

Preoti, muntii mari,

Pasari, lautari,

Pasarele mii,

Si stele faclii!

ЗВЕЗДЫ

(Дойна)

Перевод Г. Семенова

Нет не годы и не версты —
Между нами только звезды!
А подумаешь, так просто
Это слезы, а не звезды, —
Что из глаз моих скатились,
В чистом небе засветились,
Как росинки в час рассвета
На цветах любого цвета.
Много слез я пролил в жизни
За судьбу моей отчизны!
За изгнанников, живущих
Лишь мечтой о милых пущах,
Сколько раз я плакал горько!
А счастливых слез восторга
Обронил лишь только две я —
Эти звезды всех светлее!
1853

Stelele

                De la mine p;n; la tine

                Numai stele ;i lumini!

 

                Dar ce sunt acele stele?

                Sunt chiar lacrimile mele

 

                Ce din ochii-mi au zburat

                ;i pe cer s-au aninat

 

                Cum se-anin; despre zori

                Roua limpede pe flori!

 

                V;rsat-am multe din ele

                Pentru soarta ;;rii mele!

 

                Multe pentru cei ce s;nt

                Pribegi;i de pe p;m;nt!

 

                Multe lacrimi de jelire…

                Iar de dulce fericire

 

                Ah! V;rsat-am numai dou;,

                ;i-s luceferi am;ndou;!



ИОН СЫРБУ

МОЛДАВИЯ
Шелковистыми лугами
Расстилается страна.
Серебриста родниками
И лесами зелена.
Путника дубрава эта
Обнимает, молода:
Приезжает он на лето, —
Остается навсегда.
Молдаванка молодая
Улыбнется, краше дня…
Сердце мечется, плутая,
Вспыхнув, словно от огня.
Возбуждающая веру,
Величава и стройна,
Внучкою самой Венеры
Называется она.
Пусть, Молдавия родная,
Твой простор и небольшой,
Чужестранцев принимая,
Ты их потчуешь с душой.
Здесь французы, итальянцы,
Немцы, край твой полюбя,
Не желают удаляться —
Отрываться от тебя.
Прославляешься трудами
(Мы не зря на том стоим):
Изобильными полями —
Землепашеством своим.
Подтвержденьем самым лучшим
Стал, взошедший над серпом,
Зубр, веками неразлучный
С государственным гербом…
Все раскрыть бы строчка рада,
Только это ни к чему:
Тут воочию бы надо
Все увидеть самому.
1852

Moldova

Moldovo, ;ar; frumoas;!
P;m;nt bun ;i’nbel;ugat
Cu p;duri multe ;i deas;,
;i cu izvoar; bogat.

La tine, bunul c;l;tor,
S; uit; cu’nsufle;ire;
S; face l;cuitor,
;i’n vec cu nedesp;r;ire.

A tale ape cele dulci,
;ndat pe el ;l m;gule;te;
De dragoste ;l usuci,
;’aici s; c;s;tore;te.

C;nd vede vro Moldovanc;,
Inima’i sare din loc.
Nu ;tie ce s; mai fac; –
S; aprinde ca de-un foc:

A ei ochi plini de via;;,
La sprincene ;nchinat;,
La stat sprinten;-m;rea;;,
Chiar a Venerii nepoat;.

De;i nu e;ti a;a mare
Cu cuprinderea ;n sine,
Dar e;ti foarte priimitoare
De multe niamuri str;ine.

C;’n tine de mult l;cuesc:
Evrei, Tatari, Bulgari ;i Greci,
Ce vin de negu;toresc,-
Dar socot s; ;az;’n veci;

Fran;oji, Nem;i, Italieni,
Vin la tine spre primblare //
Cu ochilari ;i ocheni,
;i’; uit; a lor ;nturnare.

Pe holdele ce e;ti l;;it;,
Cu ;nbel;ugare mult;,
Agricultura ce cinstit;
De mult ;;i e cunoscut;:

Pentru care adevereaz;,
Taurul ace;tei ;;ri,
Care de stem; luciaz;,
Acuma sute de veri.

;ntru un cuv;nt-ce vrei,
Pentru Moldova s; vorbe;ti;
Dar aici nu’ncap idei,
Ci’n adev;r s’o pr;ve;ti.

Ob;teasca petrecere a carnavalului

Cu’a carnavalului sosire,
;n sc;rbe s; face lipsire;
C;ci f;cutele nenum;rate,
S;nt cu be;ia’ncurcate.

Pe la multe f;g;d;i,
Vezi veselii ;i b;t;i,
;n care d; Rusu strigare
S;’i de blini unse tare,//

;i o oc; b;utur;
S;’i de nou; g;nditur;;

Deci ;ntr; ;i Moldovanul,
C;ut;nd ;n pung; banul,
Dar g;sind el m;run;ele,
Strig; s;’i de pl;cin;ele.

;i dup; multa b;utur;,
S; ;ncepe’nb;lcitur;
De a lor ne’ast;mp;rare,
Ce nici un folos nu are.

Acum ne spusele veselii,
S; fac, s; fac foarte vii;
C; omul f;r; cugetare
;;i uit; a lui sup;rare.

M;car c; ;i giudec;torii,
;i totimea slujitorii,
;i boerimea ce mare,
S; fac veseli foarte tare;
Dar veseliele trec;nd,
Vin nevoile decur;nd,
Care c’un feliu de mustrare
Silesc pre fie;te care, //
S; le rabde cu plecare
P;n; la alt; serbare.”

К РАДОСТИ
Радость, радость, что с тобою?
Где скрываешься, маня?
Или стала ты слепою —
Не заметила меня?
Приходи ты, ради бога!
Но за злобу не держись!
Посиди со мной немного,
Освети собою жизнь.
Где найти тебя, не знаю —
Покажись хотя б на миг!
Улыбнись ты мне, родная,
Чтоб душой к тебе приник.
Тут и там, везде и всюду,
Обыщу я все пути.
Сколько я искать ни буду,
Но тебя мне не найти.
Я собьюсь с пути под вечер,
Чуть оступится нога,
В лабиринте ночи встречу
Ненавистного врага.
Горе, горе вековое
Схватит за душу меня,
От тебя своей тоскою
Мне дорогу заслоня.
О, какой визит короткий!
Радость, стой! Плывешь куда?
Уплывает радость в лодке —
В лодке черной, как беда.
И плывет она со стоном
В волны мира, в безднах дня
К угнетенным, притесненным,
Что еще грустней меня.


Константин Миладинов
Тоска по югу

Перевод с македонского по подстрочнику Сергей ЛУЗАН

Были бы крылья орла - ими взмахнуть бы
Так, чтоб полётом к родимой стране переметнуться.
До наших мест мне рукой здесь подать вкруг
Чтоб Истанбул да с Курушем мне повидать вдруг.
Свидеть, а греет ли солнце, как встарь, там,
Светит ли мрачно оно точно так, как здесь в дар нам.

Коль, как допрежь, меня тут солнце встретит
Коль так же мрачно оно и здесь светит,
То я в путь дальний враз соберусь - всплеск
Вот и лечу в край иной вдоль кромки небес.
Там, где жаровней вовсю солнце греет.
Там, где звездой небосвод весь усеян.

Мрачно здесь, мраком и я обвит здесь тоже
Чёрный мрак тучей все краски земли уничтожил...
Снег, да с морозом, да с пеплом в ночи кружится
Ветром задутое, всё здесь метелию вьюжится.
Объято мглой, и промозглая сырость в подвале
Холод в груди, мысли чёрные грызть не перестали.

Нет, не могу сидеть я здесь боле в темнице
Нет сил смотреть, как холод вьюгой роится.
Дайте мне крылья, а ими взметну я
В край мой родной на них переметнусь я
Хоть бы по краю родимой земли мне раз ступнуть бы
Стругу увидеть, запах Охрида вздохнуть бы.

Там и заря поутру согревает мне душу
Солнце, садясь, освещает у ели макушку
Там благолепья дар силой природы
Щедро разбросан вокруг - озера воды
Ясны насквозь, как слеза - глянь, белеет
Ветер подул - глянь, от ветра синим темнеет.
Взглядом окинешь ты гору иль поле -
Днесь красота везде по Божьей воле.

Вот где на дудке пастушьей мне сердцем играть бы,
Вот где бы музыке вместе со мной под закат умирать бы.

Тага за југ

Орелски крилја как да си метнех
и в наши ст;рни да си прелетнех!
На наши места ја да си идам,
да видам Стамбол, Кукуш да видам,
Да видам дали с;нце и тамо
матно угревјат, како и вамо.
Ако как овде с;нцето ме стретит,
ако пак мрачно с;нцето светит:
На п;т далечни ја ке се стегнам,
и в други ст;рни ке си побегнам,
каде с;нцето светло угревјат,
каде небото ѕвезди посевјат.
Овде је мрачно и мрак м' обвива
и темна м;гла земја покрива:
мразој и снегој, и пепелници,
силни ветришта и вијулици,
Околу м;гли и мразој земни,
а в’гради студој, и мисли темни.
Не, ја не можам овде да седам!
Не, ја не можам мразој да гледам!
Дајте ми крилја ја да си метнам
и в наши ст;рни да си прелетнам:
на наши места ја да си идам,
да видам Охрид, Струга да видам.
Тамо зората греит душата
и с;нце светло зајдвит в гората.
Тамо дарбите природна сила
со с;та раскош ги растурила:
Бистро езеро, гледаш, белеит
или од ветар синотемнеит:
поле погледниш, или планина
-сегде Божева је хубавина.
Тамо по срце в кавал да свирам,
с;нце да зајдвит, ја да умирам!

Бисера

Бисеро моме, Бисеро,
што носиш бисер на грло?
Твоето грло хубаво
и от дробнаго бисера
хилјада пати побело.
Бисеро моме, Бисеро,
зошто со бисер покриваш
твоето грло хубаво?
Ја нејку бисер да баца,
тук сака твоето грло.
Бисеро моме, Бисеро,
за кого нижиш бисерот?
За кого готвиш дарои?
Ја дарој бисер не сака,
тук сака мома Бисера.

Клетва

Кој клеветит праината божја,
Да му капнит јазик до грчм;ник:
Се да зборвит, нишчо да не кажвит;
Сите љуѓе него да слушает,
И пак сите да го одбегвеет;
Сам д’останет како улаица
И да кукат на камеиња голи!


Йован Йованович-Змай

Ты хочешь знать, дитя,
Откуда песни эти?
Ты просишь, чтобы я
Тебе, мой друг, ответил,
Зачем я отдаю
Строкам стихотворенья
Дни жизни, мысль мою,
Мгновенья вдохновенья?
Я радость и беду
В груди своей лелею.
Как яблоки в саду,
На сердце песни зреют.
И если ночь зажжет
Звезду на небосклоне,
Я знаю – день придет,
Уста улыбка тронет.
И вот,
Как зрелый плод,
Нежданно упадет
Строка в твои ладони.
Ты хочешь знать, мой друг,
Откуда эти песни?
Они идут от сердца.
Бери. В груди им тесно.

Перевод с сербскохорватского Л. Яхнина.

Взвейся, ветер!

Взвейся, ветер, пусть иссякнет
Море слез моей Отчизны,
В этом море пять столетий
Тонет повесть сербской жизни.

Всякий, кто глаза имеет,
Пусть увидит, пусть читает,
Как один народ безмерно
В рабской участи страдает.

Взвейся, ветер, разнеси ты
Вздох наш тяжкий в край из края,
Пусть везде узнают люди,
Как томимся мы, страдая.

И замри, пусть самый малый
Лепесток не шевельнется,
Чтобы мы могли услышать,
Чье нам сердце отзовется.

Пер. А.Суркова

Песня о песне

От поры грехопаденья
Тучи в небе стлались.
Духом люди пали,
С раем расставаясь.
Как орлу с крылом подбитым
Не прибавить пыла,
Так и людям больно,
Так им тяжко было.

Друг на друга смотрят зверем:
"В жизнь мы лучшую не верим!
И, наверно, мы не люди,
Пустоту ведь не осудим,
В нас пустое сердце правит,
Нас проклятие ль оставит?
Иль отчаянье нас любит,
Или одичанье сгубит!"

Вопли, возгласы услыша,
Пожалел людей Всевышний:
"Присудил я по заслугам
Тяжку долю,
Но что есть, пускай и будет
Против воли.
Вниз сойди, ты, к людям, дочка,
Ты чудесна!"
Сходит дочка, - кто же это?
Это песня.

Будто новое на землю
Солнце смотрит,
И рассеялся мрак вскоре
На просторе.

Там, где боль и где печали,
-Песня лечит.
Там, где люди духом пали,
-Песнь приветит.
Там, где люди с добрым нравом,
-Песня свяжет.
Не умеешь выражаться,
-Песня скажет.
Там, где нету утешенья,
-Песнь утешет.
Где закралось подозренье,
-Песнь рассеет.

К колыбели мать склонилась
Над ребёнком.
С песней мать дитя качает
Потихоньку.
Песня может пахнуть лучше
Розы майской.
Что желает песня чаду?
Жизни райской.

В божьем храме песня верных
Пред свечами,
Поднимается она над
Куполами.
Там, где церкви,  повсеместно
Раздаётся
Песня хора.  Песня к Богу
Вознесётся.

А над мёртвым песня плачет
"Святый Боже!"
И надежда на спасенье
Приумножит.
Ведь могила - колыбель для
Дней грядущих
-Колокол же это песня
В Рай идущих.

Вот сваты, и снова песня
-Дни прекрасны!
И поётся для невесты
"Дева красна".
Примет песнь в молодожёнах
Ведь участье,
Увлечёт и очарует
Райским счастьем.

Пахарь, напрягаясь, пашет
С наслажденьем.
А пастух овечек гонит
По селенью.
Все крестьяне дружно взялись
За работу, -
Песня скрасит нам лишенья
И заботы.
Мать ждёт сына издалёка,
Одиноко.
А сынок мать вспоминает,
Напевает.
Песнь летит по белу свету
Неустанно:
"Мать, мы встретимся ведь поздно
Или рано".

Там, где боль и где печали,
-Песня лечит.
Там, где люди духом пали,
-Песнь приветит.
Там, где люди с добрым нравом,
-Песня свяжет.
Не умеешь выражаться,
-Песня скажет.
Там, где нету утешенья,
-Песнь утешет.
Где закралось подозренье,
-Песнь рассеет.

1881
Перевод: Виталий Бахмутов

PESMA O PESMI

Kad se ono s prva greha

Nebo naoblaci

Te morase ljudi

Iz raja izaci, -

Ko kad sivi soko slomi

Svoje desno krilo,

Tako im je gorko,

Tako tesko bilo.

Jedan drugog bolno gleda:

"Ovako se zivet ne da!

Ta mi kanda nismo ljudi;

Prazna srca, prazne grudi, -

U praznini muke s’ jate,

-Zar nas kletve dotle prate?

Il’ ce ocaj da nas strati

Ili cemo podivljati!"


Na taj vapaj, na te glase

Tvorac sveta smilova se:

- "Ja dosudih vasem grehu

Tezak deo,

Al’ da tako tezak bude,

Nisam hteo,

Sidji dole, kceri moja

Najmilija!"

A kci sidje, - to je bila

Poezija.


I na zemlji ko da novo

Sunce sinu,

Te razvedri praznu tminu,

Pustolinu.


Gde je bola, gde je jada,

- Pesma blazi;

Gde se klone, gde se pada,

- Pesma snazi;

Gde su ljudi dobre cudi,

- Pesma s’ ori;

Sto ne mozes drukce reci

- Pesma zbori;

Gde utehe nema druge,

- Pesma stize;

A gde sumnja sve obori,

- Pesma dize.


Evo majke kod kolevke

Ceda tija,

Cedo spava, a majka ga

Pesmom njija.

Pesma miri lepse nego

Cvece majsko,

A sto pesma cedu zeli,

To je – rajsko.


Eno crkve, bozja hrama,

Pun je sveta;

Verni poju, pesma s’ dize

Kroz kubeta.

Gde god crkve, svud se taki

Glas razleze,

To pojanje slabe stvore

S bogom veze.


Nad mrtvacem pesma place:

-"Svjati boze!"

A iz groba nadi nicu

Pa se mnoze.

Ta i grob je tek kolevka

Boljeg danja,

- I zvona su samo pesme

Pouzdanja.




Evo svati, opet pesme

- Divni dani!

Pesma s’ peva mladoj nevi,

"Biser-grani".

Pesma trese pred mladence

Rosno cvece,

Dovarava, docarava

Rajske srece.


Eno ratar s' teskim trudom

Ore rado;

Eno pastir u samoci

Javi stado.

Eno moba slozno pregla,

Slozno radi; -

Trude, patnje i samocu

Pesma sladi.


Suzna majka sina ceka

Izdaleka;

A i sinak o njoj sneva

Pa popeva.

Pesma ide kroz svet ceo,

Ne mori se;

"Mila mati, bog ce dati,

Nadaj mi se!"


Pod stoletnim hrastom sedi

Guslar stari,

Proslost vraca, duse krepi,

Srca zari.

Haj, sto Srbin jos se drzi

Kraj svih zala, -

Pesma ga je odrzala,

Njojzi hvala!


Gde je bola, gde je jada,

- Pesma blazi;

Gde se klone, gde se pada,

- Pesma snazi;

Gde su ljudi dobre cudi,

- Pesma s’ ori;

Sto ne mozes drukce reci,

- Pesma zbori;

Gde utehe nema druge,

- Pesma stize;

A gde sumnja sve obori,

- Pesma dize.


Jer u pesmi nema mrznje,

LJUBAV vlada,

U pesmi je cvetak vere,

Melem NADA

Ko ne shvati pesma sta je,

sta li moze,

Za njega si zaman cerku

Poslo, boze!

Dok o rajskoj sreci sneva


Neguj pesmu, njom ces skrotit

Ljuta tigra, -

Ali pesma ne sme biti

Pusta igra.

Pesma mora biti sveta,

Biti cista,

Bas ko zvezda u visini

Sto se blista.

Mora biti bogodana,

Plemenita,

Mora biti obasjana,

Istinita,

Mora teci iz dubine

Srca zdrava, -

Takva pesma sve osvaja,

Pokorava.
Dusa zivlja,

On ce, kletnik, da se sladi

Il’ podivlja.




***

 Takvu pesmu, gaji, neguj

Dok te traje!

Ne skrnav' je laznom dusom,

- Svetinja je!

Progonite l’ takve pesme,

Ciste, svete, -

Zbogom, sreco, - zbogom, nade, -

Zbogom, svete!
 
ЯН НЕРУДА

ЧЕШСКАЯ БАЛЛАДА
Когда-то в Чехии, давно,
Жил рыцарь Палечек,- вино,
И смех, и шутки он любил,
И храбр и добр ко всем он был,
И все его любили.
Не только веселиться, пить,-
Любил еще он и бродить
По Чехии своей родной,
И, очарованный страной,
В мечты он погружался.
«Пан рыцарь,- раз услышал он,-
О чем мечтаешь? Иль влюблен?»
Очнулся Палечек – и вот
Пред ним веселый хоровод
С самой Весной-царицей.
«Что ж, храбрый рыцарь, ты притих?
Ты мне милее всех других.
Будь, как всегда, находчив, смел,
Скажи – чего бы ты хотел?
Проси, я все исполню!»
И тотчас молвил рыцарь наш:
«Ты просьбу скромную уважь:
Когда умру, в родимый край
Являться каждый год мне дай
На восемь дней весенних.
Когда цветут сады, поля
И радуется вся земля,
Тогда на восемь дней, Весна,
Ты пробуждай меня от сна!»
«Будь так!» – Весна сказала.
И каждый год, покинув мрак,
Встает наш рыцарь-весельчак,
Разбужен запахом цветов,
Услышав соловьиный зов,
По всей стране проходит.
И чешский тихий, грустный край
Поет, цветет, встречая май,
Повсюду песни, шутки, смех,
И радуется каждый чех,
Но так – увы – недолго!
Ведь рыцарь лишь на восемь дней
Встает весной, в согласье с ней.
Она ему подносит мед,
И, охмелев, на целый год
Он снова засыпает.

Balada ;esk;
;il kdys v ;ech;ch smav; rek,
v;m zn;m; ryt;; Pale;ek;
on sam; ;pr;m a n;pad byl,
r;d dob;e jed a dob;e pil
a lidem dob;e ;inil.

R;d jed a pil, jak pov;d;m,
v;ak je;t; n;co dodat m;m:
on t;; r;d bloudil po ;ech;ch-
a pak byl v;dy jak v m;toh;ch
a nev;d;l, kde stoj;.

"Nu, nu"-kdys zazn;l n;kle hlas-
"Pan ryt;; je u; ve sn;ch zas?"
a Pale;ek jak p;imra;en!
Aj p;ed n;m kolo bujn;ch ;en,
a v prost;ed Vesna sama!

"Jen neboj se tys cel; mu;,
ty se mi ze v;ech l;b;;- nu;
m; slovo k sm;losti t; zve,
rci jak;koliv p;;n; sv;-
v;ak vtipn; jen a hbit;!"

Ji; ryt;; bez v;ech rozpak;
si hodil hlavou : "Tedy ;ku
a pros;m: a; bych jednou zdech',
mne v;ro;n; v;dy o;;t nech,
na osm dn; - to s jara!

Kdy; sv;t zas jednou kr;sn;m je,
kdy; zem se cel; rozsm;je,
pak, Vesno, milostiva bu;,
na osm dn; mne jenom vzbu;!"
A Vesna k;vla: "Sta; se!"

Od ;as; t;ch, d;j se co d;j,
fialek v;n; bud; jej,
slav;k;v ven jej vol; hlas,
pan ryt;; vst;v; bujn; zas
a rozkro;; se krajem.

Kraj ;esk;, jindy smuten, tich,
je pojednou pak sam; sm;ch,
a cel; ten n;; ;esk; sv;t
je sam; zp;v a sam; kv;t -
v;ak kr;tce jen, ach kr;tce!

V;dy; umluvil si rek n;; s n;
jen bla;en;ch v;dy osm dn;!
Pak vrac; se zas v dumnou ;;;,
a Vesna d; mu medu ;;; -
on opiv se zas usne.

Только вперёд!

Мы родились под бури грохотанье.
К великой цели пламенно стремясь,
Проходим шаг за шагом испытанья,
Лишь пред своим народом преклонясь.
Мы всё, что с нами будет, ожидали,
Мы не страшились бури и невзгод,
Мы с чешскою судьбой себя связали,-
И с ней – вперед и только лишь – вперед!
С народом нашим, что так чист и светел,
Как будто только что сейчас рожден,
Который сам свою судьбу наметил
И защищал ее во тьме времен!
За вольность человечью, что когда-то
Здесь расцвела,- как встарь стоит народ,
Мы гибли за нее, но – верим свято:
Она прославит нас, ведя вперед!
Вперед! Мы делом каждый час отметим,
Ведь новый день – для нового труда,
Хоть слава предков – украшенье детям,
Но славой сам укрась свои года!
Где настоящее дитятей плачет,
Там только древность отблеск славы льет,
Едва корабль жемчужный след означит –
Все к парусам, и только лишь – вперед!
Прочь в сторону, кто трусит и вздыхает,
Чья дрогнула от трудностей рука!
Ведь роза и тогда благоухает,
Когда над ней толпятся облака.
Долой того, кто дремлет у кормила:
Промедливший мгновенье – отстает,
Прошедшего ничья не сможет сила
Вернуть назад. Вперед, всегда вперед!
Над нами солнце, как везде, сияет,
И день встает за ночью, как иным,
Но к мужеству эпоха призывает:
Где вы, мои свободные сыны?
К нам, к нам прихлынь, бессмертия отвага,
Плечо к плечу сомкни за взводом взвод.
Расправь полет приспущенного флага,
Стремясь вперед и только лишь – вперед!
Не знаем мы, что в будущем таится,
Но непреклонен чешской воли дух,
И, чтоб победой новой огласиться,
Достаточно широк наш чешский луг.
И если гром сраженья снова грянет,
Гуситский гимн иной размах возьмет,
В стране железа все оружьем станет,
В крови железо зазвучит: вперед!
Следите ж за движеньем корабельным,
О чехи – гвозди, скрепы корабля!
Да сохраним его большим и цельным,
Чтоб засияла чешская земля!
Но если б все насытились желанья
И стал бы светел чешский небосвод –
Как нет людскому морю затиханья,
Так будь и ты готов для испытанья,
Вперед, народ наш дорогой, вперед!
1885
Jen d;l!

Z bou;n;ho ;asu jsme se narodili
a krok za krokem v bou;n;ch mra;nech jdem
vst;;c hrd; vzne;en;mu sv;mu c;li,
;;j klon;ce jen p;ed sv;m n;rodem.
My v;d;li, co na n;s cestou ;ek;;
by; hrom v;ak bil a mr;z n;m v kosti v;l —
to; jenom ;esk; hudba odev;k;,
my p;i n; p;jdem k p;edu — d;l, jen d;l!

S t;m n;rodem, jen; je tak ;ist;, jasn;,
ak byl by z rukou bo;;ch vy;el dnes;
jen; dosud v prsou nese id;l ;asn;,
by; byl i p;ed v;ky ji; za n;j kles‘!
Za volnost lidskou — v n;s kdys rozekvetla! —
dnes stoj; ;ech, jak druhdy za ni st;l:
ta my;l;nka, kter; n;s ve hrob smetla,
zas k sl;v; vznese n;s — jen d;l, jen d;l!

Jen d;l! ;as nov; nov; chce m;t ;iny,
den nov; vze;el k nov; pr;ci n;m,
je; sl;va otc;v kr;sn; ;perk pro syny —
v;ak kdo chce; ct;n b;t, dobu; cti si s;m!
Kde p;;tomnost jak d;t; pozasteskl;,
v;e d;vn; sl;va, by; v n; d;mant hr;l,
je za kor;bem jenom br;zda leskl; —
napn;te lana — vzh;ru plachty — d;l!

Pry; se vzdechy, ji; umlkn;te, rety,
;e p;;ze; doby nen; jasna tak!
co; r;;e neodv;r; svoje kv;ty,
kdy; mezi n; a sluncem rozst;en mrak?
Pry; s kl;motem ji; u kormidla lodi:
kdo chv;li st;l, ji; stoji opod;l,
den ;;dn; dvakr;te se nenarod;,
;in dvakr;t nezraje — jen d;l, jen d;l!

N;m slunce jako jin;m skr;n; zdob;,
n;m po noci jak jin;m vzch;z; den,
jsme jako jin; syny velk; doby —
ta ;;d; v;ak si cel;ch mu;; jen!
Poj; sem, poj; sem, ty milounk; n;; hosti,
by truchl; rej n;; plesem zas se zd;l,
ty zlat; nad;j, smav; troufalosti,
nes prapor n;;, my s j;sotem jdem d;l!

My nev;me, co budoucnost n;m chov; —
v;ak je;t; ;ije ;esk;ch bitev b;h,
a pro v;t;zstv; velik; a nov;
je dosud ;ir; dost ten ;esk; luh!
A chce-li b;h snad d;t kdys nov; se;e —
n;m sta;; hlas husitsk; na chor;l,
dost v zemi ;eleza na dobr; me;e,
i v krvi ;elezo — jen d;l, jen d;l!

Ach hle;me piln; ke kor;bu sv;mu,
jsme jeho planky, h;eb jsme sv;rn; v n;m,
a v;rn;, tou;n; p;ilneme-li k n;mu,
zas ;;astna z;hy bude ;esk; zem!
V;ak by; m;l ;ech ji; v;echno ve sv;m kl;nu,
;eho si v nejbujn;j;;ch snech sv;ch ;d;l —
to lidsk; mo;e nezn; odpo;inu,
Ty t;; ho neznej, st;le m;j se k ;inu,
d;l, N;rode n;; drah;, v;;n; d;l!

МОЙ ЦВЕТ – КРАСНЫЙ И БЕЛЫЙ
Багряный чешский стяг со снежно-белым полем,
О, как трепещет он, как бьется, беспокоен:
То, порываясь вдаль, по потру стелет складки,
То, древко облепив, дрожит, как в лихорадке,
Цвет настигает цвет, и бьются оба цвета,
В глазах, в мозгу, в душе мелькает пляска эта!
Взгляни – взметнулась ввысь пылающая кровь,
И снежная ее вмиг окаймила пена,
Но ветер налетел: все изменилось вновь -
На снежном поле кровь увидел ты мгновенно…
Голубка вдруг взвилась над красными кострами
И камнем кинулась в безжалостное пламя,
Вот мысль порождена, а вот погибла мысль,-
Два цвета – жизнь и смерть – на знамени слились!
Нет, то не просто флаг – то летопись народа:
Раскроешь хроники – темнеют строк фаланги,
Одни из них звучат хвалебным гимном,
В других мрачнеет облик небосвода,
Как будто бы одни писал небесный ангел,
Другие – злобный дьявол в пекле дымном!
На этот стяг похож народ страны моей,
Был злом он, и добром, и демоном, и богом,
Сегодня алебастра он белей,
А завтра – струпом он покрыт багровым…
Вот вспыхнул взор, а вот опять поблек,
Да, так всегда, всегда с моим народом:
Сегодня он учитель и пророк,
А завтра – псам на растерзанье отдан.
Вот так и мы бредем изменчивой тропой,
Закаты алые вещают близость бури:
Гуди, полотнище, в проталинах лазури,
Бей, стяг, о древко,- это жребий твой.
Две чаши полные подъемлю заодно,
В них белое и красное вино,
Два цвета, два огня: светите, величавы,
Сквозь годы мой народ ведите к Храму Славы!
И, если мир, как море, бьет о скалы,
Мы, чехи,- белые и алые кораллы,
И если кряжем встанет мир над океаном,
Монрозом станет чех или седым Монбланом,
Коль звездным небом вдруг заблещет род людской,
То Марсом станет чех иль Утренней звездой!
Лети, вздымайся ввысь, багряный чешский флаг!
У древка твоего, как древние герои,
Мы, чехи, закалив оружье боевое,
Стоим с мечом в руках, всем недругам на страх!
Испепеляй врагов, ты, стяг наш снежнокрылый,
Орел Пршемысла, полный гневной силой,
Чтоб на лугах цвели небесные цветы,
Чтоб справедливых дней зарю увидел ты!
Пусть в грохоте боев промчатся паши жизни,
Чтоб солнце наконец взошло в моей отчизне,
Чтоб над родной землей узреть нам довелось
Встающий белый день в венце из алых роз!

Moje barva ;erven; a b;l;

Ten rud; prapor n;; s t;m b;l;m vedle polem —
jak bije, ;leh; po sv;m bidle hol;m!
Hned plapolav; v ru;nou d;l se nese,
hned truchle choul; se a zimni;n; se t;ese,
a barva barvu v div; honb; st;h;,
a; v o;;ch, ve lbi, v srdci se n;m m;h;.
Viz — viz! te; ve v;;i se vzdmula krev
a po n; varem tryskla b;l; p;na!
te; v;tr zadul — n;hle nov; zjev —
hle n;v;j sn;hu, krv; pokropen;! —
a te; jak b;l; holubice by se byla vznesla
a mihem do plamen; sra;ena zas klesla! — —
my;l;nku vol;, my;l;nku n;m drt;
hned vedle barvy ;ivota ta hrozn; barva smrti.

Ej v;dy; ten prapor jak ty na;e d;je!
Kdy; kroniku svou drahou do ruky si berem,
tu jedna str;nka, jak kdy; and;l s;m ji p;je
a ps;na brkem z b;lostn;ho jeho k;;dla,
v;ak druh; ps;na ji; zas rud;m ;;bla perem
a namo;en;m v kou;n; pekel v;;dla.
A jak; d;je, tak; ten n;; lid!
zlo — dobro, d;mon — b;h jej ;ilobn; prob;h;,
dnes jak by z;;n; z ;b;le byl slit
a z;tra t;lo ssedlou krv; pl;h;.
Tv;; jeho chv;l; ;erven; a druhou chv;l; bled;,
dnes b;l; k;t;;;tko — kmet z;tra ubodan;,
dnes jasn; u;itel, jej; lidstvo k nebi zved; —
a z;tra mu;edn;k zas l;ze ve ps; dan;.
Tak kolot;me vratk;m ;ivotem se st;le,
n;m ka;d; b;l; den se do ;erv;nk; zmhou;;,
a ;erv;nky — ach v;me — novou v;st; bou;i:
bij, prapore, jen bij, to; osud tv;j — bij d;le!

Dv; ;;;e zved;m kv;tn; pozavil;,
v t; jedn; v;no ;erven; a v druh; v;no b;l;;
vy barvy dv;, dv; sv;tla, p;es v;ky n;m sv;;te
a n;rod bojem, m;rem k sl;vy chr;m;m ve;te!
A pakli lidstvo po zemi se hlubn;m mo;em vln;,
;ech b;l;, rud; kor;l bu;, jen; mo;e vzdorn; pln;;
a pakli lidstvo v;;; se jak alpstvo nad tou zem;,
;ech bu; Mont blanc a Mont rosa a zv;;en nade v;emi;
a pakli lidstvo podob; se nebes hv;zdn; tv;;i,
;ech bu; v n; b;lou jit;enkou a rud;m Marsem z;;i! —
Le; vzh;ru, prapore n;; rud; sv;;;!
jak Spart;n v sv;m rud;m bitev kroji
pod tebou ;echov; a; s me;em v ruce stoj; —
ty ve; n;s, k p;edu le; a vrahy osl;, se;;i!
Le; vzh;ru, prapore n;; ml;;n; b;l;,
P;emysl;v orle pln; vzdu;n; s;ly —
pod tebou kv;t se rozlo; kr;sou tkliv;:
jak b;l; b;h to n;rod spravedliv;!
Dej osud boj; n;m, co mu; a rek jich snese,
pak ale nad hlavou a; r;no rozb;eskne se,
z ;erv;nk; slunce vysko;, lehni ;esk;m polem —
bu; v ;ech;ch b;l; den a plno r;;; kolem.


ХРИСТО БОТЕВ

На прощанье в 1868 г.

Не плачь, моя мать, не сетуй,

что стал я, твой сын, гайдуком,

гайдуком стал, бунтарем я,

тебя несчастной оставил

свое оплакивать чадо!

Но ты проклинай, родная,

турецкую злую неволю,

что обрекла нас скитаться

на этой горькой чужбине

немилых, чужих, бездольных,

вдали от родных и близких.

Я знаю, что, сын твой милый, -

быть может, юным погибну

я завтра у переправы

над белым, тихим Дунаем.

Но что же, скажи мне, делать,

коль ты меня породила

с мятежным юнацким сердцем,

И сердце мое не терпит

Того, что турок глумится

Над очагом отцовским,

Где я подрастал, где вскормлен

Твоим молоком материнским,

где люба-краса дарила

сиянием глаз своих черных

и скорбное сердце согрела

теплом своей милой улыбки,

где из-за меня почернели

от горя отец мой и братья.

Ах, милая мать юнака,

прости, что с тобой прощаюсь!

Ружье за плечо я вскинул,

спеша на призыв народный

сражаться с врагом неверным.

За все, что мне дорого, свято,

за мать, за отца, за братьев

на битву пойду, а там уж

пусть будет, что сабля покажет

и доблесть юнацкая наша.

А если ты, мать, услышишь,

что пули в селе запели,

в село ворвались юнаки,

ты выйди, мать, и спроси их,

где чадо твое осталось.

И если тебе ответят,

что пал я, пронзенный пулей,

не плачь ты, мать, и не сетуй,

не слушай ты тех, кто скажут,

что был я сорвиголовою,

а в дом родной возвратившись,

о всем расскажи сердечно

ты братьям моим подросткам.

Пусть знают они и помнят,

что был у них братец старший,

что брат их погиб в сраженье,

что он не хотел, сердешный,

смиренно кланяться туркам,

терпеть бедняков неволю.

Ты, мать, им скажи - пусть помнят,

пусть помнят меня и ищут

меж скал мое белое тело,

истерзанное орлами.

И кровь мою черную ищут

в земле нашей черной отчей.

Дай бог, чтобы к ним попали

ружье мое, мать, и сабля,

и если врага они встретят,

пусть пулей они приветят

и саблей его приласкают...

Но если ты, мать, не можешь

так сделать, братьев жалея,

то в час, когда девушки будут

водить хоровод перед домом,

сойдутся мои погодки,

придет моя скорбная люба,

ты выйди, мать, и послушай

с меньшими братьями вместе

мою юнацкую песню -

как я погибал в сраженье,

какое последнее слово

сказал я своей дружине.

Смотреть тебе будет грустно

на этот веселый праздник,

но, если ты встретишься взглядом

со взглядом моей любимой,

два сердца милые дрогнут -

ее и твое, родная,

две слезки капнут на груди

на старую и молодую.

Все это братья увидят

и, коль подрастут, родная,

как старший брат, будут сильно

любить и врагов ненавидеть.

А если, родная, в селенье

приду я живой, невредимый,

со знаменем, поднятым гордо, -

под знаменем славы юнаки

в расшитой гайдуцкой одежде,

и львы на шапках сверкают,

все с ружьями за плечами,

и саблями-змеями сбоку, -

тогда ты, моя родная,

и ты, моя милая люба,

идите в сады за цветами,

нарвите плюща и герани,

несите героям букеты,

плетите венки, украшая

юнацкие шапки и ружья.

Тогда ты, родимая, встретишь

и старшего сына, обнимешь,

обнимешь его, поцелуешь,

на светлом челе прочтешь ты

два слова: СМЕРТЬ ИЛЬ СВОБОДА.

Рукой, окропленной кровью,

я к сердцу прижму свою любу,

пусть слышит, как сердце юнака

в груди моей бьется, играет;

и стон заглушу поцелуем,

под жарким моим поцелуем,

горючие высохнут слезы...

В дорогу! Прощай же, родная!

В дорогу! Ты жди меня, люба!

Дружина в поход выступает

дорогою страшной, но славной.

Быть может, я юным погибну,

но... выше не будет награды,

коль скажут когда-нибудь люди:

он умер, бедняга, за правду,

за правду и за свободу.

НА ПРОЩАВАНЕ В 1868 Г.

Не плачи, майко, не тъжи,
че станах ази хайдутин,
хайдутин, майко, бунтовник,
та тебе клета оставих
за първо чедо да жалиш!
Но кълни, майко, проклинай
таз турска черна прокуда,
дето нас млади пропъди
по тази тежка чужбина –
да ходим да се скитаме
немили, клети, недраги!
Аз зная, майко, мил съм ти,
че може млад да загина,
ах, утре като премина
през тиха бяла Дунава!
Но кажи какво да правя,
кат си ме, майко, родила
със сърце мъжко, юнашко,
та сърце, майко, не трае
да гледа турчин, че бесней
над бащино ми огнище:
там, дето аз съм пораснал
и първо мляко засукал,
там, дето либе хубаво
черни си очи вдигнеше
и с онази тиха усмивка
в скръбно ги сърце впиеше,
там дето баща и братя
черни чернеят за мене!...
Ах, мале – майко юнашка!
Прости ме и веч прощавай!
Аз вече пушка нарамих
и на глас тичам народен
срещу врагът си безверни.
Там аз за мило, за драго,
за теб, за баща, за братя,
за него ще се заловя,
пък... Каквото сабя покаже
и честта, майко, юнашка!
А ти, 'га чуеш, майнольо,
че куршум пропей над село
и момци вече наскачат,
ти излез, майко – питай ги,
де ти е чедо остало?
Ако ти кажат, че азе
паднал съм с куршум пронизан,
и тогаз, майко, не плачи,
нито пък слушай хората,
дето ще кажат за мене
„Нехранимайка излезе”,
но иди, майко, у дома
и с сърце всичко разкажи
на мойте братя невръстни,
да помнят и те да знаят,
че и те брат са имали,
но брат им падна, загина,
затуй, че клетник не трая
пред турци глава да скланя,
сюрмашко тегло да гледа!
Кажи им, майко, да помнят,
да помнят, мене да търсят:
бяло ми месо по скали,
по скали и по орляци,
черни ми кърви в земята,
земята, майко, черната!
Дано ми найдат пушката,
пушката, майко, сабята,
и дето срещнат душманин
с куршум да го поздравят,
а пък със сабя помилват...

Ако ли, майко, не можеш
от милост и туй да сториш,
то 'га се сберат момите
пред нази, майко, на хоро
и дойдат мойте връстници
и скръбно либе с другарки,
ти излез, майко, послушай
със мойте братя невръстни
моята песен юнашка –
защо и как съм загинал
и какви думи издумал
пред смъртта си и пред дружина...
Тъжно щеш, майко, да гледаш
и на туй хоро весело,
и като срещнеш погледа
на мойто либе хубаво,
дълбоко ще ми въздъхнат
две сърца мили за мене –
нейното, майко, и твойто!
И две щат сълзи да капнат
на стари гърди и млади...
Но туй щат братя да видят
и кога, майко, пораснат,
като брата си ще станат –
силно да любят и мразят...

Ако ли, мале, майноле,
жив и здрав стигна до село,
жив и здрав с байряк във ръка,
под байряк лични юнаци,
напети в дрехи войнишки,
с левове златни на чело,
с иглянки пушки на рамо
и с саби-змии на кръста,
о, тогаз, майко юнашка!
О, либе мило, хубаво!
Берете цветя в градина,
късайте бръшлян и здравец,
плетете венци и китки
да кичим глави и пушки!
И тогаз с венец и китка
ти, майко, ела при мене,
ела ме, майко, прегърни
и в красно чело целуни –
красно, с две думи заветни:
свобода и смърт юнашка!
А аз ще либе прегърна
с кървава ръка през рамо,
да чуй то сърце юнашко,
как тупа сърце, играе;
плача му да спра с целувка,
сълзи му с уста да глътна...
Пък тогаз... майко, прощавай!
Ти, либе, не ме забравяй!

Дружина тръгва, отива,
пътят е страшен, но славен:
аз може млад да загина...
Но... Стига ми тая награда –
да каже нявга народът:
умря сиромах за правда,
за правда и за свобода...

МОЯ МОЛИТВА (перевод с болгарского языка на русский язык: Александр Руденко)

О, мой Боже, правый Боже!
Но не ты, который в небе,
а во мне живущий, Боже –
в сердце и в душе навеки…

Нет, не ты, кому поклоны
низко бьют попы, монахи,
свечи жгут; на чьи иконы
паства крестится во страхе;

не тот Господ, что из глины
создал нас в пресветлом царстве,
но оставил неповинно
на земле – в позорном рабстве;

нет, не тот, кто патриархов,
пап, царей помазал властью,
а повсюду моих братьев
бросил в нищете, в несчастьях;

не тот Господ, что внушает
бедному – терпеть безгласно
и его всю жизнь питает
лишь надеждою напрасной;

не ты, Боже словоблудных
подлецов и злых тиранов,
не ты, идол скудоумных
угнетателей, душманов!

А ты – разума заступник,
и защитник всех бесправных,
для которых все ж наступит
день твоей великой правды!

Каждому вдохни, о Боже,
веру, что грядет свобода,
чтоб боролся кто как может
с кровопийцами народа.

Укрепи мне руку, Боже,
чтоб свое нашел я место
средь борцов… И в битве с ложью
дай и мне погибнуть честно!

Дай же мне, чтоб не угасло
буйно сердце на чужбине,
голос – не остался гласом
вопиющего в пустыне!..
1873
МОЯТА МОЛИТВА

                „Благословен бог наш...”
 
О, мой боже, правий боже!
Не ти, що си в небесата,
а ти, що си в мене, боже –
мен в сърцето и в душата...
 
Не ти, комуто се кланят
калугери и попове
и комуто свещи палят
православните скотове;
 
не ти, който си направил
от кал мъжът и жената,
а човекът си оставил
роб да бъде на земята;
 
не ти, който си помазал
царе, папи, патриарси,
а в неволя си зарязал
мойте братя сиромаси;
 
не ти, който учиш робът
да търпи и да се моли
и храниш го дор до гробът
само със надежди голи;
 
не ти, боже на лъжците,
на безчестните тирани,
не ти, идол на глупците,
на човешките душмани!
 
А ти, боже, на разумът,
защитниче на робите,
на когото щат празнуват
денят скоро народите!
 
Вдъхни секиму, о, боже!
любов жива за свобода –
да се бори кой как може
с душманите на народа.

Подкрепи и мен ръката,
та кога въстане робът,
в редовете на борбата
да си найда и аз гробът!
 
Не оставяй да изстине
буйно сърце на чужбина,
и гласът ми да премине
тихо като през пустиня!...

ХАДЖИ ДИМИТР

Жив еще, жив он. Там, на Балканах,
лежит и стонет в крови горючей
юнак отважный в глубоких ранах,
в расцвете силы юнак могучий.

Обломок сабли он бросил вправо,
отбросил влево мушкет свой грубый,
в очах клубится туман кровавый,
мир проклинают сухие губы.

Лежит отважный. В выси небесной
исходит зноем круг солнца рдяный.
Жнея по полю проходит с песней.
Сильнее кровью сочатся раны.

В разгаре жатва… Пойте, рабыни,
напев неволи! Встань, солнце, выше
над краем рабства! И пусть он сгинет,
юнак сраженный… Но, сердце, тише!

Кто в грозной битве пал за свободу,
тот не погибнет: по нем рыдают
земля и небо, зверь и природа,
и люди песни о нем слагают…

Днем осеняет крылом орлица,
волк ночью кротко залижет раны;
и спутник смелого — сокол-птица —
о нем печется, как брат названый.

Настанет вечер — при лунном свете
усеют звезды весь свод небесный.
В дубравах темных повеет ветер —
гремят Балканы гайдуцкой песней!

И самодивы в одеждах белых,
светлы, прекрасны, встают из мрака,
по мягким травам подходят смело,
садятся с песней вокруг юнака.

Травою раны одна врачует,
водой студеной кропит другая,
а третья в губы его целует
с улыбкой милой — сестра родная.

«Где Караджа, расскажи, сестрица,
найди, сестрица, мою дружину.
Душа юнака — моя расплата,—
пусть, бездыханный, я здесь остыну».

Сплели объятья, всплеснув руками,
и льются песни, и крылья свищут,
поют, летая под облаками,
дух Караджи до рассвета ищут…

Но ночь уходит… И на Балканах
лежит отважный, кровь бьет потоком,
волк наклонился и лижет раны,
а солнце с неба палит жестоко.
1873
(перевод : Алексей Сурков)

Хаджи Димитър
Жив е той, жив е! Там на Балкана,
потънал в кърви лежи и пъшка
юнак с дълбока на гърди рана,
юнак във младост и в сила мъжка.
 
На една страна захвърлил пушка,
на друга сабля на две строшена;
очи темнеят, глава се люшка,
уста проклинат цяла вселена!
 
Лежи юнакът, а на небето
слънцето спряно сърдито пече;
жътварка пее нейде в полето,
и кръвта още по–силно тече!
 
Жътва е сега... Пейте, робини,
тез тъжни песни! Грей и ти, слънце,
в таз робска земя! Ще да загине
и тоя юнак... Но млъкни, сърце!
 
Тоз, който падне в бой за свобода,
той не умира: него жалеят
земя и небе, звяр и природа
и певци песни за него пеят...
 
Денем му сянка пази орлица,
и вълк му кротко раната ближи;
над него сокол, юнашка птица,
и тя се за брат, за юнак грижи!
 
Настане вечер – месец изгрее,
звезди обсипят сводът небесен;
гора зашуми, вятър повее, –
Балканът пее хайдушка песен!
 
И самодиви в бяла премена,
чудни, прекрасни, песен поемнат, –
тихо нагазят трева зелена
и при юнакът дойдат, та седнат.
 
Една му с билки раната върже,
друга го пръсне с вода студена,
третя го в уста целуне бърже, –
и той я гледа, – мила, зесмена!
 
"Кажи ми, сестро де – Караджата?
Де е и мойта вярна дружина?
Кажи ми, пък ми вземи душата, –
аз искам, сестро, тук да загина!"
 
И плеснат с ръце, па се прегърнат,
и с песни хвръкнат те в небесата, –
летят и пеят, дорде осъмнат,
и търсят духът на Караджата...
 
Но съмна вече! И на Балкана
юнакът лежи, кръвта му тече, –
вълкът му ближе лютата рана,
и слънцето пак пече ли – пече!

ИВАН ВАЗОВ

Панагюрские повстанцы

Бой наступает, сердца наши бьются,
Вот уже крики врагов раздаются.
Встань же, дружина, пред ворогом чёрным,
Больше не будем мы стадом покорным.
Мощным ударом врага мы раздавим,
С гордостью, братья, мы турок заставим
Верить, что рухнули мрачные своды,-
Мы не рабы, а солдаты свободы.
Яркое знамя взметнулось над нами,
Будем мы в битве отважными львами,
Молнией грозной, свинцовою тучей,
Гнев на врага мы обрушим могучий.
Турки коварные злобным ударом
Пусть не пугают, - мы встали недаром.
Против тиранов, в бою не ослабли:
С нами и правда, и верные сабли.
Не пожалеем ни крови, ни жизни,
Братья! Умрём, но поможем отчизне.
Мужеством,доблестью силы умножим,
Злого врага в нашу землю уложим.
Взмыла Болгария огненной лавой,
Может быть, в битве падём мы со славой,
Счёта не будет народным героям,
Волю добудем решительным боем.
Пусть мы умрём в этой схватке суровой
Ради Болгарии, вольной и новой,
Смело, товарищи, мощным тараном!
Смерть угнетателям, гибель тиранам!
1875
Перевод Л.Белова

Панагюрските въстаници

 Боят настава, тупат сърца ни,

ето ги близо наште душмани.

Кураж, дружина вярна, сговорна.

Ний не сме веке рая покорна!

 

Нека с тоз удар врага да смажем,

нека му гордо, братя, докажем,

че сме строшили мръсни окови,

че сме свободни, а не робове.

 

Гледайте в този пряпорец красен,

лева как тича волен, ужасен!

Левове всички днес се явете

люти и страшни за враговете!

 

Кого ли плашат турци злокобни?

Нихната ярост, удари злобни

ще се разбият нищожни, слаби,

в нашата правда, в нашите саби!

 

Ний за живота нямаме жалост,

но да не умрем, братя, на халос —

нека се мъчим колкото можем

повеч душмани мъртви да сложим!

 

Ако пък паднем в битката славно,

то в България ще незабавно

нови юнаци пак да въстанат

и вместо нази бой ще зафанат!


Нека мрем, както нявга сме мрели,

да живейм волни как сме живели!

Кураж, другари! Бог ще ни брани!

Смърт на вековни, черни тирани!

 
ВЕЧЕРНИЙ ЧАС

Вот он, вечерний час.
Солнце свой отблеск бросает на нас,
шлет нам привет, покидая высоты,
ждет вся природа желанной дремоты,
в сладкой истоме ждет неги и ласк.
Вот он, вечерний час.

Веет зефир окрыленный.
Слышится шепот листвы утомленной,
тайные вздохи, речей трепетанье,
словно влюбленные в сладком мечтанье,
и над вселенной, спокойной и сонной,
веет зефир окрыленный.

Дремлет притихнувший край.
Смолкли и ветры, и песни, и лай,
только ручей чуть журчит меж камнями,
в тьме, под нависшими низко ветвями.
В небе лишь звезды — ни тучек, ни стай.
Дремлет притихнувший край.

Мирно уснула природа.
Смолкли дубравы, поляны и воды.
Ангел невидимый в звездной дали
мир и усладу несет для земли.
Слив все дыханья, под тьмой небосвода
мирно уснула природа.
      
БОЛГАРСКИЙ ЯЗЫК
      
       Язык священный прадедов моих,
       Язык терзаний, стонов вековых,
       Язык детей, чье скорбное рожденье
       Не радость возвещает, яд мученья.
      
       Язык прекрасный, в полной силе встань,
       Тебе ли не бросают всюду брань?
       А вслушался ли кто, что в этом севе
       Есть шепот нив и сладкий звук в напеве?
      
       Кто вник ли, как в тебе играет мощь,
       И эта речь - как гулкий, звонкий дождь?
       Как плеск, здесь бьется, блеск переливая,
       Какая выразительность живая?
      
       От детских дней люба мне звучность та,
       И пусть над ней нависла клевета,
       Она моим пребудет вдохновеньем,
       В грядущем грянет эхо звучным пеньем.
 Перевод: К.Бальмонт      

БЪЛГАРСКИЯТ ЕЗИК

Език свещен на моите деди
език на мъки, стонове вековни,
език на тая, дето ни роди
за радост не - за ядове отровни.

Език прекрасен, кой те не руга
и кой те пощади от хули гадки?
Вслушал ли се е някой досега
в мелодьята на твойте звуци сладки?

Разбра ли някой колко хубост, мощ
се крий в речта ти гъвкава, звънлива -
от руйни тонове какъв разкош,
какъв размах и изразитост жива?

Не, ти падна под общия позор,
охулен, опетнен със думи кални:
и чуждите, и нашите, във хор,
отрекоха те, о, език страдални!

Не си можал да въплътиш във теб
създаньята на творческата мисъл!
И не за песен геният ти слеп -
за груб брътвеж те само бил орисал!

Тъй слушам с;, откак съм на света!
С; туй ругателство ужасно, модно,
с; тоя отзив, низка клевета,
що слетя всичко мило нам и родно.

Ох, аз ще взема черния ти срам
и той ще стане мойто вдъхновенье,
и в светли звукове ще те предам
на бъдещото бодро поколенье;

ох, аз ще те обриша от калта
и в твоя чистий бляск ще те покажа,
и с удара на твойта красота
аз хулниците твои ще накажа.

Пловдив, 1883
Написано в ответ на единодушните почти тогава твърдения за грубост и немузикалност на нашия език, твърдения, давани от чужденците, като пишеха за нова България, в това число и русите. В хармония с тях повтаряха това и самите българи! (Б.а.)

Михай Эминеску

Звезда
Звезды новорожденной свет,
Стремясь к земле, проводит
В пространстве сотни тысяч лет,
Пока до нас доходит.
Быть может, он уже угас
В просторах мирозданья
В тот самый миг, когда до нас
Дошло его сиянье.
Звезда потухла, умерла,
Но свет струится ясный:
Пока не видели — была,
А видим — уж погасла.
Была любовь, ее уж нет,
Затмилась мраком ночи,
Но всё любви угасшей свет
Мне ослепляет очи.
Перевод: Ю.Кожевников



LA STEAUA

La steaua care-a rasarit
E-o cale-at;t de lunga,
Ca mii de ani i-au trebuit
Luminii sa ne-ajunga.

 

Poate de mult s-a stins ;n drum
;n departari albastre,
Iar raza ei abia acum
Luci vederii noastre.


Icoana stelei ce-a murit
;ncet pe cer se suie;
Era pe c;nd nu s-a zarit,
Azi o vedem, si nu e.

 

Tot astfel c;nd al nostru dor
Pieri ;n noapte-ad;nca,
Lumina stinsului amor
Ne urmareste ;nca.

 

(1886, 1 decembrie)

Одиночество               
Перевод А.Бродского               
               
Занавешены все окна,               
И в печи огонь зажжен.               
За столом сосновым сидя,         
Вновь я в думы погружен.               
Грезы, грезы быстрой стаей               
Пролетают предо мной,               
В лад звучат воспоминанья               
Со сверчками за стеной.
О былом живая память.
Тяжело душе в ночи.
Так Христу на ноги каплет
Воск горячий со свечи.
По углам на паутине
Промелькнет порою блик,
И снуют украдкой мыши
В обветшалой груде книг.
Ах, как часто я решался
Бросить лирный труд пустой
И с поэзией проститься,
И с сердечной маетой!
Но опять сверчки и мыши
В доме возятся, тихи,
И печаль ко мне приводят,
А она ведет стихи.
А порою... редко-редко...
В час полночи... долгий-долгий...
Сердце чуть не разорвется,
Слыша щелканье щеколды.
То – Она... Вошла – и сразу
Дом заполнила просторный,
Словно светлой Девы образ
На киоте жизни черной.
Как же время не уймется,
Не замрет во тьме над нами,
Когда здесь рука с рукою
И уста слились с устами!
1878 г.

Singur;tate
de Mihai Eminescu

                Cu perdelele l;sate,

                ;ed la masa mea de brad,

                Focul p;lp;ie ;n sob;,

                Iar; eu pe g;nduri cad.

 

                Stoluri, stoluri trec prin minte

                Dulci iluzii. Amintiri

                ;;r;iesc ;ncet ca greieri

                Printre negre, vechi zidiri,

 

                Sau cad grele, m;ng;ioase

                ;i se sfarm;-n suflet trist,

                Cum ;n picuri cade ceara

                La picioarele lui Crist.

 

                ;n odaie prin unghere

                S-a ;esut p;injeni;

                ;i prin c;r;ile ;n vravuri

                Umbl; ;oarecii furi;.

 

                ;n aceast; dulce pace

                ;mi ridic privirea-n pod

                ;i ascult cum ;nveli;ul

                De la c;r;i ei mi le rod.

 

                Ah! de c;te ori voit-am

                Ca s; sp;nzur lira-n cui

                ;i un cap;t poeziei

                ;i pustiului s; pui!

 

                Dar atuncea, greieri, ;oareci,

                Cu u;or-m;runtul mers,

                Readuc melancolia-mi,

                Iar; ea se face vers.

 

                C;teodat;… prea arare…

                A t;rziu c;nd arde lampa,

                Inima din loc ;mi sare

                C;nd aud c; sun; cleampa…

 

                Este Ea. De;arta cas;

                Dintr-o dat;-mi pare plin;,

                ;n privazul negru-al vie;ii-mi

                E-o icoan; de lumin;.

 

                ;i mi-i ciud; cum de vremea

                S; mai treac; se ;ndur;,

                C;nd eu stau ;optind cu draga

                M;n;-n m;n;, gur;-n gur;.

 

Родник

Ты ступила ножкой малой
В воду, милая моя, —
И душа затрепетала
Легкой струйкою ручья.
Ты лицо свое умыла,
И счастливая вода
В переливах сохранила
Эту свежесть навсегда.
Там у берега под ивой
Стало в сон тебя клонить,
И умолк ручей шумливый,
Чтоб тебя не разбудить.
Милый лик в ручье свободном
Отраженьем светлым лег,
И с тех пор на дне холодном
Встал алеющий цветок.
Ты — цветок, в душе растущий,
Ты — любви цветок живой,
А душа — родник бегущий,
Где струится образ твой.
<1883>
Перевод Вс. Рождественского


МАРИЯ КОНОПНИЦКАЯ


СТАХ

       Как король шел на войну
В чужедальнюю страну,
Зазвенели трубы медные -
На потехи на победные.

       А как Стах шел на войну
В чужедальнюю страну,
Зашумела рожь по полюшку -
На кручину, на недолюшку…

       Свищут пули на войне,
Бродит смерть в дыму, в огне;
Тешат взор вожди отважные,
Стонут ратники сермяжные.

       Бой умолк; труба гремит.
С тяжкой раной Стах лежит,
А король стезей кровавою
Возвращается со славою.

       И на встречу у ворот
Шумно высыпал народ;
Дрогнул замок града стольного
От трезвона колокольного.

       А как лег в могилу Стах,
Ветер песню спел в кустах.
И звонил, летя дубровами,
Колокольцами - лиловыми…
A jak poszed; kr;l na wojn;,
Gra;y jemu surmy zbrojne,
Gra;y jemu surmy z;ote
Na zwyci;stwo, na ochot;...
 
A jak poszed; Stach na boje,
Zaszumia;y jasne zdroje,
Zaszumia;o k;os;w pole
Na t;sknot;, na niedol;...
 
A na wojnie ;wiszcz; kule,
Lud si; wali jako snopy,
A najdzielniej bij; kr;le,
A najg;;ciej gin; ch;opy.
 
Szumi; or;y chor;gwiane,
Skrzypi k;dy; krzy; wioskowy...
Stach ;mierteln; dosta; ran;,
Kr;l na zamek wraca zdrowy...
 
A jak wje;d;a; w jasne wrota,
Wysz;a przeciw zorza z;ota
I zagra;y wszystkie dzwony
Na s;oneczne ;wiata strony.
 
A jak ch;opu d;; kopali,
Zaszumia;y drzewa w dali.
Dzwoni;y mu przez d;brow;
Te dzwoneczki, te liliowe...

Kuku;eczka

Po tym ciemnym boru
Kuku;eczka kuka,
Z ranka do wieczora
Gniazdka sobie szuka.
Kuku! Kuku!
Gniazdka sobie szuka.
 
- A ty, kuku;eczko,
Co na drzewach siadasz,
Jakie ty nowiny
W lesie rozpowiadasz?
Kuku! Kuku!
W lesie rozpowiadasz?

Lecia;am ja w maju
Z ciep;ego wyraju,
Zagubi;am w drodze
;cie;ynk; do gaju!
Kuku! Kuku!
;cie;ynk; do gaju!

Zgubi;am ;cie;k;
Do gniazdeczka mego,
Teraz latam, teraz kukam,
Ot, ju; wiesz dlaczego.
Kuku! Kuku!
Ot, ju; wiesz dlaczego

Майронис

Тракайский замок
Вот замок Тракайский в дремоте, во мхах,
Столетнею славой окутан;
Его именитых властителей прах
Истлел, и покоится тут он.
Столетия несутся. Развалины спят.
И все неизбежней, все глуше распад.
 
Смущает ли ветер озерную гладь,
Стихают ли сонные волны, –
Крушатся размытые стены, и – глядь! –
Срывается камень безмолвный.
А замок темней и темней с каждым днем.
И чуткое сердце горюет о нем.
 
Но сколько столетий он прожил светло,
Но скольких он рыцарей славил!
Здесь Витаутас храбрый садился в седло
И ратной дружиною правил.
Где грозная слава минувших побед?
Где наши преданья? – затерян их след.

Вы, мертвые стены, вы, черные рвы,
И вы, безоружные башни,
Ответьте, о чем вспоминаете вы,
Что снится вам в дреме всегдашней?
Вернется ли прошлое, иль навсегда,
Как юность, исчезло оно без следа?
 
Я часто у грустных развалин бродил.
Слезами туманились очи.
И сердце горело, пока я следил
За шествием сумрачной ночи.
И сердцу напрасно хотел я помочь:
Вокруг расстилалась безмолвная ночь.
1892
Trak; pilis

Pel;siais ir kerp;m apaugus auk;tai
Trak; ;tai garbinga pilis!
Jos auk;tus valdovus u;migd; kapai,
O ji tebestovi dar vis.
Bet am;iai b;ga, ir gri;van;ios sienos
Kas dien; nyksta, apleistos ir vienos!..

Kai v;jas pakyla ir drums;ias vanduo,
Ir e;eras ver;ias platyn, -
Banga gena bang;, ir bok;to akmuo
Paplautas nuvirsta ;emyn.
Taip gri;va sienos, li;dnesn;s kas dien;,
Graudindamos jautri; ;ird; ne vien;.

Pilis! Tu tiek am;i; praleidai garsiai!
Ir tiek mums davei mil;in;!
Tu Vytauto did;io galyb; matei,
Kad jojo tarp savo pulk;!
Kur tavo galia, garsi palikimais?
Kur ta senov;, brangi atminimais?

Nutilusios sienos, apleistos vis;,
Be sargo, ginkl;, be ;mogaus!
Kiek primenat j;s man brangiausi; laik;
Ant vie;kelio am;i; plataus!
Laikai brangiausi! Ar mums dar sugr;;te?
Ar vien min;sme kaip savo jaunyst;?

Kada tik keliu va;iavau pro Trakus,
Man verk; i; skausmo ;irdis;
Gaili a;ar;l; beplov; skruostus
Ir m;lynas temd; akis!
Ir veltui dvasi; raminti nor;jau,
Aplinkui vien tamsi; nakt; reg;jau.


Никто тебя так не сумеет любить


О, кто тебе сможет всю душу отдать,

Как он, не снискавший ответа!

О, кто по любви твоей будет страдать

Со страстью страдальца-поэта!

О, как он рыдает все ночи подряд!

Бессонны, бездонны, беззлобны,

Тобою светясь, его очи горят,

Серебряным звездам подобны!

Любимая! Как зародилась в груди

Волшебная дивная сила?

Tы дух песнопевца от сна пробуди,

Как тело его воскресила!

Как часто прелестницы сети плели,

Привлечь его сердце мечтали,

Но славой — певца подкупить не смогли,

И купят на деньги едва ли.

В шелка ты не прятала плечи, мой друг,

Безумной красой не сверкала,

Но ключ к его сердцу, секрет его мук —

Ты в чуткой душе отыскала!

Не ты ль от беспечности пламенных лет —

Страданьем его исцелила?

Затмила над юношей нежный рассвет,

И новую землю явила.

И новые песни сложил он тогда —

В них скорбь, словно лиственный ропот.

Ты в полночь восходишь над ним, как звезда,—

Несешь вдохновенье и опыт.

Та песня живет на просторах страны,

Где Неман стремительный слышен,

Поют о тебе и в тебя влюблены

Все жители замков и хижин!

Возлюбленной деве привержен поэт,

Ужель она будет капризна?..

Ты вcпoмнишь о скромном певце или нет,

Любимая сердцем Отчизна?..

Перевод Д.Щедровицкого

НА ОЗЕРЕ ДРУКЩЕ

Ропщу, хоть это и грешно:
Идти мне было суждено
По жизни одному;
И я плутал, судьбой влеком,
Не зная отзыва ни в ком,
Не нужен никому.

И вдруг в ночи твои слова!
Так светит черная листва,
Слетевшая с высот.
И только плеск весла тяжёл,
А мы вдали от многих зол,
И лодка нас несёт.

В моей руке твоя рука,
И ты глядишь за облака
В глаза самой луне.
И мне светло в моём пути:
В мечтанье, в памяти, в груди
Ты навсегда  во мне.

1913
Перевод Г.Ефремова

ANT DR;K;;S E;ERO

Man li;dna buvo ir sunku
Keliaut gyvenimo taku
Be draugo dar jaunam:
Kame pa;velgsi akimi,
Aplinkui ;mon;s svetimi;
Taip li;dna vien vienam.

Tek;jo m;nuo. I; kaln;
;iedai kvep;jo jazmin;,
;av;dami jausmus;
Tarp ;alio e;ero bang;,
Toli nuo triuk;mo, nuo varg;
Laivelis supa mus.

Man rank; padavei jautriai
Ir jaun; ;ird; atdarei
Bendros ;vaig;d;s vardu:
Dabar ar juokias ateitis,
Ar sopa, verkia mums ;irdis -
Jau;iu a;ai u; du.


Андрей Пумпур

ИМАНТА

Иманта заколдован,
Не умер — спит герой,
Бездействием окован,
Под Синею горой.

Спит во дворце из злата,
И не ржавеет меч,
Умевший брони-латы,
Как молниями, сечь.

Век минет — на поляну
Из недр выходит гном.
Глядит: когда ж туманы
Рассеются кругом?

Доколе склоны эти
Невидимы во мгле —
Хотя б тысячелетье, —
Иманте быть в земле.

  Но Перконовы дети
Разрушат зла оплот.
Волшбы порвутся сети,
Иманта меч возьмет.

И Солнечные девы
О жизни запоют.
И светлые напевы
Героя позовут!
 1874

Перевод В.Спасского   

Imanta
Imanta nevaid miris,
Bet tikai apburts kluss,
No darbo;an;s rimis,
Zem Zil; kalna dus.

Tam zelta pil; snau;ot,
Tas zobins nesar;s,
Kur;, dzelzu bru;as lau;ot,
K; liesma k;uvis b;s.

Par simtiem gadiem reizi
Mazs r;;;ts aug;; n;k
Un apskat;s, vai migla
Ap kalnu nodzist s;k.

Un kam;r zilo miglu
Ap Zilo kalnu redz,
Tik ilg;m t;ksto; gadus
Gan vi;u zeme sedz.

Bet reizi P;rko;d;li
Tai kaln; lodes spers;
Tad b;dz;s visi jodi,
P;c zobina tas ;ers.

Un Saules meitas n;c;s
Un miglu proj;m trauks;
Un gaismas laika balsis
Imantu ;r; sauks!      

Лидия Койдула

Земля родимая, тебя
Люблю всем сердцем я,
тебя пою, мой высший дар —
Эстония моя!
Твоя во мне живёт беда,
и твой восторг со мной всегда,
Эстония моя!

Нет, не покину никогда
Родного крова я,
И за отчизну сто смертей
Принять готова я!
Не нужно мне земли иной:
В моей груди - мой край родной,
Эстония моя!

Земля родимая, в свой  час,
На склоне бытия,
Я в лоно отойду твоё,
Эстония моя!
Мне тихий сон навеешь ты,
И надо мной взрастишь цветы,
Эстония моя!

Пер. Б.Кежуна

Mu isamaa on minu arm,
kel s;dant annud ma.
Sull' laulan ma, mu ;lem ;nn,
mu ;itsev Eestimaa!
Su valu s;dames mul keeb,
su ;nn ja r;;m mind r;;msaks teeb,
mu isamaa, mu isamaa!
Mu isamaa on minu arm,
ei teda j;ta ma,
ja peaksin sada surma ma
see p;rast surema!
Kas laimab v;;ra kadedus,
sa siiski elad s;dames,
mu isamaa, mu isamaa!
Mu isamaa on minu arm,
ja tahan puhata,
su r;ppe heidan unele,
mu p;ha Eestimaa!
Su linnud und mull' laulavad,
mu p;rmust lilled ;itsetad,
mu isamaa, mu isamaa!


СЕРДЦЕ МАТЕРИ
      
        Один есть в мире уголок,

        Ты и любовь и счастье мог —

        Редчайший дар — в нем обрести

        На жизненном своем пути.

             
        То сердце матери. Оно

        Всегдашней верности полно,

        Оно и в радости с тобой,

        И в дни, объятые тоской.

             
        Когда людей коварство, ложь

        Во всех делах ты их прочтешь,

        Узнаешь ненависть к себе,

        Презрение к твоей судьбе, —

            
        Лишь сердце матери тебя

        Поймет, печалясь и скорбя,

        И на груди ее родной
      
        Ты сердце облегчишь слезой.

Друзей, что потеряла я,
Вернуть мне может жизнь моя.
Но сердце матери одно —
Его вернуть не суждено…

Перевод Вс. Рождественского.

Ema s;da

;ks paigake siin ilmas on,
kus varjul truudus, arm ja ;nn;
k;ik, mis nii harv siin ilma peal,
on pelgupaiga leidnud seal.

Kas ema s;dant tunned sa?
Nii ;rn, nii kindel, muutmata,
ta sinu r;;must r;;mu n;eb,
su ;nnetusest osa saab.

Kui inimeste liikuvat
au, kiitust, s;prust tunda saad,
kui k;ik sind p;lg’vad, vihkavad,
kui usk ja arm sust langevad,

siis ema s;da ilmsiks l;’eb,
siis veel ;ks paik sull’ ;le j;;b,
kus nutta julged igal a’al –
truu, kindla ema rinna na’al.

M;nd’ kallist s;dant kaot’in,
mis j;rel’ nuttes leinasin,
aeg andis teised tagasi:
ei ema s;dant – iialgi!       
       
До самой смерти
Перевод Вс.Рождественский
Дышать к тебе любовью
До смерти буду я,
Мой сад благоуханный,
Эстония моя!
Мои луга и реки
И мой язык родной,
Вас воспевать я буду
И в час предсмертный мой.
Отважных и могучих сынов
Сынов взрастила ты
И дочерей прекрасных,
Как на полях цветы.
Сияет в небе солнце,
Чтоб ты цвести могла.
Прикрыта ты крылами
Могучего орла.
О родина, как нежно
Детей в руках несешь,
Их кормишь, одеваешь,
Последний кров даешь.
В твоей земле милее
Навеки мне почить,
Чем в счастье и почете
В чужих пределах жить.
И все же часто слезы
В глазах твоих видны.
Земля моя. надейся,
Придут иные дни!
Нам всех надежд свершенье
Сулит грядущий час.
И новой жизни время
Еще придет для нас.

ПАВОЛ ОРСАГ ГВЕЗДОСЛАВ

В царство лесное!
В зеленом настое
я сердце омою и боль успокою.
У леса есть свойство лечить беспокойство,
чтоб люди забыли про боли любые.
В царство лесное!
Опять предо мною
причастные чуду и с тайной повсюду
палаты без солнца. В них нет ни оконца,
зато в них такое величье покоя!
В царство лесное!
Где пахнет сосною,
где только вглядеться — и встретится детство,
где сказка живая бредет, напевая,
по сумрачной чаще, легендой звучащей.
В царство лесное!
И вот колдовское
вдыхаю дыханье и жажду признанья,
что молод я снова, но чаща сурово
свистит мне: спесс-сивый, и шепчет: плешш-шивый.
Перевод Ю. Вронского

Do lesa! Do lesa!
Tam srdce zm;;e sa,
zotav; z choroby; do tesknej ;troby,
r;n vrel;ch do plamu on vleje balzamu:
i len sa prihl;si b;;, u; ho zahas;.

Do lesa! Do lesa,
kde vl;dnu ;udes;
v kr;;ovstve bezslnia. Du;u mi naplnia
hlbok;m ;kojom, vysok;m pokojom;
dnu vtiahne nav;dycky sl;vomier mystick;.

Do lesa! Do lesa!
Myse; mi zaples;:
stane sa detinnou, prostu;kou, nevinnou;
bo ;o jej napovie on ;umnom vo slove,
poviestka bude, b;j, hra, piese;, hniez;at taj…

Do lesa! Do lesa,
do ;arokolesa!
U; d;cham jeho dych: hru; bujn; vzp;na pych;
i ;ak;m: z ochladov jak ;;ahne omladou!
S;vi;;al aj: ss—siv;, s;umel: ;;—;ediv;…

НЕ БУДЕТ УГНЕТЕННЫХ И ЗАБИТЫХ
Eser zsibbadt vagyboll mert nem lesz,
vegiil egy eros akarat,
hiszen magyar, olah, szlav banat
mindigre egy banat marad.
Ади
Пора желаньям нашим спящим
стать волей твердой, словно сталь,
печаль славян, румын иль венгров —
всегда единая печаль.
(Перевод с венгерского Л. Мартынова.)

Ты прав, герольд грядущего: нам нужно
скорей желанья наши слить в одно
великое и грозное желанье.
Сегодня все мы жалуемся дружно,
но завтра, может быть, уж не стенанье,
а счастье будет нам судьбой дано.
Да, для беды слова у всех иные,
сама ж беда у всех у нас одна.
И раз она, племен не различая,
как жерновом, согнула наши выи,
то верою одной судьба лихая
соединить нас разве не должна?
Мы все стенаем в горьком исступленье,
мы все взыскуем радостных долин. —
Объединимся же в единой воле,
объединимся в жажде искупленья,
восстанем против этой жалкой доли…
Народ земли, страданий исполин!
Мы здания опора и основа,
не мостовая, как кричит лакей,
господский прихлебатель, сын Иудин.
Мы пчелы, мы не трогаем чужого,
и раз ты мед носить не хочешь, трутень,
так издыхай же с голоду скорей!
Мы стены башни, тянущейся в небо,
мы судно, что в Колхиду держит путь,
мы рычаги извечного стремленья.
А где же мзда, где наша доля хлеба,
где право на духовное горенье?
Мы их возьмем, с пути нас не свернуть!
И это слово колоколом гулким
должно однажды сотрясти оплот
корысти, злобы, эгоизма, спеси.
Оно дойдет в любые закоулки.
И солнце правды города и веси —
всю землю светом радостным зальет!
Не будет «угнетенных и забитых»,
и долг и право встанут наравне.
Лишь тот, кто для людей придет трудиться,
из-за стола наград уйдет средь сытых.
И языки народов, словно птицы,
оповестят отчизну о весне!

Перевод Ю. Вронского

    „Ezer zsibbadt v;gyb;l mi;rt nem lesz
    v;g;l egy er;s akarat?
    hiszen magyar, ol;h, szl;v b;nat
    mindigre egy b;nat marad.“
    Ady


Tak, herolde ty svitaj;cich ;asov:
n;m v jednu v;;u na;im t;;by zlia;,
po ;l;nkoch ochabnut; osamel;ch;
ke; ;ialime dnes kvi;bou jednohlasou:
by zajtra, d;-li Boh a ;;astie smel;ch,
sme rovnako sa mohli radova;.

Bo, ;no, dlh; ;ia; n;; toto;n; je,
mien r;znych len ten ist; z;rmutok.
I ke; n;m okovy jak prsia zviera,
ke; ako ;arnov zoh;na n;m ;ije:
;i s;trpn;ch t;;’ nem; spoji; viera
s;a cirkev t;ch;e spasn;ch pohn;tok?

Trp;me krivdou v;etci, nyj;c v;etci
d;u vyk;penia zreme v ;strety,
od vekov v ;val zatla;en; plem;.
Nu;, spol;me u; raz v;;u v spolnej veci,
vyrknime: ;alej str;da; nebudeme…
Nie: v;;;ino, skri;, biedy obre ty!

My z;kladom sme, budova kde stoj;,
nie dla;, jak t;ra pansk; darmo;;ap;
drep, peno!… sme pr;d, lo; ;o plav; ;ule,
pr;d v krvi hen, tu prejaven; v znoji;
a v;ely sme, ;o nele;o;ia v ;le…
nos, tr;de, med tie;! ak nie, hladom skap!

Sme uhly stavby, dychtivej vzr;s; k nebu,
kor;bu vlny smerom v Kolchidu;
sn;h ramen; sme v neust;lom ruchu: —
kde za to n;m mzda, pr;pust k v;hod chlebu,
;es; ;udsk;, srdcu rozko;, svetlo duchu…?
Tie chceme! vol;me… k;m nepr;du.

A toto slovo bez hnevu, no r;zne,
bo ;ivota zvon, strasie hradbami
hrdzavej p;chy, sebectva a mamu;
im v du;e zhu;; hromom p;stnej k;zne…
Vsta; mus; svedomie! vz;s; z mra;ien r;mu
spravodlivosti slnce nad nami!

A nebude viac „potla;en;ch, zbit;ch“,
zmier bratsk; zvel;; s pr;vom jednostaj
si p;jde povinnos;; v;dy ko;k; v pr;ci,
od stola z;sluh to;ko vstane s;tych;
a rodn; re;i kol s;a spevn; vt;ci
sprev;dza; bud; tvor;; vlasti m;j…

Из сборника «Кровавые сонеты» (1914)
Перевод со словацкого Сергея Шоргина

Род человечий! Вижу я, скорбя:
Ты ныне – враг Христовым повеленьям;
Велел любить Он ближних с умиленьем,
Сердечно, беззаветно, как себя.

Зачем же Он, страдая и любя,
Нас подарил спасительным ученьем?
Брат брату угрожает истребленьем,
Жестоким адским пламенем губя.

Нет ни в морали, ни в культуре прока,
Когда тебя так ослепила страсть,
И ты, как зверь, злодействуешь жестоко.

Венец из звёзд носи, коль хочешь, всласть:
Благую весть забыв во тьме порока,
До вести злой сумел ты ныне пасть.


O, ludstvo! ludstvo! Tak si vzdialene
nebolo nikdy od prikazu Krista:
Blizneho miluj ako seba, scista
a bez vyhrady splna, iskrenne.

Nac bolo jeho spasne ucenie,
stvrdene smrtou, pravda, cesta ista:
ked bratu brat zmar stonasobne chysta,
pren zaziha hoc pekla plamene?

Co mrav tvoj stoji, pln vied, umien pera,
ked vasnam sa das zaslepit a viest,
i pases potom ako dive zviera?

A co si veniec pripravis hen z hviezd,
neujdes poroku, ze dnes i vcera
si v zlovest spotvorilo blahovest!

(Krvavy sonety, 1914 )
      
 Иван Франко

КАМЕНЯРІ

Я бачив дивний сон. Немов передо мною
Безмірна, та пуста, і дика площина,
І я,прикований ланцем залізним, стою
Під височенною гранітною скалою,
А далі тисячі таких самих, як я.

У кождого чоло життя і жаль порили,
І в оці кождого горить любові жар,
І руки в кождого ланці, мов гадь, обвили,
І плечі кождого додолу ся схилили,
Бо давить всіх один страшний якийсь тягар.

У кождого в руках тяжкий залізний молот,
І голос сильний нам згори, як грім, гримить:
"Лупайте сю скалу! Нехай ні жар, ні холод
Не спинить вас! Зносіть і труд, і спрагу, й голод,
Бо вам призначено скалу сесю розбить."

І всі ми, як один, підняли вгору руки,
І тисяч молотів о камінь загуло,
І в тисячні боки розприскалися штуки
Та відривки скали; ми з силою розпуки
Раз по раз гримали о кам'яне чоло.

Мов водопаду рев, мов битви гук кривавий,
Так наші молоти гриміли раз у раз;
І п'ядь за п'ядею ми місця здобували;
Хоч не одного там калічили ті скали,
Ми далі йшли, ніщо не спинювало нас.

І кождий з нас те знав, що слави нам не буде,
Ні пам'яті в людей за сей кривавий труд,
Що аж тоді підуть по сій дорозі люди,
Як ми проб'єм її та вирівняєм всюди,
Як наші кості тут під нею зогниють.

Та слави людської зовсім ми не бажали,
Бо не герої ми і не богатирі.
Ні, ми невольники, хоч добровільно взяли
На себе пута. Ми рабами волі стали:
На шляху поступу ми лиш каменярі.

І всі ми вірили, що своїми руками
Розіб'ємо скалу, роздробимо граніт,
Що кров'ю власною і власними кістками
Твердий змуруємо гостинець і за нами
Прийде нове життя, добро нове у світ.

І знали ми, що там далеко десь у світі,
Який ми кинули для праці, поту й пут,
За нами сльози ллють мами, жінки і діти,
Що други й недруги, гнівнії та сердиті,
І нас, і намір наш, і діло те кленуть.

Ми знали се, і в нас не раз душа боліла,
І серце рвалося, і груди жаль стискав;
Та сльози, ані жаль, ні біль пекучий тіла,
Ані прокляття нас не відтягли від діла,
І молота ніхто із рук не випускав.

Отак ми всі йдемо, в одну громаду скуті
Святою думкою, а молоти в руках.
Нехай прокляті ми і світом позабуті!
Ми ломимор скалу, рівняєм правді путі,
І щастя всіх прийде по наших аж кістках.

[1878]

КАМНЕЛОМЫ

Я видел дивный сон - как будто предо мною
Глухие, дикие раскинулись края;
И я стою там, цепью скованный стальною,
Перед огромною гранитною скалою,
А рядом - тысячи таких же, как и я.

Лоб каждого печаль и жизнь избороздили,
И жар святой любви из наших льётся глаз,
И словно змеи, цепи каждого обвили,
И все мы плечи вниз, к земле самой склонили,
Как будто груз какой-то тяжкий давит нас.

У каждого в руках железный тяжкий молот,
И голос грозный сверху нам, как гром, гремит:
"Ваш долг - крушить скалу! И пусть ни жар, ни холод
Вас не смутят; терпите труд, мученья, голод -
Но камень этот вами должен быть разбит!"

Мы слышали приказ. И молоты поднялись,
И время подвига тяжёлого пришло,
И в тысячи сторон осколки разлетались -
Так в этот камень наши молоты вгрызались,
Круша отчаянно гранитное чело.

Как водопада рёв, как в битве скрежет стали -
Таков был молотов тяжёлых наших глас.
И пядь за пядею мы место добывали;
Хотя осколки жизнь у многих забирали -
Мы дальше шли; и не страшило это нас.

И знали мы, что этими руками
Мы разобьём скалу и раздробим гранит,
Что кровью нашею и нашими костями
Проложим путь прямой, и тем путём за нами
Придет добро, мир правда озарит.

И то, что славы нам не будет - тоже знали,
И что забудут все про труд кровавый сей;
Мы - чтобы люди сей дорогой зашагали -
Должны пробить её, пока мы не упали;
И наши кости здесь улягутся под ней.

Но славы средь людей мы вовсе не желали -
Ведь не герои мы, не богатырский род;
Нет, мы невольники - хоть добровольно взяли
Мы эти узы. Мы рабами воли стали.
Мы камень ломим, чтоб другие шли вперед.

И знали мы, что где-то там, вдали, на свете,
Что брошен нами ради пота, ради пут,
О нас льют слёзы жёны, матери и дети;
Там все друзья, там все враги - и те, и эти, -
И нас, и наш удел, и дело всё клянут.

Мы знали то. У нас не раз душа болела,
И сердце рвалось от тоски и от разлук,
Но - слёзы, ни печаль, и ни страданья тела,
И ни проклятья нас не отвлекли от дела,
И молота никто не выпустил из рук.

Вот так мы все идём, святою мыслью слиты,
И те же молоты в руках у нас сейчас;
Пускай мы прокляты и миром позабыты -
Глядите, сквозь скалу пути уже пробиты,
И счастье в мир придёт - когда не будет нас.
Перевод С.Шоргина


ГIМН
Замiсть пролога

Вiчний революцйонер –
Дух, що тiло рве до бою,
Рве за поступ, щастя й волю,
Вiн живе, вiн ще не вмер.
Нi попiвськiї тортури,
Нi тюремнi царськi мури,
Анi вiйська муштрованi,
Ні гармати лаштованi,
Нi шпiонське ремесло
В грiб його ще не звело.
Вiн не вмер, вiн ще живе!
Хоч вiд тисяч лiт родився,
Та аж вчора розповився
I о власнiй силi йде.
 I простується, мiцнiє,
 I спiшить туди, де днiє;
Словом сильним, мов трубою
Мiлiони зве з собою,-
Мiлiони радо йдуть,
Бо се голос духа чуть.
Голос духа чути скрiзь:
По курних хатах мужицьких,
По верстатах ремiсницьких,
По мiсцях недолi й слiз.
I де тiльки вiн роздасться,
Щезнуть сльози, сум, нещастя.
Сила родиться й завзяття
Не ридать, а добувать,
Хоч синам, як не собi,
Кращу долю в боротьбi.
Вiчний революцйонер –
Дух, наука, думка, воля –
Не уступить пiтьмi поля.
Не дасть спутатись тепер.
Розвалилась зла руїна,
Покотилася лавина,
I де в свiтi тая сила,
Щоб в бiгу її спинила,
Щоб згасила, мов огень,
Розвидняющийся день?

Гимн (Вместо пролога)
Вечный революционер -
Дух, стремящий тело к бою,
За прогресс, добро, за волю,
Он бессмертия пример.
Ни поповства козни злые,
Ни орудия стальные,
ни царёвы казематы,
Ни жандармы, ни солдаты,
Ни шпионы всей земли
В гроб титана не свели.

Он не умер, он живёт!
Сотни лет назад  рождённый,
Он восстал, освобождённый,
Силой собственной идёт.
Он окрепнул, он шагает
В те края, где рассветает,
Словом зычным, как труба,
Миллионы кличет к бою,-
Миллионы вслед за ним:
Голос духа слышен им.

Голос духа слышен всем:
В избах, к нищете привычных,
В тесноте станков фабричных,
Всюду, где тоска и темь.
И, величью духа внемля,
Горе покидает землю.
Мощь родиться и упорство -
Не сгибаться, а бороться,
Пусть потомкам, не себе,
Счастье выковать в борьбе.

Вечный революционер -
Дух, наука, мысль, свобода,
Не прервёт навек похода,
Неуклонности пример.
Опрокинулась плотина,
С места тронулась лавина -
Где найдётся в мире сила,
Чтоб её остановила,
Чтоб опять свела на
нет                Пламенеющий рассвет?

Пер. Б.Турганова

ЗIВ'ЯЛЕ ЛИСТЯ (УВЯДШИЕ ЛИСТЬЯ. Лирическая драма)

* * *

Ну что меня влечет к тебе до боли?
Ну чем меня околдовала ты?
Но только мне мелькнут твои черты,
Как сердце жаждет счастья, жаждет воли.

В груди неутоленность.— Далека
Весна с цветами на полях зеленых,
И юная любовная тоска
Сама идет ко мне из недр студеных.

Себя я вижу сильным и свободным,
Как будто из тюрьмы я вышел в сад.
Таким веселым, ясным, благородным,
Каким бывал я много лет назад.

Идя с тобою рядом, я дрожу,
Как перед злою не дрожал судьбою,
В твое лицо с тревогою гляжу,
На землю пасть готов перед тобою.

Когда б ты слово прошептала мне,
Счастливей стал бы я, чем царь могучий,
И сердце дрогнуло бы в глубине,
И из очей поток бы хлынул жгучий.
Но мы едва знакомы, и как знать:
Не надоест ли дружба нам с тобою?
И, может быть, нам суждено судьбою
И порознь жить, и порознь умирать.

Тебя я только изредка встречаю,
У нас с тобой различные пути,
Но до могилы — я наверно знаю —
Мне образ твой придется донести.

* * *

Не знаю, що мене до тебе тягне,
Чим вчарувала ти мене, що все,
Коли погляну на твоє лице,
Чогось мов щастя й волі серце прагне

І в груді щось метушиться, немов
Давно забута згадка піль зелених,
Весни і цвітів,— молода любов
З обійм виходить гробових, студених.

Себе я чую сильним і свобідним,
Мов той, що вирвався з тюрми на світ;
Таким веселим, щирим і - лагідним,
Яким я був за давніх, давніх літ.
І, попри тебе йдучи, я дрижу,
Як перед злою не дрижав судьбою;
В твоє лице тривожно так гляджу,—
Здаєсь, ось-ось би впав перед тобою.

Якби ти слово прорекла мені,
Я б був щасливий, наче цар могучий,
Та в серці щось порвалось би на дні,
З очей би сліз потік поллявся рвучий.

Не знаємось, ні брат я твій, ні сват,
І приязнь мусила б нам надокучить,
В житті, мабуть, ніщо нас не сполучить,
Роздільно нам прийдеться і вмирать.

Припадком лиш не раз тебе видаю,
На мене ж, певно, й не зирнула ти;
Та прецінь аж у гріб мені — се знаю —
Лице твоє прийдеться донести.
Перевод Анны Ахматовой

ШОЛОМ — АЛЕЙXЕМ

НОВОГОДНЕЕ
(Нашей пишущей братии)
Хотелось бы за год проверить итоги,
Теперь подвести бы черту,
Но наши враги к нашим слабостям строги,
Все это у них на счету.
Итак, мы хвалиться не будем! Не будем!
Жаль тратить бумагу не впрок…
К чему эту скуку навязывать людям,
Когда Новый год недалек?
Уж лучше, друзья, подсчитали бы смело
Потери за прожитый год.
Какого еще не свершили мы дела?
Чего у нас недостает?
Иные над нашей судьбой причитают,
Но что нам до пролитых слез,
Когда нас не слушают и не читают
И жизнь наша — вечный вопрос?                Печалей не в силах избыть мы слезами.
Поможет ли в бедствиях смех?
Мы сами должны что-то делать, мы сами…
И нам ли страшиться помех?
«Что делать? Что делать?» — вопрос постоянный,
Но разве мы стали глупей?
Поныне в нас бродят какие-то планы
И множество всяких идей…
Но люди? Где люди? И взять их откуда?
Нас мало, чтоб мрак побороть.
Пошли нам людей, соверши это чудо,
Умножь наши силы, господь!
Вновь год пролетит, как минувшие годы…
Мы будем писать и писать.
Гонения ждут нас, удары, невзгоды…
Надежды нас будут питать.

* * *
Снова радостное солнце
Светит в тусклое оконце.
Сердцу весело. А ночи
Всё короче и короче.

Дети! Дети! Прочь унынье!
Верьте в будущее ныне!
Вера в лучшее на свете -
Путь к победе вашей, дети!

Лучшие наступят годы,
В прошлое уйдут невзгоды.
Пусть пока зима сурова,
Дни весны наступят снова.

Перевод А.Ревича

Ян Райнис

Перевод Ал. Ревича

По зимним, снежным
Я шел дорогам
В чужую землю,
К чужим порогам.
«Мир в этом мире!» —
Мне пели дали,
Колокола мне
Благовещали.
Смеясь в лицо мне,
Ветра свистели,
За полы рвали
И прочь летели.
А снег — то вьюжил,
Слепящ и колок,
То тихо падал
На лапы елок.
Мир в этом мире
И песнь бурана,
И сон глубокий,
А в сердце — рана.
А в сердце весны,
А путь — к чужбине.
Засыплет снег вас,
Покроет иней.
Унес я весны,
Как память, в дали.
Вы презирали их
И отвергали.
Я вам вернул бы, —
Как дар, вручил их,
Но вы от спячки
Восстать не в силах…
Неужто сон свой
Земля не сбросит?
Неужто снегом все
Зима заносит?
Неужто благовест
Стал вечным звоном?
Неужто мир ваш
Стал царством сонным?
Все эти годы
Я жду свершений,
Жду отголосков
Земли весенней.
Иссохшим сердцем
И жадным взором
Тянусь к далеким
Родным просторам.

Сломанные сосны
Перевод Ал. Ревича

Приморские сосны сломал ураган,
К песчаным припали они берегам, —
Тянулись к просторам, стремились к воде,
Не стали скрываться и гнуться в беде:

«Мы сломаны, грозная сила, тобой,
Но рано ликуешь, не кончен бой,
Еще мы вздыхаем о далях в тоске,
Гневные ветви шумят на песке…»

И, мачтами став, над раскатом волны
Взмыли поверженных сосен стволы,
Грудь — против бури, парус крылат,
Бой против бури, мачты гудят:

«Грозная сила, швыряй нас на дно, —
В счастливую даль доплывем все равно!
Ломай, сокрушай нас — идем напролом,
К солнцу, к восходу плывем. Доплывем!»
1903
Lauzt;s Priedes

V;j; augt;k;s priedes nolauza,
Kas k;p;s pie J;rmalas st;v;ja,-
P;c t;l;m t;s skatieniem grib;ja sniegt,
Ne sl;pties t;s sp;ja,ne muguru liekt.

"Tu lauzi m;s,naid;g; pretvara,-
V;l c;;a pret Tevi nav nobeikta,

V;l ilg;s p;c t;les dve; p;d;jais vaids,
Ik zar; pret varu ;;;c nerimsto;s naids!"

Un augt;k;s priedes p;c l;zuma
Par ku;iem iz ;de;iem iznira-
Pret v;tru lepni cil;j;s kr;ts,
Pret v;tru c;;a no jauna d;c:

"Br;z bangas,Tu naid;g; pretvara,-
M;s t;les sniegsis,kur laim;ba!

Tu vari m;s ;;elt,Tu vari m;s lauzt-
M;s t;les sniegsis,kur saule aust!"

-----

Что скажет юному старик почтенный?
— Живи достойно, не пеняй на жизнь!
Достичь сего ты должен непременно,
Есть заповедь - любить. Ее одной держись!
1929

Леся Украинка

Contra spem spero !
Гетьте, думи, ви, хмари осінні!
То ж тепера весна золота!
Чи то так у жалю, в голосінні
Проминуть молодії літа?
Ні, я хочу крізь сльози сміятись,
Серед лиха співати пісні,
Без надії таки сподіватись,
Жити хочу! Геть думи сумні!
Я на вбогім сумнім перелозі
Буду сіять барвисті квітки,
Буду сіять квітки на морозі,
Буду лить на них сльози гіркі.
І від сліз тих гарячих розтане
Та кора льодовая, міцна,
Може, квіти зійдуть – і настане
Ще й для мене весела весна.
Я на гору круту крем'яную
Буду камінь важкий підіймать
І, несучи вагу ту страшную,
Буду пісню веселу співать.
Я співатиму пісню дзвінкую,
Розганятиму розпач тяжкий, –
Може, сам на ту гору крутую
Підійметься мій камінь важкий.
В довгу, темную нічку невидну
Не стулю ні на хвильку очей,
Все шукатиму зірку провідну,
Ясну владарку темних ночей.
Я не дам свому серденьку спати,
Хоч кругом буде тьма та нудьга,
Хоч я буду сама почувати,
Що на груди вже смерть наляга.
Смерть наляже на груди важенько,
Світ застеле суворая мла,
Але дужче заб'ється серденько,
Може, лютую смерть подола.
Я не дам свому серденьку спати,
Хоч кругом буде тьма та нудьга,
Хоч я буду сама почувати,
Що на груди вже смерть наляга.
Буде погляд мій вельми палати,
Може, згинуть всі хмари сумні,
Може, зірка, як буде сіяти,
Ясний промінь пошле і мені.
Смерть наляже на груди важенько,
Світ застеле суворая мла,
Але дужче заб'ється серденько,
Може, лютую смерть подола.
Так! я буду крізь сльози сміятись,
Серед лиха співати пісні,
Без надії таки сподіватись,
Буду жити! Геть думи сумні!
[2 травня 1890 p.]
Прочь, осенние думы седые!
Нынче время весны золотой,
Неужели года молодые
Беспросветной пройдут чередой?

Нет, я петь и в слезах не устану,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться стану,
Жить хочу! Прочь, печальные, прочь!

Я цветы на морозе посею,
В грустном поле, в убогом краю
Те цветы я горючей своею
И горячей слезой окроплю.

И холодного снега не станет,
Ледяная растает броня,
И цветы зацветут, и настанет
День весны и для - скорбной - меня.

Подымаясь с каменьями в гору,
Буду страшные муки терпеть,
Но и в эту тяжёлую пору
Буду песню весёлую петь.

Всю туманную ночку промаюсь,
Буду в темень глядеть пред собой,
Королевы ночей дожидаясь -
Путеводной звезды голубой.

Да! И в горе я петь не забуду,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться буду,
Буду жить! Прочь, печальные, прочь!

Перевод: Николай Ушаков


***
Як дитиною, бувало,
Упаду собі на лихо,
То хоч в серце біль доходив,
Я собі вставала тихо.
«Що, болить?» – мене питали,
Але я не признавалась –
Я була малою горда, –
Щоб не плакать, я сміялась.

А тепер, коли для мене
Жартом злим кінчиться драма
І от-от зірватись має
Гостра, злобна епіграма, –
Безпощадній зброї сміху
Я боюся піддаватись,
І, забувши давню гордість,
Плачу я, щоб не сміятись.

2.02.1897

Ах, ребёнком я, бывало,
Упаду, – такое лихо,
Даже к сердцу боль подступит,
Только я вставала тихо.
«Что, болит?», – бывало спросят,
Только я не признавалась —
Маленькой была, но гордой, —
Чтоб не плакать, я смеялась.
Но теперь, коль шуткой злою
Завершилась моя драма
И вот-вот должна сорваться
в лютом гневе эпиграмма, —
Беспощадной силе смеха
Так боюсь я поддаваться,
Что, свою забывши гордость,
Плачу я, чтоб не смеяться.

Перевод Виталия Карпова

  -----
Знов весна, і знов надії
В серці хворім оживають,
Знов мене колишуть мрії,
Сни про щастя навівають.

Весно красна! Любі мрії!
Сни мої щасливі!
Я люблю вас, хоч і знаю,
Що ви всі зрадливі…

Вновь весна и вновь надежды
в сердце хвором оживают.
И мечты поют, как прежде,
сны о счастье навевают.

Ах, весна! Мечты, надежды!
Сны мои желанные!
Я люблю вас, хоть и знаю,
что вы все - обманные...

с украинского перевел А.Пустогаров
 
Алекса Шантич

Эмина

 Вечером вчерашним шел я из хамама
 Прямо возле сада старого имама.
 И увидел вдруг я, что в тени жасмина
 С кувшином стояла гордая Эмина.

 А как она ходит, что за плечи, боже!
 Ни одна камея мне больше не поможет!
 Я могу поклясться на книгах Имана,
 Что не посрамила б она двор султана!

 Я сказал ей – "Здравствуй!" , чтобы обернулась
 На меня Эмина даже не взглянула,
 В серебро кувшина воду набирая.
 И пошла по саду розы поливая.

 С веток дунул ветер, расплетая косы.
 Как была прекрасна она простоволосой!
 Запах гиацинта, ветра дуновенье …
 И терял я чувства в головокруженьи.

 В глазах потемнело, я лишился речи.
 Но услада сердца не пошла навстречу.
 Только одарила меня таким взглядом,
 Будто был я вором или конокрадом.

 Умер старый песник, умерла Эмина,
 И пустым стоит сад где кусты жасмина,
 И кувшин разбился, и листья опадают….
 Только эта песня всё не умирает!

Перевод: Анатолий Фриденталь

EMINA
Sino;, kad se vratih iz topla hamama,
Pro;oh pokraj ba;te staroga imama;
Kad tamo, u ba;ti, u hladu jasmina,
S ibrikom u ruci staja;e Emina.

Ja kakva je, pusta! Tako mi imana,
Stid je ne bi bilo da je kod sultana!
Pa jo; kad se ;e;e i ple;ima kre;e...
- Ni hod;in mi zapis vi;e pomo; ne;e!...

Ja joj nazvah selam. Al' moga mi dina,
Ne ;;e ni da ;uje lijepa Emina,
No u srebren ibrik zahitila vode
Pa po ba;ti ;ule zalivati ode;

S grana vjetar duhnu pa niz ple;i puste
Rasplete joj one pletenice guste,
Zamirisa kosa ko zumbuli plavi,
A meni se krenu bururet u glavi!

Malo ne posrnuh, mojega mi dina,
No meni ne do;e lijepa Emina.
Samo me je jednom pogledala mrko,
Niti haje, al;ak, ;to za njome crko'!...


Утро
   
   Дым голубой восходит с далеких островов.
   Уж розовее ткани взыгравших парусов.
   Вдруг задрожал у дома высокий кипарис,
   И стела голубые пожаром занялись.
   По берегу волочат свой невод рыбаки
   И вывалили лодки на дымные пески.
   И где-то лом с мотыкой прилежные звенят,
   И слышны ясно крики веселых пастушат.
   Сверкают крылья чаек проворно и легко;
   Кой-где мелькнет кораблик - средь моря далеко;
   Всё розовее парус, всё яростней горит.
   И в небесах слышнее мелодия зари.
   
  Jutro
Plavi dim izbija s kamenih ostrva;
Po jedrima pada zore vatra prva.

Uz domove niske ;umi ;empres stari;
Po koje se okno polagano ;ari.

Po obali mre;u razgr;u ribarke;
Na pijesku le;e izvaljane barke.

Negdje krasna bije i motika zve;i,
I ;uje se stado i ;amor rije;i,

Galebovi kru;e, bleska perje meko;
Pogdjekoja la;a izbija daleko.

I sve vi;e jedra kao vatra gore;
U nebu se ;uje melodija zore.
               
 Осень
   
   Бури пронеслися и утихли страсти,
   Наша жизнь и чувства - всё стремится к краю,
   И твои мне очи иначе сияют:
   Нету в них ни силы, нету в них ни власти.
   
   Чувствую, что сердце с каждым днем всё тише,
   А рукопожатья не сильны, как ране, -
   Хладные, немые неподвижны длани,
   В них биенья чувства сердце не услышит.
   
   Мы ведь не любили общества. Бывало,
   Было нам довольно говорить друг с другом,
   Вечно пребывая за волшебным кругом...
   Нынче мы мудрее: говорим мы мало.
   
   Лето пролетело. Осень завладела,
   Соловьиных в сердце больше нету пений,
   От ветров холодных розы цепенеют,
   И листва повсюду рано пожелтела.
  Перевод: Алексей Дураков

  JESEN
Pro;la je bura, sti;ale se strasti,
I ljubav s njima sve je bli;e kraju;
Druk;ije sada tvoje o;i sjaju -
U njima nema ni sile ni vlasti.

Ja ;ujem: na;a srca biju ti;e,
Tvoj stisak ruke nije onaj prvi;
Hladan, bez du;e, bez vatre i krvi,
K; da mi zbori: nema ljeta vi;e!

Za dru;tvo nekad ne bje;e nam stalo,
O sebi samo govorismo dugo;
No danas, draga, sve je, sve je drugo:
Sada smo mudri i zborimo malo...

Pro;lo je ljeto! Mutna jesen vlada.
U srcu na;em nijednog slavulja;
Tu hladan vjetar svele ru;e ljulja,
I mrtvo li;;e po humkama pada...
1908.

Отон Жупанчич

ВЫШИВКА
Вся растрепана,
в прах затоптана
вышивка чудная, вязь цветная.
Я тайком ее подымаю,
слезами ее омываю,
с тоской сворачиваю,
за пазуху прячу ее,
ею обогреваюсь,
плачу, смеюсь,
ее ласкаю и утешаюсь,
что до грядущего с ней доберусь.
О страна ты моя родная!

-----

Жизнь – кузнец! Коль я – кремень,
искры брызнут из-под молота,
коль я сталь – то закалюсь,
коль – хрусталь, так быть расколотому!

1906
Перевод: Леонид Мартынов

DIES IRAE
Дом
всколыхнул свой огромный звон,
будто горюет над городом бог;
переполохом колоколов
мечется в окнах и бьется в нишах,
крыльями встряхивает на крышах,
ужасом черным беснуется в душах,
давит и душит,
гонит юнца и ловчится добраться
мрачной рукою до сердца старца.
И перед каждым лицом встает
немилостивое зерцало,
чтоб ничто тебе не помогало
о днях своих дать отчет.
Взвихриваются смерчами
в черную тучу средь душной мглы
ангелы, блистая мечами,
змеи, орлы и крылатые львы и волы.
Седые послушники, лысые пророки
мертвые головы свои как святыни прижимают к сердцам,
и с рыданьем блаженным строгие ноги
женщины лобызают святым отцам.
Хорами небесными небосклон заслоняется гуще и гуще.
Каждый как памятник, в вечность вколоченный величаво;
распушенные в славе, как павлиний хвост,
в неподвижном круге застыли
святые мужи в византийском стиле,
взор у каждого буравяще кругл и остр,
и клонится к земле все живущее,
как под солнцем палящим поникшие травы.
Слышите: мчатся всадники с горных троп!
Мир вокруг, как барабанная шкура, упруг.
И копыт барабанная дробь
все сильнее,
все неустанней.
Сухотелые всадники с горных трон
к нам грядут сотворить наказанье!
И земля, обрушиваясь, коленопреклонилась,
падает ниц, расшибается в прах.
«В жаре пожаров приди к нам, Милость, —
стужа у нас и в мозгу и в сердцах, —
чтоб души и плоть наши испепелились,
испепелились и освободились
в огненных, Милость, твоих венцах!»
Милость приходит в громе органном,
в трубы трубит она, в колокола бьет.
Милость плывет, Милость ревет:
«Знаменье, спеши на четырех ветрах по всем странам!
Знаменье, мчись от глубин до высот!»
Ангелы путь указывают мечами пламенными
туда и сюда, вдоль, поперек.
И из тучи крылатого мечущегося зверья
выплывают четыре реки, и на каждой
вздымается пенный порог.
И, на небе горя,
над землею и родом людским появляется
крестное знаменье.

Перевод Л.Мартынова

Йосип Мурн-Александров

Орёл

Эта речка между скал
в глубине темнела,
к морю мчалась, чуть дыша,
скрытною и смелой.

Солнце не касалось дна
ни огнём, ни светом.
Божий дух и тишина
жили в крае этом.

К морю втайне шла река
быстро и незвонко.
и вскормила под скалой
вольного орлёнка.

Срок настал - расстался он
с тёмною рекою
и, кружа над всей землёй,
не искал покоя.

Перевод М.Петровых

Orel

Med bregovi skalnimi
reka je temnela,
brez ;umenja, brez glasu
k morju je hitela.

Sonce svetlo ni nikdar
osvetlilo dna ji,
molk in bo;ji duh vladar
bivala v tem kraji.

Kot globoka se skrivnost
reka ta je vila,
orla mladega samo
tiho je krmila.

In usodna ura je pri;la,
orel zrastel, odletel je;
vedno vi;e brez miru,
nad ves svet se vzpel je!

Томление по суженой

Великий пост подался прочь,
уйдёт и Пасха в эту ночь,
а там, за Светлым воскресеньем -
работа во всю мочь...
Хей, жду не дождусь той радости!

К Пятидесятнице отпашем,
взойдут росточки в поле нашем,
а станут стебли высоки -
нальются колоски...
Хей, жду не дождусь той радости!

К Успенью урожай сожнём,
а там зерном, а там зерном
сусеки доверху засыплю -
и в лес пойду потом...
Хей, жду не дождусь той радости!

И чернота поступит в грече,
и лес зажжёт златые свечи,
и хмелен будет его дух,
и в буках будет пух...
Хей, жду не дождусь той радости!

А вспомню, птицам глядя вслед,
что начал год сходить на нет, -
заполыхает на прощанье
горячий летний свет...
Хей, жду не дождусь той радости!

Что ж в сердце  боль ношу такую?
По ком страдаю и тоскую -
И. сколько дней ни есть в году,
всё нашей свадьбы жду?..
Ах, жду не дождусь той радости!

Перевод В.Корчагина

;elja po nevesti

Pri;la je ;e velika no;,
dolgi post je pro;,
jutri bo bela nedelja,
potlej ;as pride vro;,
hej, tega komaj ;akam.

Za Sveto telo
vse zorano ;e bo,
vse v steblu ;e bo
za Sveto telo,
hej, tega komaj ;akam.

O ;marnem potem
;e si ;ita naspem,
;e si ;ita naspem,
potlej v hoste grem,
hej, tega komaj ;akam.

Ajda za;rni,
gora porde;i,
polhu dlaka v bukvah
vsa se nagosti,
hej, tega komaj ;akam.

Potlej leto nam zbe;i,
po;asi, tiho se gubi,
kot da ;e enkrat leto
vse pro;le ;teje dni,
hej, tega komaj ;akam.

;tejem tudi jaz vse dni,
v pro;lost se oziroma;
pa za koga se upiram,
pa po kom vse dni umiram?
Ah, le tega komaj ;akam!

Снег

Ты застишь всё, летящий снег,
немой бескрайней пеленою.
Звон бубенцов, коней разбег -
и вновь  лишь ты передо мною.

Где пржитые годы, дни?
В глухих сугробах... Не отрою...
Надежду не похорони,
о снег, под белой пеленою!

Перевод В.Корчагина

Sneg

Brez konca pada;, drobni sneg,
na tihi gozd in na poljano,
nekje kragulj;ki, hitri beg,
spet molk za mano in pred mano.

Kaj mo; mi, ;as, kaj si mi dan?
Kar bilo - kot v sneg zakopano!
Kar bode - kot ta tiha plan
brez konca ;iri se pred mano.

Тётка   
 (Алоиза Пашкевич)
 
 Скрыпка

Чаго словам не сказаці,
Што на сэрцы накіпела,
Астаецца скрыпку ўзяці;
Покі ў сілы крэпка вера,
Покі думка рве да неба,
Покі скрыдал не зламалі,
Покі трэба душы хлеба, –
Будуць струны байчэй граці,
Будзе смык вастрэй хадзіці,
Будзе скрыпка паслушнейша.
Ў песьні можна пераліці
Ўсё найлепша, наймілейша;
ў песьні можна даць пяруны,
Песьняй сэрца рваць на часьці;
Крэпкі толькі былі б струны,
Я зайграла бы аб шчасьці!
Я зайграла б сьмехам кветак,
Нівак шэптам залацістых,
Звонам серпа, касы ўлетак,
Мёдам ліп з садоў душыстых.
Я зайграла б песьню матак
Над калыскаю дзіцяці.
Ўсе багацтвы з родных хатак
Я хацела б песьні даці.
Я на струнах раззваніла б,
Дух народа я абняла б,
Ў жары сэрца растапіла б,
Алтар новы улівала б,
Пры алтары тым я грала б,
Так на струнах галасіла б,
То склікала б, то вітала б,
То суседзяў весяліла б;
То малітвай смык завыў бы,
То закляў бы на пяруны,
То аж скаргай ў неба біў бы,
Толькі крэпкі б былі струны!
Смык гатовы, струны тугі,
Кроў у жылах закіпае.
Ну, слухайце, мілы другі,
Скрыпка мая ужо грае!
 
1906
Скрипка

Что словами не измеришь,
Что на сердце накипело,
Если в силу крепко веришь,
Поклади на струны смело.
Если дума рвётся в небо,
Если крылья не поникнут,
Если знаешь цену хлеба,
Эти струны не утихнут.
Вот опять смычок взметнётся,
Будет скрипочка послушной,
Тихо в песню перельётся
Всё, что согревало душу.
Песней можно слать перуны,
Разбивать сердца на части.
Только б выдержали струны,
Заиграла б и о счастье!
Заиграла бы цветами,
Буйным полем золотистым,
Звоном быстрых кос с серпами,
Мёдом липовым душистым.
Заиграла бы я нежно
Над дитятей в колыбели,
Чтоб на лучшее надежды
В этой песне прозвенели.
Я б, как колокол, гремела,
Дух народа обнимая,
Души пламенем согрела б,
От плохого очищая.
Как бы скрипка заиграла,
Как она б заголосила,
Провожала бы, встречала
И соседей веселила,
А смычок мой то рыдал бы,
То сзывал к себе перуны
Да проклятья небу слал бы, -
Только б выдержали струны!
Как дрожат они, тугие,
Кровь по жилам закипает.
Приходите, дорогие,
Скрипка вам моя сыграет.

Перевод Петра Кошеля

Вам, суседзі

Вам, суседзі, вам, кумочкі,
Беларусы-галубочкі,
Пяю з сэрца, падцінайце,
Вы грамадай голас дайце.
Зложым песьню цэлым людам.
Выйдзе пекна, стане цудам.
Як сьвет сьветам яшчэ стаў,
Такой песьні не слухаў:
Восем, дзевяць... і мільён
Грудзей зьльецца ў адзін тон,
Дадуць песьню, а ў ёй труд,
Доля, жыцьце. Ці ж ня цуд?
Ад вякоў мы, братцы, спалі,
А тут разам засьпявалі.
 
1905

Вам, соседи, вам, кумочки,
Белорусы-голубочки,
Я пою, а вы подпойте,
Всем народом песню стройте.
Сложим песню целым людом.
Станет наша песня чудом.
Сколько песен мир слыхал,
Но подобной не встречал:
Восемь, девять...миллион
Душ сольём в единый стон.
Вот и песня. В ней живут
Наши горести и труд.
Мы от века, братцы, спали,
Дружно петь впервые стали.

Перевод Петра Кошеля

З чужыны
I душна, i цесна, i сэрца самлела
Мне тут на чужыне, здалёк ад сваіх...
Як птушка на скрыдлах, ляцець бы хацела,
Як хваля па моры, плыла бы да ix!

Ўзьнялася б, здаецца, расінкай на хмары,
А хмары бы ветрам сказала я гнаць
Далека, далека, дзе сьняцца мне чары,
Дзе боры густыя над Нёмнам шумяць,

Дзе пацеркай белай Вільля прабягае,
Дзе Вільня між гораў гняздо сабе ўе,
Дзе кожна дарога i крыж мяне знае,
Дзе ўсё, усё чыста вярнуцца заве!

Там я нарадзілася й вырасла уволю,
Там першыя словы вучылась казаць.
Затое сягоньня ляцела б стралою
Там зь імі з усімі год Новы спаткаць!

Ой, мілыя, мілыя, сьнегам пакрыты
Загоны, лясочкі, дарожкі мае!
Эх, як вы у сэрцы маім не забыты,
Як часта абраз ваш у думцы ўстае!

А вы, бледны твары, панураны ў працы,
I ты, друг мой, смутак зь ix сьлёзных вачэй,
Прыміце сягоньня прывет мой гарачы,
Каб жыць нам было ў гэтым годзе лягчэй!
 
1909

С чужбины

И душно, и тяжко, и сердце сомлело
Вдали от своих, на чужой стороне.
Как птица, на крыльях лететь бы хотела, —
Стремилась бы к ним я, подобно волне.
Мне слиться бы с тучею капелькой малой,
А тучу велела б ветрам унести
Далеко, далеко, туда, где, бывало,
Над Неманом бор мне шумел на пути.
Где Вильна гнездо меж холмами свивает
И лентою белой течет Вилия,
Где каждая тропка и крест меня знают
И просят, зовут, чтоб вернулась к ним я.
Там я родилась, там далекой порою
Училась ребенком слова лепетать.
К ним нынче бы я полетела стрелою,
Чтоб с ними, как прежде, год Новый встречать.
О милые, милые, там под снегами
Лежащие тропки, полянки, леса,
Вы вновь пред моими стоите глазами,
Мне вновь вспоминается ваша краса.
И вы, от работы согбенные вечной,
И ты, их оплакивающий беду,
Примите сегодня привет мой сердечный.
Пусть легче живется нам в этом году!
7 января 1909

 
Янка  Купала

Спадчына

Ад прадзедаў спакон вякоў
 Мне засталася спадчына;
 Памiж сваiх i чужакоў
 Яна мне ласкай матчынай.

Аб ёй мне баюць казкi-сны
 Вясеннiя праталiны,
 I лесу шэлест верасны,
 I ў полi дуб апалены.

Аб ёй мне будзiць успамiн
 На лiпе бусел клёкатам
 I той стары амшалы тын,
 Што лёг ля вёсак покатам;

I тое нуднае ягнят
 Бляянне-зоў на пасьбiшчы,
 I крык варонiных грамад
 На могiлкавым кладбiшчы.

I ў белы дзень i ў чорну ноч
 Я ўсцяж раблю агледзіны,
 Цi гэты скарб не збрыў дзе проч,
 Цi трутнем ён не з'едзены.

Нашу яго ў жывой душы,
 Як вечны светач-полымя,
 Што сярод цемры i глушы
 Мне свецiць мiж вандоламi.

Жыве з iм дум маiх сям'я
 I снiць з iм сны нязводныя…
 Завецца ж спадчына мая
 Ўсяго Старонкай Роднаю.
1918

НАСЛЕДИЕ

Дедами испокон веков
Хранить  наследье велено…
В краях своих и чужаков
Звенит мне «колыбельною».

О ней поют мне в сказках-снах
Весенние проталины,
И шелестит в лесу весна,
И дуб в степи – опАленный.

О ней заводит разговор
На липе аист клёкотом
И мхом, покрывшийся забор,
Скрипит о чём-то шёпотом.

О ней ягнята блеют мне, -
Приносит ветер с пастбища.
И крик вороний в вышине,
Что  мечется над кладбищем.

Ни белым днём, ни в чёрну ночь, -
Ни на одно мгновение.
Я этот клад не брошу прочь, -
Вандалам на съедение.

Оно – огонь моей души, -
Сияет вечным пламенем
Среди наветов и глуши,
Маячит мне в скитаниях.

В ней дум моих, нетленных, лёт
Семейство благородное...
Зовут наследие моё -
Всегда, Сторонкой Родною.

Пер :Владимир Буров

Мая малітва

Я буду маліцца і сэрцам і думамі,
Распетаю буду маліцца душой,
Каб чорныя долі з мяцеліцаў шумамі
Ўжо больш не шалелі над роднай зямлёй.

Я буду маліцца да яснага сонейка,
Няшчасных зімой саграваць сірацін,
Прыветна па збожных гуляючы гонейках,
Часцей заглядаці да цёмных хацін.

Я буду малiцца да хмараў з грымотамi,
Што дзiка над намi гуляюць не раз,
Каб жаль над гаротнымi мелi бяднотамi,
Градоў, перуноў не ссылалi падчас.

Я буду малiцца да зорак i жалiцца,
Што гасяць сябе надта часта яны,
Бо чуў, як якая з неба з iх звалiцца,
З жыцця хтось сыходзе на вечныя сны.

Я буду малiцца да нiвы ўсёй сiлаю,
Каб лепшаю ўродай плацiла за труд,
Збагацiла сельскую хату пахiлую,
Надзеi збытымi убачыў наш люд.

Я буду маліцца і сэрцам і думамі,
Распетаю буду маліцца душой,
Каб чорныя долі з мяцеліцаў шумамі
Не вылі над роднай зямлёй, нада мной.
1906
Моя молитва
Я буду молиться до солнышка ясного,

Несчастных зимой согревать сиротин,

По пашням бродя и по пажитям ласковым,

С людьми оставаясь как любящий сын.


Я буду молиться пред небом и громами,

Что дико над нами гуляют подчас

И нищих дорогами гонят бездомными,

Чтоб молний и града не слали на нас.

 
Я буду молиться ночами и плакаться,

Ведь звезды безжалостно гасят они,

И если когда хоть одна с неба катится,

Кто-либо срывается в вечные сны.

 
Я буду молиться полям всею силою,

Чтоб щедро и вечно платили за труд,

И сельскую хату подняли бы хилую,

Надежды свершенными видел наш люд.

 
Я буду молиться и сердцем, и думами,

Распятою буду молиться душой,

Чтоб тучи метелиц ветрами безумными

Не выли над отчей землей, надо мной.
Перевод: Геннадий Рымский
 

А хто там iдзе?
А хто там iдзе, а хто там iдзе
У агромнiстай такой грамадзе?
     — Беларусы.
 
А што яны нясуць на худых плячах,
На руках у крывi, на нагах у лапцях?
     — Сваю крыўду.
 
А куды ж нясуць гэту крыўду ўсю,
А куды ж нясуць напаказ сваю?
     — На свет цэлы.
 
А хто гэта iх, не адзiн мiльён,
Крыўду несць наўчыў, разбудзiў iх сон?
     — Бяда, гора.
 
А чаго ж, чаго захацелась iм,
Пагарджаным век, iм, сляпым, глухiм?
     — Людзьмi звацца.
<1905-1907>


Якуб Колас
Не пытайце, не прасеце
Светлых песень у мяне,
Бо, як песню заспяваю,
Жаль вам душу скалыхне.
Я б смяяўся, жартаваў бы,
Каб вас чуць развесяліць,
Ды на жыцце як паглядзіш,
Сэрца болем зашчыміць.
Нешчасліва наша доля:
Нам нічога не дала.
Не шукайце кветак ў полі,
Бо вясна к нам не прыйшла.

‹1904›

Не ищите, не просите
Светлых песен у меня,
Только песню заиграю —
Жжет печаль сильней огня.
Я шутил бы и смеялся,
Чтобы вас развеселить,
Да на жизнь вокруг посмотришь —
Начинает сердце ныть.
Несчастлива наша доля:
Ничего нам не дала.
Не ищите цвета в поле,
Ведь весна к нам не пришла.


Ўстаньце, хлопцы, ўстаньце, браткі!
Ўстань ты, наша старана!
Ўжо глядзіць к нам на палаткі
Жыцця новага вясна.
Ці ж мы, хлопцы, рук не маем?
Ці ж нам сілы бог не даў?
Ці ж над родным нашым краем
Промень волі не блішчаў?
Выйдзем разам да работы,
Дружна станем, як сцяна,
I прачнецца ад дрымоты
З намі наша старана!

‹1906›

БЕЛОРУСАМ
Встаньте, хлопцы, встаньте, братья!
Встань ты, наша сторона!
Ведь не зря к нам сквозь ненастье
Шлет тепло свое весна.
Иль мы сил своих не знаем?
Иль нам руки бог связал?
Иль над бедным нашим краем
Луч свободы не блистал?
Выйдем вместе на работу,
Дружно встанем, как стена.
И стряхнет с себя дремоту
С нами наша сторона!

Вобразы мілыя роднага краю,
Смутак і радасць мая!
Што маё сэрца да вас парывае?
Чым так прыкованы я

К вам, мае ўзгорачкі роднага поля,
Рэчкі, курганы, лясы,
Поўныя смутку і жальбы нядолі,
Поўныя смутнай красы?

Толькі я лягу і вочы закрыю,
Бачу я вас прад сабой.
Ціха праходзіце вы, як жывыя,
Ззяючы мілай красой.

Чуецца гоман мне спелае нівы,
Ціхая жальба палёў,
Лесу высокага шум-гул шчаслівы,
Песня магутных дубоў...

Вобразы мілыя, вобразы смутныя,
Родныя вёскі і люд,
Песні цягучыя, песьні пакутныя!..
Бачу і чую вас тут.
1908
Родные образы
Образы милые края родного,
Грусть да и радость моя!
Что же так сердце к вам тянется снова?
Чем же прикован так я

К вам, бугорочки родимого поля,
Речки, курганы, леса,
Полные скорби и жалкой недоли,
К вам, чья печальна краса?

Только прилягу, глаза лишь прикрою,
Вижу я вас пред собой.
Тихо идёте картиной живою,
Мне просияв красотой.

Слышу шуршание спеющей нивы,
Тихую жалость полей,
Леса высокого шелест счастливый
С гулом дубовых ветвей…

Образы милые, образы дальние,
Сёла родные и люд,
Песни тягучие, песни страдальные,
Вижу и слышу вас тут.

Перевод с белорусского
Изяслава Котлярова

Максим Богданович

КАСЦЕЛ СВ. АННЫ Ў ВІЛЬНІ
Каб залячыць у сэрцы раны,
Забыць пра долі цяжкі глум,
Прыйдзіце да касцёла Анны,
Там знікнуць сцені цяжкіх дум.
Як легка да тары, як красна
Узносіць вежы ён свае!
Iх зарыс стройны ў небе ясна
Ізломам дзіўным устае.
А вастрыя іх так высока,
Так тонка ў вышу неба тнуць:
Што міг - і ўжо, здаецца воку,
Яны ў паветры паплывуць.
Як быццам з грубаю зямлёю
Расстаўся стройны, лёгкі гмах
Івось, чаруючы красою,
Уступае на блакітны шлях.
Глядзіш, - і ціхнуць сэрца раны,
I забывает долі глум.
Прыйдзіце да касцёла Анны,
Там знікне горач цяжкіх дум.

 КОСТЕЛ СВ(ЯТОЙ) АННЫ В ВИЛЬНЕ
Чтоб заживить на сердце раны,
Чтоб освежить усталый ум,
Придите в Вильну к храму Анны,
Там исчезает горечь дум.
Изломом строгим в небе ясном
Встает, как вырезной, колосс.
О, как легко в порыве страстном
Он башенки свои вознес.
А острия их так высоко,
Так тонко в глубь небес идут,
Что миг один, и — видит око –
Они средь сини ввысь плывут.
Как будто с грубою землею
Простясь, чтоб в небе потонуть,
Храм стройный легкою стопою
В лазури пролагает путь.
Глядишь — и тихнут сердца раны,
Нисходит мир в усталый ум.
Придите в Вильну к храму Анны!
Там исчезает горечь дум.
ЛЯВОНІХА
Ах, Лявоніха, Лявоніха мая!
Спамяну цябе ласкавым словам я, —
Чорны пух тваіх загнутых брывянят,
Вочы яркія, вясёлы іх пагляд;
Спамяну тваю рухавую пастаць,
Спамяну, як ты умела цалаваць.
 
Ой, Лявоніха, Лявоніха мая!
Ты пяяла галасней ад салаўя,
Ты была заўсёды першай у танку -
I ў «Мяцеліцы», i ў «Юрцы», i ў «Бычку»;
A калі ты жаці станеш свой загон,
Аж дзівуецца нядбайліца Лявон.

Ой, Лявоніха, Лявоніха мая!
У цябе палова вёскі — кумаўя.
Знала ты, як запрасіць, пачаставаць,
I дарэчы слова добрае сказаць,
I разважыць, i y смутку звесяліць,
A часамі — i да сэрца прытуліць.
 
Ой, Лявоніха, Лявоніха мая!
Дай жа бог табе даўжэйшага жыцця,
Дай на свеце сумным радасна пражыць,
Ўсіх вакол, як весяліла, весяліць.
Хай ніколі не забуду цябе я.
Ой, Лявоніха, Лявоніха мая!
ЛЯВОНИХА
Ах, Лявониха, Лявониха моя!
Помяну тебя хорошим словом я, —
Черный пух бровей, изогнутых дугой,
Очи яркие, взгляд быстрый и живой.
Вспомню я твою походочку и стать,
Вспомню я, как ты умела целовать.

Ой, Лявониха, Лявониха моя!
Ты певала голосистей соловья.
В пляске первым отбивал твой каблучок
И «метелицу», и «юрку», и «бычок».
А как жать начнешь ты свой загон,
Нерадивый даже ахает Лявон.

Ой, Лявониха, Лявониха моя!
У тебя ведь пол-деревни кумовья.
Знала ты, как пригласить, и угостить,
И уважить, и в тоске развеселить.
Знала к месту слово доброе сказать,
А порой — и к сердцу накрепко прижать.

Ой, Лявониха, Лявониха моя!
Дай же бог тебе счастливого житья!
Дай на свете белом радостно прожить!
Всех вокруг, как веселила, — веселить!
Чтоб не раз тебя с отрадой вспомнил я,
Ой, Лявониха, Лявониха моя!

Пагоня
Толькі ў сэрцы трывожным пачую
За краіну радзімую жах, —
Ўспомню Вострую Браму сьвятую
I ваякаў па грозных канях.
Ў белай пене праносяцца коні, —
Рвуцца, мкнуцца і цяжка хрыпяць...
Старадаўняй Літоўскай Пагоні
Не разьбіць, не спыніць, не стрымаць.
У бязьмерную даль вы ляціце,
А за вамі, прад вамі — гады.
Вы за кім у пагоню сьпяшыце?
Дзе шляхі вашы йдуць і куды?
Мо яны, Беларусь, панясьліся
За тваімі дзяцьмі уздагон,
Што забылі цябе, адракліся,
Прадалі і аддалі ў палон?
Бійце ў сэрцы іх — бійце мячамі,
Не давайце чужынцамі быць!
Хай пачуюць, як сэрца начамі
Аб радзімай старонцы баліць...
Маці родная, Маці-Краіна!
Не усьцішыцца гэтакі боль...
Ты прабач, Ты прымі свайго сына,
За Цябе яму ўмерці дазволь!..
Ўсё лятуць і лятуць тыя коні,
Срэбнай збруяй далёка грымяць...
Старадаўняй Літоўскай Пагоні
Не разьбіць, не спыніць, не стрымаць.


Погоня
Только в сердце тревожно почую
За страну свою милую страх, -
Вспомню Острую Браму святую
И бойцов на могучих конях.
 
В белой пене проносятся кони, -
Рвутся, бьются и тяжко храпят...
Стародавней Литовской Погони
Не разбить, не унять, не сдержать.
 
В бесконечную даль вы летите,
Перед вами, за вами - года.
Вы за кем же в погоню спешите?
Где пути пролегли и куда?
 
Иль они, Беларусь, мчатся рысью
За твоими детьми, - страшный гон! -
Что забыли тебя, отреклися
И продали-отдали в полон?

Бейте в сердце их - бейте мечами,
Не давайте изгоями быть!
Пусть узнают, как сердце ночами
Лишь о Родине может молить.
 
Мать святая, родная Отчизна!
Невозможно терпеть эту боль...
Ты прости. Ты прими с миром сына,
За Тебя умереть мне позволь!..
 
Все летят и летят эти кони,
Серебром сбруи звонко гремят...
Стародавней Литовской Погони
Не разбить, не унять, не сдержать.
 
1916

Эндре Ади

Жить, пока живётся
Перевод Леонида Мартынова

Да: жить, пока живётся.
Да: так закон гласит.
Но что нам делать с жизнью, если
Она болит.

Да: грезим о великом.
Да: пусть кипят умы,
Хоть и великого ничтожность
Познали мы.

Да: пересиль страданья.
Да: надо потерпеть,
Пока не явится великий
Профессор-смерть.

Да: жить, пока живётся.
Да: так закон гласит.
Но что нам делать с жизнью, если
Она болит?
1910

;LNI, MIG ;L;NK

Igen: ;lni, m;g ;l;nk,
Igen: ez a szab;ly.
De mit csin;ljunk az ;let;nkkel,
Ha f;j?

Igen: nagyot akarjunk,
Igen: forrjon agyad,
Holott tudjuk, hogy milyen kicsinys;g
A Nagy.

Igen: ;lj t;relemmel,
Igen: hallgass, ha f;j.
V;rd meg, hogy j;jj;n a nagy professzor:
Hal;l.

Igen: ;lni, m;g ;l;nk,
Igen: ez a szab;ly,
De mit csin;ljunk az ;let;nkkel,
Ha f;j?

Князь тишины
Перевод Л. Мартынова:

По лунному свету блуждаю, посвистывая,
Но только оглядываться мы не должны:
Идет
Вслед за мной вышиной в десять сажен
Добрейший князь тишины.
И горе мне, если бы впал я в безмолвие
Или уставился на лик луны:
Стон, треск —
Растоптал бы меня моментально
Добрейший князь тишины.
1906
Holdf;ny alatt j;rom az erd;t.
Vacog a fogam s f;ty;r;szek.
H;tam m;g;tt j;n t;z-;les,
J; Cs;nd-herceg
;s jaj nekem, ha visszan;zek.
Oh, jaj nekem, ha eln;m;ln;k,
Vagy f;lb;m;ln;k, f;l a Holdra:
Egy jajgat;s, egy roppan;s.
J; Cs;nd-herceg
Nagyot l;pne ;s eltiporna.

ЛЕЧУ ПО НОВЫМ ВОДАМ


Неси, мой челн, в Грядущее героя,
Хмельному кормчему пускай вдогонку воют,
Лети, мой челн,
Неси, мой челн, в Грядущее героя.

Лететь, лететь, лететь, дыша свободой,
По новым, новым Водам, чистым Водам!
Лети, мой челн:
Лететь, лететь, лететь, дыша свободой!

На горизонте-трепет новой смуты,
И жуткой новизной полны минуты,
Лети, мой челн,
На горизонте - трепет новой смуты.

Долой все сны, что прежде снились часто,
Я в море новых мук, и тайн, и страсти,
Лети, мой челн,
Долой все сны, что прежде снились часто.

Я бардом ветхой серости не стану!
Гонимый божьим духом иль дурманом,
Лети, мой челн,
Я бардом ветхой серости не стану!
1905

;J VIZEKEN J;ROK
 
Ne f;lj, haj;m, rajtad a Holnap h;se,
R;h;gjenek a r;szeg evez;sre.
R;p;lj, haj;m,
Ne f;lj, haj;m: rajtad a Holnap h;se.

Sz;llani, sz;llani, sz;llani egyre,
;j, ;j Vizekre, nagy sz;zi Vizekre,
R;p;lj, haj;m,
Sz;llani, sz;llani, sz;llani egyre.

;j horizonok libegnek el;bed,
Minden percben ;j, f;lelmes az ;let,
R;p;lj, haj;m,
;j horizonok libegnek el;bed.

Nem kellenek a meg;lmodott ;lmok,
;j k;nok, titkok, v;gyak viz;n j;rok,
R;p;lj, haj;m,
Nem kellenek a meg;lmodott ;lmok.

;n nem leszek a sz;rk;k heged;se,
Hajtson szentl;lek vagy a korcsma g;ze:
R;p;lj, haj;m,
;n nem leszek a sz;rk;k heged;se.

АТТИЛА ЙОЖЕФ

11 АПРЕЛЯ[1]

 

Разворошив жнивье и косо

на воробьев взглянув, под вечер

вдруг подхватил меня однажды

апрельский оголтелый ветер.

 

Всех сыновей своих он свистом

сзывал — и на меня наткнулся.

Взревел, ликуя. Я ж с улыбкой

к нему ручонками тянулся.

 

И где нас только не носило —

в полях, в грязи, во тьме кромешной,

пока он с хохотом малютку

не поволок в трущобы Пешта.

 

А там шпана хмельная шлялась,

чуть что — за нож. Ах, как мы влипли!

Они орали — мы в ответ им,

пока бедняги не охрипли.

 

И был в тот день великий праздник,

спешили в церковь прихожане,

святые бледными перстами

их на вечерню провожали.

 

Сердца людей покоем полня,

плыл долгий благовест — и шатко

из подворотни в переулок

бежал убийца, сдернув шапку.

 

Вот так в году девятьсот пятом

и был я принят всенародно

(не без участья повитухи) —

певец тюльпана и свободы.

 

Отец — рабочий и картежник,

мать — прачка, ей — стирать и плакать,

а сыну — рощей стать, и грязью,

и страстью, и мечтой в заплатах.

 

Давно уж мать моя в могиле,

но сына не покинул ветер —

в ночном лесу мы вместе стонем

и засыпаем на рассвете.

 Перевод Константина Ситникова

ОДА
Сел у скалы, на слепящем сколе.
Юным, южным,
чуть повеяло летним ветром,
будто добрым ужином.
Приучаю сердце – наверно,
не так уж трудно –
к тишине; приманиваю мотив
непрошедшего, уронив
голову, руку.

Вглядываюсь в гриву гор,
и каждый лист, скол,
блик – отсветом твоих скул.
Вижу, на целом свете
ни души; тропка, ветер
юбку твою вздул.

Вижу, как в путанице ломких
тонких веток выбился локон,
как дрогнули груди, мягко-мягко,
и снова, снова все сначала,
и Синва-речка по камешкам,
круглым, белым зажурчала
смехом на зубах русалочьих.

2

Люблю, о, до чего люблю я
тебя, сумевшую звучать
заставить лгущую впустую
сердца глубинную печаль
и твердь земную.
Тебя, что в тишь самим собой взбешенным
потоком прочь от меня бежишь, а я
реву и рвусь с вершин своих по склонам,
вблизи тебя, такой далекой, бью
об землю и об небо, как люблю
тебя, родная мачеха моя!

3

Люблю тебя, как ребенок маму,
как глубь свою молчаливые ямы,
как любят свет безлюдные храмы,
как огонь душа и как покой – тело!
Люблю как смертные жизни рады,
любят, покуда не отлетела.

Каждое движенье, улыбку, слово
вбираю как земля упавший предмет.
Как кислотой в металл в основу
души втравливаю снова и снова
все изгибы очертанья родного,
и нет в ней сущего, где тебя нет.
Минуты со стрекотом мчатся, минуют,
а ты в ушах притаилась немо,
одна звезда сменяет другую,
а ты в глазах стоишь и застишь небо.
Стынет во рту как в пещере тишь
вкус твой, чуть-чуть вея,
а на чашке рука белеет,
и видно жилки-трещинки,
пока глядишь.

4

Что же тогда за материя сам я,
раз взгляд твой резцом ее формует?
Какая душа, какое пламя,
неописуемое словами
чудо, раз сквозь ничто-туман бросаясь,
по склонам плоти твоей брожу я?

Раз как глагол в просветленный разум
в тайны твои проникаю разом!…

Где крови кругами, в немолчной дрожи
куст розы вновь и вновь
трепещет, чтоб на нежной коже
щеки твоей распуститься в любовь,
плоду ее колыбель готовя.
Где желудка почва простая
чутко сплетает и расплетает
нити и узелки по краю,
соков узорами растекаясь,
корни и крону легких питая,
чтоб гимн себе своими устами
шептала листва густая.

Где радостно по туннелям вечным
преображается и хлопочет
жизнь-материя трактом кишечным,
шлаки купая в гейзерах почек!
Где холмы вздымаются сами,
звезды вздрагивают и угасают,
где шахты к небу провалы щерят,
несчетные, копошатся звери,
мошкара
и ветра,
где жестокость беспечна, добра,
солнце светит кромешной мгле,
не познавшей себя земле,
вечности до утра.

5

Спекшимися от крика
сгустками крови
слово за словом
падает пред тобою.
Суть – заика,
тверд лишь закон, непрекословен.
Всё. Поздно: потроха, что заново их
день ото дня выдыхают в стих,
к немоте готовы.

И все же, и все же –
к тебе, в миллионах отысканной,
взывают еще, к единственной:
о, живое ложе,
зыбка, могила, мира дороже,
прими такого!…

(Светает; о как высока высь!
Тьма света – не пережечь его.
Как больно глазам, куда ни ткнись.
Видать, погиб, делать нечего.
Всё. Откуда-то сверху сердце
бьет, мечется.)

6

(сбоку-припеку песенка)

(Мчится поезд, ворожит на ходу:
может я тебя сегодня найду,
может схлынет разом краска с лица,
может кликнешь тихонько с крыльца:

Я воды согрела, полью тебе!
На, утрись скорей, вот рушник тебе!
Сядь, поешь, я мяса сварила!
Ляг, я нам вдвоем постелила!)

январь 1933
Перевод : Цесарская, Майя

Я в поисках объехал шар земной

 

Я в поисках объехал шар земной,

а Бог стоял все время за спиной.

……………………………………………….

……………………………………………….

 

Я ползал на карачках. Бог смотрел

и не подумал протянуть мне руку.

Я понял, что свободен, и посмел

подняться сам. Спасибо за науку.

 

Так Он помог мне — тем, что не помог.

Он был огнем и стать не мог золою.

Всяк любит как умеет, вот и Бог

меня оставил, чтобы быть со мною.

 

Плоть немощна, и страх — защита ей,

Но, преданности полон неизменной,

с улыбкою я жду судьбы своей

на шатком шаре, в пустоте вселенной.

Перевод Марины Бородицкой

Димчо Дебелянов
 
Помнишь ли, помнишь ли в тихом дворе
тихий домишко, увитый цветами? –
Ах, не светите в темницу ко мне,
давние муки и воспоминанья, -
я заключен здесь в глухой темноте,
давние муки и воспоминанья,
страж мне – позор мой, а мрак – мой удел,
дни пролетевшие – мне наказанье!
Помнишь ли, помнишь ли в тихом дворе
шепот и смех, перевитый цветами? –
Ах, не будите тот голос, что пел –
ангельски пел и ночами и днями, -
я заключен здесь в глухой темноте, -
давние муки и воспоминанья,
сон мне приснился о тихом дворе,
сном был домишко, увитый цветами!

    Помниш ли, помниш ли тихия двор,

    тихия дом в белоцветните вишни? —

    Ах, не проблясвайте в моя затвор,

    жалби далечни и спомени лишни —

    аз съм заключеник в мрачен затвор,

    жалби далечни и спомени лишни,

    моята стража е моят позор,

    моята казън са дните предишни!

    

    Помниш ли, помниш ли в тихия двор

    шъпот и смях в белоцветните вишни? —

    Ах, не пробуждайте светлия хор,

    хорът на ангели в дните предишни —

    аз съм заключеник в мрачен затвор,

    жалби далечни и спомени лишни,

    сън е бил, сън е бил тихия двор,

    сън са били белоцветните вишни!


                -------
Посвящение
 
I.
 
Той, что кромешной ночью заглянула
В мой бедный дом, как призрак неземной,
И жизнь иную в грудь мою вдохнула,
Блаженством райским дух наполнив мой!
 
Что в сердце расцвела моём, как роза, 
И, как звезда, мне озаряет путь,
Что утлый ялик мой ведёт сквозь грозы
Навстречу счастью, вдаль, куда-нибудь!
 
Той, что, объята скорбью беспросветной,
Когда паду в неравном я бою,
Придёт к моей могиле в час заветный
Оплакать жизнь пропавшую мою!..
 
На таз, кoято в нощи мълчаливи
кат призрак свят дохожда в моя кът
и нов живот ми в жилите разлива
и с райска сладост пълни ми духът!
На таз, коя вирее ми в сърцето
и кат звездица в тъмний мрак сияй,
и мойта лодка води сред морето
на щастьето към светлий хубав край!
На таз, коя зарита в скръб безкрайна,
кога в борбата падна аз сломен,
на моят гроб ще дойде в нощ потайна
сълзици да пролее зарад мен!... 
II.
 
Когда цветёт младая вишня,
То, одурманенный весной,
Лежу под ней, и ветер дышит 
Пыльцой душистой надо мной.
 
Но нынче утром, на рассвете
Смерть победила красоту.
И не пыльцу вздымает ветер,
А почерневшую листву.
 
Когато вишните цъфтяха,
от нежний мирис упоен,
под тях почивах и ветрецът
прах цветен сипеше над мен.
Днес пак отидох, но крила си
над тях простряла бе смъртта
и не с прах вятрът ме поръси,
а с жълти сгърчени листа.
 
III.
 
О, запах уст, малиной напоённых,
О, сладкий, о, весенний запах их!
И тот блажен, кто первым в час влюблённый
Отведает малину уст твоих!
 
Подснежник в волосах твоих смеётся,
Что бриллиант, сияя в дебрях кос…
О, тот блажен, кто ночью обовьётся
Душистым золотом твоих волос!..
 


Малинен дъх разпръскват твойте устни,
о, сладък дъх на майските цветя!
И преблажен е, който пръв откъсне
от тях малината на любовта!

Кокичета страните ти покриват,
посипани с брилянтена роса...
Ах! Кой щастливец нощем ще обвиват
къдриците на твоята коса!... 

IV.
 
Солнце утонуло за горою,
Над землёю тишина плывёт;
Бледный месяц тёмною порою
Серебро с небес пустынных льёт.
 
Странник упокоился навеки,
Издалёка к дому воротясь –
Тихо шепчут молодые ветки,
Над моей могилою клонясь.
 
Скри се златно слънце зад горите,
вредом легна мъртва тишина;
месец бледен мълком в мрачините
си светлика сребърен пръсна!
И ей, тих вечерник се зададе
отдалеко, жаден за покой -
тихо шепнат вейчиците млади
и се свеждат върху гробът мой.
 
V.
 
Всё храню его я – первое письмо,
Что тебе писал я, свет души моей,
До того, как сердце холод пронизал!
Всё храню его я – каждый день и час
Всё его читая в грусти и слезах!
 
Написал тебе я – первые слова,
И связал словами – огненным пером
Раненое сердце, что пустынный храм –   
С жизнью беспросветной, что глухая ночь –
То, что и доныне всё сияет там.
 
Здесь и схоронил я – первую мечту,
Что тобой зовётся, ей зовёшься ты.
Схоронил её я в дальнем уголке,
В одиноком сердце, и уже взошли
На её могиле грустные цветы!..



Аз ще го запазя - първото писмо,
що за тебе писах - китка от лъчи,
преди ощ сърце ми есен да смрази!
Аз ще го запазя - всеки ден и час
ще го препрочитам с горестни сълзи.

Аз ще ги напиша - първите слова,
що ми ти продума, с огнено перо
връз сърцето страдно - пуст безмълвен храм -
и в живота мрачен - непрогледна нощ -
само те щат дивно да сияят там.

Аз ще я погреба - първата мечта,
зарад теб родена в мълчалива нощ!
Аз ще я погреба в сладка самота
във незнайно кътче и връз нейни гроб
ще посея тъжни есенни цветя!...
 Перевёл с болгарского Иван Голубничий

Золотой пепел

Привёл тебя путём необычайным
в свой храм, куда для всех скрывал я вход –
разрушил первозданность прежней тайны,
всё о себе сказав наперечёт.

И предложил: срывай за плодом плод,
что для тебя созрели неслучайно –
и там, где ночь сплела дремучий свод,
и рано утром в радости бескрайней.

Дерзай, презри мерцание и дым –
на первый свой костёр взошли бы сами,
и тёмный страх тебя да не смутит,

ведь ни о чём с тобою не скорбим!
– Знай, пепел золотой навеки с нами,
хотя бы молодость в огне сгорит.

Златна пепел

Поведох те низ пътища потайни
на своя храм към скривания вход —
убих девствеността на свойте тайни
и поверих ти целий си живот.

И казах: — Похищавай плод след плод,
за тебе брани, никому незнайни —
на скръбна нощ под глъхналия свод,
на утрото в усмивките безкрайни.

Ела, презри мъждения и дим —
на първий жар отдай се до забрава,
и нека тъмен страх не те смути,

защото ние няма да скърбим!
— Знай, златна пепел винаги остава,
кога сред огън младост отлети.

Юлюс Янонис

Гимн борцов
Для тех, кто бессилен отбросить оковы,
Светильник свободы погас;
Кто сам палачу покорится без слова,
Тот злейшего хуже врага.
Мы прежде боролись и боремся снова
За утро свободного дня…
Мы страха не знаем, мы равно готовы
И гибель и славу принять.
Врагам наша слабость не станет отрадой,
Их злоба сжигает дотла:
-Вперёд же, о братья! Разрушим преграду
Неверия, страха и зла.
1914
KOVOTOJ; GIESM;
Kas vargo rete;; nedr;sta numesti,
Tas laisvas niekuomet nebus;
Kas duodas lyg jautis papiauti nuvesti, —
Ar;iausias neprietelis m;s.
Mes trok;tame laisv;s, u; laisv; kovojam,
U; laisv; ;monijos visos…
Negailim;s nieko ir visk; aukojami
Laim;t ar negr;;t i; kovos!..
Ramumo neranda nuo;mieji skriaudikai,
Jie bijo, jie dreba prie; mus.
; laim; gi, broliai! ;alin, apgavikai,
Ved; ; klaidingus kelius!

Поэт*
Поэт — не жрец, курящий фимиам
И шепчущий в ночной тиши молитву;
Поэт — трубач, зовущий войско в битву
И прежде всех идущий в битву сам.
Поэт — борец, и лишь в борьбе одной
Он может воплотить порыв души свободной.
А песня что? Лишь отблеск благородный
Порывов дерзостных, но сломленных грозой.
Поэт — творец, но творит не псалом,
Псалмы — удел болезненных эстетов,
Творенье ж гениев и истинных поэтов —
Лишь жизнь сама, орудие ж их — лом.
Воронеж, 25.XII.1915
*Стихотворение написано на русском языке.

Максим Рыльский

Молюсь  і  вірю.  Вітер  грає
І  п’яно  віє  навкруги,
І  голубів  тремтячі  зграї
Черкають  неба  береги.
І  ти  смієшся,  й  даль  ясніє,
І  серце  б’ється,  як  в  огні,
І  вид  пречистої  надії
Стоїть  у  синій  глибині.
Клянусь  тобі,  веселий  світе,
Клянусь  тобі,  моє  дитя,
Що  буду  жити,  поки  жити
Мені  дозволить  дух  життя!
Ходім!  Шумлять  щасливі  води,
І  грає  вітер  навкруги,
І  голуби  ясної  вроди
Черкають  неба  береги.
1918
Перевод А. Бондаревский
Молюсь и верю. Набегая,
Кружится ветер и поет,
И голубей пугливых стая
Прочерчивает небосвод.
И ты светла, и день лучистей,
И сердце бьется, как в огне,
И образ радостный и чистый
Яснеет в синей глубине.
Клянусь тебе, мой мир привольный,
Клянусь - и это не слова, -
Что буду жить я, жизни полный,
Пока душа во мне жива!
Идем! Ликуют воды звонко,
И ветер веет и поет,
И голуби легко и тонко
Прочерчивают небосвод!


Дощ

Благодатний, довгожданий,
Дивним сяйвом осіянний,
Золотий вечірній гість
Впав бадьоро, свіжо, дзвінко
На закурені будинки
Зголоднілих передмість.
Відкривай гарячі груди,
Мати земле! Дощ остудить,
Оживить і запліднить,—
І пшеницею й ячменем
Буйним повівом зеленим
Білі села звеселить.,
1925 p.

ДОЖДЬ

Перевод М. Комиссарова
Благодатный, долгожданный,
Светом радуг осиянный,
Гость вечерний, золотой,
Падай - бодрый, звонкий, свежий -
Над засушливой, безбрежной,
Пропыленной стороной.
Ты вздохни горячей грудью,
Мать-земля! Тебя остудит
Щедрый дождь, и оживит -
И пшеничной и ячменной
Буйной порослью отменной
Ширь полей возвеселит.

Тополя

                М.Зерову

З-під неба теплого і вірного, як друг,
Перенесли її під наше небо змінне.
Як слово зрадника. І чорної вершини
Безсила пада тінь на потьмарілий луг.

Струмує, сріблиться осичина навкруг,
Ставні дуби біжать, немов табун левиний, —
Найвища ж падає. Зірветься в синь — і гине,
Як світоч, що вночі піднісся і потух.

Нещасне дерево, Шевченкова любове!
Що слава хворому, що вбогому пісні
І що для мертвого покров карамзиновий!

Самітна, ти стоїш в чужій височині
І, до чужинної весь вік байдужа мови,
Мовчиш, свої рахуючи останні дні.

Чернігів, літо 1926



Тудор Аргези

Потерянные  листья 

Уж  полстолетья  ты  тревожишь  неустанно 
Чернила  и  слова;  перо  томишь  в  руках, 
И  все  ж,  как  и  тогда,  победы  нет  желанной: 
Они  всегда  с  тобой — сомнение  и  страх. 
И  для  тебя  опять  как   тягостная  мука 
Страница  белая  и  вид  строки  твоей, 
И   первого  в  душе   опять  боишься   звука,   
И  буквы  для  тебя  опять  всего  страшней. 
Когда  же  вновь   листки  исписаны  тобою, 
Они  уже  летят  поверх  озерных  вод, 
Летят  из  сада  прочь,  как  листья   под  грозою, 
Так  что  и  персик  сам  их  проглядел  уход. 
И  в  каждом  слове  ты  вновь  чуешь  содроганье, 
Сомненье  горькое  чернит  твои  мечты, 
Живешь  ты,  как  во  сне,  в   своих  воспоминаньях. 
Кто  диктовал  тебе — уже  не  знаешь  ты.
1961

Frunze pierdute

Cincizeci de ani, de c;nd ;ncerci, mereu,
Condeiul, g;ndurile ;i cerneala,
N-au mai ajuns s;-;i curme, f;tul meu,
Frica de tine ;i-ndoiala.

Te temi ;i-acum de ce te-ai mai temut,
De pagina curat; ;i de r;ndul,
;i de cuv;ntul de la ;nceput.
Te sperie ;i litera ;i g;ndul.

Foile tale scrise, de h;rtie,
Se rup ;i zboar;, ca dintr-o livad;
Frunzele smulse-n vijelie,
F;r; ca piersicul s; ;i le vad;.

La fiece cuv;nt, o ;ov;ire
Te face s; tresari ;i-ai a;tepta.
Parc; tr;ie;ti ;n somn ;i-n amintire
;i nu ;tii cine-a scris cu m;na ta.

Набросок
Скрипач,  брось  скрипку,  мне  ее   не  надо, 
И  вздохам  тем  душа  моя  не  рада. 
Мне  звуки  флейты   задают  вопросы, 
И   тягостен  их  хор  многоголосый, 
Я  на  вопросы  отвечать  не  в  силах —
Пусть  прошлое  покоится  в  могилах. 
Свирели,  наи,  трубы  сладкогласны, 
Но  в  их  звучанье  слышен  стон  неясный. 

Молчите,  ветры,  воды,  и  криницы, 
Как  будто  вы  не  быль,  а  небылицы. 
Пруд,  зеркало   свое  забудь  и  тени, 
Что  промелькнули  в  нем,  как  ряд  видений. 
А  если  б  я  услышал  отзвук  дальний, 
То  стал  бы  дух  мой  горше  и  печальней. 
В  свинцовый  саван  призраки  одеты, 
И  мне  невыносимы  их  приветы, 
И  мне  невыносимы  их  упреки. 
Что  ж   не   смолкаешь  ты,  смычок  жестокий?

Перевод Анны Ахматовой

НЕИЗВЕСТНОМУ ПОЭТУ

Возводишь ты алтарь, что был в твоих мечтах.
Не призрачен ли он? Не разлетится ль в прах?
В тот миг, как тормошить ты души словом стал,
Навеки клятвой той судьбу свою связал.
Велишь ты звездам петь, людей возносишь ввысь,
Тщеславье позабудь и дара не страшись.
Нельзя шутить с огнем, коль стал писать стихи:
Пусть много в книге слов – не меньше шелухи.
Им красок новизну и свежесть подари,
По-новому они заблещут изнутри.
Проклятье над тобой век будет нависать.
Пока строитель ты, все волен выбирать.
Но чтоб алтарь стоял у бездны на краю,
В фундамент заложи свой дух и жизнь свою.

Перевод А. Ахматовой

Константы Ильдефонс Галчинский

Лирический разговор
— Скажи мне, кАк ты меня любишь.
— Скажу.
— Ну?
— Люблю тебя при солнце. И при свете свеч.
Люблю тебя в капюшоне и в берете.
При большом ветре на шоссе, и на концерте.
В сиренях и в берёзах, и в малинах, и в клёнах.
И когда спишь. И когда сосредоточенно работаешь.
И когда яйцо прекрасно разбиваешь.
—
Даже тогда, когда у тебя падает ложка.
В такси. В автомобиле. Без исключения.
И в конце улицы. И в начале.
И когда ты волосы гребнем расчёсываешь.
В опасности. И на карусели.
В море. В горах. В калошах. И босиком.
Сегодня. Вчера. И завтра. Днём и ночью.
И весной, когда ласточка прилетает.
— А летом кАк ты меня любишь?
— Как сущность лета.
— И осенью, когда тучи и капризы?
— Даже тогда, когда ты теряешь зонтики.
— А когда зима серебрит рамы окон?
— Зимой люблю тебя, как весёлый огонь.
Рядом с твоим сердцем. Около него.
А за окнами снег. Вороны на снегу.

ПЕСНЬ О СОЛДАТАХ С ВЕСТЕРПЛЯТТЕ
Когда пришли лихие дни
и сгинули солдаты,
на небо строем пошли они,
солдаты с Вестерплятте.

(А в том году было чудесное лето.)

И пели так: — Для нас пустяк,
что ранены сегодня,
зато легко, чеканя шаг,
идти в луга господни.

(А на земле в том году была уйма вереску для букетов.)

Стояли в Гданьске мы стеной,
покуда не были смяты,
теперь восходим в мир иной,
солдаты с Вестерплятте.

И тот, кто взор и слух напряг,
услышит отдаленно
в высоких тучах мерный шаг
Морского батальона.
А мы поем: — Превыше туч
живем, на солнце греясь,
пойдем гулять средь райских кущ,
ломая райский вереск.

Но если будет в дни зимы
земля тоской объята,
опять придем в Варшаву мы,
солдаты с Вестерплятте.
Перевод Давида Самойлова
PIE;; O ;O;NIERZACH

Z WESTERPLATTE

Kiedy si; wype;ni;y dni
i przysz;o zgin;; latem,
prosto do nieba czw;rkami szli
;o;nierze z Westarplatte.

(A lato by;o pi;kne tego roku).

I tak ;piewali: Ach, to nic,
;e tak bola;y rany,
bo jak;e s;odko teraz i;;
na te niebia;skie polany.

(A na ziemi tego roku by;o tyle wrzosu na bukiety.)

W Gda;sku stali;my tak jak mur,
gwi;d;;c na szwabsk; armat;,
teraz wznosimy si; w;r;d chmur,
;o;nierze z Westerplatte.

I ci, co dobry maj; wzrok
i s;uch, s;yszeli pono,
jak dudni; w chmurach r;wny krok
Morskiego Batalionu.
I ;piew s;yszano taki: — By
s;oneczny czas wyzyska;,
b;dziemy grza; si; w ciep;e dni
na rajskich wrzosowiskach.

Lecz gdy wiatr zimny b;dzie d;;
i smutek kr;;y; ;wiatem,
w ;rodek Warszawy sp;yniemy w d;;,
;o;nierze z Westerplatte.

1939
Письмо пленного

Любовь моя и дыханье,
ночью этой весенней
я доброй ночи желаю
и тени твоей на стенах.

Единственная на свете,
как же мне славить Твое имя?
Ты — мой родник летний
и рукавичка зимняя.

Ты счастье мое весеннее,
зимнее, летнее и осеннее —
ну пожелай Ты мне доброй ночи,
мои разреши сомненья:

за что же Тобой, ответь мне,
меня наградили боги?..
Ты свет мой на белом свете
и песня моей дороги.

Лагерь Альтенграбов, 1942
Перевел с польского А. Домашёв

МИРОСЛАВ КРЛЕЖА 

Виноградная лоза

Лоза винограда растет некрасиво,
ползет она ввысь узловато и криво.
На лозах, проросших из грязи, из глины,
росистые грозди сияют невинно,
а корни, покрытые грязной коростой,
взбираются в гору усилием роста.
Лоза вырастает неспешно и немо
в слепом и прекрасном желании неба,
в желанье подняться, чтоб грозди сверкали
вином золотистым в прозрачном бокале.

1937
LOZA
Lozine kretnje su ;voraste, kljaste,
polagano loza spram sunca raste.
Iz blata i ki;e, iz blata i pijeska
proziran grozd se na suncu ljeska.
Korijenje ;okota, krastavo, tvrdo,
penje se ;ilavo na jesenje brdo.
Loza se tiho i nijemo penje,
o, divno je njeno slijepo htijenje!
Htjeti iz blata postati ;ista
ko vino kada u ;a;i blista.


ПИСЬМО

Письмо словно бабочка: дрожью крыла
едва прикоснувшись, исчезнет в полете,
оставив дыханье пленительной плоти,
и липы в цвету, и шелков, и тепла.

Осыплется с пальцев дрожание строк
пыльцою цветочной, и в это мгновенье
слова из письма улетят, как виденья,
и вянет письмо, как поблекший цветок.
1937
PISMO
Pismo je ko leptir: dodirne nas krilom
u lepetu tihom i ve; nestane,
pismo je ko miris ;to ne prestane
da miri;e lipom, tijelom, kosom, svilom.
Od lepeta pisma pelud slatkog pra;ka
sa vr;ka prsta polako se trusi.
Iz pisma ;ive rije;i lepe;u ko dusi,
a pismo vene ko ocvala ;a;ka.

Наши воспоминания

Как в толще дерева, воспоминанья
кругами ширятся в теснинах плоти.
Как воду из колодца, достаете
виденья эти, спящие в тумане.
Но сердце глубину колодца чует.
Там прошлое живет, не убывая.
Воспоминанья, как вода живая,
виденьем затонувшим нас врачуют.
Уют забытых комнат в нас таится,
спят города, и мрак живет ненастный
и опочивших дорогие лица.
Во тьме сияет круг колодца ясный.
Видения на зов печали властной
взмывают, как встревоженная птица.

(перевод Марии Петровых)
 
Тин Уевич
Ноктюрн
Ночами лоб мой так горит,
ночами пот глаза мне точит;
над мыслью сон-заря царит:
от лепоты погибнуть ночью.

Душа страстна`, она на дне
ночном горит в своём истоке;
мы плачем, плачем в тишине;
умрём, умрём мы, одиноки.

Перевод с сербскохорватского Айдына Тарика

Notturno

Noсhas se moje chelo zhari,
nochas se moje vjedzhe pote;
i moje misli san ozari,
umrijet chu nochas od ljepote.

Dusha je strasna u dubini,
Ona je zublja u dnu nochi;
Plachimo, plachimo u tishini,
Umrimo, umrimo u samochi.

НОСТАЛЬГИЯ ОКНА ВСТРЕЧ

I

Смотри: скопленье лиц в окне дорогу предвещает.

И чьи-то тени там предчувствием томимы,

но лишь вглядится око, призрак исчезает

и человек бежит от голой правды мимо,

как птица, голову он в зарослях скрывает.

 

Но ведь окно - то место, где мечтают.

Путь вверх, на облако; стезя души земная,

просвет, свободный вздох и дымка грёз цветная.

Окно: дрожит заря, и краски дня сияют.

 

И сквозь него мы солнце принимаем,

звезду, фонарь, огни ночные, блики,

на мир мы, как затворники, взираем,

как мышь, как сыч; мы птиц незримых крики.

 

II

Куда же, если не в окно, заглядывают души;

есть те, которых не влекут поля и рощи,

есть те, которые в пути, им жить в покое скучно,

всю жизнь свою они бредут во мгле на ощупь.

 

О окна встреч, что ульи, окна кряду,

на улочках, на площадях, на море;

туманны лица белые в тени волнистых прядей,

тех, что сидят задумчиво и созерцают зори;

 

есть и такие, лишь в окно приемлют солнце с неба

и привыкают только к разной птице;

а есть, с бокалом и горбушкой хлеба,

а тем, всё с книгою впотьмах не спится.

 

Затворники, что слушают чужие серенады,

есть и поэты в шуме мегафона,

жрецы, что зрят шабаш и ведьмин танец жадно,

волшебников седых в обмане антифона.

О, сколько же таких, живущих параллельно -

они вбирают свет чужих домов и улиц -

но каждый сам в себе: распался атом цельный,

без цели, без желания, они хранят свой улей.

 

Порой стучат дожди по стёклам безутешно,

порою окна все затянуты портьерой;

они ложатся спать, убрав свои одежды,

жильцы большого дома равнодушной сферы.

 

И тенью мрак из белой мглы струится,

стирая окна в день и взор, в ночи потухший,

вся Скука мира у стола садится,

нет радости, что наполняет души.

 

Наш дом ослеп, и ночь подходит к горлу,

без света задохнётся наше тело;

мороз и мрак стреножит все восторги,

и снег покроет дом, как саван белый.

 

III

О, да, душа: хранители светила

закрыли мой просвет к истоку неба;

в ночи сырой обманом ослепили,

взываешь ты из тьмы, кляня свой жребий.

 

Смолою взор мой, жаждущий, залили.

 

(Перевод с хорватского Елены Курелла)

ВСЕЛЕНСКОЕ БРАТСТВО

перевод: Елена Беляева


Не бойся, ты не одинок! Все мы – безвестные бродяги,

И все что с нами было, есть и будет -

горит в других таким же точно жаром -

чистым и прекрасным !


И не гордись! Все мысли, что приходят

нам в голову, когда блуждаем

похожими дорогами во мраке,

Все схожи, к истине идем сквозь дебри зла и боли.


И с каждым что-то делим - много нас, похожих,

и схожие у всех воспоминанья,

И в бытии земном повторены, чисты, велики,

Как дети, что имен своих не знают.


Мы одинаково грешны и сильны,

И сны и души наши питаются

из одного источника,

и себялюбия печатью отмечен каждый лоб.


Стоим друг против друга, мысля, мы-то лучше,

однако вместе все в одной и той же тьме,

И наша кровь, и боль, и пораженье –

Похожая история души!


Боюсь произнести, но это счастье

отчаянья - мы все похожи

в радости и в горе,

Всех одинаково сгибает жизни бремя.


Я в незнакомце этом, и на той звезде далекой,

и здесь, в цветке увядшем, связанный со всеми

единой нитью – и воскресну ль вновь?


Упрям я – и когда меня не будет,

подобно острию книжала (жертвенного), затерянного среди тел.

Вселенная, услышь! Живя и умирая,

Я уцелею в безымянном братстве!
1932

Pobratimstvo lica u svemiru

Ne boj se! nisi sam! ima i drugih nego ti
koji nepoznati od tebe ;ive tvojim ;ivotom.
I ono sve ;to ti bje, ;u i ;to sni
gori u njima istim ;arom, ljepotom i ;istotom.

Ne gordi se! Tvoje misli nisu samo tvoje! One u drugima ;ive.
Mi smo svi pre;li iste putove u mraku,
mi smo svi jednako lutali u znaku
tra;enja, i svima jednako se dive.

Sa svakim ne;to dijeli;, i vi;e vas ste isti.
I pamti da je tako od prastarih vremena.
I svi se ponavljamo, i veliki i ;isti,
kao djeca ;to ne znaju jo; ni svojih imena.

I snagu nam, i grijehe drugi s nama dijele,
i sni su na;i sami iz zajedni;kog vrela.
I hrana nam je du;e iz na;e op;e zdjele,
i sebi;ni je pe;at jedan nasred ;ela.

Stojimo ;ovjek protiv ;ovjeka, u znanju
da svi smo bolji, me;usobni, svi skupa tmu;a,
a na;a krv, i poraz svih nas, u klanju,
opet je samo jedna historija du;a.

Stra;no je ovo re;i u uho oholosti,
no vrlo sre;no za o;ajni;ku sre;u,
da svi smo isti u zlo;i i radosti,
i da nam breme kobi po;iva na ple;u.

Ja sam u nekom tamo neznancu, i na zvijezdi
dalekoj, raspreden, a ovdje u jednoj niti,
u cvijetu ugaslom, razbit u svijetu ;to jezdi,
pa kad ;u ipak biti tamo u mojoj biti?

Ja sam ipak ja, svojeglav i onda kad me nema,
ja sam ;iljak s vrha ;rtvovan u masi;
o vasiono! Ja ;ivim i umirem u svjema;
ja bezimeno ustrajem u bra;i.


Марие Ундер
Приметы весны
 К большой протоке ручейки текли,
 А та, журча, вливалась в пасть земли.
 Шла, а за мною – чередой следы
Среди весенней грязи и воды.

 Сад в дымке. Ветер, волосы развей!
 Каскад капели сыпался с ветвей
За воротник и удалось едва
 Мне обсушить на солнце рукава.

 Расцветке новой рад брусничный лист,
 Мох зеленеет, первозданно чист.
 Букет весенних трав я в дом внесла,
 И первых мух смахнула со стола.
Перевод: И. Северянин.

КАК В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Как в первый день, от радости незримой

тоскующее сердце вдруг забилось

и, изумленное, воспламенилось —

то первой встречи ли неповторимой

 

виденье, призрак ли неуловимый

иль счастье долгожданное явилось,

и все, и все вокруг преобразилось,

как в первый день любви неопалимой.

 

В прозрачном воздухе расходятся круги,

и будто каннеле1 небесное играет.

Я как во сне хожу, ищу какой-то след.

 

На глади неба лунный лотос расцветает,

а звезд блуждающие огоньки

меня заманивают в сказочный сюжет.

Перевод с эстонского Марины Тервонен


ПРИКАЗ

И поступил приказ. Он отдан был

с небес, где каждый шаг твой взвешен строго.

Ты дверь открыл, – тебя ждала дорога, –

на перепутье, как сомнабула, застыл.



Иль прозвучал он из глубин земли?

Из-под цветов пунцового покрова?

Или стенания у очага родного

тебя, в крови пульсируя, вели?..



И ты пошёл – за огненной стрелой,

чтобы лишиться всех надежд, желаний,

и жизнь беспечная осталась за спиной.



И так Ворота Страха миновал,

и каннеле священное поднял,

и устремился с песней – в мир страданий.



Перевод М. Тервонен


Елисавета Багряна

Зов

Здесь я замкнута, крепки засовы,
И в окне решетки черной прутья,
Ни запеть не в силах, ни вздохнуть я,
Ни в родной простор умчаться снова.

Как томятся в тесной клетке птицы,
Зов весенний слышу сердцем ясно,
Но огонь мой гаснет здесь напрасно
В душном сумраке глухой темницы.

Так разбей замки - пора настала
Прочь уйти по темным коридорам.
Много раз по солнечным просторам
Я веселой птицей улетала.

Унесет меня поток певучий,
Что из сердца трепетного льется,
Если до тебя он донесется...
- Слышишь из темницы зов мой жгучий?
1923
Перевод А.Ахматовой

Аз съм тук зад три врати заключена
и прозореца ми е с решетка,
а душата волна, волна птица в клетка,
е на слънце и простор научена.

Пролетни са ветровете полъхнали,
чувам гласове призивно ясни.
Моя плам непламнал ще угасне
в здрача на покоето заглъхнали.

Рзатроши ключалките ръждясали!
Дай ми път през тъмни коридори!
Не веднъж в огрените простори
моите крила са ме понасяли.

И ще бликнат звукове ликуващи
от сърцето трепетно тогава...
- Но зад тези три врати, сподавен,
моя пламнал зов дали дочуваш ти?


ЗАБЫТЬЁ
Говори, говори, говори -
Опуская ресницы, и внемлю:
Гор дымятся внизу алтари,
Вижу смутные море и землю...
Там закат багровеет, горя,
Здесь пожарища, дым и тревога, -
Где нас встретит сегодня заря
И куда эта вьётся дорога?
О, туда ль, где мы, полные сил,
Можем, словно два пламени, слиться,
И в ночи средь небесных светил
Как ночная звезда засветиться?
Я конца не предвижу пути.
- Позови - я согласна идти.
Перевод А.Ахматовой
УНЕС
Говор;, говор;, говор;! -
аз притварям очи и те слушам:
- Ето, минахме сънни гори
и летим над морета и суша...

Вляво кървава вечер гори,
вдясно тъмни пожарища пушат.
Де ще стигнем, кога зазори?
Този път накъде лъкатуши?

Там ли, дето свободни ще бдим
и ще бъдем два пламъка слети,
и в нощта, сред безбройни звезди,
като двойна звезда ще засветим?

- Ти не знаеш? Аз също не знам -
но води ме, води ме натам!
1926

ПРАВНУЧКА
Перевод: Марина Цветаева
Нет ни прародительских портретов,
Ни фамильных книг в моём роду.
Я не знаю песен, ими петых,
И не их дорогами иду.

Но стучит в моих висках – лихая,
Тёмная, повстанческая кровь.
То она меня толкает к краю
Пропасти, которая – любовь.

Юная прабабка жаркой масти,
В шёлковом тюрбане ниже глаз,
С чужеземцем, тающим от страсти,
Не бежала ли в полночный час?

Молнию-коня, чернее врана,
Помнят придунайские сады!
И обоих спас от ятагана
Ветер, заметающий следы...

Потому, быть может, и люблю я
Над полями лебединый клич,
Голубую даль береговую,
Конский бег под хлопающий бич...
Пропаду ли, нет, – сама не знаю!
Только знаю, что и мёртвой я
Восхвалю тебя, моя родная,
Древняя болгарская земля!
1925
ПОТОМКА

Няма прародителски портрети,
ни фамилна книга в моя род
и не знам аз техните завети,
техните лица, души, живот.
Но усещам, в мене бие древна,
скитническа, непокорна кръв.
Тя от сън ме буди нощем гневно,
тя ме води към греха ни пръв.
Може би прабаба тъмноока,
в свилени шалвари и тюрбан,
е избягала в среднощ дълбока
с някой чуждестранен, светъл хан.
Конски тропот може би кънтял е
из крайдунавските равнини
и спасил е двама от кинжала
вятърът, следите изравнил.
Затова аз може би обичам
необхватните с око поля,
конски бяг под плясъка на бича,
волен глас, по вятъра разлян.
Може би съм грешна и коварна,
може би сред път ще се сломя -
аз съм само щерка твоя вярна,
моя кръвна майчице-земя.

Десанка Максимович
СТРАХ
О, не приближайся. Только издалёка                хочется любить мне свет очей твоих.                Счастье в ожиданье дивно и высоко,                если есть намёки, счастье только в них.
О, не приближайся. Есть очарованье                в сладостном томленье страха и мечты.                То, чего ты ищешь, лучше в ожиданье,                лучше то, что знаешь из предчувствий ты.   
Нет, не приближайся. И зачем нам это?               
Всё лишь издалёка светит, как звезда,                всё лишь издалёка радостью согрето,                нет, не сблизим лучше взоры никогда.               
Перевод: Анна АХМАТОВА   

Strah


Pla;im se kad pomislim
da ;e do;i poslednja nedelja na;eg drugovanja.
Znam, bi;e prole;e i sunca ;ar,
i s bolom ostavi;emo na dar
jedno drugom slatka dugovanja.
Znam, cveta;e rumeno dani
poslednje nedelje na;eg drugovanja.
Mirno ;emo se pozdraviti;
a nikada ne;emo ozdraviti
od ;udesnog tugovanja:
;to tih dana da ugledamo ticu srebrnih krila
i ;umu u suncu celu;
sto tada ba; da nam o;i sretnu
onu krunicu cventu radosnu i belu, belu.

Колыбельная Мораны 
Перевод с сербского Бориса Слуцкого

Вы все теперь мои до единого –
кто целует иконы Византии
и кто живет под Венецией и Римом,
все, кто проливает кровь друг друга.
Вы теснее связаться не могли бы,
ваша кровь сольется под землею
в великую славянскую реку,
омывающую дикую черешню,
и орешник, и родные липы.

Все вы, все карпатского корня –
опаленные ветром знойным,
белолицые, русоголовые,
те, кто ратует против Византии,
те, кто Венеции непокорны,
все вы, все, междоусобцы,
движетесь в мое тихое царство,
в тесные колонны вы сбиты,
настежь двери для вас открыты.
У меня вы ссориться не будете –
помириться всех заставлю
под землею.
Небо вы забудете,
звезды, муравьев
и птичьи стаи.

Сб. «Летопись потомков Перуна», 1976

Moranina uspavanka

Sad ste moji svi odreda.
I vi ;to celujete ikone Bizanta,
i vi pod okriljem Mletaka i Rima,
svi vi me;usobno ;to se krvite.
Nikad niste bili jedan uz drugog te;nje,
krv se opet va;a pod zemljom me;a
u veliku slovensku ponornicu.
Iz nje ;e vam postojbinske ni;i lipe
i leske i divlje tre;nje.
Svi vi starinom iza Karpata,
i vi opaljeni od vrela zraka
i vi beloliki, glave ruse,
i vi ;to ustajete protiv Bizanta,
i vi ;to ustajete protiv Mletaka,
svi vi zava;eni,
hodite u tiho carstvo meni,
i u njemu se tesno zbite,
otvorena su vam ;irom vrata.
Zauvek
tu se pomirite
u nedrima zemlje sme;e,
zaboravite pod nebom jata,
zaboravite zvezde i mrave,
zaboravite obale i me;e.
A ;amori opet glas iz granja:
to nije boginja bila Morana.
Odavno je i ona pokopana
u ;ivote zaborava.
To je no; ;to izlazi odnekud iz jama,
to je tama,
sestra vukodlacima i utvarama
;to napu;taju no;u boravi;te.
To se pro;lost odnekud iskobeljava,
to su va;a tamna se;anja
na barbarska drevna grobi;ta.

Завещание

Оставлю вам только слова –
Из глубоких сокровищниц слуха
Откопала я их, словно клад из колодца,
Получила в наследство от дивной свирели ветров.

Оставлю вам только слова –
Их сковали мне там, где куются серпы,
Из того же металла.

Я сумела их вырвать из клюва той птицы,
Что над облаком пролетело.
Только слова – я их нашла в очаге,
Им ведома тайна огня.

Я прочла их во взоре немого,
Услыхала в рыданье.
Это их произносят потоки и маленькие дети,
Едва лишь увидав зарю.

Ничего не оставлю вам, только слова,
Заключённые в стих, как в янтарь насекомые давних эпох.
Ничего от меня не останется,
Ни кровинки, ни костей,
Ни сердца, ни даже сердечка, хоть малого,
Как у самой крошечной пташки.
1973

Перевод М.Алигер


Юлиан Тувим

Над Цезарем

О школа, школа!
Тебя как вспомню --
Боюсь, что сердце тоска заест.
Divisa est Gallia omnis
In partes tres..

На латинском уроке
Часовую, бывало, торопишь стрелку,
А теперь мне вот эти строки
Сладостно душу ранят.
Quarum unam incolunt Belgae,
Aliam Aquitani...

Мы от чистого сердца
Тебя вопрошали, рваная книжка:
Какую преследуешь цель ты?
В твоих рассказах что нам-то?
...Tertiam,
Qui ipsorum lingua Celtae,
Nostra Galli appellantur...
Ныне
Злосчастной моею долей
Я в море мятежное загнан,
А в школе, в школе
Palus erat non magna...

Вздымаются волны круто,
Вдаль берег уходит, туманясь...
О Цезарь!
Dum haec geruntur,
Я к смерти плыву
Itineribus magnis...
1926
(Перевод О. Румера)

Szko;o! Szko;o!
Gdy ci; wspominam,
T;sknota w serce si; wgryza,
Oczy mam pe;ne ;ez!
...Galia est omnis divisa
in partes tres...

Ksi;;ko podarta!                Niejedn; tobie rzuci;em obelg;,
A dzisiaj ka;da twa karta
S;odkim wspomnieniem rani!
...Quarum unam incolunt Belgae,
Aliam Aquitani...

Ile; to z serca
P;yn;;o nad tob; skarg.
Czy maj; cel te
Przyk;ady z rzymskich awantur?
...Tertiam,
Qui ipsorum lingua Celtae,
Nostra Galli appellantur...

Dzisiaj
Z burzami si; mozol;
Na wielkim morzu, dok;d los mnie zagna;,
A w szkole, a w szkole
Palus erat non magna...
Nigdy nie zg;;bi; gruntu
Ani do portu nigdy nie zawin;!
Cezarze!
Dum haec geruntur
Magnis itineribus ku ;mierci p;yn;...

КОМНАТЕНКА НА ГОЖЕЙ
Небо тысячи звезд заметают порошей,

Неусыпная ночь сторожит его тишь.

И одна у окна в комнатенке на Гожей,

Вся в слезах, до утра ты не спишь.

А причина известна - морочил бесчестно,

Поимел да и бросил, а сам в стороне.

Ну а ты безнадежно, догадаться несложно,

До сих пор его видишь во сне.

 

Да важна ли твоя комнатенка,

Твои слезы, и парень, и мы!

Где-то млечных путей веретена

Гонят пряжу созвездий и тьмы.

И огромна земля наша тоже -

Океаны, хребты, племена.

А варшавской каморке на Гожей

В этом мире какая цена?

 

Ты сегодня на Гожей, другая на Польной

Молча смотрите в окна, забыли про сон.

Есть и третья, такая же, где-то на Сольной,

Всех не счесть. Имя вам легион.

В каждом городе, в Лондоне, Люблине, Львове,

В Копенгагене даже и бог знает где

Чье-то бедное сердце разбито любовью.

И на Гожей не минуть беде.

 

Мироздание катит в потемки

Миллионами млечных колес.

Мир огромней любой комнатенки,

А тем более сердца и слез.

И один ты единственный, Боже,

Раздвигаешь небесный покров,

Понимая, что сердце на Гожей

Стоит всех и светил, и миров.
1933
Перевод А. Гелескула



 
Словотворческая фантазия
«Не имел зеленого понятья»
Из стихов

Разговор про зелень беспределен...
Звуком возвеличивая зелень,
Силой вдохновенья умножая,
Буйного добьемся урожая.
Мало видеть слово. Надо точно
Знать, какая есть у слова почва,
Как росло оно и как крепчало,
Как его звучало зазвучало,
Чем должно набухнуть и налиться
Прежде, чем в названье превратиться,
В званье, в имя или в кличку просто...
Прелесть слова — в летописи роста.
Так не лепо ль нам про зель земную
Словесами предков повествуя,
Эту повесть зачинать издревле!
В недра, в ядра мы заглянем, в дебри,
По нутру пойдем, по корневищам,
В целине ту завязь мы отыщем,
Чтобы голос подал из расщелин
Первый шевелистик, нежно зелен.

Лыко в строку ты не ставь мне с бранью,
Что ломлюсь в подсловья мирозданья
К семенам, ключам, истокам чистым
В исступленье Слововера истом
И в поля родного Словополья
С палочкой волшебною пришел я,
Чтобы зелени вернуть приволье
В польской речи, в нашем Словополье.

Тот грустит о соловьином свисте,
А другому панна в мае снится,
Мне ж звучат, как женственные птицы,
Словарей пленительные листья.
С каждым маем к юности и воле
Древо-древность ширится все шире.
Вот мой дом — стиха стены четыре
На полях родного Словополья.

Так сойдем же вместе в детство речи,
Как шахтеры в штрек, чтоб издалече
Мог подземной лампой осветить я
Древние дремучие событья.
Мы — в Эрцинском царстве. А над нами,
Над неполомицкими слоями,
Встало Беловежье пластовое
Древнею, дремучею Литвою,
Иновлодские мои дубравы,
Где кентавр топтал свои пратравы,
И славянской Атлантиды хвоя —
Все языческое, вековое,
Мховое... и где-то там, за нею
Геркуланумы дубрав, Помпея!
Где ж найдем мы этих дебрей гуще?
Вот они — овраги, яры, пущи!
Ярогневы неба их спалили,
Их секиры молний повалили,
Все в ступе тысячелетий обито,
Чтобы стать пластами антрацита
И опять с огнем соединиться,
И опять в застывшую гробницу,
В эту пропасть пасть, чтоб веял снова
Стужею удушья гробового
Лед алмазный, глетчер онеменья...
Но разбудим древние каменья
Чарозельством. Ведь кладоискатель,
Мертвых дел будитель, воскрешатель,
Видя смерть и жизнь предвечной речи,
Ведает, что дело человечье,
Так же как и деянье лесное,
Все течет одною глубиною,
Где-то исчезает и таится,
Чтоб наружу все-таки пробиться,
Чтоб сверкнул для разума людского
Ключ живого, луч родного слова!
И, разбужен, забушует уголь
Лесом, полем, медоборьем, лугом,
Солнце поглощенное изринет,
Мох потопом бородатым хлынет,
Чтоб глаголу твари внять могли бы!
Древний ящер выскользнет из глыбы,
Ветер под крылами птиц воскреснет,
Еж и елка заиглятся вместе,
И свои покинет узилища
Крупный зверь: стволы и корневища,
Вдруг очнувшись, все пойдут толпою,
Зеленью сверкнут и — к словопою!

Хлынет ключ из-под корней растений
К жаждущим устам ветвей — оленей.
И тогда очнется от молчанья
Самка-Речь, вдова с времен венчанья
Первородного. И — снова в зелень!
Словизна тут засочится хмелем
И словесность хлынет коренная,
Кровь — руда, зелица медвяная.
И заблещет лес лучистой речью:
Жмудью, и санскритчиной, и гречью.
Эха тут пойдут по многостволью,
По стране родной, по Словополью.

В полный голос брат окликнул брата:
Все ведь были родичи когда-то,
Кровные, сумели стоковаться.
Смехом-эхом стали окликаться.
Ведь взросли-то от единых зерен —
То же словище и тот же корень.
Род их зелен, буен, непокорен!
Спорят: кто измерит бездну Зели;
Кто найдет, придя к предельной цели,
Корень Зели меж других зелинок —
Всяческих зелишек-небылинок.
Кто из них сквозь златоцвель болотца
До истоков зелья доберется,
Зельчиков натеребит зеленых
На межах подсловья отдаленных,
Кто на шумном зельбище природы
Праотца найдет — Зеленорода?!

Ящерицы подали тут голос:
— Мы не падчерицы! В нас — зеленость!
Той же зелени мы плоть от плоти.
Празелень вы в нас-то и найдете!
Но решило травославных вече
Листьев большинством, что вздорны речи
Ящериц, что — не давать права им:
«Прочь беззельниц! Так повелеваем!»
Отбежали ящерки и плачут:
— Что же, не зеленые мы, значит?
Как на тризне стонут о недоле
На своей отчизне — в Зелеполье.
Перерыли зеленостей тыщу —
Все-то Зеленосца не отыщут,
Ибо то зеленое начало
Не в листве, не в травах зазвучало,
Не в сыром побеге-малоростке,
А в зеленке — искристой стрекозке,
Что порхать в стихах вот этих стала
Между строк от самого начала.
Не она ли на слова садится,
Чтоб им всем насквозь прозелениться,
Сращивает звуки, разделяет,
Упорхнувши, снова прилетает...

Перерыли зеленостей тыщу —
Все-то Зеленосца не отыщут,
Ибо то зеленое начало
Не в листве, не в травах зазвучало,
Не в сыром побеге-малоростке,
А в зеленке — искристой стрекозке,
Что порхать в стихах вот этих стала
Между строк от самого начала.
Не она ли на слова садится,
Чтоб им всем насквозь прозелениться,
Сращивает звуки, разделяет,
Упорхнувши, снова прилетает...
Труд Зеленоведа опекает
Стрекоза — зеленка в блестках света...
Не отныне — с давних лет все это.
Еще зелень тела не имела,
Ни зела в земле еще не зрело;
Желчь и злато гелтасом единым
Не плескались в неманских глубинах,
(И теперь — иди за Вильно в поле —
В этом поле не трава, а жоле,
Не зеленят здесь — жельтятся травы,
Тут жолинас — золото отавы).
Еще в Рейне гульт не булькнул, взболтан,
Было все ни золотым, ни желтым
И ни в капищах латвийских — зельтсем.
(Значит — златом, а слышится — зельцем!)
И лоза, пружинясь, не добилась,
Чтобы прусс сказал о ней: «Жалияс»,
И жмудин, осознавая ржавость
Рыжей белки, не воскликнул: «Жаляс»,
И былинка-золка не цвела там,
Всеславянским наливаясь златом,
Как праматерь всех полезных злаков;
Еще мягким не смирился знаком
Грубый ЗЕЛ, и нерасцветший жолтик,
Не прося о золоте, был желтым;
Еще жолна (дятлик тот, отзелок,
Chlorophicus,от ствола отстволок)
По-над Влтавой жлутой жлуной стлалась,
Еще Хлоя не зазеленялась,
Не успела травяная поросль
Подсказать Элладе слово: хлорос, —
А уже в «зеленое» играла
Стрекоза со словом! И мерцало
Через мысли — домыслы природы
Робкое сиянье Зелерода.
Вот как было, вот чем завершилось,
Вот как эта песнь озеленилась!
Зеленится зелень от предвечья
В Словополье нашем, в польской Речи!
1936
Перевод Л.Мартынова

ВИТЕЗСЛАВ НЕЗВАЛ
Прага с пальцами дождя

Нет, Этого Ничто не объяснит! Ни красота, ни стиль своеобразный, Ни Прашна брана, ни площадь Староместская, ни Карлов мост, Ни древняя, ни молодая Прага,- Ничто - что можно осязать, что можно строить или разрушать руками... Нет, Этого Не объяснят преданья старины и красота неповторимой Праги. Такой на свете не было и нет. Разрушив даже, ты ее не уничтожишь. Она - бессмертна. Поэзия ее сложна, но при стараньи ее всегда угадываю я. Так мы угадываем мысли женщин, которых любим. Нарисовать иль описать тебя никто не сможет. И зеркала к тебе не поднесешь. Я не узнал бы в зеркале тебя, и ты б сама себя в нем не узнала. Нет, Этого Ничто не объяснит! Путеводитель и язык проворный бессильны здесь. Ведь весь секрет - в тебе самой, в таинственно волшебном естестве. В том, Как садятся стаи птиц на крыши, Как мать зовет ребенка на бульваре, украшенном старинною скульптурой. Как едет парень на велосипеде, романсы напевают где-то рядом, Как пахнут беспокойные трамваи под мерный звон колоколов церковных, Как самая модернейшая мода не портит ни вокзалов, ни костелов, Как наполняет аромат сосисок пивные, утонувшие в веках, Как горячо звучит язык наш чешский на камнях древних площадей и улиц. Я сам - один из тех мужчин и женщин, которых я люблю, хотя им цену знаю. Я лишь немногим, может, лучше их: Мне ничего не надо и искренне порой я говорю. И бесконечности есть страсть в душе моей. Ищу ее в тебя, Прага. Ты родилась сегодня только в полдень, и ты живешь уже столетья. Есть у меня одно, всего одно желанье: Хочу быть языком твоим, Твоим неумолкающим органом. Хочу быть языком Твоих колоколов, твоих дождей И виноградников твоих, твоих ночлежек, Твоих монахинь высохших, веселых шоферов... Хочу быть языком Бахвальства твоего и меланхолии твоей врожденной, Твоих спортивных игр, и кукольного театра, И кельнеров твоих, и вирусного гриппа, И нежных роз, и жирной колбасы, Плетеных стульев и веселых свадеб, Твоей травы, твоих высоких башен...
Хочу быть языком Я телефонных будок, учительниц, бегущих на урок, Мостов через Влтаву и воскресной скуки, Рожков пожарных и твоих легенд. Я только твой язык, который ожил и вдруг заговорил. Хочу служить тебе я постоянно, во сне и наяву. Являйся мне Такой, какой тебя я знаю, Такой, какой не знал я до сих пор. Являйся мне такой, какой всегда хотел бы знать тебя. Я завещаю будущим пражанам Свой долгий вздох и опыт небольшой над песнею о городе любимом. Вы вспоминайте все же обо мне. О том, Что жил я и ходил по Праге, Учил любить ее иначе, чем другие, Учил любить ее, как иностранку я в то же время как сестру родную, Учил любить ее свободным сердцем свободного и сильного мужчины, Учил любить ее, как существо живое, уверенное в будущем своем, Учил любить ее иначе, чем другие. Пусть Прага плачет и смеется. И пусть вовсю звонят колокола. И памяти моей колокола - гремите громче! Ведь время так бежит... Как ласточка, оно летит и зажигает над старой Прагою все те же звезды.
1936
  --------
На Карловом мосту ты улыбнешься,
переезжая к жизни еженощно
вагончиками пражского трамвая,
добра не зная, зла не забывая.

На Карловом мосту ты снова сходишь
и говоришь себе, что снова хочешь
пойти туда, где город вечерами
тебе в затылок светит фонарями.

На Карловом мосту ты снова сходишь,
прохожим в лица пристально посмотришь,
который час кому-нибудь ответишь,
но больше на мосту себя не встретишь.

На Карловом мосту себя запомни:
тебя уносят утренние кони.
Скажи себе, что надо возвратиться,
скажи, что уезжаешь за границу.

Когда опять на родину вернешься,
плывет по Влтаве желтый пароходик.
На Карловом мосту ты улыбнешься
и крикнешь мне: печаль твоя проходит.

Я говорю, а ты меня не слышишь.
Не крикнешь, нет, и слова не напишешь,
ты мертвых глаз теперь не поднимаешь
и мой, живой, язык не понимаешь.

На Карловом мосту - другие лица.
Смотри, как жизнь, что без тебя продлится,
бормочет вновь, спешит за часом час...
Как смерть, что продолжается без нас.
Перевод И.Бродского

Ноктюрн
Как  садовник,  склоняясь  над  ветвями  вод, 
Ты  сорви  этот  плод. 
И  в  ладони,  которой  теплей  не  сыскать, 
Дай  ему  дозревать. 
И   когда  над  садами,   блаженно  горя, 
Тихо  встанет  заря, 
Заглядевшись  на  этот  небесный  огонь, 
Разожми  ты  ладонь, 
Чтоб   стеклянный   фонарь,   в   небо   вырвавшись,   мог   
Осветить  даль  дорог. 
И  увидишь,  как  он  над  речной глубиной
Встанет полной луной.

Перевод А.Ахматовой
 
Ярослав Сейферт

Земля бедных

Я гроздья не срывал –
Не мой был виноградник,
И из садов чужих
Я не видал цветов.
А на вопрос, о чем
Мы, бедняки, мечтаем,
Я отвечал; лишь смех
Был слышен мне в ответ.
Я гроздья не срывал,
Не мой был виноградник.

Колосьев налитых
В полях желтее солнца
Я не держал в руке,
Не взвешивал зерно,
Украдкой лишь вдыхал
Я запах слаще меда,
Когда мимо меня
Несли другому хлеб.
Колосьев налитых
В полях желтее солнца…

На побережьях рек,
В песке золотоносном
Я злата ни одной
Крупинки не нашел,
Чтобы сказать тебе,
Земля, в благодаренье:
Вот то, что я хотел,
За что тебя люблю
На этих берегах,
В песке золотоносном.

Но именно в сей час,
Земля, моей ты стала,
Ты больше, чем других –
Моя, моя судьба.
Я слышал, ты звала,
И лишь тебя я видел,
Оружье в руки взял
В лихой, недобрый час.
Ведь именно в сей час,
Земля, моей ты стала.

За камешков речных
Блеск – отраженье солнца,
Репей, болиголов,
Цветущий у дорог,
Идем мы. За любовь,
И до последних вздохов,
Дай нам своей воды,
В которой скрыта боль.
И камешков речных
Нам дай и пламя солнца.

Песня
В час прощанья, как ведется,
Платочком ли белым, рукой ли махнем;
Что-то кончается с нынешним днем –
Что-то прекрасное к нам не вернется.
Чей же голубь, чей почтовый,
Крыльями бъет в вышине голубой?
С надеждой разбитой, с надеждой ли новой,
Где бы ни были мы, возвратимся домой.
Вытрешь слезы, и зажжется
Улыбка в заплаканном взоре твоем;
Что-то кончается с нынешним днем –
Что-то прекрасное завтра начнется.
Перевод В..Корчагина

P;se; (Po;tovn; holub)

B;l;m ;;tkem m;v;,
kdo se lou;;,
ka;d;ho dne se n;co kon;;,
n;co p;ekr;sn;ho se kon;;.

Po;tovn; holub k;;dly o vzduch bije,
vraceje se dom;,
s nad;j; i bez nad;je
v;;n; se vrac;me dom;.

Set;i si slzy
a usm;j se uplakan;ma o;ima,
ka;d;ho dne se n;co po;;n;,
n;co p;ekr;sn;ho se po;;n;.

Никола ВАПЦАРОВ

ВЕРА

Вот я живу –
и тружусь
и дышу.
Эти стихи
(как умею)
пишу.
Жизни в глаза
исподлобья
гляжу я.
Сколько есть сил,
ей не уступлю я.

Как бы со мною
жизнь была зла,
я не питаю
нисколько к ней зла.
Наоборот, наоборот!
Жизнь, что нас в лапы
грубо берет, –
как ни тяжка эта лапа стальная, –
и умирая,
буду любить!
Буду любить!

Скажем, накинут
мне петлю на шею,
спросят:
„Хочешь прожить хоть полдня?”
Я заору:
„Снимайте, злодеи,
рвите скорее
веревку
с меня!”

Все бы я сделал
для Жизни – вот этой, –
с опытной, пробной
взлетел бы ракетой,
сам бы
в мотор
обреченный полез –
новые звезды
искать меж небес.

Было бы мне
хорошо на душе –
видел кругом бы
небес синеву я.
Было бы мне
хорошо на душе,
хоть оттого,
что покуда
живу я
и существую!

Но отнимите
зерно, не более,
зерно пшеничное
от моей веры!
Я бы тогда
заревел от боли,
Как в сердце раненая
пантера.

Если враги разлучат меня с нею,
Веру отнимут –
Прикончат меня.
Можно сказать
И прямее,
Яснее:
Мне без неё
Не прожить и полдня.

Может, хотите
Сразить мою веру
В счастье грядущее
И мою веру
В то, что завтра
Жизнь станет лучше,
Станет умнее?

А как вы сразите её, скажите?
Пулями?
Нет! Бесполезно!
Осадой? Не выйдет!
Вера в груди моей
Сталью покрыта,
И для неё
Бронебойные средства
Ещё не открыты!
Ещё не открыты!
1940
(перевод с болгарского языка на русский язык: Борис Слуцкий)

Вяра

Ето — аз дишам,

работя,

живея

и стихове пиша

(тъй както умея).

С живота под вежди

се гледаме строго

и боря се с него,

доколкото мога.

 

С живота сме в разпра,

но ти не разбирай,

че мразя живота.

Напротив, напротив! —

Дори да умирам,

живота със грубите

лапи челични

аз пак ще обичам!

Аз пак ще обичам!

 

Да кажем, сега ми окачат

въжето

и питат:

„Как, искаш ли час да живееш?“

Веднага ще кресна:

„Свалете!

Свалете!

По-скоро свалете

въжето, злодеи!“

 

За него — Живота —

направил бих всичко. —

Летял бих

със пробна машина в небето,

бих влезнал във взривна

ракета, самичък,

бих търсил

в простора

далечна

планета.

 

Но все пак ще чувствам

приятния гъдел,

да гледам как

горе

небето синее.

Все пак ще чувствам

приятния гъдел,

че още живея,

че още ще бъда.

 

Но ето, да кажем,

вий вземете, колко? —

пшеничено зърно

от моята вера,

бих ревнал тогава,

бих ревнал от болка

като ранена

в сърцето пантера.

 

Какво ще остане

от мене тогава? —

Миг след грабежа

ще бъда разнищен.

И още по-ясно,

и още по-право —

миг след грабежа

ще бъда аз нищо.

 

Може би искате

да я сразите

моята вяра

във дните честити,

моята вяра,

че утре ще бъде

живота по-хубав,

живота по-мъдър?

 

А как ще щурмувате, моля?

С куршуми?

Не! Неуместно!

Ресто! — Не струва! —

Тя е бронирана

здраво в гърдите

и бронебойни патрони

за нея

няма открити!

Няма открити!

ВЕСНА

Здесь весною, белою весною,
Не узнал ни праздника, ни жизни я,
Ты, весна, теперь виденье лживое,
Ты летишь над негой тополиною,
И опять пренебрегаешь мною.

Здесь весною, белою весною
Жду всегда дожди и ураганы,
Бурю, что в огне своём мятежна,
И стремится возвратить надежды,
И омыть кровавые все раны.

Как же запоют в округе птицы!
Весел будет клин их на просторе,
Люди в трудовом сойдутся хоре,
И к любви народ мой возвратится.

Здесь весною, белою весною...
О, весна, лети же надо мною,
Площади ожили, чуду рады,
Я хочу твоё увидеть солнце,
На твоих погибнув баррикадах!

Перевод с болгарского
Максима ЗАМШЕВА

Пролет

ПРОЛЕТ МОЯ, МОЯ БЯЛА ПРОЛЕТ,
ОЩЕ НЕЖИВЯНА, НЕПРАЗНУВАНА,
САМО В ЗДРАЧНИ СЪНИЩА СЪНУВАНА,
КАК МИНУВАШ НИСКО НАД ТОПОЛИТЕ,
НО НЕ СПИРАШ ТУКА СВОЯ ПОЛЕТ.

ПРОЛЕТ МОЯ, МОЯ БЯЛА ПРОЛЕТ -
ЗНАМ, ЧЕ ДОЙДЕШЬ С ДЪЖД И УРАГАНИ,
БУРНА СТРАШНО, ОГНЕНОМЕТЕЖНО
ДА ВЪЗВЕНИШЬ ХИЛЯДИ НАДЕЖДИ
И ИЗМИЕШЬ КЪРВАВИТЕ РАНИ.

КАК ЩЕ ПЕЯТ ПТИЦИТЕ В ЖИТАТА!
ВЕСЕЛИ ЩЕ ПЛУВАТ ВЪВ ПРОСТОРА…
ЩЕ СЕ РАДВАТ НА ТРУДА СИ ХОРАТА
И ЩЕ СА ОБИЧАТ КАТО БРАТЯ.

ПРОЛЕТ МОЯ, МОЯ БЯЛА ПРОЛЕТ…
НЕКА ВИДЯ ПЪРВИЯ ТИ ПОЛЕТ,
ДАЛ ЖИВОТ НА МЪРТВИТЕ ПЛОЩАДИ,
НЕКА ВИДЯ САМО ТВОЙТО СЛЪНЦЕ,
И – УМРА НА ТВОЙТИ БАРИКАДИ!


ПРОЩАЛЬНОЕ (перевод с болгарского языка на русский язык: Александр Руденко)
                Моей жене

Во сне я буду приходить порою
к тебе, как нежеланный гость, – без зова.
Не оставляй меня ты на пороге –
не запирай засовы.

Войду... Присяду кротко... Буду только
смотреть из темноты глухой, как спишь ты.
Когда глазам под утро станет больно,
я поцелую и уйду неслышно.


ПРОЩАЛНО
                На жена ми

Понякога ще идвам във съня ти
Като нечакан и далечен гост.
Не ме оставай ти отвън на пътя –
Вратите не залоствай.

Ще влезна тихо, кротко ще приседна,
Ще вперя поглед в мрака да те видя.
Когато се наситя да те гледам,
Ще те целуна и ще си отида.

               1942 г.

Миклош Радноти

Сумеречная элегия

О, сумерек нетяжкие грехи:
минутные приятности безделий;
колышутся вершины сонных гор
младенцами в вечерней колыбели.
 
Шумы дневные уплывают вдаль,
и в шёпоте хожу, предавшись лени,
и тусклый свет, бегущий по следам
кошачьим, образует сгусток тени.

Прах досточтимых предков суть трава,
цветы и травы, что растут повсюду;
вокруг меня разлитый аромат,
обычен страх в подобную минуту.

В рябом дыму акаций череда, –
молчащая и сумрачная стая,
и недвижима более луна
на вздетом пальце робко восседая.

Вечерний мир, приветствую тебя!
Осела пыль, не пощадив бурьяна;
и дремлет ожидаемая смерть
в моём уютном сердце постоянно.

1936

Перевод: Александр Медяник

ALKONYI EL;GIA

;, alkonyoknak k;nny; v;tkei:
semmittev;s ;s pillanatnyi cs;nd;
az ;lmos hegyek fej;re lassan
az este ringat; foly;kat ;nt.

A nap zaja el;szik messzire,
l;pek s mintha suttog;sban j;rn;k,
fut macskatalpain a tompa f;ny,
halv;ny ;rnyat sz;l a vastag ;rny;k.

R;gi halottaimnak h;sa f;,
f; ;s vir;g s mindenhol meglelem;
v;kony illatukkal ;lldog;lok,
s oly megszokott imm;r a f;lelem.

Fodroz; f;st az ;k;cok sora,
a hallgat; s;t;t r;jukhajolt,
el;gurul ;s t;tov;n meg;ll
f;ltartott ujjamon a lomha hold.

Esti b;ke, t;ged k;sz;ntelek,
az ;ton neh;z napom pora sz;ll;
lass; sz;vemben ilyenkor l;gyan
szenderg a folyton k;sz;l; hal;l.

Федерико Гарсиа Лорка

Перевод Л. Мартынова
За то, что был Испанией любим
и все влюбленные тебя твердили,
они, когда пришли, — что делать им? —
ты был поэтом — и тебя убили.
Народ один теперь воюет — погляди-ка,
эй, Федерико!
1937
FEDERICO GARC;A LORCA

Mert szeretett Hisp;nia
s versed mondt;k a szeret;k, -
mikor j;ttek, m;st mit is tehettek,
k;lt; volt;l, - meg;ltek ;k.
Harc;t a n;p most n;lk;led v;jja,
hej, Federico Garc;a!

ПОЭТ
Поэт, я никому не нужен больше тут.
Мурлычу я без слов. К чему они? Поверьте:
Что надобно напеть, вам в уши напоют
Прелюбознательные черти!

И подозренья осторожный взор
Меня казнит; он правильно заметил:
Поэт, я годен только на костер
За то, что правды я свидетель.

За то, что знаю я, что зелен стебелек,
Бел снег, и красен мак, и кровь, красна, струится,
И буду я убит за то, что: не жесток,
И потому, что сам я не убийца.

Перевод Л.Мартынова

Петрусь Бровка

Пахне чабор...

Хiба на вечар той можна забыцца?
…Сонца за борам жар-птушкай садзiцца,
Штосьцi спявае пяшчотнае бор,
Пахне чабор,
Пахне чабор...
Лёгкiя крокi на вузкай сцяжынцы.
Дзеўчына ў белай iскрыстай хусцiнцы,
Быццам абсыпана промнямi зор.
Пахне чабор,
Пахне чабор...
Выйсцi б насустрач, стаць i прызнацца.
Вось яно – блiзкае, яснае шчасце,
Клiкнуць хацелася – голас замёр.
Пахне чабор,
Пахне чабор...
Год адзiнаццаць, а можа, дванаццаць
Сэрца балiць, што не здолеў спаткацца,
Сэрца нязменна хвалюе дакор.
Пахне чабор,
Пахне чабор...
Час той схаваўся за дальняй гарою,
Здасца хвiлiнай – яна прада мною...
Выйду. Гукаю. Маўклiвы прастор.
Пахне чабор,
Пахне чабор...
1957

Разве быть может тот вечер забыт?
... солнце за бором жар-птицей горит,
что-то шушукает нежное бор,
пахнет чабор, пахнет чабор ...
Легкая поступь на узкой тропинке.
девушка в белой искристой косынке,
будто лучами пронизана зорь.
пахнет чабор, пахнет чабор...
Выйти б навстречу, стать и признаться.
вот оно близкое, ясное счастье,
кликнуть хотелось, а голос нем-хвор..
пахнет чабор, пахнет чабор...
Может одиннадцать лет, иль двенадцать
сердце болит, что не смог повстречаться,
сердце, как прежде, тревожит укор.
пахнет чабор, пахнет чабор...
Время то скрылось за дальней горою,
вдруг на мгновенье она предо мною ...
выйду. зову. лишь безмолвный простор.
пахнет чабор, пахнет чабор...

Александрына
Мне не забыцца песні той даўняе вясны:
— На Мурамскай дарожцы стаялі тры сасны...
Хадзілі мы, спявалі, і з песняй ты цвіла.
Александрына, помніш, якою ты была?
Цяпер магу прызнацца, тады пачаў кахаць,
Цябе з ніякай кветкай не мог я параўнаць.
Сказаць, што васілёчак, дык фарба ў ім адна,
Сказаць, што ты лілея, — сцюдзёная ж яна.
Сказаць, што ты званочак… Ды ўсіх жа мала іх!..
Такою ты здалася ў семнаццаць год маіх.
Мінула часу многа. Мне навявалі сны,
Як дзесьці на дарожцы стаялі тры сасны.
Прайшлі вясна, і лета, і восень, і зіма…
Александрына, дзе ты? Шукаю я — няма...
1961
АЛЕКСАНДРИНА

Не позабыть мне песню далёкой той весны:
«На Муромской дороге стояли три сосны...»
Бродили мы и пели, и с песней ты цвела,
Александрина, помнишь, какая ты была!
Любил тебя тогда я, зачем теперь таить?
И ни с одним цветком я не мог тебя сравнить.
Взять василёк, но краска всего-то в нём одна,
Взять лилию, но эта уж очень холодна.
Взять колокольчик, может... Да всех ты краше их!..
Такой ты мне казалась в семнадцать лет моих.
Летело время, мчалось, мне навевая сны,
Как где-то на дороге стояли три сосны.
Прошли весна и лето. Зима над головой...
Александрина, где ты, подай мне голос свой!

Перевод М. Исаковского

Калі ласка!
У любiмай мове, роднай, наскай,
Ах, якiя словы: "Калi ласка!.."
Як звiняць яны сардэчнаю струною,
Праз усё жыццё iдуць са мною.
Трапiць госць у будзень, а цi ў свята:
– Калi ласка, калi ласка, ў хату!
Не паспелi сесцi пры сустрэчы,
Як патэльня засквiрчэла ў печы,
Ды i чарка блiснула дарэчы.
Бульба, смажанiна i каўбаска,
Пакаштуйце, людцы, калi ласка!
Хлопец кажа дарагой дзячыне:
– Калi ласка! Будзеш гаспадыняй!..
Эх, жыццё збудуем мы прыгожа,
Ўсе з табой нягоды пераможам.
Гром грымiць. З нябёсамi размова:
– Калi ласка, цёплы дождж вясновы!
I не вельмi буйны i не рэдкi –
На сады, на пушчы, на палеткi,
На грыбы, на ягады, на кветкi...
– Калi ласка! – наш зварот бясконцы.
Мы гаворым ранiшняму сонцу:
– Калi ласка, сонца, выйдзi з хмары,
Радасцю аблашчы нашы твары,
Ты ўзнiмi з сабою нашы мары!
– Калi ласка!.. – нашай роднай мовы
Шчырыя i ветлiвыя словы.
 
1970
Два сердечных слова

"Калi ласка!"- два коротких слова
Повторяю снова я и снова.
Сколько ни живу, они со мою,
Всё живут серебряной струною.
В них - открытость и добросердечье,
В них - певучесть белорусской речи.
Гости к нам - счастливое событье.
- Калi ласка, в хату заходите!
Сразу печь заполыхает жарко,
На столе яичница и шкварка,
Бульба и домашняя колбаска -
Угощайтесь, люди, калi ласка!
Парень, позабывший на свидании
Всё, что им затвержено заранее,
Помнит, что признания основа -
Калi ласка! - два коротких слова.
А потом придёт и остальное:
- Калi ласка, будь моей женою!
В дом войди, и станет он пригожим,
Вместе все невзгоды превозможем!
Гром гремит над житом и над просом.
- Калi ласка!- летний дождик просим, -
Лейся, дождь, не крупный и не редкий,
На грибы, на ягоды, на ветки!
Если непогодь над нашим краем, -
- Калi ласка! - солнце приглашаем.
- Калi ласка, выйди из-за тучи,
Всё согрей и освети получше!
- Калi ласка! - слышится при встрече
С ласковой и задушевной речью.
-Калi ласка! - повторяю снова
Два коротких белорусских слова.

Аркадий Кулешов
Алеся

Прощай, разбуженная сердцем, дорогая.
И жаль и горько мне, не знаю почему,
За ту звезду, что в небе тает, догорая,
Пред тем как утру разгореться моему.

Ты помнишь первое несмелое признанье?
И май, что жаворонком плакал в вышине?..
Потом заря, едва приметная в тумане,
Твой взгляд суровый и отчаянье во мне.

Ушла ты, тихая, под лепет желтых сосен,
Ушла, неслышная, под шепот волн ржаных,
И лишь зеленые баюкали колосья
Мою печаль на перекрестке встреч былых.

Ушла в неведомые, дальние просторы
Звездой рассветною, что гаснет в синеве.
Души пораненной горячие укоры
Слезой холодною застыли на траве.

Ушла, оставив непроглядные туманы,
Полынный дух объятых сумраком дорог,
Чтоб боль минутную от этой горькой раны
Вовек я в сердце заглушить своем не мог.

Ушла и больше не воротишься, Алеся,
Прощай, родная. Смуглоликая, прощай.
Стою на месте прежних встреч, а с поднебесья,
Как потерявшаяся птица, плачет май.

Прощай, разбуженная в сердце, дорогая,
Я через годы буду образ твой нести.
Звезда бледнеет, на востоке догорая,
Чтоб поздно вечером на западе взойти.


Бывай, абуджаная сэрцам, дарагая.
Чаму так горка, не магу я зразумець.
Шкада заранкі мне, што ў небе дагарае
На ўсходзе дня майго, якому ружавець.

Ці помніш першае нясмелае прызнанне?..
Над намі жаўранкам звінеў і плакаў май.
Назаўтра золкае, туманнае світанне,
Суровы позірк твой і мой нямы адчай.

Пайшла ты, любая, пад гоман жоўтых сосен,
Пайшла, маўклівая, пад хваль жытнёвых шум,
Туды, дзе гойдала зялёнае калоссе
На сцежках ростані мой адзінокі сум.

Пайшла за ціхія, далёкія прасторы
Світальнай зоркай ты, што гасне ў сіняве.
Душы пакрыўджанай гарачыя дакоры
Слязой халоднаю застылі на траве.

Пайшла, пакінуўшы мне золкі і туманы,
Палынны жаль смугой ахутаных дарог,
Каб я хвілінны боль і горыч гэтай раны
Гадамі ў сэрцы заглушыць сваім не мог.

Пайшла, ніколі ўжо не вернешся, Алеся.
Бывай, смуглявая, каханая, бывай.
Стаю на ростанях былых, а з паднябесся
Самотным жаўранкам звініць і плача май.

Бывай, абуджаная ў сэрцы, дарагая.
Твой светлы вобраз панясу я па жыцці.
На ўсходзе дня майго заранка дагарае,
Каб позна вечарам на захадзе ўзысці.
1928

  -------

Мне слава представлялась близкой целью,
Когда склонялась в утренней тиши
Поэзия, как мать над колыбелью,
Над сладким сном неопытной души.

Чтоб я не рос как сосунок везучий,
Готовый к славе запросто прильнуть,
Премудрая, она полынью жгучей
Себе до боли натирала грудь.

Мои шаги начальные проверив
На битых стеклах, на камнях дорог,
Она мальчишке в мир открыла двери
И босиком пустила за порог.

Из кубка славы с той поры поныне
Пью осторожно, пью не второпях.
Я горький привкус утренней полыни
Еще храню на жаждущих губах.

Перевод Я.Хелемского

Не встречалися ни разу
Мы с тобой за всю войну,
Но мои с твоими письма
Знали встречу не одну.

Каждый раз на полдороге
Письмам встречи суждены:
На войну твое стремится,
А мое летит с войны.

И в дожди летят, и в бури
Письма, будто голубки,
Не задержатся в цензуре
Наши белые листки.

Брось листок в тот ящик синий –
И он в путь пуститься рад.
Он домчится, не загинет,
Жил бы только адресат.

До того нас письма знают –
Хоть без адреса пусти, –
Полетит письмо, как голубь,
Не собьешь его с пути.

Так им любо, так просторно
На путях, что к нам ведут,
Будто крошки, будто зерна
С наших рук они клюют.

1945

Милан Руфус

Стихотворение

Дробясь, как луч на лезвии кинжала,
двоится жизнь –
то вверх летит, то вниз,
дарует радость и вонзает жало,
цветами осыпает обелиск.

Таков и стих. То аромат шалфея,
то слезы, то свечение огня.
А истина? Как сказочная фея,
ты вечно ускользаешь от меня.

Первая фиалка

Во власти зимних снов гора и лес.
И лишь она, вчера или сегодня
проснувшись под травою
прошлогодней,
как крошечное чудо из чудес,
проклюнулась in medias res1.
Природа спит, природе невдомек,
откуда этот синий огонек,
взлетевший искоркой
из кузницы творенья.
И клонятся к земле мои колени:
– О, как хрупка фиалки этой плоть!
Ты, как детей, храни её, Господь!

1 в самую суть (лат.).

Поэт

Мудрый репейник – он знает откуда
сочится влага скупая.
Пьет соки жизни, творит свое чудо,
сам об этом не зная.

Вихри столетий тщеславие косят,
взрывают страсти и троны.
А он, простодушный, на стебле носит
и тернии, и корону.

О ты, дарующий листьям хрупкость,
легкость первому снегу,
прошу, сохрани этих песен мудрость
и негу, их чистую негу.

(В переводах Олега Малевича)

Милорад Павич

Местоимения

Мы – это лучше, чем Я, чем Ты.
Местоимение имело место,
пока не рухнули все мосты
и в монастырь не ушли невесты.
Просто по сути: любить, разлюбить –
разница лишь в обычной приставке,
а в ощущениях… как объяснить? –
как будто бабочка на булавке.

Они чувствуют кожей

Есть люди с особо чувствительной кожей –
их лучше не трогать. Они не похожи
на всех остальных. Они носят перчатки,
скрывая на коже следы-отпечатки
лилового цвета от чьих-нибудь пальцев,
бесцеремонных в иной ситуации.
Они опасаются солнца в зените.
Обычно, надев толстый вязаный свитер,
выходят из дома по лунной дорожке
пройтись; и не любят, когда понарошку,
когда просто так, не всерьез, не надолго.
Болезненно чувствуют взгляды-иголки
и крошево слов. Они прячут обиду
в глубины глубин, но по внешнему виду
спокойны они, как застывшая глина,
лишь губы поджаты и паузы длинны.
Они уязвимы, они интересны;
и будьте чутки и внимательны, если
вы их приручили: они не похожи
на всех остальных – они чувствуют кожей.

Памяти неизвестного поэта.

Глаза мои полны вина и крови, словно потир афонского храма,
Но сердце до сих пор видит чайку, плещущую в пене над пучиной.
Уши мои — кладовые эха и чутки только к самим себе,
Но сердце до сих пор слышит волны, уносящие птиц, убитых ветром.
Язык мой сменил три рубахи за три года и трижды я забывал его,
Но сердцу до сих пор внятен язык отзвучавших литургий.
Ноги мои гудят, ибо посох мой не ломается,
Но сердце до сих пор ищет пепел твоих слов.
Ибо глух, ухожу к берегам, где тебя облаяли волны.
Ибо слеп, ухожу к островам, живописавшим твоим слезам.
Ибо после птичьей песни остаётся имя некого ветра.
Язык мой сменил три рубахи за три года и трижды я забывал его,
Но сердце надкусило камень твоих земель и узнало вкус огня.
Я ученик поэта, которого нет, певца без песен.

Чеслав Милош

Посвящение

Ты, которого я не сумел спасти,

выслушай. Постарайся понять эти простые слова. Ей-богу,

я не знаю других, говорю с тобой молча,

как дерево или туча,

то, что меня закалило, тебя убило.

Ты конец эпохи посчитал за начало новой

эры. А пафос ненависти – за лирические восторги.

Силу слепую за совершенство формы.

Мелкие польские реки, струящиеся по равнине.

И колоссальный мост, тонущий в белой мгле.

И разрушенный город. Ветер швыряет вопли

чаек тебе на гроб, пока я говорю с тобою.

В неумелых попытках пера добиться

стихотворенья, в стремлении строчек

к недостижимой цели –

в этом, и только в этом, как выяснилось, спасенье.

Раньше просом и семенами мака

посыпали могилы – ради всегда бездомных

птиц; в них, считалось, вселяются души мертвых.

Я кладу сюда эту книгу нынче,

чтоб тебе сюда больше не возвращаться.

Краков, 1945

Перевод И.Бродского

ПЕСНЯ  О  КОНЦЕ  СВЕТА

В день конца света
Пчелка тихо кружит над настурцией,
Рыбак починяет блестящую сеть.
Веселые дельфины скачут в море,
Воробышки расселись на заборе
И кожа змеи лоснится на солнце, как медь.

В день конца света
Идут по полю женщины с зонтами,
В газоне с краю пьяный засыпает,
Нас зеленщик на улицу зовет,
И желтый парус к острову плывет,
И скрипки звук, вверху зависнув,
Звёздную ночь нам отворяет.

А те, кто ждали молнии и грома,
Разочарованы.
А те, кто ждали знамений и архангельской трубы,
Не верят в то, что все уж началось.
Пока луна и солнце в небесах,
Пока у розы желтый шмель в гостях,
И детки розовенькие родятся,
Не верится, что все уж началось.

Лишь старичок седой, что мог бы быть пророком,
Но не пророк он - не клянет нас и не судит,
Бубнит, подвязывая помидоры:
Другого конца света не будет,                Другого конца света не будет.

1944
ГДЕ  БЫ

Где бы я ни был, в каком бы месте
В мире, от людей скрываю убежденность в том,
Что не отсюда я.
Как будто послан был, чтобы впитать побольше
Цветов и вкусов, звуков, опытов и ароматов,
Всего, что стало
Долей человека,
Превратить то, что узнал я,
В колдовской реестр
И отнести туда,
Откуда я пришел.

2000
Владимир Орданский, перевод,

Андрей Малышко
ПІСНЯ ПРО РУШНИК
Рідна мати моя, ти ночей не доспала,
Ти водила мене у поля край села,
І в дорогу далеку ти мене на зорі проводжала,
І рушник вишиваний на щастя дала.
І в дорогу далеку ти мене на зорі проводжала,
І рушник вишиваний на щастя, на долю дала.
Хай на ньому цвіте росяниста доріжка,
І зелені луги, й солов'їні гаї,
І твоя незрадлива материнська ласкава усмішка,
І засмучені очі хороші твої.
І твоя незрадлива материнська ласкава усмішка,
І засмучені очі хороші, блакитні твої.
Я візьму той рушник, простелю, наче долю,
В тихім шелесті трав, в щебетанні дібров.
І на тім рушничкові оживе все знайоме до болю:
І дитинство, й розлука, і вірна любов.
І на тім рушничкові оживе все знайоме до болю:
І дитинство, й розлука, й твоя материнська любов.
Перевод Д. Безбородых
Мать родная моя, ты до зорьки вставала
И водила меня на поля из села.
Собрала в дорогу и меня далеко провожала,
И расшитый рушник мне на счастье дала.

Собрала в путь-дорогу и меня далеко провожала,
И расшитый рушник мне на счастье, на долю дала.

Пусть сияет на нем, как весенняя сказка,
В соловьиную ночь расцветающий сад.
И любви материнской улыбнётся мне тихая ласка,
И очей твоих синих задумчивый взгляд.

И любви материнской улыбнётся мне тихая ласка,
И очей твоих синих печальный, задумчивый взгляд.

Я возьму тот рушник, расстелю, словно долю,
В тихом шелесте трав, в щебетанье дубров.
И на вышивке тонкой оживет все родное до боли,
И разлука, и детство мое, и любовь.

И на вышивке тонкой расцветет все родное до боли,
И разлука, и детство, и матери милой любовь.

Вогник

Вечірню годину, де в зорях долина,
Де вогником світиться дім,
Шумить під вікном молода тополина,
Неначе у серці моїм.

Там юність ходила у росах до хати
І жевріла цвітом вона,
Там батько не спить і задумалась мати,
Ота, що у світі одна.

Синів виростали, не зводили з ока,
Любили в житті над усе,
Шумить під вікном тополина висока,
Мов звісточку дальню несе.

А вогник їм сяє, мов спогад про сина,
Не все ж повертає назад.
І журиться вікнами наша хатина,
І шепче задумливий сад.

Та де б не ходив я в далекій дорозі,
В чужім чи у ріднім краю,
Я згадую вогник у тихій тривозі
І рідну хатину свою.

Бо дивляться в далеч засмучені очі,
Хоч тінь там моя промайне,
Бо світиться вогник у темнії ночі,
Мов кличе додому мене!
1965
Огонек

Под вечер долина - что в звездах равнина,
И дом наш - один огонек.
Там тополя шум под окном - звук любимый,
Что входит за сердца порог.

Я помню: ходила в тот дом в росах юность,
Взошел там ее первый цвет.
Отец сна не знает, и маме взгрустнулось -
Там люди, кого ближе нет.

Сынов воспитали, любя и стараясь,
Для жизни их были мы - все.
И тополь высокий шумит, обращаясь,
Далекую вестку несет.

Горит огонек, им о сыне напомнит -
Всему не вернуться назад.
И хата тоскливыми окнами смотрит,
Задумчивый шепчется сад.

Но где бы моя не лежала дорога,
Будь близок мой путь иль далек,
Со мною ты, тихая света тревога,
Вы, дом и родной огонек.

Ведь вдаль они смотрят в печальном терпенье,
- хоть тень не скользнет ли порой?
Ведь ждет огонек и сияет сквозь темень -
меня все зовет он домой!

Примечание переводчицы. Строка, переведенная " Там люди, кого ближе нет" и относящаяся в переводе, таким образом, к обоим родителям, в оригинале относится только к матери: "Ота, що у світі одна" - буквально "Та самая, что одна в мире". Судя по биографическим справкам, да и по стихам, у Андрея Малышко были куда лучше отношения с матерью, чем с отцом, который не хотел, чтобы сын писал стихи. Однако впоследствии поэт посвятил отцу отдельное стихотворение, в котором описал его тяжелую судьбу. Это стихотворение свидетельствует, видимо, о примирении, и это хорошо говорит о поэте.

  -------

Цвітуть осінні тихі небеса,
Де ти стоїш блакитна, мов роса.
В очах засмуток темний, мов ожина, —
Моя кохана, мріялось, дружина.
Як сон далекий, видиво майне…
Хоч не забудь, а згадуй ти мене.
Я під вікно прилину навесні,
Щоб ти знялася пташкою ві сні,
Де цілувала кучері волосся,
Де пригортала те, що не збулося,
Що не воскресло в літечко сяйне…
Хоч не забудь, а згадуй ти мене.
У тебе смуток, в мене ревний жаль,
У тебе вечір — в мене ніч і даль.
Я під вікном постою із журбою,
Куди ж мені подітися з тобою?
Хай серце серцю звісткою майне…
Хоч не забудь, а згадуй ти мене…

Цветут осенней синью небеса,
Где ты стоишь жемчужна, как роса.
Печаль в глазах темнеет ягодой лесною,
Любимую, мечтал увидеть я женою.
Лишь сон далекий призраком маня,
Хоть не забудь, а вспоминай меня. (Хоть не люби, а помни ты меня)

Я прилечу под окна по весне,
Чтоб ты летала птицею во сне,
Где б ты ласкала кудри, как колосья,
Где б обнимала то, что не сбылося
Что не воскресло летним светом дня,
Хоть не эабудь, а вспоминай меня. (Хоть не люби, а помни ты меня)

Тебе лишь грусть, мне - истова печаль,
Тебе лишь вечер, мне же - ночь и даль.
Я под окном задумаюсь с тоскою:
Куда же подеваться мне с тобою?
Пусть сердце сердцу скажет не тая -
Хоть не забудь, а вспоминай меня... (Хоть не люби, а помни ты меня)
Перевод М. Шутак

Пауль Целан

ФУГА СМЕРТИ
Черное молоко рассвета мы пьем его вечерами
мы пьем его в полдень и утром мы пьем его ночью пьем и пьем
мы роем могилу в воздушном пространстве там тесно не будет
В том доме живет господин он играет со змеями пишет
он пишет когда стемнеет в Германию о золотые косы твои Маргарита
он пишет так и встает перед домом и блещут созвездья он свищет своим волкодавам
он высвистывает своих иудеев пусть роют могилу в земле
он нам говорит а теперь играйте пускай потанцуют
Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя утром и в полдень мы пьем вечерами
В том доме живет господин он играет со змеями пишет
он пишет когда стемнеет в Германию о золотые косы твои Маргарита
пепельные твои Суламифь мы роем могилу в воздушном пространстве там тесно не будет
Он требует глубже врезайте лопату в земные угодья эй там одному а другому играйте и пойте
он шарит железо на поясе он им машет глаза у него голубые
Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночью мы пьем тебя в полдень и утром мы пьем вечерами пьем и пьем
в том доме живет господин о твои золотые волосы Маргарита
пепельные твои Суламифь он играет со змеями пишет
Он требует слаще играйте мне смерть Смерть это немецкий учитель
он требует темней ударяйте по струнам потом вы подыметесь в небо как дым
там в облаках вам найдется могила там тесно не будет
Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя в полдень Смерть это немецкий учитель
мы пьем тебя вечерами и утром пьем и пьем
Смерть это немецкий учитель глаза у него голубые
он целит свинцовая пуля тебя не упустит он целит отлично
он на нас выпускает своих волкодавов он нам дарит могилу в воздушном пространстве
он играет со змеями и размышляет Смерть это немецкий учитель
золотые косы твои Маргарита
пепельные твои Суламифь.
Перевод: Ольга СЕДАКОВА

Хвала твоим далям

В роднике твоих глаз
рыбак из морей безумия расставляет сети.
В роднике твоих глаз
обещания сдерживает океан.
Я оставляю здесь:
обретавшееся среди людей сердце,
одеянье свое и блеск своих клятв -
в темноте я темнее и обнаженнее.
Верность моя в вероломстве.
Я становлюсь тобой, лишь когда остаюсь собой.
В роднике твоих глаз
плывет мой разбойный корабль.
Сеть ловит сеть ловит сеть:
мы покидаем друг-друга в объятьях друг друга.
В роднике твоих глаз
и виселица, и висельник, и веревка.

 -----
Той синевы, которой взгляд его искал, я выпил первым.
Из следа твоего я пил и видел:
ты катишься сквозь пальцы мои, жемчуг, и растешь.
Растешь, как все, кто преданы забвенью.
И катишься: так черный град тоски
Сыплет в платок, беленый взмахами прощанья.

Перевод О.Седаковой

Эдуардас Межелайтис
 
ЧЕЛОВЕК
 
    В шар земной упираясь ногами,
Солнца шар я держу на руках.
Так стою, меж двумя шарами –
Солнечным и земным.
Недра мозга, пласты мозга
Глубоки, словно рудные недра.
Я из них вырубаю, как уголь,
Выплавляю из них, как железо,
Корабли, бороздящие море,
Поезда, обвившие сушу,
Продолжение птиц – самолёты
И развитие молний – ракеты.
Это всё я добыл из круглой,
Словно шар земной, головы.
Голова моя – шар солнца,
Излучающий свет и счастье,
Оживляющий всё земное,
Заселяющий землю людьми.

Что земля без меня?
Неживой
Сплюснутый и морщинистый шар
Заблудился в бескрайних просторах
И в луне, словно в зеркале, видел,
Как он мёртв
И как некрасив.
 
Я был создан землёю – с тоски.
А в минуту печали земля
Подарила мне шар головы,
Так похожий на землю и солнце.
Подчинилась земля мне, и я
Одарил её красотой.
Земля сотворила меня,
Я же землю пересотворил –
Новой, лучшей, прекрасной – такой
Никогда она не была!

В шар земной упираясь ногами,
Солнца шар я держу на руках.
Я – как мост меж землёю и солнцем,
И по мне
Солнце сходит на землю,
А земля поднимается к солнцу.
Обращаются вокруг меня
Ярко-пёстрою каруселью
Все творения, произведения,
Изваяния рук моих:
Города вокруг меня кружатся,
И громады домов,
И асфальт площадей,
И мосты, что полны машин и людей.
Самолёты и лайнеры – вокруг меня,
Тракторы и станки – вокруг меня,
И ракеты вращаются вокруг меня…

Так стою:
Прекрасный, мудрый, твёрдый,
Мускулистый, плечистый.
От земли вырастаю до самого солнца
И бросаю на землю
Улыбки солнца.
На восток, на запад,
На север, на юг.
Так стою:
Я, человек,
Я, коммунист.
Пер. Б.Слуцкого

Сказка мельницы

Ветряная мельница машет руками.
Я машу ей крыльями. И обнялись
Я и деревянная великанша, —
Я на крыле у неё повис.

Я повис на крыле деревянном плоском,
Будто в былом, в далёком былом,
Когда я с отцом, батраком баронским,
Первый свой хлеб, наконец, молол.

А мельница машет крылами и машет,
Как и я , которого северный ветер кружит без конца.
Чего она машет? Об этом не скажет!
Пожалуемся на каменные сердца...

Чего она хочет? Не так ли вот точно,
Как я, ввысь подняться, над полем витать?
Но нет... приросла она к алчущей почве,
Как и я, что когда-то пытался летать.

А мельницам главное — хлеб. Чтоб мололся!
И кружим мы крыльями, силачи,
Как будто рассветное красное солнце
Упрямо над полем вздымает лучи.

Так и крутится, крутится мельница на месте...
Но снятся ей, снятся с давних времён,
Этой деревянной крылатой поэтессе,
За сказочным сном сказочный сон.

Вдруг и удастся ей взлететь в небо,
Как барону Мюнхаузену, затем,
Чтоб намолоть там такого хлеба,
Который достанется всем, всем, всем!

Помечтай, помечтай о полёте над облаками,
Белую сказку рассказывая полям...
Машет ветряная мельница мне руками.
Я машу ей крыльями... И кручусь и я сам...

Перевод Л.Мартынова

Лиляна Стефанова

ЕСТЬ И НЕТ (перевод с болгарского языка на русский язык: Владимир Солоухин)

Ужасная игра двух слов,
Двух злых врагов,
Не терпящих друг друга,
Двух полюсов.
Вот слово – ЕСТЬ.
Вот слово – НЕТ.
ЕСТЬ – НЕТ.
НЕТ – ЕСТЬ.
ЕСТЬ.
НЕТ.
Подумаешь, какое дело,
Когда они меняются местами!
Подумаешь...
Вот сверху слово ЕСТЬ.
Ты радуешься,
Ты ликуешь,
Дышишь,
Любишь,
Несешь в себе богатство,
Радость людям.
И все лишь потому,
Что сверху слово ЕСТЬ.
ЕСТЬ.
ЕСТЬ радость,
ЕСТЬ любовь,
ЕСТЬ верность,
ЕСТЬ бессмертье,
ЕСТЬ все.
ЕСТЬ...

Но однажды, в некий день,
Слова вдруг поменяются местами
И слово НЕТ
Теперь уж будет сверху.
Так что же верность?
Где твоя любовь?
Где все они?
Их – НЕТ.
И все обман.
Их – НЕТ.
НЕТ.
НЕТ верности,
НЕТ дружбы,
НЕТ любви,
Тепла...
Затем что слово НЕТ
Однажды заменило слово ЕСТЬ.
Ужасная игра двух слов.
Я не хочу играться!
Что б ни было, я буду повторять
Отныне слово ЕСТЬ.
Да, только
ЕСТЬ.
И некий голос
Мне говорит:
Прекрасно.
Пусть будет слово
ЕСТЬ.
ЕСТЬ холод,
ЕСТЬ обман,
ЕСТЬ ревность,
ЕСТЬ несчастье,
ЕСТЬ раны,
ЕСТЬ...

НЕТ!
Хватит! Не хочу.
Черт с ними.
Пусть они меняются местами.
За словом ЕСТЬ пускай приходит НЕТ.
На слову НЕТ пусть ЕСТЬ идет на смену.
Ужасная игра двух слов.
Но это –
Жизнь.

ИМА И НЯМА

Тая зашеметяваща разлика между думите
Има
и
Няма!
Два полюса, които непрекъснато разменят местата си
и ни правят ту много щастливи, ту много нещастни.
Ти се радваш,
ликуваш,
дишаш,
живееш,
носиш богатство,
носиш в себе си думата
Има.
Има обич,
има вярност,
има безсмъртие.
Има.

И някой ден,
един съвсем обикновен ден,
неизвестно как,
незримо,
усещаш да докосва раменете ти,
да ги докосва само,
думата Няма.
Знаеш ли що е вярност?
Знаеш ли що е обич?
Къде са те?
Къде са?
И се изправя,
и гледа безмилостно думата Няма.
О, страшен кръговрат на двете думи,
не искам да ти се подчиня,
да се мятам между нощта и деня,
между лед и пламък,
по невидим маршрут.
Аз ще се съпротивлявам.
Упорито ще повтарям:
Има.
А някакъв глас се надсмива:
Има? Какво?
Има студ?
Има подлост?
Има рани?

И се втурвам да търся другата дума:
Няма!
Аз я викам, аз я чакам, аз я моля...
Няма!
Друг е моят свят,
няма измяна,
няма омраза,
няма нощ,
Няма.


МЫ, ЖЕНЩИНЫ
Хотим мы быть
нежны, красивы, хрупки –
такими, чтоб мужчины
пали ниц.
Но век ракет
немилостив к голубке –
жизнь непроста теперь
и для орлиц...

Хотели б мы
эпохе бросить вызов
и женственностью чистою
сиять.
Но этот век
отчаянных стриптизов!
Он с высоты
сшибает нас опять...

Век запихнул нас
в плен техасов тесных,
заставил прыгать
с парашютом он, 
и вместо тихих
колыбельных песен
кричать до исступленья
в микрофон.
Век дал мужчинам
женские прически,
а нам мужские
грубые слова.
Сорвал чадру
и подарил нам космос,
бессоницу,
гражданские права.

Мы все должны уметь –
стирать и плавать,
хранить в семье
порядок и покой.
Нести с достоинством
и бремя славы
и бремя глупой
ревности мужской.

Помочь мужчине
делом и советом,
в суде распутать
лжесплетений нить.
Но как нам быть
красивыми при этом
и женственную слабость
сохранить?
Перевод: Юлия Друнина

НИЕ ЖЕНИТЕ

КАК ПЛОДЫ... (перевод с болгарского языка на русский язык: Константин Ваншенкин)

Как плоды, что над милым краем
ветром сбило
с ветвей тугих,
так мы, быстро друзей теряем,
а как долго
мы ищем их!

После каждой потери
друга –
стая в небе разгон берет.
И я думаю:
близко вьюга.
Скоро ль твой подойдет черед?

Владимир Сосюра

Так ніхто не кохав. Через тисячі літ
лиш приходить подібне кохання.
В день такий розцвітає весна на землі
І земля убирається зрання…

Дише тихо і легко в синяву вона,
простягає до зір свої руки…
В день такий на землі розцвітає весна
і тремтить од солодкої муки…

В'яне серце моє од щасливих очей,
що горять в тумані наді мною…
Розливається кров і по жилах тече,
ніби пахне вона лободою…

Гей, ви, зорі ясні!.. Тихий місяцю мій!..
Де ви бачили більше кохання?..
Я для неї зірву Оріон золотий,
я — поет робітничої рані…

Так ніхто не кохав. Через тисячі літ
лиш приходить подібне кохання.
В день такий розцвітає весна на землі
І земля убирається зрання…

Дише тихо і легко в синяву вона,
простягає до зір свої руки…
В день такий на землі розцвітає весна
і тремтить од солодкої муки…

1922

Так никто не любил. Раз за тысячи лет
можно встретить подобное чувство.
В этот день расцветает весна на земле
И её торжествует искусство...

Чистый взор в синеву устремляет она,
простирает до звезд свои руки…
В этот день на земле расцветает весна
и трепещет от сладостной муки...

Замирает сердечко от ласковых глаз,
их сиянье всегда надо мною…
И по жилам моим терпко кровь разлилась,
словно пахнет она лебедою…

Эй, вы, зори мои!.. Месяц ласковый мой!..
Вам известна Любовь больше этой?..
Для нее я сорву Орион золотой,
я – поэт трудового рассвета…

Так никто не любил. Раз за тысячи лет
можно встретить подобное чувство.
В этот день расцветает весна на земле
И её торжествует искусство...

Чистый взор в синеву устремляет она,
простирает до звезд свои руки…
В этот день на земле расцветает весна
и трепещет от сладостной муки...

Перевод: Сергей Серёгин

ВАСИЛЬКИ

Васильки у полі, васильки у полі,
і у тебе, мила, васильки з-під вій,
і гаї синіють ген на видноколі,
і синіє щасті у душі моїй.

Одсіяють роки, мов хмарки над нами,
і ось так же в полі будуть двоє йти,
але нас не буде. Може, ми квітками,
може, васильками станем — я і ти.

Так же буде поле, як тепер, синіти,
і хмарки летіти в невідомий час,
і другий, далекий, сповнений привіту,
з рідними очима порівняє нас.
11 декабря 1938, 1958

Перевод А. Кушнер
Васильки степные, васильки степные,
и у милой очи словно васильки,
и синеют дали темные, лесные,
синие просторы, счастья родники.
Отсияют годы тучками над нами,
так же двое в поле будут мять цветы,
только нас не будет. Может быть, цветами,
васильками в поле станем — я и ты.
Те же травы будут синего отлива,
тучка будет таять в дымке голубой,
и другой, далекий, полон чувств счастливых,
с синими очами нас сравнит с тобой.
 -----

Любіть Україну, як сонце, любіть,
як вітер, і трави, і води…
В годину щасливу і в радості мить,
любіть у годину негоди.

Любіть Україну у сні й наяву,
вишневу свою Україну,
красу її, вічно живу і нову,
і мову її солов'їну.

Між братніх народів, мов садом рясним,
сіяє вона над віками…
Любіть Україну всім серцем своїм
і всіми своїми ділами.

Для нас вона в світі єдина, одна
в просторів солодкому чарі…
Вона у зірках, і у вербах вона,
і в кожному серця ударі,

у квітці, в пташині, в електровогнях,
у пісні у кожній, у думі,
в дитячий усмішці, в дівочих очах
і в стягів багряному шумі…

Як та купина, що горить — не згора,
живе у стежках, у дібровах,
у зойках гудків, і у хвилях Дніпра,
і в хмарах отих пурпурових,

в грому канонад, що розвіяли в прах
чужинців в зелених мундирах,
в багнетах, що в тьмі пробивали нам шлях
до весен і світлих, і щирих.

Юначе! Хай буде для неї твій сміх,
і сльози, і все до загину…
Не можна любити народів других,
коли ти не любиш Вкраїну!..

Дівчино! Як небо її голубе,
люби її кожну хвилину.
Коханий любить не захоче тебе,
коли ти не любиш Вкраїну…

Любіть у труді, у коханні, у бою,
як пісню, що лине зорею…
Всім серцем любіть Україну свою —
і вічні ми будемо з нею!

1944

Люби Украину, как Солнце, люби
В час радости, полный от счастья,
Как долгой дороги последний изгиб,
Люби в ураганах ненастья.
Люби Украину, как солнечный лик -
Свою Украину вишнёвую.
Живой и родной соловьиный язык,
Трав ласку и песню лесов.

Твоя Украина прекрасна, вечна,
Она в сладких снах грезится.
И в волнах морских, и в вербах - она,
И в каждом ударе сердца...

Без Родины мы - словно пыль, словно дым,
Рассеянный в поле ветрами.
Люби Украину всем сердцем своим
И всеми своими делами.

Ты, юноша, ей посвяти свою прыть,
Смех, слёзы и вольную душу.
Другие народы нельзя полюбить,
Когда Украину не любишь.

Ты, девушка, с ней обними небосвод,
Дом предков люби днём и ночью.
Такую никто из парней не поймёт,
Что жить в Украине не хочет.

Люби Украину в труде и в бою,
Как звёзды, как песню песней.
Всем сердцем люби Украину свою,
И вечными будем мы с нею.

Лина Костенко

ДОЛЯ
Наснився мені чудернацький базар:
під небом у чистому полі,
для різних людей,
для щедрих і скнар,
продавалися різні Долі.
Одні були царівен не гірш,
а другі – як бідні Міньйони.
Хту купляв собі Долю за гріш.
А хто – і за мільони.
Дехто щастям своїм платив.
Дехто платив сумлінням.
Дехто – золотом золотим.
А дехто – вельми сумнівним.
Долі-ворожки, тасуючи дні,
до покупців горнулись.
Долі самі набивались мені.
І тільки одна відвернулась.
Я глянула їй в обличчя ясне,
душею покликала очі…
– Ти, все одно, не візьмеш мене, –
Сказала вона неохоче.
– А може візьму?
– Ти собі затям, –
сказала вона суворо, –
за мене треба платити життям.
А я принесу тобі горе.
– То хто ж ти така?
Як твоє ім'я?
Чи варта такої плати?
– Поезія – рідна сестра моя.
А правда людська – наша мати.
І я її прийняла, як закон.
І диво велике сталось:
минула ніч. І скінчився сон.
А Доля мені зосталась.
Я вибрала Долю собі сама.
І що зі мною не станеться, –
у мене жодних претенсій нема
до Долі – моєї обраниці.

Перевод: Анна Дудка
Приснился мне такой чудной базар:
Под ясным небом будто в чистом поле
Незримый кто-то людям продавал –
Скупым и щедрым - всем на выбор - Доли.

Царевны Доля сказочной была,
Другая, как у нищенки Миньоны.
Все выбирали разное тогда:
Кто на копейку, кто на миллионы…

Здесь кто-то своим счастьем заплатил,
А кто в обмен сомнения оставил,
Кто золотом оплачивал златым,
А кто поддельным золотом слукавил.

Цыганки-Доли тасовали дни
И ластились, навязываясь сладко.
Вокруг меня толпилось много их,
Галдели все, одна ушла украдкой.

Я догнала, взглянула ей в лицо,
Душою позвала её с собою.
– Да всё равно меня ты не возьмёшь,
Не сделаешь меня своей судьбою.
– А вдруг возьму?
– Запомни, что скажу,–
Ответила она, уже не споря.–
– Заплатишь жизнью, по рукам свяжу
И принесу тебе я много горя…

– Да кто ты? Как зовут тебя? Ответь!
За что же на тебя цена такая?
– Поэзией сестра зовёт, заметь.
Мне правда жизни – матушка родная.

И приняла её я как закон.
И диво дивное со мною сталось:
Ночь увела куда-то странный сон,
А Доля эта у меня осталась.

Я эту Долю выбрала сама,
И что б со мной отныне ни случилось,
Не будет в том избранницы вина –
Что было суждено, то и свершилось.

КРИЛА.
   
 А й правда, крилатим грунту не треба.
 Землі немає, то буде небо.
 Немає поля, то буде воля.
 Немає пари, то будуть хмари.
 В цьому, напевно, правда пташина...
 А як же людина? А що ж людина?
 Живе на землі. Сама не літає.
 А крила має! А крила має!
 Вони, ті крила, не з пуху-пір'я,
 А з правди, чесноти і довір'я.
 У кого - з вірності у коханні.
 У кого - з вічного поривання.
 У кого - з щирості до роботи.
 У кого - з щедрості на турботи.
 У кого -  з пісні, або з надіі,
 Або з поезії, або з мрії.
 Людина нібито не літає...
 А крила має. А крила має!
 
 И вправду, крылатым грунта не надо.
 Нету земли, то небо отрада.
 Нету и поля, то будет воля.
 Нету пары, и тучи отарой.
 В этом для птиц, верно, правда от века.
 А как человеку? Что человеку?
 Живёт на земле. Летать не умеет.
 А крылья имеет. А крылья имеет!
 И крылья те, не из пуха-перьев.
 Из правды и чести они, из доверья.
 Кого-то верность в любви окрыляет.
 Кто-то в вечном порыве взлетает.
 Кто-то своей окрылён работой.
 Другому крылья - щедрость, забота.
 Кому-то - из песен даны, иль надежды.
 Кому - из поэзий, мечты безбрежной.
 Как будто летать человек не умеет...
 А крылья имеет. Крылья имеет!
Перевод:Светлана Лескова
 -----
Страшні слова, коли вони мовчать,
Коли  вони  зненацька  причаїлись,
Коли не знаєш, з  чого їх почать,
Бо всі слова були  уже  чиїмись.


Хтось ними плакав, мучився, болів, 
із  них почав і ними ж і завершив.      
Людей  мільярди, і мільярди  слів, 
а ти їх маєш вимовити вперше!       


Все повторялось: і краса, й потворність. 
Усе було: асфальти й спориші. 
Поезія - це  завжди неповторність,
якийсь безсмертний дотик до душі.

А касание душ значит больше, чем просто касанье...*(Валерий Павлов)

Страшны слова, когда они молчат,
Когда они коварно притаились,
Когда не знаешь, как бы их начать,
Ведь все слова уже произносились.

И кто-то ими мучился, болел,
С них начинал, и завершал всё – ими.
Слов миллиарды (как и душ, и тел),
А ты их должен вымолвить впервые!

Всё повторялось: красота и мнимость.
Всё было: и асфальт, и спорыши.
Поэзия – всегда неповторимость,
Бессмертное касание души.

Перевод: Татьяна Квашенко

Милан Руфус

Завещание

Не ждите от богатых подаянья.
Просить? Так уж просите у Христа.
Как слово правды
в светлый час познанья,
как откровенье, родина проста.
Мы духом по дорогам в неизвестность
всегда готовы смолоду плутать.
А родина для нас такое место,
где легче жить и легче умирать.
Становятся здесь вихри
кротким стадом.
И пусть твой выбор Бог благословит.
Есть родина. Другой тебе не надо.
И не стыдись ни гнева, ни любви.

Поэт

Мудрый репейник – он знает откуда
сочится влага скупая.
Пьет соки жизни, творит свое чудо,
сам об этом не зная.

Вихри столетий тщеславие косят,
взрывают страсти и троны.
А он, простодушный, на стебле носит
и тернии, и корону.

О ты, дарующий листьям хрупкость,
легкость первому снегу,
прошу, сохрани этих песен мудрость
и негу, их чистую негу.

Перевод Олега Малевича
 -----
Не о чем жалеть.
Не над чем рыдать.

Время всё укрыло, успокоило.

Получил своё.
Не для чего ждать.
Только ты один цветёшь по-своему.

Перевод Елены Тамбовцевой

Блаже Конеский

Караорман

Караорман и Славеј Планина,

двајца браќа, два лути ајдути.

Караорман - постариот браток,

а Славеј е брате помалово.

Нигде нема лика над нивната,

нигде нема сила над нивната.

До кај држи рамната Дебарца,

до кај држи пуста Малесија,

до кај држи земја македонска-

за нив народ славна песна пее,

за нивната лика и јунаство.

Караорман и Славеј Планино,

ноќта вари та што ве превари,

ве завари поле пустелио.

Од одење нозе постанале,

од одење снага премалела,

та легнаа браќа да поспијат.

До рамено рамо се гушнале,

со една се сакма наметнале.

Над нив ситни-дробни ѕвезди горат

и ветрец им тивка песна пее,

песна пее за да ги успие.

Но не спие Краорман силен,

а саноќ се тешко издишува.

“Караорман, брате поголемо,

каква жалба на срце те гори

та не можеш саноќ да заспиеш?”

“Ој Славејко, мое мило брате,

јас си имам до две лути жалби.

Жалба ми е личната невеста

што ја клети Турци загубие.

Жалба ми е млада партизанка

што ми падна во борба крвава.

Јас на живот двете ги заљубив

и двете ми мене загинае.

Кај да најдам нивна убавина,

кај да видам нивнините очи,

кај да чујам нивното зборвење?”

“Караорман, брате поголемо,

немој толку тага да тагуваш.

Ти погледај дробни ѕвезди над нас,

тоа ми се нивнините очи.

Ти наслушај извир кај извира,

тоа ми е нивното зборвење.

Ти мирисни трева ка мириса,

ка мириса смилот и ковилот,

тоа ми е нивнината душа.”
1945-1948

АСКЕТЫ

О  грусти ни слова! Навек со своими —
один на один вы остались годами.
И смерть вас — одна увидала нагими,
отшельники чувств, Гоце, Пере и Даме.

И в плен вас не брали объятий сплетенья,—
горячими страсть не касалась руками.
Но только знамена — бесплотною тенью.
Но только винтовки — тугими ремнями.

И только во снах вы, уснув в одиночку,
кому-то вернуться еще обещали...
До пули, что на сердце ставила точку.

И с вами ушла —  лишь мечта,— чтоб не видеть,
как век выдыхался, как вещи мельчали,
как до смерти — женщина может обидеть.


ПЕСНЯ (2)

Где ты, время, когда песня
уносила в поднебесье?
Не воротишь дней крылатых,
но они вернутся песней.

Чтоб душа не запылилась,
чтоб, устав, не потускнела,
чтоб любовь меня хранила
и чтоб в сердце песня пела.

Чтобы в сердце песня пела,
обжигала, точно пламя,
слышанными лишь двоими,
теми, давними словами.

Перевод: Виктор Санчук

Вислава Шимборская

Мгновение

Иду по зеленому склону.
Трава, в траве цветочки —
точь-в-точь картинка из дошкольной книжки.
Серое уже голубеющее небо.
Прочие взгорья простерлись в тишине.

Словно не было тут кембриев и силуриев,
скал, скалившихся друг на друга,
разверзающихся пучин,
огнепламенных ночей,
дней в клублениях тьмы.

Словно не елозили тут низины
в горячечном бреду,
в стылых содроганиях.

Словно не тут,
раздирая берега горизонтов,
метались моря.

Сейчас девять тридцать по местному времени.
Всё на своих местах притом в добрососедстве.
В ложбинке ручеек собой как ручеек.
Тропинка как тропинка от всегда до всегда.

Лес видом лес и присно, и аминь,
Летают птицы как летают птицы.

Куда ни глянь господствует мгновенье.
Из самых из земных,
благоволимых длиться.
2002
Перевод Асара Эппеля

    Chwila.
Id; stokiem pag;rka zazielenionego.
Trawa, kwiatuszki w trawie
jak na obrazku dzieci.
Niebo zamglone, ju; b;;kitniej;ce.
Widok na inne wzg;rza rozlega si; w ciszy.

Jakby tutaj nie by;o ;adnych kambr;w, sylur;w,
ska; warcz;cych na siebie,
wypi;trzonych otch;ani,
;adnych nocy w p;omieniach
i dni w k;;bach ciemno;ci.

Jakby nie przesuwa;y si; t;dy niziny
w gor;czkowych malignach,
lodowatych dreszczach.

Jakby tylko gdzie indziej burzy;y si; morza
i rozrywa;y brzegi horyzont;w.

Jest dziewi;ta trzydzie;ci czasu lokalnego.
Wszystko na swoim miejscu i w uk;adnej zgodzie.
W dolince potok ma;y jako potok ma;y.
;cie;ka w postaci ;cie;ki od zawsze do zawsze.
Las pod pozorem lasu na wieki wiek;w i amen,
a w g;rze ptaki w locie w roli ptak;w w locie.

Jak okiem si;gn;;, panuje tu chwila.
Jedna z tych ziemskich chwil
proszonych, by trwa;y.      

Любовь с первого взгляда

Оба они убеждены,
что их чувство было внезапным.
Такая их уверенность прекрасна,
но неуверенность еще прекрасней.
Считают, что, если не знали друг друга раньше,
ничего никогда и не было между ними.
А что на это скажут улицы, лестницы, коридоры,
где могли они сталкиваться не однажды?
Хотела бы я их спросить,
не помнят ли они —
может быть, во вращающихся дверях
как-то лицом к лицу?
какие-то «извините» в давке?
голос «вы ошиблись» в телефонной трубке?
— но знаю их ответ.
Нет, не помнят.
Очень бы их удивило,
что уже долгое время
играл ими случай.
Еще не совсем готовый
превратиться в их жребий,
сближал их и отдалял,
перебегал им дорогу
и, сдерживая смех,
отскакивал в сторонку.
Были знаки, сигналы,
не важно, что невнятны.
Может, три года назад
или в прошлый вторник
листочек перепорхнул
с плеча на плечо?
Что-нибудь один уронил, а другой поднял.
Ко знает, может быть, мячик
в зарослях детства.
Звонки и дверные ручки,
на которых задолго до встречи
прикосновенье ложилось на прикосновенье.
Два чемодана рядом в камере храненья.
Быть может, как-то ночью сон один и тот же,
по пробуждении сразу же забытый.
Ведь каждое начало —
это лишь продолженье,
а книга жизни
всегда открыта на середине.
Перевод с польского Натальи Астафьевой

Эпитафия

Здесь лежит старосветская, вроде запятой,
авторша пары стихов. Вечный покой
изволила дать ей земля, хоть труп
не состоял ни в одной из литгрупп.
Но тоже ничего лучше на могиле её не найдёшь,
чем эти стишата, лопух, сова, и прочая дрянь.
Прохожий, мозг электронный из портфеля достань,
и над долей Шимборской поразмысли, прежде чем уйдёшь.
Перевод: Андрей Беккер

Nagrobek

Tu le;y staro;wiecka jak przecinek
autorka paru wierszy. Wieczny odpoczynek
raczy;a da; jej ziemia, pomimo ;e trup
nie nale;a; do ;adnej z literackich grup.
Ale te; nic lepszego nie ma na mogile
opr;cz tej rymowanki, ;opianu i sowy,
Przechodniu, wyjmij z teczki m;zg elektronowy
i nad losem Szymborskiej podumaj przez chwil;.

Матея Матевски

КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН

Звон колокольный. Издалека наяву
волны мимо меня бегут сквозь траву,
ветром гонимы.

Звон колокольный. Со всех сторон.
Все стихает. Ритмичный звон
как прибой набегает незримо.

Звон колокольный. С места срывает он,
я мечусь, словно в клетке из звона,
но она бездонна.

Звон колокольный. Я снова дитя. Звон без края!
Взаперти я. Звоном гоним,
я затаиваюсь и засыпаю.

Звон во мне колокольный. И нежен я и велик,
бей же в колокол памяти, время!
Твой удар ненасытен и дик.

Звон колокольный. Боль моя, если ты непреклонна,
положи меня в травы, что полегли
от колокольного звона.

Перевод: Вячеслав Куприянов


Имант Зиедонис

Страшнее всего, когда больно другому.
Сам выдержишь, стерпишь, снесешь — не впервой…
Страшнее всего, когда больно другому —
Вот рядом стоит он, ранимый, живой,
Не пустит слезы и никак по-другому
Не выдаст себя. Лишь в глазах будто ночь.
Страшнее всего, когда больно другому:
И рад бы помочь — и не можешь помочь.
 -----
Время не шло.
Это было любовью.
Лишь перед ней оно останавливается.
И секунды я мог загребать, как песок,
И бросать свободно куда угодно —
Хоть в эту сторону, хоть в другую, —
Не имело значения.
Металл не ржавел.
Цветы увядать разучились.
И тогда мы считать разучились.
И, по самому высшему счету, прекрасно,
Что любовь не умеет считать.

1975
 -----
Говорю вам — пойте! Пойте, когда вам хорошо. Пойте назло всякой грубости или свинству. Пойте в глаза тому, кто вас ругает. Пойте, ликуя в своем превосходстве, когда вас бьют.
Я хорошо это помню. Был я маленьким и видел в окно, как соседская женщина колотила своего сынишку.
Он стоял у сарая и пел. Мать его колотила, а он смеялся и пел. Она била, а он пел. Она устала бить его, а он пел. Она опустила руки, а он ушел, поглаживая побитые свои плечи и спину, — он шел напевая.
Пойте в переполненных троллейбусах, и если вам придется заплатить за это — заплатите!
Пойте, когда пьете вино. Пойте у могилы. Что ж вы молчите, пойте. Он не услышит. Не для него. Пойте не смерть его, пойте жизнь свою. Не о хвое на могиле, а о том вон листике на верхушке. Пойте себе, живые — вам нужна песня, а не ему.
...Ты ночью проснулся и слышишь — поют соловьи. Вот видишь, песня живет и ночью.
Поешь ли ты только утром, солнечным утром? А песни отчаянья, песни гнева и наступленья?
Да, где она, твоя песнь наступленья? Ты уже победил — и поешь только утром? Или ты побежден — и совсем не поешь?
1977
«Эпифании», перевод Юрия Левитанского.

Томас Венцлова

Знаю: прошлого трогать не станем;
Все равно моя память цела —
О единственном городе старом,
Где ты раньше когда-то жила,
Где за строем училищ и храмов,
Желтоватых казарм и контор,
От невымытых окон отпрянув,
Вечера осыпались во двор.
Пусть тогда они были ненастны:
Можно слезы с асфальта стереть,
И расслышу холмов ассонансы —
Городскую любимую речь.
Он решил обнаружиться снова —
Изо всей мишуры кружевной,
Из тумана, из ночи и слова
За неделю воссоздан живой.
1957

Перевел с литовского Георгий Ефремов

Повтор с вариациями

Когда ты в августе, за сто
озер и рек, ошибшись датой,
забывшись, молвишь имя то
мое бесцельное, когда от
уст отшелушится слог,
ты исчезаешь душной ночью,
способной, подводя итог,
лишь голос сохранить воочью
(ночь — суть опора звука); дан
маршрут: закрытой почты мимо,
церквушки, лавок, доходя
до края временного мира
под землю и за облака
(высь с глубиною совместится
и в крыльях ясеня, легка,
из сердца мрака зреет птица),
когда и песнь (как вскрик слышна)
теснит забвенье силой звука,
материя, что нам дана —
лишь расстоянье и разлука.
Звук не умеет обитать
в прошедшем, в настоящем. Сверка
где мы находимся, итак:
ночь, август, половина века
вторая; все едино, то
что нас спасет, отравит — словно
пытаясь обрести исток,
обоих настигает слово
бесправное, след слова; от-
свет смертный еле замечаем
в пространстве наших двух темнот,
двух жизней, скрещенных мечами;
в забитом доме водворить
ночной соблазн и светом скудным
единой спички озарить
лишь контуры. Лишь на секунду.

1972

* * *
Р.К.

Я знаю, что оно как-будто истекает —
то черное столетье. Может, не чернее
иных столетий, но иное по размаху.
Последовательно оно сводило к числам
тела, а души измельчало перегноем,
нулями — дабы разум как-то победил.
Надеждой притворялась пропасть. И успешно.
Гордыни умысел обслуживали печи;
в кругу соседствующем лед был непрогляден
под каменной звездой. Вагоны в Никуда
шли, задыхаясь, и на запад, и на север.
Ничто не вечно. Монументы тех империй —
в грязи, в чертополохе цепком, в лопухах.
Умолкли рупоры, слышней распад гранита.
Мы, как Орфей, не смеем обернуться,
не ведая, кого выводим из Аида.
Что оставалось нам? Ирония, терпенье
и редко — смелость. Чаще сумрачное чувство,
что меньше сделал, чем предполагалось свыше
(сходящая на нет вина — скорее грех,
что, если Бог простит, то не простит ребенок?).
Лишь это и смогли мы выбрать. Но умели
принять как дар глоток из чаши горьких истин.
Не восхваляли смерть. Над сталью и бетоном
видали ангелов. Любили. Возжигали
свечу в библиотеке. Как-то различали
по имени добро и зло. Уже с избытком
довольно для того, чтоб унести во мрак.
1995

Перевел с литовского Виктор Куллэ

Григорий Виеру

Молдова

Я всё беру у тебя,
Молдова.
Прямую походку беру
у твоих тополей.
Достойный поклон -
у колосьев твоих.
У столетних дубов -
постоянство.
У холмов твоих,
полных богатствами,
скромность беру.

Огневое пожатье руки
я беру у хоры твоей.
Узел крепких объятий -
у лоз твоих виноградных.
Плач мужской -
у печальной дойны твоей,
смех ребёнка -
у звонких твоих родников.
У могил твоих предков
клянусь я
любить тебя нежно,
пока не умру.
Лишь ненависть,
ненависть
не у тебя -
у врагов я беру.

Перевод Я.Акима

РОДНОЙ ЯЗЫК

\"На языке одном ве люди плачут,
на языке одном они смеются\" (с) Алим Кешоков

На языке одном
все люди плачут,
смеётся мир
на языке одном.
Но боль унять
и радость сделать песней
иначе ты
не можешь,
как на языке родном.

На языке родном
смеёшься ты и плачешь сразу,
когда найдёт тебя
ребёнка сонная рука.
Смех оборвать
и осушить слезу
ты можешь по приказу
лишь своего родного языка.

Когда
уже не плачешь, не смеёшься,
невмочь ни утешать, ни петь -
тогда вдвоём
навек с землёй любимой остаёшься
и с ней молчишь
на языке родном.

In aceeasi limba
Toata lumea plange,
In aceeasi limba
Rade un pamant.
Ci doar in limba ta
Durerea poti s-o mangai,
Iar bucuria
S-o preschimbi in cant.

In limba ta
Ti-e dor de mama,
Si vinul e mai vin,
Si pranzul e mai pranz.
Si doar in limba ta
Poti rade singur,
Si doar in limba ta
Te poti opri din plans.

Iar cand nu poti
Nici plange si nici rade,
Cand nu poti mangaia
Si nici canta,
Cu-al tau pamant,
Cu cerul tau in fata,
Tu taci atuncea
Tot in limba ta.

Нежная мелодия

Опять любовь ко мне приходит, входит…
Я не спрошу – откуда гостья, вовсе…
Сияю я – всегда ей рада! Правда!
Любовь повсюду меня находит…
Меланхолия… Сердце мне пронзила
Сладким мотивом песня волшебных чувств...
Меланхолия… Меланхолия…
Неразделимы счастье, любовь и грусть...
Пусть мы с годами не моложе... Чем позже
Любовь становится дороже, все же!
Поют леса и тонут в неге реки…
Любовь, останься со мной навеки!
Перевод на русский язык (Е.Сосевич Карпенко)

Eu m; ;ntreb de unde vine, vine,
De unde doru-;i ia izvorul, dorul
M; luminez ;i-mi pare bine, bine
C;nd vine dorul, c;nd dorul vine.

Melancolie – dulce melodie,
Melancolie – misterios amor.
Melancolie, melancolie
Din armonia inimii cu dor.

Mai drag de-amorul meu t;rziu, mai drag;,
Mai drag; mi-e m;ndru;a drag;, drag;,
Mai drag mi-e codrul cu izvorul, dorul,
C;nd vine dorul, c;nd dorul vine.

Ана Бландиана

В глубокой тишине

Мне жаль всех тех, кто учится молчать,
менять легко, как веера, щиты молчанья:
за этими щитами - тишина, калейдоскоп безмолвий,
там скользят немые тени чувств:
презренье, мудрость, унижение, злорадство...
Мне жаль старательных учеников, самозабвенно
затягивающих петлю беззвучья.
Они молчат и кажутся мудрее, лучше,
старше...
Но как им страшно!
Храниться в вакууме и спасаться от кого?

Так под водой, по толщей тишины,
умноженной стобезъязыким эхом,
однажды задохнулась я от звука:
неслышно закрывались створки раковин.

Перевод И. Кашежевой

Танец под дождём

Дайте ливню обнять меня с головы до пят,
любимые мои, полюбуйтесь - этот танец мой нов, нов.
Ветер, который страсть в глубинах полночных спрятал,
эхом танцу ответить готов.

За верёвки дождя я хватаюсь, взбираюсь ловко,
чтоб наладить меж нами и звёздами связь.
Угадайте руки мои по сноровке
шаловливых молний, что мелькают, струясь.

Знаю, вы любите мои волосы весёлые,
вам нравится пламя у моих висков.
Глаза мои отроду не потуплены долу,
щиколотки мои никогда не знали оков.

Дайте ливню обнять меня свежестью, зеленью,
любите мой вольный танец вблизи и вдали.
Колени мои никогда не лобызали землю,
волосы мои никогда не бились в пыли.

Перевод К. Ковальджи

Dans in ploaie

Lasati ploaia sa ma ;mbratiseze de la t;mple p;na la glezne,
Iubitii mei, priviti dansul acesta nou, nou, nou,
Noaptea-si ascunde ca pe-o patima v;ntul ;n bezne,
Dansului meu i-e v;ntul ecou.

De fr;nghiile ploii ma catar, ma leg, ma apuc
Sa fac legatura-ntre voi si-ntre stele.
Stiu, voi iubiti parul meu grav si nauc,
Voua va plac flacarile t;mplelor mele.

Priviti p;na o sa vi se atinga privirea de v;nt
Bratele mele ca niste fulgere vii, jucause -
Ochii mei n-au catat niciodata-n pam;nt,
Gleznele mele n-au purtat niciodata catuse!

Lasati ploaia sa ma ;mbratiseze si destrame-ma v;ntul,
lubiti-mi liberul dans fluturat peste voi -
Genunchii mei n-au sarutat niciodata pam;ntul,
Parul meu nu s-a zbatut niciodata-n noroi!

Пауль-Эрик Руммо

СНОВА СНОВА СНОВА И СНОВА
СНОВА СНОВА СНОВА И СНОВА
стоит мне только накрыть глаза
это приходит опять
мне рассказал один пчеловод
он рассказал
как двадцать пять ульев
сгорели дотла
это случилось на самом деле
двадцать пять ульев живьем сгорели!

Это не стихи. В стихах постепенно проясняется тема. Я ждал и ждал, а это не проясняется — и не уходит, и больше я не могу. Это не стихи. От стихов ждут подтекста, символики, скрытого смысла. Этого нет здесь. Это не стихи —

   это пила с огневыми зубцами
   вгрызается в дерево улья
   это огненными граблями
   пепел сровняло с землей
   это тает мозаика сотов
   это такое что мед не гасит огня
   это безумные пчелы
   жалят пылающий воздух
   жалят огонь
   это пчелы в огне погибают
   это печальные бабочки пепла
   над прахом взлетают

А потом прилетит издалёка
пчелиный разведчик
чтобы другим
протанцевать
донесенье
он где-то нашел
небывалый цветок

Это такое что я
стою и не знаю
что же мне делать
как
протанцевать ему
что здесь случилось
как мне ответить
если он спросит
к чему же все это?
1964
Перевёл с эстонского Светлан Семененко

J;LLE J;LLE J;LLE J;LLE J;LLE
J;LLE J;LLE J;LLE J;LLE J;LLE
Niipea kui sulen silmad
s;nnib see uuesti
See mida ;ks mesinik r;;kis
kahek;mne viiest
tarust
mis p;lesid ;ra
See t;estis;ndinud lugu
See t;estisurnud mesila

See pole luuletus. Luuletuseks peab aine selgima.
Ma olen oodanud, aga see ei selgi ega selgi ja enam
ma ei saa. See pole luuletus. Luuletusest otsite all-
tekste, tagam;tteid, s;mboleid. Siin neid ei ole.
See pole luuletus –

    see on tulipiidega reha
    mis riisub kanarbiku s;eks
    see on tulihammastega saag
    see on tarujalgade l;bin;rimine
    see on k;rgede sulamine
    see on see et mesi ei kustuta tuld
    see on see et mesigi v;tab tuld
    see on see et mesilased n;elavad
    l;;skavat ;hku
    n;elavad ;hku
    ja see et nad saavad otsa
    See on tuhkliblikate h;ljumine

Siis tuleb kaugelt ;ks luuraja tagasi
tantsima teistele teadet
et kuskil ta leidis enneolematud ;ied

See on see et ma ei tea
kuidas tantsida talle selgeks
mis k;ik siin juhtus
ja kuidas vastata talle
kui ta k;sib
milleks see k;ik?

Источники
Издания:
Библиотека всемирной литературы. Том 32. Европейские поэты Возрождения. М."Художественная литература". 1974. Том 85. Европейская поэзия XIX века. М. "Художественная литература". 1977.
Сайты:
Переводы Леонида Мартынова.
Энциклопедия жизни и творчества Леси Украинки.
Ян Райнис. Стихи.