Сто поэтов Юго-Западной Европы

   Здесь предлагается небольшая антология ста поэтов стран Юго-Западной Европы от раннего средневековья до наших дней - Византии и новой Греции, Италии, Франции, Испании, Португалии, Кипра, Албании и Мальты.


Cеверин  Боэций

Стихи из трактата "Утешение философией"

Вся­кий, кон­чив свой век, прой­дя, как долж­но,
Путь весь, топ­чет ногой бес­страш­но жре­бий
Сча­стья гор­дых людей, следя спо­кой­но
С ясным твер­дым лицом судеб раз­ли­чья.
Ярость бур­ных морей не тронет этих
Сме­лых стой­ких людей, хотя бы вол­ны
Вста­ли с глу­бин, как смерч, в кипе­ньи диком.
Пусть хоть дым и огонь Везу­вий шлет им,
Жар сво­их оча­гов, не раз, а часто.
Пусть хоть баш­ни кро­шат зиг­за­ги мол­ний,
Что вам зло­ба и гнев тира­нов диких?!
Сла­бы духом зачем? Они — бес­силь­ны!
Прочь надеж­ду совсем, и стра­хи тоже —
Этим выбьешь из рук тира­нов ору­жье!
Кто же в тре­пет поверг­нут, поко­рен стра­сти, —
Стой­ким в пра­ве не будет сво­ем от стра­ха,
Щит отбро­сит он прочь, и с места сби­тый,
Сам ковать при­суж­ден себе око­вы.

Quisquis composito serenus aeuo
fatum sub pedibus egit superbum
fortunamque tuens utramque rectus
inuictum potuit tenere uultum,
5 non illum miniaeque ponti
uersum funditus exagitantis aestum
nec ruptis quotiens uagus caminis
torquet fumificos Vesaeuus ignes
aut celsas soliti ferire turres
10 ardentis uia fulminis mouebit.
quid tantum miseri saeuos tyrannos
mirantur sine uiribus furentes?
nec speres aliquid nec extimescas,
exarmaueris impotentis iram;
15 at quisquis trepidus pauet uel optat,
quod non sit stabilis suique iuris,
abiecit clipeum locoque motus
nectit qua ualeat trahi catenam.

 -----

В мире с добром постоянным
Рядом живут перемены,
Вечен союз двух враждебных,
Разных вполне оснований.
Феб на златой колеснице
Розовый день нам приносит.
Геспер восходит ночами.
Море смиряет волненье.
И не дозволено суше
В водный простор разгоняться.
Связью единой скрепляет
Все лишь любовь в этом мире,
Правит землею и морем,
И даже небом высоким.
Если бразды же отпустит,—
Все, что слилось воедино,
Сразу к борьбе устремится.
Все, что рождает движенье
В дружном согласии, мигом
Гневным противником станет,
Мир повергая в руины.
Только любовь и способна
Смертных в союзе сплотить всех.
Таинство брака чистейших
Свяжет влюбленных навеки,
Верным диктуя законы.
Счастливы люди, любовь коль
Царствует в душах.
Любовь та правит одна небесами.

Quod mundus stabili fide
concordes uariat uices,
quod pugnantia semina
foedus perpetuum tenent,
5 quod Phoebus roseum diem
curru prouehit aureo,
ut quas duxerit Hesperos
Phoebe noctibus imperet,
ut fluctus auidum mare
10 certo fine coherceat,
ne terris liceat uagis
latos tendere terminos,
hanc rerum seriem ligat
terras ac pelagus regens
15 et caelo imperitans amor.
hic si frena remiserit,
quicquid nunc amat inuicem
bellum continuo geret
et quam nunc socia fide
20 pulchris motibus incitant
certent soluere machinam.
hic sancto populos quoque
iunctos foedere continet,
hic et coniugii sacrum
25  castis nectit amoribus,
hic fidis etiam sua
dictat iura sodalibus.
o felix hominum genus,
si uestros animos amor
30 quo caelum regitur regat!

 -----

Сколь­ко б ни пыта­лись золо­том запол­нить,
Дра­го­цен­ным кам­нем жад­ную пучи­ну,
Не напол­нить без­дны.
Невоз­мож­но это.
Жем­чуг хоть — на шее, и ота­ры — туч­ны,
Не избыть заботы, смерт­но­го гры­зу­щей,
И не взять с собою в мир иной богат­ства.


Quamuis fluente diues auri gurgite
     non expleturas cogat auarus opes
oneretque bacis colla rubri litoris
     ruraque centeno scindat opima boue,
5 nec cura mordax deserit superstitem
     defunctumque leues non comitantur opes.


Перевод М.Цейтлина


Венанций Гонорий Клеменциан Фортунат

Виталию, епископу [Равеннскому]

Предстоятель Господень, в веках живый по заслугам,
О Христовых овцах, пастырь, веселье имый,
Назвать когда восхотела тебя Виталием древность,
Ведала, что войти в вечный ты свет заслужил.
Разума льющий апостольска свет, достойный святитель,
В почесть Андрею ты храм столь благочестный возвел.
Как благолепно воссел по заслугам в чертоге Господнем,
Чьим рачением дом, Бога достойный, создан!
Верх ты от Господа чести приял, верхов созидатель,
Властью взыска/н от Него – славу Ему воздаешь.
Блещет могущий чертог, металлом убранный плотным,
Где без ночи живет непрекращаемый день.
К Богу взывает само навек осиянное место,
Да миротворной стопой в лары с любовью войдет.
Людям даешь ты места, где чтить им Господа присно,
Ты открываешь им путь, милость где можно стяжать.
Благодарность и мысль, доброта и пристрастье народа,
Сан и кротость тебя всем оказуют отцом.
Счастие явное ваше, исполнив радости меру,
Знатных мужей привело замысел ваш совершить.
Дук здесь оружьем блестит, префект законами тамо,
Все тут стеклися, чьим праздник присутством пышней.
И на почесть тебе народ твой Богом умножен,
У/зревшим, что таково было желанье твое.
Таинство веры тогда увенчало намеренья ваши.
Счастлив, кому подает, что вожделенно, Господь!
Славнейшие торжества да справляешь ты милостью Божьей
И, цветя, Божество храмостроением чтишь.

До 565

О парижской церкви

Коль Соломонова нам припомнится здание храма,
  Равны искусством они, верою это красней.
Ибо всё то, что ветхого было покровом закона
  В те замкнУто летА, здесь отворилось очам.
Оный храм процветал, распещрён металлом различным,
  Сей же ясней, напоён кровью Христовой, блестит.
Златом, каменьями тот и древом был убран кедровым,
  Но досточестнее в сём слава лучится креста.
Древний высился храм, щедротой созижден телесной,
  Выкупом мира сей дом неколебимо сплочён.
Лосная мраморами возникла палата столпами -
  Эта, храня чистоту, вящей красою полна.
Первый вбирает лучи, стеклянными окнами зоркий;
  День замыкая, в его тверди художняя длань.
С бегом скитаясь Авроры, свет потолки его полнят;
  Искрясь сияньем своим, солнцевой помощи чужд.
Сей храм король Хильдеберт благочестный в любви несравненной
  В неистлеваемый дар племени дал своему.
Весь божественному прилежа со тщаньем обряду,
  Неиссякаемы он церкви щедроты явил.
Нам он Мельхиседек, по достоинству царь и священник,
  Быв мирянин, свершил труд благоверный он.
Общих правитель уставов, чертога вышнего зритель,
  Слава священства ему правилом присно была.
Нас покинув, туда по чести заслуг он вселился;
  Славой деяний и здесь вечно останется он.

567

 De Ecclesia Parisiaca

Si Salomoniaci memoretur machina templi,
arte licet par sit, pulchrior ista fide.
nam quaecumque illic veteris velamine legis
clausa fuere prius, hic reserata patent.
floruit illa quidem vario intertexta metallo:
clarius haec Christi sanguine tincta nitet;
illam aurum, lapides ornarunt, cedrina ligna:
huic venerabilior de cruce fulget honor.
constitit illa vetus, ruituro structa talento:
haec pretio mundi stat solidata domus.
splendida marmoreis attollitur aula columnis
et quia pura manet, gratia maior inest.
prima capit radios vitreis oculata fenestris
artificisque manu clausit in arce diem;
cursibus Aurorae vaga lux laquearia conplet
atque suis radiis et sine sole micat.
haec pius egregio rex Childebercthus amore
dona suo populo non moritura dedit.
totus in affectu divini cultus adhaerens
ecclesiae iuges amplificavit opes;
Melchisedech noster merito rex atque sacerdos
conplevit laicus religionis opus.
publica iura regens ac celsa palatia servans
unica pontificum gloria, norma fuit.
hinc abiens illic meritorum vivit honore;
hic quoque gestorum laude perennis erit.

В келейке святого Мартина, где он одел бедняка.

По просьбе епископа Григория

Ты, ускоряющий шаг, с пути уклонися, прохожий:

Для молитвы велит место помедлить сие.

Ибо изгнанец земной, обитатель небес, был обычен,

Здесь заключившись, Мартин дверь отверзать в небеса.

В сем жилье наблюдал пустынное уединенье,

Быв во среде людской чудный он анахорет.

Наг оставшися сам, облек убогого ризой:

Зябнущего он одев, верою паче горел.

Скромною ризой себя облек священноначальник;

Скудным платьем одет, сан он верховный несет.

Таинства им алтаря когда совершались святые,

Знаменьем чашу покрыв, знаменье святости дал.

Ибо у мужа с главы возблеснул священныя пламень,

И безвредна огня шар возникнул к звездам.

И на недлинный рукав, чтоб бесчестья не знать его длани,

Перлов соткался покров, плоть где нагая была:

Руки лучатся его блистаньем камней благородных,

И несравненный смарагд ризу его заместил.

Добрую куплю свершил, кто, нищего платьем одевши,

Ризный сменил покров на самоцветную сень!

Ты же, обретший дом в небесах, о Мартин, наш заступник,

За Фортуната благой к Богу глагол вознеси.

К Григорию

Вашим приказам послушность явить, благочестный святитель,

Боле желанья во мне, нежель имелося сил.

Перевод Романа Шмаракова

Кассия Константинопольская
Муж некий, изувеченный и скрюченный,
Плешивый, однорукий, черный, сморщенный,
Хромой, кривой, глухой и заикавшийся
Заслыша брань какого-то похабника,
Пропойцы, плута и головореза, – так
Ответил на издевки злоязычные:
«В моей судьбине горькой неповинен я,
Уродом уродился не своей виной.
Вот ты – ты сам в своей повинен гнусности:
Ведь не Создатель ею наделил тебя.
Все сам наделал, сам терпи и сам казнись».

Перевод С. Аверинцева

Глупцу лекарства нет вообще,
И нет леченья, кроме смерти.
Глупец в почете превозносится над всеми,
И похваляемый — наглеет больше.
Как невозможно столп согнуть великий
Так глупый человек неисправим.
Желательнее вместе жить с разумными,
Чем с глупыми богатыми невеждами.
В глупце и знание — опять иная глупость,
И знание глупца — что колокольчик у свиньи в носу.
Глупец ужасен, коль к науке он причастен,
А если в славе он — ужаснейший вполне;
Но молодой глупец, к тому же и властитель, —
Увы и ох, ой и увы, и ах!
О, Господи, когда глупец пустился в рассуждения, —
Куда деваться? как смотреть? как вынести?
Глупец есть совершенный бесполезноделатель:
Глупец, надевши обувь, бегает везде.
Глупец, тебе бы лучше вовсе не родиться,
Или, родившись, наземь не ступать.

О пороках и грехах:

Ненавижу убийцу, что осуждает вспыльчивого.
Ненавижу прелюбодея, когда осуждает блудника.
Ненавижу глупца, философствовать мнящего.
Ненавижу судью, взирающего на лица.
Ненавижу молчащего, когда время говорить.
Ненавижу учащего, а ничего не знающего.
Ненавижу враждующего, ведь не любит он Бога.

Роман Сладкопевец

КОНДАК О БЛУДНОМ СЫНЕ ВТОРОЙ НЕДЕЛИ ВЕЛИКОГО ПОСТА
Глас 8

''Вступление 1''

Поревновал я сыну блудному делами непотребными
как блудный сын к Тебе я припадаю       и прощения прошу
Не презри ты меня              Владыка и Господь веков

''Вступление 2''
Бессмертный Боже, трапезы       Твоей таинственной
Ты удостой       никчемного и блудного,
и прежнюю              одежду благодатную,
какую запятнал я жалкий мерзостью страстей,
по дивной милости Твоей       Ты можешь возвратить,
О, мой Владыка и Господь веков.

(''акростих'': моление Романа)
Мы видим пир       необычайной щедрости
его отец приуготовал — человеков всех Отец
покаявшемуся и в разум вшедшему:
С любовью принял сына
спасенье даровав за покаянье.
Он говорит рабам:       Спешите, пресвятой
обед вы приготовьте.
Спешите, заколите жирного Тельца,
Который был рождён Телицей девственной.
Ведь сын Мой некогда погибшим был:
теперь нашёлся       радость да разделим мы,
был мёртв — и ожил он,
его Я чувствую душой
Владыка и Господь веков.

О поспешим теперь,       возляжем на пиру,
да удостоимся Отцову радость воспринять,
и сотрапезниками стать        Царю веков.
Он хлебы раздаёт — блаженства дар,
питье — святую кровь Свою,
дающую нетленную и нескончаемую жизнь.
И ангелы стоят как слуги при столах.
Мы знаем, что был первым зван
сам наш Господь,       идущий впереди,
затем же патриархи, лик апостолов,
пророки,       мучеников многих чин.
Склонился Он
пред блудным Своим сыном
Владыка и Господь веков.

Легко узнаем утром              что здесь за очаг,
прочтя Евангелье       с великой радостью.
Напомню притчу вам о блудном сыне я:
он некогда забыл о благодати всей,
ибо своё имущество он расточил.
Вот он бежит к отцу и плачет тягостно,
крича: «Отец, я согрешил».
Увидев сына,       поспешил Отец всевидящий,
и обнял,       и облобызал его,
прижав его к Своей груди.
Ведь Он — Бог кающихся
и милует благоутробно,
и падшего возводит,
Владыка и Господь веков.

Егда Спаситель всех увидел сына
в одежде грязной то душой растрогался.
Кричит быстрей своим рабам-прислужникам:
«Скорей одежду принесите              чаду моему:
она ведь соткана для всех       в купели крестной,
её скроила Духа Божиего благодать,
и поспешив, оденьте сына.
Ведь он в одежде, помните вы, был,
а враг его раздел и предал
всем бесам — ибо враг терзался завистью
к Царю земли и неба.
Ведь ради сына Я весь мир,
Мной созданный, украсил,
Владыка и Господь веков.

Нет, не могу Я видеть и презреть нагого
не может быть так помрачён божественный Мой образ,
и чада Моего вина       стыдит Меня,
по сыну об отце обычно судят.
Так поспешите, вы, служители-рабы,
верните телеси былую красоту,
Мне вожделенную.
Глаголю, что нелепо представать ему
оставленным и Промыслом, и красотой,
он в покаянии ко Мне прибег,
прощенья       удостоился.
Его вы в благодать
скорее облачите как Я повелел,
Владыка и Господь Веков.

И дабы стал столпом почёта       средь творенья сын
украсьте перстнем       вы его десницу,
чтоб нераздельной Троицы       обручником он стал,
чтобы Она его хранила       в жизненных путях,
чтоб издали все видели,
когда свершает жизнь он,
что он Мой сын, всемирного Царя наследник.
Его и бесы смогут опознать,
и страшен станет       он для бесов
и дьявола надменного.
И не посмеет кто-нибудь приблизиться к нему,
узрев печать Мою,
не устоит пред властию Моей, Ведь Я
Владыка и Господь Веков.

Его стопы защиты не лишу,
ведь и стопы       пускай блюдутся промыслом
скорее обувь       подыщите вы ему,
чтобы коварный и лукавый змий
не поразил его в пяту нагую вновь,
не замышлял бы злобу
порочный против кроткого.
Я силу сыну Моему даю,
легко дракона попирать во прах:
да наступает       дерзновенно он
на аспидов и василисков,
и в рай
пусть отправляется, который насадил Я
Владыка и Господь Веков.

Ради него, упавшего,       зарежьте, как велел Я
вы непорочного Тельца,       от девственной Телицы,
не преклонившегося              под ярмо греха,
но шедшего за теми,        кто влекли Его.
Не будет он ножу сопротивляться,
но шею он приклонит добровольно
пред палачами.
Влеките на закланье        Жизнодавца
казнённого но не умершего,
во аде               живодательного всем:
чтоб мы Его вкусили с радостью великой:
был мертв Мой сын,
а ныне ожил для любви Моей, люблю Его
Владыка и Господь веков.

О вы служители мои,        Тельца творите жертвой:
даруйте верным всем        святыню трапезы Моей,
Тельца без всякого пятна       невинного и чистого,
Он пасся на непаханной земле — Своём творении.
Подайте всем на трапезе напиток чтимый,
из боку на Кресте излитый
вино честнoе.
Все и всегда       вкушайте Агнца славного:
вовек Он рассекается — вовек не разделяется,
не иссякает никогда        и по частям не видим Он
но насыщает Он всегда всех с верой прибегающих.
Положен в насыщение
святое человеколюбец Бог,
Владыка и Господь веков».

Молитвы пир божественный идёт,
и все ликуют радуясь и гимн торжественный поют.
И первым начал пение на трапезе Отец:
«Вкусите вы и видите, что Я Христос средь вас».
Затем слагатель сладостных псалмов
по струнам ударяет и поёт нежнейшим гласом:
«Скорее приносите вы
благословенье непорочных жертв
на жертвеннике чистом и святом,
тельца на алтаре Благодарения».
А после Павел громогласно говорит:
«Христос — Он Пасха наша,
Он в жертву принесён за нас,
Владыка и Господь веков».

А разносили яства       Ангелы и созерцали всех
В тон сотрапезникам        ликуя воспевали:
ревнуя ладу       прогремели новый гимн.
Послушаем сию песнь радости, друзья:
«Свят еси Отче, благоволивший
заклану быть от человеков
непорочному Тельцу.
Свят есть и Сын твой
Он жертва вольная       крещёный люд
весь освящающий        Телец пренепорочный
купельной силой,
Святого Духа подающий
всем верующим в Него,
Владыка и Господь веков».

Не ведал ничего        об этом старший сын,
случилось бо ему работать в поле,
Он возвращается и слышит вдруг напевы,
слугу он шлёт, чтоб всё подробно разузнать:
«Что это, — удивлённо он спросил. -
Таинственный напев       гремит в ушах
торжеств великих?
Какое действо там, скажи мне,
и таинство, достойное скорей меня,
неужто жертвы Божией богатство,
отец в моё отсутствие другим раздал?
Неужто благодать
не явит больше мне Родитель,
Владыка и Господь веков?»

А как слуга вернулся, поспешил ответить он:
«Твой младший брат внезапно появился,
и с радостью Отец его обнял,
и ободрив, повёл его за стол,
откормленного заколол тельца,
и на обед богатый и святой
друзей и близких всех созвал».
Когда всё слышит старший брат
то изумился и не хочет быть уже
на благоуготованном обеде,
сердит он на гостей сошедшихся,
сказав: «Я не войду туда,
чтобы не видеть то, что сотворил
Владыка и Господь веков».

''Кода'':
Господь Христос есть прорись милосердья чистого,
безмерному Он учит состраданию,
чтоб к состязанью поощрить и праведных,
а грешные зовут:
Ты верного хранишь,
спасаешь и неверного,
Владыка и Господь веков.

Пер.: Александр Марков

О жизни монашеской

Кукулий I
Как благочестия вестников и на злочестие ратников
богоносцев собор осиянный
поставил миру Ты светить подлунному;
их молитвами, Боже, в несмутимом покое
Тебя величающих. Тебя славословящих
сохрани, огради, да поем Тебе:
"Аллилуйя!"
Кукулий II
От жизни мира дельного к высотам Рая умного
свершая преселение, взываем в покаянии:
"Сам, о Благий, помилуй тех, что Тебя взыскуют:
вот, мы все блага мира оставили,
да Тебя обретем, поющие:
"Аллилуияе
Кукулий III
Сколь возлюбленны шатры Твои, Господи сил!
В них же вселившиеся, Спасителю наш,
во веки веков вознесут Тебя,
славословя, песнословя,
купно с пророком Давидом:
"Аллилуйя!"
1
Созерцая земные веселия,
помышляя в уме об увиденном,
восскорбел я, постигнувши явственно,
сколь горька сия чаша житейская!
Вас единых почел я блаженными,
часть благую избравших с Мариею,
волей всей ко Христу прилепившихся
и с Давидом светло воспевающих:
"Аллилуйя!"
2
Не видал я меж смертных бесскорбного,
ибо мира превратно кружение:
кто вчера возносился гордынею,
того зрю с высоты низвергаемым;
богатевший с сумою скитается,
роскошь знавший нуждою терзается;
вы одни остаетесь свободными,
кто свой дух покорил песнопению:
"Аллилуйя!"
3
Над убогим богатый ругается,
пожирает его достояние;
слезы пахарю, прибыль владетелю,
труд сему, и роскошества оному;
потом многим бедняк обливается,
чтобы все отнялось и развеялось!
Плод же ваших трудов нерушимою
запечатан Христовой печатию:
"Аллилуйя!"
4
Се, безбрачным надежд отсечение,
в браке ж сущим забот изобилие;
се, бесчадный терзаем печалию,
многочадный снедаем тревогою;
эти многим томимы томлением,
тем же плач предлежит о бездетности;
вы одни посмеетесь сим горестям,
ибо ваша услада небренная —
"Аллилуйя!"
5
Горьки воды пучины губительной,
сладки яства гортани заморские;
и плывут человеки над бездною,
понуждаемы чревом и алчностью,
предают себя палубе зыблемой,
небрегут о погибели горестной;
безмятежно лишь ваше пристанище,
ибо якорь ваш есть песнопение —
"Аллилуйя!"
6
О пиратах, о бурях, о бедствиях
не помыслит наживы возжаждавший;
испытав же валов возмущение,
задрожит, но отнюдь не отступится;
он готов для надежды обманчивой
смерти зрак приступающей вытерпеть;
только вы среди моря житейского
обрели ограждение верное —
"Аллилуйя!"
7
По земле вы прошли, непорочные,
будто сроду земли не коснулися;
о земле отложив помышление,
вы стезею восходите подвига;
вы послушали сердцем рачительным,
люди Божии, голоса Божьего,
"приидите ко Мне", — возвестившего,
— "ибо в радость Мне ваше взывание:
"Аллилуйя!"
8
Словом кратким объемлю реченное:
мир преходит и мира прельщение;
коль житейские блага стяжаем мы,
лишь ко гробу себя приближаем мы.
Дивно слово, что Мудрый нам вымолвил.
"Суета сует, духа томление!"
Предлежит нам гроб, к чему ж столько злоб?
Но прекрасно воспеть в безмятежности:
"Аллилуйя!"
9
Знаю, знаю, как вы мне ответите,
не устами, так мыслию молвите:
"Ты нас учишь о мира превратности,
что же сам прилепляешься к бренному?
На сучок в оке брата взираешь ли,
а бревна в твоем оке не чувствуешь?
Если истину зришь, почто не творишь?"
Как спасусь, не радевший о милостном
"Аллилуйя!"
10
Так, не все мы вместили веление,
что от Господа нам заповедано;
всем сказал он, прорекши единому:
"Все раздай, да за Мною последуешь".
Мудрым сердцем внимали разумные,
но не вняли, как я, нерадивые.
И без ваших слов знаю, сам я таков;
сего ради прошу за меня воспеть:
"Аллилуйя!"
11
В том корысть мне, чтоб множилось рвение
вашей воли, избравшей служение;
я ищу, назидая вас в истине,
купно с вами сподобиться милости;
так послушайте слов моих, братие,
дел же скверных моих отвращайтеся!
И без дел приимите воспевшего
вам в урок сие слово единое:
"Аллилуйя!"
12
Вы бежали от мира нечистого
и прибегли к источнику светлому;
вы избрали бесплотное жительство
так о плотском оставьте и помыслы, —
не любите того, что покинули,
не влекитесь к тому, что отвергнули,
да врагу не доставите радости;
но трезвитеся духом, поющие:
"Аллилуйя!"
13
Все, чего вы на деле чуждаетесь,
изгоните из мыслей со тщанием;
вы отверглись раздоров и зависти,
соревнуя согласию ангелов, —
друг пред дружкою благоуветливы,
позабудьте слова "твое" да "мое";
не имеет монах обладания,
кроме общего всем достояния:
"Аллилуйя!"
14
Не хвалитесь дарами духовными:
что имеешь, есть милость от Господа;
пусть не судит воздержный вкушавшего,
пусть почтит и вкушавший алкавшего,
ибо этот вкушает по немощи,
тот же подвиг приемлет по ревности,
здесь услада псалма, там заслуга поста,
но награда одна возлюбившим Христа —
"Аллилуйя!"
15
Или скажешь: "Мне честь особливая,
как стяжавшему знание книжное"?
О Петре ты помысли, о рыбаре,
Моисея превыше поставленном!
Всю премудрость египтян, как молвится,
превзошел тот пророк, и до тонкости;
но глаголет Петр, и молчит Моисей!
Не гнушайся ж невеждою, сведавший
"Аллилуйя!"
16
Приближается время веселия,
скоро, скоро Христово пришествие;
Жениха вы на брак провожаете,
и в руках ваших ясны светильники,
ибо в девстве пожили вы праведно.
Что есть девство? Души целомудрие,
Силой коего славу Господнюю
вы возможете зреть, припеваючи:
"Аллилуйя!"
Перевод С.С. Аверинцева


Христофор Митиленский.
На собирателя реликвий

Молва идет (болтают люди всякое,
А все-таки, сдается, правда есть в молве),
Святой отец, что будто бы до крайности
Ты рад, когда предложит продавец тебе
Святителя останки досточтимые;
Что будто ты наполнил все лари свои
И часто открываешь — показать друзьям
Прокопия святого руки (дюжину),
Феодора лодыжки… посчитать, так семь,
И Несторовых челюстей десятка два
И ровно восемь черепов Георгия!

На смерть императора Романа Аргира

Где же твой скипетр, Роман, завидный и громкая слава?

Где твой трон, где сидел ты, великий властитель народов?

Где тот венец златокованный твой, который, носил ты?

Где твой порфирный сапог, проворный, дивный для взора?

Горе! Внезапная, чёрная смерть все мраком укрыла.

Слушайте, смертных сыны, восстенайте над гибелью этой,

Сам же я вам расскажу, как пришла к нему злая кончина.

Было в великую пятницу это, когда в раздаянье

Золота царь совершал. Совершив и с трона восставши,

Тотчас в мыльню прошел он, и следом рабы поспешали.

Вот он омылся, и сон последний смежил ему веки.

Только солнечный диск собирался склониться к закату,

Тут и Романа-царя закатилися светлые очи.

Жалостно некий муж возопил и баню покинул,

И поспешал, обливаясь слезами, к блестящим чертогам,

Чтоб возвестить госпоже о печальной кончине супруга.

    К ней подошел он, заплакал и слово промолвил со стоном:

    «Мертвый лежит государь, о весть печальная смерти!»

    Молвил, и с силою он ударяет руку о руку,

    Молвил, и волосы рвет на своей голове беспощадно.

    К тяжкому плачу подвиг он царя супругу, царицу.

    Тотчас кругом обошла царица дворцовые двери,

    Тщательно их замыкала, ключи все от них уносила,

    Так поступала она. А царь на блистательном ложе

    Лег величаво, владыка, забыв минувшую славу.

    И собирался народ и мертвому ложе воздвигли,

    И проносили царя по городу лучшие люди.

    После того, как достигли они знаменитого храма,

    Там на покои положили царя знаменитого тело

    И к молодому пошли государю, забывши Романа.

    Так и владыки-цари лишаются блеска и жизни.

    Так настигает и их напоенная горечью чаша.



Феодор Продром
[О МОНАСТЫРСКОЙ ЖИЗНИ]
Едва лишь я подумаю о наших двух игумнах
(Увы, о повелитель мой, в обители их двое,
И эти двое — вопреки святительским уставам —
Отец и сын! ах, не сыскать богопротивней пары!),
Едва подумаю о том, что из–за них терплю я,
Как выхожу я из себя и сам себя не помню!
Ведь стоит мне хоть на чуть–чуть из церкви отлучиться
Да пропустить заутреню — ну, мало ль что бывает! —
Как уж пойдут, как уж пойдут попреки да упреки:
«Где был ты при каждении? Отбей поклонов сотню!
Где был во время кафисмы? Сиди теперь без хлеба!
Где был при шестопсалмии? Вина тебе не будет!
Где был, когда вечерня шла? Прогнать тебя, да все тут!»
И даже этак: «Стой и пой, да громче, да душевней!
Чего бормочешь? Не ленись, рот не дери впустую!
Да не чешись, да не скребись, да не скрипи ногтями,
Забудь про бани, про мытье, коли пошел в монахи!
Купи большие башмаки и в них ходи повсюду,
А не в сапожках напоказ с загнутыми носами!
Да пояса не распускай на щегольские складки,
Да рукавами не болтай, воротником не чванься,
Забудь о том, чтобы сидеть без дела в подворотне,
Забудь, как завтракают всласть оладьями на яйцах:
Как есть, так ешь не досыта, как пить, так пей не вволю,
А все заботы о съестном забудь, не вспоминая!
Ты не смотри, что тот, другой, вкуснее ест и больше,
Дурного слова не скажи про все его повадки,
Затем, что это — протопоп, а ты — пономаренок,
Затем, что в нотах он знаток и в хоре правит пеньем,
Меж тем как ты лишь рот дерешь, а в пенье — ни бельмеса.
Он счет деньгам у нас ведет, а ты таскаешь воду;
Он деньги в сундуке хранит, а ты — головки лука;
Он всех ученей, лучше всех Писание читает,
А ты и в азбуке едва ль сумеешь разобраться;
Он уж пятнадцать лет живет в монастыре меж нами,
А ты — полгода не прошло, как к нам попал в обитель.
Ты взад–вперед по улицам сандальями топочешь,
А он на славном скакуне повсюду разъезжает,
И на ногах его торчат воинственные шпоры.
Он много для обители пожертвований добыл,
А ты что делал? пас овец, гонял ворон, и только!
Он входит, полон важности, в палаты государя,
А ты лишь зря глазеешь вслед богатым колымагам.
Он счет ведет имуществам, он счет ведет богатствам,
А ты — бобам за пазухой да вшам под волосами.
Он ходит в шерстяном плаще, а ты одет в рогожу,
И на постели у него четыре покрывала,
А ты в соломе спишь всю ночь, и вши тебя кусают.
Четыре раза в месяц он бывает в бане, ты же
От рождества до рождества не видишь и лохани.
Он завтракает камбалой, он ест краснобородок,
А ты дешевенькой икры купить себе не можешь.
Он десять фунтов золота хранит в своем закладе,
А ты и медного гроша не сыщешь за душою,
Чтобы хоть свечечку купить, хоть постриженья ради!
Меж тем как он, ты видишь сам, поставил нам икону,
И два подсвечника при ней, и пурпурные ткани,
А ты — босой, едва одет, под рясой нет рубахи,
И на подштанниках твоих сияют пятна грязи.
Вот так и бегай взад–вперед, и будь всеобщим служкой!..

-----

Он сын земли, он царь земли, он раб земли:
Сын — по природе, быв из праха созданным,
Царь — по уставу, как подобье божие,
А раб — по приговору за тягчайший грех.

-----

Бес, злой порок, жена и древо сладкое
Меня из кущ эдемских изгоняют прочь;
Бог, свет любви, жена и древо крестное
Меня к эдемским кущам допускают вновь.

ПАВЕЛ ДИАКОН

ВО СЛАВУ ЛАРСКОГО ОЗЕРА

Как я начну воспевать хвалу тебе, Ларий великий?
       Щедрые блага твои как я начну воспевать?
С круглым изгибом рога у тебя, как на черепе бычьем.
       Дали названье тебе с круглым изгибом рога.
Много несешь ты даров, богатый для Божьих приютов,
       Для королевских столов много несешь ты даров.
Вечно весна над тобой; опоясан ты дерном зеленым.
       Ты побеждешь мороз! Вечно весна над тобой!
Средь плодоносных олив окруженный лесистой каймою,
       Вечно богат ты листвой средь плодоносных олив.
Вот поспевает гранат, в садах твоих радостных рдея,
       В зарослях лавра таясь, вот поспевает гранат.
Мирт благовонных кусты кистями струят ароматы,
       Радуют блеском листвы мирт благовонных кусты.
Запахом их победил едва появившийся персик,
       Всех же, конечно, лимон запахом их победил.
Перед тобою ничто, по мне, и Аверн темноводный,
       Гордость Эпирских озер перед тобою ничто;
Перед тобою ничто хрустальные воды Фукина,
       Даже могучий Лукрин перед тобою ничто.
Воды б ты все превзошел, когда б ты носил Иисуса,
       Будь в Галилее ты встарь, воды б ты все превзошел.
Волны свои удержи, чтоб они челноков не топили,
       Чтоб не губили людей, волны свои удержи.
Этого зла избежав, ты будешь всегда прославляем,
       Будешь всегда ты любим, этого зла избежав.
Будь Тебе честь и хвала, необъятная Троица, вечно!
       Столько создавшей чудес, будь Тебе честь и хвала.
Ты, прочитавший сие, скажи: "Прости, Господи, Павла".
       Просьбы моей не презри, ты, прочитавший сие.

Перевод Бориса Ярхо

Эпитафия Венанцию Фортунату

Славен талантом, разумом скор, пленителен речью,
Чью пресладостну песнь многи страницы гласят,
Фортунат, пиитов глава, досточтимый в деяньях,
Сыном Авсонии быв, в этой земле погребен.
От священных устен мы деяньям святых стародавних
Учимся; путь нам они света стяжать подают.
Счастлива Галлия, перлов таких убранством богата,
Коих сиянье женет мерзостну ночь от тебя.
Скромные эти стихи безыскусной я песни измолвил,
Чтоб средь людей, о святой, слава не скрылась твоя.
Жалкому ты пособи, Судии да избегну презренья;
Избранный в доблестях, мне помощь, молю, окажи.
Перевод Романа Шмаракова

EPITAPHIVM VENANTII FORTVNATI
A PAVLO DIACONO CONSCRIPTVM
INGENIO CLARVS SENSV CELER ORE SVAVIS
CVIVS DVLCE MELOS PAGINA MVLTA CANIT
FORTVNATVS APEX VATVM VENERABILIS ACTV
AVSONIA GENITVS HAC TVMVLATVR HVMO
CVIVS AB ORE SACRO SANCTORVM GESTA PRIORVM
DISCIMVS HAEC MONSTRANT CARPERE LVCIS ITER
FELIX QUAE TANTIS DECORARIS GALLIA GEMMIS
LVMINE DE QVORVM NOX TIBI TETRA FVGIT
HOS MODICOS PROMPSI PLEBEIO CARMINE VERSVS
NE TVVS IN POPVLIS SANCTE LATERET HONOR
REDDE VICEM MISERO NE IVDICE SPERNAR AB AEQVO
EXIMIIS MERITIS POSCE BEATE PRECOR

Эпитафия племяннице Софии

1 Росною стала от слез земля, дорогая София,
Что поглотила тебя, о, наш лучезарный алмаз...
Ты украшеньем семьи была, миловидная дева,
Ибо на этой земле краше тебя не найти.
Ах, уж с младенческих лет была ты разумницей милой:
Древние старцы твоим жадно внимали словам.
То, что и в сутки подчас другим не давалось подросткам,
Все это ты без труда сразу могла постигать.
Вслед за кончиной твоей и бабушка жить отказалась:
10 Ранний конец твой повлек гибель ее за собой.
Ложе тебе и супруг уже уготованы были;
Крепко надеялись мы внука дождаться от вас.
Горе мне! Ныне тебе, вместо ложа, готовим могилу,
Вместо венчальных огней — скорбный обряд похорон.
15 В грудь ударяем, увы, вместо всплесков веселых руками,
Вместо кифар и певцов — всюду рыданья звучат.
Пышно расцветшую гроздь сорвала непогода лихая,
Алую розу у нас злая гроза унесла.

Ибн Зайдун
Далекая, всю жизнь мою ты вобрала сполна -
И позабыла, кто твой раб, чей мир лишь ты одна;

Его забвенью предала и выжгла, как огнем,
И в сердце даже места нет для памяти о нем!..

Лишь по ночам порой блеснет надежды луч во сне -
Тогда я верю: счастья миг еще придет ко мне.
  -----
Я вспомнил тебя во дворце аз-Захра -
Стояла прекрасного лета пора,

Был воздух прозрачен и нежен зефир, -
Несли они сердцу спасительный мир;

В саду серебрились, звенели ручьи -
Как будто упали браслеты твои;

Скользил по деревьям луч солнца косой,
Клонились цветы под обильной росой:

Как будто ко мне заглянули в глаза -
И вот и на них появилась слеза...

Раскрылась вдруг роза, свой сон поборя, -
Все ярче и ярче пылает заря.

И всё здесь - как память о нашей любви,
Она неотвратно теснится в крови,

И сердцу от памяти той нелегко -
Ведь ты недоступна, ведь ты далеко!

Когда бы и вправду меня ветерок
К тебе отнести на мгновение мог,

Пред взором твоим встал бы я - молодой,
Но с бледным лицом, изнуренным бедой...

А если б меня перенес ветерок
В те дни, когда спал еще злобный мой рок,

И если б я встретился снова с тобой,
То был бы опять я доволен судьбой!

Ведь ты драгоценней каменьев любых -
Кто любит, находит блаженство без них.

Моя драгоценность, бесценная ты,
Недавно еще, влюблены и чисты,

Друг с другом мы спорили в силе любви...
Ужель ты обеты забыла свои?..
("Я вспомнил тебя во дворце аз-Захра..." - Аз-Захра - дворец в окрестностях Кордовы.)
  ------
К нему с востока донеслось дыханье ветерка -
И пробудилась память в нем и вспыхнула тоска,
И слезы потекли из глаз, они текли ручьем:
Тому, кто молод и влюблен, поплакать есть о чем.
Есть отчего грустить всегда!

Два друга знают, отчего и почему скорблю
И что, пока могу терпеть, сжав зубы, я терплю.
Всегда старался отдалить я приближенье бед, -
"Сегодня - пир, а завтра - бой", - как говорил поэт.
Постигла и меня беда!

Ночь натянула тетиву, и стрелами невзгод
Я прямо в сердце поражен - стрелок был метким тот!
Посланец бед нанес удар недрогнувшей рукой...
Пытаюсь в медленной звезде я обрести покой.
Неспешный путник - та звезда...

В тюрьме суровой дни текут тоскливою волной.
Кордова, как прекрасна ты! К тебе стремлюсь одной!
Покоя в сердце не найду и не предамся сну,
Пока те радостные дни и ночи не верну!
От них не стало и следа...

О, как чудесен твой предел - идет там шумный пир,
И гул веселых голосов звучит на целый мир,
И ясен день, и ночь светла, и утренним дождем
Покров твой мирный орошен, и все цветет на нем.
Все, как и в прошлые года...

Благоухает базилик, и ветви, захмелев,
Качаются от ветерка, как станы стройных дев.
Спокоен вид зеленых кущ, и птицы там поют...
О благодетельная сень, дающая приют!
О ар-Русафа, Айн Шухда!..

Аль-Джафарийя, аль-Укаб, забуду ли я вас -
Там был я весел каждый миг, беспечен каждый час!
Я не забуду аль-Акик, нарциссов полный луг -
Как часто юные мужи там собирались в круг!
И пела в роднике вода...

А если низко над землей ходили сонмы туч,
То вместо солнца нам сиял игристый винный луч,
И виночерпий был красив, как роза вешним днем,
Его запястья, словно хной, окрашены вином,
И сладки томные уста...

Вверх по течению реки к мосту ходили мы -
Там поражали белизной песчаные холмы,
И ароматом напоен был шорох ветерка,
И все цветы ему в ответ качалися слегка,
Тот берег в памяти всегда...

Мы помянуть должны добром тех суток череду,
Что во дворце Насих прошли у счастья на виду -
Где сталь холодного ручья текла у наших ног
И солнце наводило блеск на ржавый свой клинок,
Где жизнь красой своей горда...

О, как великолепен вид желанной аз-Захра -
Где незабвенные сады и нежные ветра!
Мне заменяла та краса и райскую красу...
Пока живу, я этот рай в душе своей несу!
Он не померкнет никогда!..

Но почему же вспоминать я не могу без слез
Прекрасные места, где нам встречаться довелось,
В одежды яркие любви рядились где не раз,
И к наслаждениям вели всех, кто послушал нас?
Как велика их череда!..

Пусть носит вечно аз-Захра весенний свой наряд,
И пусть достойные сыны ей лучшее дарят,
Пускай всегда здесь будет мир, мы видим счастье в нем, -
Так у небес просили мы и вечером и днем.
И приглашали всех туда...

И часто верилось мне там, под сенью аз-Захра,
Что беспощадная судьба бывает и добра -
И потому надеюсь я: несчастный мой удел
Изменится и станет все, как я того хотел!
Опять взойдет моя звезда...
 
Меня чуждались там, когда уйти пришлось мне вдаль,
Но сам себя я утешал, смирял свою печаль.
Я говорил: презренен тот, кто пожелал мне зла, -
И вот безумная тоска из сердца прочь ушла.
Ушла, увы, не без следа...

Но пусть внезапный мой уход не радует врагов:
Недолго быть моей звезде в плену у облаков.
Я стану соколом в гнезде и львом в лесу густом,
Мечом, упрятанным в ножны, алмазом под замком...
Друзьям не причиня вреда...

Я вздохов не могу сдержать, печаль во мне давно.
И я не радуюсь в часы, когда я пью вино;
И если мне струна поет, не подпеваю я.
Одна утеха у меня - лишь весточка твоя.
Всегда желанная, всегда...

Перевод Ю. Хазанова

***

Расстался с покоем влюбленный, расставшись с тобой,
Темна его жизнь, а раскрытая тайна — горька.

Он слишком поспешно простился, тебя проводив, —
Зубами с досады скрипит, что свалял дурака.

Сестра твоя в небе не так лучезарна, как ты;
Взрастивший тебя да прославится край на века.

Как долго в разлуке проклятая тянется ночь!
А помнишь, я сетовал прежде, что ночь коротка?

Пер. Г.Кружкова



Иегуда Галеви

СЕРДЦЕ МОЕ НА ВОСТОКЕ
Я на Западе крайнем живу, – а сердце мое на Востоке.
Тут мне лучшие яства горьки – там святой моей веры истоки.
Как исполню здесь, в чуждом краю, все заветы, обеты, зароки?
Я у мавров в плену, а Сион – его гнет гнет Эдома жестокий!
Я всю роскошь Испании брошу, если жребий желанный, высокий
Мои очи сподобит узреть прах священных руин на Востоке!

НОЧЬ НА МОРЕ
... Солнце по лестнице неба сошло величаво –
Воинство вышнее месяц возглавил по праву.
Ночь – негритянка в плаще темно-синего шелка,
В золоте пряжек, в несчетных алмазных заколках.
С неба низвергнуты, звезды-изгнанницы – в горе,
В горьком рассеянье трепетно смотрят из моря, -
К водной стихии свое естество приспособя,
Светятся там и свои размножают подобья.
Лоно морское спокойно, как ширь небосклона,
В искристых блестках и небо, и водное лоно,
Где же тут небо, где – море? Гаданье – бесцельно:
Видно, два моря тут ныне слились безраздельно!
Есть между ними и третье – двух первых чудесней:
Сердце мое со внезапно нахлынувшей песней!

ГОЛУБКА НАД ВОДОЙ
Голубкой над водною гладью
Любуюсь, на озеро глядя.
Добро, серебро – наживешь!
А где же голубку найдешь,
Чей ангельский образ похож
На образ Иерусалима!
И где же ей, милой такой,
Найдется просторней покой,
Чем сердце мое, – дорогой
Голубке моей любимой?!
Я – пленник ее грудей,
Чарующих очи людей,
И ни один чародей
Тех чар ее не одолеет!
Кто камень волшебный видал?
То – лик ее лалом вспылал,
То – мраморно-белым он стал,
Белеет и снова алеет.
Ты яд преврати мне в бальзам.
Тут платят за жен женихам,
А я тебе сердце отдам –
Оно всех приданых богаче!
Со щек твоих розы сниму,
Гранаты в ладонях сожму,
Губами-щипцами возьму
Я губ твоих уголь горячий!
С тобою светло и в ночи,
Как свет незатмимой свечи,
Красы твоей светят лучи,
Твои ослепительны чары!
А другу подруга нужна:
Скучают один и одна.
Ты верная будешь жена,
И лучшей не сыщется пары!

 Перевод Л. М. Пеньковского

Михаил Хониат Акоминат

Любовь к Афинам

Любовь к Афинам это начертала...
Их слава, что когда-то так блистала,
Теперь играет только с облаками,
Своих порывов охлаждая пламя
В тени руин. Не встанет перед взором
Величие былое, о котором
Вещало поэтическое племя.
Вожак эонов, мчащееся время,
Сей город погребло под грудой сору,
Среди камней, катящихся под гору.
И на ужаснейшее из страданий —
На муки безнадежных пожеланий —
Я обречен. Глаза бы не глядели
На то, что есть теперь на самом деле.
Иным еще попытки удаются
Иллюзией какой-то обмануться,
Чтоб встретиться хоть с дружественным ликом,
А я в своем несчастии великом
Сравнюсь лишь разве только с Иксионом:
Как он когда-то в Геру был влюбленным,
Так я в Афины; но, влекомый к Гере,
Хоть тень блестящую по крайней мере
Он брал в свои объятия. Увы мне!
Что воспевать могу я в этом гимне?
В Афинах обитаю, но в Афинах
Афин не вижу. Даже на пустынных
Развалинах, и их скрывая прелесть,
Лег жуткий прах. Куда же храмы делись?
Град бедственный! Как сгибло все? Где скрылось?
Как все в одно преданье превратилось?
Где кафедры ораторов? Где люди
Высокочтимые? Где суд и судьи,
Законы и народные собранья,
Подача голосов и совещанья,
И праздники, и пифий вдохновенье?
Где победители в морском сраженье?
Где сухопутных войск былая сила?
Где голос муз? Погибель поглотила
Все доблести, присущие Афинам.
Они не оживают ни в едином
Биеньи сердца. Нет и ни следа в них,
В Афинах, от достоинств стародавних!

Перевод Л.Мартынова


Рамон ЛЬЮЛЬ.

Об уповании 
Когда денница озарит восток
и разоденется любой цветок,
чтоб красоту его умножить мог
                свет упованья,
я тотчас исполняюсь ликованья
и веры в благость той, кто матерь мирозданья,
                и я спешу
на исповедь и господа прошу
на путь меня наставить, коль грешу:
                да повелит,
чтоб искупил я множество обид,
чтоб сам нанес, во зло себе и в стыд,
тем, кто творит молитвы Пресвятой,
врачующей добром и красотой;
и верю: после исповеди той
                всяк грех уйдет
и больше на меня не нападет,
раз господу я честный дал отчет.

О праздности 

          О, праздный брат,
            что леностью объят,
в подобье смерти ищешь ты отрад!

                Когда умрешь,
            как ты слова найдешь,
Чтоб оправдать бездельной жизни ложь?

                Увы! Мой слух
            к речам рассудка глух,
и каяться не склонен праздный дух,

                стенать, тужить,
            чтоб милость заслужить,
хоть знаю сам, что мне не вечно жить;

                да вот беда:
            чураюсь я труда,
хоть создан, чтоб творить добро всегда.

                Когда ж и впредь
            я буду в зле коснеть,
придется мне за то в огне гореть!


Об утешении 


Бог утешенье людям шлет,
           напоминая им про гнет,
           что претерпел за весь их род.
А мне вот утешенья нет
           при виде стольких зол и бед,
           бесславящих наш грешный свет.
Кто б мог без слез перенести
           то, что Спаситель не в чести
           у тех, кого хотел спасти?
Мне горько, что так много тех,
           кто каждый день впадает в грех,
           хоть ад их ожидает всех.
Кто доброго отверг, когда
           он за своих испил стыда,
           тому и власть любви чужда.
Бог тех утешит, кто не мстит,
           кто добр, и любит, и простит,
           надеется, не лжет, не льстит.
Кто набожен и терпелив,
           кто верен долгу, справедлив –
           утешится, пусть он гневлив.
Кто мнит, что господом любим,
           но безутешен, коль гоним, –
           не бескорыстен, бог не с ним.
Кто, не страшась утрат, невзгод,
           радеет лишь о благе, – тот
           и утешенье обретет.
Нет утешенья для того,
           в ком зло познало торжество, –
           бог отвернется от него.

Перевод с каталанского Александры Косс

    DE CONSOLACI;

    D;us consola hom pecador

        can li remembra la dolor

        que volc sofrir per sa amor.

    Mas eu no pusc haver consolament

        per ;o car veig tan gran deshonrament

        far en lo m;n a D;u per tanta gent.

    Qui es pot abstenir de plorar

        can veu D;us tam petit amar

        per cells qui ell volc tan honrar?

    Tots jorns estaig desconsolat

        car veig tants h;mens en pecat

        qui van a foc perpetuat.

    Qui es consola de bon senyor

        qui pels seus ;s en deshonor,

        no sap qu; s';s for;a d'amor.

    D;us consola hom per amar,

        per esperar e perdonar,

        e consola hom ab donar.

    Paci;ncia e pietat,

        just;cia e lleialtat

        consolen hom enutjat.

    Cell que es pensa qui ;s amat

        per D;u, si ;s desconsolat

        de sol D;u no es t; per pagat.

    Cell qui ha D;us en son cos m;s,

        ;qu; li cal si perd nulla res

        pus que D;us basta a quant ;s?

    No es tany que sia consolat

        cell qui est; en son pecat

        e de D;u ;s desemparat.

    
Мария Французская

ПРОЛОГ


Уж если дал Господь
Таланта и ума –
Не стоит избегать
Ни чтенья, ни письма.

Увидел – записал.
И смотришь – семена
Уже взошли, цветут,
Прошли сквозь времена.

Услышал – повтори.
А тот, кто рядом был,
Не слышал ничего.
Что помнил – все забыл.

А ты-то видел знак –
Луч солнца, например.
Вергилий делал так,
И старенький Гомер.

Для тех, кто слаб умом,
Приходится творить.
Им надобно сказать
И трижды повторить.

И ключик повернуть
В заржавленном замке –
Чтоб звякнул бубенец
На самом языке.

Взяла – перевела
Я все на тот язык,
Который вам знаком,
И всяк к нему привык.

Пусть многие брались –
Иных давно уж нет…
Слова еще нашлись,
Да потеряли цвет.

И вот я принялась
За сказочки в стихах –
Чтоб не перевелась
История в веках.

Чтоб шел за ночью день,
Чтоб миром Бог владел.
Чтоб знала место тень,
А демон – свой предел.

Нет в мире короля,
Которому смогу
Все песни перепеть,
Что в сердце берегу.

А, если уж найду
Мужчину без грехов,
Тотчас ему отдам
Тетрадь своих стихов.

…Кому ж не дал Господь
Таланта и ума –
Пусть избегает хоть
И чтенья, и письма.

Prolog.

Qui Deus a dun; esci;nce
e de parler bone eloquence,
ne s’en deit taisir ne celer,
ainz se deit voluntiers mustrer.
Quant un granz biens est mult o;z,
dunc a primes est il fluriz,
e quant lo;z est de plusurs,
dunc a espandues ses flurs.
Custume fu as anci;ns,
ceo testimonie Preci;ns,
es livres que jadis faiseient
assez oscurement diseient
pur cels ki a venir esteient
e ki apendre les deveient,
que pe;ssent gloser la letre
e de lur sen le surplus metre.
Li philesophe le saveient,
e par els me;sme entendeient,
cum plus trespassereit de tens,
plus serreient sutil de sens
e plus se savreient guarder
de ceo qu’i ert a trespasser.
Ki de vice se vuelt defendre,
estudi;r deit e entendre
e grevose oevre comencier ;

par ceo s’en puet plus esloignier
e de grant dolur delivrer.
Pur ceo comen;ai a penser
d’alkune bone estoire faire
e de Latin en Romanz traire ;
mais ne me fust guaires de pris :
itant s’en sunt altre entremis.
Des lais pensai qu’o;z aveie.
Ne dutai pas, bien le saveie,
que pur remembrance les firent
des aventures qu’il o;rent
cil ki primes les comencierent
e ki avant les enveierent.
Plusurs en ai o;z conter,
nes vueil laissier ne obli;r.
Rim; en ai e fait diti;,
soventes feiz en ai veilli;.

En l’onur de vus, nobles reis,
ki tant estes pruz e curteis,
a qui tute joie s’encline,
e en qui quer tuz biens racine,
m’entremis des lais assembler
par rime faire e reconter.
En mun quer pensoe e diseie,
sire, ques vos presentereie.
Se vos les plaist a receveir,
mult me ferez grant joie aveir ;
a tuz jurs mais en serrai liee.
Ne me tenez a surquidiee,
se vos os faire icest present.
Ore o;z le comencement !

Эквитан

Те, что звались бретонцами когда-то,
Не так уж были мирны и тихи.
Их жизни каждый день, любая дата –
В баллады превращались и в стихи.

Неслыханное было приключенье,
Когда Бретань стояла на Земле…
Вот приключенье – но не поученье
В рассказе о стыдливом короле.

***
Ах, Эквитан! Он рыцарь, пеший, конный,

С густою темной кровью королей…

Не дорожит любовью монотонной,

А хочет – ярче, проще, веселей.

 

Любовной битвы ищет он повсюду.

Где Эквитан – там стайка юных дам.

Но все ж я забегать вперед не буду,

Покуда весь сюжет не передам.

 

А рассказать, пожалуй что, придется

О том, кто женской нежности искал,

Забывши о законах благородства,

Да и в ловушку страшную попал.

 

***

Был сенешаль, министр у Эквитана,

Хороший друг, неглупый человек.

Давно служил, и было бы нестранно,

Когда б еще служил он целый век.

 

Его жена красы была нездешней:

Чудесный стан, прелестный алый рот…

Ее походкой, мягкой и неспешной,

Особенно гордился наш народ.

 

Ее глазами, их морскою тайной.

Ее руками, ласковым лицом,

Улыбкой, полудетскою, случайной,

Старинным на руке ее кольцом…

 

Такое было это чудо света,

Такая шла везде о ней молва,

Что наш король, прослышавши про это,

Уже себя удерживал едва,

 

Чтоб не помчаться молодой борзою,

Не пасть ей в ноги, преданно смотреть

И, наслаждаясь яркой бирюзою,

В глазах ее сияющих сгореть!

 

…Ну вот и случай: кончилась охота

Вблизи поместья, где живет она.

Король устал, и конь хромает что-то,

И перед ними башня и стена.

 

Они стучатся, стоя у порога.

Им открывают двери: при луне

Стоит хозяйка, с виду – недотрога,

А с королем – любезница вполне.

 

Бедняга Эквитан недомогает!

Он ранен в сердце, он не чует сил.

Ни сон, ни явь – ничто не помогает…

Он никогда так прежде не любил.

 

Что делать, Боже? Это же супруга

Министра моего, слуги и друга.

Как можно на предательство пойти?

А душу – потерять или спасти?

 

Душа, душа, чувствительная дама…

Король вздыхает, чуть не плачет он.

Тем временем, по зову Эквитана,

Приводят даму. Та идет, сквозь сон.

 

Послушайте! – король сказал, смущенный.

Вы знать должны, я никогда не лгу.

Сегодня я слуга ваш восхищенный,

И жить без вас едва ли впредь смогу.

 

Мы не одни. У вас есть муж. Нас трое.

Но только я вас истинно люблю!

Доверьтесь мне, и я все так устрою,

Как это подобает королю.

 

Ах, государь! – сказала дама кротко. –

Совсем меня нетрудно поразить.

Судите сами – женщина-сиротка

Могла ль она себе вообразить?..

Что женщина ответит королю?

Такое слово лишь одно – люблю!

 

Так Эквитан, боец добросердечный,

Отдался весь науке из наук.

И много лет скрывал король беспечный

Свой тихий стыд, любовный свой недуг.

 

А сенешаль? Как прежде, домом правил,

Хозяйство вел, еще балы давал.

И, кажется, так славно все поставил,

Что сам беды своей не узнавал.

 

Тем временем, беда во все ворота

Стучала беспощадным кулаком.

И назначалась новая охота –

Меж королем и мужем-стариком.

 

Узнала дама, что охоты вестник

Трубит в свой рог. Рога кругом, рога…

Король приедет, с ним его наместник.

Жена министру все же дорога.


О женский ум, коварный и кипучий!

Пора уже и королевой быть?..

И дама хочет этот самый случай

Ни в коем случае не упустить.

 

Она велела в комнате поставить

Лоханку с небывалым кипятком.

Коль муж придет – в воде его расплавить,

Живьем сварить и схоронить тайком.

 

Уже стучат! Король вбегает пылко,

И обнимает, и к любви готов.

Ах, женский ум – гремучая копилка,

Всегда полна опасных пустяков.

 

Король сияет, он разоблачился,

И – Господи его благослови…

За эти годы слишком научился

И скорости, и ярости в любви.

 

И снова стук! И муж явился тоже.

Как будто подождать еще не мог.

И Эквитан – о Боже, Боже, Боже…

При всем величьи рухнул в кипяток.


А дама, восхитительная дама?

О, как дрожит на шейке медальон…

И муж берет ее за шейку прямо

И опускает в дьявольский бульон.

 

Какие же жестокие уроки

Приходится извлечь ему и ей!

А избежать божественной мороки

Не смог никто из прежних королей.

 

***

Теперь бретонцы прямы и суровы.

Не видят фей, не нюхали цветка.

Их жены крутобедры, густобровы.

И – никакого больше кипятка.

Перевод Вероники Долиной

Equitan.

Mult unt est; noble barun
cil de Bretaigne, li Bretun.
Jadis suleient par pru;sce,
par curteisie e par noblesce
des aventures que oeient
ki a plusurs genz aveneient,
faire les lais pur remembrance,
qu’um nes me;st en ubliance.
Un en firent, ceo oi cunter,
ki ne fet mie a ubli;r,
d’Equitan ki mult fu curteis,
sire des Nans, justise e reis.

Equitan fu mult de grant pris
e mult amez en sun pa;s.
Deduit amout e dru;rie :
pur ceo maintint chevalerie.
Cil metent lur vie en nuncure,
ki d’amer n’unt sen ne mesure ;

tels est la mesure d’amer
que nuls n’i deit raisun guarder.
Equitan ot un seneschal,
bon chevalier, pru e leial.
Tute sa terre li guardout
e meinteneit e justisout.
Ja, se pur osteier ne fust,
pur nul busuin ki li cre;st
li reis ne laissast sun chacier,
sun deduire, sun riveier.

Femme espuse ot li seneschals,
dunt puis vint el pa;s granz mals.
La dame ert bele durement
e de mult bon afaitement.
Gent cors out e bele faiture.
En li former uvra nature.
Les uiz out vairs e bel le vis,
bele buche, nes bien asis,
les chevels blunz e reluisanz.
Curteise fu e bien parlanz.
Sa face aveit colur de rose.
Qu’en direie jeo altre chose ?
El reialme n’aveit sa per.
Li reis l’o; sovent loer.
Soventes feiz la salua ;
de ses aveirs li enveia.
Senz ve;e la coveita,
e cum ainz pot, a li parla.

Priveement esbaneier
en la cuntree ala, chacier
la u li seneschals maneit.
El chastel u la dame esteit
se herberja li reis la nuit,
quant repairout de sun deduit.
Asez poeit a li parler,
sun curage e sun bon mustrer.
Mult la trova curteise e sage,
bele de cors e de visage,
de bel semblant e enveisiee.
Amurs l’a mis a sa maisniee.
Une saiete a vers lui traite,
ki mult grant plaie li a faite :
el quer li a lanciee e mise.
N’i a mestier sens ne cointise :
pur la dame l’a si suzpris,
tuz en est murnes e pensis.
Or l’i estuet del tut entendre,
ne se purra ni;nt defendre.
La nuit ne dort ne ne repose,
mes sei me;sme blasme e chose.
’A las’, fet il,’quels destinee
m’amena en ceste cuntree ?
Pur ceste dame qu’ai ve;e
m’est une anguisse el quer ferue,
ki tut le cors me fet trembler.
Jeo quit que mei l’estuet amer.

E se jo l’aim, jeo ferai mal :
ceo est la femme al seneschal.
Guarder li dei amur e fei,
si cum jeo vueil qu’il face a mei.
Se par nul engin le saveit,
bien sai que mult l’en pesereit.
Mes nepurquant pis iert asez
que jeo pur li seie afolez.
Si bele dame tant mar fust,
s’ele n’amast u dru n’e;st !
Que devendreit sa curteisie,
s’ele n’amast de dru;rie ?
Suz ciel n’a hume, s’el l’amast,
ki durement n’en amendast.
Li seneschals se l’ot cunter,
ne l’en deit mie trop peser ;
suls ne la puet il pas tenir :
certes jeo vueil a li partir ! ’
Quant ceo ot dit, si suspira,
e puis se jut e si pensa.
Apr;s parla e dist : ’De quei
sui en estrif e en esfrei ?
Uncor ne sai ne n’ai se;
s’ele fereit de mei sun dru ;
mes jeol savrai hastivement.
S’ele sentist ceo que jeo sent,
jeo perdreie ceste dolur.
E deus ! Tant a de ci qu’al jur !

Jeo ne puis ja repos aveir.
Mult a que jeo culchai ier seir.’


Li reis veilla tant que jurs fu ;
a grant peine l’a atendu.
Il est levez, si vet chacier.
Mes tost se mist el repairier,
e dist que mult est deshaitiez.
Es chambres vet, si s’est culchiez.
Dolenz en est li seneschals.
Il ne set pas quels est li mals,
de quei li reis sent les fri;uns :
sa femme en est dreite achaisuns.
Pur sei deduire e cunforter,
la fist venir a li parler.
Sun curage li descovri,
saveir li fet qu’il muert pur li ;
del tut li puet faire confort
e bien li puet doner la mort.
’Sire’, la dame li a dit,
’de ceo m’estuet aveir respit.
A ceste primiere feiee
n’en sui jeo mie cunseilliee.
Vus estes reis de grant noblesce ;
ne sui mie de tel richesce,
qu’a mei vus deiez arester
de dru;rie ne d’amer.

S’avi;z fait vostre talent,
jeo sai de veir, n’en dut ni;nt,
tost m’avri;z entrelaissiee
j’en sereie mult empeiriee.
Se issi fust que vus amasse
e vostre requeste otreiasse,
ne sereit pas u;l partie
entre nus dous la dru;rie.
Pur ceo que estes reis puissanz
mis sire est de vus tenanz,
quideri;z a mun espeir
le dangier de l’amur aveir.
Amurs n’est pruz, se n’est egals.
Mielz valt uns povres huem leials,
se en sei a sen e valur ;
e graindre joie est de s’amur
qu’il n’est de prince ne de rei,
quant il n’a leialt; en sei.
S’alcuns aime plus haltement
qu’a sa richesce nen apent,
cil se dute de tute rien.
Li riches huem requide bien
que nuls ne li toille s’amie
qu’il vuelt amer par seignurie.’
Equitan li respunt apr;s :
’Dame, merci ! Ne dites mes !
Cil ne sunt mie fin curteis,

ainz est bargaigne de burgeis,
ki pur aveir ne pur grant fiu
metent lur peine en malvais liu.
Suz ciel n’a dame, s’ele est sage,
curteise e franche de curage,
pur quei d’amer se tienge chiere
qu’el ne seit mie noveliere,
s’ele n’e;st fors sun mantel,
qu’uns riches princes de chastel
ne se de;st pur li pener
e leialment e bien amer.
Cil ki d’amur sunt novelier
e ki s’aturnent al trichier,
il sunt gab; e dece; ;
de plusurs l’avum nus ve;.
N’est pas merveille se cil pert
ki par s’ovraigne le desert.
Ma chiere dame, a vus m’otrei !
Ne me tenez mie pur rei,
mes pur vostre hume e vostre ami !
Se;rement vus jur e di
que jeo ferai vostre plaisir.
Ne me laissiez pur vus murir !
Vus seiez dame e jeo servanz,
vus orguilluse e jeo preianz.’
Tant a li reis parl; a li
e tant li a cri; merci
que de s’amur l’ase;ra,

e el sun cors li otria.
Par lur anels s’entresaisirent,
lur fiances s’entreplevirent.
Bien les tindrent, mult s’entramerent,
puis en mururent e finerent.


Lung tens dura lur dru;rie,
que ne fu pas de gent o;e.
As termes de lur assembler,
quant ensemble durent parler,
li reis faiseit dire a sa gent
que saigniez ert priveement.
Li us des chambres furent clos ;
ne trovissiez hume si os,
se li reis pur lui n’enveiast,
ja une feiz dedenz entrast.
De nuiz veneit, de nuiz alout
veeir celui que ele amout.
Li seneschals la curt teneit,
les plaiz e les clamurs oeit.
Li reis l’ama mult lungement,
que d’altre femme n’ot talent.
Il ne voleit nule espuser ;
ja n’en rovast o;r parler.

Sa genz li tindrent mult a mal,
tant que la femme al seneschal
l’o; suvent ; mult l’en pesa,
e de lui perdre se duta.
Quant ele pout a lui parler
e el li dut joie mener,
baisier, estreindre e acoler,
ensemble od lui rire e ju;r,
forment plura e grant duel fist.
Li reis demanda e enquist
que ceo deveit e que ceo fu.
La dame li a respundu :
’Sire, jo plur pur nostre amur,
ki mei revert a grant dolur.
Femme prendrez, fille a un rei,
e si vus partirez de mei.
Sovent l’oi dire e bien le sai.
E jeo lasse ! que devendrai ?
Pur vus m’estuet aveir la mort ;
car jeo ne sai altre cunfort,’
Li reis li dit par grant amur :
’Bele amie, n’aiez po;r !
Certes ja femme ne prendrai,
ne pur altre ne vus larrai.
Saciez de veir e si creez :
se vostre sire fust finez,
re;ne e dame vus fereie ;
ja pur nul hume nel lerreie.’
La dame l’en a merci;

e dit que mult l’en set bon gre,
e se de ceo l’ase;rast
que pur altre ne la laissast,
hastivement purchacereit
a sun seignur que morz sereit ;
legier sereit a purchacier,
pur ceo qu’il l’en volsist aidier.
Il li respunt que si fera ;
ja cele rien ne li dirra,
que il ne face a sun poeir,
turt a folie u a saveir.
’Sire’, fet ele,’se vus plest,
venez chacier en la forest
en la cuntree u jeo sujur.
Dedenz le chastel mun seignur
sujurnez ; si serez saigniez,
e al tierz jur si vus baigniez.
Mis sire od vus se saignera
e avuec vus se baignera.
Dites li bien, nel laissiez mie,
que il vus tienge cumpaignie !
E jeo ferai les bains temprer
e les dous cuves aporter.
Sun bain ferai chalt e buillant ;
suz ciel nen a hume vivant,

ne seit eschaldez e mal mis,
einz que dedenz se seit asis.
Quant morz sera e eschaldez,
voz humes e les soens mandez ;
si lur mustrez cumfaitement
est morz el bain sudeinement.’
Li reis li a tut graant;,
qu’il en fera sa volent;.


Ne demura mie treis meis
qu’el pa;s vet chacier li reis.
Saignier se fet cuntre sun mal,
ensemble od lui sun seneschal.
Al tierz jur dist qu’il baignereit.
Li seneschals mult le voleit.
’Vus baignerez’, dist il,’od mei ! ’
Li seneschals dist : ’Jo l’otrei.’
La dame fet les bains temprer
e les dous cuves aporter.
Devant le lit tut a devise
a chescune des cuves mise.
L’ewe buillant fait aporter,
u li seneschals dut entrer.
Li prozdum esteit sus levez ;
pur deduire fu fors alez.

La dame vint parler al rei,
e il la mist dejuste sei.
Sur le lit al seignur culchierent
deduistrent e enveisierent :
iluec unt ensemble ge;,
pur la cuve ki devant fu.
L’us firent tenir e guarder ;
une meschine i dut ester.
Li seneschals ariere vint.
A l’us buta, cele le tint.
Icil le fiert par tel a;r,
par force li estut ovrir.
Le rei e sa femme a trovez
el lit gisant entracolez.
Li reis guarda, sil vit venir.
Pur sa vileinie covrir
dedenz la cuve salt joinz piez,
e il fu nuz e despuilliez ;
unques guarde ne s’en dona.
Iluec murut e eschalda.
Sur lui est li mals revertiz,
e cil en est sals e guariz.
Li seneschals a bien ve;
coment del rei est avenu.
Sa femme prent demeintenant :
el bain la met, le chief avant.
Issi mururent ambedui,
li reis avant, ele apr;s lui.

Ki bien voldreit raisun entendre,
ici purreit ensample prendre :
tels purchace le mal d’altrui,
dunt tuz li mala revert sur lui.


Issi avint cum dit vus ai.
Li Bretun en firent un lai,
d’Equitan, cument il fina
e la dame ki tant l’ama.

О ЖИМОЛОСТИ
Мне лэ понравилось одно --
      Зовется "Жимолость" оно.
      Правдиво расскажу я всем,
      Как создано оно и кем.
      Его я слышала не раз,
      Нашла записанный рассказ,
      Как сладостный постиг недуг
      Тристрама и Изольду вдруг,
      Как скорбь наполнила их дни
      10 И вместе смерть нашли они.
      Разгневан Марк, король
      страны, -
      Тристраму не простит вины:
      Он королеву полюбил
      И королю теперь не мил.
      15 Племянника изгнал король,
      Сказав: "В Саутвельсе жить изволь!"
      Тристрам на родине весь год
      Живет в сетях тоски, невзгод.
      Страх смерти из любви
      презрев,
      20 Он забывает дядин гнев:
      Не удивляйтесь же ему, -
      Ведь гибель но страшна тому,
      Кто скорбью сердца удручен,
      С любимым другом разлучен.
      25 Бежит он из родной страны:
      Они увидеться должны!
      И в Корнуэльс Тристрам
      идет,
  Где королева друга ждет.
      Дичась людей, тропой лесной
      30 Он долго бродит в жар и
      зной.
      Лишь ночью, прерывая путь,
      Он ищет, где передохнуть.
      Крестьянин, бедный человек,
      Тристраму предлагал ночлег,
      35 Тристрам по всей родной
      земле
      Расспрашивал о короле.
      И говорил ему народ,
      Что в Тантажель король
      зовет
      Своих баронов на турнир,
      40 Что даст король баронам
      пир,
      Что к Троице назначен сбор
      И скоро съедется весь двор,
      Что будет королева там...
      И счастлив новостью
      45 Близ этих мест лежит их
      путь,
      Он сможет на нее взглянуть.
      Король уехал. В тот же день
      Тристрам вошел в лесную
      сень
      И стал на той дороге ждать,
  60 Где будет свита проезжать.
      Орешник рос в лесу меж
      трав;
      Его срубив и обтесав,
      Он буквы имени на нем
      Искусно вырезал ножом.
      55 Их королева разберет,
      Когда подъедет в свой черед,
      Увидев трость, узнает вмиг,
      Что друг ее сюда проник:
      Уже случалось так не раз
      60 У королевы зоркий глаз.
      Посланье тайный смысл
      хранит:
      Без слов Тристрам в нем
      говорит,
      Как долго здесь скитался он,
      Разлукой с милой удручен,
      65 Как ждал ее он много дней,
      Стремясь к желанной встрече
      с ней.
      Ей отдал сердце он свое
      И жить не может без нее.
      Орешник, вырезанный здесь,
      70 Обвитый жимолостью весь,
      От самой кроны до корней,
      Навеки тесно связан с ней.
      Но чуть их разлучит беда,
      Они погибнут навсегда.
75 Орешник станет вмиг сухим,
      И жимолость зачахнет с ним.
      "Мой друг, так оба мы, увы,
      Умрем в разлуке я и вы!"
      Вот королева к тем местам
      80 Подъехала, где был
      Тристрам,
      И па орешнике тотчас
      Заметил буквы острых глаз.
      За нею вскачь лесной тропой
      Несутся рыцари толпой.
      Она велит сойти с коней:
      Покой и отдых нужен ей.
      Приказ исполнен, и она
      Без свиты в лес идет одна.
      90 Служившая ей много лет,
      Идет Бренген за нею вслед.
      Свернув с дороги, в глубь
      лесов
      Спешит Изольда в лес на зов
      Того, кто ей прислал
      привет,
      И счастью их -- предела нет.
      95 Он сердце ей открыл до
      дна,
      И, светлой радости полна,
      Она с ним говорит о том,
      Как примириться с королем:
Его изгнав, познал король
      100 И сожаление, и боль.
      Всему виною клевета!
      Без друга жизнь ее пуста...
      Но расставанья пробил час,
      И слезы катятся из глаз.
      105 Тристрам в Уэльс идет
      опять,
      Чтоб приглашенья дяди
      ждать.
      Их встречу хочет он воспеть,
      Подругу в лэ запечатлеть:
      Она просила спеть о том,
      110 Как ветку сделал он
      письмом.
      Тристрам искусный был
      певец,
      И лэ готово наконец!
      Так создавалось это лэ
      И называлось на земле
      116 "Goteeef" у английских
      морей,
      А у французов "Chievrefueil".
      И я правдиво, без прикрас,
      Породила о нем рассказ.

Перевод М. Замаховской

Chievrefueil.


     Asez me plest e bien le vueil
del lai qu’um nume Chievrefueil
que la verit; vus en cunt
coment fu fez, de quei e dunt.
Plusur le m’unt cunt; e dit
e jeo l’ai trov; en escrit
de Tristram e de la re;ne,
de lur amur ki tant fu fine,
dunt il ourent meinte dolur ;
puis en mururent en un jur.


     Li reis Mars esteit curuciez,
vers Tristram, sun nevu, iriez ;
de sa terre le cungea
pur la re;ne qu’il ama.
En sa cuntree en est alez.
En Suhtwales u il fu nez
un an demura tut entier,

ne pot ariere repairier ;
mes puis se mist en abandun
de mort e de destructi;n.
Ne vus en merveilliez ni;nt :
kar cil ki eime leialment
mult est dolenz e trespensez,
quant il nen a ses volentez.
Tristram est dolenz e pensis :
pur ceo s’esmut de sun pa;s.
En Cornuaille vait tut dreit
la u la re;ne maneit.
En la forest tuz suls se mist,
ne voleit pas qu’um le ve;st.
En la vespree s’en eisseit,
quant tens de herbergier esteit.
Od pa;sanz, od povre gent
perneit la nuit herbergement.
Les noveles lur enquereit
del rei cum il se cunteneit.
Cil li di;nt qu’il unt o;
que li barun erent bani,
a Tintagel deivent venir,
li reis i vuelt feste tenir,
a pentecuste i serunt tuit ;
mult i avra joie e deduit,
e la re;ne od lui sera.

 
     Tristram l’o;, mult s’en haita.
Ele n’i purra mie aler
qu’il ne la veie trespasser.
Le jur que li reis fu me;z
est Tristram el bois revenuz
sur le chemin que il saveit
que la rute passer deveit.
Une coldre trencha par mi,
tute quarree la fendi.
Quant il a par; le bastun,
de sun cultel escrit sun nun.
Se la re;ne s’aparceit,
ki mult grant guarde s’en perneit,
de sun ami bien conuistra
le bastun quant el le verra ;
altre feiz li fu avenu
que si l’aveit aparce;.
Ceo fu la sume de l’escrit
qu’il li aveit mand; e dit,
que lunges ot ilec est;
e atendu e surjurn;
pur espier e pur saveir
coment il la pe;st veeir,
kar ne poeit vivre senz li.
D’els dous fu il tut altresi
cume del chievrefueil esteit

ki a la coldre se perneit :
quant il s’i est laciez e pris
e tut en tur le fust s’est mis,
ensemble poeent bien durer ;
mes ki puis les vuelt desevrer,
la coldre muert hastivement
e li chievrefueilz ensement.
‘Bele amie, si est de nus :
ne vus senz mei ne jeo senz vus!’


     La re;ne vint chevalchant.
Ele esguarda un poi avant,
le bastun vit, bien l’aparceut,
tutes les letres i conut.
Les chevaliers, ki la meno;nt
e ki ensemble od li erro;nt,
cumanda tost a arester :
descendre vuelt e reposer.
Cil unt fait sun comandement.
Ele s’en vet luinz de sa gent ;
sa meschine apela a sei,
Brenguein, ki mult ot bone fei.
Del chemin un poi s’esluigna.
Dedenz le bois celui trova
que plus amot que rien vivant.
Entre els meinent joie mult grant.

 
A li parla tut a leisir,
e ele li dist sun plaisir ;
puis li mustra cumfaitement
del rei avra acordement,
e que mult li aveit pes;
de ceo qu’il l’ot si cunge;,
par encusement l’aveit fait.
A tant s’en part, sun ami lait ;
mes quant ceo vint al desevrer,
dunc comencierent a plurer.
Tristram en Wales s’en rala,
tant que sis uncles le manda.


     Pur la joie qu’il ot e;e
de s’amie qu’il ot ve;e
par le bastun qu’il ot escrit,
si cum la re;ne l’ot dit,
pur les paroles remembrer,
Tristram, ki bien saveit harper,
en aveit fet un nuvel lai.
Asez briefment le numerai :
‘Gotelef’ l’apelent Engleis,
‘Chievrefueil’ le nument Franceis.
Dit vus en ai la verit;,
del lai que j’ai ici cunt;.

 
БЕРНАРТ ДЕ ВЕНТАДОРН

Оделась дубрава листвой,
Ярко луга запестрели,
В рощах, в зацветших садах
Звенит голосов разнобой
Приободрившихся птах.
Я радость ловлю на лету,
И сам я как будто цвету
В этом цветущем апреле.

Обласкан счастливой судьбой,
Счастье отрину ужели?
То, что я вижу в мечтах,
Становится явью живой,
А остальное все — прах!
Одну только Донну я чту,
А на других красоту
Вовсе глаза б не глядели.

И дух возвышается мой.
Как же убоги на деле
Те, кто и низость и страх
В любви не избудет самой!
Я же не только в словах —
Всей жизнью восславлю я ту,
Пред кем, сколько донн ни сочту,
Лучшие в мире бледнели.

Всегда лишь любовью одной
Очи у милой горели.
Нет в этих светлых очах
Ни лжи, ни причуды пустой.
Пусть хоть любой вертопрах
Коварно лелеет мечту
Донну увлечь за черту,—
Ввек не достичь ему цели!

Пред Донной склоняюсь с мольбой,
Чтоб для меня не скудели,—
Злобным ревнивцам на страх! —
Щедроты любви молодой.
Весь я — у Донны в руках,
А в Донне — весь мир обрету.
И страхи ее отмету:
Страхов — разлука тяжеле!

-----

 У любви есть дар высокий —
Колдовская сила,
Что зимой, в мороз жестокий,
Мне цветы взрастила.
Ветра вой, дождя потоки —
Все мне стало мило.
Вот и новой песни строки
Вьются легкокрыло.
И столь любовь сильна,
И столь огня полна,
Что и льдины, как весна,
К жизни пробудила.

Сердце страсть воспламенила
Так, что даже тело
Ив снегах бы не застыло,
Где кругом все бело.
Лишь учтивость воспретила
Снять одежды смело, —
Ей сама любовь внушила
Скромность без предела.
Любви мила страна,
Что Донною славна,
Не пизанская казна —
Не в богатстве дело!

Донна пусть и охладела,
Но живу, мечтая,
Ненароком поглядела —
Вот и рад тогда я!
Сердце бьется оробело,
От любви страдая,
Но летит к любимой смело
Греза молодая.
Моей любви волна
В любые времена
Через Францию вольна
Плыть, как песня мая.

Счастье мреет, обещая
Все, что мне желанно.
Так кораблик, чуть мелькая,
Мчится средь тумана,
Где встает скала морская
Гибелью нежданной.
 На душе тоска такая!
Счастье столь обманно...
Моя любовь грустна,
И я не знаю сна.
Мне судьбина суждена
Бедного Тристана...

Боже, взвиться бы нежданно
Ласточкой летучей —
Да и к Донне утром рано,
Обгоняя тучи!
А она лежит, румяна,
Всех на свете лучше. —
Сжальтесь, Донна!
В сердце рана,
Словно пламень жгучий!
Ах, как любовь страшна!
Коль Донна холодна,
То любовь напоена
Скорбью неминучей.

Но упрямы и живучи
Страстные желанья,
Их стремит порыв могучий
Через расстоянья.
Если ж выпадает случай,
Что мои стенанья
Вдруг сменяет смех певучий,
Счастью отдал дань я:
Ведь так любовь чудна,
Что радостью пьяна,
Хоть и в радости слышна
Горечь расставанья.

Спеши, гонец, — она
Тебе внимать должна!
Пусть польются письмена
Песнею страданья.

ГРАФИНЯ ДЕ ДИА

A chantar m-er de so qu-eu no volria

I. Повеселей бы песню я запела,
Да не могу — на сердце накипело!
Я ничего для друга не жалела,
Но что ему душа моя и тело,
И жалость, и любви закон святой!
Покинутая, я осиротела,
И он меня обходит стороной.

II. Мой друг, всегда лишь тем была горда я,
Что вас не огорчала никогда я,
Что нежностью Сегвина превзошла я,
В отваге вам, быть может, уступая,
Но не в любви, и верной и простой.
Так что же, всех приветом награждая,
Суровы и надменны вы со мной?

III. Я не пойму, как можно столь жестоко
Меня предать печали одинокой.
А может быть, я стала вам далекой
Из-за другой? Но вам не шлю упрека,
Лишь о любви напомню молодой.
Да охранит меня господне око:
Не мне, мой друг, разрыва быть виной.

IV. Вам все дано — удача, слава, сила,
И ваше обхождение так мило!
Вам не одна бы сердце подарила
И знатный род свой тем не посрамила, —
Но позабыть вы не должны о той,
Что вас, мой друг, нежнее всех любила,
О клятвах и о радости былой!

V. Моя краса, мое происхожденье,
Но больше — сердца верного влеченье
Дают мне право все свои сомненья
Вам выразить в печальных звуках пенья.
Я знать хочу, о друг мой дорогой.
Откуда это гордое забвенье:
Что это — гнев? Или любовь к другой?

VI. Прибавь, гонец мой, завершая пенье,
Что нет добра в надменности такой!

1. A chantar m'er de so qu'eu no volria,
tant me rancur de lui cui sui amia;
car eu l'am mais que nuilla ren que sia:
vas lui no.m val merces ni cortezia
ni ma beltatz ni mos pretz ni mos sens;
c'atressi.m sui enganad' e trahia
Com degr' esser, s'eu fos dezavinens.
 
2. D'aisso.m conort, car anc non fi faillensa,
Amics, vas vos per nuilla captenenssa;
ans vo am mais non fetz Seguis Valensa,
e platz mi mout quez eu d'amar vos vensa,
lo meus amics, car etz lo plus valens;
mi faitz orgoil en digz et en parvensa,
et si etz francs vas totas autras gens.
 
3. Meraveill me cum vostre cors s'orgoilla,
amics, vas me, per qui'ai razon queu.m doilla;
non es ges dreitz c'autr' amors vos mi toilla,
per nuilla ren que.us diga ni acoilla.
E membre vos cals fo.l comensamens
de nostr'amor! Ja Dompnedeus non voilla
qu'en ma colpa sia.l departimens.
 
4. Proeza grans, qu'el vostre cors s'aizina
e lo rics pretz qu'avetz, m'en ata;na,
c'una non sai, loindana ni vezina,
si vol amar, vas vos no si' aclina;
mas vos, amics, etz ben tant conoissens
que ben devetz conoisser la plus fina;
e membre vos de nostres partimens.

5. Valer mi deu mos pretz e mos paratges
e ma beutatz e plus mos fins coratges;
per qu'eu vos man lai on es vostr' estatges
esta chanson, que me sia messatges:
e voill saber, lo meus bels amics gens,
per que vos m'etz tant fers ni tant salvatges;
no sai si s'es orgoills o mal talens.
 
6. Mais aitan plus voill li digas, messatges,
qu'en trop d'orgoill an gran dan maintas gens.



***

Полна я любви молодой,
Радостна и молода я,
И счастлив мой друг дорогой,
Сердцу его дорога я —
Я, никакая другая!
Мне тоже не нужен другой,
И мне этой страсти живой
Хватит, покуда жива я.
Да что пред ним рыцарь любой?
Лучшему в мире люба я.
Кто свел нас, тем, господи мой,
Даруй все радости мая!
Речь ли чернит меня злая,
Друг, верьте лишь доброй, не злой,
Изведав любви моей зной,
Сердце правдивое зная.
Чтоб донне о чести радеть,
Нужно о друге раденье.
Не к трусу попала я в сеть —
Выбрала славную сень я!
Друг мой превыше презренья,
Так кто ж меня смеет презреть?
Всем любо на нас поглядеть,
Я не боюсь погляденья.
Привык он отвагой гореть,
И его сердца горенье
В других заставляет истлеть
Все, что достойно истленья.
Будет про нрав мой шипенье,—
Мой друг, не давайте шипеть:
Моих вам измен не терпеть,
С вами нужней бы терпенье!
Доблести вашей горенье
Зовет меня страстью гореть.
С вами душой ночь и день я,—
Куда же еще себя деть!

Перевод В.Дынник

Ab joi et ab joven m'apais
e jois e jovens m’apaia,
car mos amics es lo plus gais
per qu’ieu sui coindet’e gaia;
e pois eu li sui veraia,
be-is taing q’el me sia verais,
c’anc de lui amar no m’estrais
ni ai cor que m’en estraia.

Mout mi plai car sai que val mais
sel q’ieu plus desir que m’aia,
e cel que primiers lo m’atrais
Dieu prec que gran joi l’atraia;
e qui que mal l’en retraia,
no-l creza, fors so qu’ie-l retrais:
c’om cuoill maintas vetz los balais
ab q’el mezeis se balaia.

E dompna q’en bon pretz s’enten
deu ben pausar s’entendenssa
en un pro cavallier valen,
pois ill conois sa valenssa,
que l’aus amar a presenssa;
e dompna, pois am’a presen,
ja pois li pro ni-ll avinen
no-n dirant mas avinenssa.

Q’ieu n’ai chausit un pro e gen
per cui pretz meillur’e genssa,
larc et adreig e conoissen,
on es sens e conoissenssa;
prec li que m’aia crezenssa,
ni hom no-l puosca far crezen
q’ieu fassa vas lui faillimen,
sol non trob en lui faillensa.

Floris, la vostra valenssa
saben li pro e li valen,
per q’ieu vos qier de mantenen,
si-us plai, vostra mantenensa.


ГРАФИНЯ ДЕ ДИА и БЕРНАРТ ДЕ ВЕНТАДОРН


I. -Друг мой! Я еле жива,—
Все из-за вас эта мука.
Вам же дурная молва
Не любопытна нимало,
Вы — как ни в чем не бывало!
Любовь вам приносит покой,
Меня ж награждает тоской.

II. —Донна! Любовь такова,
Словно двойная порука
Разные два существа
Общей судьбою связала:
Что бы нас ни разлучало,
Но вы неотлучно со мной, —
Мы мучимся мукой одной.

III. —Друг мой, но сердца-то — два!
А без ответного стука
Нет и любви торжества.
Если б тоски моей жало
Вас хоть чуть-чуть уязвляло,
Удел мой, и добрый и злой,
Вам не был бы долей чужой!

IV. —Донна! Увы, не нова
Злых пересудов наука!
Кругом пошла голова,
Слишком злоречье пугало!
Встречам оно помешало, —
Зато улюлюканья вой
Затихнет такою ценой.

V. — Друг мой, цена дешева,
Если не станет разлука
Мучить хотя бы едва.
Я ведь ее не желала, —
Что же вдали вас держало?
Предлог поищите другой.
Мой рыцарь-монах дорогой.

VI. —Донна! В любви вы — глава,
Не возражаю ни звука.
Мне же в защите права
Большие дать надлежало,
Большее мне угрожало:
Я слиток терял золотой,
А вы — лишь песчаник простой.

VII.— Друг мой! В делах плутовства
Речь ваша — тонкая штука,
Ловко плетет кружева!
Рыцарю все ж не пристало
Лгать и хитрить, как меняла.
Ведь правду увидит любой:
Любовь вы дарите другой.

VIII. —Донна! Внемлите сперва:
Пусть у заветного лука
Ввек не гудит тетива,
Коль не о вас тосковало
Сердце мое, как бывало!
Пусть сокол послушливый мой
Не взмоет под свод голубой!

IX. — Мой друг, после клятвы такой
Я вновь обретаю покой! —
Да, Донна, храните покой:
Одна вы даны мне судьбой.

Бертран де Борн

Мила мне радость вешних дней,
И свежих листьев, и цветов,
И в зелени густых ветвей
Звучанье чистых голосов,—
Там птиц ютится стая.
Милей — глазами по лугам
Считать шатры и здесь и там
И, схватки ожидая,
Скользить по рыцарским рядам
И по оседланным коням.
Мила разведка мне — и с ней,
Смятенье мирных очагов,
И тяжкий топот лошадей,
И рать несметная врагов.
И весело всегда я
Спешу на приступ к высотам
И к крепким замковым стенам,
Верхом переплывая
Глубокий ров,— как, горд и прям,
Вознесся замок к облакам!
Лишь тот мне мил среди князей,
Кто в битву ринуться готов,
Чтоб пылкой доблестью своей
Бодрить сердца своих бойцов,
Доспехами бряцая.
Я ничего за тех не дам
Чей меч в бездействии упрям,
Кто, в схватку попадая,
Так ран боится, что и сам
Не бьет по вражеским бойцам.
Вот, под немолчный стук мечей
О сталь щитов и шишаков,
Бег обезумевших коней
По трупам павших седоков!
А стычка удалая
Вассалов! Любо их мечам
Гулять по грудям, по плечам,
Удары раздавая!
Здесь гибель ходит по пятам,
Но лучше смерть, чем стыд и срам.
Мне пыл сражения милей
Вина и всех земных плодов.
Вот слышен клич: "Вперед! Смелей!"
И ржание, и стук подков.
Вот, кровью истекая,
Зовут своих: "На помощь! К нам!"
Боец и вождь в провалы ям
Летят, траву хватая,
С шипеньем кровь по головням
Бежит, подобная ручьям...
На бой, бароны края!
Скарб, замки — всё в заклад, а там                Недолго праздновать врагам!
Перевод В.Дынник

Be·m platz lo gais temps de pascor,

Que fai foillas e flors venir;

E platz mi qand auch la baudor

Dels auzels que fant retentir

Lor chan per lo boscatge;

E plaz me qand vei per los pratz

Tendas e pavaillons fermatz;

Et ai gran alegratge,

Qan vei per campaignas rengatz

Cavalliers e cavals armatz.


E platz mi qan li corredor

Fant las gens e l'aver fugir,

E plaz mi, qan vei apres lor

Gran ren d'armatz ensems venir;

E platz me e mon coratge,

Qand vei fortz chastels assetgatz

E·ls barris rotz et esfondratz,

E vei l'ost el ribatge

Q'es tot entorn claus de fossatz,

Ab lissas de fortz pals serratz


Et atressi·m platz de seignor

Qand es primiers a l'envazir

En caval armatz, ses temor,

C'aissi fai los sieus enardir

Ab valen vassalatge.

E pois que l'estorns es mesclatz,

Chascus deu esser acesmatz

E segre·l d'agradatge,

Que nuills hom non es ren prezatz

Troq'a mains colps pres e donatz.

Massas e brans, elms de color,

Escutz trancar e desgarnir

Veirem a l'intrar de l'estor,

E maint vassal essems ferir,

Don anaran aratge

Cavaill dels mortz e dels nafratz.

E qand er en l'estor intratz,

Chascus hom de paratge

Non pens mas d'asclar caps e bratz,

Car mais val mortz qe vius sobratz.


E·us dic qe tant no m'a sabor

Manjar ni beure ni dormir

Cuma qand auch cridar: "A lor!"

D'ambas las partz et auch bru;r

Cavals voitz per l'ombratge,

Et auch cridar, "Aidatz! Aidatz!"

E vei cazer per los fossatz

Paucs e grans per l'erbatge

E vei los mortz qe pels costatz

Ant los tronchos ab los cendatz.


Pros comtessa, per la meillor

C'anc se mires ni mais se mir

Vos ten hom e per la genssor

Dompna del mon, segon q'auch dir.

Biatritz d'aut lignatge,

Bona dona en ditz et en fatz,

Fons lai on sorz tota beutatz,

Bella ses maestratge,

Vostre rics pretz es tant poiatz

Qe sobre totz es enansatz.


Baron, metetz en gatge

Castels e vilas e ciutatz

Enans q'usqecs no·us gerreiatz.

-----

 Люблю, чтобы под старость отдавали
И власть свою, и дом свой молодым:
В большой семье достойных нет едва ли,
Чтобы отцам наследовать своим.
Вот признаки, что больше говорят,
Чем птиц прилет или цветущий сад:
Красавицу, сеньора ли сменить
Не значит ли и жизнь омолодить?

Но наши донны юность потеряли,
Коль рыцаря у них уж больше нет,
Иль сразу двух они себе стяжали.
Иль любят тех, кого любить не след,
И честью замка мало дорожат,
Иль о делах любовных ворожат.
Что им жонглер? Ведь сами говорить
Охочи так, что не остановить!

И чтобы донну молодой считали.
Достойных чтить ей подаю совет
И отстранять все подлое подале —
Не наносить своей же чести вред;
Заботиться, чтоб тело и наряд
Неряшеством не оскорбляли взгляд,
И юношей молчаньем не томить, —
Не то легко притворщицей прослыть.

А рыцарю стареть бы не давали
Отважный риск и вкус к делам большим,
Пиры в его гостеприимном зале
И щедрость, чей порыв неудержим:
Пусть на турнир иль боевой отряд
Свое добро он тратит все подряд,
В пылу игры умеет все спустить
И знает, как красавицу прельстить.

Не молод тот, кто о вине и сале
Велит забыть нахлебникам своим
И, чтоб быстрей запасы вырастали.
Постится сам, корыстью одержим;
Кого досуг или игра страшат —
Вдруг денежек они его лишат, —
Кто впроголодь коня готов кормить,
Носить тряпье, чтоб платье сохранить.

Жонглер Арнаут! И старь и новь пестрят
Мой сирвентес, — пусть Ричарду внушат
Старинного богатства не щадить,
Чтоб новое — а с ним и честь! — добыть.


Перевод В.Дынник

 Я сирвентес сложить готов
Для тех, кто слушать бы желал.
Честь умерла. Ее врагов
Я бы нещадно истреблял,
В морях топил без дальних слов, —
Но выйдут те из берегов.
Огонь бы трупов не сожрал,
Уж разве б Страшный суд настал.

Я не ворчун и не злослов,
А наглецам бы не прощал.
Господь, помимо всех даров,
Рассудок человеку дал,
Чтоб скромным быть. Но не таков
Любой из золотых мешков:
Из грязи в графы прет нахал, —
Уже и замок отмахал!

Короны есть, но нет голов,
Чтоб под короной ум блистал.
О славе дедовских гербов
Маркиз иль князь радеть не стал.
А у баронов при дворах
Я бы от голода зачах:
Хоть богатеет феодал,
Пустеет пиршественный зал.

Пускай я много ездоков
На дорогих конях встречал,
Но кто бы этих мозгляков
К Ожье, к Берару приравнял?
Мне жалок щеголь-вертопрах:
Хоть разодет он в пух и прах
И зубки отполировал,
А для любви он пуст и вял.

Где слава рыцарских дворов?
Цвет рыцарства куда пропал?
А замки! Там радушный зов
Всех на недели собирал,
Там друг, солдат или жонглер
Был милым гостем с давних пор.
В тех замках нынче лишь развал,
Я сам во всех перебывал.

Король французов не суров,
Уж он-то щедрость показал!
Жизор свой славный — вот каков!
В удел он Ричарду отдал:
Филиппа испугал раздор.
Ну что ж, спасибо за Жизор!
Но я б того к чертям послал,
Кто ратный потерял запал!

В путь, Папиоль! Будь нынче скор:
Льва — Ричарда почтить не вздор!
Король Филипп ягненком стал —
Утратит все, чем обладал.


Перевод В.Дынник

Пейре Видаль

Cеньор мой Драгоман, да мне б коня —
Враги в испуге прыснут от меня.
Так, ястреба завидев в небе, утка
Спешит, бедняжка, скрыться в зеленя.
Враги-то знают: что мне их броня!
При имени моем и то им жутко.

Двойной мой панцирь блещет ярче дня,
Мой меч — Гвидона дар, ведь мы родня.
Мне путь не уступить — плохая шутка!
Все прочь бегут, доспехами звеня.
От поступи моей дрожит земля,
Так и гудит — ее страшна погудка!

В боях — Роланда с Оливье смени,
В любви — Берара вежество храня,
Я милых донн совсем лишил рассудка:
Шлют перстни, ленты, письма — беготня
Гонцов любви растет день ото дня,
Бегут ко мне почти без промежутка!

Я бью врагов играючи, дразня,
Своей отвагой кровь им леденя:
Вы, рыцари, со мной сразитесь, ну-тка!
Я всех милей (скажу вам без вранья),
Пред доннами колени преклоня,
Коль меж боев мне выпадет минутка.

Вот был бы взыскан щедрым даром я —
Конем могучим, — я б для короля
Под Балагьером нес дозоры чутко.
В Провансе, в Кро и в Монпелье — резня.
А рыцари — как стая воронья,
Бесстыднее разбойника-ублюдка.

Придет король, изменников казня, —
Ему претит тулузская грызня.
Шли лучников, Тулуза-баламутка, —
Тебе верну их, пред собой гоня.
Помчится граф искать, невзвидев дня,
Найдется ль для него хотя б закутка.

Для каждого, кто льстит, в душе кляня,
Кому и долг и верность — болтовня,
Кто честь не ставит выше предрассудка. —
Меча не пожалею и огня:
Будь ты стальной — сгоришь, как головня,
Останется одна лишь пепла грудка.

Реньер с Виерной, счастьем осеня,
Здесь, в Монпелье, приветили меня,—
И рыцаря скромнее пусть найдут-ка!

Перевод В.Дынник

Drogoman senher, s'ieu agues bon destrier,
En fol plag foran intrat tuich mei guerrier:
Qu'aqui mezeis quant hom lor mi mentau
Mi temon plus que cailla esparvier,
E no prezon lur vida un denier,
Tan mi sabon fer e salvatg'e brau.

Quant ai vestit mon fort ausberc doblier
E seint lo bran que.m det En Gui l'autrier,
La terra crolla per aqui on ieu vau!
E non ai enemic tan sobrancier
Que tost no.m lais las vias e.l sentier,
Tan mi dupton quan senton mon esclau.

D'ardimen vaill Rotlan et Olivier
E de domnei Berart de Mondesdier!
Car soi tan pros, per aquo n'ai bon lau,
Que sovendet m'en venon messatgier
Ab anels d'aur, ab cordon blanc e nier,
Ab tals salutz don totz mos cors s'esjau.

En totas res sembli ben cavallier!
Si.m sui, e sai d'amor tot son mestier
E tot aisso qu'a drudairi'abau!
Anc en cambra non ac tan plazentier
Ni ab armas tan mal ni tan sobrier,
Don m'am'e.m tem tals que no.m ve ni m'au.

E s'ieu agues caval adreg corsier,
Suau s'estes lo reis part Balaguier
E dormis si planamen e suau!
Que.il tengr'en patz Proens'e Monpeslier,
Que raubador ni malvatz rocinier
No rauberon ni Autaves ni Crau.

E si.l reis torn'a Tholos'el gravier,
E n'eis lo coms e siei caitiu dardier,
Que tot jorn cridon: Aspa et Orsau,
De tan mi van qu'ieu n'aurai.l colp premier,
E ferrai tan que n'intraran doblier,
Et ieu ab lor, qui la porta no.m clau.

E s'ieu cossec gilos ni lauzengier
Qu'ap fals cosselh gastan l'autrui sabrier
E baisson joi a presen et a frau,
Per ver sabra qual son li colp qu'ieu fier:
Que s'avia cors de fer o d'acier
No lur valra una pluma de pau.

Na Vierna, merce de Monpeslier
En raina sai amaretz cavallier!
Don jois m'es mais cregutz per vos, Dieu lau.


 Жаворонок с соловьем
Всех пернатых мне милей
Тем, что радость вешних дней
Славят первые они.
Я, должно быть, им сродни:
Трубадуры все молчат,
Песни о любви звучат
У меня лишь — для Виерны.

Мне дозволено притом
Ту из донн, что всех славней,
Донной называть своей,
Как ведется искони!
Я достоинства одни
За награду из наград
Восславлять отныне рад —
Прелесть и красу Виерны.

Но стрелой или ножом
Поразить нельзя больней,
Чем любовью: ты о ней
Сколь, глупец, ни раззвони,
Ожиданья тяжки дни.
Я не знатен, не богат,
Да зато верней навряд
Друг найдется для Виерны.

А теперь я перстеньком
Награжден — он чудодей:
С ним знатней я всех людей,
Сам король — и то в тени!
И куда ни загляни —
В замок или шумный град, —
Я богаче всех стократ!
Так он дорог, дар Виерны.

Перевод В.Дынник

La lauzet'e.l rossinhol
Am mais que nulh autr'auzell,
Que pel joi del temps novell
Comenson premier lur chan:
Et ieu ad aquel semblan,
Quan li autre trobador
Estan mut, ieu chant d'amor
De ma dona Na Vierna.

E quar per sa merce.m col,
Qu'en chantan dona l'apell,
Be.s tanh qu'ap lieis mi capdell,
Qu'ieu vos pliu ses tot enjan
Que seus serai derenan!
Quar m'a fait tanta d'onor
Que.m rete per servidor
Per tostemps mais Na Vierna.

Las qu'eras planh so que.m dol
Plus que nafra de cairell
No fera ni de cotell!
Per qu'es fols qui.s vai vanan
Son joi tro qu'om lo.i deman,
E dona fai gran follor,
Que s'enten en gran ricor --
E Dieus gart ne Na Vierna.

Ara.m va miels que no sol:
Cant ieu remir mon anell,
No vei ciutat ni castell
Tug non fasson mon coman!
E li rei e l'amiran
Me tenon tug per segnior
Pel gaug e per la douzor
Que.m ven davas Na Vierna.


 Жадно издали впивая
Провансальский ветер милый,
Чувствую, как полнит силой
Грудь мою страна родная.
Без конца я слушать рад,
Чуть о ней заговорят,
Слух лаская похвалою.

Весь простор родного края
Рона с Венсой оградила,
С гор — Дюранса путь закрыла,
С юга — глубь и зыбь морская.
Но для мысли нет преград,
И в Прованс — сей дивный сад! —
Вмиг переношусь душою.

Сердце, Донну вспоминая,
О печалях позабыло, —
Без нее же все уныло.
Песнь моя — не лесть пустая:
Что хвалить всех донн подряд! —
Славословья воспарят
К лучшей, созданной землею.

В ней одной искал всегда я
Правды верное мерило.
Жизнь она мне озарила,
Даром песен награждая.
Славных дел свершу я ряд
За единый только взгляд
Той, что стала мне судьбою.


Перевод В.Дынник

Мартин Кодас

Кантига о друге


Все, кто любит, — не жалейте мига,
соберитесь возле моря, в Виго:
пусть омоет нас волна морская!
Всех, кому огонь любви понятен,
друг мой ждет, — уж так он мне приятен!
Пусть омоет нас волна морская!
Друг мой ждет вас возле моря, в Виго,
Собирайтесь, не жалейте мига!
Пусть омоет нас волна морская!
Ждет мой друг, и нежен, и приятен,
Всех, кому огонь любви понятен!
Пусть омоет нас волна морская!

Перевел Е. Витковский
Quantas sabedes amar amigo,
treides comig’a lo mar de Vigo
e banhar-nos-emos nas ondas.
Quantas sabedes amar amado
treides comig’ a lo mar levado:
e banhar-nos-emos nas ondas.
Treides comig’ a lo mar de Vigo
e veeremo’ lo meu amigo:
e banhar-nos-emos nas ondas.
Treides comig’ a lo mar levado
e veeremo’ lo meu amado:
e banhar-nos-emos nas ondas.

Кантига о друге

О волна, бегущая на берег,
ты ответь мне, замедляя бег:
почему мой милый друг ко мне

    не спешит?

О, бегущая на берег волна,
От меня скрывать ты не должна:
почему мой милый друг ко мне

    не спешит?

Перевел В. Андреев

Ai ondas que eu vin veer,

se me saberedes dizer
por que tarda meu amigo sen min?


Ai ondas que eu vin mirar,
se me saberedes contar
por que tarda meu amigo sen min?


ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ

ГИМН СОЛНЦУ

Тебе хвала, Тебе благодаренье,
Тебя Единого мы будем прославлять,
И недостойно ни одно творенье
Тебя по имени назвать!

Хвалите Вечного за все Его созданья:
За брата моего, За Солнце, чье сиянье,
Рождающее день,
Одна лишь тень,
О Солнце Солнц, о мой Владыка,
Одна лишь тень
От Твоего невидимого лика!
Да хвалит Господа сестра моя Луна,
И звезды, полные таинственной отрады,
Твои небесные лампады,
И благодатная ночная тишина!

Да хвалит Господа и брат мой Ветр летучий,
Не знающий оков, и грозовые тучи,
И каждое дыханье черных бурь,
И утренняя, нежная лазурь!

Да хвалит Господа сестра моя Вода:
Она тиха, она смиренна,
И целомудренно чиста, и драгоценна!
Да хвалит Господа мой брат Огонь всегда
Веселый, бодрый, ясный,
Товарищ мирного досуга и труда,
Непобедимый и прекрасный!

Да хвалит Господа и наша мать Земля:
В ее родную грудь, во влажные поля
Бразды глубокие железный плуг врезает,
А между тем она с любовью осыпает
Своих детей кошницами плодов,
Колосьев золотых и радужных цветов!

Да хвалит Господа и Смерть, моя родная,
Моя великая, могучая сестра!
Для тех, кто шел стезей добра,
Кто умер, радостно врагов своих прощая,
Для тех уж смерти больше нет,
И смерть им жизнь, и тьма могилы свет!

Да хвалит Господа вселенная в смиренье:
Тебе, о Солнце солнц, хвала и песнопенье!
1225
Перевод: Д.Мережковский

CANTICUM FRATRIS SOLIS VEL LAUDES CREATURARUM

    Altissimu onnipotente bon signore,
tue so le laude, la gloria e l’'onore et onne benedictione.
    Ad te solo, altissimo, se konfano,
et nullu homo ene dignu te mentovare.
    Laudato sie, mi signore, cun tucte le tue creature,
spetialmente messor lo frate sole,
lo qual’'и iorno, et allumini noi per loi.
    Et ellu и bellu e radiante con grande splendore,
de te, altissimo, porta significatione.
Laudato si, mi signore, per sora luna e le stelle,
in celu l’аi formate clarite et pretiose et belle.
    Laudato si, mi signore, per frate vento,
et per aere et nubilo et sereno et omne tempo,
per lo quale al e tue creature dai sustentamento.
    Laudato si, mi signore, per sor aqua,
la quale и multo utile et humile et pretiosa et casta.
    Laudato si, mi signore, per frate focu,
per lo quale enn’'allumini la nocte,
ed ello и bello et iocundo et robustoso et forte.
    Laudato si, mi signore, per sora nostra matre terra,
la quale ne sustenta et governa,
et produce diversi fructi con coloriti flori et herba.
 Laudato si, mi signore, per quelli ke perdonano per lo tuo amore,
et sostengo infirmitate et tribulatione.
    Beati quelli ke ’l sosterrano in pace,
ka da te, altissimo, sirano incoronati.
    Laudato si, mi signore, per sora nostra morte corporale,
da la quale nullu homo vivente po’'skappare.
    Guai a quelli, ke morrano ne le peccata mortali:
beati quelli ke travarа ne le tue sanctissime voluntati,
ka la morte secunda nol farrа male.
    Laudate et benedicete mi signore,
et rengratiate et serviateli cun grande humilitate.

Якопо да Лентини

Сапфиры, изумруды и алмазы
и прочие земные самоцветы:
карбункул, аметист, отрадный глазу,
гелиотроп, восьмое чудо света,
рубины, гиацинты и топазы –
прекрасны, вне сомненья, но при этом
их блеск изысканный померкнет сразу
в сравненье с милой донной, мной воспетой.
Она сияньем со звездою схожа,
премногой добродетелью гордится,
а улыбнется – станет столь пригожа,
что роза красотой ее затмится!
Весельем жизнь ее наполни, Боже,
и славу тем умножь ее сторицей!

Перевод: Яна Токарева

Diamante, n; smiraldo, n; zafino,
n; vernul’altra gema prez;osa,
topazo, n; giaquinto, n; rubino,
4n; l’aritropia, ch’; s; vertudiosa,

     n; l’amatisto, n; ’l carbonchio fino,
lo qual ; molto risprendente cosa,
non ;no tante belezze in domino
8quant’; in s; la mia donna amorosa.

     E di vertute tutte l’autre avanza,
e somigliante [a stella ;] di sprendore,
11co la sua conta e gaia inamoranza,

     e pi; bell’e[ste] che rosa e che frore.
Cristo le doni vita ed alegranza,
14e s; l’acresca in gran pregio ed onore.

-----

Любви закрылась клетка,
И чара неземная
Стеснила грудь поэта.
Как мастер, что нередко
Рисует, вспоминая
Увиденное где-то,
Так линией незримой
Я лик боготворимый
Нанес на сердце это.
Твой лик в груди ношу я,
Но никому не выдам
Его любовной власти.
Душа кипит, бушуя,
Брожу с понурым видом
И даже малой части
Страданий не открою:
Стыжусь взглянуть порою
В глаза желанной страсти.
Томим сердечной мукой,
Рисую облик чистый
Не красками, не лаком…
Истерзанный разлукой,
Смотрю на лик лучистый,
Владычащий над мраком:
Так, веруя в спасены,
Провидим воскресенье
Мы по неявным знакам.
Я сердцем пламенею
И, точно в лихорадке,
Сбиваю пламя стужей.
О боль! Как быть мне с нею? —
На миг упрячу краткий —
И вновь она снаружи!
Тебя увидеть рядом
И не ответить взглядом —
О, есть ли пытка хуже!
Столкнемся мы случайно —
Я отвернусь, вздыхая,
Как будто не заметил.
Слезами душит тайна,
Гнетет тоска глухая,
И день уже не светел.
Я оттого тоскую,
Что красоту такую
Себе на горе встретил.
Я вновь собрался с духом
И возношу покорно
Хвалу прекрасной донне.
Не верь обидным слухам,
Что речь моя притворна, —
Я весь как на ладони!
Чего язык не скажет,
Мой скорбный вид покажет:
Страданья нет бездонней!
Ступай же, канцонетта,
К жене златоволосой
По песенным дорогам!
С цветами в час рассвета
Ей гимн звонкоголосый
Исполни новым слогом:
«О дивная картина! —
Нотарий, сын Лентино,
Тебе ниспослан Богом!»
Перевод Р. Дубровкина

Meravigliosamente
un amor mi distringe
e mi tene ad ogn’ora.
Com’om che pone mente
in altro exemplo pinge
la simile pintura,
cos;, bella, facc’eo,
che ’nfra lo core meo
porto la tua figura.
In cor par ch’eo vi porti,
pinta como parete,
e non pare di fore.
O Deo, co’ mi par forte.
Non so se lo sapete,
con’ v’amo di bon core:
ch’eo son s; vergognoso
ca pur vi guardo ascoso
e non vi mostro amore.
Avendo gran disio,
dipinsi una pintura,
bella, voi simigliante,
e quando voi non vio,
guardo ’n quella figura,
e par ch’eo v’aggia avante:
come quello che crede
salvarsi per sua fede,
ancor non veggia inante.
Al cor m’arde una doglia,
com’om che ten lo foco
a lo suo seno ascoso,
e quando pi; lo ’nvoglia
allora arde pi; loco
e non p; stare incluso:
similemente eo ardo
quando pass’e non guardo
a voi, vis’amoroso.
S’eo guardo, quando passo,
inver’ voi, no mi giro,
bella, per risguardare.
Andando, ad ogni passo
getto uno gran sospiro                che facemi ancosciare;
e certo bene ancoscio,
c’a pena mi conoscio,
tanto bella mi pare.
Assai v’aggio laudato,
madonna, in tutte le parti
di bellezze ch’avete.
Non so se v’; contato
ch’eo lo faccia per arti,
che voi pur v’ascondete.
Sacciatelo per singa,
zo ch’eo no dico a linga,
quando voi mi vedrite.
Canzonetta novella,
va’ canta nova cosa;
l;vati da maitino
davanti a la pi; bella,
fiore d’ogni amorosa,
bionda pi; c’auro fino:
«Lo vostro amor, ch’; caro,
donatelo al Notaro
ch’; nato da Lentino.»

-----

Велик, Ты. Боже, щедр и справедлив.
Я б сердце положил в Твою десницу.
Готов Тебе служить средь райских нив,
Где смех, веселье и совсем не спится.
 
Святое место знает многих див,
Но если нет средь них моей жар-птицы,
Я б многих в этом мире удивив,
Остался на земле Тебе молиться.
 
Мне без нее в душе покоя нет.
Любовь не грех, - но жизни утешенье.
Хочу лишь видеть глаз прекрасных свет,
Лишь легкость созерцать ее движений.
Не может быть жестоким Твой ответ,
Ты, - истина и акт благословенья.

Перевод: Валдис Дубулт

Io m'ag[g]io posto in core a Dio servire,
com'io potesse gire in paradiso,
al santo loco, c'ag[g]io audito dire,
o' si mantien sollazo, gioco e riso.
Sanza mia donna non vi voria gire,
quella c'a blonda testa e claro viso,
che sanza lei non poteria gaudere,
estando da la mia donna diviso.
Ma non lo dico a tale intendimento,
perch'io pecato ci volesse fare;
se non veder lo suo bel portamento,
e lo bel viso e 'l morbido sguardare:
che•l mi teria in gran consolamento,
veggendo la mia donna in ghiora stare.
 

Гвидо Гвиницелли

Хочу я Донне вознести хвалы:
Она, прекрасней розы и лилеи,
Звездой взошла средь предрассветной мглы,
Сияньем затмевая Эмпиреи.
С источником, забившим из скалы,
Ее сравню, и с морем, что, синея,
Вздымает белопенные валы,
И с золотом, что блещет, не тускнея.
Идет - столь сладостна и столь скромна,
Что всяк при ней забудет о гордыне
И станет в нашу Веру обращен.
Кого улыбкой одарит сполна,
Тот счастлив - низких помыслов отныне
В своей душе питать не сможет он.

VOGLIO del ver la mia donna laudare,
E rassembrargli la rosa e lo giglio:
     Come la Stella diana splende e pare,
     E ci;, ch’; lass; bello, a lei somiglio.
Verde rivera a lei rassembro e l’a’re,
     Tutti colori e fior, giallo e vermiglio,
     Oro ed argento e ricche gio’ preclare;
     Medesmo Amor per lei raffina miglio.
Passa per via s; adorna e s; gentile,
     Ch’abassa orgoglio a cui dona salute:
     E fal di nostra f; se non la crede.
E non le pu; appressar uom che sia vile:
     Ancor ve ne dir; maggior virtute:
     Null’uom pu; mal pensar fin che la vede.

* * *
От боли и тоски я изнемог.
Не ведаю, презрев земли законы,
Куда меня влечет враждебный рок,
Какие мне еще сулит препоны.
Я на чужбине всюду, как листок,
Что оторвался от родимой кроны,
Да и в ветвях уже не бродит сок,
И высох корень, жаждой истомленный.
Я груз неправедных обид влачу,
Не излечу веселием кручины,
Моей судьбины не осилить мне.
Осиротевшим голубем взлечу,
Один умчу в далекие долины
Искать кончины в чуждой стороне.

* * *

Ваше вежество, ваших взоров нежность
при нашей встрече меня убивают.
Амор наступает, храня безмятежность,
зло ль, добро ль дела его мне являют:

гибель сердца моего – неизбежность:
стрела Амора его раздирает.
Огня моих мук такова безбрежность,
что я молчу – как тот, кто умирает.

Чрез очи влетает любви сиянье,
молнией в башню, неизъяснимо,
все внутри безжалостно разметая.

И я – словно медное изваянье,
что только внешне с живыми сравнимо,
а по правде – оболочка пустая.

Перевод П.Алёшина

Гвидо Кавальканти

По просьбе донны, рассказать хочу я
Об атрибуте, не о сути - сечи
Страшней с ним встречи - словом, об Аморе.
Неубежденный, убедись, почуя!
Не подлой мути я реку те речи:
Вам, мудрых вече, опишу я вскоре
Чрез тезис натуральный (не умею
Зане, я, рассказать обычным слогом,
Не в строе строгом) место и рожденье
Амора и его происхожденье,
Свойства его, мощь, сущность, как, владея
Сильнее нами, нас ведет к тревогам,
Скажу о многом дальше наслажденьи,
Что звать любовь, и зримом подтвержденьи.

Его вмещает памяти обитель,
Там он основан, сформирован, меты,
Как бы от света - ясность, получает
От тьмы, сгущает кою Марс-воитель
Здесь образован, именован - это
Души заветы, то, что сердце чает.
Из формы, кою зренье облекает,
Втекает в часть, активным интеллектом,
Его субъектом, названну: положит
Жилище там он, где владеть не может,
Ведь оный не от качеств возникает;
Сверкает лишь всегда своим эффектом;
И нету нег там - в созерцаньи прожит,
Им век, свое подобье он не множит.

Не свойство нрава, но от совершенства
Идет (врожденна в людях она сила),
Что чувству мило (разум тут не нужен).
Не судит здраво: волею к блаженству
Движим исконно, без резона: хило
Его мерило - с кем он враг, с кем дружен.
Смерть часто мощи вслед идет Амора,
Коль скоро он ту доблесть запирает,
Что выбирает течь стезей попятной:
Не то, чтобы натуре был обратный
Амор, но, если с благом без укора
В ком ссора - от Амора умирает:
Тот забирает разум адекватный -
Это как памяти лишиться внятной.

Свою являет суть, коль мера страсти,
Та, что натуры процедура, станет
Мала - не тянет нас тогда к покою:
Пресуществляет цвет, и в слезы - счастье,
И прочь фигура, в страхе, хмура, прянет.
Быстро отстанет он, но знай: такое
Обычно к тем, кто доблестны, приходит.
Приводит к стонам новое нас свойство;
В место, устройство коего не ясно,
Веля взирать, пыл гневный будит в нас - но
То не представишь, коль не происходит.
Приходит человека ум в расстройство,
Утех спокойства ищет зря всечасно,
И знаний, малых иль больших - напрасно.


Из смеси сходной всех флюидов тела,
Изводит взгляды, что услады прочат.
Ему невмочь от пор сих быть в секрете:
Коль благородна, красота - как стрелы,
За муки ада страсть награды хочет,
Познав, как точат дух страданья эти.
Его чрез зренье не постигнет разум:
Пред глазом, белизна объект объемлет,
И, кто не дремлет, слышьте - нам незримы
Вид, паче, то, что им производимо,
От цвета отделен и сути разом,
И фазам тьмы присущ, свет не приемлет.
Да внемлет правде всяк: неоспоримо,
Что милость чувством лишь таким творима.

Свободно можешь ты, моя канцона,
Идти, куда захочешь: ты на диво
Весьма красива. Дай свои резоны
Ты для персоны, в коей разуменье,
К другим же людям не имей стремленья.

     Donna me prega, - per ch'eo voglio dire

     d'un accidente - che sovente - ; fero

     ed ; si altero - ch'; chiamato amore:

     s' chi lo nega - possa 'l ver sentire!

05   Ed a presente - conoscente - chero,

     perch'io no sper - ch'om di basso core

     a tal ragione porti canoscenza:

     ch; senza - natural dimostramemto

     non ho talento - di voler provare

10   l; dove posa, e chi lo fa creare,

     e qual sia sua vertute e sua potenza,

     l'essenza - poi e ciascun suo movimento,

    e 'l piacimento - che 'l fa dire amare,

     e s'omo per veder lo p; mostrare.

 

15   In quella parte - dove sta memora

     prende suo stato, - s' formato, - come

     diaffan da lume, - d'una scuritate

     la qual da Marte - v;ne, e fa demora;

     elli ; creato - ed ha sensato - nome,

20   d'alma costume - e di cor volontate.

     V;n da veduta forma che s'intende,

     che prende - nel possibile intelletto,

     come in subietto, - loco e dimoranza.

     In quella parte mai non ha pesanza

25   perch; da qualitate non descende:

     resplende - in s; perpetual effetto;

     non ha diletto - ma consideranza;

     s' che non pote largir simiglianza.

     Non ; vertute, - ma da quella v;ne

30   ch'; perfezione - (ch; si pone - tale),

     non razionale, - ma che sente, dico;

     for di salute - giudicar mantene,

    ch la 'ntenzione - per ragione - vale:

     discerne male - in cui ; vizio amico.

35   Di sua potenza segue spesso morte,

     se forte - la vert; fosse impedita,

     la quale aita - la contraria via:

     non perch; oppost' a naturale sia;

     ma quanto che da buon perfetto tort';

40   per sorte, - non p; dire om ch'aggia vita,

     ch; stabilita - non ha segnoria.

     A simil p; valer quand'om l'oblia.

 

     L'essere ; quando - lo voler ; tanto

     ch'oltra misura - di natura - torna,

45   poi non s'adorna - di riposo mai.

     Move, cangiando - color, riso in pianto,

     e la figura - co paura - storna;

     poco soggiorna; - ancor di lui vedrai

     che 'n gente di valor lo pi; si trova.

50   La nova- qualit; move sospiri,

     e vol ch'om miri - 'n non formato loco,

      destandos' ira la qual manda foco

     (Imaginar nol pote om che nol prova),

     n; mova - gi; per; ch'a lui si tiri,

55   e non si giri - per trovarvi gioco:

     n; cert'ha mente gran saver n; poco.

     De simil tragge - complessione sguardo

     che fa parere - lo piacere - certo:

     non p; coverto - star, quand'; s' giunto.

60   Non gi; selvagge - le bielt; son dardo,

     ch; tal volere - per temere - ; sperto:

     consiegue merto - spirito ch'; punto.

     E non si p; conoscer per lo viso:

     compriso - bianco in tale obietto cade;

65   e, chi ben aude, - forma non si vede:

     dungu' elli meno, che da lei procede.

     For di colore, d'essere diviso,

     assiso - 'n mezzo scuro, luce rade,

     For d'ogne fraude - dico, degno in fede,

70   che solo di costui nasce mercede.

 

     Tu puoi sicuramente gir, canzone,

     l; 've ti piace, ch'io t'ho s' adornata

     ch'assai laudata - sar; tua ragione

     da le persone - c'hanno intendimento:

75   di star con l'altre tu non hai talento.

-----

Кто эта, что идет - и все взирают,
В ее сияньи воздух полон дрожи,
И с ней Амор, и говорить негоже,
И все молчат, вздыхают, замирают.

Пусть ей Амор сравненья выбирает,
Поднявшей взор, а я не в силах, Боже:
Смиренна так, что, коль сравнить, похоже,
Как будто прочих ярость раздирает.

Приятна несказанно и безмерно,
В ней всякой добродетели истоки,
И красотою облика - богиня.

В нас нет такой великой благостыни,
И разум наш еще не столь высокий,
Чтобы ее осмыслить достоверно.

 
Гвидо Кавальканти - к Данте

Вы видели пределы упованья,
 Вам были добродетели ясны,
В Амора тайны вы посвящены,
Преодолев владыки испытанья.
Докучные он гонит прочь желанья
И судит нас - и мы служить должны.
Он, радостно тревожа наши сны,
Пленит сердца, не знавшие страданья.
Во сне он ваше сердце уносил:
Казалось, вашу даму смерть призвала,
И этим сердцем он ее кормил.
Когда, скорбя, владыка уходил,
Вся сладость снов под утро убывала,
Чтоб день виденье ваше победил.

    GUIDO CAVALCANTI A DANTE, IN RISPOSTA AL SONETTO I

 
Vedeste, al mio parere, onne valore
e tutto gioco e quanto bene om sente,
se foste in prova del segnor valente
4che segnoreggia il mondo de l’onore,

poi vive in parte dove noia more
e ten ragion nel casser de la mente:
s; va soave per sonni a la gente,
8che i cor ne porta sanza far dolore.

Di voi lo core ne port;, veggendo
che vostra donna la morte chedea;
11nodrilla de lo cor, di ci; temendo.

Quando v’appare che ne gia dogliendo,
fu dolce sonno ch’allor si compiea,
14ch; ’l su’ contraro lo venia vincendo.


Данте Алигьери
Новая жизнь  Сонет I  Данте – к Гвидо Кавальканти

Чей дух пленен, чье сердце полно светом,
Всем тем, пред кем сонет предстанет мой,
Кто мне раскроет смысл его глухой,
 Во имя Госпожи Любви — привет им!
 Уж треть часов, когда дано планетам
Сиять сильней, свершили жребий свой,-
Когда Любовь предстала предо мной
Такой, что страшно вспомнить мне об этом.
В весельи шла Любовь, и на ладони
Мое держала сердце, а в руках
Несла мадонну, спавшую смиренно.
И, пробудив, дала вкусить мадонне
От сердца - и вкушала та смятенно.
Потом Любовь исчезла, вся в слезах.
1283
Перевод с итальянского А. Эфроса

A ciascun'alma presa e gentil core
nel cui cospetto ven lo dir presente,
in ci; che mi rescrivan suo parvente,
salute in lor segnor, cio; Amore.
Gi; eran quasi che atterzate l'ore
del tempo che onne stella n'; lucente,
quando m'apparve Amor subitamente,
cui essenza membrar mi d; orrore.
Allegro mi sembrava Amor tenendo
meo core in mano, e ne le braccia avea
madonna involta in un drappo dormendo.
Poi la svegliava, e d'esto core ardendo
lei paventosa umilmente pascea:
appresso gir lo ne vedea piangendo.

 ДАНТЕ -- К ГВИДО КАВАЛЬКАНТИ
     О если б, Гвидо, Лапо, ты и я,
     Подвластны скрытому очарованью,
     Уплыли в море так, чтоб по желанью
     4 Наперекор ветрам неслась ладья,
     Чтобы фортуна, ревность затая,
     Не помешала светлому свиданью;
     И, легкому покорные дыханью
     8 Любви, узнали б радость бытия.
     И монну Ладжу вместе с монной Ванной
     И той, чье "тридцать" тайное число,
     11 Любезный маг, склоняясь над волной,
     Заставил говорить лишь об одной
     Любви, чтоб нас теченье унесло
     14 В сиянье дня к земле обетованной.

Guido, i’ vorrei che tu e Lapo ed io
fossimo presi per incantamento
e messi in un vasel, ch’ad ogni vento
per mare andasse al voler vostro e mio;

s; che fortuna od altro tempo rio
non ci potesse dare impedimento,
anzi, vivendo sempre in un talento,
di stare insieme crescesse ’l disio.

E monna Vanna e monna Lagia poi
con quella ch’; sul numer de le trenta
con noi ponesse il buono incantatore:

e quivi ragionar sempre d’amore,
e ciascuna di lor fosse contenta,
s; come i’ credo che saremmo noi.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ СОНЕТ
из "Новой Жизни"

Над широчайшей сферою творенья,
выйдя из сердца, вздох проходит мой:
это Любовь, рыдая, разум иной
в него вложила в новом устремленье.

Воздух-паломник! вот где тяготенье
разрешено: и перед Госпожой
в славе стяжанной, в милости живой,
в свете безмерном он теряет зренье.

И возвратившись, речью покровенной
слабо и смутно ведет повествованье,
скорбной душой неволимый моей.

Но по тому, как часто о Блаженной
он поминал, я разгадал посланье:
донны мои! так я узнал о Ней.
1291
Перевод О.Седаковой

capitolo XLI
Oltre la spera che pi; larga gira
passa ’l sospiro ch’esce del mio core:
intelligenza nova, che l’Amore
piangendo mette in lui, pur su lo tira. 4
Quand’elli ; giunto l; dove disira,
vede una donna, che riceve onore,
e luce s;, che per lo suo splendore
lo peregrino spirito la mira. 8
Vedela tal, che quando ’l mi ridice,
io no lo intendo, s; parla sottile
al cor dolente, che lo fa parlare. 11
So io che parla di quella gentile,
per; che spesso ricorda Beatrice,
s; ch’io lo ’ntendo ben, donne mie care.14
 
ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА

Cонет  3
Был день, в который, по Творце вселенной
Скорбя, померкло Солнце[31]… Луч огня
Из ваших глаз врасплох настиг меня:
О госпожа, я стал их узник пленный!
Гадал ли я, чтоб в оный день священный
Была потребна крепкая броня
От нежных стрел? что скорбь страстного дня
С тех пор в душе пребудет неизменной?
Был рад стрелок! Открыл чрез ясный взгляд
Я к сердцу дверь - беспечен, безоружен…
Ах! ныне слезы лью из этих врат.
Но честь ли богу - влить мне в жилы яд,
Когда, казалось, панцирь был ненужен? -
Вам - под фатой таить железо лат?

ERa ’l giorno ch’al Sol si scoloraro
     Per la piet; del suo Fattore i rai:
     Quand’ i’ fui preso, e non me ne guardai,
     4Che i be’ vostr’occhi, Donna, mi legaro.
Tempo non mi parea da far riparo
     Contra colpi d’Amor: per; n’andai
     Secur, senza sospetto: onde i miei guai
     8Nel comune dolor s’incominciaro.
Trovommi Amor del tutto disarmato,
     Ed aperta la via per gli occhi al core;
     11Che di lagrime son fatti uscio, e varco:
Per;, al mio parer, non li fu onore
     Ferir me di saetta in quello stato,
     14E a voi armata non mostrar pur l’arco.

Cонет 61 (пер. Вяч. Иванов)


Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!


Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце Бог, тайком разящий нас!


Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!


Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, -
Дум золотых о ней, единой, сплав!
Перевод Вячеслава Иванова

Benedetto sia ‘l giorno, e ‘l mese, e l’anno,
e la stagione, e ‘l tempo, e l’ora, e ‘l punto,
e ‘l bel paese, e ‘l loco ov’io fui giunto
da’ duo begli occhi, che legato m’hanno;
e benedetto il primo dolce affanno
ch’i’ ebbi ad esser con Amor congiunto,
e l’arco, e le saette ond’i’ fui punto,
e le piaghe che ‘n fin al cor mi vanno.
Benedette le voci tante ch’io
chiamando il nome de mia donna ho sparte,
e i sospiri, e le lagrime, e ‘l desio;
e benedette sian tutte le carte
ov’io fama l’acquisto, e ‘l pensier mio,
ch’; sol di lei, s; ch’altra non v’ha parte.


Cонет 269
Повержен Лавр зеленый. Столп мой стройный[46]
Обрушился. Дух обнищал и сир.
Чем он владел, вернуть не может мир
От Индии до Мавра. В полдень знойный
Где тень найду, скиталец беспокойный?
Отраду где? Где сердца гордый мир?
Все смерть взяла. Ни злато, ни сапфир,
Ни царский трон - мздой не были б достойной
За дар двойной былого. Рок постиг!
Что делать мне? Повить чело кручиной -
И так нести тягчайшее из иг.
Прекрасна жизнь - на вид. Но день единый, -
Что долгих лет усильем ты воздвиг, -
Вдруг по ветру развеет паутиной.
1348

Rotta ; l'alta colonna e 'l verde lauro
che facean ombra al mio stanco pensero;
perduto ; quel che ritrovar non spero
dal borrea a l'austro, o dal mar indo al mauro.

Tolto m';i, Morte, il mio doppio thesauro,
che mi fea viver lieto et gire altero,
et ristorar nol p; terra n; impero,
n; gemma or;ental, n; forza d'auro.

Ma se consentimento ; di destino,
che posso io pi;, se no aver l'alma trista,
humidi gli occhi sempre, e 'l viso chino?

O nostra vita ch'; s; bella in vista,
com perde agevolmente in un matino
quel che 'n molti anni a gran pena s'acquista!

  -----
CXXVIII

Италия моя, судьбе коварной

Мирской не страшен суд.

Ты при смерти. Слова плохой целитель.

Но я надеюсь, не молчанья ждут

На Тибре и на Арно

И здесь, на По, где днесь моя обитель.

Прошу тебя, Спаситель,

На землю взор участливый склони

И над священной смилуйся страною,

Охваченной резнёю

Без всяких оснований для резни.

В сердцах искорени

Жестокое начало

И вечной истине отверзни их,

Позволив, чтоб звучала

Она из недостойных уст моих.

Помилуйте, случайные владельцы

Измученных земель,

Что делают в краю волшебном своры

Вооруженных варваров? Ужель

Должны решать пришельцы

В кровопролитных битвах ваши споры?

Вы ищете опоры

В продажном сердце, но велик ли прок

В любви, подогреваемой деньгами:

Чем больше рать за вами,

Тем больше оснований для тревог.

О бешеный поток,

В какой стране пустынной

Родился ты, чтоб наши нивы смять?

Когда всему причиной

Мы сами, кто тебя направит вспять?

Чтоб нам тевтоны угрожать не смели,

Природа возвела

Спасительные Альпы, но слепая

Корысть со временем свое взяла,

И на здоровом теле

Гноеточит лишай, не заживая.

Сегодня волчья стая

В одном загоне с овцами живет.

И кто страдает? Тот, кто безобидней,

И это тем постыдней,

Что нечисть эту породил народ,

Которому живот

Вспорол бесстрашный Марий,

Не ведавший усталости, пока

От крови подлых тварей

Соленою не сделалась река.

Не стану здесь перечислять победы,

Которые не раз

Над ними Цезарь праздновал когда-то.

Кого благодарить, когда не вас,

За нынешние беды,

За то, что неуемной жаждой злата

Отечество разъято

И пришлый меч гуляет по стране!
По чьей вине и по какому праву

Чините вы расправу

Над ближним, наживаясь на войне,

И кличете извне

Людей, готовых кровью

Расходы ваши оправдать сполна?

Не из любви к злословью

Глаголю я, — мне истина важна.

На хитрого баварца положиться

И после всех измен

Не раскусить предателя в наймите!

Едва опасность, он сдается в плен,

И ваша кровь струится

Обильней в каждом из кровопролитий.

С раздумий день начните
И сами убедитесь, до чего

Губительное вы несете бремя.

Латинян славных племя,

Гони пришельцев всех до одного,

Оспорив торжество

Отсталого народа.

Коль скоро он сильнее нас умом,

То вовсе не природа,

Но мы, и только мы, повинны в том.

Где я родился, где я вырос, если

Не в этой стороне?

Не в этом ли гнезде меня вскормили?

Какой предел на свете ближе мне,

Чем этот край? Не здесь ли

Почиют старики мои в могиле?

Дай Бог, чтоб исходили

Из этой мысли вы! Смотрите, как

Несчастный люд под вашей властью страждет:

Он состраданья жаждет

От неба и от вас. Подайте знак —

И тут же свет на мрак
Оружие поднимет,

И кратким будет бой на этот раз,

Затем что не отнимет

Никто исконной доблести у нас.

Владыки, не надейтесь на отсрочку,—

У смерти свой расчет,

И время не остановить в полете:

Вы нынче здесь, но знайте наперед,

Что душам в одиночку

Держать ответ на страшном повороте.

Пока вы здесь бредете,

Сумейте зло в себе преодолеть,

Благому ветру паруса подставив

И помыслы направив

Не на бесчинства, а на то, чтоб впредь

В деяниях греметь

Ума иль рук. Иначе

На этом свете вам не обрести

Блаженства, и тем паче

На небо вам заказаны пути.

Послание мое,

Стой на своем, не повышая тона,

Поскольку к людям ты обращено,

Которые давно

От правды отвернулись оскорбленно.

Зато тебя, канцона,

Приветят дружно те,

Что о добре пекутся к чести мира.

Так будь на высоте,

Иди, взывая: «Мира! Мира! Мира!»
1344-1345
Пер. с итальянского Е.Солоновича

Italia mia, bench; 'l parlar sia indarno
a le piaghe mortali
che nel bel corpo tuo s; spesse veggio,
piacemi almen che ' miei sospir' sian quali
spera 'l Tevero et l'Arno,
e 'l Po, dove doglioso et grave or seggio.
Rettor del cielo, io cheggio
che la piet; che Ti condusse in terra
Ti volga al Tuo dilecto almo paese.
Vedi, Segnor cortese,
di che lievi cagion' che crudel guerra;
e i cor', che 'ndura et serra
Marte superbo et fero,
apri Tu, Padre, e 'ntenerisci et snoda;
ivi fa che 'l Tuo vero,
qual io mi sia, per la mia lingua s'oda.

Voi cui Fortuna ; posto in mano il freno
de le belle contrade,
di che nulla piet; par che vi stringa,
che fan qui tante pellegrine spade?
perch; 'l verde terreno
del barbarico sangue si depinga?
Vano error vi lusinga:
poco vedete, et parvi veder molto,
ch; 'n cor venale amor cercate o fede.
Qual pi; gente possede,
colui ; pi; da' suoi nemici avolto.
O diluvio raccolto
di che deserti strani
per inondar i nostri dolci campi!
Se da le proprie mani
questo n'avene, or chi fia che ne scampi?

Ben provide Natura al nostro stato,
quando de l'Alpi schermo
pose fra noi et la tedesca rabbia;
ma 'l desir cieco, e 'ncontr'al suo ben fermo,
s'; poi tanto ingegnato,
ch'al corpo sano ; procurato scabbia.
Or dentro ad una gabbia
fiere selvagge et mans;ete gregge
s'annidan s; che sempre il miglior geme:
et ; questo del seme,
per pi; dolor, del popol senza legge,
al qual, come si legge,
Mario aperse s; 'l fianco,
che memoria de l'opra ancho non langue,
quando assetato et stanco
non pi; bevve del fiume acqua che sangue.

Cesare taccio che per ogni piaggia
fece l'erbe sanguigne
di lor vene, ove 'l nostro ferro mise.
Or par, non so per che stelle maligne,
che 'l cielo in odio n'aggia:
vostra merc;, cui tanto si commise.
Vostre voglie divise
guastan del mondo la pi; bella parte.
Qual colpa, qual giudicio o qual destino
fastidire il vicino
povero, et le fortune afflicte et sparte
perseguire, e 'n disparte
cercar gente et gradire,
che sparga 'l sangue et venda l'alma a prezzo?
Io parlo per ver dire,
non per odio d'altrui, n; per disprezzo.

N; v'accorgete anchor per tante prove
del bavarico inganno
ch'alzando il dito colla morte scherza?
Peggio ; lo strazio, al mio parer, che 'l danno;
ma 'l vostro sangue piove
pi; largamente, ch'altr'ira vi sferza.
Da la matina a terza
di voi pensate, et vederete come
tien caro altrui che tien s; cos; vile.
Latin sangue gentile,
sgombra da te queste dannose some;
non far idolo un nome
vano senza soggetto:
ch; 'l furor de lass;, gente ritrosa,
vincerne d'intellecto,
peccato ; nostro, et non natural cosa.

Non ; questo 'l terren ch'i' toccai pria?
Non ; questo il mio nido
ove nudrito fui s; dolcemente?
Non ; questa la patria in ch'io mi fido,
madre benigna et pia,
che copre l'un et l'altro mio parente?
Perdio, questo la mente
talor vi mova, et con piet; guardate
le lagrime del popol doloroso,
che sol da voi riposo
dopo Dio spera; et pur che voi mostriate
segno alcun di pietate,
vert; contra furore
prender; l'arme, et fia 'l combatter corto:
ch; l'antiquo valore
ne gli italici cor' non ; anchor morto.

Signor', mirate come 'l tempo vola,
et s; come la vita
fugge, et la morte n'; sovra le spalle.
Voi siete or qui; pensate a la partita:
ch; l'alma ignuda et sola
conven ch'arrive a quel dubbioso calle.
Al passar questa valle
piacciavi porre gi; l'odio et lo sdegno,
v;nti contrari a la vita serena;
et quel che 'n altrui pena
tempo si spende, in qualche acto pi; degno
o di mano o d'ingegno,
in qualche bella lode,
in qualche honesto studio si converta:
cos; qua gi; si gode,
et la strada del ciel si trova aperta.

Canzone, io t'ammonisco
che tua ragion cortesemente dica,
perch; fra gente altera ir ti convene,
et le voglie son piene
gi; de l'usanza pessima et antica,
del ver sempre nemica.
Proverai tua ventura
fra' magnanimi pochi a chi 'l ben piace.
Di' lor: - Chi m'assicura?
I' vo gridando: Pace, pace, pace. -


Джованни Боккаччо
LX
Коль в самом деле, Данте Алигьери,
Близ милой Биче, чьей душе вослед
Твоя душа стремилась столько лет,
В Венериной ты пребываешь сфере
И коль любви, во что я свято верю,
Конца ни здесь, ни в лучшем мире нет,
Моей Фьямметте передать привет
Не затруднишься ты ни в коей мере.
Я знаю: с неба третьего она
Следит из сонма праведных за тем,
Кто жить, лишась ее, не в силах доле.
Так пусть, пока летейская волна
Не разлучила с нею нас совсем,
Я призван буду к ней из сей юдоли.

CII


Dante, se tu nell’amorosa spera,
     Com’io credo, dimori riguardando
     La bella Bice, la qual gi; cantando
     Altra volta ti trasse l; dov’era:
     Se per cambiar fallace vita a vera
     Amor non se n’oblia, io ti domando
     Per lei, di gratia, ci; che, contemplando,
     A far ti fia assai cosa leggiera.
Io so che, infra l’altre anime liete
     Del terzo ciel, la mia Fiammetta vede
     L’affanno mio dopo la sua partita:
     Pregala, se ’l gustar dolce di Lethe
     Non la m’; tolta, in luogo di merzede
     A s; m’impetri tosto la salita.


* * *

Мне имя Данте, Данте Алигьери,
Я новая Минерва, чей язык
Родимым красноречием велик,
Ее ума достойным в полной мере.

Я в преисподней был и в третьей сфере,
Куда воображением проник –
С намереньем последнею из книг
Развлечь потомков и наставить в вере.

Флоренция, моя родная мать,
Мне мачехою сделалась постылой,
Дав сына своего оклеветать.

Изгнанника Равенна приютила,
Ей – тело, духу – Божья благодать,
И зависть пред согласьем отступила.

Prosopopea di Dante

Dante Alighieri son, Minerva oscura
D'intelligenza e d'arte, nel cui ingegno
L'eleganza materna aggiunse al segno
Che si tien gran miracol di natura.

L'alta mia fantasia pronta e sicura
Pass; il tartareo e poi 'l celeste regno,
E 'l nobil mio volume feci degno
Di temporal e spirital lettura.

Fiorenza gloriosa ebbi per madre
Anzi matrigna a me pietoso figlio,
Colpa di lingue scellerate e ladre.

Ravenna fummi albergo nel mio esiglio;
Et ella ha il corpo, e l'alma il sommo Padre
Presso cui invidia non vince consiglio.

    CXXVI
               
                Пребудешь ты  отныне в царстве том,
                куда стремится жаждущая света
                душа, что заслужила чести этой
                покуда обреталась в мире злом;
               
                ты нынче там, где, жаждою влеком
                Лауру видеть, что тобой воспета,
                не раз бывал, и где теперь Фьямметта,
                любовь моя, - лицом к лицу с Творцом.
               
                К Сеннуччо , к Чино  присоединился
                и к Данте ты, и пред тобой тогда
                сокрытое от нас предстало зримо.
               
                Когда тебе я другом доводился
                здесь, на земле, возьми меня туда,
                где любоваться мог бы я любимой.

Перевод с итальянского Евгения Солоновича

Or sei salito, caro signor mio,
     Nel regno, al qual salire anchor aspetta
     Ogn’anima da dio a quell’electa,
     Nel suo partir di questo mondo rio;
     Or se’ col;, dove spesso il desio
     Ti tir; gi; per veder Lauretta;
     Or sei dove la mia bella Fiammetta
     Siede con lei nel conspecto di dio.
Or con Sennuccio et con Cino et con Dante
     Vivi, sicuro d’eterno riposo,
     Mirando cose da noi non intese.
     De’, s’a grado ti fui nel mondo errante,
     Tirami drieto a te, dove gioioso
     Veggia colei che pria d’amor m’accese.


Хуан Руис

КНИГА О ХОРОШЕЙ ЛЮБВИ
ИЗ ВСТУПЛЕНИЯ
Здесь повествуется о том, как протопресвитер просил Бога, чтобы он даровал ему свою милость для сложения этой книги.
Обращение автора к читателю.
Господь мой бог, создатель всей вселенной!
Протопресвитер, раб твой неизменный,
К тебе с мольбою обращается смиренной:
Чтоб о Любви «хорошей», а не «тленной»
Рассказ сложить ему бы ты помог;
Чтоб из веселых и печальных строк
Читатель получил забаву и урок;
Чтоб к автору он не был слишком строг.
Коль лучшего, сеньоры, нету на примете,
Прочтите в добрый час страницы эти.
Во лжи не грешен я иль в злом навете:
Описано все так, как есть на свете.
Рассказ — чтоб лучше слушали кругом —
Веду рифмованным я языком,
Провинности большой не видя в том,—
А мне приятней говорить стихом.
Найдешь, что кое-что шероховато,
Так не спеши судить меня предвзято,
Читатель мой, и вспоминай всегда ты,
Что и в простом мешке хранится злато,
Под мшистым камнем — ясность родника,
И сладкий сахар — в коже тростника,
И в отрубях :— чистейшая мука,
За терньем — нежный лепесток цветка,
В жестянке — радость винной влаги,
И почерком, неровней, чем зигзаги,
Выводят часто мудрецы и маги
Слова, что полны мысли и отваги.
Итак, за совершенством не гонись,
С иной моей обмолвкой примирись
И не смотри, читатель, сверху вниз
На книгу, что сложил Хуан Руис...

Aqu; diso de c;mo el ar;ipreste rog; a Dios, que le diese gra;ia que podiese faser este libro

Dios Padre, Dios Fijo, Dios Sp;ritu Santo:
El que na;i; de la Virgen, esfuer;o nos d; tanto,
que siempre lo loemos en prosa et en canto,
sea de nuestras almas cobertura et manto.

El que fiso el ;ielo, la tierra, et el mar,
;l me done su gra;ia, e me quiera alumbrar,
que pueda de cantares un librete rimar,
que los que lo oyeren, puedan sol;s tomar.

T;, Se;or Dios m;o, qu'el omen crieste,
enforma e ayuda a m;, el tu a;ipreste,
que pueda faser un libro de buen amor aqueste,
que los cuerpos alegre, e a las almas preste.

Si queredes, se;ores, o;r un buen sol;s,
escuchad el romanse, sosegad vos en pas,
non vos dir; mentira en quanto en ;l yas',
ca por todo el mundo se usa et se fas'.

Et porque mejor de todos sea escuchado,
fablarvos he por trobas e cuento rimado:
es un desir fermoso e saber sin pecado,
raz;n m;s plasentera, fablar m;s apostado.

Non tengades que es libro ne;io de devaneo,
nin creades que es chufa algo que en ;l leo,
ca segund buen dinero yase en vil correo,
ans; en feo libro est; saber non feo.

El axen;s de fuera m;s negro es que caldera,
es de dentro muy blanco, m;s que la pe;avera,
blanca farina est; so negra cobertera,
az;car negro e blanco est; en vil ca;avera.

Sobre la espina est; la noble rosa flor,
en fea letra est; saber de grand doctor;
como so mala capa yase buen bebedor,
ans; so el mal tabardo est; buen amor.

Et porque de todo bien es comien;o e ra;s
la Virgen Santa Mar;a, por ende yo, Juan Ro;s,
a;ipreste de Fita, d'ella primero fis'
cantar de los sus gosos siete que ans; dis'.

  Фрагменты
                I

Коль ты захотел, чтоб любовь твою жизнь услаждала,
О многих вещах поразмыслить ты должен немало:
Ведь чтобы подруга на чувства твои отвечала,
Ты должен разумно избрать ту подругу сначала.

Пусть будет избранница умной, весёлой, пригожей,
Не слишком высокой, однако не карлицей всё же.
А пуще связаться с тупицей спаси тебя боже:
С ней скучно делить и печаль, и веселье, и ложе.

Головка пусть будет мала, грудь и плечи пышны,
А брови подобны серпам вновь рождённой луны,
Пусть волосы светлыми будут без помощи хны,
А бёдра крутыми, - вот облик завидной жены.

Весёлые очи - в них глянешь, и нету кручины,
Густые ресницы, что глаз прикрывают рубины,
Изящные ушки и шеи изгиб лебединый, -
Вот прелести женщины, милые взору мужчины.

И носик точёный, он тоже нам радует взор,
И зубки, когда и белы, и равны на подбор,
И алые губки, и розовых дёсен узор;
И мил нам её язычок, коль не зол, но остёр.

Пусть маленький рот будет вырезан гордо и смело,
Высок будет лоб, а лицо будет чисто и бело,
А лучше всего, чтоб судьба о тебе порадела:
Дала тебе случай узреть без одежд её тело.

Посредницу к ней засылай из своей лишь родни,
Служанке не верь: ненадёжны, подкупны они;
Коль будешь служанкой обманут,себя лишь вини:
Дурная женитьба отравит раскаяньем дни.

Старайся посредницу взять половчей, поумней,
Пусть, исподволь вкравшись в доверье к любезной твоей,
Вливает ей в уши твоих обольщений елей:
Под крышкой похлёбка всегда закипает быстрей.

                II

Внимания требуют жёны. Есть много преданий
О том, сколь опасно забвенье сих малых созданий.
Жил-был Питас Пайас, по росписям мастер, в Бретани,
И вот взял он в жёны предмет своих пылких мечтаний.

Лишь месяц прошёл, он ей молвил: "О свет моих глаз!
Во Фландрию ехать я должен - есть важный заказ".
На это она отвечала:"Мессер, в добрый час,
Но дом и жена будут ждать, - не забудьте про нас".

А дон Питас Пайас на это ответствовал так:
"Дабы вас не сбил со стези добродетели враг,
На вас своей кистью желаю оставить я знак."-
"Мессер, воля ваша: не смею перечить никак".

Взялся он за кисть: под пупком у жены молодой
Невинный барашек написан был им, как живой.
Художник уехал. Два года не едет домой:
Он занят работой, а ей каково-то одной!

Жила только месяц супружеской жизнью бедняжка,
Влачить одиночество было ей горько и тяжко.
Дружок завелся, - не могла она жить как монашка;
И вскорости вовсе изгладился образ барашка.

Прослышав о том, что супруг возвращается вспять,
Она всполошилась и стала дружка умолять
Барашка на месте означенном вновь написать:
Пусть муж полагает, что в доме была тишь и гладь.

Дружок принялся за работу поспешно и рьяно
И намалевал там, где надо, с усердьем профана,
Матёрого, с дивных размеров рогами, барана.
Заутра приехал хозяин и впрямь, без обмана.

Вернувшись из Фландрии снова в родимый свой дом,
Художник не слишком-то ласковый встретил приём.
Однако, лишь только остался с женою вдвоём,
Как вспомнить тотчас не преминул о знаке своём.

"Мадонна, - рёк дон Питас Пайас, - вкусить будем рады
Мы с вами, когда вы не против, законной услады,
Но прежде на знак наш хочу устремить свои взгляды."-
"Извольте!" - супруга ответила не без досады.

На месте означенном красками блещет картина:
Баран здоровенный - витые рога в пол-аршина.
"Мадонна, ведь агнец тут был! Какова же причина,
Что здесь появилась рогатая эта скотина?"

Но женщины в споре не лезут за словом в карман.
"Мессер, не дивитесь, нашедши в картинке изъян:
Вернуться бы надо пораньше из дальних вам стран,
Два года прошло - из ягнёнка и вырос баран."

Перевод Михаила Донского

Enxiemplo de lo que contes;i; a don Pitas Pajas, pintor de Breta;a

Del que olvid; la muger te dir; la faza;a
si vieres que es burla, dime otra tal ma;ana;
era don Pitas Pajas un pintor de Breta;a
casose con muger mo;a, pag;base de compa;a.

Ante del mes complido dixo ;l: Nostra dona
yo volo ir a Flandes, portar; muita dona.
Ella diz: Monse;or, andar en ora bona
non olvidedes vuestra casa, nin la mi persona.

Dixo don Pitas Pajas: 'Dona de fermosura
yo volo fa;er en vos una bona figura
porque seades guardada de toda altra locura.
Ella diz: "Monse;or, fa;ed vuestra mesura."

Pintol' so el ombligo un peque;o cordero:
fuese don Pitas Pajas a ser novo mercadero,
tard; all; dos a;os, mucho fue tardinero,
fa;;asele a la dona un mes a;o entero.

Como era la mo;a nuevamente casada
av;e con su marido fecha poca morada,
tom; un entendedor et pobl; la posada,
desf;zose el cordero, que d';l non finca nada.

Cuando ella oy; que ven;a el pintor
mucho de priesa embi; por el entendedor,
d;xole que le pintase como podiese mexor
en aquel lugar mesmo un cordero menor.

Pintole con la gran priesa un eguado carnero
complido de cabe;a con todo su apero,
luego en ese d;a vino el mensajero.
Que ya don Pitas Pajas de esto ven;a ;ertero.

Cuando fue el pintor de Frandes venido
fue de la su muger con desd;n res;ebido
desque en el pala;io con ella estido
la se;al que l' fe;iera non la ech; en olvido.

Dixo don Pitas Pajas: 'Madona, si vos plaz'
mostradme la figura e af;n buen solaz!'
Diz' la muger: 'Monse;or, vos mesmo la catad,
fey y ardidamente todo lo que vollaz.'

Cat; don Pitas Pajas el sobre dicho lugar
et vido un grand carnero con armas de prestar.
';C;mo es esto, madona, o c;mo pode estar
'que yo pint; corder, et trobo este manjar?'

Como en este fecho es siempre la muger
sotil e mal sabida, diz': ';C;mo, monse;or,
en dos a;os petid corder non se fa;ed carner?
Vos veni;sedes templano et trobar;ades corder.'

Por ende te castiga non dexes lo que pides,
non seas Pitas Pajas, para otro non errides,
con de;ilres fermosos a la muger convides,
desque telo prometa, guarda non lo olvides.

Pedro levanta la liebre, et la mueve del covil
non la sigue nin la toma, fa;e como ca;ador vil,
otro Pedro que la sigue et la corre m;s sotil
t;mala, esto aconte;e a cazadores mil.

Diz' la muger entre dientes: 'Otro Pedro es aqueste
m;s gar;;n e m;s ardit que l' primero que ameste,
el primero apost de ;ste non vale m;s que un feste,
con aqu;ste, e por ;ste far; yo si Dios me preste.'

Otros; quando vieres a quien usa con ella
quier sea suyo o non, f;blale por amor de ella
si podieres, da l'ayo non le ayas querella
ca estas cosas pueden a la muger traella.

Por poquilla cosa del tu aver que l' dieres
servirte a lealmente, far; lo que quisieres
far; por los dineros todo quanto pidieres
que mucho o poco, da l' cada que podieres.

Эсташ  Дешан
ВИРЕЛЭ

Ни друга, ни подруги нет.
На слово доброе в ответ
Давно не слышу добрых слов,
И всяк угрюм, и всяк суров,
И всюду ожиданье бед.
И всяк теперь душою сед
Уже на раннем утре лет.
И нет ни песен, ни пиров;
Подставить ногу всяк готов,
Наносят все без дальних слов
друг Другу зло, друг другу вред.
Любовь, и честь, и правды свет
Погибли в суете сует:
Не безопасен каждый кров;
Ждут без заслуг себе даров.
Добра не вижу и примет.
Ни друга, ни подруги нет.
И вот, предвижу я, поэт,
Наш век пройдет, как темный бред,—
Нам жить без праведных умов.

В тряпье мудрец теперь одет,
А напоен и обогрет
Льстец, иль злодей, иль суеслов.
Надежды юной гибнет цвет.
Нет светлых разума побед.
Мир ослабел, мир нездоров,
И мы стремимся в некий ров,
А время заметает след.
Ни друга, ни подруги нет.

Virelai

Sui je, sui je, sui je belle?
Il me semble, a mon avis,
Que j'ay beau front et doulz viz
Et la bouche vermeillette;
Dittes moy se je suis belle.

J'ay vers yeulx, petits sourcis,
Le chief blont, le nez traitis,
Ront menton, blanche gorgette;
Sui je, sui je, sui je belle?

J'ay dur sain et hault assis,
Lons bras, gresles doys aussis,
Et par le faulz sui greslette;
Dittes moy se je suis belle.

J'ay bonnes rains, ce m'est vis,
Bon dos, bon cul de Paris,
Cuisses et gambes bien faictes;
Sui je, sui je, sui je belle?

J'ay piez rond;s et petiz,
Bien chaussans, et biaux habis,
Je sui gaye et foliette;
Dittes moy se je sui belle.

J'ay mantiaux fourrez de gris,
J'ay chapiaux, j'ay biaux proffis
Et d'argent mainte espinglette;
Sui je, sui je, sui je belle?

J'ay draps de soye et tabis,
J'ay draps d'or et blans et bis,
J'ay mainte bonne chosette;
Dittes moy se je sui belle.

Que .xv. ans n'ay, je vous dis;
Moult est mes tresors jolys,
S'en garderay la clavette;
Sui je, sui je, sui je belle?

Bien devra estre hardis
Cilz qui sera mes amis,
Qui ara tel damoiselle;
Dittes moy se je sui belle.

Et par Dieu je li plevis
Que tresloyal, se je vis,
Li seray, si ne chancelle;
Sui je, sui je, sui je belle?

Se courtois est et gentilz,
Vaillans, apers, bien apris,
Il gaignera sa querelle;
Dittes moy se je sui belle.

C'est un mondains paradiz
Que d'avoir dame toudis,
Ainsi fresche, ainsi nouvelle;
Sui je, sui je, sui je belle?

Entre vous accouardiz,
Pensez a ce que je diz;
Cy fine ma chansonelle;
Sui je, sui je, sui je belle?

 -----
Я видел много, утверждать посмею,
Морей десяток, множество сторон -
Ерусалим, Египет, Галилею;
Дамаском и Каиром поражён,
Я видел Сирию и Вавилон;
Все гавани и все базары,
Все пряности, все сласти и отвары,
Парчу и шёлк, что блещут как зарница,
Но, пусть скромней французские товары,
Ничто, ничто с Парижем не сравнится.

Сей град всех превзошел красой своею,
На многоводной Сене заложен,
В нем вольно мудрецу и грамотею,
Лесов, лугов, садов исполнен он.
Нет града, чтоб, как он, вас брал в полон
Изяществом угара –
Всех чужестранцев опьяняет чара.
Красой и живостью пленяют лица.
Как отказаться от такого дара?
Ничто, ничто с Парижем не сравнится.

О сколь же краше с толчеёю всею,
Чем город, что стеною окружён,
Отрадно здесь купцу и казнодею,
Златокузнец и медник восхвалён;
Здесь всех искусств расцвет осуществлён.
У столяра и кашевара
Ума премного, рвения и жара -
Всяк ремесло своё развить стремится,
Вещам надёжность сообщает яро.
Ничто, ничто с Парижем не сравнится.

Перевод А.Парина

Ballade de Paris

Quand j'ai la terre et mer avironn;e
Et visit; en chacune partie
J;rusalem,
Egypte et
Galil;e,
Alixandre,
Damas et la
Syrie,
Babylone,
Le
Caire et
Tartarie,
Et tous les ports qui-y sont,
Les ;pices et sucres qui s'y font,
Les fins draps d'or et soye du pays,
Valent trop mieux ce que les
Fran;ais ont :
Rien ne se peut comparer ;
Paris.

C'est la cit; sur toutes couronn;e,
Fontaine et puits de sens et de clcrgie
Sur le fleuve de
Seine situ;e :
Vignes, bois a, terres et praerie.
De tous les biens de cette mortel vie

A plus qu'autres cit;s n'ont ;
Tous ;trangers l'aiment et aimeront,
Car, pour d;duit et pour ;tre jolis,
Jamais cit; telle ne trouveront :
Rien ne se peut comparer ;
Paris.

Mais elle est bien mieux que ville ferm;e,
Et de ch;teaux de grande anceserie,
De gens d'honneur et de marchands peupl;e,
 De tous ouvriers d'armes, d'orf;vrerie;
De tous les arts c'est la fleur, quoi qu'on die :

Tous ouvrages ; droit font;
Subtil engin, entendement profond
Verrez avoir aux habitants toudis,
Et loyaut; aux ;uvres qu'ils feront :
Rien ne se peut comparer ;
Paris.

БАЛЛАДА
В полях, где воздуха отрада,
Вдвоем с мечтою мы бродили.
Вдруг вижу: некая ограда;
Скотинку звери там теснили;
Медведи, волки в страшной силе,
Лисицы с хитростью, — все там
У бедного скота просили:
«Ну, денег нам! ну, денег нам!»
Овца сказала: «Дать бы рада,
Но уж описывать ходили
Меня не раз». И тут из стада
Колена бык и конь склонили;
Телушки телом затрусили,
Мычат коровы к господам
Но те себе не изменили:
«Ну, денег нам! ну, денег нам!»
Оброки собирать как надо,
Где этих бестий научили?
Грозились звери; вкруг без лада
Бедняжки робко голосили.
Сказала козочка: «Скосили
Мой корм чужие по лугам.
О, если б вы обок простили!»
«Ну, денег нам! ну, денег нам!»
«Еще не вырыла я клада»,
Сказала свинка: «Прокормили
Едва детей; уж и не рада,
Что в этот год мы попросили».
В ответ ей волк: «Где б мы ни были,
Не жить в богатстве там скотам;
А жалость… это мы забыли.
Ну, денег нам! ну, денег нам!»
Что за видение — шарада?
И вдруг разгадку получили
Мои сомнения. Из сада
Слова всё феи объяснили;
Она сказала: «Приходили
К двору нередко звери, — там,
Не мудрено, что затвердили:
Ну, денег нам! ну, денег нам!»

Перевод С. Пинуса


Карл (Шарль) Орлеанский
ПЕСНЯ
Во сне, в мечтах вас вижу я
День и ночь пред собой так ясно,
Но желаньем томлюсь напрасно -
Ведь вы далеко от меня!
Все прелести соединя
Вы — совершенство, друг прекрасный!
Во сне, в мечтах вас вижу я
День и ночь пред собой так ясно,
Изнемогая и любя,
Я думаю о вас всечасно.
Клянусь, люблю всем сердцем страстным
Вас одну, Госпожа моя!
Во сне, в мечтах вас вижу я.

БАЛЛАДА
На берегу морском близ Дувра стоя,
Я к Франции свой жадный взор стремил.
Я вспомнил, сколько счастья и покоя
Там некогда мне каждый день сулил.
И вздохи удержать не стало сил:
Я чувствовал — всем сердцем я люблю
-Мою отчизну, Францию мою!
Нот, сердце вздохами томить не стоит —
Подумал я и про себя решил:
Ведь к миру путь, что все блага откроет,
Уж начат, я на этот путь вступил...
И в этой мысли я отраду пил.
Твердило сердце — о, как я люблю
Мою отчизну, Францию мою!
И вот корабль Надежды мной построен,
В него я все желанья погрузил,
Послал его туда, за море злое,
Плыть к берегам родным его просил.
Скорее мир даруй нам, боже, сил!
И да увижу вновь ту, что люблю —
Мою отчизну, Францию мою!
Мир — самый ценный дар и есть и был.
Война мне враг, войну я не хвалил:
Мешала видеть ту, что я люблю —
Мою отчизну, Францию мою!

En regardant vers le pa;s de France,
Un jour m'avint, a Dovre sur la mer,
Qu'il me souvint de la doulce plaisance
Que souloye oudit pays trouver ;
Si commen;ay de cueur a souspirer,
Combien certes que grant bien me faisoit
De voir France que mon cueur amer doit.

Je m'avisay que c'estoit non savance
De telz souspirs dedens mon cueur garder,
Veu que je voy que la voye commence
De bonne paix, qui tous biens peut donner ;
Pour ce, tournay en confort mon penser.
Mais non pourtant mon cueur ne se lassoit
De voir France que mon cueur amer doit.

Alors chargay en la nef d'Esperance
Tous mes souhaitz, en leur priant d'aler
Oultre la mer, sans faire demourance,
Et a France de me recommander.
Or nous doint Dieu bonne paix sans tarder !
Adonc auray loisir, mais qu'ainsi soit,
De voir France que mon cueur amer doit.

ENVOI

Paix est tresor qu'on ne peut trop loer.
Je h; guerre, point ne la doy prisier ;
Destourb; m'a longtemps, soit tort ou droit,
De voir France que mon cueur amer doit.

 -----


1415


Le beau soleil, le jour saint Valentin,
Qui apportoit sa chandelle alumee,
N'a pas longtemps entra un bien matin
Priveement en ma chambre fermee.
Celle clart; qu'il avoit apportee,
Si m'esveilla du somme de soussy
Ou j'avoye toute la nuit dormy
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee.

Ce jour aussi, pour partir leur butin
Les biens d'Amours, faisoient assemblee
Tous les oyseaulx qui, parlans leur latin,
Crioyent fort, demandans la livree
Que Nature leur avoit ordonnee
C'estoit d'un per  comme chascun choisy.
Si ne me peu rendormir, pour leur cry,
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee.

Lors en moillant de larmes mon coessin
Je regrettay ma dure destinee,
Disant : « Oyseaulx, je vous voy en chemin
De tout plaisir et joye desiree.
Chascun de vous a per qui lui agree,
Et point n'en ay, car Mort, qui m'a trahy,
A prins mon per dont en dueil je languy
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee. »

ENVOI

Saint Valentin choisissent ceste annee
Ceulx et celles de l'amoureux party.
Seul me tendray, de confort desgarny,
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee.


Франсуа Вийон
Баллада поэтического состязания в Блуа

От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне - страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз - я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер - и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр, а сплю я только днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
Я знаю, что полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
А сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее - час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Перевод И. Эренбурга

Ballade du concours de Blois

Je meurs de seuf aupr;s de la fontaine,
Chaud comme feu, et tremble dent ; dent;
En mon pays suis en terre lointaine;
Lez un brasier frissonne tout ardent;
Nu comme un ver, v;tu en pr;sident,
Je ris en pleurs et attends sans espoir;
Confort reprends en triste d;sespoir;
Je m';jouis et n'ai plaisir aucun;
Puissant je suis sans force et sans pouvoir,
Bien recueilli, d;bout; de chacun.
Rien ne m'est s;r que la chose incertaine;
Obscur, fors ce qui est tout ;vident;
Doute ne fais, fors en chose certaine;
Science tiens ; soudain accident;
Je gagne tout et demeure perdant;
Au point du jour dis: "Dieu vous doint bon soir!"
Gisant envers, j'ai grand paour de choir;
J'ai bien de quoi et si n'en ai pas un;
Echoite attends et d'homme ne suis hoir,
Bien recueilli, d;bout; de chacun.
De rien n'ai soin, si mets toute ma peine
D'acqu;rir biens et n'y suis pr;tendant;                Qui mieux me dit, c'est cil qui plus m'ataine,
Et qui plus vrai, lors plus me va bourdant;
Mon ami est, qui me fait entendant
D'un cygne blanc que c'est un corbeau noir;
Et qui me nuit, crois qu'il m'aide ; pourvoir;
Bourde, vert;, aujourd'hui m'est tout un;
Je retiens tout, rien ne sait concevoir,
Bien recueilli, d;bout; de chacun.
Prince cl;ment, or vous plaise savoir
Que j'entends mout et n'ai sens ne savoir:
Partial suis, ; toutes lois commun.
Que sais-je plus? Quoi? Les gages ravoir,
Bien recueilli, d;bout; de chacun.
Примечание: Написана в 1458 г. в Блуа при дворе герцога и поэта Карла Орлеанского (1394-1465)

Баллада о перевернутых истинах

Лишь для забот нам отдых нужен,
лишь от врага придет покой,
Лишь ворох сена-лучший ужин,
Лишь спящий-верный часовой,

К добру приводит лишь измена,
лишь трус-заведомый смельчак,
всего незыблемее пена,
И лишь влюбленный -не дурак.

Лишь призрак-смысл существования,
А всех почетнее бандит,
смех вызывает лишь страданье,
Молва лишь фарсом дорожит.

Оценка истинная -в лести,
Богат деньгами лишь бедняк,
В одном обмане сущность чести,
И лишь влюбленный -не дурак.


Лишь преступления не презренны,
Безделье лишь среди хлопот,
Лишь все ничтожества священны,
Прекрасен лишь фальшивый плод,

Лишь мерзость славится по праву,
Лишь в непотребстве высший смак,
Одним печальным все забава,
и лишь влюбленный-не дурак.

Вот истин праведных орава:
Испуг и горе сердце нежат,
Лишь мелодичность уши режет,
Лишь в подлом благородстве знак,
Одни безумцы мыслят здраво,
Но...лишь влюбленный -не дурак.

Ballade des contre-v;rit;s

Il n'est soin que quand on a faim
Ne service que d'ennemi,
Ne m;cher qu'un botel de fain,
Ne fort guet que d'homme endormi,
Ne cl;mence que f;lonie,
N'assurance que de peureux,
Ne foi que d'homme qui renie,
Ne bien conseill; qu'amoureux.

Il n'est engendrement qu'en boin
Ne bon bruit que d'homme banni,
Ne ris qu'apr;s un coup de poing,
Ne lotz que dettes mettre en ni,
Ne vraie amour qu'en flatterie,
N'encontre que de malheureux,
Ne vrai rapport que menterie,
Ne bien conseill; qu'amoureux.

Ne tel repos que vivre en soin,
N'honneur porter que dire : " Fi ! ",
Ne soi vanter que de faux coin,
Ne sant; que d'homme bouffi,
Ne haut vouloir que couardie,
Ne conseil que de furieux,
Ne douceur qu'en femme ;tourdie,
Ne bien conseill; qu'amoureux.

Voulez-vous que vert; vous dire ?
Il n'est jouer qu'en maladie,
Lettre vraie qu'en trag;die,
L;che homme que chevalereux,
Orrible son que m;lodie,
Ne bien conseill; qu'amoureux.

Баллада о повешенных
Перевод с французского Алексея Парина

Потомки наши, братия людская,
Не дай вам Бог нас чужаками счесть:
Господь скорее впустит в кущи рая
Того, в ком жалость к нам, беднягам, есть.
Нас пять повешенных, а может, шесть,
А плоть, немало знавшая услад,
Давно обожрана и стала смрад.
Костями стали – станем прах и гнилость.
Кто усмехнется, будет сам не рад.
Молите Бога, чтоб нам всё простилось.

Вас просят братья – жалоба простая
Пусть вас проймет, хоть судьи нашу честь
У нас украли. Мы взываем, зная:
Людей с холодной кровью в свете несть.
Простите нас, нам жизни не обресть.
Того, кто был Мариею зачат,
Молите, чтобы горемычных чад
От ада упасла его всемилость.
Мы мертвые, и души в нас молчат.
Молите Бога, чтоб нам всё простилось.

Нас раздувала влага дождевая,
Мы ржавели под солнцем, словно жесть,
Нам бороды рвала воронья стая
И силилась глазницы нам проесть.
Нельзя вовеки нам ни встать, ни сесть –
Качаемся, круженью ветра в лад.
Точь-в-точь наперсток, остов наш щербат.
Сорочье племя всласть повеселилось.
Не будьте глухи, брата молит брат.
Молите Бога, чтоб нам всё простилось.

Исус, водитель человечьих стад,
Ты нас храни, чтоб не попали в ад –
Нам дела с ним иметь не приходилось.
О люди, сбросьте суеты наряд,
Молите Бога, чтоб нам всё простилось.

Лоренцо Великолепный  Медичи

ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
(Перевод Евгений Солонович)
Помни, кто во цвете лет, —
Юн не будешь бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Это Вакх и Ариадна.
Все спеша от жизни взять,
Ненаглядный с ненаглядной
Обращают время вспять.
Да и свита, им под стать,
Веселится бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Этих юных козлоногих
К нимфам тянет, и они,
По лесам охотясь, многих
Заманили в западни.
Как им весело, взгляни –
Пляшут, скачут бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Этим стройным нимфам любо
Попадаться в сети к ним:
Только тот, чье сердце грубо,
От любовных стрел храним.
Нимфы к милым льнут своим,
Песня льется бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Тушей на осла навьючен,
Следом движется Силен,
Столь же стар и столь же тучен,
Сколь от выпивки блажен.
Глупо жаждать перемен,
Если счастлив бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Наконец Мидас влечется, –
Превращает в злато он
Все, к чему ни прикоснется.
Но на скуку обречен,
Кто вменил себе в закон
Наживаться бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Ждать до завтра – заблужденье,
Не лишай себя отрад:
Днесь изведать наслажденье
Торопись и стар и млад.
Пусть, лаская слух и взгляд,
Праздник длится бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Славьте Вакха и Амура!
Прочь заботы, скорбь долой!
Пусть никто не смотрит хмуро,
Всяк пляши, играй и пой!
Будь что будет, — пред судьбой
Мы беспомощны извечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.

Перевод -  Евгений Солонович

Quant’; bella giovinezza,
che si fugge tuttavia!
chi vuol esser lieto, sia:
di doman non c’; certezza.

       5Quest’; Bacco e Ar;anna,
belli, e l’un dell’altro ardenti:
perch; ’l tempo fugge e inganna,
sempre insieme stan contenti.
Queste ninfe ed altre genti
10sono allegre tuttavia.
Chi vuol esser lieto, sia:
di doman non c’; certezza.

        Questi lieti satiretti,
delle ninfe innamorati,
15per caverne e per boschetti
han lor posto cento agguati;
or da Bacco riscaldati
ballon, salton tuttavia.
Chi vuol esser lieto, sia
20di doman non c’; certezza.

        Queste ninfe anche hanno caro
da lor essere ingannate:
non pu; fare a Amor riparo
se non gente rozze e ingrate:
25ora, insieme mescolate,
suonon, canton tuttavia.
Chi vuol esser lieto, sia:
di doman non c’; certezza.

        Questa soma, che vien drieto
30sopra l’asino, ; Sileno:
cos; vecchio, ; ebbro e lieto,
gi; di carne e d’anni pieno;
se non pu; star ritto, almeno
ride e gode tuttavia.
35Chi vuol esser lieto, sia:
di doman non c’; certezza.

        Mida vien drieto a costoro:
ci; che tocca oro diventa.
E che giova aver tesoro,
40s’altri poi non si contenta?
Che dolcezza vuoi che senta
chi ha sete tuttavia?
Chi vuol esser lieto, sia:
di doman non c’; certezza.

        45Ciascun apra ben gli orecchi,
di doman nessun si paschi;
oggi siam, giovani e vecchi,
lieti ognun, femmine e maschi;
ogni tristo pensier caschi:
50facciam festa tuttavia.
Chi vuol esser lieto, sia:
di doman non c’; certezza.

        Donne e giovinetti amanti,
viva Bacco e viva Amore!
55Ciascun suoni, balli e canti!
Arda di dolcezza il core!
Non fatica, non dolore!
Ci; c’ha a esser, convien sia.
Chi vuol esser lieto, sia:
60di doman non c’; certezza.

* * *

Обворожительна, как никогда,
Как никогда, уступчива, предстала
Ты предо мной в тот час, когда устало
Уснул я после долгого труда.

Врагиня милая, не стало льда
В твоих глазах: ты искрами кристалла
Под стрелами любви моей блистала,—
Ты и не ты, горда и не горда.

Сперва молчал я и робел, как прежде,
Но страх привычный уступил надежде
На торжество: «Мадонна…» — начал я.

Конец свиданья мне, увы, неведом:
Растаял мимолетный сон и следом
Награда улетучилась моя!

Перевод Р. Дубровкина

Pi; che mai bella e men che gi; mai fera
mostrommi Amor la mia cara inimica,
quando e pensier’ del giorno e la fatica
tolto avea il pigro sonno della sera.

Sembrava agli occhi miei propria come era,
deposta sol la sua durezza antica
e fatta agli amorosi raggi aprica:
n; mai mi parve il ver cosa s; vera.

Prima al parlare e p;uroso e lento
stavo, come solea; poi la p;ura
vinse il disio, e cominciai dicendo:

«Madonna…»: e in quel partissi come un vento.
Cos; in un tempo s;bita mi fura
el sonno e s; e mia merz;, fuggendo.

* * *

Пусть почести влекут неугомонных,
Палаты, храмы, толпы у ворот,
Сокровища, что тысячи забот
И тысячи ночей несут бессонных.

Волшебные цветы лугов зеленых,
В прохладной мураве журчанье вод
И птичка, что любовь свою зовет,
Влияют благотворней на влюбленных.

Лесные дебри и громады гор,
Пещеры, недоступные для света,
Пугливая дриада, быстрый зверь…

Лишь там передо мной прекрасный взор,
Которым – пусть в мечтах – не то, так это
Мне наглядеться не дает теперь.

Перевод - Евгений Солонович

Лудовико Ариосто

Канцона I

Не знаю я, смогу ль явить в одежде
Стихов, то, что и в прозе
Мне рассказать вам, донна, было б сложно:
Как потерял свободу я, что прежде
Хранил, подобно грезе,
Ее оберегая осторожно.
Но попытаться можно,
Не только сделав этим вам приятно,
Но показав наглядно
Триумфы ваши, заключив навеки
Их в песнь, не смоют что забвенья реки.

Свои победы прославляет каждый
И в записях бессмертных
От мрака сохраняет их забвенья.
О том, что битву проиграл однажды,
И о жестокосердных
Врагах петь, все же, нет обыкновенья.
Но полон дерзновенья
Воспеть я день, когда смертельно ранен
Я был и, бездыханен
Почти, пленен, но в этом я злосчастье
Обрел, победы что важнее, счастье.

Признаюсь, в этот день я не впервые
Увидел лик прекрасный
И любовался царственным нарядом,
И созерцал прелестные черты я,
И красоты свет ясный
Восторженно ловил я вашей взглядом.
Но раньше всё я рядом
Преграды видел, думая о благе,
И не имел отваги
Приблизиться к нему — так я боялся
И, путь начать ли, долго колебался.

Тогда я думал: время мне поможет.
И вопреки желанью
Не шел туда, куда вела дорога;
Считая, что привычка превозможет
Судьбу, я без вниманья
Его оставил, отпустив немного
Поводья. Легконого,
Оно тогда, вкусив сполна свободы,
Велению природы
Своей послушно, устремилось разом
К мечте: не удержал его мой разум.

Плененья моего скрывать не буду
Ни место я, ни время,
И о трофеях все, что мне известно,
Других поведать ваших не забуду;
С тех пор, свое как семя
Вложил во чрево Девы Царь Небесный,
Да будет всем известно,
Уж тысяча пятьсот тринадцатое лето
Настало. Это
На празднике Крестителя случилось,
Когда Флоренция вся веселилась.

В тосканском граде праздник почитают
Особенно сей, славно
Его всегда, торжественно справляя
Так, что со всей округи приезжают
И издалёка — равно;
И я приехал, видеть то желая.
Что видел там, едва я
Уж вспомню: образы все столь миражны.
Одно лишь, то, что важно,
Я помню — что ничто сравниться с вами
Красою не могло под небесами.

Совсем недавно прибыли тогда вы
Сюда, откуда родом,
Мольбам народа вняв и приглашеньям,
В сопровожденье свиты, величаво,
Окружены почетом,
Чтоб праздника стать главным украшеньем
Одним своим явленьем,
Вокруг превосходя всех красотою,
Завидовать, не скрою,
Заставив воды Тальяменто Арно,
Что озарили вы так лучезарно.

На улицах, в театрах, в храмах — разных
Повсюду видел донн я:
Гулявших и молившихся смиренно,
Младых, веселых, взрослых и бесстрастных,
Сидели отрешённо
Из них одни, другие — вдохновенно
Плясали, но, мгновенно,
Увидев вас, я осознал, конечно,
Что и подумать грешно
О том, что б с вашим ликом мог сравниться
Иной — нельзя в вас было не влюбиться.

Вниманье, кроме лика, привлекало
То, собраны как мило
Златые кудри были завитками,
Тончайшая что сетка покрывала;
Тень от нее скользила
По шее, иль касалась вдруг, местами,
Ланит, смиряя пламя
Божественное их, на плечи опадая,
Что белизной манили взор, сияя.
В тот день коварно многих в эти сети
Навечно завлекли Венеры дети.

Не без хвалы оставлю и прелестный
Простой наряд — настолько
Хоть черный, затмевал он остальные,
Как солнце — свет любой иной известный.
О, если б мысли только
Я ваши знал! Скажите мне, простые
Две лозы завитые,
Что ваш наряд чудесный увивали,
Что лозы эти тайно означали?
Коль сшит наряд умелою рукою,
Не просто так такого он покроя.

Не просто шелк был выбран для убора,
И был не без значенья
Венок на голову одет лавровый
Не просто так и линия пробора
Была для разделенья
Чарующего злата рокового.
Коль записать толково
Я б все хотел, устал бы за работой,
Ведь и о доле сотой
Того, что помню, расскажу едва ли,
Пусть хоть всю жизнь уста бы не смолкали.

Такую роскошь, красоту такую
Не в первый раз узрел я,
Но осветило лишь меня сиянье
Очей и облика, душа благую
Любовь уразумела,
Чьих не ждала она благодеяний.
Напали с расстоянья,
Амуры вдруг (была нежданна встреча)
Среди волос укрывшись; в этот вечер
Зажег я сердце и навек сетями
Его опутал — вашими кудрями.

Его узлами я связал такими
Тугими, что, я знаю,
И цепи не связали бы сильнее.
Кто развязать, кто смог бы сладить с ними,
Себе не представляю:
Ведь даже Cмерть была бы тут слабее.
Скажите же скорее,
Как вышло, что свободы я лишился,
Что вам я покорился.
Страдаю я, как старый раб, который
Освобожден от рабства, ибо — хворый.

Страдаю я, хотя невыразима
Моей темницы сладость,
Но сколь прекрасно вами быть плененным
Не сразу сердцу стало ощутимо.
Да, соколу – лишь в радость
Свобода, но, как стал он прирученным,
С хозяином сродненным,
Взлетев, почувствовав былую волю,
Он не откажется от новой доли,
И полетит обратно, что есть силы,
Родной едва услышав голос милый.

Тебя пусть, песня, донна прочитает,
Другой же не узнает
Никто; скажи ей, что прислал тебя я,
Тебе любовь вверяя.
Но, если разрешит она, не бойся
И, некрасива хоть, другим откройся.

Перевод: Павел Алешин



     Spirto gentil, che sei nel terzo giro
Del ciel fra le beate anime asceso,
Scarco del mortai peso.
Dove premio si rende a chi con fede
5Vivendo, fu d’onesto amore acceso;
A me, che del tuo ben non gi; sospiro,
Ma di me che ancor spiro,
Poich’al dolor che nella mente siede
Sopr’ogni altro crudel, non si concede
10Di metter fine air angosciosa vita;
Gli occhi che gi; mi f;r benigni tanto,
Volgi ora ai miei, che al pianto
Apron s; larga e s; continua uscita:
Vedi come mutati son da quelli
15Che ti sol;an parer gi; cos; belli.
     L’infinita ineffabile bellezza
Che sempre miri in ciel, non ti distorni
Che gli occhi a me non torni;2
[p. 454 modifica]

A me, cui gi; mirando, ti credesti
20D; spender ben tutte le notti e i giorni:
E se ’l levargli alla superna altezza
Ti leva ogni vaghezza
Di quanto mai quaggi; pi; caro avesti,
La piet; almen cortese mi ti presti,
25Che ’n terra unqua non fu da te lontana;
Ed ora io n’ho d’aver pi; chiaro segno,
Quando nel divin regno,
Dove senza me sei, n’; la fontana.
S’amor non pu;, dunque piet; ti pieghi
30D’inchinar il bel guardo ai giusti preghi.
     Io sono, io son ben dessa. Or vedi come
M’ha cangiato il dolor fiero ed atroce,
Che a fatica la voce
Pu; di me dar la conoscenza vera!
35Lassa! ch’al tuo partir part; veloce
Dalle guance, dagli occhi e dalle chiome,
Questa a cui davi nome
Tu di beltade, ed io ne andava altera,
Ch; mel cred;a, poich; in tal pregio t’era.
40Ch’ella da me partisse allora, ed anco
Non tornasse mai pi;, non mi d; noja;
Poich; tu, a cui sol gioja
Di lei dar intend;a, mi vieni manco.
Non voglio, no, s’anch’io non vengo dove
45Tu sei, che questo od altro ben mi giove.
     Come possibil ;, quando sovvi;mme
Del bel guardo soave ad ora ad ora,
Ch; spento ha s; breve ora,
Ond’; quel dolce e lieto riso estinto,
50Che mille volte non sia morta, o m;ra?
Perch;, pensando all’ostro ed alle gemme
Ch’avara tomba ti;mme,
Di ch’era il viso angelico distinto,
Non scoppia il duro c;r dal dolor vinto?
55Com’; ch’io viva, quando mi rimembra
Ch’empio sepolcro e invid;osa polve
Contamina e dissolve
Le delicate alabastrine membra?
Dura condiz;on, che morte, e peggio
60Patir di morte, e insieme viver deggio!
[p. 455 modifica]

     Io sperai ben di questo carcer tetro
Che qui mi serra, ignuda anima sci;rme,
E correr dietro all’orme
Delli tuoi santi piedi, e teco farmi
65Delle belle una in ciel beate forme;
Ch’io crederei, quando ti fossi dietro,
E insieme udisse Pietro
E di fede e d’amor da te lodarmi,
Che le sue porte non potr;a negarmi.
70Deh! perch; tanto ; questo corpo forte,
Che n; la lunga febbre, n; il tormento
Che maggior nel cor sento,
Potesse trarlo a des;ata morte?
Sicch; lasciato avessi il mondo teco,
75Che senza te, ch’eri suo lume, ; cieco.
     La cortesia e ’l valor che stati ascosi,
Non so in quali antri e latebrosi lustri,3
Eran molti anni e lustri,
E che poi teco apparvero; e la speme
80Che ’n pi; matura etade all’opre illustri
Pareggiassero i Publi e Gnei famosi
Tuoi fatti glor;osi,4
Sicch’a sentire avessero l’estreme
Genti ch’ancor viva di Marte il seme;
85Or pi; non veggio: n; da quella notte
Ch’agli occhi mi lasciasti un lume oscuro,
Mai pi; veduti f;ro;
Che ritornaro a loro antiche grotte,
[p. 456 modifica]

E per disdegno congiuraron, quando
90Del mondo usc;r, t;rne perpetuo bando.
     Del danno suo Roma infelice accorta,
Dice: — Poich; costui. Morte, mi tolli,
Non mai pi; i sette colli
Duce vedran che trionfando possa
95Per sacra via tr;r catenati i colli.
Dell’altre piaghe ond’io son quasi morta,
Forse sarei risorta;
Ma questa ; in mezzo ’l cor quella percossa
Che da me ogni speranza n’ha rimossa. —
100Turbato corse il Tebro alla marina,
E ne di; annunzio ad Ilia sua, che mesta
Grid; piangendo: — Or questa
Di mia progenie ; l’ultima ruina. —
Le sante Ninfe e i boscarecci Dei
105Trassero al grido, e lagrim;r con lei.
     E si sent;r nelluna e l’altra riva
Pianger donne, donzelle e figlie e matri;
E da’ purpurei patri5
Alla pi; bassa plebe il popol tutto;
110E dire: — O patria, questo di fra gli altri
D’Allia e di Canne ai posteri si scriva.
Quei giorni che captiva
Restasti e che ’l tuo imperio fu distrutto,
Non pi; di questo son degni di lutto. —
115Il desiderio, signor mio, e ’l ricordo
Che di te in tutti gli animi ; rimaso,
Non trarr; gi; all’occaso
S; presto il v;olente fato ingordo;
N; potr; far che mentre voce e lingua
120Formin parole, il tuo nome s’estingua.
     Pon questa appresso all’altre pene mie,
Che di salir al mio signor, Canzone,
S; ch’oda tua ragione,
D’ogni intorno ti son chiuse le vie.
125Piacesse a’ venti almen di rapportarli
Ch’io di lui sempre pensi, o pianga o parli!

Сонет I
 
Зачем, Фортуна, дар, любовью данный,
отнять коварно хочешь ты – булатом,
слоновой костью, жемчугом и златом
оспорить то, что каждому желанно?
Преграды мне ты ставишь беспрестанно,
беда – в нужде, любви враге заклятом;
в саду, где яблоки сияют златом,
и то не столь охрана постоянна.
Амур мне указал дорогу к счастью,
но много стражников у наслажденья,
взаимною пылающего страстью.
Виню его! Да – в сердце осужденье!
О, почему не обладает властью
Амур в своём же собственном владенье?
 
Перевод П.Алёшина

Сонет XIII

Благополучная, приятная темница,
В которую меня не злость моих врагов,
Но обладающа душой моей царица
Повергла, чтоб явить свою ко мне любовь.
Другие узники, ключей услыша звуки,
Бледнеют и дрожат; а я как крин цвету,
Затем что не судьи, не казни злой, не муки,
Но друга милого, но жизни сладкой жду,
Жду ласковых речей, жду шуток, нежных взоров,
Приветливых жду слов, любовных разговоров,
Всех радостей, утех, какие только есть,
И поцелуев тьму иль без конца начало,
Которых множество никак не можно счесть,
И все не досыта, все кажется их мало.

Перевод А. Шишкова

Микеланджело Буонарроти

Порою шар, холодный наш приют,
Без Фебовых объятий остаётся,
И если чувствам свет не поддаётся,
В народе ночью этот свет зовут.

Но вспыхнет факел малый там иль тут -
И ночь в смертельном страхе прочь метнётся,
Настолько призрачна, что в клочья рвётся,
Едва огнивом в темноте взмахнут.

Земля бы никогда не породила
Её одна: земля приемлет тень,
Но образуют тень лучи светила.

О ночи пишут все, кому не лень,
И большинство при этом позабыло,
Что даже в светлячке ей мнится день.
 
(перевод Е.Солоновича)
* * *
Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать – удел завидный...
Отрадно спать, отрадней камнем быть.
1546
Перевод  Ф.Тютчева

Caro m'; 'l sonno, e pi; l'esser di sasso,
mentre che 'l danno e la vergogna dura;
non veder, non sentir m'; gran ventura;
per; non mi destar, deh, parla basso.
Rime, 247 (1546)


* * *

Он зрел картины божьего суда,
Он побывал в чистилище и, зная,
Дорогу в рай, достиг при жизни рая,
Чтобы молвить правду, воротясь сюда.

Зачем, зачем горит его звезда
И над моим гнездом, не угасая,
Когда на свете нет такого края,
Где злее бы была к нему вражда?

О Данте речь. Его могучей лире
Неблагодарный не внимал народ:
Издревле слава недостойных – шире.

Когда б достиг я Дантовых высот,
И я бы счастью в этом злобном мире
Его печальный предпочел исход.

Перевод с итальянского Евгения Солоновича

  Dal ciel discese, e col mortal suo, poi
che visto ebbe l’inferno giusto e ’l pio
ritorn; vivo a contemplare Dio,
per dar di tutto il vero lume a noi.
  Lucente stella, che co’ raggi suoi
fe’ chiaro a torto el nido ove nacq’io,
n; sare’ ’l premio tutto ’l mondo rio;
tu sol, che la creasti, esser quel puoi.
  Di Dante dico, che mal conosciute
fur l’opre suo da quel popolo ingrato
che solo a’ iusti manca di salute.
  Fuss’io pur lui! c’a tal fortuna nato,
per l’aspro esilio suo, co’ la virtute,
dare’ del mondo il pi; felice stato.

ВИКТОРИЯ КОЛОННА

LXXIX. Qui fece il mio bel Sole a noi ritorno…

Перевод С. Шервинский

Сюда вернулся он, мое светило,
Добычей царской нагружен богато.
Ах, мука вновь зреть место, где когда-то
Для глаз моих день солнце озарило.

Тысяча слав его здесь окружила,
Почет от самых знатных; в час возврата
О слышанном свидетельствовал свято
Изысканный рассказ и взоров сила.

Он, побежденный просьбами моими,
Мне показал рубцы, сам повествуя
Про ряд побед, столь многих и бесспорных.

Грущу о них, как веселилась ими.
В различных мыслях радуюсь, тоскуя,
Лью мало сладких слез и много скорбных.

Qui fece il mio bel Sole a noi ritorno
Di Regie spoglie carco, e ricche prede:
Ahi con quanto dolor l’ occhio rivede
Quei lochi, ov’ ei mi fea gi; chiaro il giorno!

Di mille glorie allor cinto d’ intorno,
E d’ onor vero alla pi; altiera Sede,
Facean dell’ opre udite intera fede
L’ ardito volto, il parlar saggio adorno.

Vinto da’ prieghi miei poi mi mostrava
Le belle cicatrici, e ’l tempo, e ’l modo
Delle vittorie sue tante, e s; chiare.

Quanta pena or mi d;, gioja mi dava,
E in questo, e in quel pensier piangendo godo
Tra poche dolci, e assai lagrime amare.

VI. Vivo su questo scoglio, orrido e solo
Перевод Р. Дубровкин
Приют мой одинокий прост и строг:
Живу, как птица, на утесе голом,
К возлюбленным сердцам, к ветвям веселым
Не возвращаться я дала зарок.
Зато для гимнов здесь простор широк:
Ты солнцем светишь мне над мрачным долом,
И стаи мыслей с клекотом тяжелым
Слетаются, свернув с других дорог.
Тут наступает счастья миг коротки,
Когда они, восторженны и кротки,
К блаженству дольнему влекут меня.
Но если б слов пылающая сила
Твой образ возродила из огня,
Я бы восторга высшего вкусила!

Vivo su questo scoglio orrido e solo,
quasi dolente augel che ‘l verde ramo
e l’acqua pura abborre, e a quelli ch’amo
nel mondo ed a me stessa ancor m’involo
perch; expedito al Sol ch'adoro e colo
vada il pensiero...

X. Qual digiuno augellin, che vede et ode
Перевод Р. Дубровкин

Птенец, когда его терзает голод,
Вдруг видит мать и птицу над гнездом:
Любовью возникающей ведом,
За ней готов лететь он в зной и холод.

Он сердится, что слаб еще и молод,
Что крылья расправляются с трудом,
Но наконец покинут тесный дом,
И воздух криком радости расколот.

Так сердце торжеством твоих лучей
Питаю я, о истинно живая,
Неугасимая лампада дня!

Пером скрипучим водит за меня
Любовь, и часто, солнце воспевая,
Не понимаю собственных речей.

Qual digiuno augellin, che vede ed ode
batter l’ali alla madre intorno quando
gli reca il nutrimento, ond’egli, amando
il cibo e quella, si rallegra e gode,
e dentro al nido suo si strugge e rode
per des;o di seguirla, anch’ei volando
e la ringrazia in tal modo cantando
che par ch’oltre ‘l poter la lingua snode;
tal io qualor il caldo raggio e vivo
del divin sole, onde nutrisco il core,
pi; dell’usato lucido lampeggia,
muovo la penna spinta dall’amore
interno; e senza ch’io stessa m’avveggia
di quel ch’io dico, le sue lodi scrivo.

Маргарита Наваррская
Послание

Бог дал мне в пастыри Христа, —
К иным владыкам мне ль стремиться?
Я хлебом бытия сыта, —
На пищу смерти мне ль польститься?
Меня хранит его десница, —
Мне ль верить собственной руке?
Мое спасенье в нем таится,—
Мне ль строить веру на песке?

Лишь на Христа надеюсь я, —
Не отступлюсь ни впредь, ни ныне.
Он сила, мощь и власть моя, —
Так припаду ль к иной святыне?
Он духа моего твердыня, —
Как я могу его забыть?
Увязнуть стоит ли в пучине,
Чтоб славу ложную добыть?

Вся жизнь моя в любви к Христу, —
Прельщусь ли суетой земною?
Его завет я свято чту, —
Пойду ли я стезей иною?
Такой учитель дан судьбою, —
Кого я с ним могу равнять?
Он не гнушался править мною, —
Так отступлю ли хоть на пядь?
Бог дочерью меня зовет, —
Я ль звать отцом его не буду?
Мои слова весь мир клянет, —
Я ль слух открою злу и блуду?
Он дух мой вынул из-под спуда, —
Меня ли осыпать хвалой?
Нет, ибо Бог везде и всюду.
Ему — любовь и трепет мой.

;p;tre
Si Dieu m'a Christ pour chef donn;,
Faut-il que je serve autre ma;tre ?
S'il m'a le pain vif ordonn;,
Faut-il du pain de mort repa;tre ?
S'il me veut sauver par sa dextre,
Faut-il en mon bras me fier ?
S'il est mon salut et mon ;tre,
Point n'en faut d'autre ;difier.
S'il est mon seul et s;r espoir,
Faut-il avoir autre esp;rance ?
S'il est ma force et mon pouvoir
Faut-il prendre ailleurs assurance ?
Et s'il est ma pers;v;rance,
Faut-il louer ma fermet; ?
Et pour une belle apparence,
Faut-il laisser la s;ret; ?
Si ma vie est en J;sus-Christ,
Faut-il la croire en cette cendre ?
S'il m'a donn; son saint ;crit,
Faut-il autre doctrine prendre ?
Si tel ma;tre me daigne apprendre,
Faut-il ; autre ;cole aller ?
S'il me fait son vouloir entendre,
Faut-il par crainte le celer ?
Si Dieu me nomme son enfant,
Faut-il craindre ; l'appeler p;re ?
Si le monde le me d;fend,
Faut-il qu'; son mal j'obtemp;re
Si son esprit en moi op;re,
Faut-il mon courage estimer ?
Non, mais Dieu, qui partout imp;re,
Faut en tout voir, craindre et aimer.

    *   *   *

    Чтоб, полюбив, в любви не лицемерить,
    Должны мы глубь любви своей измерить,
    Так я твою задумала проверить,
    Хоть сердцу и хотелось ей поверить,
    Чтоб тот, кто о любви меня молил,
    Свою со мной до гроба разделил.
    И вот, отца и мать увещевая,
    Просила их помедлить год иль два я
    Со свадьбой нашей, чтоб сомнений зло
    Потом на жизни тенью не легло.
    Хоть с уст моих мольба тогда слетела,
    Поверь мне: никогда я не хотела
    От счастья отрекаться моего, –
    Я больше не любила никого.
    И что ж я слышу, горе мне, что сталось!
    Ужель я навсегда с тобой рассталась?
    В обитель удалясь от суеты,
    Себе удел суровый выбрал ты.
    И я свое забыть хочу решенье,
    Я плачу, друг мой, нет мне утешенья.
    Как ты меня искал, тебя ищу,
    Как ты меня прощал, тебя прощу.
    Ты – жизнь моя, пусть я за всё в ответе,
    Но без тебя мне жизни нет на свете.
    Молю тебя, любимый, оглянись,
    Опомнись и назад ко мне вернись!
    Расстанься с жизнью строгой, с кельей темной,
    Беги к любви, к ее отраде томной.
    Не сам ли к ней взывал ты столько раз?
    Услышь, – она зовет тебя сейчас.
    Всё без тебя мертво мне, всё пустое,
    И вижу, что сама теперь ничто я.
    Вернись к подруге ласковой и дни
    Блаженные былые вспомяни.
    Не верь мечте забывчивой, мгновенной,
    Скрепи любви союз благословенный.
    И знай: тебя и честь твою любя,
    Обидеть не могла бы я тебя.
    Я, верность испытав твою, в награду
    Дарить тебе хочу любви усладу.
    Сим испытаньем быть ты можешь горд:
    Ты стоек, терпелив и волей тверд;
    Любовь твоя безмерна и упорна,
    И перед ней склоняюсь я покорно.
    Скорей же, друг, приди ко мне на грудь,
    Как я твоя, моим отныне будь.

Перевод А.Шадрина

Торквато Тассо

Ни дуновенья; волны
Смирили в море бег,
И тише Леты воды сонных рек,
И не услышать до зари в округе
Ни зверя, ни пичуги.
Один лишь я в ночи
О муках сердца в пустоту кричи.
…………………………
 
Безмолвствуют леса,
И безмятежно море,
И не гуляют ветры на просторе.
Высокий свет луны
Горит во мгле, как символ тишины,
И негам не случайно
Мы предаемся тайно:
Да будут в час любви
Беззвучными лобзания мои.
……………………………..

К ЛУКРЕЦИИ, ГЕРЦОГИНЕ УРБИНО

             Ты в юности казалась нежной розой,
             Что, лепестков лучам не открывая,
             За зеленью стыдливо, молодая,
             Еще таит мечты любви и слезы.
   
             Иль, может, ты (не с миром нашей прозы
             Тебя равнять) была зарею рая,
             Что, пики гор и поле озаряя,
             На небесах полна невинной грезы.
   
             Но для тебя года прошли неслышно,
             И молодость в своем уборе пышном
             Сравнится ли с твоею простотою?
   
             Так и цветок душистее раскрытый,
             И в полдень так лучи с небес разлиты
             Роскошнее, чем утренней зарею.
1580
  Перевод В. Брюсова

CCVI: Alla Duchessa d'Urbino Madama Lucrezia

          Negli anni acerbi tuoi purpurea rosa
               Sembravi tu, ch’ai rai tepidi a l’;ra
               Non apre ’l sen, ma nel suo verde ancora
               Verginella s’asconde e vergognosa;
          O pi; tosto parei, ch; mortal cosa
               Non s’assomiglia a te, celeste aurora,
               Che le campagne imperla e i monti indora,
               Lucida in ciel sereno e rugiadosa.
          Or la men verde et; nulla a te toglie;
               N; te, bench; negletta, in manto adorno
               Giovinetta belt; vince o pareggia.
          Cos; pi; vago ; ’l fior poi che le foglie
               Spiega odorate, e ’l sol nel mezzo giorno
               Via pi; che nel mattin luce e fiammeggia.

 ------

В Любви, в Надежде мнился мне залог
Все более счастливого удела;
Весна прошла, надежда оскудела —
И невозможен новых сил приток.
 
И тайный пламень сердца не помог,
Все кончено, и не поправить дела:
В отчаяньи, не знающем предела.
Мечтаю смерти преступить порог.
 
О Смерть, что приобщаешь нас покою,
Я дерево с опавшею листвой,
Которое не оросить слезою.
 
Приди же на призыв плачевный мой,
Приди — и сострадательной рукою
Глаза мои усталые закрой.

Ne la disperazione de la grazia de la sua donna
chiama la Morte.

Vissi: e la prima etate Amore e Speme
     Mi facean via pi; bella e pi; fiorita;
     Or la speranza manca, anzi la vita
     Che di lei si nudria, s’estingue insieme.
N; quel desio che si nasconde e teme
     Pu; dar conforto a la virt; smarrita;
     E toccherei di morte a me gradita,
     Se non posso d’amor, le mete estreme.
O Morte, o posa in ogni stato umano,
     Secca pianta son io che fronda a’ venti
     1Pi; non dispiega e pur m’irrigo in vano.
Deh, vien, Morte soave, a’ miei lamenti,
     Vieni, o pietosa, e con pietosa mano
     Copri questi occhi e queste membra algenti.

Гаспара Стампа

V.

Io assimiglio il mio signor al cielo
Перевод Р. Дубровкин

Нередко господина моего
Я сравниваю с небом дня и ночи,
Где солнце – лик его, а звезды – очи,
Где в высоте вещает божество

Делийское, где страшен гнев его,
Страшней, чем гром, и град, и снег, и прочий
Укор небес, о нет, мой страх жесточе,
Но небо после бури не мертво!

Весну торопит зелень луговая
В моей душе, когда, лучом дразня,
Росткам велит пробиться он наружу

Но вновь зима вселяет в сердце стужу,
Когда грозит покинуть он меня,
Листву надежд последних обрывая.

Io assimiglio il mio signor al cielo
meco sovente. Il suo bel viso ; ‘l sole;
gli occhi, le stelle, e ‘l suon de le parole
; l’armonia, che fa ‘l signor di Delo.

Le tempeste, le piogge, i tuoni e ‘l gelo
son i suoi sdegni, quando irar si suole;
le bonacce e ‘l sereno ; quando vuole
squarciar de l’ire sue benigno il velo.

La primavera e ‘l germogliar de’ fiori
; quando ei fa fiorir la mia speranza,
promettendo tenermi in questo stato.

L’orrido verno ; poi, quando cangiato
minaccia di mutar pensieri e stanza,
spogliata me de’ miei pi; ricchi onori.

XLVII.

Io son da l’aspettar omai s; stanca
Перевод - Р. Дубровкин

Я так устала, так давно я жду,
Так я изверилась в последней вере,
Так плачу, сокрушаясь о потере,
В таком мучительном живу аду,

Что призываю смерть и, как в бреду,
Немилосердной открываю двери.
Молю укрыть в хранительной пещере
И голову под серп ее кладу.

Но Смерть, смирив мой взор неколебимый,
Глуха к мольбам свершить последний взмах –
К призывам возвратиться глух любимый.

Над морем солнце мечется впотьмах,
Охвачено тоской неистребимой,
А милый счастлив на своих холмах.

XLVII
Io son da l’aspettar omai s; stanca,
s; vinta dal dolor e dal disio,
per la s; poca fede e molto oblio
di chi del suo tornar, lassa, mi manca,
che lei, che ‘l mondo impalidisce e ‘mbianca
con la sua falce e d; l’ultimo fio,
chiamo talor per refrigerio mio,
s; ‘l dolor nel mio petto si rinfranca.
Ed ella si fa sorda al mio chiamare,
schernendo i miei pensier fallaci e folli,
come sta sordo anch’egli al suo tornare.
Cos; col pianto, ond’ho gli occhi miei molli,
fo pietose quest’onde e questo mare;
ed ei si vive lieto ne’ suoi colli.

 

CLVIII
СЛАВА И ЛЮБОВЬ

Синьор, не тратьте ваших юных лет
На беспокойный труд погони страстной
За славой и почетом по опасной
Стезе отличий всяких и побед.

Исполните любви благой совет:
Давайте жить четой во всем согласной
В долине этой тихой и прекрасной,
Покуда нам сияет солнца свет.

Плоды честолюбивых всех усилий
Всегда горьки. И слава и почет
Навек забудутся в сырой могиле.

А тут, средь птиц, чей звонкий хор поет
Хвалу любви, мы радостно бы жили,
Сбирая розы и плоды весь год.

Перевод: Новелла Матвеева

Deh lasciate, signor, le maggior cure
d’ir procacciando in questa et; fiorita
con fatiche e periglio de la vita
alti pregi, alti onori, alte venture;

e in questi colli, in queste alme e sicure
valli e campagne, dove Amor n’invita,
viviamo insieme vita alma e gradita
fin che ’l sol de’ nostr’occhi alfin s’oscure.

Perch; tante fatiche e tanti stenti
fan la vita pi; dura, e tanti onori
restan per morte poi subito spenti.

Qui coglieremo a tempo e rose e fiori,
ed erbe e frutti, e con dolci concenti
canterem con gli uccelli i nostri amori.

Луиза Лабе

Сонет 3

Что нас пленяет: ласковые руки?
Надменная осанка, цвет волос?
Иль бедность, нежность взгляда, скупость слез?
И кто виновник нестерпимой муки?
Кто выразит в стихах всю боль разлуки?
Чье пение с тоской переплелось?
В чьем сердце больше теплоты нашлось?
Чья лютня чище извлекает звуки?
Я не могу сказать наверняка,
Пока Амура властная рука
Меня ведет, но вижу тем яснее,
Что все, чем наш подлунный мир богат,
И все, о чем искусства говорят,
Не сделает мою любовь сильнее.

SONNET III
; longs d;sirs, ; esp;rances vaines,
Tristes soupirs et larmes coutumi;res
; engendrer de moi maintes rivi;res,
Dont mes deux yeux sont sources et fontaines !

; cruaut;s, ; durt;s inhumaines,
Piteux regards des c;lestes lumi;res,
Du coeur transi ; passions premi;res
Estimez-vous cro;tre encore mes peines ?

Qu'encor Amour sur moi son arc essaie,
Que de nouveaux feux me jette et nouveaux dards,
Qu'il se d;pite et pis qu'il pourra fasse :

Car je suis tant navr;e en toute part
Que plus en moi une nouvelle plaie
Pour m'empirer, ne pourrait trouver place.

ЭЛЕГИЯ III


                Когда, о дамы славного Лиона,
                Прочтете вы о горестях влюбленной,
                Когда о муках и слезах моих
                Расскажет вам мой каждый грустный стих,
                Пусть не услышу я слов осужденья
                За юности грехи и заблужденья.
                Да заблужденья ли? Кто в мире сем
                Похвалится, что с ними незнаком?
                Иному зависть не дает покоя:
                Соседу счастье выпало какое!
                Другой, чтоб водворить повсюду мир,
                Обрушил бы войну на целый мир.
                Пороком бедность многие считают,
                А золото, как бога, почитают.
                Тут лицемер, чьи речи словно мед,
                Ему доверившихся предает,
                А там насмешник, злобный и болтливый,
                Другим вредит, слух распуская лживый.
                Я родилась под знаком тех планет,
                Что не сулили мне подобных бед.
                Не огорчалась при чужой удаче -

                Пускай сосед мой стал меня богаче.
                Среди друзей не сеяла раздор,
                И выгод не искал нигде мой взор.
                Мне было б стыдно огорчить другого,
                О ком-нибудь промолвить злое слово.
                Стать совершенною могла бы я,
                Когда бы не Амур, мои друзья.
                В дни юности так страстно я хотела
                Свободно развивать мой ум и тело,
                Но в сети я к нему попалась вдруг,
                И все ненужным стало мне вокруг.
                Хотелось мне так овладеть иглою,
                Чтобы с искусницей сравняться тою,
                Что, создавая дивный свой узор,
                Осмелилась вступить с Палладой в спор.
                Кто поглядел бы на мои доспехи,
                В метании копья мои успехи,
                С какой отвагой я вступаю в бой,
                Колю, скачу на лошади любой,
                Сказал бы: "Вот достойная примера
                Иль Брадаманта, иль сестра Руджеро".
                Но что ж? Амур не потерпел, чтоб я
                Жила, всем сердцем Марса лишь любя.
                "Ты навсегда забудешь меч и латы, -
                С улыбкою сказал мне бог крылатый, -
                О, дочь Лиона, не уйдешь, поверь,
                Ты от огня любовного теперь.
                Я властелин, - сказал он, - над богами,
                Над преисподней, морем, небесами,
                Так неужели власти я лишен
                Заставить смертных мой признать закон?
                Кто здесь бороться вздумает со мною?
                Сильнейшего сражу моей стрелою.
                Меня бесстыдно смеешь ты хулить,
                Желая Марсу, а не мне служить.
                Гляди же, как теперь ему служенье
                Тебе поможет выиграть сраженье".
                Так говоря, он гневом пламенел,
                И, вытащив острейшую из стрел
                И натянув свой лук с предельной силой.
                Чтоб кожу нежную она пронзила,
                Жестокий лучник выстрелил в меня.
                Скрывала сердце слабая броня!
                Любовь сквозь брешь тотчас проникла смело,
                Лишив покоя разум мой и тело,
                И так меня преследует она,
                Что я не ем, не пью, не знаю сна.
                Нет для меня ни зноя, ни прохлады.
                Огонь любви, пылая без пощады,
                Так изменил всю душу, плоть мою,
                Что я сама себя не узнаю.
                Шестнадцать лишь исполнилось мне зим,
                Когда любовь пришла врагом моим,
                И вот уже тринадцатое лето,
                Как нет в моих мучениях просвета.
                Ход времени - враг гордых пирамид,
                Ход времени потоки осушит.
                Оно дробит и стены Колизея
                И города сметает, не жалея,
                Кладет конец всему, все хороня,
                И гасит жар любовного огня.
                Увы! Во мне все ярче он пылает,
                Все больше мне мучений посылает.
                Парис Энону нежную любил,
                Но как недолго длился страстный пыл!
                Ясон любил прекрасную Медею,
                По сколь жестоко он расстался с нею!
                А ведь они, умея так любить,
                Любимыми могли бы вечно быть.
                Когда не диво разлюбить любимой,
                Как нелюбимой быть неколебимой?
                Не вправе ль я тогда тебя молить,
                Амур, мои страдания не длить?
                Не допусти, чтоб в этом испытанье
                Нашла я в смерти больше состраданья.
                Но, чтобы до конца любила я,
                Пусть мой любимый, в ком вся жизнь моя,
                Один, кто заставлял меня смеяться,
                По нем вздыхать, слезами обливаться,
                Почувствует в душе, в костях, в крови
                Такой же, как и я, огонь любви.
                А тяготы Амура легче вдвое,
                Когда их делит кто-нибудь с тобою.

Перевод М.Гордона


КЛЕМАН МАРО

ПЕСНЯ
Пленен я самою прекрасной
Из женщин, живших в мире сём,
За что хвалу своим стихом
Пою Венере громогласно.
Когда б Амур себе напрасно
Глаз не завязывал платком,
Он в девушку с таким лицом
И сам бы мог влюбиться страстно.
Она ко мне небезучастна,
А я готов поклясться в том,
Что счастлив, став ее рабом,
Служить ей всюду и всечасно.

“ДА” И “НЕТ”

Хочу, чтоб вы, когда я вас целую,
Твердили “нет” с улыбкою, но строго:
Ведь слыша “да”, вас упрекнуть могу я,
Что вы наговорили слишком много.
Не полагайте только, ради Бога,
Что цвет любви ненужен стал мне вдруг,
И всё ж, отнюдь не корча недотрогу,
Шепчите: “Нет, он не про вас, мой друг!”

Перевод Юрия Корнеева

DE OUI ET DE NENNY

Un doulx Nenny avec un doulx soubzrire
Est tant honneste, il le vous fault apprendre
Quant est d’Ouy, si veniez ; le dire,
D’avoir trop dict je vouldroys vous reprendre;
Non que je soys ennuy; d’entreprendre
D’avoir le fruict dont le desir me poinct;
Mais je vouldroys qu’en le me laissant prendre
Vous me disiez: “Non, vous ne l’aurez point”.

Эпиграмма II

Меня лишь за стихи, за мой лишь дар

Хорхе де Монтемайор

Как ясен солнца этого восход,
Как совершенна эта красота!
Изящество души и чистота
Движений, повторяющих полет.

Но этот свет слепит, а лик гнетёт,
слова смиренны, но тверды уста,
щедра краса, но в сердце глухота,
вид согревает, но глаза, как лёд.

Пастушка, оттого я и бегу,
что от прозрений душу берегу,
но как тебя не зреть! Печальный миг,

когда я и живой, и неживой:
какая мука - лик увидеть твой,
какое счастье - видеть этот лик!
Перевод П. Грушко

En ese claro sol, que resplandece,
en esa perfeccion sobre natura,
en esa alma gentil, esa figura,
que alegra nuestra edad, y la enriquese,

hay luz que ciega, rostro que enmudece,
pequena piedad, gran hermosura,
palabras blandas, condicion muy dura,
mirar que alegra, y vista que entristece.

Por eso estoy, Pastora, retirado,
por eso temo ver lo que deseo,
por eso paso el tiempo en contemplarte.

/Extrano caso!; /efecto no pensado!;
/que vea el mayor bien cuando te veo
y tema el mayor mal yendo a mirarte!

Пьер де Ронсар

Едва Камена мне источник свой открыла
И рвеньем сладостным на подвиг окрылила,
Веселье гордое мою согрело кровь
И благородную зажгло во мне любовь.
Плененный в двадцать лет красавицей беспечной,
Задумал я в стихах излить свой жар сердечный,
Но с чувствами язык французский согласив,
Увидел, как он груб, неясен, некрасив.
Тогда для Франции, для языка родного,
Трудиться начал я отважно и сурово,
И множил, воскрешал, изобретал слова,
И сотворенное прославила молва.
Я, древних изучив; открыл свою дорогу,
Порядок фразам дал, разнообразье слогу,
Я строй поэзии нашел — и волей муз,
Как Римлянин и Грек, великим стал Француз

Гимн Франции
   Извечно Грецию венчает грек хвалой,
Испанец храбрый горд испанскою землей,
Влюблен в Италию феррарец сладкогласный,
Но я, француз, пою о Франции прекрасной.
Для изобилия природой создана,
Все вожделенное сынам дает она.
В ее таилищах разнообразны руды,
Там золота найдешь нетронутые груды,
Металлов залежи, железо, серебро, -
Не счесть земли моей сокрытое добро.
Один металл идет на памятник герою,
Другой становится изогнутой трубою
Иль, обращенный в меч, когда настанет срок,
Надменному врагу преподает урок.
Пройди по городам: лучом светил небесных
Сияют нам глаза француженок прелестных.
В них слава Франции моей воплощена!
Там царственной руки сверкнет нам белизна,
Там - гордый мрамор плеч, кудрями обрамленных,
Там грудь мелькнет, кумир поэтов и влюбленных.

А красота ручьев, источников, озер,
Дубы, шумящие на склонах темных гор,
Два моря, что хранят, как два могучих брата,
Родную Францию с полудня и с заката!
И вы, ушедшие в зеленые леса,
Сатиры, фавны, Пан - пугливых нимф гроза,
И вы, рожденные для неги и прохлады,
Подруги светлых вод, причудницы наяды, -
Поэт, я отдаю вам сердца нежный пыл.
О, трижды счастлив тот, кто с вами дружен был,
Кто жадной скупости душой не предавался,
Кто блеска почестей пустых не добивался,
Но, книги полюбив, как лучший дар богов,
Мечтал, когда умрет, воскреснуть для веков!
А наши города, в которых мощь искусства
Воспитывает ум и восхищает чувства
И где безделие, ленивой скуки друг,
Не может усыпить ревнителя наук!
То мраморный дворец твои пленяет взоры,
То уходящие в лазурный свод соборы,
Где мудрый каменщик свой претворил устав,
В бесформенной скале их зорко угадав.
Все подчиняется руке искусства властной!
Я мог бы долго петь о Франции прекрасной.
Двумя Палладами любимая страна,
Рождает каждый век избранников она.
Средь них ученые, художники, поэты,
Чьи кудри лаврами нетленными одеты,
Вожди, чьей доблести бессмертье суждено:
Роланд и Шарлемань, Лотрек, Байард, Рено.
И ныне, первый бард, чьей рифмою свободной
Прославлен жребий твой на лире благородной,
Слагаю новый гимн я в честь родной земли,
Где равно счастливы народ и короли.
1555
Перевод В.Левика

Hymne de France

... Toujours le Grec la Gr;ce vantera,
Et l'Espagnol l'Espagne chantera,
L'Italien les Itales fertiles,
Mais moi Fran;ais la France aux belles villes,
Et son renom, dont le crieur nous sommes,
Ferons voler par les bouches des hommes...
Il ne faut point que l'Arabie heureuse,
Ni par son Nil l'Egypte plantureuse,
Ni l'Inde riche en mercerie ;trange,
Fasse ; la tienne ;gale sa louange;
Qui d'un clin d'oeil un monde peux armer,
Qui as les bras si longs dessus la mer,
Qui tiens sur toi tant de ports et de villes,
Et o; les lois divines et civiles
En long repos tes citoyens nourrissent.
On ne voit point par les champs qui fleurissent
Errer ensemble un tel nombre d'abeilles,
Baisant les lis et les ros;s vermeilles;
Ni par l';t; ne marchent au labeur
Tant de fourmis, animaux qui ont peur
Qu'en leur vieillesse ils n'endurent souffrance,
Comme l'on voit d'hommes par notre France
Se remuer; soit quand Bellone anime
La majest; de leur coeur magnanime,
Ou quand la paix ; son rang retourn;e,
Chacun renvoie exercer sa journ;e...
Mille troupeaux fris;s de fines laines
Comme escadrons se campent en nos plaines;
Maint arbrisseau, qui porte sur ses branches
D'un or na;f pommes belles et franches,
Y cro;t aussi, d'une part verdissant,
De l'autre part ensemble jaunissant,
Le beau Grenat ; la joue vermeille,
Et le Citron, d;lices de Marseille,
Fleurit ;s champs de la Provence ; gr;.
Et l'Olivier ; Minerve sacr;
Leur fait honneur de ses fruits automniers,
Et jusqu'au ciel s'y dressent les Palmiers;
Le haut Sapin, qui par flots ;trangers
Doit aller voir de la mer les dangers,
Y cro;t aussi et le Buis qui vaut mieux,
Pour y tailler les images des Dieux,
De ses bons Dieux, qui ont toujours souci
Et de la France et de mes vers aussi...
Ici et l;, comme c;lestes flammes,
Luisent les yeux de nos pudiques femmes,
Qui toute France honorent de leur gloire,
Ores montrant leurs ;paules d'ivoire,
Ores le col d'alb;tre bien uni,
Ores le sein o; l'honneur fait son nid;
Qui pour dompter la cagnarde paresse,
Vont surmontant d'une gentille adresse
Le vieil renom des pucelles d'Asie,
Pour joindre ; l'or la soie cramoisie,
Ou pour broder au m;tier proprement
D'un nouveau Roi le riche accoutrement.
Que dirai plus des lacs et des fontaines,
Des bois tondus et des for;ts hautaines ?
De ces deux mers, qui d'un large et grand tour
Vont presque France emmurant tout autour ?
Maint grand vaisseau, qui maint butin am;ne,
Parmi nos flots s;rement se prom;ne.
Au dos des monts les grands for;ts verdoient
Et ; leurs pieds les belles eaux ondoient...
Dedans l'enclos de nos belles cit;s
Mille et mille arts y sont exercit;s.
Le lent sommeil, ni la morne langueur
Ne rompent point des jeunes la vigueur...
La Po;sie et la Musique Soeurs,
Qui nos ennuis charment de leurs douceurs,
Y ont r'aquis leurs louanges antiques.
L'art non menteur de nos Math;matiques
Commande aux Cieux; la fi;vre fuit devant
L'experte main du m;decin savant.
Nos imagers ont la gloire en tout lieu
Pour figurer soit un Prince ou un Dieu,
Si vivement imitant la nature
Que l'oeil ravi se trompe en leur peinture.
Un million de fleuves vagabonds,
Tra;nant leurs flots d;licieux et bons,
L;chent les murs de tant de villes fortes,
Dordogne, Somme, et toi Seine, qui portes
Dessus ton dos un plus horrible faix
Que sur le tien Neptune tu ne fais.
Ajoutez-y tant de palais dor;s,
Tant de sommets de temples honor;s,
Jadis rochers, que la main du ma;on
Elabora d'ouvrage et de fa;on.
L'art dompte tout, et la pers;v;rance.
Que dirons-nous encor de notre France ?...
C'est celle-l; qui a produit ici
Roland, Renaud, et Charlemagne aussi,
Lautrec, Bayard, Trimouille et la Palice,
Et toi Henri,...
Roi qui doit seul par le fer de la lance,
Rendre l'Espagne esclave de sa France,
Et qui nagu;re a l'Anglais abattu,
Le premier prix de sa jeune vertu.
Je te salue, ; terre plantureuse,
Heureuse en peuple, et en Princes heureuse !
Moi ton Po;te, ayant premier os;
Avoir ton los en rime compos;,
Je te suppli' qu'; gr; te soit ma Lyre...

      К Елене
       
       Крепче лоз, оплетающих ульмову кору,
       Гибкой мощью дрожа,
       Узой рук меня, плачу, в блаженную пору
       Ты обвей, госпожа!
       
       И, притворствуя сон, ты, лица обаянье
       На чело мне клоня,
       Лобызая, излей свою прелесть, дыханье
       Да и сердце в меня.
       
       Если так ты поступишь -- очами твоими
       (Нет милее мне клятв!)
       Я клянусь, что отныне не буду другими
       Обольщеньями взят;
       
       Но, склоненный в ярмо твоего государства,
       Сколь ни строг его лет,
       Одновременный нас в Елисейское царство
       Корабль перевезет.
       
       Залюбившимся на смерть, нам в сени миртинной
       Лет бесчисленный ряд
       Слушать, как там герои и героини
       Лишь любовь говорят.
       
       То мы будем плясать по цветеньям прибрежным
       В пеньях той стороны,
       То, от бала устав, мы укроемся в нежной
       Вечных лавров тени,
       
       Где легчайший Зефир, задыхаясь, качает
       На весенний распев.
       Где -- цветы апельсин, где -- влюбленный, играет
       Меж лимонных дерев.
       
       Милого там апреля бессмертное время
       Неизменно стоит,
       Там земля, упраздняя заботное бремя,
       Вольной грудью дарит,
       
       Там давнишних влюбленных святая станица,
       Славя нас по векам,
       На поклон принесется и будет гордиться,
       Что приблизилась к нам.
       
       Хоровода среди на цветущие травы
       Нас веля восседать,
       Ни одна, ни Прокрида не сочтет себя правой
       Места нам не отдать,
       
       И ни та, кого бык под обманчивой шкурой
       Умыкал за моря,
       И ни та, кого Фебу невинной и хмурой
       Лавра скрыла кора,
       
       И ни те, кто, мечтая, склонились на ложе --
       Артемис и Дидо,
       И ни эллинка та, с кем красою ты схожа,
       Будто имя твое.
         (Перевод Ивана Аксенова)
1578

Sonets pour Helene 
Chanson
                I

Plus estroit que la Vigne ; l’Ormeau se marie
              De bras souplement-forts,
Du lien de tes mains, Maistresse, je te prie,
              Enlasse moy le corps.

                2

Et feignant de dormir, d’une mignarde face
              Sur mon front panche toy :
Inspire, en me baisant, ton haleine et ta grace
              Et ton c;ur dedans moy.

                3

Puis appuyant ton sein sur le mien qui se p;me,
              Pour mon mal appaiser,
Serre plus fort mon col, et me redonne l’ame
              Par l’esprit d’un baiser.

                4

Si tu me fais ce bien, par tes yeux je te jure,
              Serment qui m’est si cher,
Que de tes braz aimez jamais nulle aventure
              Ne pourra m’arracher.

                5

Mais souffrant doucement le joug de ton empire,
              Tant soit-il rigoureux,
Dans les champs Elisez une mesme navire
              Nous passera tous deux.

                6

L; morts de trop aimer, sous les branches Myrtines
              Nous voirrons tous les jours
Les Heros pres de nous avec les Hero;nes
              Ne parler que d’amours.

                7

Tantost nous danserons par les fleurs des rivages
              Sous les accords divers,
Tantost lassez du bal, irons sous les ombrages
              Des Lauriers tousjours verds :

                8

O; le mollet Zephyre en haletant secou;
              De souspirs printaniers
Ores les Orangers, ores mignard se jou;
              Parmy les Citronniers.

                9

L; du plaisant Avril la saison immortelle
              Sans eschange se suit :
La terre sans labeur de sa grasse mammelle
              Toute chose y produit.

                10

D’embas la troupe saincte, autrefois amoureuse,
              Nous honorant sur tous,
Viendra nous saluer, s’estimant bien-heureuse
              De s’accointer de nous.

                11

Et nous faisant asseoir dessus l’herbe fleurie
              De toutes au milieu,
Nulle, et fust-ce Procris, ne sera point marrie
              De nous quitter son lieu.

                12

Non celles qui s’en vont toutes seules ensemble,
              Artemise et Didon :
Non ceste belle Greque, ; qui ta beaut; semble
              Comme tu fais de nom.


Жоашен Дю Белле

ИЗ ЦИКЛА «ДРЕВНОСТИ РИМА»
Пришелец в Риме не увидит Рима,
И тщетно Рим искал бы в Риме он.
Остатки стен, порталов и колонн —
Вот все, чем слава римская хранима.
Во прахе спесь. А время мчится мимо,
И тот, кто миру диктовал закон,
Тысячелетьям в жертву обречен,
Сам истребил себя неумолимо.
Для Рима стать гробницей мог лишь Рим.
Рим только Римом побежден одним.
И, меж руин огромных одинок,
Лишь Тибр не молкнет. О неверность мира!
Извечно зыбкий вечность превозмог.
Незыблемый лежит в обломках сиро.

III
Nouveau venu qui cherches Rome en Rome
Et rien de Rome en Rome n’apper;ois,
Ces vieux palais, ces vieux arcs que tu vois,
Et ces vieux murs, c’est ce que Rome on nomme.
Voy quel orgueil, quelle ruine, et comme
Celle qui mist le monde sous ses lois
Pour donter tout, se donta quelquefois,
Et devint proye au temps qui tout consomme.
Rome de Rome est le seul monument,
Et Rome Rome a vaincu seulement.
Le Tybre seul, qui vers la mer s’enfuit,
Reste de Rome, ; mondaine inconstance !
Ce qui est ferme est par le temps destruit,
Et ce qui fuit, au temps fait resistance.

* * *

Блажен, кто странствовал, подобно Одиссею,
В Колхиду парус вел за золотым руном
И, мудрый опытом, вернулся в отчий дом
Остаток дней земных прожить с родней своею;

Когда же те места я посетить сумею,
Где каждый камешек мне с детских лет знаком,
Увидеть комнату с уютным камельком,
Где целым княжеством, где царством я владею!

За это скромное наследие отцов
Я отдал бы весь блеск прославленных дворцов
И все их мраморы — за шифер кровли старой,

И весь латинский Тибр, и гордый Палатин
За галльский ручеек, за мой Лире один,
И весь их шумный Рим — за домик над Луарой.

Перевод с французского Вильгельма Левика

Sonnet XXXI

Heureux qui, comme Ulysse, a fait un beau voyage,
Ou comme cestuy-l; qui conquit la toison,
Et puis est retourn;, plein d’usage et raison,
Vivre entre ses parents le reste de son ;ge !

Quand reverrai-je, h;las, de mon petit village
Fumer la chemin;e, et en quelle saison
Reverrai-je le clos de ma pauvre maison,
Qui m’est une province, et beaucoup davantage ?

Plus me pla;t le s;jour qu’ont b;ti mes a;eux,
Que des palais Romains le front audacieux,
Plus que le marbre dur me pla;t l’ardoise fine :

Plus mon Loir gaulois, que le Tibre latin,
Plus mon petit Lir;, que le mont Palatin,
Et plus que l’air marin la doulceur angevine.

Идея 
Перевод с французского Юрия Верховского

Короче дня вся наша жизнь земная
Пред вечностью. Круг совершая, год
Дни наши прочь без жалости мете;
Живущее – лишь гость земного края.

Что ж медлишь ты, душа, в плену страдая?
Что любишь ты юдольной жизни ход?
Ведь ты сильна, на радостный полет
К иным пределам крылья простирая.

Ко благу там увенчано стремленье;
За труд земной там ждет отдохновенье;
Там ждет любовь, усладу нам даруя;

Там, о душа, под высшим небом рея,
Познаешь ты: вот какова Идея
Той красоты, что здесь боготворю я.

Сб. «Олива», 1549
CXIII
L'id;e

Si notre vie est moins qu'une journ;e
En l';ternel, si l'an qui fait le tour
Chasse nos jours sans espoir de retour,
Si p;rissable est toute chose n;e,

Que songes-tu, mon ;me emprisonn;e ?
Pourquoi te pla;t l'obscure de notre jour,
Si, pour voler en un plus clair s;jour,
Tu as au dos l'aile bien empenn;e ?

L; est le bien que tout esprit d;sire,
L; le repos o; tout le monde aspire,
L; est l'amour, l; le plaisir encore.

L;, ; mon ;me, au plus haut ciel guid;e,
Tu y pourras reconna;tre l'Id;e
De la beaut;, qu'en ce monde j'adore.


Луис де Камоэнс

Любовь – огонь, пылающий без дыма,
Кровавая, хотя без крови, рана,
Слепая вера в истинность обмана,
Недуг незримый, но губящий зримо;

Любовь – глухая ненависть к любимой
И гнев на то, что есть, но нежеланно,
И жажда, всем владея невозбранно,
Всего себя отдать невозвратимо;

И добровольный плен, и служба той,
Кто губит нас, и всё-таки любима,
И всё-таки в душе царит одна.

Так можно ль сердцу дать единый строй,
Когда любовь сама неотвратимо
Вся из противоречий сплетена !

Перевод Вл. Резниченко

Amor ; fogo que arde sem se ver;
; ferida que d;i, e n;o se sente;
; um contentamento descontente;
; dor que desatina sem doer.

; um n;o querer mais que bem querer;
; um andar solit;rio entre a gente;
; nunca contentar-se de contente;
; um cuidar que se ganha em se perder.

; querer estar preso por vontade;
; servir a quem vence, o vencedor;
; ter com quem nos mata, lealdade.

Mas como causar pode seu favor
Nos cora;;es humanos amizade,
Se t;o contr;rio a si ; o mesmo Amor?

*****


Отважны будьте, вы, что влюблены!
Решимость льстит Фортуне сумасбродной;
А малодушье – склеп, где ум свободный
И счастье навсегда погребены.
Смельчак достиг небесной вышины,
Обласканный звездою путеводной;
Трус, расточивший жизнь в мечте бесплодной,
Разбитыми свои увидел сны.
Будь каждый сам судьбы своей радетель;
К победе нужно прорубать дороги;
Без храбрости удача терпит крах.
Быть дерзким – не порок, а добродетель;
Позор тому, кто, встретив вас, в итоге
Оставит вас, не пересилив страх.

x x x

                Имея ум, любовь, заслуги, честь,
                Мы мним, что путь наш радостен и гладок,
                Но Рок, случайность, время свой порядок
                Наводит в мире, нам готовя месть.

                Загадок неразгаданных не счесть,
                Хоть на догадки разум наш и падок,
                И вот она, загадка из загадок:
                Что выше жизни, выше смерти есть?

                Ученый муж нередко лицемерит,
                Тогда как опыт к знанию приводит:
                Побольше наблюдать - важней всего.

                Пусть происходит то, во что не верят,
                И верят в то, чего не происходит, -
                Вы лучше верьте в Бога одного.

                Перевод В. Резниченко

Георгиос Хортатсис
Эрофиль (фрагмент)
Гимн солнцу

О солнца луч, дитя очарованья,
ты пламенем  своим с небес высоким
вселенной даришь яркое сиянье,
стезе не изменяя, на Востоке
и на Закате землю с небесами
ты облачаешь в светлые потоки;
обильными снегами и дождями
питаешь плодоносные ты нивы,
чтоб чада были сыты, и цветами,
едва сойдут снега, венчаешь милый
ты лик земли; твой взор, к нам обращённый,
нам лет порука долгих и счастливых;
тепла отрадой, в славу облечённый,
ты наполняешь все плоды земные,
алмазы, и рубины, и точёный
рождаешь в море жемчуг, и иные
каменья нам, - приводят в восхищенье
творящих сил свидетельства живые;
и те, что никогда твоим свеченьем
не наслаждались, - узникам несчастным
подобны, твоему открыто зренью
всё то, что создаёшь ты ежечасно:
растёт оно, твоей питаясь лаской,
вовек уничтоженью неподвластно.
О, солнца светлый луч…


Мигель де Сервантес Сааведра


Святая дружба! Ты глазам людей
На миг свой образ истинный открыла
И вознеслась, светла и легкокрыла,
К блаженным душам в горний эмпирей,
Откуда путь из тьмы юдоли сей
В мир, где бы ложь над правдой не царила
И зла добро невольно не творило,
Указываешь нам рукой своей.
Сойди с небес иль воспрети обману
Твой облик принимать и разжигать
Раздоры на земле многострадальной,
Не то наступит день, когда нежданно
Она вернется к дикости опять
И погрузится в хаос изначальный.

Santa amistad , que con ligeras alas,
tu apariencia qued;ndose en el suelo,
entre benditas almas en el cielo,
subiste alegre a las imp;reas salas :

desde all;, cuando quieres, nos se;alas
la justa paz cubierta con un velo,
por quien a veces se trasluce el celo
de buenas obras que a la fin son malas.

Deja el cielo, ;oh amistad!, o no permitas
que el enga;o se vista de librea,
con que destruye a la intenci;n sincera;

que si tus apariencias no le quitas,
presto ha de verme el mundo en la pelea
de la discorde confusi;n primera.

  -----

Если б жить я прошлым мог
И грядущего не ждать
Иль заране угадать
То, что сбудется в свой срок.

Глосса*

Время мчится без оглядки,
И Фортуна отняла
То, что мне на миг столь краткий
От щедрот своих дала
Не в избытке, но в достатке,
И тебя молю я, рок,
У твоих простершись ног:
Мне верни былые годы,
Минули б мои невзгоды,
Если б жить я прошлым мог.

Славы мне уже не надо,
Не желаю я побед.
А хочу одной награды —
Возвращенья прежних лет
Мира, счастья и отрады.
Перестал бы я сгорать
От тоски, когда б опять
Было мне дано судьбою
В прошлое уйти мечтою
И грядущего не ждать.

Но бесплодно и напрасно
Снисхождения просить
Тщусь я у судьбы бесстрастной:
То, что было, воскресить
И она сама не властна.
Не воротишь время вспять,
Как нельзя и обогнать
Ход событий непреложный:
Отвратить их невозможно
Иль заране угадать.

То надежде, то унынью
Предаваться каждый час
И не знать конца кручине —
Горше смерти во сто раз.
Я безвременной кончине
Уж давно б себя обрек
И давно б в могилу лег,
Если б смел с судьбой поспорить
И насильственно ускорить
То, что сбудется в свой срок.

Перевод Юрия Корнеева

;Si mi fue tornase a es,
sin esperar m;s ser;,
o viniese el tiempo ya
de lo que ser; despu;s…!

Glosa

Al fin, como todo pasa,
se pas; el bien que me dio
Fortuna, un tiempo no escasa,
y nunca me lo volvi;,
ni abundante, ni por tasa.
Siglos ha ya que me vees
Fortuna, puesto a tus pies;
vu;lveme a ser venturoso;
que ser; mi ser dichoso
si mi fue tornase a es.

No quiero otro gusto o gloria,
otra palma o vencimiento,
otro triunfo, otra vitoria,
sino volver al contento
que es pesar en mi memoria.
Si t; me vuelves all;,
Fortuna, templado est;
todo el rigor de mi fuego,
y m;s si este bien es luego,
sin esperar m;s ser;.

Cosas imposibles pido,
pues volver el tiempo a ser
despu;s que una vez ha sido,
no hay en la tierra poder
que a tanto se haya estendido.
Corre el tiempo, vuela y va
ligero, y no volver;,
y errar;a el que pidiese
o que el tiempo ya se fuese,
o volviese el tiempo ya.

Vivir en perpleja vida,
ya esperando, ya temiendo:
es muerte muy conocida,
y es mucho mejor muriendo
buscar al dolor salida.
A mi me fuera inter;s
acabar; mas no lo es,
pues, con discurso mejor
me da la vida el temor
de lo que ser; despu;s.

*  *  *


                По любви волнам безбрежным
                Мореход любви плыву я,
                Но не светит мне надежда,
                Что могу войти я в гавань.
               
                Путь держу я за звездою,
                Что мне издали сияет -
                Лучезарней и прекрасней,
                Чем все звезды Палинуро.
               
                Приведет куда не знаю
                Та звезда - плыву в смятеньи,
                Беззаботный, полн заботы,
                Устремясь к ней всей душою.
               
                О звезда, твоим сияньем
                Лишь одним живу, дышу я,
                И в тот миг, как ты погаснешь,
                В тот же миг умру и я.

                Перевод М. Ватсон


                Marinero soy de amor
                Y en su pi;lago profundo
                Navego sin esperanza
                De llegar a puerto alguno.
               
                Siguiendo voy a una estrella
                Que desde lejos descubro,
                M;s bella y resplandeciente
                Que cuantas vi; Palinuro.
               
                Yo no s; ad;nde me gu;a,
                Y as; navego confuso,
                El alma a mirarla atenta,
                Cuidadosa y con descuido.
               
                Recatos impertinentes,
                Honestidad contra el uso,
                Son nubes que me la encurben
                Cuando m;s verla procuro.
               
                ;Oh clara y luciente estrella
                En cuya lumbre me apuro!
                Al punto que te me encubras,
                Ser; de mi muerte el punto.



Лопе де Вега

За нежный поцелуй ты требуешь сонета.
Но шутка ль быть творцом четырнадцати строк
На две лишь четки рифм? Скажи сама, Лилета:
«А разве поцелуй безделка?» Дай мне срок!

Четыре есть стиха, осталось три куплета.
О Феб! о добрый Феб! не будь ко мне жесток,
Хотя немножечко парнасского мне света!
Еще строфа! Смелей! Уж берег недалек!

Но вот уж и устал! О мука, о досада!
Здесь, Лила — поцелуй! тут рифма и — надсада!
Как быть? Но бог помог! еще готов терцет!

Еще б один — и все! пишу! хоть до упада!
Вот!.. Вот! почти совсем!.. О радость, о награда!
Мой, Лила, поцелуй, и вот тебе сонет!

(пер. В.Жуковского)

О, как нехорошо любить притворно!..
Но как забыть, отдав ей больше году,
Свою любовь? Прогонишь в дверь природу,
Она в окно стучится вновь упорно.
Отвергнутой заискивать - позорно,
И верной быть неверному в угоду, -
Необходимо дать себе свободу -
Предмет любви избрать другой проворно.
Увы! Любить без чувства невозможно,
Как ни обманывай себя прилежно,
Тому не выжить, что в основе ложно.
Нет, лучше ждать настойчиво и нежно,
И может быть, от искорки ничтожной
Он вспыхнет вновь, костер любви мятежной.

На смерть дона Луиса де Гонгоры 
Перевод с испанского Павла Грушко

Скорей свой сон серебряный развей,
мой Бетис в кипарисовом уборе,
и мудрый город Сенек, словно море,
разливом слез сверкающих залей,

вторь одиночествам среди полей,
где несравненный свет померк в просторе:
нить Полифема, всей земли на горе,
вдруг Аторпа рукою рвет своей.

Смерть Гонгору небытием карает
во времени, где мудрый вечный хор
его напев иссякнувший вбирает.

Но он и в смерти жив: горит костер
бессмертья – там, где лебедь умирает,
волшебный Феникс вновь крыла простер.

Сб. «Трагическая корона», 1627

A la muerte de D. Luis de G;ngora

Despierta, oh Betis, la dormida plata,
y coronado de cipr;s, inunda
la docta patria, en S;necas fecunda,
todo el cristal en l;grimas desata.

Repite soledades, y dilata,
por campos de dolor, vena profunda,
;nica luz, que no dej; segunda;
al polifemo ingenio Atropos mata.

G;ngora ya la parte restituye
mortal al tiempo, ya la culta lira
en cl;usula final la voz incluye.

Ya muere y vive; que esta sacra pira
tan inmortal honor le constituye,
que nace f;nix donde cisne expira.

Луис де Гонгора

О Мадриде

Как Нил поверх брегов - течет Мадрид. 
Пришелец, знай: с очередным разливом, 
Дома окраин разбросав по нивам, 
Он даже пойму Тахо наводнит.
Грядущих лет бесспорный фаворит, 
Он преподаст урок не мертвым Фивам, 
А Времени - бессмертием кичливым 
Домов, чье основание - гранит.
Трон королям и колыбель их детям, 
Театр удач столетье за столетьем, 
Нетленной красоты слепящий свод!
Здесь зависть жалит алчущей гадюкой, 
Ступай, пришелец, бог тебе порукой, 
Пусть обо всем узнает твой народ.
(Пер. П. Грушко)

De Madrid

Nilo no sufre m;rgenes, ni muros
Madrid, oh peregrino, t; que pasas,
Que a su menor inundaci;n de casas
Ni aun los campos del Tajo est;n seguros.

;mula la ver;n siglos futuros
De Menfis no, que el t;rmino le tasas;
Del tiempo s;, que sus profundas basas
No son en vano pedernales duros.

Dosel de reyes, de sus hijos cuna
Ha sido y es; zod;aco luciente
De la beldad, teatro de Fortuna.

La invidia aqu; su venenoso diente
Cebar suele, a privanzas importuna.
Camina en paz, refi;relo a tu gente.
 -----
Вальядолид. Застава. Суматоха!
К досмотру все: от шляпы до штиблет.
Ту опись я храню, как амулет:
От дона Дьего снова жду подвоха.
Поосмотревшись, не сдержал я вздоха:
Придворных - тьма. Двора же нет как нет.
Обедня бедным - завтрак и обед.
Аскетом стал последний выпивоха.
Нашел я тут любезности в загоне;
Любовь без веры и без дураков:
Ее залогом - звонкая монета…
Чего здесь нет, в испанском Вавилоне,
Где как в аптеке - пропасть ярлыков
И этикеток, но не этикета!


 -----
О Кордова! Стобашенный чертог!
Тебя венчали слава и отвага. 
Гвадалквивир! Серебряная влага, 
Закованная в золотой песок.
О эти нивы, изобилья рог! 
О солнце, источающее благо! 
О родина! Твои перо и шпага 
Завоевали Запад и Восток.
И если здесь, где средь чужого края 
Течет Хениль, руины омывая, 
Хотя б на миг забыть тебя я смог,
Пусть грех мой тяжко покарает рок: 
Пускай вовеки не узрю тебя я, 
Испании торжественный цветок!
(Пер. С. Гончаренко)

 A C;RDOBA

;Oh excelso muro, oh torres coronadas
De honor, de majestad, de gallard;a!
;Oh gran r;o, gran rey de Andaluc;a,
De arenas nobles, ya que no doradas!

;Oh f;rtil llano, oh sierras levantadas,
Que privilegia el cielo y dora el d;a!
;Oh siempre glor;osa patria m;a,
Tanto por plumas cuanto por espadas!

Si entre aquellas r;inas y despojos
Que enriquece Genil y Dauro ba;a
Tu memoria no fue alimento m;o,

Nunca merezcan mis ausentes ojos
Ver tu muro, tus torres y tu r;o,
Tu llano y sierra, ;oh patria, oh flor de Espa;a!

Франсуа де Малерб
ПОДРАЖАНИЕ ПСАЛМУ CXLV

Не уповай, душа, отринь посулы мира,
Чей свет - лишь блеск стекла, чья слава - плеск зефира
На пенистой волне: мелькнет - не уследить.
Бесцельна суета, тщеславие напрасно,
Лишь Богу жизнь подвластна,
Лишь Бога нам любить.
К никчемному стремясь, мы лезем вон из кожи,
Снуем вокруг владык, хотим попасть в вельможи,
На брюхе ползаем и не встаем с колен,
А сами короли - на что они способны?
Ведь нам во всем подобны
И превратятся в тлен.
Едва испустят дух, все жалким прахом станет,
Угаснет слава их, величие увянет,
Чей светоч полыхал перед вселенной всей,
В гробницах обретут последнее жилище,
Став лакомою пищей
Пронырливых червей.
Забыты имена правителей покойных,
Вершителей судеб, воителей достойных,
Смолкают похвалы, едва исчезла власть.
В крушенье роковом с властителями вместе
И выкормышам лести,
Их слугам, также пасть.
Перевод А. Ревича

Paraphrase du psaume CXLV

N'esp;rons plus, mon ;me, aux promesses du monde ;
Sa lumi;re est un verre, et sa faveur une onde
Que toujours quelque vent emp;che de calmer.
Quittons ces vanit;s, lassons-nous de les suivre ;
C'est Dieu qui nous fait vivre,
C'est Dieu qu'il faut aimer.

En vain, pour satisfaire ; nos l;ches envies,
Nous passons pr;s des rois tout le temps de nos vies
A souffrir des m;pris et ployer les genoux.
Ce qu'ils peuvent n'est rien; ils sont comme nous sommes,
V;ritablement hommes,
Et meurent comme nous.

Ont-ils rendu l'esprit, ce n'est plus que poussi;re
Que cette majest; si pompeuse et si fi;re
Dont l';clat orgueilleux ;tonne l'univers ;
Et dans ces grands tombeaux, o; leurs ;mes hautaines
Font encore les vaines,
Ils sont mang;s des vers.

L; se perdent ces noms de ma;tres de la terre,
D'arbitres de la paix, de foudres de la guerre ;
Comme ils n'ont plus de sceptre, ils n'ont plus de flatteurs ;
Et tombent avec eux d'une chute commune
Tous ceux que leur fortune
Faisait leurs serviteurs.

Утешение господину Дюперье

Доколе, Дюперье, скорбеть не перестанешь?
Ужели вновь и вновь
Упорной думою терзать ты не устанешь
В душе своей любовь?
И эта смерть, удел, для смертных непреложный,
И сумрак гробовой, -
Ужели лабиринт, где кружится тревожный,
Заблудший разум твой?
Была она тебе отрадой, утешеньем -
С тем спорить не хочу
И память светлую небрежным обхожденьем,
Поверь, не омрачу.
Увы! Всё лучшее испепеляют грозы,
Куда ни посмотрю;
И роза нежная жила не дольше розы —
Всего одну зарю.
Но если б не теперь взяла её могила,
Когда б, как ты хотел,
Она на склоне лет седая опочила, —
Чем лучше сей удел?
Не мнишь ли, что она чем старей, тем любимей
Была б на небесах,
Что в старости укол червя неощутимей,
Земной не давит прах?
О нет! Когда душа коснётся крайней меты
И Парки нить прервут,
Исчезнут и лета, едва достигнув Леты,
За нею не пойдут.
......................................
Напрасны жалобы и сетованья эти,
Смири тоску души,
Люби отныне тень, и о потухшем свете
Ты память потуши.
Людской обычай благ, я признаю, не споря, -
Слезами боль лечить,
Через плотину глаз излить всю тяжесть горя
И сердце облегчить.
Тот, кто любовь свою оплакать не способен,
Чью боль не выдаст стон,
Бесчувственной душой тот варвару подобен
Иль впрямь души лишен.
Но - раб отчаянья, отвергнув утешенье,
Ты возомнил, скорбя,
Что ближних возлюбил в надменном сокрушенье
Сильнее, чем себя.
Я дважды, Дюперье, той молнией летучей
Сражен был наповал,
И дважды разум мой, целитель мой могучий,
Забвения мне дал.
Не потому, что мне легко забыть любимых,
Что стоек я в беде,
Но если нет лекарств от ран неисцелимых -
Их не ищу нигде.
Безжалостная смерть не знает снисхожденья,
Не тронется мольбой -
Она, жестокая, от воплей и моленья
Слух отвращает свой.
Ничтожнейший бедняк, чья хижина убога,
Ярмо ее несет,
И стража от нее у Луврского порога
Монарха не спасет.
Перед ее лицом нет места возмущенью,
Напрасен ропот твой.
Есть мудрость высшая - покорность провиденью:
Для нас лишь в ней покой.

Перевод М. Квятковской

Педро Кальдерон де ла Барка

Сонет
Казались сада гордостью цветы,
Когда рассвету утром были рады,
А вечером с упреком и досадой
Встречали наступленье темноты.
Недолговечность этой пестроты,
Не дольше мига восхищавшей взгляды,
Запомнить человеку было надо,
Чтоб отрезвить его средь суеты.
Чуть эти розы расцвести успели, -
Смотри, как опустились лепестки!
Они нашли могилу в колыбели.
Того не видят люди-чудаки,
Что сроки жизни их заметны еле,
Следы веков, как миги, коротки.
 
A las flores

;stas que fueron pompa y alegr;a
despertando al albor de la ma;ana,
a la tarde ser;n l;stima vana
durmiendo en brazos de la noche fr;a.

Este matiz que al cielo desaf;a,
Iris listado de oro, nieve y grana,
ser; escarmiento de la vida humana:
;tanto se emprende en t;rmino de un d;a!

A florecer las rosas madrugaron,
y para envejecerse florecieron:
cuna y sepulcro en un bot;n hallaron.

Tales los hombres sus fortunas vieron:
en un d;a nacieron y espiraron;
que pasados los siglos horas fueron.

 Из драмы «Стойкий принц»
Сонет
Рассыпанные по небу светила
Нам темной ночью поражают взгляд
И блеск заемный отдают назад,
Которым солнце их, уйдя, снабдило.
На вид цветы ночные так же хилы.
Нам кажется, не дольше дня стоят
Горящие цветы садовых гряд,
А звезды выживают ночь насилу.
И наши судьбы — зданья без опор.
От звезд зависит наша жизнь и рост.
На солнечном восходе и заходе
Основано передвиженье звезд.
На что же нам, затерянным в природе,
Надеяться, заброшенным в простор?
1628
Перевод Бориса Пастернака

A las estrellas
Esos rasgos de luz, esas centellas
que cobran con amagos superiores
alimentos del sol en resplandores,
aquello viven, si se duelen dellas.
Flores nocturnas son; aunque tan bellas,
ef;meras padecen sus ardores;
pues si un d;a es el siglo de las flores,
una noche es la edad de las estrellas.
De esa, pues, primavera fugitiva,
ya nuestro mal, ya nuestro bien se infiere;
registro es nuestro, o muera el sol o viva.
;Qu; duraci;n habr; que el hombre espere,
o qu; mudanza habr; que no reciba
de astro que cada noche nace y muere.

Розы

Они смеются, чуть рассвет проглянет,
И поутру кичатся красотою,
Но пышность их окажется тщетою,
Лишь только ночь холодная настанет.

Букет оттенков, что снега багрянит
И окаймляет дымкой золотою,
С зарёй расцвёл и канет с темнотою;
Вот наши судьбы: день дишь - и следа нет.

Цветы, вы торопились распуститься,
Раскрылись утром - ввечеру увяли;
Бутон - иколыбель вам, и гробница.

О, жизнь людская, ты не такова ли:
Едва проснёмся, как пора проститься,
Прошли часы - столетья миновали.
1628
Перевод Бориса Дубина

Las rosas (A las flores)
Estas que fueron pompa y alegr;a
despertando al albor de la ma;ana,
a la tarde ser;n l;stima vana
durmiendo en brazos de la noche fr;a.

Este matiz que al cielo desaf;a,
iris listado de oro, nieve y grana,
ser; escarmiento de la vida humana:
;tanto se aprende en t;rmino de un d;a!

A florecer las rosas madrugaron
y para envejercerse florecieron:
cuna y sepulcro en un bot;n hallaron.

Tales los hombres sus fortunas vieron:
en un d;a nacieron y expiraron;
que pasados los siglos horas fueron.



Франсиско Мануэл де Мело

АПОЛОГ О СМЕРТИ
Смерть, злобствуя, среди людей блуждала.
Увы, подобны зрячие слепцу!
Старик, столкнувшись с ней лицом к лицу,
Не видел хищного ее оскала.
А юноше, тому и дела мало
До будущего: невдомек глупцу,
Что неизбежно жизнь придет к концу...
И всех их Смерть перстом пересчитала.
А после выстрелила наугад,
Глаза зажмурив. "До чего нелепы
Твои злодейства!" – вслед я крикнул ей.
"Таков закон, – взглянув на миг назад,
Ответила она, – раз люди слепы,
Вслепую поражаю я людей".
 
АЛЛЕГОРИЧЕСКАЯ МЕТАФОРА
На камни выросших из моря скал
Аррабиды, вздымая брызги роем,
Неистовые волны, строй за строем,
Обрушил налетевший с юга шквал.
Когда грохочущий разбился вал
О белый берег, вымытый прибоем,
В утесах эхо взвыло диким воем,
И в гротах страшный вихрь забушевал.
Рыбак, влюбленный в нимфу безнадежно,
Воскликнул, видя буйство океана
И трепет скал, готовых в бездну пасть:
Любовью и упорством сдвинуть можно
И горы, отчего же, Далиана,
Одну тебя смягчить не в силах страсть?

MET;FORA ALEG;RICA

Batia em um penedo, da ;gua erguido,
L; na serra da Arrabida vi;osa
Iradoo Mar com for;a temerofa ,
Dofero fopro do Austro embrauecido.
Re;ponde repetindolhe o bramido
Na bran;a praya , humida , arenofa
Humeco,que na penhacauernofa
Durou medonhamente repetido.
Sereno pescador, que a Daliana
adora, vendo j; que se estremece
a firme penha, donde o mar batia, 
— "Vem, diz.«ver;s, ; ninfa desumana,
que ; porfia e ao amor tudo obedece ;
tu s; zombas do amor e da porfia»

ЖИЗНЬ – КОМЕДИЯ


Чур, чур меня! Смотрю вокруг с опаской:
Невежество, Умом назвавшись, вмиг
Болтливый распустило свой язык –
И люди сбиты с толку вздорной сказкой;

Распутство, спрятавшееся под маской,
Мир принимать за Нравственность привык;
Слывет радушьем злоба, черный лик
Слегка подкрасившее белой краской.

С троянцами, поверившими в ложь,
Расправились наперсники Паллады:
Наивность не доводит до добра.

Жизнь – как театр, в ней правды ни на грош!
Пусть простаки обманываться рады,
Но мне давно ясна ее игра.

Перевод В.Резниченко

Mundo ; com;dia

Dez figas para v;s, pois com furtado,
consular nome vos chamais prud;ncia,
se, fazendo co'o mundo confer;ncia,
discursais, revolveis, e eis tudo errado!

Quem vos vir, apetite disfar;ado,
digno vos julgar; de rever;ncia,
e a v;s, ;dio, por homem de consci;ncia,
vendo-vos t;o sesudo e t;o prezado.

Dous a dous, tr;s a tr;s e quatro a quatro
entram de flamas t;citas ardendo,
astutos paladi;es em simples Troias.

Quem enganas, ; mundo, em teu teatro?
A mi n;o, pelo menos, que estou vendo
dentro do vestu;rio estas tram;ias.

Сальваторе РОЗА.
Из сатиры второй. Поэзия 
Перевод с итальянского Сергея Шервинского

…Вернусь к поэтам: года два, не менее, –
Хоть с Верресом он свыкся, – кражи ваши
Счислял бы тот, кто выправил Герения.

О стыд, заливший краской время наше!
Другие дали сок, – труды их тяжки, –
А льется к вам в чернильницы и чаши.

Скрыть тщатся эти мелкие мурашки,
Что ради Клио с Фебом, шито-крыто
Крадут зерно с полей античной вспашки.

Не надо тут ни фонаря, ни сита:
Увидишь и при беглом созерцанье,
Что мучку мелют из чужого жита.

Редка та книга, что не есть собранье
Всего, чем от любого поживились
Писаки под предлогом   п о д р а ж а н ь я.

Аристофан, Гораций! Где вы скрылись,
Большие люди? Если б вы, примерно,
Из тьмы могильной снова к нам явились,

О, вас о том прошу не лицемерно:
Твердя про то, как люди вороваты,
Аристофан мой, ты охрип бы, верно.

Гораций, этих авторов прочтя, ты
Воскликнул бы: о, как на их кафтане
Нашиты часто знатные заплаты!

Что годы им? Для пышных одеяний
И греков им, и римлян пурпур впору,
И вот – одеты все, как новый Дзанни.

Тех подражателей, в худую пору,
Что «рабским стадом» ты нарек впервые,
Теперь назвал бы вороньем, без спору.

Тут на потребу всем слова чужие.
И подражать-то бросили, но чохом
Возьмут и спишут – перья продувные.

Хоть поневоле рядятся, со вздохом:
Когда б они в своем тряпье предстали,
То вход на Пинд закрылся бы пройдохам.

Они – бессмертья ради – грабить стали
И не боятся осужденья светом:
Кто крал, чтоб жить, – того не осуждали.

Ошибка их во всем, не только в этом:
Живых не ценят, не упоминают:
Лишь мертвые для них – с авторитетом.

А помянут – насмешку вызывают:
У них-де пошлый ум, перо дурное,
Им тексты древние не помогают.

Мой бедный мир! Вот кто твои герои:
Кто у других крадет, воспроизводит
Слова отцов и дедов, их присвоя,

И тот лишь, заблистав, в печать проходит,
Кто грабит без стыда, как плут прожженный:
Тетрадь чужую скрал – и переводит.

Он каркает, став важною персоной –
А если б отложил чужие перья,
Остался бы эзоповой вороной.

Пророчество римскому Вавилону 
Перевод с итальянского Эллы Шапиро

Настанут времена: в своем просторном храме
Услышишь кубков звон, и ты тогда прильнешь
К вину пурпурному священными устами;

И блуд увидишь ты, скопленье пьяных рож,
Краев святых одежд коснется грязь разврата,
И тот же самый рок, тебя ввергавший в дрожь,

Теперь уже грозит печальною утратой
Венца бесценного, что верою благой
На голову твою возложен был когда-то;

И лишь постигнет хлад и голод моровой
Шутов, что здесь, глумясь, хохочут до рассвета, –
Ты их в смятении увидишь пред собой.

Начнут смущать твой ум зловещие приметы;
Ты тщетно вечного блаженства будешь ждать,
И ужас за тобой пойдет бродить по свету.

Жалобы Сальватора Розы

             Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою
             И не ведаю, где преклонить мне главу.
             Знать, забыла судьба, что я в мире живу
             И что плотью, как все, облечен я земною.
             Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,
             И трудиться весь век, и награды не ждать
             За труды и за скорбь от людей и от неба,
             И по дням проводить без насущного хлеба.
   
             Я к небу воззову -- оно
             Меня не слышит, к зову глухо;
             Взор к солнцу -- солнце мне темно;
             К земле -- земля грозит засухой...
             Я жить хочу с людьми в ладу,
             Смотрю -- они мне ковы ставят.
             Трудясь, я честно жизнь веду --
             Они меня чернят, бесславят.
   
             Везде наперекор мне рок,
             Везде меня встречает горе:
             Спускаю ли я свой челнок
             На море -- и бушует море;
             Спешу ли в Индию -- и там,
             В стране, металлами богатой,
             Трудясь, блуждая по горам,
             И нахожу... свинец -- не злато.
   
             Являюсь ли я иногда,
             Сжав сердце, к гордому вельможе,--
             И -- об руку со мной, беда:
             Я за порог лишь--п к прихожей
             Швейцар, молчание храня
             И всех встречая по одежде,
             Укажет пальцем на меня --
             И смерть зачавшейся надежде.
   
             Вхожу к вельможе я, тупой,
             С холодностью души и чувства,
             В кругу друзей-невежд -- со мной
             Заговорит он про искусства --
             Уйду: он судит обо мне
             Не по уму, а по одежде,
             С своим швейцаром наравне...
             Ценить искусства не невежде!..
   
             Одной мечтою я живу,
             И ею занятый одною,
             Я и во сне и наяву
             Воздушные чертоги строю.
             Я, замечтавшися, творю
             Великолепные чертоги;
             Мечты пройдут, и я смотрю
             Сквозь слез на мой приют убогий.
   
             Другим не счесть богатств своих,
             К ним нужда заглянуть не смеет;
             Весь век слепое счастье их
             На лоне роскоши лелеет;
             Другим богатств своих не счесть --
             А мне -- отверженцу судьбины --
             Назначено брань с нуждой весть
             И... в богадельне ждать кончины...
   
             И я... я -- живописец!.. да!
             На всё смеющиеся краски
             Я навожу и никогда --
             От счастия не вижу ласки...
             Будь живописец, будь поэт,--
             Что пользы? В век наш развращенный
             Счастлив лишь тот, в ком смысла нет,
             В ком огнь не теплится священный.
   
             Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою
             И не ведаю, где преклонить мне главу.
             Знать, забыла судьба, что я в мире живу
             И что плотью, как все, облечен я земною.
             Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,
             И трудиться весь век, и награды не ждать
             За труды и за скорбь от людей и от неба,
             И по дням проводить без насущного хлеба.
   1647
Перевод Семена Раича

Поль Скаррон
ПАРИЖ

Везде на улицах навоз,
Везде прохожих вереницы,
Прилавки, грязь из-под колес,
Монастыри, дворцы, темницы,
Брюнеты, старцы без волос,
Ханжи, продажные девицы,
Кого-то тащат на допрос,
Измены, драки, злые лица,
Лакеи, франты без гроша,
Писак продажная душа,
Пажи, карманники, вельможи,
Нагромождение домов,
Кареты, кони, стук подков:
Вот вам Париж. Ну как, похоже?

Перевод М. Кудинова

Sur Paris

Un amas confus de maisons
Des crottes dans toutes les rues
Ponts, ;glises, palais, prisons
Boutiques bien ou mal pourvues

Force gens noirs, blancs, roux, grisons
Des prudes, des filles perdues,
Des meurtres et des trahisons
Des gens de plume aux mains crochues

Maint poudr; qui n’a pas d’argent
Maint filou qui craint le sergent
Maint fanfaron qui toujours tremble,

Pages, laquais, voleurs de nuit,
Carrosses, chevaux et grand bruit
Voil; Paris que vous en semble ?

НАДГРОБЬЯ ПЫШНЫЕ

Надгробья пышные, громады пирамид,
Великолепные скульптуры и строенья,
Природы гордые соперники, чей вид -
Свидетельство труда, искусства и терпенья;
Старинные дворцы, одетые в гранит,
Все то, что создал Рим до своего паденья,
Безмолвный Колизей, чья тень еще хранит
Народов варварских кровавые виденья, -
Все времени поток в руины превратил
Или безжалостно развеял, поглотил,
Не пощадив ни стен, ни цоколя, ни свода...
Но если времени всесилен произвол,
То стоит ли скорбеть, что скверный мой камзол
Протерся на локтях в каких-нибудь два года?

Перевод М. Кудинова

ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ

Тот, кто лежит в могиле сей,
Достоин слез и сожаленья;
Еще живой, за много дней
Он чуял смерти приближенье.
Прохожий, тише!.. Сладкий сон
Страдальца ласково объемлет…
Ах, в эту ночь бедняк Скаррон
Впервые так спокойно дремлет!

Перевод В.Мазуркевича

Epitaphe

             Celui qui ci maintenant dort
             Fit plus de piti; que d'envie,
             Et souffrit mille fois la mort
             Avant que de perdre la vie.
             Passant, ne fait ici de bruit,
             Prends garde qu'aucun ne l';veille;
             Car voici la premi;re nuit
             Que le pauvre Scarron sommeille.

Жан де Лафонтен
ГИМН НАСЛАЖДЕНИЮ

Мы с детских лет к тебе влечемся, Наслажденье.
Жизнь без тебя - что смерть: ничто в ней не манит.
Для всех живых существ ты радостный магнит,
Неодолимое для смертных притяженье.
Лишь соблазненные тобой,
Мы трудимся, вступаем в бой.
И воина и полководца
К тебе, услада, сердце рвется.
Муж государственный, король, простой мужик
К тебе стремятся каждый миг.
И если б в нас самих, творцах стихов и песен,
Не возникал напев, который так чудесен,
И властной музыкой своей не чаровал -
Стихов никто бы не слагал.
И слава громкая - высокая награда,
Что победителям дарит олимпиада -
Ты, Наслажденье, ты! Мы знаем: это так,
А радость наших чувств - не мелочь, не пустяк.
Не для тебя ль щедроты Флоры,
Лучи Заката и Авроры,
Помоны яства и вино,
Что добрым Вакхом нам дано,
Луга, ручей в дремучей чаще,
К раздумьям сладостным манящий?
И не тобой ли все искусства рождены?
И девы юные прелестны и нежны
Не для тебя ли, Наслажденье?
Да, в простоте своей я думаю, что тот,
Кто хочет подавить влеченье, -
И в этом радость обретет.
В былое время был поклонником Услады
Мудрейший из мужей Эллады.
Сойди же, дивная, ко мне, под скромный кров -
Ведь он принять тебя готов.
Я музыку люблю, игру, и страсть, и книги,
Деревню, город - все, я нахожу во всем
Причину быть твоим рабом.
Мне даже радостны сердечной грусти миги.
Приди, приди! Тебе, быть может, невдомек, -
Надолго ли тебя душа моя призвала?
Столетье полное - вот подходящий срок.
А тридцать лет мне слишком мало.

Перевод П. Рыковой

Hymne de la Volupt;

; douce Volupt;, sans qui, d;s notre enfance,
Le vivre et le mourir nous deviendraient ;gaux ;
Aimant universel de tous les animaux,
Que tu sais attirer avec violence !
Par toi tout se meut ici-bas.
C'est pour toi, c'est pour tes appas,
Que nous courons apr;s la peine ;
Il n'est ni soldat, ni capitaine,
Ni ministre d'Etat, ni prince, ni sujet,
Qui ne t'ait pour unique objet.
Nous autres nourrissons, si, pour fruit de nos veilles,
Un bruit d;licieux me charmait nos oreilles,
Si nous ne nous sentions chatouill;s de ce son,
Ferions-nous un mot de chanson ?
Ce qu'on appelle gloire en termes magnifiques,
Ce qui servait de prix dans les Jeux Olympiques,
N'est que toi proprement, divine Volupt;.
Et le plaisir des sens n'est-il de rien compt; ?
Pour quoi sont faits les dons de Flore,
Le Soleil couchant et l'Aurore,
Pomone et ses mets d;licats,
Bacchus, l';me des bons repas.
Les for;ts, les eaux, les prairies,
M;res des douces r;veries ?
Pour quoi tant de beaux arts, qui tous sont tes enfants ?
Mais pour quoi les Chloris aux appas triomphants,
Que pour maintenir ton commerce ?
J'entends innocemment : sur son propre d;sir
Quelque rigueur que l'on exerce,
Encore y prend-on du plaisir.

Volupt;, Volupt;, qui fut jadis ma;tresse
Du plus bel esprit de la Gr;ce,
Ne me d;daigne pas, viens-t'en loger chez moi ;
Tu n'y seras pas sans emploi :
J'aime le jeu, l'amour, les livres, la musique,
La ville et la campagne, enfin tout ; il n'est rien
Qui ne me soit souverain bien,
Jusqu'au sombre plaisir d'un coeur m;lancolique.
Viens donc ; et de ce bien, ; douce Volupt;,
Veux-tu savoir au vrai la mesure certaine ?
Il m'en faut tout au moins un si;cle bien compt; ;
Car trente ans, ce n'est pas la peine.

 -----

Жениться хорошо, да много и досады.
Я слова не скажу про женские наряды:
Кто мил, на том всегда приятен и убор;
Хоть правда, что при том и кошелёк неспор.
Всего несноснее противные советы,
Упрямые слова и спорные ответы.
Пример нам показал недавно мужичок,
Которого жену в воде постигнул рок.
Он, к берегу пришед, увидел там соседа:
Не усмотрел ли он, спросил, утопшей следа.
Сосед советовал вниз берегом идти:
Что быстрина туда должна её снести.
Но он ответствовал: «Я, братец, признаваюсь,
Что век она жила со мною вопреки:
То истинно теперь о том не сумневаюсь,
Что, потонув, она плыла проти;в реки».

Перевод М. Ломоносова

Эпитафия Мольеру 
Перевод с французского М. М. Замаховской

Теренций, Плавт в могиле сей ужасной,
А между тем в ней спит один Мольер,
Трех гениев невиданный пример,
Что Францию пленил искусством властно.
Они ушли. Надежды все напрасны,
И всех усилий тягостен пример:
Надолго, да, теперь мне это ясно,
Они мертвы – Теренций, Плавт, Мольер!

Epitaphe de Moli;re par La Fontaine

1673
Sous ce tombeau gisent Plaute et T;rence,
Et cependant le seul Moli;re y g;t.
Leurs trois talents ne formoient qu’un esprit
Dont le bel art r;jouissoit la France.
Ils sont partis et j’ai peu d’esp;rance
De les revoir. Malgr; tous nos efforts,
Pour un long temps, selon toute apparence,
T;rence, et Plaute, et Moli;re, sont morts.

Франсуа-Мари Аруэ Вольтер
Пер. А. Пушкина
СТАНСЫ.
Ты мне велишь пылать душою:
Отдай же мне минувши дни,
И мой рассвет соедини
С моей вечернею зарею!

Мой век невидимо проходит,
Из круга смехов и харит
Уж время скрыться мне велит
И за руку меня выводит.

Пред ним смириться должно нам.
Кто применяться не умеет
Своим пременчивым годам,
Тот горесть их одну имеет.

Счастливцам резвым, молодым
Оставим страсти заблужденья;
Живем мы в мире два мгновенья —
Одно рассудку отдадим.
Ужель навек вы убежали,
Любовь, мечтанья первых дней —
Вы, услаждавшие печали
Минутной младости моей?

Нам должно дважды умирать:
Проститься с сладостным мечтаньем —
Вот смерть ужасная страданьем!
Что значит после не дышать?

На сумрачном моем закате,
Среди вечерней темноты,
Так сожалел я об утрате
Обманов сладостной мечты.

Тогда на голос мой унылый
Мне дружба руку подала,
Она любви подобна милой
В одной лишь нежности была.

Я ей принес увядши розы
Веселых юношества дней
И вслед пошел, но лил я слезы,
Что мог идти вослед лишь ей!
1741
A m-me du Chatelet

SI vous voulez que j’aime encore,
Rendez-moi l’;ge des amours;
Au cr;puscule de mes jours
Rejoignez, s’il se peut, l’aurore.
 
Des beaux lieux o; le dieu du vin 5
Avec l’Amour tient son empire,
Le Temps, qui me prend par la main,
M’avertit que je me retire.
 
De son inflexible rigueur
Tirons au moins quelque avantage. 10
Qui n’a pas l’esprit de son ;ge
De son ;ge a tout le malheur.
 
Laissons ; la belle jeunesse
Ses fol;tres emportements:
Nous ne vivons que deux moments; 15
Qu’il en soit un pour la sagesse.
 
Quoi! pour toujours vous me fuyez,
Tendresse, illusion, folie,
Dons du ciel, qui me consoliez
Des amertumes de la vie! 20
On meurt deux fois, je le vois bien:
Cesser d’aimer et d’;tre aimable,
C’est une mort insupportable;
Cesser de vivre, ce n’est rien.
 
Ainsi je d;plorais la perte 25
Des erreurs de mes premiers ans;
Et mon ;me, aux d;sirs ouverte,
Regrettait ses ;garements.
 
Du ciel alors daignant descendre,
L’Amiti; vint ; mon secours; 30
Elle ;tait peut-;tre aussi tendre,
Mais moins vive que les Amours.
 
Touch; de sa beaut; nouvelle,
Et de sa lumi;re ;clair;,
Je la suivis; mais je pleurai 35
De ne pouvoir plus suivre qu’elle.

СНОВИДЕНИЕ.

Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,
В венце сияющем, царем я зрел себя;
; Мечталось, я любил тебя —
; И сердце билось наслажденьем.
Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял.
Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили?
Но боги не всего теперь меня лишили:
; Я только — царство потерял.
1743
Пер. Александр Пушкин

Прощание с жизнью
C’est que la mort n’est
pas ce que la foule en pense*
H. * фр. Смерть не то, за что её принимает толпа

Итак, прощайте! Скоро, скоро
Переселюсь я, наконец,
В страну такую, из которой
Не возвратился мой отец!
Не жду от вас ни сожаленья,
Не жду ни слёз, мои друзья!
Враги мои! Уверен я,
Вы тоже с чувством умиленья
Во гроб уложите меня!
Удел весьма обыкновенный!
Когда же в очередь свою
И вам придётся непременно
Сойти в Харонову ладью,
Чтоб отыскать в реке забвенья
Свои несчастные творенья,—
То верьте, милые, и вас
Проводят с смехом, в добрый час!
Когда сыграл на сцене мира
Пустую роль свою актёр —
Тогда с народного кумира
Долой мишурная порфира,
И свист — безумцу приговор!
Болезнью тяжкой изнуренных,
Я видел много разных лиц:
Седых ханжей, седых девиц,                Мужей и мудрых и почтенных.
Увы! Греховного плода
Они вкушали неизбежно —
И отходили безмятежно,
Никто не ведает куда!
Холодный зритель улыбался;
Лукавый родственник смеялся;
Сатира колким языком
Об них минуты две судила,
Потом — холодная могила
Навек бесчувственным песком
Их трупы грешные прикрыла!
Скажите ж мне в последний раз,
Непостижимые созданья!
Куда из круга мирозданья,
Куда вы кроетесь от нас?..
Кто этот мир без сожаленья
Покинуть может навсегда?
Не тот ли, кто, без заблужденья,
Как неподвижная звезда,
Среди воздушного волненья
Привык умом своим владеть…
И, сын бессмертия и праха,
Без суеверия и страха
Умеет жить и умереть.
Перевод А. Полежаева

Adieux ; la vie

Adieu ; je vais dans ce pays
D’o; ne revint point feu mon p;re;
Pour jamais adieu, mes amis,
Qui ne me regretterez gu;re.
Vous en rirez, mes ennemis;
C’est le requiem ordinaire.
Vous en t;terez quelques jours;
Et lorsqu’aux t;n;breux rivages
Vous irez trouver vos ouvrages,
Vous ferez rire ; votre tour.
Quand sur la sc;ne de ce monde
Chaque homme a jou; son r;let,
En partant il est ; la ronde
Reconduit a coups de sifflet.
Dans leur derni;re maladie
J’ai vu des gens de tous ;tats.
Vieux ;v;ques, vieux magistrats,
Vieux courtisans ; l’agonie:
Vainement en c;r;monie
Avec sa clochette arrivait
L’attirail de la sacristie,
Le cur; vainement oignait                Notre vieille ;me ; sa sortie;
Le public malin s’en moquait;
La satire un moment parlait
Des ridicules de sa vie ;
Puis a jamais on l’oubliait ;
Ainsi la farce ;tait finie.
Le purgatoire ou le n;ant
Terminait cette com;die.
Petits papillons d’un moment.
Invisibles marionnettes,
Qui volez si rapidement
De Polichinelle au n;ant,
Dites-moi donc ce que vous ;tes.
Au terme o; je suis parvenu.
Quel mortel est le moins ; plaindre?
C’est celui qui no sait rien craindre,
Qui vit et qui meurt inconnu.
1778

Эварист Парни

   Элегия
Как счастье медленно приходит,
Как скоро прочь от нас летит!
Блажен, за ним кто не бежит,
Но сам в себе его находит!
В печальной юности моей
Я был счастлив — одну минуту,
За то, увы! и горесть люту
Терпел от рока и людей!
Обман надежды нам приятен,
Приятен нам хоть и на час!
Блажен, кому надежды глас
В самом несчастьи сердцу внятен!
Но прочь уже теперь бежит
Мечта, что прежде сердцу льстила;
Надежда сердцу изменила
И вздох за нею вслед летит!               
Хочу я часто заблуждаться,
Забыть неверную... но нет!
Несносной правды вижу свет,
И должно мне с мечтой расстаться!
На свете всё я потерял,
Цвет юности моей увял:
Любовь, что счастьем мне мечталась,
Любовь одна во мне осталась!
Перевод: К.  Батюшкова

ЛЮБОВНОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ

             Хочу, ее узрев, в объятья пасть.
             В груди трепещет сердце всё сильнее;
             И от желаний я уже пьянею,
             И пылко шаг мой ускоряет страсть.
             Но подле той, кого мы обожаем,
             Должны мы обуздать страстей порыв:
             Любви чрезмерной страстью повредив,
             Мы только страсть восторгов сокращаем.

Перевод В.Шершеневича

         ЭПИТАФИЯ       
 Лежит здесь сомневавшийся во всем.
 Он сомневался в мирозданье

         И в собственном существованье,

         Но скукой был он одержим притом.

         Ему так надоели муки эти,

         Что поспешил преставиться он днесь,

         Чтобы на том увидеть свете,

         Насколько прав он был, что сомневался здесь.

Перевод Вс. Рождественского.

Андре Шенье

Элегия

Перетерпи, душа; как все, пройдет и это;
Кружится колесо; перетерпи, не сетуй.
Не век же изнывать под бременем невзгод;
Суровая зима царит не круглый год;
И даже буйный Эвр порой смиряет норов.
Поток, бушующий средь каменных заторов,
Крушит препятствия и, выйдя из теснин,
Струится плавно вдаль по зелени равнин.
Так из ущелья бед, из сумрачной темницы,
Где валуны гремят и водный прах клубится,
Жизнь вырвется, плеща и ширя берега,
В долины вольные, в цветущие луга.
Фортуна постучит нежданно в наши двери
И щедрою рукой вознаградит потери.
Пускай она пока минует мой порог,
Причудница,— пускай! Я верю, близок срок:
Она придет сама и без предупрежденья,
Чтоб негою мое украсить пробужденье.

О ты, влекущая в туман, на край земли
Наперекор волнам и бурям корабли,
Ты, протянувшая свои бразды златые
Над криком алчных толп, над ропотом стихии
До ослепляющих сокровищами взор
Голкондских рудников и Потосийских гор,—
Богиня дивная! я знаю, ты устала
От баловней своих: им, что ни дашь, все мало.
А много ль ждет бедняк? Его мольба скромней;
Лишь столько, чтобы я, свободный от цепей,
В стране, ни времени, ни бедам не подвластной,
В отечестве искусств, в Италии прекрасной,
Мог жить и умереть, страстей покинув пир!
Там мне мерещится обетованный мир;
Там, может быть, небес простор лазурно-синий
Смягчит в моей груди тоску и зной пустыни;
Там воздух я вдохну целительно-живой;
Там я, забыв тебя, утешусь тишиной,—
Пока не отберет судьба в одно мгновенье
Здоровье и покой, любовь и вдохновенье.

Пер. Г.Кружкова

;L;GIES XXVII.


SOUFFRE un moment encor ; tout n’est que changement,
L’axe tourne, mon c;ur ; souffre encor un moment.
La vie est-elle toute aux ennuis condamn;e ?
L’hiver ne glace point tous les mois de l’ann;e.,
L’Eurus retient souvent ses bonds imp;tueux ;
Le fleuve, emprisonn; dans des rocs tortueux,
Lutte, s’;chappe, et va par des pentes fleuries
S’;tendre mollement sur l’herbe des prairies.
C’est ainsi que d’;cueils et de vagues press;,
Pour mieux go;ter le calme il faut avoir pass;,
Des p;nibles d;troits d’une vie orageuse,

Dans une vie enfin plus douce et plus heureuse.
La Fortune arrivant ; pas inattendus
Frappe, et jette en vos mains mille dons impr;vus :
On le dit. Sur mon seuil jamais cette volage
N’a mis le pied. Mais quoi ! son opulent passage,
Moi qui l’attends plong; dans un profond sommeil,
Viendra, sans que j’y pense, enrichir mon r;veil.

Toi, qu’aid; de l’aimant plus s;r que les ;toiles,
Le nocher sur la mer poursuit ; pleines voiles,
Qui sais de ton palais, d’esclaves abondant,
De diamant, d’azur, d’;meraudes ardent,
Aux gouffres du Potose, aux antres de Golconde,
Tenir les r;nes d’or qui gouvernent le monde,
Brillante d;it; ! tes riches favoris
Te fatiguent sans cesse et de v;ux et de cris :
Peu satisfait le pauvre. ; belle souveraine !
Peu ; seulement assez pour que libre de cha;ne,
Sur les bords o; malgr; ses rides, ses revers,
Belle encor l’Italie attire l’univers,
Je puisse au sein des arts vivre et mourir tranquille !
C’est l; que mes d;sirs m’ont promis un asile ;
C’est l; qu’un plus beau ciel, peut-;tre dans mes flancs,
;teindra les douleurs et les sables br;lans.
L;, j’irai t’oublier, rire de ton absence ;
L;, clins un air plus pur respirer en silence,
(Et nonchalant du terme o; finiront mes jours)
La sant;, le repos, les arts et les amours.
 -----

Близ мест, где царствует Венеция златая,
Один, ночной гребец, гондолой управляя,
При свете Веспера по взморию плывет,
Ринальда, Годфреда, Эрминию поет.
Он любит песнь свою, поет он для забавы,
Без дальных умыслов; не ведает ни славы,
Ни страха, ни надежд, и, тихой музы полн,
Умеет услаждать свой путь над бездной волн.
На море жизненном, где бури так жестоко
Преследуют во мгле мой парус одинокий,
Как он, без отзыва утешно я пою
И тайные стихи обдумывать люблю.
Пер.  А.Пушкина

Ямбы
XI
  Погас последний луч, пора заснуть зефиру.
      Прекрасный день вот-вот умрет.
      Присев на эшафот, настраиваю лиру.
      Наверно, скоро мой черед.
      Едва успеет час эмалью циферблата
      С привычным звоном пропорхнуть,
      За шестьдесят шагов, которым нет возврата,
      Проделав свой недолгий путь,
      Как непробудный сон смежит мои ресницы,
      И прежде чем вот этот стих
      В законченной строфе с другим соединится,
      Наступит мой последний миг:
      Войдет вербовщик душ, посланец смерти скорой.
      Под гоготанье солдатни
      Он выкликнет меня в потемках коридора,
      Где я отмериваю дни,
      Оттачивая строк карающие пики --
      Коплю бессильные слова, --
      И рифма на губах затихнет в полувскрике,
      Запястья стиснет бечева.
      Через толпу друзей по тесноте прохода
      Проволокут меня силком.
      Я был одним из них до страшного прихода,
      Но я им больше не знаком.
      Что ж, я пожил свое. Свобода побуждений,
      Мужская честь и прямота,
      Святые образцы ушедших поколений,                Блаженства робкая мечта,
       Фемиды грозный лик над кровью преступленья,
      Высокой жалости урок,
      Деянья старины, не знающие тленья,
      Горячность дружественных строк --
      Их в мире больше нет! На что мне жить на свете,
      Где верховодят ложь и страх?
      О трусы, только мы одни за все в ответе!
      Прощай, земля! Прими мой прах.
      Довольно мешкать, смерть! Утишь мои мученья.
      Ты впрямь, душа, погребена
      Под грузом бед? Но жить -- такое наслажденье!
      И жизнь моя еще нужна.
      Кто честен -- тот, судьбой гоним несправедливо,
      Уже готовый в землю лечь,
      Не опускает глаз, и так же горделива
      Его бестрепетная речь.
      Но если не дано изменчивой судьбою
      Мечом потешиться в бою --
      Чернила под рукой, а боль всегда со мною.
      Из них оружие скую!
      И если, Правота, ни помышленьем тайным,
      Ни просто словом невпопад,
      Ни жестом, ни хотя б сомнением случайным
      Перед тобой не виноват,
      И если жжет тебя больнее всякой боли
      Тысячеустая хвала
      Деяньям подлецов, ревнителей неволи, --
      Спаси меня! В разгуле зла
      Я мститель твой, я длань, разящая громами!
  Уйти, не отстреляв колчан,
      Не растоптав в грязи, в стыду, в позоре, в сраме
      Мерзавцев, сеющих обман, --
      Кладбищенских червей, дорвавшихся до тела
      Несчастной Франции? Сюда,
      Мое перо, мой крик, мой гнев -- пора, за дело!
      Когда б не вы -- что я тогда?
      Вы жаркая смола, питающая пламя,
      Хоть факел выгорел до дна.
      Я в муках, но живу, я неразлучен с вами.
      Надежды мощная волна
      Меня несет. Без вас и жизнь -- одна отрава:
      Тоски ощеренная пасть,
      Соратники в ярме, палаческая слава
      Лжеца, палаческая власть,
      Достойных нищета, изгнанников могилы,
      Закона пакостная ложь...
      И в этом жить?! Ну нет! Всегда достанет силы
      Всадить в себя кинжал! Так что ж?
      Неужто никого -- почтить хотя бы словом
      Полегших жертвами резни
      И осушить глаза их сыновьям и вдовам,
      Чтоб окровавленные дни
      Пугали палачей упорством возвращенья,
      Как неизбытая вина,
      Чтоб их нашла в аду трехвостка отомщенья,
      Уже для них припасена?
      Чтоб плюнуть им в лицо, мученье их смакуя?..
      Смерть, не стучись! Я отопру.
      Страдай, гневись, душа, отмщения взыскуя!
      Плачь, Доблесть, если я умру.
Перевод Геннадия Русакова

Comme un dernier rayon, comme un dernier z;phire
Anime la fin d’un beau jour,
Au pied de l’;chafaud j’essaye encor ma lyre.
Peut-;tre est-ce bient;t mon tour.
Peut-;tre avant que l’heure en cercle promen;e
Ait pos; sur l’;mail brillant,
Dans les soixante pas o; sa route est born;e,
Son pied sonore et vigilant,
Le sommeil du tombeau pressera ma paupi;re !
Avant que de ses deux moiti;s
Ce vers que je commence ait atteint la derni;re,
Peut-;tre en ces murs effray;s
Le messager de mort, noir recruteur des ombres,
Escort; d’inf;mes soldats,
;branlant de mon nom ces longs corridors sombres,
O; seul, dans la foule ; grands pas
J’erre, aiguisant ces dards pers;cuteurs du crime,
Du juste trop faibles soutiens,
Sur mes l;vres soudain va suspendre la rime ;
Et chargeant mes bras de liens,
Me tra;ner, amassant en foule ; mon passage
Mes tristes compagnons reclus,
Qui me connaissaient tous avant l’affreux message,
Mais qui ne me connaissent plus.

Eh bien ! j’ai trop v;cu. Quelle franchise auguste,
De m;le constance et d’honneur
Quels exemples sacr;s doux ; l’;me du juste,
Pour lui quelle ombre de bonheur,
Quelle Th;mis terrible aux t;tes criminelles,
Quels pleurs d’une noble piti;,
Des antiques bienfaits quels souvenirs fid;les,
Quels beaux ;changes d’amiti;,
Font digne de regrets l’habitacle des hommes ?
La peur bl;me et louche est leur Dieu,
La bassesse, la fi;vre… Ah ! l;ches que nous sommes !
Tous, oui, tous. Adieu, terre, adieu.
Vienne, vienne la mort ! que la mort me d;livre !…
Ainsi donc, mon c;ur abattu
C;de au poids de ses maux ! — Non, non, puiss;-je vivre !
Ma vie importe ; la vertu.
Car l’honn;te homme enfin, victime de l’outrage,
Dans les cachots, pr;s du cercueil,
Rel;ve plus altiers son front et son langage,
Brillant d’un g;n;reux orgueil.
S’il est ;crit aux cieux que jamais une ;p;e
N’;tincellera dans mes mains ;
Dans l’encre et l’amertume une autre arme tremp;e
Peut encor servir les humains.
Justice, v;rit;, si ma main, si ma bouche,
Si mes pensers les plus secrets

Ne fronc;rent jamais votre sourcil farouche,
Et si les inf;mes progr;s,
Si la ris;e atroce, ou plus atroce injure,
L’encens de hideux sc;l;rats,
Ont p;n;tr; vos c;urs d’une large blessure,
Sauvez-moi. Conservez un bras
Qui lance votre foudre, un amant qui vous venge.
Mourir sans vider mon carquois !
Sans percer, sans fouler, sans p;trir dans leur fange
Ces bourreaux barbouilleurs de lois !
Ces vers cadav;reux de la France asservie,
;gorg;e ! ; mon cher tr;sor,
; ma plume, fiel, bile, horreur, dieux de ma vie !
Par vous seuls je respire encor,
Comme la poix br;lante agit;e en ses veines
Ressuscite un flambeau mourant.
Je souffre ; mais je vis. Par vous, loin de mes peines,
D’esp;rance un vaste torrent
Me transporte. Sans vous, comme un poison livide,
L’invisible dent du chagrin,
Mes amis opprim;s, du menteur homicide
Les succ;s, le sceptre d’airain,
Des bons proscrits par lui la mort ou la ruine,
L’opprobre de subir sa loi,
Tout e;t tari ma vie, ou contre ma poitrine
Dirig; mon poignard. Mais quoi !
Nul ne resterait donc pour attendrir l’histoire

Sur tant de justes massacr;s !
Pour consoler leurs fils, leurs veuves, leur m;moire !
Pour que des brigands abhorr;s
Fr;missent aux portraits noirs de leur ressemblance !
Pour descendre jusqu’aux enfers
Nouer le triple fouet, le fouet de la vengeance
D;j; lev; sur ces pervers !
Pour cracher sur leurs noms, pour chanter leur supplice !
Allons, ;touffe tes clameurs ;
Souffre, ; c;ur gros de haine, affam; de justice.
Toi, Vertu, pleure si je meurs.


                КОНСТАНТИН РИГАС
 
                ВОЕННЫЙ ГИМН
 
                Что ж, братья паликары,
                До коих будем пор
                Мы, словно львы, гнездиться
                По кручам диких гор?
                В лесах да по ущельям,
                Вдали от городов
                И от людей таиться,
                Чтоб не носить оков?
                Бежать всего, что сердцу
                Дороже и милей:
                Семьи, друзей и кровных -
                И родины своей?
 
                Дохнуть и час свободой
                Отрадней, чем в тюрьме
                Прожить хоть полстолетья
                В невольничьем ярме.
                Что проку в долгой жизни,
                Коль цепь на нас гремит,
                Коль произвол нам смертью
                И день и ночь грозит?
                Визирь ли ты, паша ли,
                Носи в душе боязнь,
                Что и тебя, быть может,
                Неправая ждет казнь!
                Бак ни служи тирану,
                Как ни клонись главой,
                Твоей он жаждет крови, -
                И час ударит твой!
                Вспомянем лучших греков,
                Красу Фанара! В, том,
                Что было с ними, ясно
                Мы свой удел прочтем.
                Князей отважных, граждан,
                Священников, мирян,
                Больших и малых резал,
                Как одурев, султан.
                А что ромейцев! турок!
                Все жертвы счесть нет сил...
                Кто стал безвинно нищим,
                Кто голову сложил.
 
                Пора! Пусть вспыхнет сердце
                У всех святым огнем!
                Сюда! Обет священный
                Дадим перед крестом.
                Совет из верных, честных
                Сынов земли родной
                Пусть все ведет и рядит
                Разумною рукой;
                А им да правит свято
                Во всем закон один!
                Из их среды пусть выйдет
                И вождь родных дружин!
                Как рабство, безнарядье
                Нам пагубно теперь,
                Где люди рвут друг друга,
                Как зверя дикий зверь.
                Поднимем руки к небу!
                Душой и языком
                Торжественную клятву
                Пред богом принесем!

                "Твоею вечной правдой,
                О господи, клянусь:
                Пред волею тиранов
                Челом я не склонюсь.
                Моей не сломят воли
                Ни зло их, ни приязнь,
                Ни золото, ни голод,
                Ни почести, ни казнь.
                Пока дышу, мной править
                Святая будет месть;
                В фаланги турок буду
                Я меч и пламя несть.
                Как верный сын отчизны,
                На шаг не отступлю
                Пред грозной силой, - жизни
                Позором не куплю!
                И, если слово клятвы
                На миг забуду я,
                Да грянет гром твой, боже!
                И разразит меня!"
 
                Восток и Запад, Север
                И Юг - куда ни глянь,
                Всё за родную землю
                В святую рвется брань.
                Болгары! арваниты!
                Ромейцы! сербы! в бой!
                Кто с островов, кто с твердой
                Земли - все в дружный строй!
                Все в битву за свободу
                Из горькой рабства тьмы!
                Пусть видит мир, что стоим
                Отцовской славы мы!

                И вы, что на чужбине,
                На гибель злым врагам,
                Владеть мечом учились,
                Скорее, братья, к нам!
                Скорей сюда! Эллада
                В объятья вас зовет.
                Здесь ждет вас дом, ждет дружба,
                Ждет слава, счастье ждет!
                Скорей домой! Довольно
                Служил ваш меч чужим.
                Скорей домой! Победа
                Нужна теперь своим.
                Какая слава выше,
                Какой святей почет,
                Чем смерть на ратном поле
                За волю, за народ!
 
                Майноты! сулиоты!
                Недаром славны вы.
                Вставайте! по берлогам
                Дремать довольно, львы!
                И вы, львы Мавровуни!
                Орлы Олимпа! в бой!
                Вы, соколы Аграфы!
                В один смыкайтесь строй!
                Вы, христиане с Савы,
                С дунайских берегов!
                Идите к братьям! вместе
                Ударим на врагов!
                Пусть дрогнет правой злобой
                В вас сердце! Стар и млад,
                Клянитесь мстить злодеям,
                Пока в руке булат!
                Вставайте, македонцы!
                Как тигры вы в бою...
                Залейте вражьей кровью
                Святую месть свою!
                Вы, с островов драконы,
                Дельфины с вод морских,
                Врагов разите наших!
                Как молнья гряньте в них!
                Неситесь, чайки Гидры!
                Вы, псариоты! Миг
                Настал: святой отчизны
                Призывный громок клик.
 
                За меч, сыны Эллады!
                Сряжайте корабли!
                Огнем твердыни вражьи
                Снесем с лица земли !
                Одна да будет воля,
                Один в нас дух! Вперед!
                Пока наш меч тиранству
                Корней не подсечет,
                Зальем все земли турок
                Пожаром - от полей
                Боснийских до бесплодных
                Аравии степей!
                Пусть на знаменах наших
                Священный крест горит!
                И враг наш, как перуном
                Спаленный, побежит.
                Не думайте, что с силой
                Своей он тверд теперь.
                Нет, он дрожит от страха,
                Как всполошенный зверь.
                От трех сот кирсалидов
                Узнал уж он, как слаб
                И с пушками пред храбрым
                Тот, кто душою раб.
               
                Что ж медлите? Проснитесь!
                Без споров, без вражды
                Друг друга выручайте
                От общей всем беды!
                Как древле предки наши -
                Орлы и львы душой -
                Вставали за свободу,
                Кидались в ярый бой, -
                Так мы восстанем, братья!
                За ружья! за мечи!
                Дружнее в бой! и дрогнут
                Пред нами палачи.
                Как стаю кровожадных
                Волков, разгоним их;
                Не унести из боя
                Им рабских душ своих!
                Над морем и над сушей
                Да светит крест святой!
                Да рухнет сила вражья
                И ложь пред правотой!
                Да сгинет бич тиранства!
                И с битвы мы придем
                Свободны - жить в свободном
                Отечестве своем!
                1797
                Перевод М. Михайлова


Пьер-Жан Беранже


Назло фортуне самовластной
Я стану золото копить,
Чтобы к ногам моей прекрасной,
Моей Жанетты положить.

Тогда я все земные блага
Своей возлюбленной куплю,
Свидетель бог, что я не скряга,
Но я люблю, люблю, люблю.

Сойди ко мне, восторг поэта,
И отдаленнейшим векам
Я имя милое "Жанетта"
Своей любовью передам.

И в звуках слаще поцелуя
Все тайны страсти уловлю.
Бог видит, славы не ищу я,
Но я люблю, люблю, люблю.

Укрась чело мое, корона,
Не возгоржусь нисколько я,
И будет украшеньем трона
Жанетта резвая моя.

Под обаяньем жгучей страсти
Я все права ей уступлю,
Ведь я не домогаюсь власти,
Но я люблю, люблю, люблю.

Зачем пустые обольщенья?
К чему я призраки ловлю?
Она в минуту увлеченья
Сама сказала мне "Люблю"

Нет, лучший жребий невозможен,
Я полон счастием своим.
Пускай я беден, слаб, ничтожен,
Но я любим, любим, любим.

  Перевод В. Курочкина

Beaucoup d’amour

Malgr; la voix de la sagesse,
Je voudrais amasser de l’or :
Soudain aux pieds de ma ma;tresse
J’irais d;poser mon tr;sor.
Ad;le, ; ton moindre caprice
Je satisferais chaque jour.
Non, non, je n’ai point d’avarice,
Mais j’ai beaucoup, beaucoup d’amour.

Pour immortaliser Ad;le,
Si des chants m’;taient inspir;s,
Mes vers, o; je ne peindrais qu’elle,
; jamais seraient admir;s.
Puissent ainsi dans la m;moire
Nos deux noms se graver un jour !
Je n’ai point l’amour de la gloire,
Mais j’ai beaucoup, beaucoup d’amour.

Que la Providence m’;l;ve
Jusqu’au tr;ne ;clatant des rois ;
Ad;le embellira ce r;ve :
Je lui c;derai tous mes droits.
Pour ;tre plus s;r de lui plaire,
Je voudrais me voir une cour.
D’ambition je n’en ai gu;re,
Mais j’ai beaucoup, beaucoup d’amour.

Mais quel vain d;sir m’importune ?
Ad;le comble tous mes v;ux.
L’;clat, le renom, la fortune,
Moins que l’amour rendent heureux.
; mon bonheur je puis donc croire,
Et du sort braver le retour !
Je n’ai ni bien, ni rang, ni gloire,
Mais j’ai beaucoup, beaucoup d’amour.


    Нищая
      
      Зима, метель, и в крупных хлопьях
      При сильном ветре сне валит.
      У входа в храм одна, в отрепьях,
      Старушка нищая стоит...
      И милостыни ожидая,
      Она все тут с клюкой своей,
      И летом, и зимой, слепая...
      Подайте ж милостыню ей!
      
      Сказать ли вам, старушка эта
      Как двадцать лет тому жила!
      Она была мечтой поэта,
      И слава ей венок плела.
      Когда она на сцене пела,
      Париж в восторге был от ней.
      Она соперниц не имела...
      Подайте ж милостыню ей!
      
      Бывало, после представленья
      Ей от толпы проезда нет.
      И молодежь от восхищенья
      Гремела "браво" ей вослед.
      Вельможи случая искали
      Попасть в число ее гостей;
      Талант и ум в ней уважали.
      Подайте ж милостыню ей!
      
      В то время торжества и счастья
      У ней был дом; не дом - дворец.
      И в этом доме сладострастья
      Томились тысячи сердец.
      Какими пышными хвалами
      Кадил ей круг ее гостей -
      При счастье все дружатся с нами;
      При горе нету тех друзей...
      
      Святая воля провиденья...
      Артистка сделалась больна,
      Лишилась голоса и зренья
      И бродит по миру одна.
      Бывало, бедный не боится
      Прийти за милостыней к ней,
      Она ж у вас просить стыдится...
      Подайте ж милостыню ей!
      
      Ах, кто с такою добротою
      В несчастье ближним помогал,
      Как эта нищая с клюкою,
      Когда амур ее ласкал!
      Она все в жизни потеряла!
      О! Чтобы в старости своей
      Она на промысл не роптала,
      Подайте ж милостыню ей!
      
      
  Перевод Д. Ленского   

La pauvre femme
Il neige, li neige, et la devant l'eglise,
Une vieille prie a genoux.
Sous ses haillons ou s'engouffre la bise,
C'est du pain qu'elle attend de nous.
Seule, a tatons, au parvis Notre-Dame,
Elle vient, hiver comme ete;
Elle est aveugle, helas! La pauvre femme,
Ah! faisons-lui la charite!

Sauvez-vous bien ce que fut cette vieille
Au teint have, aux  traits amaigris?
D'un grand spectacle autrefois la merveille,
Ses chants ravissaient tout Paris.
Les jeunes gens, dans le rire et les larmes,
S'exaltaient devant sa beaute.
Tous, ils ont du des reves a ses charmes.
Ah! faisons-lui la charite!

Combien de fois, s'eloignant du theatre,
Au pas de ses chevaux,
Elle entendit une foule idolatre,
La poursuivre de ses bravos!
Pour l'enlever au char qui la transporte,
Pour la rendre a la volupte,
Que de rivaux l'attendaient a sa porte!
Ah! faisons-lui la charite!

Quand tous les lui tressaient des couronnes,
Qu'elle avait un pompeux sejour!
Que de cristaux, de bronzes, de colonnes!
Tributs de l'amour a l'amour/
Dans ses banquets, que de muses fideles
Au vin de sa prosperite!
Tous les palais ont leurs nides d'hirondilles.
Ah! faisons-lui la charite!

Revers affreux! un jour la maladie
Etient ses yeux, brise sa voix:
Et bientot seule et pauvre elle mendie
Ou, depuis vingt annes, je la vois.
Aucune main n'eut mieux l'art de repandre
Plus d'or, avec plus  de bonte,
Que cette main qu'elle hesite a nous tendre,
Ah! faisons-lui la charite!

Le froid redouble; o douleur! o misere!
Tous ses membres sont engourdis.
Ses doigts ont peine a tenir le rosaire
Qui l'eut fait sourire jadis.
Sous tant de maux, si son coeur tendre encore
Peut se nourrir de piete;
Pour qu'il ait foi dans le ciel qu'elle implore.
Ah! faisons-lui la charite!

Безумцы

Оловянных солдатиков строем
По шнурочку равняемся мы.
Чуть из ряда выходят умы:
«Смерть безумцам!» — мы яростно воем.
Поднимаем бессмысленный рев,
Мы преследуем их, убиваем —
И стату;и потом воздвигаем,
Человечества славу прозрев.

Ждёт Идея, как чистая дева,
Кто возложит невесте венец.
«Прячься», — робко ей шепчет мудрец,
А глупцы уж трепещут от гнева.
Но безумец-жених к ней грядёт
По полуночи, духом свободный,
И союз их — свой плод первородный —
Человечеству счастье даёт.

Сен-Симон всё своё достоянье
Сокровенной мечте посвятил.
Стариком он поддержки просил,
Чтобы общества дряхлое зданье
На основах иных возвести, —
И угас, одинокий, забытый,
Сознавая, что путь, им открытый,
Человечество мог бы спасти.

«Подыми свою голову смело! —
Звал к народу Фурье. — Разделись
На фаланги и дружно трудись
В общем круге для общего дела.
Обновлённая вся, брачный пир
Отпирует земля с небесами, —
И та сила, что движет мирами,
Человечеству даст вечный мир».

Равноправность в общественном строе
Анфантен слабой женщине дал.
Нам смешон и его идеал.
Это были безумцы — все трое!
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!

По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый Свет;
Нам безумец дал Новый завет —
Ибо этот безумец был богом.
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло —
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь!
1833
Пер. В.Курочкина

LES FOUS


Air : Ce magistrat irr;prochable


Vieux soldats de plomb que nous sommes,
Au cordeau nous alignant tous,
Si des rangs sortent quelques hommes,
Tous nous crions : ; bas les fous !
On les pers;cute, on les tue ;
Sauf, apr;s un lent examen,
; leur dresser une statue,
Pour la gloire du genre humain.

Combien de temps une pens;e,
Vierge obscure, attend son ;poux !
Les sots la traitent d’insens;e ;
Le sage lui dit : Cachez-vous.
Mais, la rencontrant loin du monde,
Un fou qui croit au lendemain,
L’;pouse ; elle devient f;conde
Pour le bonheur du genre humain.

J’ai vu Saint-Simon le proph;te,
Riche d’abord, puis endett;,
Qui des fondements jusqu’au fa;te
Refaisait la soci;t;.
Plein de son ;uvre commenc;e,
Vieux, pour elle il tendait la main,

S;r qu’il embrassait la pens;e
Qui doit sauver le genre humain.

Fourier nous dit : Sors de la fange,
Peuple en proie aux d;ceptions !
Travaille, group; par phalange,
Dans un cercle d’attractions.
La terre, apr;s tant de d;sastres,
Forme avec le ciel un hymen,
Et la loi qui r;git les astres
Donne la paix au genre humain !

Enfantin affranchit la femme,
L’appelle ; partager nos droits.
Fi ! dites-vous ; sous l’;pigramme
Ces fous r;veurs tombent tous trois.
Messieurs, lorsqu’en vain notre sph;re
Du bonheur cherche le chemin,
Honneur au fou qui ferait faire
Un r;ve heureux au genre humain !

Qui d;couvrit un nouveau monde ?
Un fou qu’on raillait en tout lieu.
Sur la croix que son sang inonde
Un fou qui meurt nous l;gue un Dieu.
Si demain, oubliant d’;clore,
Le jour manquait, eh bien ! demain,
Quelque fou trouverait encore
Un flambeau pour le genre humain.

МАНУЭЛЬ ХОСЕ КИНТАНА

Война! Война, испанцы! Древний Бетис
зрит, как Фернандо Третьего восстала
святая тень. Свое чело подъемлет
в Гранаде наш божественный Гонсало.
Уж Сидов меч врагу являет жало,
уже неустрашимый сын Химены
над Пиренейскими хребтами
могучие свои расправит члены.
В досаде хмурясь, гневными очами
глядят на нас герои, источая
отвагу, что была заточена
в холодной мгле гробниц их достоверных,
и яростно взывают к нам: «Война!»
Так что же вы?! Взираете спокойно,
как топчет ненасытный супостат
богатство нив, добытых нами в войнах,
завещанных вам сотни лет назад?
Проспись, народ героев! И к победе
тори стезю и будь, как мы, бесстрашен!
Пусть предков имена затмят потомки                и в вашей славе пусть померкнет наша!
Напрасно ли алтарь отчизны милой
наперекор препонам всем
воздвигла мощь испанской пашей длани?
Клянитесь же: «Умрем на поле брани,
но не наденем деспота ярем!»
И я клянусь вам, праведные тени!
И чувствую, как рушатся сомненья!
Вручите ж мне копье священной мести,
и опояшьте яростным мечом;
в кровавый бой ворвусь я с вами вместе!
Пусть только трус, не ведающий чести,
во прахе пресмыкается червем.
И может быть, что в яром токе брани,
пучиной битвы поглощен,
исчезну я. Так что же! Разве дважды
дано нам умирать? И разве я
не с избранными встречусь в лучшем мире?
Я им скажу: «Отцы испанской славы!
Узнайте же, что ваш родимый край
один в подлунной, павшей на колена,
восстал в крови, освободясь от плена,
и, одолев несчастный жребий свой,
дарует вновь поверженной вселенной
священный герб и скипетр золотой».

A Espa;a, Despu;s de la Revoluci;n de Marzo

;Guerra, nombre tremendo, ahora sublime,
;nico asilo y sacrosanto escudo
Al ;mpetu sa;udo
Del fiero Atila que a occidente oprime!
;Guerra, guerra, espa;oles! En el Betis
Ved del Tercer Fernando alzarse airada
La augusta sombra; su divina frente
Mostrar Gonzalo en la imperial Granada;
Blandir el Cid su centelleante espada,
Y all; sobre los altos Pirineos,
Del hijo de Jimena
Animarse los miembros giganteos.
En torvo cerio y desde;osa pena
Ved c;mo cruzan por los aires vanos;
Y el valor exhalando que se encierra
Dentro del hueco de sus tumbas fr;as,
En fiera y ronca voz pronuncian: «;Guerra!

;Pues qu;! ;Con faz serena
Vierais los campos devastar opimos,
Eterno objeto de ambici;n ajena,
Herencia inmensa que afanando os dimos?
Despertad, raza de h;roes: el momento
Lleg; ya de arrojarse a la victoria;
Que vuestro nombre eclipse nuestro nombre,
Que vuestra gloria humille nuestra gloria.
No ha sido en el gran d;a
El altar de la patria alzado en vano
Por vuestra mano fuerte.
Juradlo, ella os lo manda: ;Antes la muerte
Que consentir jam;s ning;n tirano!»

S;, yo lo juro, venerables sombras;
Yo lo juro tambi;n, y en este instante
Ya me siento mayor. Dadme una lanza,
Ce;idme el casco fiero y refulgente;
Volemos al combate, a la venganza;
Y el que niegue su pecho a la esperanza,
Hunda en el polvo la cobarde frente.
Tal vez el gran torrente
De la devastaci;n en su carrera
Me llevar;. ;Qu; importa? ;Por ventura
No se muere una vez? ;No ir;, expirando,
A encontrar nuestros ;nclitos mayores?
«;Salud, oh padres de la patria m;a,»
Yo les dir;, «;salud! La heroica Espa;a
De entre el estrago universal y horrores
Levanta la cabeza ensangrentada,
Y vencedora de su mal destino,
Vuelve a dar a la tierra amedrentada
Su cetro de oro y su blas;n divino.»

ДИОНИСИОС СОЛОМОС

КРАСОТКА

Я увидал Красотку
Под вечер невзначай:
Она садилась в лодку,
Чтоб плыть в далёкий край;

И белый парус шлюпка
На мачте подняла,
Как будто вдруг голубка
Расправила крыла.

Толпа друзей галдела
И слала ей привет,
А та платочком белым
Махала им в ответ.

Прошла пора отсрочек,
Шумел прибрежный вал,
И уплывал платочек,
И парус уплывал.

Минута пролетела –
Уже не виден чёлн…
И тает парус белый,
Сливаясь с пеной волн.

Исчезли в синей дали
И парус, и платок…
Друзья вокруг рыдали –
Я слёз сдержать не мог.

Не жаль мне быстрой лодки
На лоне пенных вод –
Мне жаль одной Красотки,
Что в дальний край плывёт.

Я плачу не о лодке,
Что в дальний край плывёт –
Я плачу о Красотке,
Чьи волосы – как мёд.

Перевод  И.Бабицкого



НЕЗНАКОМАЯ

Перевод Е. Смагиной

Кто в платье белом
сходит в долину
дорогой длинной
с горы крутой?

Как только эта
дева является,
цвет распускается
в траве густой.

Цветы и травы
блестят красою
и головою
кивают ей,

просят, влюбленные,
чтоб не забыла,
чтобы ступила
по ним скорей.

Алы уста ее,
словно раскрытый,
росой омытый
граната цвет

перед зарею,
когда светлеет
и наземь сеет
росу рассвет.

Волна волос ее
струит, густая,
на грудь спадая,
свет золотой.

Смеясь, глаза ее
светят прекрасной,
как небо, ясной
голубизной.

Кто в платье белом
сходит в долину
дорогой длинной
с горы крутой?

ИОНИЙЦАМ

(Эпиграмма)

Перевод А. Эфрон

Всегда, несчастный мой народ, прекрасный, несравненный,
За всю доверчивость твою ты награжден изменой…


Жоан Алмейда Гаррет

УЕДИНЕНЬЕ

О, как свободно бьется
В груди моей измученное сердце!
Живительною силой
Меня дарит пустынный этот воздух!
Не застилает очи
Тлетворный ветер городских кварталов,
Не оглушает рокот
Вокруг меня теснящегося сброда,
И дерзкою толпою
Ленивцев праздных здесь не окружен я.
В сем уголке забытом,
Что незаметен суетному взору,
Вкушая наслажденья,
Которые дано познать лишь мудрым,
От многих тягот жизни
На лоне сладкого Уединенья
Я отдыхаю мирно.
О, почему на утре лет туманном
И с первою зарею
Моей едва лишь восходящей жизни
Тебя ищу так страстно,
Уединение, прибежище страдальцев,
Опора всех печалей?
У сердца моего, еще в покое,
Не ведавшего страсти,
Что есть твоим поведать гулким долам,
Твоим нагорным чащам?..
И все ж ищу тебя и так благоговейно
Душою погружаюсь
В блаженную печаль отрадной неги,
Которой все здесь дышит!
Мне сказывали, это скверный признак —
Вот так бежать от жизни
Еще у врат ее… Но, гость старинный,
Тобой, Уединенье,
Я буду принят вновь, когда, спасаясь
От всех невзгод и бедствий,
Приду к тебе просить об утешенье
В моих грядущих бедах.

ГИМН ПОЭЗИИ

Моя наперсница, моя святая тайна,
Ты, что всегда со мною,
В несчастии, в сомнениях, в печали,
Дабы меня утешить;
Дарующая мне звенящий голос,
Когда так много счастья,
Что давит на душу, так полно сердце,
Что разорваться может!
Как мне назвать тебя, какое имя,
О дочь небес далеких,
Я дам тебе, Поэзия, отрада
Моей весны веселой?
Когда б я ни позвал — ты отзовешься,
Голубизну покинешь
И принесешь охапки свежих, пышных
Цветов, цветущих вечно
В садах небесных… Ты всегда приходишь,
Но каждый раз — иная!
Тебя я вижу то прекрасной нимфой
В задорном легком беге,
Свободной, обнаженной, своенравной,
С очами голубыми,
Порой сверкающими жаждой жизни
И плотских наслаждений,
Порой струящими тепло и томность
Испытанного счастья.
То вижу я, как шелковые пряди
Тебе на плечи льются
И треплются по ветру в бурном танце
На греческих равнинах,
Когда летишь в кругу крылатых гимнов,
Под пенье лиры звонкой,
Плетя замысловатые узоры,
Иль плавно проплываешь,
Или стремишься ввысь, отдав зефиру
Прозрачные одежды.
То, тронув струны сладкозвучной цитры
В порыве благородном
Хвалы богам, героям ты возносишь
К высоким звездам неба;
То, нежная, в простых наивных песнях
Красу природы славишь,
Покой и радости безгрешной жизни,
Невинности отраду;
Или поешь, так тихо, вдохновенно,
О счастье верной дружбы.
Порой, в пылу любви, в восторге страсти
Ты раздуваешь пламя,
Что только красота зажечь способна,
И оживляешь чудо,
Что в тайной глуби двух сердец сокрыто,
Соединенных богом…
Как робок в этот час твой нежный голос,
С каким глубоким вздохом
Хранить сей хрупкий дар ты умоляешь!
Но, осмелев внезапно,
Ты с чистых губ срываешь поцелуи,
О коих так недавно
С подобным умиленьем умоляла!
Тогда ты вся — горенье…
Но сколько раз тебя я зрел в печали,
Усталой от страданий,
Растрепанной, в слезах, с потухшим взором,
Когда, моля о смерти,
Поникшая челом, ты уж не пела —
Стонала вместе с лирой!
И ревность злая, черные измены,
Упреки, подозренья
Вокруг тебя летали с воем скорбным.
И что ж? Не подурнела
Ты от таких мучений! Ты лишь краше,
Когда на струны лиры
Из скорбных глаз медлительным потоком
Твои струятся слезы
И оживляют дремлющие звуки,
Гармонию святую,
Пронзая сердце сладостной стрелою,
Которая зовется
Печаль… иль радость неба!

Hino ; Poesia

“Praesidium et dulce decus meum”

(Horat.)


 

Oh meu amparo, oh doce gl;ria minha,

Tu com quem me achei sempre,

Na desgra;a, na m;goa e nos pesares

Para me consolar;

Que me d;s voz, suspiros, desafogo

Quando a ventura ; tanta

Que pesa na alma – e o cora;;o ; cheio

A estalar se n;o fala!

Como te invocarei, que santo nome,

Filha do c;u divina,

Te hei de eu dar, o Poesia, encanto, afago

Da minha juventude?

Nunca te chamo, que benigna, am;vel

N;o des;as do c;u puro

A m;os-cheias trazendo as magas

flores

Que te vi;am eternas

Nesses jardins de gl;ria e formosura.

Vens – mas t;o v;ria sempre!

E ora te vejo, no ;xtase sublime,

Ninfa ligeira e bela,

Como as despidas gra;as, nua, ing;nua,

De azuis, rasgados olhos

Que ou j; cintilam, vivos, do desejo

As ardentes fa;scas,

Ou serenos coa posse, em gozo l;nguido

Meigos, tranquilos brilham...

Ora, ca;das pelos ombros n;veos

 

As longas, longas tran;as

Te v;o flutuando soltas... Nas coreias

Que em dan;a alegre travas

Com os alados hinos que te cercam,

E ao som da arguta lira,

Formas, sem arte, desvairados passos,

Ou j; rasteiros, lentos,

Ou t;o altos que z;firo te espalha

As raras, leves roupas.

j;, acordando em modo altivo e nobre

A c;tara canora,

Dos deuses, dos her;is ergues louvores

Aos sublimados astros;

J; maviosa, em canto mais singelo,

Os dons da Natureza,

Os tranquilos prazeres da virtude,

Os mimos da inoc;ncia

E os serenos gozos da amizade

Suavemente entoas.

J;, no ;xtase de amor, no rapto ardido

De amante entusiasmo,

Sopras a chama que a beleza ateia,

E avivas as del;cias

Que o deus dos cora;;es infundiu na alma

De um par que ele juntara...

Como t;mida ent;o pedes, suplica;

E com l;nguido acento

T;nue favor imploras suspirando!

Mas logo ousada... roubas

De entre o virg;neo, recatado seio

Acre beijo que h; pouco

Mal inda ousavas suplicar modesta

Para o colher dos l;bios!

Toda ;s j;bilo ent;o. – Mas quantas vezes

Os olhos enturvados,

P;lida a frente, desgrenhada, em pranto,

Ansiando de amargura,

Ais de ang;stia e de morte solu;ando,

Gemes coa lira e choras!

Negras suspeitas, ;ridos ci;mes,

Desleais inconst;ncias

Te andam de em torno esvoa;ando em uivos.

E n;o ;s menos bela,

Menos gentil ent;o! Das faces p;lidas

As l;grimas, a fio,

A fio deslizando, caem, batem

A espa;os compassados

Na cava lira – e uns ais sumidos, mortos,

De harmonia divina,

V;m traspassar o cora;;o de m;goa...

M;goa!... prazer dos c;us.

Кашкайш

Земля достигла там предела;
Там взор напрасно бы искал
Отдохновенья: вкруг чернела
Гряда бесплодных диких скал,
И лишь печальная, одна,
Росла там жалкая сосна.

В ее ветвях ветра гуляли,
Сосны сгибая тонкий стан,
Над нею тучи нависали,
Под ней ярился океан…
Там явен был—суров и дик—
Природы первозданный лик.

И был суровый этот край
Для нас—благословенный рай.

О, как мы счастливы там были
Наш каждый день, наш каждый час,
Весь мир мы с нею там забыли,
Весь мир друг в друге был для нас!
И тихо наша жизнь текла
Вдали от суеты и зла.

Глаз не сводили мы друг с друга,
Страсть набегала, как волна…

И, нас узрев из райских кущей,
Поведал ангел небесам:
Часы любви быстротекущей
Равны векам, равны векам…
В тысячелетье каждый час
Господь преображал для нас.

Никто! И кто был столь любимым?
Любимой кто дарил себя
В блаженстве столь невыразимом?
И чьи сливались так, любя,
В одно и души и сердца,
Не ведая любви конца?..

Земля достигла там предела,
И рая нет на той земле;
Под ветром чудом уцелела
Сосна на вздыбленной скале…
И ныне сумрачен и дик
Покинутой природы лик.

Перевод И. Чежеговой

Cascais

Acabava ali a terra
Nos derradeiros rochedos,
A deserta бrida serra
Por entre os negros penedos
Sу deixa viver mesquinho
Triste pinheiro maninho.

E os ventos despregados
Sopravam rijos na rama,
E os cйus turvos, anuviados,
O mar que incessante brama…
Tudo ali era braveza
De selvagem natureza.      

Ali sуs no mundo, s;s,
Santo Deus! como vivemos!
Como йramos tudo n;s
E de nada mais soubemos!
Como nos folgava a vida
De tudo o mais esquecida!

Que longos bejos sem fim,
Que falar dos olhos mudo!

E os anjos aqueles dias
Contaram na eternidade:
Que essas horas fugidias,
Sйculos na intensidade,
Por milйnios marca Deus
Quando as dб que sгo seus.

Inda ali acaba a terra,
Mas jб o cйu nгo comeзa;
Que aquela visгo da serra
Sumiu-se na treva espessa,
E deixou nua a bruteza
Dessa agreste natureza.

Виктор Гюго

     Перевод П. Антокольского
                ИСТОРИЯ

     Ferrea vox
     Vergilius
     {Железный голос. Вергилий (лат.).}

     I

     В судьбе племен людских, в их непрестанной смене
     Есть рифы тайные, как в бездне темных вод.
     Тот безнадежно слеп, кто в беге поколений
     Лишь бури разглядел да волн круговорот.

     Над бурями царит могучее дыханье,
     Во мраке грозовом небесный луч горит.
     И в кликах праздничных и в смертном содроганье
     Таинственная речь не тщетно говорит.

     И разные века, что братья исполины,
     Различны участью, но в замыслах близки,
     По разному пути идут к мете единой,
     И пламенем одним горят их маяки.

     II

     О муза! Нет времен, нет в будущем предела,
     Куда б она очей своих не подняла.
     И столько дней прошло, столетий пролетело, -
     Лишь зыбь мгновенная по вечности прошла.
    
     Так знайте, палачи, - вы, жертвы, знайте твердо,
     Повсюду пронесет она бессмертный свет -
     В глубины мрачных бездн, к снегам вершины гордой,
     Воздвигнет храм в краю, где и гробницы нет.

     И пальмы отдает героям в униженье,
     И нарушает строй победных колесниц,
     И грезит, и в ее младом воображенье
     Горят империи, поверженные ниц.

     К развалинам дворцов, к разрушенным соборам,
     Чтоб услыхать ее, сберутся времена.
     И словно пленника, покрытого позором,
     Влечет прошедшее к грядущему она.

     Так, собирая след крушений в океане,
     Следит во всех морях упорного пловца,
     И видит все зараз на дальнем расстоянье -
     Могилу первую и колыбель конца.

     1823 г.

L’Histoire


Le sort des nations, comme une mer profonde,
A ses ;cueils cach;s et ses gouffres mouvants.
Aveugle qui ne voit, dans les destins du monde,
Que le combat des flots sous la lutte des vents !

Un souffle immense et fort domine ces temp;tes.
Un rayon du ciel plonge ; travers cette nuit.
Quand l’homme aux cris de mort m;le le cris des f;tes,
Une secr;te voix parle dans ce vain bruit.


Les si;cles tour ; tour, ces gigantesques fr;res,
Diff;rents par leur sort, semblables dans leurs v;ux,
Trouvent un but pareil par des routes contraires,
Et leurs fanaux divers brillent des m;mes feux.


Muse, il n’est point de temps que tes regards n’embrassent ;
Tu suis dans l’avenir leur cercle solennel ;
Car les jours, et les ans, et les si;cles ne tracent
Qu’un sillon passager dans le fleuve ;ternel.


Bourreaux, n’en doutez pas ; n’en doutez pas, victimes !
Elle porte en tous lieux son immortel flambeau,
Plane au sommet des monts, plonge au fond des ab;mes,
Et souvent fonde un temple o; manquait un tombeau.


Elle apporte leur palme aux h;ros qui succombent,
Du char des conqu;rants brise le fr;le essieu,
Marche en r;vant au bruit des empires qui tombent,
Et dans tous les chemins montre les pas de Dieu.


Du vieux palais des temps elle pose le fa;te ;
Les si;cles ; sa voix viennent se r;unir ;
Sa main, comme un captif honteux de sa d;faite,
Tra;ne tout le pass; jusque dans l’avenir.


Recueillant les d;bris du monde en ses naufrages,
Son ;il de mers en mers suit le vaste vaisseau,
Et sait tout voir ensemble, aux deux bornes des ;ges,
Et la premi;re tombe et le dernier berceau !

Первое мая

Все о любви твердит. А вот и розы мая.
Все помыслы — о ней. Пою не умолкая.
О май! Твоя любовь — грусть, радость, ревность. Ты
Вздыхать заставил лес, зверей, пичуг, цветы.
Минувшей осенью на гладком стане клена
Я вырезал девиз, и дерево влюбленно
Поет его теперь, качая головой,
Забыло автора и выдает за свой.
Пещеры щурятся, задумались старухи,
Сложив сердечком рот, к насмешкам соек глухи.
И воздух сладостный — иль это мнится мне? —
Признаний полн: их вновь равнина шлет весне,
А нежная трава — лазури ясной, чистой.
И, щедрая в любви, в тот небосвод лучистый,
В смятенье радостном, все больше влюблена,
На крыльях бриза шлет зеленая страна
Свой поцелуй весне и льет благоуханья.
В цветах кармин, шафран, индиго. Их дыханье
Летит все вдаль, летит — и шепчет: «Я люблю»;
Их пятна всех цветов повсюду я ловлю —
В овраге, на лугу; канава — что куртина.
И, аромат отдав, хранит цветы долина,
Как будто страстный стон, вздох нежности своей.
Все, все, что ловит май, смеясь среди ветвей,
Признания любви болтливой, полной жара,
Природа занесла на гладкий лист бювара!                Звучит в лесу рондо, звенит и триолет —
То птицы феям шлют невнятно свой привет.
Все любит, сумеркам доверив эту тайну,
Все признается в ней. Я раз слыхал случайно,
Как север, юг, восток и запад на заре —
Плющ, изгородь в цветах, ручей, весь в серебре,
Звенящий ключ, и дуб, и теплый берег моря —
Все пело с ветрами, четверостишьям вторя.

Перевод Б. Лейтина
Сен-Жермен, 1 мая 18…

Premier mai
Tout conjugue le verbe aimer. Voici les roses.
Je ne suis pas en train de parler d’autres choses.
Premier mai ! l’amour gai, triste, br;lant, jaloux,
Fait soupirer les bois, les nids, les fleurs, les loups ;
L’arbre o; j’ai, l’autre automne, ;crit une devise,
La redit pour son compte et croit qu’il l’improvise ;
Les vieux antres pensifs, dont rit le geai moqueur,
Clignent leurs gros sourcils et font la bouche en coeur ;
L’atmosph;re, embaum;e et tendre, semble pleine
Des d;clarations qu’au Printemps fait la plaine,
Et que l’herbe amoureuse adresse au ciel charmant.
A chaque pas du jour dans le bleu firmament,
La campagne ;perdue, et toujours plus ;prise,
Prodigue les senteurs, et dans la ti;de brise
Envoie au renouveau ses baisers odorants ;
Tous ses bouquets, azurs, carmins, pourpres, safrans,
Dont l’haleine s’envole en murmurant : Je t’aime !
Sur le ravin, l’;tang, le pr;, le sillon m;me,
Font des taches partout de toutes les couleurs ;
Et, donnant les parfums, elle a gard; les fleurs ;
Comme si ses soupirs et ses tendres missives
Au mois de mai, qui rit dans les branches lascives,
Et tous les billets doux de son amour bavard,
Avaient laiss; leur trace aux pages du buvard !
Les oiseaux dans les bois, molles voix ;touff;es,
Chantent des triolets et des rondeaux aux f;es ;
Tout semble confier ; l’ombre un doux secret ;
Tout aime, et tout l’avoue ; voix basse ; on dirait
Qu’au nord, au sud br;lant, au couchant, ; l’aurore,
La haie en fleur, le lierre et la source sonore,
Les monts, les champs, les lacs et les ch;nes mouvants,
R;p;tent un quatrain fait par les quatre vents.

Victor Hugo, Les contemplations

Другу 
Перевод с французского Эльги Линецкой

Там, на скале отвесной,
Глядящей в бездну вод,
Где маленький чудесный
Зеленый луг цветет,

Где ветру дуть просторно,
Где весело волне, –
Свой дом над кручей горной,
Мой друг, ты отдал мне.

Прими привет мой! Хрупкий
Удел нам ныне дан.
Наш век плывет скорлупкой
В огромный океан.

То благостный, то жгучий
Кружится вихрь – и с ним,
Как листья или тучи,
В безвестность мы летим.

Порыв людского шквала
То мчит по воле волн,
То грозно бьет о скалы
Надежды утлый челн.

Волна, что беспокойно
О наше время бьет,
Проклятий хор нестройный
Порой ко мне несет.

В них злобе нет предела;
Но реет мысль моя,
Как буревестник смелый
Средь стаи воронья.

Я чту твои заветы,
Возделываю сад;
Тем временем газеты
Мне сотни кар сулят.

Бранят ослом, пиратом –
И, право, я польщен!
Де Местр зовет Маратом,
Лагарп кричит: «Прадон!»

Ну что ж! Их разум беден.
Решит потомков суд,
Полезен я иль вреден
И нужен ли мой труд.

А я меж тем, веселый,
Не знающий тоски,
Смотрю, как клонят пчелы
Лаванды стебельки.

Сб. «Песни улиц и лесов», 1865

; UN AMI.


Sur l’effrayante falaise,
Mur par la vague entr’ouvert,
Roc sombre o; fleurit ; l’aise
Un charmant petit pr; vert,
 
Ami, puisque tu me laisses
Ta maison loin des vivants
Entre ces deux all;gresses,
Les grands flots et les grands vents,
 
Salut ! merci ! les fortunes
Sont fragiles, et nos temps,
Comme l’algue sous les dunes,
Sont dans l’ab;me, et flottants.

Nos ;mes sont des nu;es
Qu’un vent pousse, ;pre ou b;ni,
Et qui volent, d;nou;es,
Du c;t; de l’infini.

L’;norme bourrasque humaine,
Dont l’;toile est la raison,
Prend, quitte, emporte et ram;ne
L’esp;rance ; l’horizon.


Cette grande onde inqui;te
Dont notre si;cle est meurtri,
;cume et gronde, et me jette
Parfois mon nom dans un cri.

La haine sur moi s’arr;te.
Ma pens;e est dans ce bruit
Comme un oiseau de temp;te
Parmi des oiseaux de nuit.

Pendant qu’ici je cultive
Ton champ comme tu le veux,
Dans maint journal l’invective
Grince et me prend aux cheveux.

La diatribe m’;charpe.
Je suis ;ne ou sc;l;rat ;
Je suis Pradon pour La Harpe,
Et pour de Maistre Marat.

Qu’importe ! les c;urs sont ivres.
Les temps qui viennent feront
Ce qu’ils pourront de mes livres
Et de moi ce qu’ils voudront.

J’ai pour joie et pour merveille
De voir, dans ton pr; d’Honfleur,
Trembler au poids d’une abeille
Un brin de lavande en fleur.

Альфред де Мюссе

Прости

На унылом и тягостном жизни пути
Я не встречу тебя никогда,
Говорю я с улыбкою горькой: "Прости,
Безмятежного счастья звезда!" -

Улыбаясь, но с черной змеею в груди
Буду друга я вдаль провожать,
С безысходной тоскою скажу: "Уходи!",
Но потом засмеюся опять…

Ты, как ветер свободный, стремишься вперед,
Но спокойно вернешься опять,
Тебе счастье на крыльях своих принесет
И любовь, и весны аромат.

Твое счастье блеснет золотистым лучем,
Как небес полуночных звезда,
И сомненье, царившее в сердце твоем,
Улетит, не оставив следа.

Но пройдет вереница блестящих годов,
Перед бездной ты вздрогнешь опять, -
Вспомнишь друга, который всегда был готов
Твое чуткое сердце понять.

Adieu !

Adieu ! je crois qu'en cette vie
Je ne te reverrai jamais.
Dieu passe, il t'appelle et m'oublie ;
En te perdant je sens que je t'aimais.

Pas de pleurs, pas de plainte vaine.
Je sais respecter l'avenir.
Vienne la voile qui t'emm;ne,
En souriant je la verrai partir.

Tu t'en vas pleine d'esp;rance,
Avec orgueil tu reviendras ;
Mais ceux qui vont souffrir de ton absence,
Tu ne les reconna;tras pas.

Adieu ! tu vas faire un beau r;ve
Et t'enivrer d'un plaisir dangereux ;
Sur ton chemin l';toile qui se l;ve
Longtemps encor ;blouira tes yeux.

Un jour tu sentiras peut-;tre
Le prix d'un coeur qui nous comprend,
Le bien qu'on trouve ; le conna;tre,
Et ce qu'on souffre en le perdant.

МАДРИД

Мадрид, Испании столица,

Немало глаз в тебе лучится,

И черных глаз и голубых,

И вечером по эспланадам

Спешит навстречу серенадам

Немало ножек молодых.

Мадрид, когда в кровавой пене

Быки мятутся по арене,

Немало ручек плещет им,

И в ночи звездные немало

Сеньор, укрытых в покрывало,

Скользит по лестницам крутым.

Мадрид, Мадрид, смешна мне, право,

Твоих красавиц гордых слава,

И сердце я отдам свое

Средь них одной лишь без заминки:

Ах, все брюнетки, все блондинки

Не стоят пальчика ее!

Ее суровая дуэнья

Лишь мне в запретные владенья

Дверь открывает на пароль;

К ней даже в церкви доступ труден:

Никто не подойдет к ней, будь он

Архиепископ иль король.

Кто талией сумел бы узкой

С моей сравниться андалузкой,

С моей прелестною вдовой?

Ведь это ангел! Это демон!

А цвет ее ланиты? Чем он

Не персика загар златой!

О, вы бы только посмотрели,

Какая гибкость в этом теле

(Я ей дивлюсь порою сам),

Когда она ужом завьется,

То рвется прочь, то снова жмется

Устами жадными к устам!

Признаться ли, какой ценою

Одержана победа мною?

Тем, что я славно гарцевал

И похвалил ее мантилью,

Поднес конфеты ей с ванилью

Да проводил на карнавал.

Пер.: Бенедикт Лившиц

Madrid
Madrid, princesse des Espagnes,
Il court par tes mille campagnes
Bien des yeux bleus, bien des yeux noirs.
La blanche ville aux s;r;nades,
Il passe par tes promenades
Bien des petits pieds tous les soirs.

Madrid, quand tes taureaux bondissent,
Bien des mains blanches applaudissent,
Bien des ;charpes sont en jeux.
Par tes belles nuits ;toil;es,
Bien des senoras long voil;es
Descendent tes escaliers bleus.

Madrid, Madrid, moi, je me raille
De tes dames ; fine taille
Qui chaussent l'escarpin ;troit ;
Car j'en sais une par le monde
Que jamais ni brune ni blonde
N'ont valu le bout de son doigt !

J'en sais une, et certes la du;gne
Qui la surveille et qui la peigne
N'ouvre sa fen;tre qu'; moi ;
Certes, qui veut qu'on le redresse,
N'a qu'; l'approcher ; la messe,
F;t-ce l'archev;que ou le roi.

Car c'est ma princesse andalouse !
Mon amoureuse ! ma jalouse !
Ma belle veuve au long r;seau !
C'est un vrai d;mon ! c'est un ange !
Elle est jaune, comme une orange,
Elle est vive comme un oiseau !

Oh ! quand sur ma bouche idol;tre
Elle se p;me, la fol;tre,
Il faut voir, dans nos grands combats,
Ce corps si souple et si fragile,
Ainsi qu'une couleuvre agile,
Fuir et glisser entre mes bras !

Or si d'aventure on s'enqu;te
Qui m'a valu telle conqu;te,
C'est l'allure de mon cheval,
Un compliment sur sa mantille,
Puis des bonbons ; la vanille
Par un beau soir de carnaval.

Венеция

Венецианский вечер красен,
Нет кораблей плывуших вдаль.
Пустых рыбацких шлюпок жаль,
Без маяков их путь опасен.
 
И в этой странной пустоте-
Один, в величественной позе,
Лев, вылитый из крепкой бронзы,
Но без излишеств и затей.
 
И только около него
Найдешь немного спящих лодок,
Туман садится густ и долог,
И..никого!
 
Лишь только нежная луна,
Покрыла лоб свой облаками,
И тучу обхватив руками
Замрет задумчиво одна.
 
Уснули древние дома,
И серые во мгле порталы.
Цветы, фонтаны, замков залы –
Мертва Венеция сама…
 
Но эта пауза,мой друг,
Продлится ночь,а завтра утром,
закружит карнавальный круг,
Дней праздничных грядут минуты.
 
Взгляни хотя бы и на дев,
Что перед зеркалом ликуют,
И масками себя чаруют,
Боясь остаться не у дел...
 
Готова к празднику Ванина,
В благоуханной ложе вся
От нетерпения дрожа,
Ждет милого она отныне.
 
И даже глупая Нарцисса
С любимым в лодке визави...
Да и скажите, кто любви
Не посвящал младые дни?
 
«Бьет полночь на часах,как-будто,
Когда ж рассвет заменит ночь?»-
Не спит в покоях старый дож
Ему бы только встретить утро!
 
И холодно ему в ночи...
Не надо грусти-помолчим!
 
И предадимся поцелуям,
Слепым страстям отдавшись вновь.
Пусть вся Венеция ликует,
Под маской сладостней любовь!

Перевод Светланы Гавраевой
 
Venise
 
Dans Venise la rouge,
Pas un bateau qui bouge,
Pas un p;cheur dans l'eau,
Pas un falot.
 
Seul, assis ; la gr;ve,
Le grand lion soul;ve,
Sur l'horizon serein,
Son pied d'airain.
 
Autour de lui, par groupes,
Navires et chaloupes,
Pareils ; des h;rons
Couch;s en ronds,
 
Dorment sur l'eau qui fume,
Et croisent dans la brume,
En l;gers tourbillons,
Leurs pavillons.
 
La lune qui s'efface
Couvre son front qui passe
D'un nuage ;toil;
Demi-voil;.
 
Ainsi, la dame abbesse
De Sainte-Croix rabaisse
Sa cape aux larges plis
Sur son surplis.
 
Et les palais antiques,
Et les graves portiques,
Et les blancs escaliers
Des chevaliers,
 
Et les ponts, et les rues,
Et les mornes statues,
Et le golfe mouvant
Qui tremble au vent,
 
Tout se tait, fors les gardes
Aux longues hallebardes,
Qui veillent aux cr;neaux
Des arsenaux.
 
Ah ! maintenant plus d'une
Attend, au clair de lune,
Quelque jeune muguet,
L'oreille au guet.
 
Pour le bal qu'on pr;pare,
Plus d'une qui se pare,
Met devant son miroir
Le masque noir.
 
Sur sa couche embaum;e,
La Vanina p;m;e
Presse encor son amant,
En s'endormant ;
 
Et Narcissa, la folle,
Au fond de sa gondole,
S'oublie en un festin
Jusqu'au matin.
 
Et qui, dans l'Italie,
N'a son grain de folie ?
Qui ne garde aux amours
Ses plus beaux jours ?
 
Laissons la vieille horloge,
Au palais du vieux doge,
Lui compter de ses nuits
Les longs ennuis.
 
Comptons plut;t, ma belle,
Sur ta bouche rebelle
Tant de baisers donn;s...
Ou pardonn;s.
 
Comptons plut;t tes charmes,
Comptons les douces larmes,
Qu'; nos yeux a co;t;
La volupt; !

Огюст Барбье

Собачий пир

1

Ложился солнца луч по городским громадам
И плиты улиц тяжким зноем жег,
Под звон колоколов свистели пули градом
И рвали воздух вдоль и поперек.
Как в море вал кипит, лучам покорный лунным,
Шумел народ мятежною толпой,
И пушек голосам зловещим и чугунным
Песнь «Марсельезы» вторила порой.
По узким улицам и здесь и там мелькали
Мундиры, каски и штыки солдат,
И чернь, под рубищем храня сердца из стали,
Встречала смерть на грудах баррикад;
Там люди, сжав ружье рукой, от крови склизкой,
Патрон скусивши задымленным ртом,
Что издавать привык лишь крики брани низкой,
Взывали: граждане, умрем!

2

Где ж были вы тогда, в кокардах разноцветных,
В батисте тонком, родины сыны,
Вожди бульварные, герои битв паркетных,
Чьи лица женской красоты полны?
Что делали вы в день, когда средь страшной сечи
Святая «сволочь», бедняки, народ
Под сабли и штыки, под пули и картечи,
Презревши смерть, бросалися вперед?
В тот день, когда Париж был полон чудесами,
Смотря тайком на зрелище борьбы,
От страха бледные, с заткнутыми ушами,
Дрожали вы, как подлые рабы!

3

О, это потому, что Вольность не маркиза,
Одна из тех великосветских дам,
Что падают без чувств от каждого каприза
И пудрятся, чтоб свежесть дать щекам!
Нет, это женщина с могучими сосцами,
С громовой речью, с грубою красой,
С огнем в глазах, проворными шагами
Ходящая пред шумною толпой.
Ей люб народа крик и вопль кровавой схватки,
И барабанов боевой раскат,
И запах пороха, и битвы беспорядки,
И в мраке ночи воющий набат!
Она лишь с тем предастся сладострастью,
Тому прострет объятия любви,
Кто черни сын родной, кто полон мощной властью,
Кто обоймет ее рукой в крови!

4

Дитя Бастилии, топча ногою троны,
Горячей девой к нам пришла она,
И весь народ пять лет, любовью распаленный,
С ней тешился без отдыха и сна.
Но ей наскучило быть грубых ласк приманкой,
И сбросила она под гром побед
Фригийский свой колпак и стала маркитанткой,
Любовницей капрала в двадцать лет!
И вот теперь она, прекрасная, нагая,
С трехцветным шарфом, к нам опять пришла
И, слезы бедняков несчастных отирая,
В их душу силу прежнюю влила.
В три дня ее рукой низвергнута корона
И брошена к народу с высоты,
В три дня раздавлено, как прах, величье трона
Под грудой мостовой плиты!

5

И что ж? — О стыд! — Париж великий и свободный,
Париж, столь чудный в гневе роковом
В тот бурный день, когда грозы народной
Над властью грянул беспощадный гром;
Париж с священными минувшего гробами,
С великолепием печальных похорон,
Со взрытой мостовой, с пробитыми стенами —
Подобием изорванных знамен;
Париж, обвитый лаврами свободы,
Кому дивится с завистию мир,
Пред кем с почтением склоняются народы,
Чье имя чтут, как дорогой кумир, —
Увы, он ныне стал зловонной грязи стоком,
Вертепом зла бесстыдного он стал,
Куда все мерзости сливаются потоком,
Где катится разврата мутный вал;
Салонных шаркунов он сделался притоном:
К пустым чинам и почестям жадна,
Толпа их бегает из двери в дверь с поклоном,
Чтоб выпросить обрывок галуна!
Торгуя честию и теша черни страсти,
В нем нагло ходит алчности порок,
И каждая рука лохмотьев павшей власти
Окровавленный тащит клок!

6

Так издыхающий далеко от берлоги,
Сражен свинцом безжалостным стрелка,
Лежит кабан; под жгучим солнцем ноги
Он вытянул, и пена с языка
Струится с кровию… Уж он не рвет капкана,
Он замер в нем… Вздрогнул последний раз
И умер, пасть открыв кровавую, как рана…
И вот труба победно раздалась:
Тогда, как волн ряды, собак свирепых стая
Рванулась вдруг, и слышен там и тут
В долине резкий гул их смешанного лая,
Как будто псы пронзительно зовут:
«Пойдем, пойдем! Кабан лежит сраженный в поле!
Теперь настал победы жданный миг,
Нас цепь охотника не сдерживает боле,
Он наш, он наш! точите острый клык!»
И, бросившись на труп в порыве алчной злобы
И когтем и клыком готовая терзать,
Вся свора роется внутри его утробы,
И каждый пес спешит кусок урвать,
Чтоб, встретившись потом на псарне с сукой жадной,
Открыв в крови дымящуюся пасть,
Ей бросить кость, издавши вой злорадный:
«Вот и моя в добыче часть!»
1830
La Cur;e

I

Oh ! Lorsqu’un lourd soleil chauffait les grandes dalles
          Des ponts et de nos quais d;serts,

          Sifflait et pleuvait par les airs ;
Que dans Paris entier, comme la mer qui monte,
          Le peuple soulev; grondait,
Et qu’au lugubre accent des vieux canons de fonte
          La Marseillaise r;pondait,
Certe, on ne voyait pas, comme au jour o; nous sommes,
          Tant d’uniformes ; la fois :

C’;tait sous des haillons que battaient les c;urs d’hommes ;
          C’;tait alors de sales doigts
Qui chargeaient les mousquets et renvoyaient la foudre ;
          C’;tait la bouche aux vils jurons
Qui m;chait la cartouche, et qui, noire de poudre,
          Criait aux citoyens : Mourons !

II


Quant ; tous ces beaux fils aux tricolores flammes,
          Au beau linge, au frac ;l;gant,
Ces hommes en corsets, ces visages de femmes,
          H;ros du boulevard de Gand,
Que faisaient-ils, tandis qu’; travers la mitraille,
          Et sous le sabre d;test;,
La grande populace et la sainte canaille
          Se ruaient ; l’immortalit; ?
Tandis que tout Paris se jonchait de merveilles,
          Ces messieurs tremblaient dans leur peau,

P;les, suant la peur, et la main aux oreilles,
          Accroupis derri;re un rideau.


III


C’est que la libert; n’est pas une comtesse
          Du noble faubourg Saint-Germain,
Une femme qu’un cri fait tomber en faiblesse,
          Qui met du blanc et du carmin :
C’est une forte femme aux puissantes mamelles,
          ; la voix rauque, aux durs appas,
Qui, du brun sur la peau, du feu dans les prunelles,
          Agile et marchant ; grands pas,
Se pla;t aux cris du peuple, aux sanglantes m;l;es,
          Aux longs roulements des tambours,
; l’odeur de la poudre, aux lointaines vol;es
          Des cloches et des canons sourds ;
Qui ne prend ses amours que dans la populace,
          Qui ne pr;te son large flanc
Qu’; des gens forts comme elle, et qui veut qu’on l’embrasse
          Avec des bras rouges de sang.


IV


C’est la vierge fougueuse, enfant de la Bastille,
          Qui jadis, lorsqu’elle apparut
Avec son air hardi, ses allures de fille,
          Cinq ans mit tout le peuple en r;t ;
Qui, plus tard, entonnant une marche guerri;re,
          Lasse de ses premiers amants,
Jeta l; son bonnet, et devint vivandi;re
          D’un capitaine de vingt ans :
C’est cette femme, enfin, qui, toujours belle et nue,
          Avec l’;charpe aux trois couleurs,
Dans nos murs mitraill;s tout ; coup reparue,
          Vient de s;cher nos yeux en pleurs,
De remettre en trois jours une haute couronne
          Aux mains des fran;ais soulev;s,

D’;craser une arm;e et de broyer un tr;ne
          Avec quelques tas de pav;s.


V


Mais, ; honte ! Paris, si beau dans sa col;re,
          Paris, si plein de majest;
Dans ce jour de temp;te o; le vent populaire
          D;racina la royaut; ;
Paris, si magnifique avec ses fun;railles,
          Ses d;bris d’hommes, ses tombeaux,
Ses chemins d;pav;s et ses pans de murailles
          Trou;s comme de vieux drapeaux ;
Paris, cette cit; de lauriers toute ceinte,
          Dont le monde entier est jaloux,
Que les peuples ;mus appellent tous la sainte,
          Et qu’ils ne nomment qu’; genoux,
Paris n’est maintenant qu’une sentine impure,
          Un ;gout sordide et boueux,

O; mille noirs courants de limon et d’ordure
          Viennent tra;ner leurs flots honteux ;
Un taudis regorgeant de faquins sans courage,
D’effront;s coureurs de salons,
Qui vont de porte en porte, et d’;tage en ;tage,
          Gueusant quelque bout de galons ;
Une halle cynique aux clameurs insolentes,
          O; chacun cherche ; d;chirer
Un mis;rable coin des guenilles sanglantes
          Du pouvoir qui vient d’expirer.


VI


Ainsi, quand dans sa bauge aride et solitaire
          Le sanglier, frapp; de mort,
Est l;, tout palpitant, ;tendu sur la terre,
          Et sous le soleil qui le mord ;
Lorsque, blanchi de bave et la langue tir;e,
          Ne bougeant plus en ses liens,

Il meurt, et que la trompe a sonn; la cur;e
          ; toute la meute des chiens,
Toute la meute, alors, comme une vague immense
    Bondit ; alors chaque m;tin
Hurle en signe de joie, et pr;pare d’avance
          Ses larges crocs pour le festin ;
Et puis vient la cohue, et les abois f;roces
          Roulent de vallons en vallons ;
Chiens courants et limiers, et dogues, et molosses,
          Tout se lance, et tout crie : allons !
Quand le sanglier tombe et roule sur l’ar;ne,
          Allons ! Allons ! Les chiens sont rois !
Le cadavre est ; nous ; payons-nous notre peine,
          Nos coups de dents et nos abois.
Allons ! Nous n’avons plus de valet qui nous fouaille
          Et qui se pende ; notre cou :
Du sang chaud, de la chair, allons, faisons ripaille,
          Et gorgeons-nous tout notre so;l !
Et tous, comme ouvriers que l’on met ; la t;che,
          Fouillent ces flancs ; plein museau,

Et de l’ongle et des dents travaillent sans rel;che,
          Car chacun en veut un morceau ;
Car il faut au chenil que chacun d’eux revienne
          Avec un os demi-rong;,
Et que, trouvant au seuil son orgueilleuse chienne,
          Jalouse et le poil allong;,
Il lui montre sa gueule encor rouge, et qui grogne,
          Son os dans les dents arr;t;,
Et lui crie, en jetant son quartier de charogne :
          « Voici ma part de royaut; ! »


Ao;t 1830.
 
ПРОЛОГ


                Твердят, что мой восторг оплачен чьей-то взяткой,
                Что стих мой плавает в любой канаве гадкой,
                Что я, как Диоген, дырявый плащ влачу
                И над кумирами из бочки хохочу,
                Что все великое я замарал в чернилах,
                Народ и королей, - всех разом осквернил их.
                Но чем же все-таки касается меня
                Та шарлатанская крикливая брехня?
                Чем оскорбят меня в своем однообразье
                Торговцы пафосом и плясуны на фразе?
                Я не взнуздал стиха, и потому он груб, -
                Сын века медного, звучит он медью труб.
                Язык житейских дрязг его грязнил, бывало,
                В нем ненависть ко лжи гиперболы ковала.
                Святошу и ханжу ни в чем не убедив,
                Пускай суров мой стих, но он всегда правдив.
1841
                Перевод П. Антокольского

PROLOGUE.

 
On dira qu’; plaisir je m’allume la joue ;
Que mon vers aime ; vivre et ramper dans la boue ;
Qu’imitant Diog;ne au cynique manteau,
Devant tout monument je roule mon tonneau ;
Que j’insulte aux grands noms, et que ma jeune plume
Sur le peuple et les rois frappe avec amertume :
Que me font, apr;s tout, les vulgaires abois
De tous les charlatans qui donnent de la voix,
Les marchands de pathos et les faiseurs d’emphase,
Et tous les baladins qui dansent sur la phrase ?
Si mon vers est trop cru, si sa bouche est sans frein,
C’est qu’il sonne aujourd’hui dans un si;cle d’airain.

Le cynisme des m;urs doit salir la parole,
Et la haine du mal enfante l’hyperbole.
Or donc, je puis braver le regard pudibond :
Mon vers rude et grossier est honn;te homme au fond.


Джульетта милая… 
Перевод с французского Всеволода Рождественского

Джульетта милая, не смерть во тьме гробницы,
А только легкий сон смежил твои ресницы.
Италия, краса! Коль в бледности твоей
Еще остался жар прекрасных юных дней,
Коль вены доблестной еще согреты кровью,
А смерть-чудовище, склоняясь к изголовью,
Влюбленная в твои цветущие года,
Не выпила еще дыханье навсегда,
Коль счесть добычею она тебя не может, –
Придет прекрасный день, воспрянешь ты на ложе,
Глаза раскроешь вновь, чтоб видеть наяву
И яркий солнца свет, и неба синеву,
И, вновь согретое лучами жизни, смело
На камне гробовом твое воспрянет тело!
Когда, ступить хоть шаг еще страшась одна,
Тяжелым саваном в движеньях стеснена,
Свой белый саркофаг покинув осторожно,
Ты будешь в темноте искать руки надежной,
Чтоб стали наконец шаги твои легки, –
Ты чужестранцу дать не торопись руки,
Ведь тот, кто не с тобой и не с твоей Элладой,
Кто твой родной язык не мнит себе отрадой,
Не дышит воздухом Италии твоей, –
Так часто варвара окажется грубей.
Он в край приходит твой, край солнечный и синий,
Чтоб поступать с тобой, как с белою рабыней,
Чтобы терзать тебя, и под его рукой
Поникнет нежный стан и взор померкнет твой.
Воскресшая краса, принцесса дорогая,
Единственный твой друг – страна твоя родная,
Лишь средь ее сынов найдешь Ромео ты,
Италия, душа, отчизна красоты!
1832


Divine Juliette au cercueil ;tendue,
Toi qui n’es qu’endormie et que l’on croit perdue.
Italie, ; beaut; ! si malgr; ta p;leur,
Tes membres ont encor gard; de la chaleur ;
Si du sang g;n;reux coule encor dans ta veine ;
Si le monstre qui semble avoir bu ton haleine,
La mort, planant sur toi comme un heureux amant,
Pour toujours ne t’a pas clou;e au monument ;
Si tu n’es pas enfin son enti;re conqu;te,
Alors, quelque beau jour, tu l;veras la t;te ;
Et priv;s bien long-temps du soleil, tes grands yeux
S’ouvriront pour revoir le pur ;clat des cieux,
Et ton corps ranim; par la chaude lumi;re,
Se dressera tout droit sur la fun;bre pierre.

Alors, ;tre plaintif, ne pouvant marcher seul,
Et tout embarrass; des longs plis du linceul,
Tu chercheras dans l’ombre une ;paule ador;e,
Et les deux pieds sortis de la tombe sacr;e,
Tu voudras un soutien pour faire quelques pas ;
Alors ; l’;tranger, oh ! ne tends point les bras,
Car ce qui n’est pas toi, ni la Gr;ce ta m;re,
Ce qui ne parle point ton langage sur terre,
Et tout ce qui vit loin de ton ciel enchanteur,
Tout le reste est barbare, et marqu; de laideur.
L’;tranger ne viendrait sur ta couche de lave,
Que pour te garrotter comme une belle esclave,
L’;tranger corrompu, s’il te donnait la main,
Avilirait ton front et fl;trirait ton sein.
Belle ressuscit;e, ; princesse ch;rie,
N’arr;te tes beaux yeux qu’au sol de la patrie ;
Dans tes fils r;unis cherche ton Rom;o,
Noble et douce Italie, ; m;re du vrai beau !

Джакомо Леопарди

Бесконечность
Всегда мне милым был пустынный холм
И изгородь, что горизонт последний
У взгляда забрала. Сижу, смотрю –
И бесконечные за ней пространства,
Молчанья неземные, глубочайший
Покой объемлю мыслью – странный холод
Подходит к сердцу. И когда в траве
И в кронах с шумом пробегает ветер,
Я то молчание дальнее сличая
С сим близким гласом, постигаю вечность,
И время мертвое, и этот миг
Живой, и звук его. И посреди
Безмерности так тонет мысль моя,
И сладко мне крушенье в этом море.
1819
Перевод Татьяны Стамовой

L’Infinito
Sempre caro mi fu quest’ermo colle,
E questa siepe, che da tanta parte
Dell’ultimo orizzonte il guardo esclude.
Ma sedendo e mirando, interminati
Spazi di l; da quella, e sovrumani
Silenzi, e profondissima quiete
Io nel pensier mi fingo; ove per poco
Il cor non si spaura. E come il vento
Odo stormir tra queste piante, io quello
Infinito silenzio a questa voce
Vo comparando: e mi sovvien l’eterno,
E le morte stagioni, e la presente
E viva, e il suon di lei. Cosi tra questa
Immensit; s’annega il pensier mio:
E il naufragar m’e dolce in questo mare.

К Италии

О родина, я вижу колоннады,
Ворота, гермы, статуи, ограды
И башни наших дедов,
Но я не вижу славы, лавров, стали,
Что наших древних предков отягчали.
Ты стала безоружна,
Обнажены чело твое и стан.
Какая бледность! кровь! о, сколько ран!
Какой тебя я вижу,
Прекраснейшая женщина! Ответа
У неба, у всего прошу я света:
Скажите мне, скажите,
Кто сделал так? Невыносимы муки
От злых цепей, терзающих ей руки;
И вот без покрывала,
Простоволосая, в колени пряча
Лицо, она сидит, безмолвно плача.
Плачь, плачь! Но побеждать
Всегда — пускай наперекор судьбе, —
Италия моя, дано тебе!

Двумя ключами будь твои глаза —
Не перевесит никогда слеза
Твоих потерь, позора.
Вокруг все те же слышатся слова:
Была великой ты — не такова
Теперь. О, почему?
Была ты госпожой, теперь слуга.
Где меч, который рассекал врага?
Где сила, доблесть, стойкость?
Где мантий, лент златых былая слава?
Чья хитрость, чьи старанья, чья держава
Тебя лишила их?
Когда и как, ответь мне, пала ты
Во прах с неизмеримой высоты?
И кто защитник твой?
Ужель никто? — Я кинусь в битву сам,
Я кровь мою, я жизнь мою отдам!
Оружье мне, оружье!
О, если б сделать так судьба могла,
Чтоб кровь моя грудь итальянцев жгла!

Где сыновья твои? Я слышу звон
Оружья, голоса со всех сторон,
Литавры, стук повозок.
Италия моя, твои сыны
В чужих краях сражаются. То сны
Я вижу или явь:
Там пеший, конный, дым и блеск мечей,
Как молний блеск? Что ж трепетных очей
Туда не обратишь?
За что сражаются, взгляни в тревоге,
Там юноши Италии? О боги,
Там за страну чужую
Италии клинки обнажены!
Несчастен тот, кто на полях войны
Не за отчизну пал,
Семейного не ради очага,
Но за чужой народ, от рук врага
Чужого; кто не скажет
В час смерти, обратясь к родному краю:
Жизнь, что ты дал, тебе я возвращаю.

Язычества блаженны времена:
Единой ратью мчались племена
За родину на смерть;
И вы, превозносимые вовеки
Теснины фессалийские, где греки,
Немногие числом,
Но вольные, за честь своей земли
И персов и судьбу превозмогли.
Я думаю, что путник
Легко поймет невнятный разговор
Растений, и волны, и скал, и гор
О том, как этот берег
Был скрыт грядою гордой мертвых тел
Тех, кто свободы Греции хотел.
И прочь бежал тогда
За Геллеспонт Ксеркс низкий и жестокий,
Чтобы над ним смеялся внук далекий;
На холм же, где, погибнув,
Они нашли бессмертье, Симонид
Поднялся, озирая чудный вид.

Катились слезы тихие со щек,
Едва дышать, едва стоять он мог
И в руки лиру взял;
Кто о самом себе забыл в бою,
Кто за отчизну отдал кровь свою,
Тот счастье испытал;
Вы, Грецией любимы, миром чтимы,
Какой любовью были одержимы,
Какая страсть влекла
Вас под удары горького удела?
Иль радостным был час, когда вы смело
Шаг сделали ужасный,
Что беззаботно улыбались вы?
Иль не могильные вас ждали рвы,
А ложе пышных пиршеств?
Тьма Тартара и мертвая волна
Вас ждали там; ни дети, ни жена
Вблизи вас не стояли,
Когда вы пали на брегу суровом,
Ничьим не провожаемые словом.

Но там и Персию ждала награда
Ужасная. Как в середину стада
Кидается свирепый лев,
Прокусывает горло у быка,
Другому в кровь загривок и бока
Терзает — так средь персов
Гнев эллинов ярился и отвага.
Гляди, средь мертвых тел не сделать шага,
И всадник пал, и конь;
Гляди, и побежденным не пробиться
Чрез павшие шатры и колесницы;
Всех впереди бежит
Растерзанный и бледный сам тиран;
Гляди, как кровью, хлынувшей из ран
У варваров, облиты
Герои-эллины; но вот уж сами,
От ран слабея, падают рядами.
Живите, о, живите,
Блаженными вас сохранит молва,
Покуда живы на земле слова.

Скорее возопят из глубины
Морской созвездья, с неба сметены,
Чем минет, потускнев,
О вас воспоминание. Алтарь —
Гробница ваша; не забыв, как встарь
Кровь проливали деды,
С детьми в молчанье матери пройдут.
О славные, я простираюсь тут,
Целуя камни, землю;
Хвала и слава, доблестные, вам
Звучит по всей земле. Когда бы сам
Я с вами был тогда,
Чтоб эту землю кровь моя смягчила)
Но коль судьба враждебная решила
Иначе, за Элладу
Смежить не дозволяя веки мне
В последний раз на гибельной войне, —
То пусть по воле неба
Хоть слава вашего певца негромко
Звучит близ славы вашей для потомка!
1820
Перевод Анны Ахматовой

All'Italia

O patria mia, vedo le mura e gli archi                1
E le colonne e i simulacri e l’erme
Torri degli avi nostri,
Ma la gloria non vedo,
Non vedo il lauro e il ferro ond’eran carchi            5
I nostri padri antichi. Or fatta inerme,
Nuda la fronte e nudo il petto mostri.
Oim; quante ferite,
Che lividor, che sangue! oh qual ti veggio,
Formosissima donna! Io chiedo al cielo            10
E al mondo: dite dite;
Chi la ridusse a tale? E questo ; peggio,
Che di catene ha carche ambe le braccia;
S; che sparte le chiome e senza velo
Siede in terra negletta e sconsolata,   
Nascondendo la faccia
Tra le ginocchia, e piange.
Piangi, che ben hai donde, Italia mia,
Le genti a vincer nata
E nella fausta sorte e nella ria.                20

Se fosser gli occhi tuoi due fonti vive,
Mai non potrebbe il pianto
Adeguarsi al tuo danno ed allo scorno;
Che fosti donna, or sei povera ancella.
Chi di te parla o scrive,                25
Che, rimembrando il tuo passato vanto,
Non dica: gi; fu grande, or non ; quella?
Perch;, perch;? dov'; la forza antica,
Dove l'armi e il valore e la costanza?
Chi ti discinse il brando?                30
Chi ti trad;? qual arte o qual fatica
O qual tanta possanza
Valse a spogliarti il manto e l'auree bende?
Come cadesti o quando
Da tanta altezza in cos; basso loco?                35
Nessun pugna per te? non ti difende
Nessun de' tuoi? L'armi, qua l'armi: io solo
Combatter;, procomber; sol io.
Dammi, o ciel, che sia foco
Agl'italici petti il sangue mio.                40

Dove sono i tuoi figli? Odo suon d'armi
E di carri e di voci e di timballi:
In estranie contrade
Pugnano i tuoi figliuoli.
Attendi, Italia, attendi. Io veggio, o parmi,            45
Un fluttuar di fanti e di cavalli,
E fumo e polve, e luccicar di spade
Come tra nebbia lampi.
N; ti conforti? e i tremebondi lumi
Piegar non soffri al dubitoso evento?                50
A che pugna in quei campi
L'Itala gioventude? O numi, o numi:
Pugnan per altra terra itali acciari.
Oh misero colui che in guerra ; spento,
Non per li patrii lidi e per la pia            55
Consorte e i figli cari,
Ma da nemici altrui,
Per altra gente, e non pu; dir morendo:
Alma terra natia,
La vita che mi desti ecco ti rendo.            60

Oh venturose e care e benedette
L'antiche et;, che a morte
Per la patria correan le genti a squadre;
E voi sempre onorate e gloriose,
O tessaliche strette,                65
Dove la Persia e il fato assai men forte
Fu di poch'alme franche e generose!
Io credo che le piante e i sassi e l'onda
E le montagne vostre al passeggere
Con indistinta voce                70
Narrin siccome tutta quella sponda
Copr;r le invitte schiere
De' corpi ch'alla Grecia eran devoti.
Allor, vile e feroce,
Serse per l'Ellesponto si fuggia,            75
Fatto ludibrio agli ultimi nepoti;
E sul colle d'Antela, ove morendo
Si sottrasse da morte il santo stuolo,
Simonide salia,
Guardando l'etra e la marina e il suolo.            80

E di lacrime sparso ambe le guance,
E il petto ansante, e vacillante il piede,
Toglieasi in man la lira:
Beatissimi voi,
Ch'offriste il petto alle nemiche lance            85
Per amor di costei ch'al Sol vi diede;
Voi che la Grecia cole, e il mondo ammira.
Nell'armi e ne' perigli
Qual tanto amor le giovanette menti,
Qual nell'acerbo fato amor vi trasse?            90
Come s; lieta, o figli,
L'ora estrema vi parve, onde ridenti
Correste al passo lacrimoso e duro?
Parea ch'a danza e non a morte andasse
Ciascun de' vostri, o a splendido convito:        95
Ma v'attendea lo scuro
Tartaro, e l'onda morta;
N; le spose vi foro o i figli accanto
Quando su l'aspro lito
Senza baci moriste e senza pianto.            100

Ma non senza de' Persi orrida pena
Ed immortale angoscia.
Come lion di tori entro una mandra
Or salta a quello in tergo e s; gli scava
Con le zanne la schiena,                105
Or questo fianco addenta or quella coscia;
Tal fra le Perse torme infuriava
L'ira de' greci petti e la virtute.
Ve' cavalli supini e cavalieri;
Vedi intralciare ai vinti                110
La fuga i carri e le tende cadute,
E correr fra' primieri
Pallido e scapigliato esso tiranno;
Ve' come infusi e tinti
Del barbarico sangue i greci eroi,            115
Cagione ai Persi d'infinito affanno,
A poco a poco vinti dalle piaghe,
L'un sopra l'altro cade. Oh viva, oh viva:
Beatissimi voi
Mentre nel mondo si favelli o scriva.            120

Prima divelte, in mar precipitando,
Spente nell'imo strideran le stelle,
Che la memoria e il vostro
Amor trascorra o scemi.
La vostra tomba ; un'ara; e qua mostrando        125
Verran le madri ai parvoli le belle
Orme del vostro sangue. Ecco io mi prostro,
O benedetti, al suolo,
E bacio questi sassi e queste zolle,
Che fien lodate e chiare eternamente            130
Dall'uno all'altro polo.
Deh foss'io pur con voi qui sotto, e molle
Fosse del sangue mio quest'alma terra.
Che se il fato ; diverso, e non consente
Ch'io per la Grecia i moribondi lumi            135
Chiuda prostrato in guerra,
Cos; la vereconda
Fama del vostro vate appo i futuri
Possa, volendo i numi,
Tanto durar quanto la vostra duri.            140


Суббота в деревне

Охапку трав на плечи взгромоздив,
Проходит девочка в лучах заката,
И несколько фиалок и гвоздик
В ее руке зажато,
Чтоб завтра, в праздник, в поясе их спрятать,
И в волосы воткнуть,
И грудь украсить, по обыкновенью.
Ступень одолевая за ступенью,
Старушка с прялкой ветхою своей
Спешит к соседкам, что уселись кругом,
Порассказать о лучших временах,
Когда она на праздник наряжалась
И шла плясать к подругам
Под вечер, в те прекраснейшие годы
Над старостью смеясь и над недугом.
Уже просторы воздуха темны,
Вновь небо сине, вновь ложатся тени
От кровель и холмов
Под бледным светом молодой луны.
И вот уже звонят —
И наступает праздник.
Как будто с этим звуком
Вновь в сердце сил излишек.
Веселый шум и гам
Несет гурьба мальчишек,
Мелькая тут и там
По площади селенья.
Меж тем, насвистывая, земледелец —
В мечтах о наступленье
Дня отдыха — за скудный стол садится.
Когда ж погаснут все огни вокруг
И смолкнет всякий звук,
Услышу я, как трудится столяр,
Он что-то пилит, молотком стучит,                Усердствует; он запер мастерскую
И засветил фонарь,
Чтоб кончить все к рассвету.
Вот этот день, желаннейший в седмице,-
Больших надежд и радостных причуд;
С собою завтра принесут
Часы тоску и грусть; и в мыслях каждый
К работе повседневной возвратится.
Неугомонный мальчик,
В своем цветенье юном
С днем, радости исполненным, ты схож.
Блестящим, чистым сплошь,
Грядущей жизни праздничным кануном.
Им наслаждайся нынче, мой проказник:
Ты чудом опьянен.
Теперь — молчок; пусть (хоть и медлит он)
Тебе не будет в тягость этот праздник.
1827
Перевод А. А. Ахматовой

Il sabato del villaggio

La donzelletta vien dalla campagna,
in sul calar del sole,
col suo fascio dell’erba, e reca in mano
un mazzolin di rose e di viole,
onde, siccome suole,
ornare ella si appresta
dimani, al d; di festa, il petto e il crine.
Siede con le vicine
su la scala a filar la vecchierella,
incontro l; dove si perde il giorno;
e novellando vien del suo buon tempo,
quando ai d; della festa ella si ornava,
ed ancor sana e snella
solea danzar la sera intra di quei
ch’ebbe compagni dell’et; pi; bella.
Gi; tutta l’aria imbruna,
torna azzurro il sereno, e tornan l’ombre
gi; da’ colli e da’ tetti,
al biancheggiar della recente luna.
Or la squilla d; segno
della festa che viene;
ed a quel suon diresti
che il cor si riconforta.
I fanciulli gridando
su la piazzuola in frotta,
e qua e l; saltando,                fanno un lieto romore:
e intanto riede alla sua parca mensa,
fischiando, il zappatore,
e seco pensa al d; del suo riposo.
Poi quando intorno ; spenta ogni altra face,
e tutto l’altro tace,
odi il martel picchiare, odi la sega
del legnaiuol, che veglia
nella chiusa bottega alla lucerna,
e s’affretta, e s’adopra
di fornir l’opra anzi il chiarir dell’alba.
Questo di sette ; il pi; gradito giorno,
pien di speme e di gioia:
diman tristezza e noia
recheran l’ore, ed al travaglio usato
ciascuno in suo pensier far; ritorno.
Garzoncello scherzoso,
cotesta et; fiorita
; come un giorno d’allegrezza pieno,
giorno chiaro, sereno,
che precorre alla festa di tua vita.
Godi, fanciullo mio; stato soave,
stagion lieta ; cotesta.
Altro dirti non vo’; ma la tua festa
ch’anco tardi a venir non ti sia grave.


Джузеппе Джусти

     Сапог*
       
       *-- Известное сходство географического очертания Италии с формою сапога послужило поэту темою для шутливого изложения хода итальянской истории, в виде похождений сапога, рассказанных им самим.
       
       Не из простой я выростковой кожи,
       Меня скроил изрядно чеботарь
       И на сапог мужицкий не похоже.
       Не отыскать мне было пары встарь.
       Я на двойной подошве, на подборах;
       Гожуся так, гожуся и при шпорах.
       
       От каблука до голенища сплошь
       Всегда в воде, а гниль не пронимает:
       Короче, я на все лады хорош,
    И дуралей, конечно, всякий знает,
       Что на носке с надставкой я, рубцом
       Скреплен вверху, а посредине швом*.
       
       * -- На носке -- Калабрия; рубец вверху -- Альпы, а шов посередине -- Апеннины.
       
       Но надевать меня нужна сноровка;
       Меня обуть не всякий может плут:
       Я ноги тру, сижу на них неловко;
       Я на ноге поджарой как хомут.
       Меня носить никто не мог по многу,
       А всякий так -- совал на время ногу.
       
       Не стану я считать из рода в род
       Всех этих ног, когда-то мной обутых,
       Но для того, чтоб посмешить народ,
       Лишь расскажу о самых пресловутых,
       Да о себе, как лопнул я по швам,
       Переходя от плута к плуту сам.

       Не верится, однако ж было время,
       Когда один я обскакал весь свет:
       Поводья врозь и выпустивши стремя,
       Я забрался, куда и следу нет;
       Да потерял от бога равновесье
       И ниц упал -- и развалился весь я*.
       
       *-- Эпоха всемирного владычества Рима и его падение.
       
       Тогда-то вдруг настала кутерьма:
       Пошел народ -- был всякого он сорта --
       Издалека его валила тьма
       (По милости не весть какого черта)--
       И ну хватать, насколько было сил,
       И молодец, кто больше захватил!*

      * -- Нашествия Остро-Готов, Ломбардов; потом Карл Великий, преемник Карла. Разделение Италии.
       
       Хотел прелат, пренебрегая веру,
       Меня надеть, и помогли ему,
       Да увидал -- велик сапог не в меру,
       Так и пустил таскаться по найму.
       Потом в руках у первого пройдохи
       Оставил, сам с меня сбирая крохи*.
       
       * -- Отдача папами корон Италии и разных областей на ленные владения. Карлу Прованскому, например, была дана власть и преобладание над Неаполем.
       
       И немец был, и немец затевал
       Сапог надеть -- уж даже было близко --
       Да сам не раз в Германию бежал
       На лошади блаженного Франциска*.
       Являлся вновь, тянул, потел, пыхтел,
       Но сапога поныне не надел**.
       
       *-- Бежать на лошади блаженного Франциска -- ироническое выражение ходьбы пешком с босыми ногами. Блаженный Франциск завещал своим ученикам величайшую простоту жизни, и монахи Францисканского ордена ходят босиком.
       **-- Тщетные попытки германских императоров утвердиться в Италии.
       
       Там с лишком век я проживал на воле,--
       Меня простой купец тогда носил*;
       Повычинил, держал в чести и в холе
       И на восток неведомый водил.
       Гвоздями был я крепкими подкован,
       Хоть погрубел, но всем был избалован.
       
       * -- Медичи.
       
       Разбогател купец почтенный мой;
       Стал щеголять, мне придал вид нарядный.
       Сам в шпорах был и в шапке золотой*,
       Да не рассчел -- и все пошло неладно!
       И увидал уже на последях,
       Что лучше нам ходилось на гвоздях.
       
       *-- Торговые республики: Венеция, Генуя, Флоренция, Пиза.

    .......................................................*
       
       *-- Выпущенные куплеты касаются эпизодов истории Италии не столь общеизвестных, занимательных более для итальянца.
       
       Переходя вот так с ноги на лапу,
       Утратил я первоначальный вид:
       Не то скроен чертям, не то Сатрапу.
       Прямой ноге в меня одеться стыд,--
       А уж куда с отвагою былою
       Вселенную вновь обскакать со мною!
       
       О, бедный я, о, жалкий я сапог,
       Погубленный идеями пустыми:
       Когда идти я сам собою мог,
       Хотел ходить ногами я чужими,
       И каждый раз, меняючи ступню,
       Все думал я -- судьбу переменю!
       
       Крушился я и каялся немало.
       И между тем, когда хотел идти,
       Я чувствовал, земли недоставало,
       Чтоб шаг ступить по прежнему пути,
       И до того заезжен я судьбою,
       Что и ходить не в силах сам собою.
       
       И вот опять презрен и кинут я;
       Истоптанный, среди грязи и тины,
       Лежу и жду -- теперь, мол, лапа чья
       Расправит вновь собой мои морщины:
       Француза ли, иль немца-сатаны?
       Ну -- чтоб нога родимой стороны?
       
       Один герой успел мне полюбиться*;
       И не броди он вдоль и поперек,
       Не хвастая, мог долго бы гордиться,
       Что всех прочней большой его сапог.
       Да вдруг мороз настиг среди дороги
       И ознобил герою разом ноги.
       
       * -- Наполеон I.
       
       Перекроен на старый образец,
       Ни мерою, ни весом не похожий
       Сам на себя, остался, наконец,
       Едва-едва клочком я прежней кожи.
       И нитками вам не заштопать всех
       И старых-то, и новых-то прорех!
       
       Расход велик и труд большой и длинный:
       Все распороть и перешить опять.
       Отчистить грязь и на манер старинный
       Гвоздей набить, головку притачать.
       А потому, смотрите же, как можно
       Сапожника берите осторожно!
       
       Да сверх того, на мне где синий цвет,
       Где красный цвет и белый, желтый с черным*,--
       Ну, словом, я, как арлекин, одет,
       Хотите, я останусь век покорным --
       Лишь сделайте всего меня пока
       Из одного и цвета, и куска.
       
       * -- Национальные цвета отдельных государств Италии, до австрийских цветов включительно -- желтого и черного (в Ломбардо-Венеции).
       
       А наконец, представьте, что найдется
       И человек -- ну, кто он там ни будь,
       Лишь бы не трус, и что сапог придется
       Ему как раз: ведь, право, будет путь!
       Но уж тогда никто не лезь с ногами --
       Сейчас возьмем и вытурим пинками!
 1836

Перевод П.Ковалевского   

Lo stivale

Io non son della solita vacchetta,
n; sono uno stival da contadino;
e se pajo tagliato coll'accetta,
chi lavor; non era un ciabattino:
mi fece a doppie suola e alla scudiera,
e per servir da bosco e da riviera.

Dalla coscia gi; gi; sino al tallone
sempre all'umido sto senza marcire;
son buono a caccia e per menar di sprone,
e molti ciuchi ve lo posson dire:
tacconato di solida impuntura,
ho l'orlo in cima, e in mezzo la costura.

Ma l'infilarmi poi non ; s; facile,
n; portar mi potrebbe ogni arfasatto;
anzi affatico e stroppio un piede gracile,
e alla gamba dei pi; son disadatto;
portarmi molto non pot; nessuno,
m'hanno sempre portato a un po' per uno.

Io qui non vi far; la litania
di quei che fur di me desiderosi;
ma cos; qua e l; per bizzarria
ne citer; soltanto i pi; famosi,
narrando come fui messo a soqquadro,
e poi come passai di ladro in ladro.

Parr; cosa incredibile: una volta,
non so come, da me presi il galoppo,
e corsi tutto il mondo a briglia sciolta;
ma camminar volendo un poco troppo,
l'equilibrio perduto, il proprio peso
in terra mi port; lungo e disteso.

Allora vi successe un parapiglia;
e gente d'ogni risma e d'ogni conio
pioveano di lontan le mille miglia,
per consiglio d'un Prete o del Demonio:
chi mi prese al gambale e chi alla fiocca,
gridandosi tra lor: bazza a chi tocca.
Volle il Prete, a dispetto della fede,
calzarmi coll'ajuto e da s; solo;
poi sent; che non fui fatto al suo piede,
e allora qua e l; mi dette a nolo:
ora alle mani del primo occupante
mi lascia, e per lo pi; fa da tirante.

Tacca col Prete a picca e le calcagna
volea piantarci un bravazzon tedesco,
ma pi; volte scappare in Alemagna
lo vidi sul caval di San Francesco:
in seguito torn;; ci s'; spedato,
ma tutto fin a qui non m'ha infilato.

Per un secolo e pi; rimasto vuoto,
cinsi la gamba a un semplice mercante;
mi riunse costui, mi tenne in moto,
e seco mi port; fino in Levante, -
ruvido s;, ma non mancava un ette,
e di chiodi ferrato e di bullette.

Il mercante arricch;, cred; decoro
darmi un po' pi; di garbo e d'apparenza:
ebbi lo sprone, ebbi la nappa d'oro,
ma un tanto scapitai di consistenza;
e gira gira, veggo in conclusione
che le prime bullette eran pi; buone.

In me non si vedea grinza n; spacco,
quando gi; di ponente un birichino
ea una galera mi salt; sul tacco,
e si prov; a ficcare anco il zampino;
ma largo largo non vi stette mai,
anzi un giorno a Palermo lo stroppiai.

Fra gli altri dilettanti oltramontani,
per infilarmi un certo re di picche
ci si messe c; piedi e colle mani;
ma poi rimase l; come berlicche,
quando un cappon, geloso del pollajo,
gli minacci; di fare il campanajo.

Da bottega a compir la mia rovina
salt; fuori in quel tempo, o gi; di l;,
un certo professor di medicina,
che per camparmi sulla buccia, ord;
una tela di cabale e d'inganni
che fu tessuta poi per trecent'anni.

Mi lisci;, mi copr; di bagattelle,
e a forza d'ammollienti e d'impostura
tanto rasp;, che mi strapp; la pelle;
e chi dopo di lui mi prese in cura,
mi concia tuttavia colla ricetta
di quella scuola iniqua e maledetta.

Ballottato cos; di mano in mano,
da una fitta d'arp;e preso di mira,
ebbi a soffrire un Gallo e un Catalano
che si messero a fare a tira tira:
alfin fu Don Chisciotte il fortunato,
ma gli rimasi rotto e sbertucciato.

Chi m'ha veduto in piede a lui, mi dice
che lo Spagnolo mi port; malissimo:
m'insafard; di morchia e di vernice,
chiarissimo fui detto ed illustrissimo;
ma di sottecche adoper; la lima,
e mi lasci; pi; sbrendoli di prima.

A mezza gamba, di color vermiglio,
per segno di grandezza e per memoria,
m'era rimasto solamente un Giglio:
ma un Papa mulo, il Diavol l'abbia in gloria,
ai Barbari lo di;, con questo patto
di farne una corona a un suo mulatto.

Da quel momento, ognuno in santa pace
la lesina menando e la tanaglia,
cascai dalla padella nella brace:
vicer;, birri, e simile canaglia
mi fecero angherie di nuova idea,
et diviserunt vestimenta, mea.

Cos; passato d'una in altra zampa
d'animalacci zotici e sversati,
venne a mancare in me la vecchia stampa
di quei piedi diritti e ben piantati,
c; quali, senza andar mai di traverso,
il gran giro compiei dell'universo.

Oh povero stivale! Ora confesso
che m'ha gabbato questa matta idea:
quand'era tempo d'andar da me stesso,
colle gambe degli altri andar volea;
ed oltre a ci;, la smania inopportuna
di mutar piede per mutar fortuna.

Lo sento e lo confesso; e nondimeno
mi trovo cos; tutto in isconquasso,
che par che sotto mi manchi il terreno
se mi provo ogni tanto a fare un passo;
ch; a forza di lasciarmi malmenare,
ho persa l'abitudine d'andare.

Ma il pi; gran male me l'han fatto i Preti,
razza maligna e senza discrezione;
e l'ho con certi grulli di poeti,
che in oggi si son dati al bacchettone:
non c'; Cristo che tenga, i Decretali
vietano ai Preti di portar stivali.

E intanto eccomi qui roso e negletto,
sbrancicato da tutti, e tutto mota;
e qualche gamba da gran tempo aspetto
che mi levi di grinze e che mi scuota;
non tedesca, s'intende, n; francese,
ma una gamba vorrei del mio paese.

Una gi; n'assaggiai d'un certo Sere,
che se non mi faceva il vagabondo,
in me potea vantar di possedere
il pi; forte stival del Mappamondo:
ah! Una nevata in quelle corse strambe
a mezza strada gli gel; le gambe.

Rifatto allora sulle vecchie forme
e riportato allo scorticatojo,
se fui di peso e di valore enorme,
mi resta a mala pena il primo cuojo;
e per tapparmi i buchi nuovi e vecchi
ci vuol altro che spago e piantastecchi.

La spesa ; forte, e lunga ; la fatica:
bisogna ricucir brano per brano;
ripulir le pillacchere; all'antica
piantar chiodi e bullette, e poi pian piano
ringambalar la polpa ed il tomajo:
ma per piet; badate al calzolaio!

E poi vedete un po': qua son turchino,
l; rosso e bianco, e quass; giallo e nero;
insomma a toppe come un arlecchino;
se volete rimettermi davvero,
fatemi, con prudenza e con amore,
tutto d'un pezzo e tutto d'un colore.

Scavizzolate all'ultimo se v';
un uomo purch; sia, fuorch; poltrone;
e se quando a costui mi trovo in pi;,
si figurasse qualche buon padrone
di far con meco il solito mestiere,
lo piglieremo a calci nel sedere.   

Объявление по поводу предстоящего седьмого научного конгресса

Давно Его Высочество
Заметил без труда,
Что околонаучные
Безвредны господа.
С годами не меняются
И платят всякий раз
Положенные подати,
С конгрессов разойдясь.
Упрятав подозрения
В отеческую грудь,
Он праведному разуму
Открыл свободный путь.
Пусть знает вся Италия
От Альп до Сиракуз,
Европе ведать надобно
И намотать на ус,
Что ныне созывает он
Ученейший синклит
И царскими обедами
Достойных угостит.
И всем, кто приглашается
На зов не опоздать
(Коль стража пограничная
Не завернет их вспять),
Дозволит он обрушиться
С тирадою любой
На бедную Италию:
Проклятья — звук пустой.
И, коли власть священную
Не тронут невпопад,
Пускай себе потешатся,
Болтают, что хотят.
Пускай их разглагольствуют
Ученые врали,
Что просветили некогда
Народы всей Земли.
В неволе превращаются
Былые львы в ягнят.
И нынче нам историю
Монахи разъяснят.
Итак, убрав статистиков,
Что тайны выдают,
Плюс физиков и химиков —
Злокозненных иуд,
Экономистов пакостных,
Смущающих народ,
Френологов, геологов
И всякий прочий сброд,
Перед инакомыслием
Соорудив кордон,
Лояльности пожаловал
Свободу слова он.
Теперь в монаршей милости
У нас сомнений нет.
На все ж вопросы прочие
Легко найдем ответ.
Прогресс — пустая выдумка,
И герцог убежден;
Должны мы жить законами
Прадедовских времен.
И потому по благости
И мудрости своей,
Храня любимых подданных
От всяческих идей,
Он знанию полезному
Весьма благоволит
И учреждает премию
Тому, кто разъяснит
В преддверьи возвращения
Гуманнейших веков:
Годится ль уголь каменный,
Чтоб жечь еретиков?
1841(?)
 Перевод А.Рогова

AVVISO PER UN SETTIMO CONGRESSO
CHE ; DI L; DA VENIRE
Veduta l’innocenza
Di quelli che almanaccano
D’intorno alla scienza;
Visto che tutti all’ultimo
Son rimasti gli stessi,
E pagan sempre l’estimo
Dopo tanti Congressi;
Nelle paterne viscere
Chiuso il primo sospetto,
Spalanca uno spiraglio,
In pro dell’intelletto.
Sia noto alla Penisola
Dall’Alpe a Lilibeo;
Noto a tutto il Chiarissimo
Dottume Europeo
Che ci far; la grazia
D’aprire alla dottrina
Gli Stati felicissimi
E la real cucina.
Per questo a tutti e singoli
Chiamati nei dom;ni
(Nel caso che non trovino
Oppilati i confini)
Dice di lasciar correre,
Per lo stile oramai,
L’apostrofi all’Italia
Non ascoltate mai.
Anzi, purch; non tocchino
Il pastorale e il soglio,
Ai dotti cantastorie
Rilascia il Campidoglio;
Che di lass; millantino,
Scordando il tempo perso,
D’avere in illo tempore
Spoppato l’universo.
Questa, quando la trappola
Muta i leoni in topi,
; roba di Rettorica;
L’insegnan gli Scolopi.
E, tolta la Statistica
Che pubblica i segreti,
La Chimica e la Fisica
Che impermalisce i Preti;
Tolto il Commercio libero,
Tolta l’Economia,
Gli studi geologici
E la Frenologia;
Posto un sacro silenzio
d’ogni e qualunque scuola,
Del resto a tutti libera
Concede la parola.
Ora che il suo buon animo
; chiaro e manifesto,
A scanso d’ogni equivoco
Si ponga mente al resto.
Il Progresso ; una favola:
E Su’ Altezza ; di quelli
Rimasti tra gl’immobili,
E crede ai ritornelli
Perci;, da savio Principe
Che in pro dei vecchi Stati
Ritorce il veneficio
Dei nuovi ritrovati,
Ha con fino criterio
Pensato e stabilito
Di promettere un premio
A chi sciolga un quesito:
«Dato che torni un secolo
Agli arrosti propizio,
Se possa il carbon fossile
Servire al Sant’Uffizio.»

Земля мертвецов
(перевод с итальянского Елены Костюкович)
Мы, жители Италии,
Лишь с виду молодцы,
А в сущности — каналии.
Живые мертвецы,


Напрасно настоятель
Нас окунал в купель,
Святую воду тратил.
Кропивши колыбель.

Зазря, видать, и мамушка
Перинкой крыла нас —
Могильного бы камушка
Достало в самый раз.

Вы, тени без приюта,
Скитаетесь доколь?
Пора вам, баламуты,
В загробную юдоль.

Кому нужны уродины,
Ходячие гробы?
Нам дела нет до родины
И собственной судьбы.

Живой мужчина с виду,
А пальцем тронь — скелет.
Прочли бы панихиду
И — строем на тот свет!

Обширная мертвецкая
Заполнена тоской.
Тут и беседа светская
Звучит за упокой.

Поверх любого чувства
Натянут черный креп.
На поприще искусства
Куда ни глянешь — склеп.

Увидели бесхозное
Наследство малых сих,
И началося грозное
Нашествие живых.

Жильцов страны соседней –
Они наперебой
За крохою последней
Припрыгали гурьбой.

Ах, что за жизнь скандальная
Клокочет в их стране!
Полемика журнальная
Гласит о том вполне.

Там пишут, пишут, злятся,
И пестуют вражду,
И заново родятся
Двенадцать раз в году.

Скажите вы, отважные
Посланцы той земли,
Дела какие важные
Вас к мертвым привели?

Запомните-ка, братцы,
Опасен воздух тут!
Пора б самим убраться,
А то ведь — унесут!

Иезуиты-гадины
И сыщицкая рать!
Цензурные рогатины
Пора б от нас убрать.

Поймите вы причину:
Покойник мыслит всласть.
Зачем же в домовину
Кастратами нас класть?

Зачем в страну вторгаются
Австрийские штыки
И нами соблазняются
Австрийские клыки?

К чему столь кровожадно
Взирать на наш скелет?
Ведь это теле хладно,
В нем крови вовсе нет.

С природой что лукавствовать!
У ней порядок свой.
Вам ныне время здравствовать.
Нам — обращаться в гной.
1842
La terra dei morti

A G. C.
A noi larve d’Italia,
Mummie dalla matrice,
E- becchino la balia,
Anz; la levatrice;
Con noi sciupa il Priore
L’acqua battesimale,
E quando si rimuore
Ci ruba il funerale.

Eccoci qui confitti
Coll’effigie d’Adamo;
Si par di carne, e siamo
Costole e stinchi ritti.
O anime ingannate,
Che ci fate quass;?
Rassegnatevi, andate
Nel numero dei pi;.

Ah d’ una gente morta
Non si giova la Storia!
Di Libert;, di Gloria,
Scheletri che vi importa?
Brontoliamoci un requie
Senza tanti discorsi

Ecco, su tutti i punti
Della tomba funesta
Vagar di testa in testa
Ai miseri defunti
il pensiero abbrunato
D’un panno mortuario.
L’artistico, il togato,
Il regno letterario

 
E’tutto una moria,
Niccolini ; spedito;
Manzoni ; seppellito
Co’ morti in libreria.
E tu giunto a Compieta,
Lorenzo, come mai
Infondi nella creta
La vita che non hai?

Cos’era Romagnoli?
Un’ombra che pensava,
E i vivi sgomentava
Dagli eterni riposi.
Per morto era una cima,
Ma per vivo era corto;
Di fatto, dopo morto
E’pi; vivo di prima.

 
Dei morti nuovi e vecchi
L’eredit; giacenti
Arricchiron parecchi
In terra di viventi.
Campando in buona fede
Sull’asse ereditario,
Lo scrupoloso erede
Ci fa l’anniversario.

 
Con che forza si campa
In quelle parti l;!
La gran vitalit;
Si vede dalla stampa.
Scrivi, scrivi e riscrivi,
Que’ Geni moriranno
Dodici volte l’anno,
son l; sempre vivi.

 
O voi, genti piovute
Di l; dai vivi, dite,
Con che faccia venite
Tra i morti per salute?
Sentite, o prima o poi
Quest’aria vi fa male,
Quest’aria anco per voi
E’ un’aria sepolcrale,

 
O frati soprastanti,
O birri inquisitori,
Posate di censori
Le forbici ignoranti.
Proprio de’ morti, o ciuchi,
il ben dell’intelletto;
Perch; volerci eunuchi
Anco nel cataletto?

Perch; ci stanno addosso
Selve di baionette,
E s’ungono quest’osso
Le nordiche basette?
Come! Guardate i morti
Con tanta gelosia?
Studiate anatomia,
Che il diavolo vi porti.

 
Ma il libro di natura
Ha l’entrata e l’ uscita;
Tocca a loro la vita
E a noi la sepoltura.
E poi, se lo domandi,
Assai siamo campati;
Gino, eravamo grandi,
E l; non eran nati.

O mura cittadine,
Sepolcri maestosi,
Fin le vostre ruine
Sono un’apoteosi.
Cancella anco la fossa,
O Barbaro inquieto,
Ch; temerarie l’ossa
Sentono il sepolcreto.

 
Veglia sul monumento
Perpetuo lume il sole,
E fa da torcia a vento:
Le rose, le viole,
I pampan;, gli olivi,
Son simboli di pianto:
Oh che bel camposanto
Da fare invidia ai vivi!

Cadaveri, alle corte
Lasciamoli cantare,
vediam questa morte
Dov’ander; a cascare.
Tra i salmi dell’Uffizio
C’; anco il Dies ir&-.
O che non ha a venire
Il giorno del giudizio?

Альфонс де Ламартин

Прелюды

Волна,  которая целует  этот берег,
Что сетует она, что стонет на его краю?
И почему тростник на пляже и ручей,
В тени печально придаются тихому согласию?

Что одиноко стонет горлица
В  тиши лесной  когда,
Любовь  к ней вечно преданного друга
Неволит бить крылом,
А поцелуи душат слабый голос?

И ты, что робко даришь мягкую улыбку счастья
И  свой  пьянящий взгляд,
Убей  меня, иль к жизни воскреси,
Как сетовать на то, что у меня нет сердца?

Моложе ты, чем утренний рассвет,
Прозрачней, чем хрустальная вода
Душа твоя, что  только родилась для счастья,
И  ни одно недоброе дыханье ещё
Не затуманило сапфировой волны.

Однако,  если сердце полно  вздохов
От тяжкого, таинственного груза,
И радость меркнет в горестных чертах,
С твоей улыбкой рядом робкой
Сверкнёт слеза в родных глазах.

Увы!  То наша слабость
Изгибаясь, даёт печали привкус,
Так  клонится тростник при дуновении ветра,
И тот же грусти крик звучит в минуты  наслаждения.

Узнав однажды  может быть,
О бегстве  наших удовольствий,
Разбитая душа в экстазе
Проснувшись  как-то ощутит, что жизнь
Стремительно исходит в каждом нашем вздохе.

Ах, бросьте алчный Зефир
К своим истокам,  он иссушит слёзы,
А мы употребим  мгновенья время, они летят
Но отражают цвет небес
В своих  хрустальных волнах.

Всё зарождается, приходит,  всё  проходит,
В  конце бесспорна участь бытия:
У океана остаются жалобные  волны,
У ветра – мимолетный  лист,
Рассвет уходит в ночь, а человека манит смерть.

Кого  тревожит, о, Любовь моя,
Сомнительный конец  всех наших дней?
Пока на гребне тихой мы волны, 
В благоухающем, волшебном аромате,
Стремительно нас время тянет по своему  пути.

Во время жизненных скитаний
Объятья рук твоих я помню,
И взглядом всё ищу я дивный образ твой,
Но, не узрев его, лишь к берегу плыву,
Забыться сном как запоздалый путник.

Волна отхлынула шепча
От берега, который целовала,
Крик  горлицы  затих
И сладострастные зефиры
Заснули в чашах испитых.

Давай обнимемся, о, Благодать Небес,
Ни в чём богов не упрекая
Однажды в день Земли, и от Любви
Лишимся чувств, соединившись  в сладкозвучном вздохе.

Les pr;ludes

[...]
L'onde qui baise ce rivage,
De quoi se plaint-elle ; ses bords ?
Pourquoi le roseau sur la plage,
Pourquoi le ruisseau sous l'ombrage
Rendent-ils de tristes accords ?

De quoi g;mit la tourterelle
Quand, dans le silence des bois,
Seule aupr;s du ramier fid;le,
L'Amour fait palpiter son aile,
Les baisers ;touffent sa voix ?

Et toi, qui mollement te livre
Au doux sourire du bonheur,
Et du regard dont tu m'enivre,
Me fais mourir, me fais revivre,
De quoi te plains-tu sur mon coeur ?

Plus jeune que la jeune aurore,
Plus limpide que ce flot pur,
Ton ;me au bonheur vient d';clore,
Et jamais aucun souffle encore
N'en a terni le vague azur.

Cependant, si ton coeur soupire
De quelque poids myst;rieux,
Sur tes traits si la joie expire,
Et si tout pr;s de ton sourire
Brille une larme dans tes yeux,

H;las ! c'est que notre faiblesse,
Pliant sous sa f;licit;
Comme un roseau qu'un souffle abaisse,
Donne l'accent de la tristesse
M;me au cri de la volupt; ;

Ou bien peut-;tre qu'avertie
De la fuite de nos plaisirs,
L';me en extase an;antie
Se r;veille et sent que la vie
Fuit dans chacun de nos soupirs.

Ah ! laisse le z;phire avide
; leur source arr;ter tes pleurs ;
Jouissons de l'heure rapide :
Le temps fuit, mais son flot limpide
Du ciel r;fl;chit les couleurs.

Tout na;t, tout passe, tout arrive
Au terme ignor; de son sort :
; l'Oc;an l'onde plaintive,
Aux vents la feuille fugitive,
L'aurore au soir, l'homme ; la mort.

Mais qu'importe, ; ma bien-aim;e !
Le terme incertain de nos jours ?
Pourvu que sur l'onde calm;e,
Par une pente parfum;e,
Le temps nous entra;ne en son cours ;

Pourvu que, durant le passage,
Couch; dans tes bras ; demi,
Les yeux tourn;s vers ton image,
Sans le voir, j'aborde au rivage
Comme un voyageur endormi.

Le flot murmurant se retire
Du rivage qu'il a bais;,
La voix de la colombe expire,
Et le voluptueux z;phire
Dort sur le calice ;puis;.

Embrassons-nous, mon bien supr;me,
Et sans rien reprocher aux dieux,
Un jour de la terre o; l'on aime
;vanouissons-nous de m;me
En un soupir m;lodieux. [...]

ОЗЕРО

Итак, всему конец! К таинственному брегу
Во мрак небытия несёт меня волной,
И воспротивиться на миг единый бегу
;Не в силах якорь мой.

Ах, озеро, взгляни: один лишь год печали
Промчался, — и теперь на самых тех местах,
Где мы бродили с ней, сидели и мечтали,
;Сижу один в слезах...

Ты так же со скалой угрюмою шептало,
И грызло грудь её могучею волной,
И ветром пену с волн встревоженных кидало
;На ножки дорогой.

О вечер счастия, где ты, когда я с нею
Скользил по озеру, исполнен сладких дум,
И услаждал мой слух гармонией своею
;Согласных вёсел шум?

Но вдруг раздался звук средь тишины священной,
И эхо сладостно завторило словам,
Притихло озеро, — и голос незабвенный
;Понесся по волнам:

«О время, не лети! Куда, куда стремится
;Часов твоих побег?
О, дай, о, дай ты нам подоле насладиться
;Днём счастья, днём утех!

Беги для страждущих, — довольно их воззвала
;Судьба на жизни путь! —
Лети и притупи их рока злое жало
;И счастливых забудь.

Напрасно я прошу хоть миг один у рока:
;Сатурн летит стрелой.
Я говорю: о ночь, продлись! — и блеск востока
;Уж спорит с темнотой.

Любовь, любовь! Восторгов неужели
;Не подаришь ты нам —
У нас нет пристани, и время нас без цели
;Мчит быстро по волнам».

О время, неужель позволено судьбою,
Чтоб дни, когда любовь все радости свои
Дает нам, пронеслись с такой же быстротою,
;Как горестные дни?

Ах, если бы хоть след остался наслаждений!
Неужели всему конец и навсегда,
И время воротить нам радостных мгновений
;Не хочет никогда?

Пучины прошлого, ничтожество и вечность,
Какая цель у вас похищенным часам?
Скажите, может ли хоть раз моя беспечность
;Поверить райским снам?

Ах, озеро, скалы, леса и сумрак свода
Пещеры, — смерть от вас с весною мчится прочь!
Не забывай хоть ты, прелестная природа,
;Блаженнейшую ночь,

В час мёртвой тишины, в час бурь освирипелых,
И в берегах твоих, играющих с волной,
И в соснах сумрачных, и в скалах поседелых,
;Висящих над водой

И в тихом ветерке с прохладными крылами,
И в шуме берегов, вторящих берегам,
И в ясной звездочке, сребристыми лучами
;Скользящей по струям, —

Чтоб свежий ветерок дыханьем ароматным,
И даже шелестом таинственным тростник, —
Всё б говорило здесь молчанием понятным:
;«Любовь, заплачь о них!»
1820

Пер. Афанасий Фет

le lac

Ainsi, toujours pouss;s vers de nouveaux rivages,
Dans la nuit ;ternelle emport; sans retour,
Ne pourrons-nous jamais sur l’oc;an des ;ges
Jeter l’ancre un seul jour ?

; lac ! l’ann;e ; peine a fini sa carri;re,
Et pr;s des flots ch;ris qu’elle devait revoir,
Regarde ! je viens seul m’asseoir sur cette pierre
O; tu la vis s’asseoir !

Tu mugissais ainsi sous ces roches profondes ;
Ainsi tu te brisais sur leurs flancs d;chir;s ;
Ainsi le vent jetait l’;cume de tes ondes
Sur ses pieds ador;s.

Un soir, t’en souvient-il ? nous voguions en silence ;
On n’entendait au loin, sur l’onde et sous les cieux,
Que le bruit des rameurs qui frappaient en cadence
Tes flots harmonieux.

Tout ; coup des accents inconnus ; la terre
Du rivage charm; frapp;rent les ;chos :
Le flot plus attentif, et la voix qui m’est ch;re
Laissa tomber ces mots :

« ; temps, suspends ton vol ! et vous, heures propices,
» Suspendez votre cours !
» Laissez-nous savourer les rapides d;lices
» Des plus beaux de nos jours !

» Assez de malheureux ici-bas vous implorent,
» Coulez, coulez pour eux ;
» Prenez avec leurs jours les soins qui les d;vorent ;
» Oubliez les heureux.

» Mais je demande en vain quelques moments encore,
» Le temps m’;chappe et fuit ;
» Je dis ; cette nuit : Sois plus lente ; et l’aurore
» Va dissiper la nuit.

» Aimons donc, aimons donc ! de l’heure fugitive,
» H;tons-nous, jouissons !
» L’homme n’a point de port, le temps n’a point de rive ;
» Il coule, et nous passons ! »


Temps jaloux, se peut-il que ces moments d’ivresse,
O; l’amour ; longs flots nous verse le bonheur,
S’envolent loin de nous de la m;me vitesse
Que les jours de malheur ?

H; quoi ! n’en pourrons-nous fixer au moins la trace ?
Quoi ! pass;s pour jamais ? quoi ! tout entiers perdus ?
Ce temps qui les donna, ce temps qui les efface,
Ne nous les rendra plus ?

;ternit;, n;ant, pass;, sombres ab;mes,
Que faites-vous des jours que vous engloutissez ?
Parlez : nous rendrez-vous ces extases sublimes
Que vous nous ravissez ?

; lacs ! rochers muets ! grottes ! for;t obscure !
Vous que le temps ;pargne ou qu’il peut rajeunir,
Gardez de cette nuit, gardez, belle nature,
Au moins le souvenir !

Qu’il soit dans ton repos, qu’il soit dans tes orages,
Beau lac, et dans l’aspect de tes riants coteaux,
Et dans ces noirs sapins, et dans ces rocs sauvages
Qui pendent sur tes eaux !

Qu’il soit dans le z;phyr qui fr;mit et qui passe,
Dans les bruits de tes bords par tes bords r;p;t;s,
Dans l’astre au front d’argent qui blanchit ta surface
De ses molles clart;s !

Que le vent qui g;mit, le roseau qui soupire,
Que les parfums l;gers de ton air embaum;,
Que tout ce qu’on entend, l’on voit ou l’on respire,
Tout dise : Ils ont aim; !

ОДИНОЧЕСТВО

Когда на склоне дня, в тени усевшись дуба

И грусти полн, гляжу с высокого холма

На дол, у ног моих простершийся, мне любо

Следить, как все внизу преображает мгла.

Здесь плещется река волною возмущенной

И мчится вдаль, стремясь неведомо куда;

Там стынет озеро, в чьей глади вечно сонной

Мерцает только что взошедшая звезда.

Пока за гребень гор, где мрачный бор теснится,

еще цепляется зари последний луч,

Владычицы теней восходит колесница,

Уже осеребрив края далеких туч.

Меж тем, с готической срываясь колокольни,

Вечерний благовест по воздуху плывет,

И медным голосом, с звучаньем жизни дольней

Сливающимся в хор, внимает пешеход.

Но хладною душой и чуждой вдохновенью

На это зрелище взирая без конца,

Я по земле влачусь блуждающею тенью:

Ах, жизнетворный диск не греет мертвеца!

С холма на холм вотще перевожу я взоры,

На полдень с севера, с заката на восход.

В свой окоем включив безмерные просторы,

Я мыслю: «Счастие нигде меня не ждет».

Какое дело мне до этих долов, хижин,

Дворцов, лесов, озер, до этих скал и рек?

Одно лишь существо ушло – и, неподвижен

В бездушной красоте, мир опустел навек!

В конце ли своего пути или в начале

Стоит светило дня, его круговорот

Теперь без радости слежу я и печали:

Что нужды в солнце мне? Что время мне несет?

Что, кроме пустоты, предстало б мне в эфире,

Когда б я мог лететь вослед его лучу?

Мне ничего уже не надо в этом мире,

Я ничего уже от жизни не хочу.

Но, может быть, ступив за грани нашей сферы,

Оставив истлевать в земле мой бренный прах,

Иное солнце – то, о ком я здесь без меры

Мечтаю, – я в иных узрел бы небесах!

Там чистых родников меня пьянила б влага,

Там вновь обрел бы я любви нетленной свет

И то высокое, единственное благо,

Которому средь нас именованья нет!

Зачем же не могу, подхвачен колесницей

Авроры, мой кумир, вновь встретиться с тобой!

Зачем в изгнании мне суждено томиться?

Что общего еще между землей и мной?

Когда увядший лист слетает на поляну,

Его подъемлет ветр и гонит под уклон;

Я тоже желтый лист, и я давно уж вяну;

Неси ж меня отсель, о бурный аквилон!
1822
Перевод:Бенедикт Лившиц

L’Isolement

Souvent sur la montagne, ; l’ombre du vieux ch;ne,
Au coucher du soleil, tristement je m’assieds ;
Je prom;ne au hasard mes regards sur la plaine,
Dont le tableau changeant se d;roule ; mes pieds.

Ici gronde le fleuve aux vagues ;cumantes ;
Il serpente et s’enfonce en un lointain obscur ;
L;, le lac immobile ;tend ses eaux dormantes
O; l’;toile du soir se l;ve dans l’azur.


Au sommet de ces monts couronn;s de bois sombres
Le cr;puscule encor jette un dernier rayon ;
Et le char vaporeux de la reine des ombres
Monte et blanchit d;j; les bords de l’horizon.

Cependant, s’;lan;ant de la fl;che gothique,
Un son religieux se r;pand dans les airs :
Le voyageur s’arr;te, et la cloche rustique
Aux derniers bruits du jour m;le de saints concerts.

Mais ; ces doux tableaux mon ;me indiff;rente
N’;prouve devant eux ni charme ni transports ;
Je contemple la terre ainsi qu’une ;me errante :
Le soleil des vivants n’;chauffe plus les morts.

De colline en colline en vain portant ma vue,
Du sud ; l’aquilon, de l’aurore au couchant,
Je parcours tous les points de l’immense ;tendue,
Et je dis : Nulle part le bonheur ne m’attend.

Que me font ces vallons, ces palais, ces chaumi;res,
Vains objets dont pour moi le charme est envol; ?
Fleuves, rochers, for;ts, solitudes si ch;res,
Un seul ;tre vous manque, et tout est d;peupl; !

Quand le tour du soleil ou commence ou s’ach;ve,
D’un ;il indiff;rent je le suis dans son cours ;
En un ciel sombre ou pur qu’il se couche ou se l;ve,
Qu’importe le soleil ? je n’attends rien des jours.

Quand je pourrais le suivre en sa vaste carri;re,
Mes yeux verraient partout le vide et les d;serts ;
Je ne d;sire rien de tout ce qu’il ;claire ;
Je ne demande rien ; l’immense univers.


Mais peut-;tre au del; des bornes de sa sph;re,
Lieux o; le vrai soleil ;claire d’autres cieux,
Si je pouvais laisser ma d;pouille ; la terre,
Ce que j’ai tant r;v; para;trait ; mes yeux !

L;, je m’enivrerais ; la source o; j’aspire ;
L;, je retrouverais et l’espoir et l’amour,
Et ce bien id;al que toute ;me d;sire,
Et qui n’a pas de nom au terrestre s;jour !

Que ne puis-je, port; sur le char de l’aurore,
Vague objet de mes v;ux, m’;lancer jusqu’; toi !
Sur la terre d’exil pourquoi rest;-je encore ?
Il n’est rien de commun entre la terre et moi.

Quand la feuille des bois tombe dans la prairie,
Le vent du soir s’;l;ve et l’arrache aux vallons ;
Et moi, je suis semblable ; la feuille fl;trie :
Emportez-moi comme elle, orageux aquilons !

Теофиль Готье

Искусство

Искусство тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней:
Стих, мрамор иль металл.

О светлая подруга,
Стеснения гони,
Но туго
Котурны затяни.

Прочь лёгкие приёмы,
Башмак по всем ногам,
Знакомый
И нищим и богам.

Скульптор, не мни покорной
И мягкой глины ком,
Упорно
Мечтая о другом.

С паросским иль куррарским
Борись обломком ты,
Как с царским
Жилищем красоты.
Прекрасная темница!
Сквозь бронзу Сиракуз
Глядится
Надменный облик Муз.

Рукою нежной брата
Очерчивай уклон
Агата,
И выйдет Аполлон.

Художник! Акварели
Тебе не будет жаль!
В купели
Расплавь свою эмаль.

Твори сирен зеленых
С усмешкой на устах,
Склонённых
Чудовищ на гербах.

В трёхярусном сиянье
Мадонну и Христа
Пыланье
Латинского креста.
Всё прах! — Одно, ликуя,
Искусство не умрёт,
Статуя переживёт народ.

И на простой медали,
Найдённой средь камней,
Видали
Неведомых царей.

И сами боги тленны,
Но стих не кончит петь,
Надменный,
Властительней, чем медь.

Работать, гнуть, бороться!
И лёгкий сон мечты
Вольётся
В нетленные черты.
1857
Перевод:
Николай Гумилёв

L'art

Oui, l'oeuvre sort plus belle
D'une forme au travail
Rebelle,
Vers, marbre, onyx, ;mail.

Point de contraintes fausses !
Mais que pour marcher droit
Tu chausses,
Muse, un cothurne ;troit.

Fi du rhythme commode,
Comme un soulier trop grand,
Du mode
Que tout pied quitte et prend !

Statuaire, repousse
L'argile que p;trit
Le pouce
Quand flotte ailleurs l'esprit :

Lutte avec le carrare,
Avec le paros dur
Et rare,
Gardiens du contour pur ;

Emprunte ; Syracuse
Son bronze o; fermement
S'accuse
Le trait fier et charmant ;

D'une main d;licate
Poursuis dans un filon
D'agate
Le profil d'Apollon.

Peintre, fuis l'aquarelle,
Et fixe la couleur
Trop fr;le
Au four de l';mailleur.

Fais les sir;nes bleues,
Tordant de cent fa;ons
Leurs queues,
Les monstres des blasons ;

Dans son nimbe trilobe
La Vierge et son J;sus,
Le globe
Avec la croix dessus.

Tout passe. - L'art robuste
Seul a l';ternit;.
Le buste
Survit ; la cit;.

Et la m;daille aust;re
Que trouve un laboureur
Sous terre
R;v;le un empereur.

Les dieux eux-m;mes meurent,
Mais les vers souverains
Demeurent
Plus forts que les airains.

Sculpte, lime, cis;le ;
Que ton r;ve flottant
Se scelle
Dans le bloc r;sistant !


Первая улыбка весны

Тогда как льётся все случайней
Людской толпы ненужный гам,
Весну приготовляя втайне,
Смеётся Март назло дождям.
Для вербы, горестно склонённой,
Когда и целый мир поник,
Он нежно золотит бутоны,
Разглаживает воротник.
Идёт, как парикмахер ловкий,
В оцепенелые поля
Своею белою пуховкой
Напудрить ветви миндаля.
Природа тихо отдыхает,
А он спустился в голый сад,
Бутоны роз он одевает
В зелёно-бархатный наряд.
Придумывая ряд сольфеджий,
Насвистывая их дроздам,
Сажает в поле он подснежник,
Фиалки сеет там и сям.
И у струи оледенелой,
Где боязливый пьёт олень,
Он ландыша бубенчик белый
Заботливо скрывает в тень.
В траве, чтоб ты её сбирала,
Припрятал землянику он
И ветви сплёл, чтоб тень скрывала
От глаз палящий небосклон.
Когда ж пройдут его недели
И вся работа свершена,
Он повернёт лицо к Апрелю
И скажет: «Приходи, весна!»
1852
Перевод Николая  Гумилёва

Premier sourire de printemps

Tandis qu’; leurs ;uvres perverses
Les hommes courent haletants,
Mars qui rit, malgr; les averses,
Pr;pare en secret le printemps.
Pour les petites p;querettes,
Sournoisement lorsque tout dort,
II repasse des collerettes
Et cis;le des boutons-d’or.
Dans le verger et dans la vigne,
II s’en va, furtif perruquier,
Avec une houppe de cygne,
Poudrer ; frimas l’amandier.
La nature au lit se repose ;
Lui, descend au jardin d;sert
Et lace les boutons de rose
Dans leur corset de velours vert.
Tout en composant des solf;ges
Qu’aux merles il siffle ; mi-voix,
II s;me aux pr;s les perce-neige
Et les violettes au bois.
Sur le cresson de la fontaine
O; le cerf boit, l’oreille au guet,                De sa main cach;e il ;gr;ne
Les grelots d’argent du muguet.
Sous l’herbe, pour que tu la cueilles,
II met la fraise au teint vermeil,
Et te tresse un chapeau de feuilles
Pour te garantir du soleil.
Puis, lorsque sa besogne est faite,
Et que son r;gne va finir,
Au seuil d’avril tournant la t;te,
II dit : « Printemps, tu peux venir ! »

О ЧЕМ ЩЕБЕЧУТ ЛАСТОЧКИ
(Осенняя песня)

Летят желтеющие листья,
Весь сад усыпали они;
Свежее ветер, зори мглистей…
Увы! Весны промчались дни!

Как солнца дар, хранят куртины
Цветов последних лепестки:
В пунцовых звездах георгины,
В червонных шляпках ноготки.

Дождь льется, наводя дремоту
Подернул рябью гладь пруда.
И ласточки спешат к отлету:
Вот-вот зима и холода!

Уселись стайкой на тесинах
Замшелой крыши - не сочтешь!
Одна щебечет: "Как в Афинах
Вал старой крепости хорош!

В резных карнизах Парфенона
Селюсь я там, заткнув гнездом
Дыру сквозную у фронтона,
Давно пробитую ядром".

Другая: "В Смирне, над кофейной.
Мое жилье. Там в час зари
Хаджи сидят благоговейно,
Считая четок янтари.

Знаком мне трубок запах резкий
И дыма сизого туман -
Коснусь, влетая, алой фески,
Задену шелковый тюрбан".

И эта: "Мне в Бальбеке любо,
В триглифе храма, над окном
Кормить птенцов ширококлювых,
За гвоздь цепляясь коготком".

И та: "Мой адрес неизменен -
Вот: замок рыцарский, Родос.
Мой дом в колонне, средь расщелин,
На капители черных роз".

Вот пятая: "Нет, я - на Мальту:
Старею - труден мне полет...
Спущусь там на уступ базальта,
Меж синевой небес и вод".

Шестая: "Как хорош в Каире
С резною вышкой минарет!
Изгиб орнамента - и в мире
Жилья к зиме уютней нет".

1859

Пер. Михаил Касаткин

Ce que disent les hirondelles

Chanson d'automne

D;j; plus d'une feuille s;che
Pars;me les gazons jaunis ;
Soir et matin, la brise est fra;che,
H;las ! les beaux jours sont finis !

On voit s'ouvrir les fleurs que garde
Le jardin, pour dernier tr;sor :
Le dahlia met sa cocarde
Et le souci sa toque d'or.

La pluie au bassin fait des bulles ;
Les hirondelles sur le toit
Tiennent des conciliabules :
Voici l'hiver, voici le froid !

Elles s'assemblent par centaines,
Se concertant pour le d;part.
L'une dit : " Oh ! que dans Ath;nes
Il fait bon sur le vieux rempart !

" Tous les ans j'y vais et je niche
Aux m;topes du Parth;non.
Mon nid bouche dans la corniche
Le trou d'un boulet de canon. "

L'autre : " J'ai ma petite chambre
A Smyrne, au plafond d'un caf;.
Les Hadjis comptent leurs grains d'ambre
Sur le seuil d'un rayon chauff;.

" J'entre et je sors, accoutum;e
Aux blondes vapeurs des chibouchs,
Et parmi les flots de fum;e,
Je rase turbans et tarbouchs. "

Celle-ci : " J'habite un triglyphe
Au fronton d'un temple, ; Balbeck.
Je m'y suspends avec ma griffe
Sur mes petits au large bec. "

Celle-l; : " Voici mon adresse :
Rhodes, palais des chevaliers ;
Chaque hiver, ma tente s'y dresse
Au chapiteau des noirs piliers. "

La cinqui;me : " Je ferai halte,
Car l';ge m'alourdit un peu,
Aux blanches terrasses de Malte,
Entre l'eau bleue et le ciel bleu. "

La sixi;me : " Qu'on est ; l'aise
Au Caire, en haut des minarets !
J'emp;te un ornement de glaise,
Et mes quartiers d'hiver sont pr;ts. "

" A la seconde cataracte,
Fait la derni;re, j'ai mon nid ;
J'en ai not; la place exacte,
Dans le pschent d'un roi de granit. "

Toutes : " Demain combien de lieues
Auront fil; sous notre essaim,
Plaines brunes, pics blancs, mers bleues
Brodant d';cume leur bassin ! "

Avec cris et battements d'ailes,
Sur la moulure aux bords ;troits,
Ainsi jasent les hirondelles,
Voyant venir la rouille aux bois.

Je comprends tout ce qu'elles disent,
Car le po;te est un oiseau ;
Mais, captif ses ;lans se brisent
Contre un invisible r;seau !

Des ailes ! des ailes ! des ailes !
Comme dans le chant de Ruckert,
Pour voler, l;-bas avec elles
Au soleil d'or, au printemps vert !

ШАРЛЬ  БОДЛЕР

Голос

Да, колыбель моя была в библиотеке;
Пыль, Вавилон томов, пергамент, тишина,
Романы, словари, латыняне и греки...
Я, как in folio, возвышен был тогда.
Два голоса со мной о жизни говорили.
 
Один, коварен, тверд, сказал мне: «Мир - пирог.
Развей свой аппетит. Ценой своих усилий
Познаешь сладость ты всего, что создал Бог».
Другой же закричал: «Плыви в бездонных сказках
Над тем, что мыслимо, над тем, что мерит метр».
Ах, этот голос пел, баюкал в странных ласках,
Пугал и волновал, как с набережной ветр,
Как кличущий фантом, пришедший ниоткуда.
Я отвечал: «Иду!» И это я тогда
Вдруг ощутил ту боль и ту судьбу, что всюду
Ношу теперь с собой, ношу всегда, всегда...
Я вижу новые созвездья из алмазов
В чернейшей бездне снов, за внешностью вещей;
Раб ясновиденья и мученик экстазов,
Я волоку с собой неистребимых змей.
И это с той поры я, как пророк, блуждаю;
В пустынях и морях я, как пророк, один.
Я в трауре смеюсь, я в праздники рыдаю
И прелесть нахожу во вкусе горьких вин.
Мне факты кажутся какой-то ложью шумной,
Считая звезды в тьме, я попадаю в ров...
Но Голос шепчет мне: «Храни мечты, безумный!
Не знают умники таких прекрасных снов...»
Перевод А. Лозино-Лозинского

 La Voix

Mon berceau s'adossait ; la biblioth;que,
Babel sombre, o; roman, science, fabliau,
Tout, la cendre latine et la poussi;re grecque,
Se m;laient. J';tait haut comme un in-folio.
Deux voix me parlaient. L'une, insidieuse et ferme,
Disait: «La Terre est un g;teau plein de douceur;
Je puis (et ton plaisir serait alors sans terme!)
Te faire un app;tit d'une ;gale grosseur.»
Et l'autre: «Viens! oh! viens voyager dans les r;ves,
Au del; du possible, au del; du connu!»
Et celle-l; chantait comme le vent des gr;ves,
Fant;me vagissant, on ne sait d'o; venu,
Qui caresse l'oreille et cependant l'effraie.
Je te r;pondis: «Oui! douce voix!» C'est d'alors
Que date ce qu'on peut, h;las! nommer ma plaie
Et ma fatalit;. Derri;re les d;cors
De l'existence immense, au plus noir de l'ab;me,
Je vois distinctement des mondes singuliers,
Et, de ma clairvoyance extatique victime,
Je tra;ne des serpents qui mordent mes souliers.
Et c'est depuis ce temps que, pareil aux proph;tes,
J'aime si tendrement le d;sert et la mer;
Que je ris dans les deuils et pleure dans les f;tes,
Et trouve un go;t suave au vin le plus amer;
Que je prends tr;s souvent les faits pour des mensonges,
Et que, les yeux au ciel, je tombe dans des trous.
Mais la voix me console et dit: «Garde tes songes:
Les sages n'en ont pas d'aussi beaux que les fous!»

Человек и Море

Свободный человек, от века полюбил
Ты океан - двойник твоей души мятежной;
В разбеге вечном волн он, как и ты, безбрежный,
Всю бездну горьких дум чудесно отразил.

Ты рвешься ринуться туда; отваги полн,
Чтоб заключить простор холодных вод в объятья,
Развеять скорбь души под гордый ропот волн,
Сливая с ревом вод безумные проклятья.

Вы оба сумрачны, зловеще-молчаливы.
Кто, человек, твои изведал глубины?
Кто скажет, океан, куда погребены
Твои несметные богатства, страж ревнивый?

И, бездны долгих лет сражаясь без конца,
Не зная жалости, пощады, угрызений,
Вы смерти жаждете, вы жаждете сражений,
Два брата страшные, два вечные борца!
1857
Перевод: Эллиса

 L'Homme et la mer

Homme libre, toujours tu ch;riras la mer!
La mer est ton miroir; tu contemples ton ;me
Dans le d;roulement infini de sa lame,
Et ton esprit n'est pas un gouffre moins amer.

Tu te plais ; plonger au sein de ton image;
Tu l'embrasses des yeux et des bras, et ton coeur
Se distrait quelquefois de sa propre rumeur
Au bruit de cette plainte indomptable et sauvage.

Vous ;tes tous les deux t;n;breux et discrets:
Homme, nul n'a sond; le fond de tes ab;mes;
; mer, nul ne conna;t tes richesses intimes,
Tant vous ;tes jaloux de garder vos secrets!

Et cependant voil; des si;cles innombrables
Que vous vous combattez sans piti; ni remords,
Tellement vous aimez le carnage et la mort,
; lutteurs ;ternels, ; fr;res implacables!

Бездна 
Перевод с французского Ильи Голенищева-Кутузова

Паскаль изведал бездны притяженье,
Всё пропасть – мысли, действия, слова.
И дыбом волосы встают. И голова
Испытывает древнее круженье.

Вверху, внизу молчанье, звук бессвязный;
Вновь тишина… Пространство – гнет цепей.
Лишь пальцем вещим по канве ночей
Рисует Бог кошмар многообразный.

Я снов боюсь, как ямы, засыпая.
Куда иду, со страхом замечая
Из окон мира вечность всех веществ?

И дух мой мечется, и сердце замирает,
Бесчувственность напрасно призывает, –
Не выйти мне из чисел и существ!

Le gouffre
Pascal avait son gouffre, avec lui se mouvant.
- H;las ! tout est ab;me, - action, d;sir, r;ve,
Parole ! et sur mon poil qui tout droit se rel;ve
Maintes fois de la Peur je sens passer le vent.

En haut, en bas, partout, la profondeur, la gr;ve,
Le silence, l'espace affreux et captivant...
Sur le fond de mes nuits Dieu de son doigt savant
Dessine un cauchemar multiforme et sans tr;ve.

J'ai peur du sommeil comme on a peur d'un grand trou,
Tout plein de vague horreur, menant on ne sait o; ;
Je ne vois qu'infini par toutes les fen;tres,

Et mon esprit, toujours du vertige hant;,
Jalouse du n;ant l'insensibilit;.
Ah ! ne jamais sortir des Nombres et des Etres !

Фредерик Мистраль

Чаша

Щедрым сердцем каталонца
В дар Провансу отдана,
Чаша блещет ярче солнца,
До краёв полна вина.

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!

Древнего Прованса дети,
Мы его последний щит.
В каждом истинном поэте
Слава прадедов звучит.

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!

Ради счастья, ради света
Мы, поэты, рождены -
Ради нового расцвета
Милой сердцу стороны.

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!

Одари надеждой твёрдой,
Грёзой вечно молодой,
Памятью живой и гордой,
Верой ясной и простой.

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!

Одари высоким знаньем
Истины и Красоты
И великим ликованьем
Въяве сбывшейся мечты.

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!

Одари прекрасным даром
Песни звонкие слагать
И поэзии пожаром
В душах яростных пылать!

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!

Каталонцы, с вами вместе
Славу родине поём!
Символ дружества и чести,
Чаша полнится вином!

  Чаша чистая,
  Святая,
  Светлой радостью гори.
  Вместе с огненною влагой
  Силой, радостью, отвагой
  Наши души одари!
1867
Перевод М.Ваксмахера

Coupo Santo

Prouven;au, veici la Coupo
Que nous v;n di Catalan ;
A-de-r;ng beguen en troupo
Lou vin pur de noste plant.

Coupo Santo
E versanto
Vuejo ; plen bord
Vuejo abord
Lis estrambord
E l'enavans di fort;!

D'un vi;i pople fi;r e libre
Sian bessai la finicioun ;
E, se toumbon li Felibre
Toumbara nosto nacioun.

D'uno ra;o que regreio
Sian bessai li proumi; gr;u ;
Sian bessai de la patr;o
Li cepoun emai li pri;u.

Vuejo-nous lis esperan;o
E li raive d;u jouv;nt,
D;u passat la remembran;o
E la fe dins l'an que v;n.

Vuejo-nous la couneiss;n;o
D;u Verai emai d;u B;u,
E lis ;uti jou;ss;n;o
Que se trufon d;u toumb;u.

Vuejo-nous la Pou;sio
P;r canta tout ;o que vi;u,
Car es elo l'ambrous;o
Que tremudo l'ome en di;u.

P;r la gl;ri d;u terraire
Vautre enfin que sias couns;nt
Catalan, de liuen, o fraire,
Coumunien t;utis ens;n;!

Coupo Santo
E versanto
Vuejo ; plen bord
Vuejo abord
Lis estrambord
E l'enavans di fort;!

 
  МАГАЛИ
- О Магали, мой ангел чистый,
Проснись и выгляни в окно:
Звенит мой бубенец сребристый
С напевом скрипки заодно.
Зари ждет небо, звезд полно;
Но появись ты -
И побледнеет звездный рой
Перед тобой.

«Оставь меня с твоею скрипкой,
Не нужно песен глупых мне -
Не то нырну, как угорь гибкий,
И скроюсь в синей глубине».
- О Магали, когда на дне
Ты станешь рыбкой,
То рыбаком прикинусь я -
И ты моя.
«Пока закинешь невод тяжкий,
Я стану птичкой - и в кусты,
И посмеются над бедняжкой
Из их зеленой густоты».
- О Магали, но если ты
Взовьешься пташкой,
То птицеловом стану я -
И ты моя.

«А я вспорхну тогда высоко
И стану тучкой, там, вдали,
И улечу в края Востока
За ветром, мчащим корабли».
- А если ветер Магали
Умчит далеко,
То вольной бурей стану я -
И ты моя.

«Я не поддамся урагану:
Укроет солнышко меня -
Я там сгорю, но вновь воспряну
Лучом сиянья и огня!»
- Да, Магали, стань светом дня!
Ужом я стану:
На солнце греется змея -
И ты моя.
«Не дам ни свету я, ни зною
Змее, что ползает в пыли:
Я поплыву тогда луною
Над снами дремлющей земли...»
- Да, стань луною, Магали,
Луной ночною:
Туманной дымкой стану я -
И ты моя.

«Нет, не возьмешь меня обманом:
Я обернусь, чтоб ускользнуть,
Лесным платаном-великаном,
Одев корой лицо и грудь...»
- Да, Магали, о друг мой, - будь
Лесным платаном:
Плющом зеленым стану я -
И ты моя.

«Так в монастырь - моя дорога!
Туда уйду от суеты.
Чтоб жить, вся в белом, тихо, строго,
Среди молитв и чистоты...»
- Там, Магали, где станешь ты
  Невестой Бога,
Твоим налоем стану я -
И ты моя.
«Нет! Если б хитрость или сила
В мой монастырь тебя ввели -
Увидишь гроб, и дым кадила,
И крест, и насыпь из земли!»
- О, если скроет, Магали,
Тебя могила,
Сырой землею стану я -
И ты моя!

«Постой... я выйду на крылечко,
Чтоб не услышали они...
Возьми хрустальное колечко -
Не позабудь - не измени...»
- О Магали!..
Теперь взгляни,
Мое сердечко:
Как побледнел весь звездный рой
Перед тобой!
Перевод В. Жаботинского

Magali

O Magali,ma tant amado,
Mete ta t;sto au fenestroun !
Escouto un pau aquesto aubado
De tambourin e de viouloun.

Le ciel est l;-haut plein d';toiles
Le vent est tomb;
Mais les ;toiles p;liront
En te voyant !

Pas ma; que dou murmur di broundo,
De toun aubado I;u fau cas !
Mai i;u m'envaou dins la mar bloundo
Me faire anguielo de roucas.

O Magali,si tu te fais
Le poisson de l'onde,
Moi,le p;cheur je me ferai
Je te p;cherai !

Oh! ma;,se tu te fas pesca;re
Ti vertoulet quand jitaras,
I;u me fara; l'auceu voulaire,
M'envoulara; dins li campas.

O Magali,si tu te fais
l'oiseau de l'aire,
Je me ferai,moi,le chasseur,
Je te chasserai.

I perdigau, I bouscarido
Se v;nes,tu cala ti las,
I;u me fara; l'herbo flourido
E m'escoudrai dins li pradas.

O Magali,si tu te fais
La marguerite,
Je me ferai,moi,l'eau limpide,
Je t'arroserai

Se tu te fas l'eigueto lindo,
I;u me fara; lou nivoulas,
E i;u m'enanara; ansindo
A l'Americo,perabas!

O Magali, si tu t'en vas
aux lointaines Indes
Je me ferai,moi,le vent de mer,
Je te porterai !

Se tu te fas la marinado,
I;u fugira; d'un autre las:
I;u me fara; l'escandihado
Dou grand soul;u que found lou glas !

O Magali,si tu te fais
le rayonnement du soleil,
Je me ferai,moi,le vert l;zard,
Et je te boirai !

Se tu te r;ndes l'alabreno
Que se rescound dins lou bartas,
I;u me rendra; la luno pleno
Que dins la niue fa; lume i masc !

O Magali,si tu te fais
Lune sereine,
Je me ferai, moi,belle brume,
Je t'envelopperai.

Ma; se la n;blo m'enmmantello,
Tu,p;r aco,noun me tendras,
I;u,bello roso vierginello,
M'espandira; dins l'espinas !

O Magali,si tu te fais
La rose belle,
Le papillon,moi, je me ferai,
Je te baiserai.

Va;,caligua;re,courre,courre!
Jama;,jama; m'agantaras.
I;u,de la rusco d'un grand roure
Me vestira; dins lou bouscas.

O Magali,si tu te fais
l'arbre des mornes
Je me ferai,moi,la touffe de lierre,
Je t'embrasserai !

Se me vos prene ; la brasseto,
R;n qu'un vi;i chaine arraparas...
I;u me fara; blanco moungeto
Dou mounasti; dou grand San Blas!

O Magali,si tu te fais
Nonnette blanche,
Moi,pr;tre, ; confesse
Je t'entendrai !

Se doou couv;nt passes li porto,
Touti li mounjo trouvaras
Qu'; moun entour saran p;r orto,
Car en sus;ri me veiras !

O Magali,si tu te fais
la pauvre morte,
Alors la terre,je me ferai,
L; je t'aurai!

Aro coumence enfin de cr;ire
Que noun me parles en ris;nt.
Vaqui moun aneloun de v;ire
P;r souven;n;o, o b;u jouv;nt !


O Magali,tu me fais du bien!...
Mais,d;s qu'elles t'ont vue,
; Magali, vois les ;toiles,
Comme elles ont p;li !

  УТЕС СИЗИФА

Восходит на гору Аидова владенья
Сизиф. Напрасно он горланит оскорбленья
Богам. О, как рукам тяжел скалы массив.
Послушайте же миф, как мучился Сизиф.

Аидом осужден утес вознесть к зениту,
На самый верх горы, прижавшись к монолиту
Громоздкой глыбы, он, скрепленных рук скобой,
Весь взмыленный, утес толкает пред собой.
Пусть камень тянет вниз - на высоте отрога
Сизиф найдет покой, забудется дорога.
Валун пробороздил горы тугую грудь.
Вершина близится, но долог этот путь -
Споткнешься, вновь идешь, не разгибая спину.
Сизиф ползет на склон, спускается в ложбину.
По щебню колкому, раздавленным кустам,
Распаханным скалой расхоженным тропам
Взбирается Сизиф, и липкий пот струится
По грязной бороде, на грудь, на ягодицы.
Угрюмый мученик, за шагом шаг - вперед!
То жила вздуется, то бицепс в свой черед.
Все круче склоны гор, отвесней переправы -
Откосами теснин сменяются канавы.
В скалу вонзаются зазубрины ногтей -
Скале не вырваться из жилистых кистей.
Он кровью сбитых стоп свой тяжкий путь пятнает.
И боль он чувствует, изнеможенье знает.
Еще усилие и напряглось плечо -
Он задыхается, он дышит горячо -
Проклятья, ругань, хрип в клокочущей гортани...
Но в миг, когда б ему, встав на вершинной грани,
Утес тот водрузить на самый стык конька
Желанной маковки - бессильная рука
Свой отпускает груз и в тишину ущелья
Летит он молнией с гадесова очелья.

Богини, дочери небес, хозяйки гор
На шум слетаются, заводят разговор:
«Несчастный, нам самим твоею болью больно,
Однако ж спесь оставь и плакаться довольно -
Судьба благоволит к покорным добрякам».
Сизиф же скорбный взор возводит к облакам,
Глядит страдальчески сквозь белые виденья.
Досады, гордости, тоски, остервененья
Печати лик его корежат, и, богинь
Не слыша, он глядит в заоблачную синь.
Так обречен толкач, утес к себе вплотную
Прижав, одолевать вершину роковую

Навек, покуда сам себя не изведет.
Так мир творится наш, покуда не падет.

Когда-то звали нас народ-законотворец.
А в Эксе властвовал король - не царедворец.
Природы музыка ложилась на уста -
Язык наш был сама наивность, чистота.
В сапожках узеньких по праздникам плясали
Мы фарандолу так, что жен не замечали.
Но днями сладкими присытившись сполна,
Нам стала вдруг скучна родная сторона...
Мы в путь по Франции пустились бесконечный.
Вперед! Эх, славные французики, извечный
Наш быт, обычаи мы в кучу громоздим,
Чтобы спалить дотла. Мы память на щадим»
Прощайте ж, консулы, сулившие свободы,
Труверы, знахари - смешные сумасброды.
Былое - сонмище веселых небылиц.
Прощай же, Родина, должница из должниц.
На графские места уселись бюрократы;
А модные портки, видать, нам длинноваты;
Когда ж в отеческом дому на Рождество
Святили пироги, хвалили божество,
Еще не ведали, что ждет нас хлеб чужбины,
Велик лишь тот народ, чьи нации едины!

Едина ж Франция, борьбой искажена,
Свободой дышит ли, врагом покорена -
Всегда прославленна, сильна и именита.
Еще усилие - она в лучах зенита...
Царица, цель близка. Но на вершине ждет
Тебя отвесный край. Не двигайся вперед -
Чтоб слух не распознал кликушескую дерзость:
«Отчизны больше нет. Достигнутое - мерзость.
Границы опустить. Былое - душный склеп.
Стал богом человек. Он - личность, хоть и слеп».

Где человечность, там и жизнь бурлит! Французы,
С наследием отцов мы разрываем узы,
Фамильное гнездо пуская с молотка.
Неблагодарные, мы смотрим свысока
На новый путь, что нам сулят Христа законы.
Ах, что нам райские ручьи, поля и склоны.
Покрыты ржавчиной, не стоят и гроша
Все эти Д Арк, Луи, Тюренны. Вороша
Их имена - уже не вспомнить их отличья.
А в чем нужда сейчас лишенные величья
Твердить названия - Аустерлиц, Бувин,
Иена и Денэ, их слава - миг один.
Бог пожирал мозги и кровь глотал без меры,
Чтоб перекочевать сюда из прошлой эры!

Пока к губам несли мы страсбургское пиво,
Дробь барабанная взметнула песнь призыва.
Толпа, где всяк нам брат, накинулась на нас
И кружки пенные нам вбила между глаз.
О, Император наш - предатель! Исступленно
Мы все крушим - и вот Вандомская колонна
Лежит повержена, разбиты купола,
Враждебный нам Париж мы пепелим дотла;
Священников тупых мы к виселицам тащим,
Чтобы прогресса пик стал нашим Настоящим.

1 сентября 1871

Перевод: Ник. И-й

Джозуэ КАРДУЧЧИ
Здесь царит любовь
Сонет
Где ты, моя любовь, что в ясном взоре
С лучом слила улыбку милых глаз?
Кому напевность сердца в этот час
Ты подарила в нежном разговоре?
Среди цветов ли в свежем их уборе,
Во власти грёзы ты, чей вкрадчив сказ?
Или волнам всех сил своих запас
Ты предаёшь в объятьи их, в их споре?
О, сладкая истома, где бы ты
Ни придавалась воздуху, волне ли,
Где белых плеч красу лучи задели, –
Любовь моя во все вошла мечты,
Где блеск с тобой во всём я без изъятья,
Тебя замкнул я в вечное объятье.
1906
Перевод К.  Бальмонта

 Qui regna amore

Ove sei? de' sereni occhi ridenti
achi tempri il bel raggio, o donna mia?
e l'intima del cor tuo melodia
a chi armonizzi ne' soavi accenti?

Siedi tra l'erbe e i fiori e a' freschi venti
d;i la dolce e pensosa alma in bal;a?
O le membra concesso hai de la pia
onda a gli amplessi di vigor frementi?

Oh, dovunque tu sei, voluttuosa
se l'aura o l'onda con mormorio lento
ti sfiora il viso o a' bianchi omeri posa,

; l'amor mio che in ogni sentimento
vive e ti cerca in ogni bella cosa
e ti cinge d'eterno abbracciamento.

Сонет о сонете
Дал полет божества тебе Данте священный
И с него мастерством ты в лазурь устремился.
У Петрарки ты взял плач души сокровенный -
Тот ручей: он в журчанье стихов не забылся.

Мед Камен, что веками у Тибра хранился,
Мантуанский амброз в тебя влил вдохновенно
Наш Торквато. Альфьери порыв дерзновенный
Со стрелой обездоленных праведно слился.

Кипарисы Ионии песне внимали,
Когда Уго тебя с соловьем обручал,
И акантовой ветвью чело увенчали.

Эту радость и боль я последним поднял.
У гробницы - искусством своим не слукавил
И сонетом отчизну родную восславил.
1865
Перевод: Галина Подольская

IL SONETTO

Dante il mover gli di; del cherubino
E d’aere azzurro e d’or lo circonfuse:
Petrarca il pianto del suo cor, divino
4Rio che pe’ versi mormora, gl’infuse.

La mantuana ambrosia e ’l venosino
Miei gl’impetr; da le tiburti muse
Torquato; e come strale adamantino
8Contro i servi e’ tiranni Alfier lo schiuse.

La nota Ugo gli di; de’ rusignoli
Sotto i ionii cipressi, e de l’acanto
11Cinsel fiorito a’ suoi materni soli.

Sesto io no, ma postremo, estasi e pianto
E profumo, ira ed arte, a’ miei d; soli
14Memore innovo ed a i sepolcri canto.

САН МАРТИНО

Белый туман крадется
Вверх по холмам зелёным;
Под ветерком солёным
Шумное море бурлит;

А по всему предместью
От молодой калины
Запах разносится винный,
Души людей веселит.

Спешат муравьи куда-то
В травах, по бурелому;
Вышел охотник из дому,
В темное небо глядит, —

Там в облаках лиловых
Птиц караван угрюмый,
Точно скитальца думы,
В темную ночь летит.
1887
Перевод с итальянского Е. Солоновича

SAN MARTINO

La nebbia a gl’irti colli
piovigginando sale,
e sotto il maestrale
urla e biancheggia il mar;

ma per le vie del borgo
dal ribollir de’ tini
va l’aspro odor dei vini
l’anime a rallegrar.

Gira su’ ceppi accesi
lo spiedo scoppiettando:
sta il cacciator fischiando
su l’uscio a rimirar

tra le rossastre nubi
stormi d’uccelli neri,
com’esuli pensieri,
nel vespero migrar.


Жозе-Мариа де Эредиа

Героические мечты
   Во всех своих портах, толкуя на стоянке
   с досадою ворчат большие корабли
   про трудное житьё в сплошной морской болтанке,
   про то, что их навек на муки обрекли.
   
   Но дело моряков - не устричные банки.
   Их общая мечта - искания вдали.
   Им будоражат кровь великие приманки
   от эльдорадских руд до древних тайн Земли.
   
   Пока в крутых горах их снежные завалы
   извечно слёзы льют, подтачивая склон,
   и сосны сообща хранят свой долгий сон,
   
   нас молнии секут, нас гнут лихие шквалы.
   И всё же, пусть гроза, пусть волн не превозмочь,
   упрямцы-моряки уходят в злую Ночь.
   
               Reves Heroiques
   
   La voix des lourds vaisseaux amarres pres des greves,
   Disait: Malheur a ceux qui nous ont avilis,
   Et qui nous ont prives des maternelles seves
   Pour l"ennui monotone et l"eternel roulis.
   
   Nous sommes condamnes a promener sans treves
   Les marins au coeur dur, les poetes palis
   Qui vont, fouettes du vent frenetique des reves
   Vers les Eldorados ou les lointains oublis.
   
   Quand aux pics innomes la neige virginale
   Pleure eternellement sous les yeux du soleil,
   Que les pins fraternels bercent leur long sommeil,
   
   Nous au choc des еclairs, tordus par la rafale
   Nous voyons, au milieu de l"horreur et du bruit,
   Les matelots hagards s"engouffrer dans la Nuit!

Поэтам
Прочь с тропок, где бредут обыденность и пресность.
Повыше глянь, поэт ! И менее всего
верь мнению толпы. Ищи такую местность,
где в сам с собой, один, отточишь мастерство.
Какую пользу даст расхожая известность ?
Всё, модное вчера, сегодня уж мертво.
Не славу, не корысть, а правду ценит честность.
Лишь смелых и прямых венчает торжество.
Ты превратишь любовь в любимую науку.
Прославишься, изгнав безвкусицу и скуку.
Ты счастье обретёшь вдали от суеты.
И властелином став в империи мечты,
ты насладишься, вняв божественному звуку
и преданно служа канонам красоты.
Aux Poetes

Il faut fuir les sentiers frayes par le Vulgaire,
Poete, il faut lever plus haut votre regard;
Sans souci des humains, votre ame solitaire,
Doit donner sa ferveur et son amour a l"art.
Que peut vous importer la faveur populaire?
La fortune est un jeu; la gloire est un Hasard;
La popularite n“est qu”une ombre ephemere;
Vous aurez, o poete, une meilleure part.
Vous aimerez d"amour la sublime science,
Votre gloire sera votre conscience,
Et vous serez heureux de votre obscurite;
Car c"est une secrete et noble volupte
De pouvoir sans temoin, enivre d"esperance,
Contempler dans son Coeur l"ideale Beaute.
Potosi* 27 mars 1861
  Перевод Владимира Кормана

Морской ветер
Перевод с французского Ады Оношкович-Яцыны

Зима раздела степь и берег одичалый.
Все умерло. Лишь там, где бьет в кремнистый склон
Волн атлантических неутомимый гон,
Последний лепесток трепещет, запоздалый.

Но тонкий аромат сюда, на эти скалы,
Струей воздушною от моря занесен,
И сердце теплотой переполняет он;
Откуда он летит, тот запах небывалый?

Я узнаю его. Он с запада, где спят
Гаити синяя и знойный Тринидад,
Не в силах превозмочь слепящее сиянье;

И на кимрийские поля издалека
С родными ветрами ко мне лилось дыханье
В садах Америки расцветшего цветка.

Сб. «Трофеи», 1893
Раздел «Бретонское море»

Brise marine

L'hiver a d;fleuri la lande et le courtil.
Tout est mort. Sur la roche uniform;ment grise
O; la lame sans fin de l'Atlantique brise,
Le p;tale fan; pend au dernier pistil.

Et pourtant je ne sais quel arome subtil
Exhal; de la mer jusqu'; moi par la brise,
D'un effluve si ti;de emplit mon coeur qu'il grise ;
Ce souffle ;trangement parfum;, d'o; vient-il ?

Ah ! Je le reconnais. C'est de trois mille lieues
Qu'il vient, de l'Ouest, l;-bas o; les Antilles bleues
Se p;ment sous l'ardeur de l'astre occidental ;

Et j'ai, de ce r;cif battu du flot kymrique,
Respir; dans le vent qu'embauma l'air natal
La fleur jadis ;close au jardin d'Am;rique.

Стефан Малларме

Вздох
Ко лбу мечтательницы, тихая сестра,
К венку из родинок, к волненью серебра
И к странным небесам внимательного взгляда
Идет моя душа, как из немого сада,
Как белый вздох воды к Лазури без теней!
– К Лазури милостивой чистых Октябрей,
Которая глядит в огромном водоеме
Cвою неведомость, свою тоску по доме
В агониях листвы на ряби ледяной –
И видит желтый луч, широкий и живой.
1890
Перевод О. Седаковой
Soupir

Mon ;me vers ton front o; r;ve, ; calme soeur,
Un automne jonch; de taches de rousseur,
Et vers le ciel errant de ton oeil ang;lique
Monte, comme dans un jardin m;lancolique,
Fid;le, un blanc jet d’eau soupire vers l’Azur !
– Vers l’Azur attendri d’Octobre p;le et pur
Qui mire aux grands bassins sa langueur infinie
Et laisse, sur l’eau morte o; la fauve agonie
Des feuilles erre au vent et creuse un froid sillon,
Se tra;ner le soleil jaune d’un long rayon.

Ветер с моря

Давно прочитаны все книги, плоть томится.
Бежать! Я слышу гул: за птицей рвется птица
В морскую ширь, пьяна от брызг и высоты.
Ничто, ни белизной хранимые листы,
Ни лампа над столом в безлюдье ночи черной
Мне сердца не вернут из синевы просторной,
Ни ты, старинный сад, затерянный в зрачках,
Ни девочка-жена с ребенком на руках,
Прощайте! Стимер мой встает под ветер свежий,
Он экзотических достигнет побережий.
О скука под пятой безжалостной мечты,
В прощальный взмах платка, как прежде, веришь ты,
А мачты все скрипят и жадно шторма просят,
Обломками в морях потом их волны носят,
Без мачт, без мачт! вдали от щедрых островков…
Но вслушайся, душа, в напевы моряков!
1893
Перевод Р. Дубровкина

Brise marine

La chair est triste, h;las ! et j’ai lu tous les livres.
Fuir ! l;-bas fuir! Je sens que des oiseaux sont ivres
D’;tre parmi l’;cume inconnue et les cieux !
Rien, ni les vieux jardins refl;t;s par les yeux
Ne retiendra ce coeur qui dans la mer se trempe
; nuits ! ni la clart; d;serte de ma lampe
Sur le vide papier que la blancheur d;fend
Et ni la jeune femme allaitant son enfant.
Je partirai ! Steamer balan;ant ta m;ture,
L;ve l’ancre pour une exotique nature !
Un Ennui, d;sol; par les cruels espoirs,
Croit encore ; l’adieu supr;me des mouchoirs !
Et, peut-;tre, les m;ts, invitant les orages,
Sont-ils de ceux qu’un vent penche sur les naufrages
Perdus, sans m;ts, sans m;ts, ni fertiles ;lots …
Mais, ; mon coeur, entends le chant des matelots !

Лебедь

Могучий, девственный, в красе извивных линий,
Безумием крыла ужель не разорвёт
Он озеро мечты, где скрыл узорный иней
Полётов скованных прозрачно-синий лёд?

И Лебедь прежних дней, в порыве гордой муки
Он знает, что ему не взвиться, не запеть:
Не создал в песне он страны, чтоб улететь,
Когда придёт зима в сиянье белой скуки.

Он шеей отряхнёт смертельное бессилье,
Которым вольного теперь неволит даль,
Но не позор земли, что приморозил крылья.

Он скован белизной земного одеянья,
И стынет в гордых снах ненужного изгнанья,
Окутанный в надменную печаль.
1887
Перевод М.Волошина

Le vierge, le vivace et le bel aujourd’hui
Va-t-il nous d;chirer avec un coup d’aile ivre
Ce lac dur oubli; que hante sous le givre
Le transparent glacier des vols qui n’ont pas fui !

Un cygne d’autrefois se souvient que c’est lui
Magnifique mais qui sans espoir se d;livre
Pour n’avoir pas chant; la r;gion o; vivre
Quand du st;rile hiver a resplendi l’ennui.

Tout son col secouera cette blanche agonie
Par l’espace inflig;e ; l’oiseau qui le nie,
Mais non l’horreur du sol o; le plumage est pris.

Fant;me qu’; ce lieu son pur ;clat assigne,
Il s’immobilise au songe froid de m;pris
Que v;t parmi l’exil inutile le Cygne.


Жасинт Вердагер

Скала Дьявола

В ночь пред новым годом
так и жди беды;
пляшут в блеске молний
черные боры,
и раскаты грома
рушатся с вершин.
Знать, задумал дьявол,
расшатав гранит,
опрокинуть глыбу
с гор на монастырь.
Каменной кувалдой
дьявол кряж долбит,
бьет в скалу тараном —
дубом вековым,
рвет ее когтями
и клыком крушит,
ноет и хохочет,
плачет и визжит.
Пусть, в утес вгрызаясь,
камень в прах крошит —
может, обломает
когти о гранит.
Боже! Накренился
к бездне верх скалы!
Где же Та, что аду
противостоит?
Иноков от смерти
снидет ли спасти,
станет ли покровом
кротких чад своих?
Иноки страшатся
козней сатаны,
Темноликой Деве
шлют они мольбы:
«Дьявол нас обвалом
хочет раздавить!
Слышишь ли Ты, Мати,
грозный гул лавин?
Гонит их нечистый
к нам на монастырь!
Миг еще промедлишь —
и погибли мы!
Помоги нам, Мати,
мы твои сыны!»
И достигли рая
иноков мольбы —
мать ли не услышит
зова чад своих?
Золотые цепи
с неба пали вниз,
шаткую громаду
мимо пронесли.
Гром семижды грянул —
и кусок скалы,
пролетев над храмом,
рухнул с крутизны,
и паденья грохот
бурю перекрыл.
Вспенились потоки,
воды вспять пошли,
Льобрегат взметнулся,
вышел из теснин;
содрогнулись кручи
и зубцы вершин,
чая, что приходит
их последний миг.
Иноки вскричали:
«Чудо! Спасены!
Близ Тебя, Мария,
бури не страшны,
ибо нас покровом
осеняешь Ты!
Мати, сколь твоими
сладко быть детьми!»
А скала, надежно
утвердясь, стоит
под спасенным храмом,
над волной реки.
Под скалою дьявол
заключен в тиски.
Он ревет, как прежде,
нет лишь прежних сил:
каменная глыба
на его груди,
на разбитых лапах —
рухнувший гранит.

Перевод М. Квятковской

L’Emigrant

Dol;a Catalunya,
P;tria del meu cor,
Quan de tu s’allunya
D’enyoran;a es mor.

I
Hermosa vall, bressol de ma infantesa,
Blanc Pirineu,
Marges i rius, ermita al cel suspesa,
Per sempre ad;u!
Arpes del bosc, pinsans i caderneres,
Cantau, cantau,
Jo dic plorant a boscos i riberes:
Ad;u-siau!

II
;On trobar; tos sanitosos climes,
Ton cel daurat?
Mes ai, ai mes ! ;On trobar; tes cimes,
Bell Montserrat?
Enlloc veur;, ciutat de Barcelona,
Ta hermosa Seu,
Ni eixos turons, joiells de la corona
Que et pos; D;u.

III
Ad;u, germans: ad;u-siau, mon pare,
No us veure m;s!
Oh! si al fossar on вождения ma dol;a mare,
Jo el llit tingu;s!
Oh mariners, lo que vent me’n desterra
Que em fa sofrir!
Estic malalt, mes ai! tornau-me a terra,
Que hi vull morir!

 Клеветникам

Я прекрасно знаю, что ты меня

ненавидишь; но я так спокоен,

что, если бы ты вырвал мне

один глаз, я бы посмотрел на

тебя другим благосклонно

Святой Франциск Сальский

 

Возлюбленные недруги, я вам

пишу не из злопамятства и мести:

вы стали зеркалом моей вины;

вы сделались опорой моей чести;

так вырвете же с корнем сорняки,

растущие в моем духовном поле:

я вместе с вами разожгу огонь,

чтоб их поджечь без жалости и боли.

А если здесь и вырастут цветы,

я бережно отдам их вашей воле.

Вы сделали так много для меня,

что  больше ничего уже не надо.

Я на коленях вас благо дарю,

и пусть Господь присудит вам награды.
1901
Перевод Ксении Дьяконовой

A MOS BESCANTADORS

Amad;ssims enemics,
si algun me’n vol ser encara,
guardians del meu honor,
mirall de les meves taques,
herbejadors de mon camp,
traieu-me’n les herbes males,
traieu-ne espines i tot ;
jo us dar; foc per cremar-les.
Si flos hi arribo a collir
les guardar; per vosaltres.
Lo b; que m’heu fet ;s gran;
de genolls a vostres plantes
jo us ne dono grans merc;s :
D;u vos ne done la paga.

Поль Верлен

Закаты

По степи огромной
Простирая взгляд,
Веет грустью томной
Тающий закат.
В этой грусти томной
Я забыться рад:
Канет дух бездомный
В тающий закат.
И виденья странно,
Рдяны, как закат,
Тая, по песчаной
Отмели скользят,
Реют неустанно,
Реют и горят,
Тая, как закат,
На косе песчаной.
1866
  Перевод - Г. Шенгели

Soleils couchants
Une aube affaiblie
Verse par les champs
La m;lancolie
Des soleils couchants.

La m;lancolie
Berce de doux chants
Mon coeur qui s'oublie
Aux soleils couchants.

Et d';tranges r;ves,
Comme des soleils
Couchants, sur les gr;ves,
Fant;mes vermeils,

D;filent sans tr;ves,
D;filent, pareils
A de grands soleils
Couchants sur les gr;ves.

Сентиментальная беседа

Забвенный мрак аллей обледенелых
Сейчас прорезали две тени белых.
Из мёртвых губ, подъяв недвижный взор,
Они вели беззвучный разговор;
И в тишине аллей обледенелых
Взывали к прошлому две тени белых:
— Ты помнишь, тень, наш молодой экстаз?
— Вам кажется, что он согрел бы нас?
— Не правда ли, что ты и там всё та же,
Что снится, тень моя, тебе? — Миражи.
— Нет, первого нам не дано забыть
Лобзанья жар… Не правда ль? — Может быть.
— Тот синий блеск небес, ту веру в силы?
— Их чёрные оплаканы могилы.
Вся в инее косматилась трава,
И только ночь их слышала слова.
1869
Перевод Иннокентия Анненского

Colloque Sentimental

Dans le vieux parc solitaire et glac;
Deux formes ont tout ; l’heure pass;.
Leurs yeux sont morts et leurs l;vres sont molles,
Et l’on entend ; peine leurs paroles.
Dans le vieux parc solitaire et glac;
Deux spectres ont ;voqu; le pass;.
— Te souvient-il de notre extase ancienne?
— Pourquoi voulez-vous donc qu’il m’en souvienne?
— Ton coeur bat-il toujours ; mon seul nom?
Toujours vois tu mon ;me en r;ve? — Non.
— Ah! les beaux jours de bonheur indicible
O; nous joignions nos bouches! — C’est possible.
— Qu’il ;tait bleu, le ciel, et grand l’espoir!
— L’espoir a fui, vaincu, vers le ciel noir.
Tels ils marchaient dans les avoines folles,
Et la nuit seule entendit leurs paroles.

Томление
Перевод с французского Бориса Пастернака

                Жоржу Куртелину

Я — римский мир периода упадка,
Когда, встречая варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка.

Душе со скуки нестерпимо гадко.
А говорят, на рубежах бои.
О, не уметь сломить лета свои!
О, не хотеть прожечь их без остатка!

О, не хотеть, о, не уметь уйти!
Все выпито! Что тут, Батилл, смешного?
Все выпито, все съедено! Ни слова!

Лишь стих смешной, уже в огне почти,
Лишь раб дрянной, уже почти без дела,
Лишь грусть без объясненья и предела.

1883
LANGUEUR

; Georges Courteline

Je suis l’Empire ; la fin de la d;cadence,
Qui regarde passer les grands Barbares blancs
En composant des acrostiches indolents
D’un style d’or o; la langueur du soleil danse.

L’;me seulette a mal au c;ur d’un ennui dense,
L;-bas on dit qu’il est de longs combats sanglants.
; n’y pouvoir, ;tant si faible aux v;ux si lents,
; n’y vouloir fleurir un peu cette existence !

; n’y vouloir, ; n’y pouvoir mourir un peu !
Ah ! tout est bu ! Bathylle, as-tu fini de rire ?
Ah ! tout est bu, tout est mang; ! Plus rien ; dire !

Seul un po;me un peu niais qu’on jette au feu,
Seul un esclave un peu coureur qui vous n;glige,
Seul un ennui d’on ne sait quoi qui vous afflige !

Артюр Рембо

Впечатление

Один из голубых и мягких вечеров...
Стебли колючие и нежный шелк тропинки,
И свежесть ранняя на бархате ковров,
И ночи первые на волосах росинки.

Ни мысли в голове, ни слова с губ немых,
Но сердце любит всех, всех в мире без изъятья,
И сладко в сумерках бродить мне голубых,
И ночь меня зовет, как женщина в объятья...
1870
Пер. И.Анненского

SENSATION

Par les soirs bleus d’;t;, j’irai dans les sentiers,
Picot; par les bl;s, fouler l’herbe menue :
R;veur, j’en sentirai la fra;cheur ; mes pieds.
Je laisserai le vent baigner ma t;te nue !

Je ne parlerai pas, je ne penserai rien :
Mais l’amour infini me montera dans l’;me,
Et j’irai loin, bien loin, comme un boh;mien
Par la Nature, — heureux comme avec une femme.

            Mars 1870.

 

Роман
                1

Нет рассудительных людей в семнадцать лет!
Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.
Шумливые кафе. Кричаще-яркий свет.
Вы направляетесь под липы эспланады.

Они теперь в цвету и запахом томят.
Вам хочется дремать блаженно и лениво.
Прохладный ветерок доносит аромат
И виноградных лоз, и мюнхенского пива.

                2

Вы замечаете сквозь ветку над собой
Обрывок голубой тряпицы с неумело
Приколотой к нему мизерною звездой,
Дрожащей, маленькой и совершенно белой.

Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин
Пьянит такая ночь... Как будто бы спросонок,
Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,
А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.

                3

В сороковой роман мечта уносит вас...
Вдруг – в свете фонаря, – прервав виденья ваши,
Проходит девушка, закутанная в газ,
Под тенью страшного воротника папаши.

И, находя, что так растерянно, как вы,
Смешно бежать за ней без видимой причины,
Оглядывает вас... И замерли, увы,
На трепетных губах все ваши каватины.

                4

Вы влюблены в нее. До августа она
Внимает весело восторженным сонетам.
Друзья ушли от вас: влюбленность им спешна.
Но вдруг... ее письмо с насмешливым ответом.

В тот вечер... вас опять влекут толпа и свет...
Вы входите в кафе, спросивши лимонаду...
Нет рассудительных людей в семнадцать лет
Среди шлифующих усердно эспланаду!
1870
Перевод: Б. К. Лившица

Roman

I

On n'est pas s;rieux, quand on a dix-sept ans.
- Un beau soir, foin des bocks et de la limonade,
Des caf;s tapageurs aux lustres ;clatants !
- On va sous les tilleuls verts de la promenade.

Les tilleuls sentent bon dans les bons soirs de juin !
L'air est parfois si doux, qu'on ferme la paupi;re ;
Le vent charg; de bruits - la ville n'est pas loin -
A des parfums de vigne et des parfums de bi;re....

II

- Voil; qu'on aper;oit un tout petit chiffon
D'azur sombre, encadr; d'une petite branche,
Piqu; d'une mauvaise ;toile, qui se fond
Avec de doux frissons, petite et toute blanche...

Nuit de juin ! Dix-sept ans ! - On se laisse griser.
La s;ve est du champagne et vous monte ; la t;te...
On divague ; on se sent aux l;vres un baiser
Qui palpite l;, comme une petite b;te....

III

Le coeur fou Robinsonne ; travers les romans,
Lorsque, dans la clart; d'un p;le r;verb;re,
Passe une demoiselle aux petits airs charmants,
Sous l'ombre du faux col effrayant de son p;re...

Et, comme elle vous trouve immens;ment na;f,
Tout en faisant trotter ses petites bottines,
Elle se tourne, alerte et d'un mouvement vif....
- Sur vos l;vres alors meurent les cavatines...

IV

Vous ;tes amoureux. Lou; jusqu'au mois d'ao;t.
Vous ;tes amoureux. - Vos sonnets La font rire.
Tous vos amis s'en vont, vous ;tes mauvais go;t.
- Puis l'ador;e, un soir, a daign; vous ;crire...!

- Ce soir-l;,... - vous rentrez aux caf;s ;clatants,
Vous demandez des bocks ou de la limonade..
- On n'est pas s;rieux, quand on a dix-sept ans
Et qu'on a des tilleuls verts sur la promenade.

29 sept. 70    Arthur Rimbaud

Гласные

Сонет 64
А — черно, бело — Е, У — зелено, О — сине,
И — красно… Я хочу открыть рождение гласных.

А — траурный корсет под стаей мух ужасных,
Роящихся вокруг как в падали иль в тине,

Мир мрака; Е — покой тумана над пустыней,
Дрожание цветов, взлет ледников опасных.

И — пурпур, сгустком кровь, улыбка губ прекрасных
В их ярости иль в их безумье пред святыней.

У — дивные круги морей зеленоватых,
Луг, пестрый от зверья, покой морщин, измятых
Алхимией на лбах задумчивых людей.

О — звона медного глухое окончанье,
Кометой, ангелом пронзенное молчанье,
Омега, луч Ее сиреневых очей.
1871-1872
 Перевод:Николай Гумилёв

VOYELLES


A noir, E blanc, I rouge, U vert, O bleu, voyelles,
Je dirai quelque jour vos naissances latentes.
A, noir corset velu des mouches ;clatantes
Qui bombillent autour des puanteurs cruelles,

Golfe d’ombre ; E, candeur des vapeurs et des tentes,
Lance des glaciers fiers, rois blancs, frissons d’ombelles
I, pourpres, sang crach;, rire des l;vres belles
Dans la col;re ou les ivresses p;nitentes ;

U, cycles, vibrements divins des mers virides,
Paix des p;tis sem;s d’animaux, paix des rides
Que l’alchimie imprime aux grands fronts studieux ;

O, supr;me Clairon plein des strideurs ;tranges,
Silences travers;s des Mondes et des Anges :
— O l’Om;ga, rayon violet de Ses Yeux !



Костис Паламас

Олимпийский гимн

Античности бессмертный дух,
Твои просят дети:
Поскорей настань, в небесах сверкни,
Сердца нам озари!
Античности прекрасный дух,
Ты явись вечной планете
Во славу и во имя всей,
Всей доброй Земли!
Метанье камня и борьба,
И споры в быстром беге,
Узнай, кто в честной схватке
Лучшим и первым стал.
Венчай его венком торжественным,
Венчай его венком Победы!
Пусть будет он достоин —
Герой — встать на пьедестал!
Пусть будет он достоин
Встать на пьедестал!
Засверкал земной простор,
Реки и долины, и вершины гор.
Снова распахнут всем ветрам
Этот солнечный храм!
Бессмертный, гордый дух античности —
Огонь пламенный и вечный!
Ты горишь у человечества в судьбе,
И недаром поклоняется тебе,
И недаром бережет тебя
Каждый народ, Каждый народ!
Тебя хранит,
Тебя хранит и, вся Земля!
1896
Перевод Р. Рождественского
;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;, ;;;; ;;;;;;
;;; ;;;;;;, ;;; ;;;;;;; ;;; ;;; ;;;;;;;;,
;;;;;;, ;;;;;;;;; ;; ;;;;;;; ;;; ;;;;
;;; ;;;; ;;; ;;;;; ;;; ;;; ;;; ;' ;;;;;;;.

;;; ;;;;; ;;; ;;; ;;;;;; ;;; ;;; ;;;;;;
;;;; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;;
;;; ;; ;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;
;;; ;;;;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;; ;; ;;;;;. (;;;)


;;;;;;, ;;;;; ;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;; ;;;
;;; ;;;; ;;;;;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;.
;;; ;;;;;; ;;; ;;; ;;; ;;;;;;;;;;; ;;; (;;;)
;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;, ;;;; ;;;;. (;;;)

    * * *

    Певец! Поверь, в ней нет ни капли лжи:
    в ней – плоть твоя, в ней – красной крови гром!
    Фантазия – в тебе, но рубежи
    фантазии – до звезд, и в небе – дом.

    Ее поток всегда бурлил и жил
    и, всё сметая, несся напролом;
    ты – в нем, как луч, зажегший витражи
    и вдруг переиначенный стеклом.

    В раю, обители цветов живых,
    возьми росток, в своем саду взрасти,
    и рай придет в твой сад – и в сад любой.

    Дробясь в мечтах, как в каплях дождевых,
    ты держишь целый мир в своей горсти,
    но цепью скован навсегда с собой.


Перевод: Натэлла Горская

И я, такой как есть, с таким непрочным сердцем,
в груди большой дрожащим, подобно птице пленной,
среди сильнейших и могущественных мира
всех ближе к свету я и к истине священной.
И потому кипит в душе моей глубоко, —
хотя тоску в себе и слабость я несу, —
ко всем сильнейшим и могущественным мира
презрение. И мне оно к лицу.

Перевод Н.Матвеевой

Константинос Кавафис

ФЕРМОПИЛЫ

Честь вечная и память тем, кто в буднях жизни
воздвиг и охраняет Фермопилы,
кто, долга никогда не забывая,
во всех своих поступках справедлив,
однако милосердию не чужд,
кто щедр в богатстве,
но и в бедности посильно щедр
и руку помощи всегда протянет,
кто, ненавидя ложь, лишь правду говорит,
но на солгавших зла в душе не держит.

Тем большая им честь, когда предвидят
(а многие предвидят), что в конце
появится коварный Эфиальт
и что мидяне все-таки прорвутся.
1903
Перевод С. Ильинской

;;;; ;’ ;;;;;;;; ;;;; ;;;; ;;; ;;;
;;;;;; ;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;;.
;;;; ;;; ;; ;;;;; ;; ;;;;;;;;;•
;;;;;;; ;’ ;;;;; ;’ ;;;; ;;; ;;; ;;;;;;;,
;;;; ;; ;;;; ;;;;;; ;’ ;;;;;;;;;;•
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;, ;; ;;;;
;;;;; ;;;;;;, ;;;’ ;;; ;;;;;; ;;;;;;;;,
;;;; ;;;;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;;;•
;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;;;,
;;;; ;;;;; ;;;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;;;;;.

;;; ;;;;;;;;;;; ;;;; ;;;; ;;;;;;
;;;; ;;;;;;;;;; (;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;;)
;;; ; ;;;;;;;; ;; ;;;;; ;;; ;;;;;,
;’ ;; ;;;;; ;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;.

ИТАКА

Отправляясь на Итаку, молись, чтобы путь был длинным,
полным открытий, радости, приключений.
Не страшись ни циклопов, ни лестригонов,
не бойся разгневанного Посейдона.
Помни: ты не столкнешься с ними,
покуда душой ты бодр и возвышен мыслью,
покуда возвышенное волненье
владеет тобой и питает сердце.
Ни циклопы, ни лестригоны,
ни разгневанный Посейдон не в силах
остановить тебя – если только
у тебя самого в душе они не гнездятся,
если твоя душа не вынудит их возникнуть.
Молись, чтоб путь оказался длинным,
с множеством летних дней, когда,
трепеща от счастья и предвкушенья,
на рассвете ты будешь вплывать впервые
в незнакомые гавани. Медли на Финикийских
базарах, толкайся в лавчонках, щупай
ткани, янтарь, перламутр, кораллы,
вещицы, сделанные из эбена,
скупай благовонья и притиранья,
притиранья и благовония всех сортов;
странствуй по городам Египта,
учись, все время учись у тех, кто обладает знаньем.
Постоянно помни про Итаку – ибо это
цель твоего путешествия. Не старайся
сократить его. Лучше наоборот
дать растянуться ему на годы,
чтоб достигнуть острова в старости обогащенным
опытом странствий, не ожидая
от Итаки никаких чудес.
Итака тебя привела в движенье.
Не будь ее, ты б не пустился в путь.
Больше она дать ничего не может.
Даже крайне убогой ты Итакой не обманут.
Умудренный опытом, всякое повидавший,
ты легко догадаешься, что Итака эта значит.
1911
ПЕРЕВОД ГЕННАДИЯ ШМАКОВА

ГОРОД

Ты твердишь: "Я уеду в другую страну, за другие моря.
После этой дыры что угодно покажется раем.
Как ни бьюсь, здесь я вечно судьбой обираем.
Похоронено сердце мое в этом месте пустом.
Сколько можно глушить свой рассудок, откладывать жизнь на потом!
Здесь куда ни посмотришь – видишь мертвые вещи,
чувств развалины, тлеющих дней головешки.
Сколько сил тут потрачено, пущено по ветру зря".
Не видать тебе новых земель – это бредни и ложь.
За тобой этот город повсюду последует в шлепанцах старых.
И состаришься ты в этих тусклых кварталах,
в этих стенах пожухших виски побелеют твои.
Город вечно пребудет с тобой, как судьбу ни крои.
Нет отсюда железной дороги, не плывут пароходы отсюда.
Протрубив свою жизнь в этом мертвом углу,
не надейся на чудо:
уходя из него, на земле никуда не уйдешь.
1894
ПЕРЕВОД ГЕННАДИЯ ШМАКОВА

Наим Фрашери

ПЕСНЬ СВЕТИЛЬНИКА
Перевод Э. Александровой

Средь вас, о люди, и для вас
Во тьме кромешной рдею.
Рожден я, чтобы вам светить,
Чтоб делать вас мудрее.

Сгорю, по каплям изойду,
Истаю весь, счастливый,
Чтобы себя, друзей, весь мир
Полней познать могли вы.

Когда ж угасну наконец,
Не сокрушайтесь — верьте:
Я жизнь с отрадой отдал вам,
Я не страшился смерти!

Я вездесущ, я воплощен
В животворящем свете;
Я в вас самих, я вам родной,
Роднее всех на свете.

Великой доблести пример,
Сурового терпенья,
К самозабвенью вас зову
И к самоотреченью.

Придите ж, сядьте вкруг меня,
Шутите, пойте, пейте,
В душе предела нет любви —
Для вас она, — владейте!

Для вас, для вас мой каждый вздох,
Печаль моя и радость.
Отдав вам все, хочу вкусить
Великой жертвы сладость.

Ведь я люблю людей, люблю
Всем сердцем, всею кровью,—
Так полюбите и меня
Такою же любовью!

Любите жизнь, любите труд,
Друг друга полюбите!
О легкокрылые сердца,
На мой огонь летите!

Он обжигает плоть, зато
Врачует дух недужный.
Пред очистительным огнем
Откиньте страх ненужный.

Да, я ваш самый лучший друг,
Я с давних пор вам ведом,
Я вашим пращурам светил,
И прадедам, и дедам.

Подобно им, я испытал
Немало превращений:
Бывал и глиной, и водой,
И стеблями растений;

Взметался жертвенным костром,
Тлел огоньком болотным.
Искрился в чаше круговой
И в зелье приворотном.

Я отпрыск вечного огня,
Родня светил далеких,
Властитель облачных высот,
Владыка недр глубоких…

Сказал бы больше, да боюсь
Прослыть за многослова,—
И для бумаги ль сотворен
Язык огня святого?!
1882


Fjalet e Qiririt

N; mes tuaj kam q;ndruar
E jam duke p;rv;luar,
Q; t'u ap pak;z; drit;,
Nat;n; t'ua b;nj dit;.


Do t; tretem, t; kullohem,
T; digjem, t; p;rv;lohem,
Q; t'u ndrinj mir' e t; shihni,
Nj;ri-tjat;rin t; njihni.


P;r ju do t; rri t; tretem,
Asnj; ;ik; t; mos mbetem,
T; digjem e t; qanj me lot,
Se d;shir;n s'e duronj dot.


Un; zjarrit nuk i druhem
Dhe kurr; s'dua t; shuhem,
Po t; digjem me d;shir;,
Sa t; munt t'u ndrinj m; mir;.


Kur m; shihni se jam tretur,
Mos pandehni se kam vdekur;
jam i gjall' e jam nd; jet;
jam n; drit;t t; v;rtet;,


Un; jam n; shpirtin tuaj,
Mos m; kini p;r t; huaj,
M';sht; falur; durimi,
Andaj po digjem si trimi,


Se ma k';nda t'u b;nj mir;,
T; mos mbeti n'err;sir;.
Jak;ni rreth meje rrini,
Flisni, qeshni, hani, pini,


N; shpirt kam dashurin;,
Pa digjem p;r njer;zin;,
Lem;ni t; p;rv;lohem,
nuk; dua m; t; ftohem,


Dua ta djek trupn' e kret;
P;r at; zotn' e v;rtet;.
Me zjarr ta djek mushk;rin;
E t; tretem p;r njerin;,


Bashk; me g;zimt t; tija
t; vete te per;ndia.
Un; dua njer;zin;,
Mir;sin' e urt;sin;.


N; b;hi shok; me mua,
N; m; doni si u dua,
Nj;ri-tjet;rin n; doni,
T; paudh; mos punoni.


O z;m;ra fluturake,
Qasju pak; k;saj flake!
Mase krah;t t'i p;rv;lon,
Po dhe shpirtin ta sh;njt;ron.


Un; duke p;rv;luar,
Njer;zit i kam ndrituar.
Kam q;n; mik me njerin;,
Andaj i di e m; din;.


Gjith; tuajt' i kam par;,
M;m' e at' e fis e far;,
Si tani gjith; i kam nd;r m;nt,
Q; rrinin; m; k;t; v;nt.


Edhe sot n;r ju ata shoh,
Se shpirtin e tyre ua njoh,
Dhe un; si ju jam ndruar
E jam p;rzjer' e ndryshuar,


Pa jam b;r; shum; her;
Zjar e uj' e balt' e er;.
Jam nj; shk;ndij; pej qielli
dhe nj; drudh;z; pej dielli.


Edhe nd;r qiej fluturonj,
Edhe br;nda n; det q;ndronj,
Shum; her; fle n; balt;,
Diku ndodhem dhe n; mjalt;


B;nem q;ngj e kec i pir;,
Lul' e bar e gjeth i mbir;.
Dua shum; fjal; t'u them,
Po tr;mbem mos i b;nj ujem.
E ku shkruhen; n; kart;
Fjal;t' e gjuh;s; zjarrt;?


Надеюсь

Сбыться должны
Все мои упования:
Преобразится
Родная Албания, -
Вижу,надеясь на волю всевышнего,
Край мой в разливе цветения пышного.

Время разбудит
Албанскую нацию,
Нам принесёт оно
Цивилизацию, -
Нас наградит оно долею лучшею,
Счастье настанет и благополучие.

Братство, содружество
И единение-
Вот оно, рода
Людского спасение.
Счастлив узревший людское содружество,
В нём закаляются мудрость и мужество.

Верю: воскреснет
Албания милая,
Сгинет, развеется
Темень постылая.
К людям, сметая препоны лукавые,
Истина-правда грядёт величавая!

Скоро развеется
Тьма непроглядная,
Скоро наступит
Эпоха отрадная, -
Мгла расточится свирепая, дикая,
Станет Албания жизни владыкою!

Родины речь,
Мы сумели сберечь её!
Чем она хуже
Иного наречия?
Скоро увидим расцвет удивительный
Речи албанской - живой, выразительной!

Сладость наук
И любовь к человечеству
Вскоре придут
К дорогому отечеству,-
Сбудутся вскоре мои упования,
Преобразится родная Албания!
1890

Пер. А.Голембы

Shpreh

Kam shum shprese
Te perendia
Qe te moj jese
Kshu Shqiperia
Po te ndritohet,
Te lulezohet.

Pa vjen nje dite
Qe te na sjelle
Te madhe drite,
P'ajo te pjelle
Qyteterine,
Fatbadhesine.

Vellazeria
Edhe bashkimi
E njerezia
Eshte shpetimi
Lum kush t'arrinje!
Pa do te vinj.

Qe Shqiperia
Do te ndritohet,
Dhe ligesia
Do te mergohet.
Jak', e vertete!
Pse rri e qete?

Per Shqiperine
Ditet e mira
Pasketaj vine,
Shkoi erresira.
Lum kush te rrojne,
Ta shohe zonje!

Se Shqiperia
E gjuh' e tija
Vene se mbari,
Dhe Shqiperia,
Lum kush ta shohe,
Per pak kohe!

Pa diturite
Dhe mbrothesia
E miresite
Dhe njerezia
Do te burojne
Nuke menojne.

ЭДМОН РОСТАН

Гимн Солнцу

О ты, что слезы трав с любовью осушаешь
И в мотыльков живых волшебно превращаешь
Умершего цветка воздушную печаль,
Когда, как легкий сон, рой лепестков развеяв,
Душистый ветер Пиренеев
Колышет розовый миндаль,
О солнце! Я пою твое прикосновенье,
Что каждому челу несет благословенье,
Цветы и в сотах мед пахучий золотя,
Дробясь и все один, твой луч равно всех греет,
                Как сердце матери лелеет
                И любит каждое дитя
Пою тебе, твой жрец, пою тебе смиренно
Я знаю, для тебя ничто ведь не презренно
Ты в мыльном пузыре свой отражаешь свет,
Порой избрав стекло убогого оконца,
Чтобы послать на землю Солнца
Прощальный ласковый привет.
К тебе подсолнечник стремится желтой чашей;
Под ласкою твоей на колокольне нашей.
Мой брат становится блестяще-золотым,
А там, где тень от лип густа и ароматна,
Кидаешь ты такие пятна,
Что жалко мне ступать по ним.
На кружке глиняной ты зажигаешь пламя
Эмали дорогой, сияющее знамя
Умеешь сделать ты из старого тряпья.
Венчаешь золотом ты мельницу-старушку
И красишь в золото верхушку
У золотистого улья
Хвала тебе в полях, хвала на лозах алых,
На бархате траэы, на каменных порталах,
В глазах у ящериц, на крыльях белых птиц -
Везде твои лучи волшебные блистали,
Чертя мельчайшие детали,
Рисуя дали без границ.
Ты свету дал сестру, чьи гибкие извивы
Ложатся с ласкою, темны и молчаливы,
У ног всего, что есть, что освещает день;
Чтоб больше сладости прибавить наслажденью,
Ты в мире все удвоил тенью..
И часто нам милее тень
О Солнце! Ты земле несешь апофеозы,
Даришь огни ручью, а в небо сыплешь розы
И каждому кусту даруешь божество:
Явись, явись скорей! Снопами света брызни!
О Солнце! Без тебя не стало б в мире жизни,
Не стало б мира самого!

Hymne au soleil
Je t'adore, Soleil ! ; toi dont la lumi;re,
Pour b;nir chaque front et m;rir chaque miel,
Entrant dans chaque fleur et dans chaque chaumi;re,
Se divise et demeure enti;re
Ainsi que l'amour maternel !

Je te chante, et tu peux m'accepter pour ton pr;tre,
Toi qui viens dans la cuve o; trempe un savon bleu
Et qui choisis, souvent, quand tu veux dispara;tre,
L'humble vitre d'une fen;tre
Pour lancer ton dernier adieu !

Tu fais tourner les tournesols du presbyt;re,
Luire le fr;re d'or que j'ai sur le clocher,
Et quand, par les tilleuls, tu viens avec myst;re,
Tu fais bouger des ronds par terre
Si beaux qu'on n'ose plus marcher !

Gloire ; toi sur les pr;s! Gloire ; toi dans les vignes !
Sois b;ni parmi l'herbe et contre les portails !
Dans les yeux des l;zards et sur l'aile des cygnes !
; toi qui fais les grandes lignes
Et qui fais les petits d;tails!

C'est toi qui, d;coupant la soeur jumelle et sombre
Qui se couche et s'allonge au pied de ce qui luit,
De tout ce qui nous charme as su doubler le nombre,
A chaque objet donnant une ombre
Souvent plus charmante que lui !

Je t'adore, Soleil ! Tu mets dans l'air des roses,
Des flammes dans la source, un dieu dans le buisson !
Tu prends un arbre obscur et tu l'apoth;oses !
; Soleil ! toi sans qui les choses
Ne seraient que ce qu'elles sont !

СМУТНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ, ИЛИ СКОБКИ

Я помню рандеву под тем дуплистым дубом
(А, впрочем, дуб тот мог дуплистой липой быть),
Покинул свой шезлонг я с умыслом сугубым -
У ваших стройных ног колени преклонить.

Блондинка сладких грез, краса журналов моды!
Качало кресло вас, как лодку на волне.
Свистал в густых кустах снегирь - дитя природы
(А, впрочем, и скворцом он мог бы быть вполне).

Нас опьянял напев далекого оркестра
(Анданте? Или нет - то марш военный был),
Качнулась ветка в такт, как палочка маэстро,
И ветер, как смычок, по листьям заскользил.

Вокруг пылал закат, как в книжке для раскраски,
И меркнул средь дерев и в заводях пруда
(А, может, то была лишь лужа? Без подсказки
Я помню, что была там некая вода).

Угадывать ваш стан сквозь юбок колыханье -
От дерзкой сей мечты кружилась голова!
(А, может, не мечты, а... жажды обладанья.)
Как пенились у вас вкруг шейки кружева!

Струился ленты шелк со шляпки вашей, чтобы
Доверчиво прильнуть к тем дивным кружевам
(Из Генуи самой, не то - ирландской пробы?).
В тот миг я был готов стать этой лентой сам!

Но вдруг ужасный жук - так клякса лист пятнает! -
Вам на колени пал, и жгучий жучий страх
(А, может, страх тот был лишь поводом, кто знает?)
Вас вынудил упасть в мои объятья, ах!..

Ах, жук - наперсник мой!.. Но клятвы не нарушу,
Молчаньем окружу наш трепет, наш экстаз...
Сквозь заросли ресниц я заглянул вам в душу
(А, впрочем, это был не более, чем глаз)...
Перевод И.Розовского

САРЕ БЕРНАР

В наш век, не знающий восторженных жрецов,
Нетленной красоты лишь ты, как древле Веста,
Хранишь святой огонь от хладных мудрецов,
Властительница поз и королева жеста!

В наш век унылых дум лишь ты полна протеста,
Безумья и любви, страданий и стихов,
И льешь в хрусталь мечты горячий яд грехов,
То Федра пылкая, то скорбная невеста.

И мы, забыв порой об этой неге поз,
Глядим, как светятся в твоих потоках слез
Все слезы наших душ, вся боль и горечь мира.

Ты ж чувствуешь, мечтой витая вдалеке,
Как иногда к твоей сияющей руке
Склоняются уста влюбленного Шекспира.
Перевод  Л.Гроссмана

Димитрис Липертис
 ;; ;;;;; ;;;;;;;
;;; ;;;;; ;; ;;;;;; ;; ;;;;; ;;; ;; ;;;;;;;
;; ;;;;;;;
;;; ;;;;;;;; ;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;; ;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;; ;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;
;; ;;; ;;;;;;;; ;;;; ;; ;;;; ;;, ;;; ;;;;;; ;; ;;; ;;;; 
 
;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;;;
;;;;; ;; ;;;; ;;;; ;;;, ;;;;; ;; ;;; ;;;;;
;;;;; ;;; ;; ;;;;; ;;;, ;;; ;;; ;;;;; ;; ;;;;;
;;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;;;; ;;;; ;;, ;; ;;; ;;;;;;;;;   
 
;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;; ;;; ;;;;;;
;;; ;;;;;;
;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;; ;; ';;;;; ;;; ;;;;;;;;;
;; ;;;;; ;;;; ;;;;;; ;;; ;;;  ;; ;;; ;; ;;;;;;;
;;; ;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ;;   |
;;; ;;;; ;;; ;;;;;;;;;             |
 

Гийом Аполлинер

1909

У нее было синее платье
Платье из тонкого шелка
А хитон с золотой нитью
Был двумя отрезами ткани
Скрепленными на плече

Она смеялась смеялась
И глаза ее танцевали подобно ангелам в небе
И лицо ее напоминало три цвета французского флага
Голубые глаза белые зубы и очень красные губы
Да лицо ее напоминало три цвета французского флага

У нее было круглое декольте
Прическа а-ля Рекамье
И прелестные голые руки

Засидишься ли ты в этом доме чтобы полночь
пробили часы

Та у которой было платье из синего шелка
И хитон с золотою нитью
И круглое декольте
Выставляла на обозренье
Локоны под золотой повязкой
И медленно переступала туфельками на пряжках

Она была так прекрасна
Что ты никогда не дерзнул бы ее полюбить

Я любил этих грубых женщин в огромных кварталах
Где что ни день выводили на свет существ небывалых

Их кровью было железо а мозгом пламя
Я любил я любил это бойкое племя рожденное веком
Где всего лишь накипью были красивость и роскошь
Она же была так прекрасна
Что меня охватывал страх

Перевод М. Яснова

1909

La dame avait une robe
En ottoman violine
Et sa tunique brod;e d’or
;tait compos;e de deux panneaux
S’attachant sur l’;paule

Les yeux dansants comme des anges
Elle riait elle riait
Elle avait un visage aux couleurs de France
Les yeux bleus les dents blanches et les l;vres tr;s rouges
Elle avait un visage aux couleurs de France

Elle ;tait d;collet;e en rond
Et coiff;e ; la R;camier
Avec de beaux bras nus

N’entendra-t-on jamais sonner minuit

La dame en robe d’ottoman violine
Et en tunique brod;e d’or
D;collet;e en rond
Promenait ses boucles
Son bandeau d’or
Et tra;nait ses petits souliers ; boucles

Elle ;tait si belle
Que tu n’aurais pas os; l’aimer

J’aimais les femmes atroces dans les quartiers ;normes
O; naissaient chaque jour quelques ;tres nouveaux
Le fer ;tait leur sang la flamme leur cerveau

J’aimais j’aimais le peuple habile des machines
Le luxe et la beaut; ne sont que son ;cume
Cette femme ;tait si belle
Qu’elle me faisait peur

МОСТ МИРАБО

Сена течёт под мостом Мирабо мимоходом
Наша любовь течёт
Надо ль мириться с печальным исходом
Помнить что радость приходит на смену невзгодам

Ночь приходи здесь тебя ждут
Дни уходят а я всё тут

Руки сомкнём прояснятся усталые лица
И над рекой возведём
Мост наших рук Под него устремится
Взглядов немеркнувших медленных волн вереница

Ночь приходи здесь тебя ждут
Дни уходят а я всё тут

Прочь устремится любовь за водою текучей
Прочь устремится любовь
Вяло течение жизни тягучей
Яростны в сердце удары надежды живучей

Ночь приходи здесь тебя ждут
Дни уходят а я всё тут

Дни проплывают и год проплывает за годом
Канувшим дням и любви
Вспять не вернуться как льющимся водам
Сена течёт под мостом Мирабо мимоходом

Ночь приходи здесь тебя ждут
Дни уходят а я всё тут.
1912
Перевод Алексея Парина
Le Pont Mirabeau

Sous le pont Mirabeau coule la Seine
Et nos amours
Faut-il qu'il m'en souvienne
La joie venait toujours apres la peine

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure

Les mains dans les mains restons face a face
Tandis que sous
Le pont de nos bras passe
Des eternels regards l'onde si lasse

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure

L'amour s'en va comme cette eau courante
L'amour s'en va
Comme la vie est lente
Et comme l'Esperance est violente

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure

Passent les jours et passent les semaines
Ni temps passe
Ni les amours reviennent
Sous le pont Mirabeau coule la Seine

Vienne la nuit sonne l'heure
Les jours s'en vont je demeure

Охотничьи рожки
Перевод с французского Михаила Яснова

Как маска древнего тирана
Высок трагичен и суров
Роман который как ни странно
Не требует волшебных слов
Ни риска в нем и ни обмана

Вот так де Квинси пить готов
Свой опиум невинно-сладкий
За бедной Анной бездной снов
И я блуждаю без оглядки
Нам этот путь знаком и нов

Стихает память как в распадке
Призыв охотничьих рожков
1912


СУХОПУТНЫЙ ОКЕАН

Я выстроил свой дом в открытом океане

В нем окна реки что текут из глаз моих

И у подножья стен кишат повсюду спруты

Тройные бьются их сердца и рты стучат в стекло

Порою быстрой

Порой звенящей

Из влаги выстрой

Свой дом горящий

Кладут аэропланы яйца

Эй берегись уж наготове якорь

Эй берегись когда кидают якорь

Отлично было бы чтоб с неба вы сошли

Как жимолость свисает с неба

Земные полошатся спруты

Какое множество средь нас самих себя хоронит

О спруты бледные волн меловых о спруты с бледным ртом

Вкруг дома плещет океан тебе знакомый

Не забываясь даже сном
1918
Пер. : Бенедикт Лившиц

Oc;an de terre

    ; G. de Chirico.

    J'ai b;ti une maison au milieu de l'Oc;an
    Ses fen;tres sont les fleuves qui s';coulent de mes yeux
    Des poulpes grouillent partout o; se tiennent les murailles
    Entendez battre leur triple c;ur et leur bec cogner aux vitres
    Maison humide
    Maison ardente
    Saison rapide
    Saison qui chante
    Les avions pondent des ;ufs
    Attention on va jeter l'ancre
    Attention ; l'encre que l'on jette
    Il serait bon que vous vinssiez du ciel
    Le ch;vrefeuille du ciel grimpe
    Les poulpes terrestres palpitent
    Et puis nous sommes tant et tant ; ;tre nos propres fossoyeurs
    P;les poulpes des vagues crayeuses ; poulpes aux becs p;les
    Autour de la maison il y a cet oc;an que tu connais
    Et qui ne se repose jamais

Фернандо Песоа

ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА
Перевод А. Гелескула

Бредут куда-то мимо,
и песни их пусты,
и неосуществимы
недолгие мечты.
Они ведь только мимы
и бедные шуты.

Тенями в лунном круге
сошлись и разбрелись,
не зная друг о друге,
не подымая лиц.
Потерянные слуги
умерших небылиц!

Поют осиротело
пропетое не раз.
Их горло оскудело,
и недалек их час.
И вечности нет дела
до них — как и до нас.

Перевод Ю. Левитанского

Стою у окна, его отворив пошире,
и белым платком машу, навсегда прощаясь
с моими стихами, которые к вам уходят.

Ни радости не испытываю, ни грусти.
Что делать — удел стихов, он таков от века.
Я их написал и скрыть их от вас не смею,
когда б и хотел, не мог поступить иначе
— цветок не умеет скрыть своего цветенья,
и скрыть не может река своего теченья,
и дереву скрыть плоды свои не удастся.

Все дальше мои стихи от меня уходят,
и я, к моему немалому удивленью,
отсутствие их ощущаю почти до боли.

Кто ведает, чья рука их перелистает?
Неведомо, кто развернет их и прочитает.

Цветок, у меня он отнял предназначенье
моим цветеньем радовать ваше зренье,
и дерево — вас услаждать моими плодами,
а река — не мешать течению моих мыслей.
И я подчиняюсь и чувствую, что я счастлив,
как тот, кто давно устал пребывать в печали.

Ступайте же, о стихи мои, уходите! —
Умирают деревья — семена их уносит ветер.
Засыхают цветы — а пыльца все равно бессмертна.
Реки в море текут — а вода пребывает с ними.
Ухожу, оставаясь, — как всё в этом мире.

Лазурен, изумруден и лилов
В закатный час, в багряности сусальной,
О море, твой изменчивый покров,
Порою — взвихренный, порой — зеркальный;
В годину старости печальной
Зову тебя в душе, простор морской, —
Для капитанов и для моряков —
Один причал в воде глубин стоячей,
Где спят они, наперсники веков,
Забвения и горькой неудачи.
Лишь для немногих все иначе,
Когда взнесет валы простор морской
И прогремит о них за упокой.
Я грежу… Море — попросту вода,
Окованная сумрачным экстазом, —
Он, как стихи, приходит иногда,
Уходит вновь, послушен лунным фазам.
Но если слушать — с каждым разом
Бормочем все ясней прибой морской:
Он лишь отлива жаждет день-деньской.
Что есть душа? Чему она дана,
Дана ли вообще, по крайней мере?
Тревожна мысль, но истина темна.
В пустой простор отворены ли двери?
О греза, дай прийти мне к вере,
Что если не внимать волне морской,
То к сердцу снидут благость и покой.
Вы, капитаны пролетевших лет,
Вы, боцманы, — к которой смутной цели,
Мелодии неведомой вослед
Сквозь океаны кочевать посмели?
Быть может, вам сирены пели,
Но встречи не судил простор морской
С сиренами — лишь с песней колдовской.
Кто посылал вам из-за моря весть,
Тот все предвидел, несомненно зная,
Что не один лишь зов богатства есть
Для вас и не одна алчба земная,
Но жажда есть еще иная —
Желанье вслушаться в простор морской
И вознестись над суетой мирской.
Но если истину проведал я,
Что суть одна и в вас и в океане,
И мысль о вас — превыше бытия,
А за пределом самой тайной грани —
Душа, которую заране
Вместить не в силах весь простор морской, —
К чему томлюсь сомненьем и тоской?
Пусть в аргонавта превратится дух,
Пусть ноше древней я подставлю плечи
И песне прежней мой внимает слух,
Пусть донесутся звуки издалече
Старинной португальской речи, —
Ее от века слышит род людской
В извечном шорохе волны морской!
Перевод: Е. Витковский

Автопсихография

Пути у поэта окольны,
и надо правдиво до слез
ему притворяться ,что больно,
когда ему больно всерьез.

Но люди,листая наследье,
почувствуют в час тишины
не две эти боли,а третью,
которой они лишены.

И так,остановки не зная
и голос рассудка глуша,
игрушка кружит заводная,
а все говорят-душа.
1930
Перевод А.Гелескула

AUTOPSICOGRAFIA

O poeta ; um fingidor.
Finge t;o completamente
Que chega a fingir que ; dor
A dor que deveras sente.

E os que l;em o que escreve,
Na dor lida sentem bem,
N;o as duas que ele teve,
Mas s; a que eles n;o t;m.

E assim nas calhas da roda
Gira, a entreter a raz;o,
Esse comboio de corda
Que se chama o cora;;o.


Мигель де Унамуно


На земле моей отчизны
горы смотрят в море,
а дубравы на отрогах
солоны как горе.

Море яростным дыханьем
горы овевает,
и они в своей утробе
море колыхают.

О приморская Бискайя,
кручи, бездорожье,
пики гор целуют небо,
море льнёт к подножьям!

Твоё море, твои горы
в сердце не исчезнут,
я стремлюсь вершиной в небо,
а корнями - в бездну.
1907
Перевод: Лариса Кириллина

Las monta;as de mi tierra
en el mar se miran,
y los bosques que las visten
salina respiran.

De mi tierra el mar brav;o
briza a la monta;as,
y ellas se duermen sin sintiendo
mar en las entra;as.

;Oh mi Vizcaya marina
tierra monta;esa,
besan al cielo tus cumbres
y el mar te besa!

Tu hondo mar y tus monta;as
llevo yo en mi mismo,
copa me diste en los cielos
ra;z en el abismo.


Молитва атеиста

Господь несуществующий! Услышь
В своём небытии мои моленья:
Ведь Ты всегда подаришь утешенье
И кроткой ложью рану исцелишь.
Когда нисходит в мир ночная тишь
И мысль вступает с вымыслом в боренье,
Надеждою отгонишь ты сомненье,
Своё величье сказкой подтвердишь.
Ты так велик, что миру не вместить
Величья твоего. Ты – лишь идея,
А я за это мукою своею,
Своим страданьем обречен платить.
Бог выдуман. Будь ты реален, Боже, -
Тогда б и сам я был реален тоже.
1912
(Перевод А. Косс)
La oraci;n del ateo

Oye mi ruego T;, Dios que no existes,
y en tu nada recoge estas mis quejas,
T; que a los pobres hombres nunca dejas
sin consuelo de enga;o. No resistes

a nuestro ruego y nuestro anhelo vistes.
Cuando T; de mi mente m;s te alejas,
m;s recuerdo las pl;cidas consejas
con que mi ama endulz;me noches tristes.

;Qu; grande eres, mi Dios! Eres tan grande
que no eres sino Idea; es muy angosta
la realidad por mucho que se expande

para abarcarte. Sufro yo a tu costa,
Dios no existente, pues si T; existieras
existir;a yo tambi;n de veras.


 -----
Пусть даль зовет. Не слушай, путник, зова.
Взглянув назад, прочтешь пути итог.
Судьбой решен исход твоих дорог
там, где горит восток родного крова.
Грядущее – лишь зеркало былого.
Жизнь истечет, как этот миг истек…
Ты наизнанку выверни свой рок,
но все равно все повторится снова,
как повторится вод круговорот.
В миру царит надежная порука:
грядет за оборотом оборот,
в затылок узнаем лицо мы друга…
И тайна рокового круга
тебя и род людской переживет.
1925
Перевод С. Гончаренко

LXI
Vuelve hacia atr;s la vista, caminante,
ver;s lo que te queda de camino;
desde el oriente de tu cuna el sino
ilumina tu marcha hacia adelante.
Es del pasado el porvenir semblante;
como se ir; la vida as; se vino;
cabe volver las riendas del destino
como se vuelve del rev;s un guante.
Lleva tu espalda reflejado el frente;
sube la niebla por el r;o arriba
y se resuelve encima de la fuente;
la lanzadera en su vaiv;n se aviva;
desnacer;s un d;a de repente;
nunca sabr;s d;nde el misterio estriba.

Хуан Рамон Хименес

ЮНОСТЬ
Когда сказал ей в тот вечер,
что я уеду наутро,
она, взглянув, улыбнулась,
но как-то странно и смутно.
— Зачем ты едешь? — спросила.
— В долинах нашего края
такая тишь гробовая,
как будто сам умираю.
— Зачем ты едешь? — Я слышу,
что сердце крикнуть готово,
хочу кричать — и ни звука,
хочу сказать — и ни слова.
— Куда ты едешь? — Куда-то,
где выше небо ночное
и где не будет так тихо
и столько звезд надо мною.
Ее глаза потонули
в тиши долин беспробудной,
и, погрустнев, она смолкла
с улыбкой странной и смутной.
1916
Пер. А. Гелескула

ADOLESCENCIA

        Aquella tarde, al decirle
        yo que me iba del pueblo,
        me miro triste — ;que dulce! —,
        vagamente sonriendo.
       
        Me dijo: ;Por qu; te vas?
        Le dije: Porque el silencio
        de estos valles me amortaja
        como si estuviera muerto.
       
        — ;Por que te vas? — He sentido
        que quiere gritar mi pecho,
        y en estos valles callados,
        voy a gritar y no puedo.
       
        Y me dijo: ;Adonde vas?
        Y le dije: Adonde el cielo
        este mas alto, y no brillen
        sobre m; tantos luceros.
       
        Hundi; su mirada negra
        all; en los valles desiertos,
        y se quedo muda y triste,
        vagamente sonriendo.
       

Я просто сказал однажды,-
Услышать она сумела,-
Мне нравится, чтоб весною
Любовь одевалась белым.

Глаза голубые вскинув,
Взглянула с надеждой зыбкой,
И только детские губы
Светились грустной улыбкой.

С тех пор, когда через площадь
Я шел на майском закате,
Она стояла у двери,
Серьёзная, в белом платье.

Перевод Н. Ванханен

        Yo dije que me gustaba
        — ella me estuvo escuchando
        que, en primavera, el amor
        fuera vestido de blanco.
       
        Alzo sus ojos azules
        y se me qued; mirando,
        con una triste sonrisa
        en los virjinales labios.
       
        Siempre que cruce su calle,
        al ponerse el sol de mayo
        estaba seria, en su puerta,
        toda vestida de blanco.

Мореплаватель

И снова — море, лишь море
со мною
(Там не звезда ли
блестит серебром неверным
из дымно-лиловой дали?)

А мне темнота сродни
(души не прельстить звездою),
лицом к необъятной мгле
придвинут я вечной мглою.

Там, в волнах, воля моя,
в пустыне морской — надежда,
таинственно заселены
темнеющие побережья.

Я — больше море, но ум
ничтожество мне пророчит,
и в мире я одинок
темнейшим из одиночеств.

Лишь мгла, единая мгла
довлеет хляби и тверди,
земля одна и вода одна
для жизни. Или для смерти.

Перевод Г.Кружкова

NAVEGANTE

        El mar otra vez, el mar
        conmigo.
        (;La estrella echa
        en el tumulto morado
        vislumbres de plata eterna?)
       
        Me impongo a la oscuridad
        libre (no quiero la estrella.)
        Cara a lo negro infinito,
        lo negro inmenso me orienta.
       
        La sombra me evita el sitio
        y me pone el agua interna,
        las costas oscuras son
        costas de honda presencia.
       
        Yo soy mas grande que el mar,
        da en la nada mi cabeza,
        solo yo vivo en el luto
        de la soledad sin mengua.
       
        Mundo total, negro puro,
        en el agua que es la tierra,
        tierra una y agua una
        para quien viva. O quien muera.
       
Антонио Мачадо

Путешественник

                Сидим в семейной полутемной зале,
                и снова среди нас любимый брат, -
                в ребячьих снах его мы провожали
                в далекий край немало лет назад.

                Сегодня у него седые пряди,
                и серебрится на свету висок,
                и беспокойный холодок во взгляде
                нам говорит, что он душой далек.

                Роняет листья на осенний ветер
                печальный старый парк, и в тишине
                сквозь стекла влажные сочится вечер,
                сгущается в зеркальной глубине.

                И словно озарилось кротким светом
                его лицо. Быть может, вечер смог
                обиды опыта смягчить приветом?
                Иль это отсвет будущих тревог?

                О юности ль загубленной взгрустнулось?
                Мертва - волчица бедная! - давно...
                Боится ль, что непрожитая юность
                вернется с песней под его окно?

                Для солнца ль новых стран улыбка эта,
                и видит он края знакомых снов,
                свой парус - полный ветра, полный света, -
                движенье судна в пении валов?
               
                Но он увидел силуэты сосен,
                и эвкалипта желтые листы,
                и кустик розы, что для новых весен
                выпестывает белые цветы.

                И боль его, тоскуя и не веря,
                слезой блеснула на какой-то миг,
                и мужества святое лицемерье
                ложится бледностью на строгий лик.

                Трагический портрет еще светлеет.
                Болтаем ни о чем. Часы стучат.
                И скука очага печально тлеет.
                Все громче тиканье. И все молчат.

                Перевод М. Квятковской



* * *
Перевод Г. ТЮРИНОЙ
На площади есть башня,
На башне есть балкон,
На том балконе дама,
Дама с белым цветком.

Проехал кабальеро.
Зачем он проезжал?
Исчезла эта площадь,
Исчезла эта башня,
Исчезли балкон и дама,
Все кабальеро взял.

La plaza tiene una torre,
La torre tiene un balcon,
El balcon tiene una dama,
La dama, una blanca flor.

Ha pasado un caballero.
Quien sabe por que paso!
Y se ha llevado la plaza
Con su torre y su balcon,
Con su balcon y su dama,
Su dama y su blanca flor.
     --------
Весна целовала ветки.
Дышала, склоняясь к ним.
Прорезался, взвился кверху
По прутьям зеленый дым.
А тучи, приникнув к ниве,
Плывут — за четой чета...
Я видел, как юный ливень
Ударил в ладонь листа.
Тяжелым, весенним цветом,
Как раньше, миндаль увит...
Здесь проклял далеким летом
Я молодость без любви.
Полжизни прошел я. Поздно
Открылась истина мне.
О если бы горькие весны
Я мог возвратить во сне!

Перевод С. Гончаренко

La primavera besaba
suavemente la arboleda,
y el verde nuevo brotaba
como una verde humareda.
Las nubes iban pasando
sobre el campo juvenil...
Yo vi en las hojas temblando
las frescas lluvias de abril.
Bajo ese almendro florido,
todo cargado de flor
—record;—, yo he maldecido
mi juventud sin amor.
Hoy, en mitad de la vida,
me he parado a meditar...
;Juventud nunca vivida,
qui;n te volviera a so;ar!

Федерико Гарсиа Лорка

Гитара

Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
Начинается
плач гитары.
О, не жди от неё
молчанья,
не проси у неё
молчанья!
Неустанно
гитара плачет,
как вода по каналам—плачет,
как ветра над снегами—плачет,
не моли её
о молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
так плачет стрела без цели,
так песок раскаленный плачет
о прохладной красе камелий.
Так прощается с жизнью птица
под угрозой змеиного жала.
О гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов!
1921
Перевод М.Цветаевой

LA GUITARRA

Empieza el llanto
de la guitarra.
Se rompen las copas
de la madrugada.
Empieza el llanto
de la
guitarra.
Es in;til callarla.
Es imposible
callarla.

Llorra mon;tona
como llora el agua,
como llora el viento
sobre la nevada.
Es imposible
callarla.
Llora por cosas
lejanas.
Arena del Sur caliente
que pide camelias blancas.

Llora flecha sin blanco,
la tarde sin ma;ana,
y el primer p;jaro muerto
sobre la rama.

        Деревце, деревцо
к засухе зацвело.

Девушка к роще масличной
шла вечереюшим полем,
и обнимал ее ветер,
ветреный друг колоколен.

На андалузских лошадках
ехало четверо конных,
пыль оседала на куртках,
на голубых и зеленых.
«Едем, красавица, в Кордову!»
Девушка им ни слова.

Три молодых матадора
с горного шли перевала,
шелк отливал апельсином,
сталь серебром отливала.
«Едем, красотка, в Севилью!»
Девушка им ни слова.

Когда опустился вечер,
лиловою мглой омытый,
юноша вынес из сада
розы и лунные мирты.
«Радость, идем в Гранаду!»
И снова в ответ ни слова.

        Осталась девушка в поле
срывать оливки в тумане,
и ветер серые руки
сомкнул на девичьем стане.

Деревце, деревцо
    к засухе зацвело.

               Перевод А. Гелескула

Arbol;, arbol;
seco y verde.

La ni;a de bello rostro
est; cogiendo aceituna.
El viento, gal;n de torres,
la prende por la cintura.
Pasaron cuatro jinetes,
sobre jacas andaluzas.
con trajes de azul y verde,
con largas capas oscuras.
"Vente a Granada, muchacha."
La ni;a no los escucha.
Pasaron tres torerillos
delgaditos de cintura,
con trajes color naranja
y espada de plata antigua.
"Vente a Sevilla, muchacha."
La ni;a no los escucha.
Cuando la tarde se puso
morada, con luz difusa,
pas; un joven que llevaba
rosas y mirtos de luna.
"Vente a Granada, muchacha."
Y la ni;a no lo escucha.
La ni;a del bello rostro
sigue cogiendo aceituna,
con el brazo gris del viento
ce;ido por la cintura.

Arbol; arbol;
seco y verde.

Memento

Когда умру, схороните меня с гитарой
в речном песке.
Когда умру, в апельсиновой роще старой
в любом цветке.
Когда умру, буду флюгером я на крыше,
на ветру.
Тише... Тише... Тише... Тише...
Когда умру...

Перевод Инны Тыняновой

Cuando yo me muera,
enterradme con mi guitarra
bajo la arena.

Cuando yo me muera
entre los naranjos
y la hierbabuena.

Cuando yo me muera
enterradme si quer;is
en una veleta.

;Cuando yo me muera!

Поль Элюар

Прощай же грусть

И здравствуй грусть
Ты вписана в квадраты потолка
Ты вписана в глаза, которые люблю
Ты еще не совсем беда
Ведь даже на этих бледных губах
Тебя выдает улыбка
Так здравствуй грусть
Любовь любимых тел
Могущество любви
Чья нежность возникает
Как бестелесное чудовище
С отринутою головой
Прекрасноликой грусти.
1932
Перевод Юлианы  Яхниной
или Павла Борисова

Adieu tristesse

Bonjour tristesse
Tu es inscrite dans les lignes du plafond
Tu es inscrite dans les yeux que j’aime
Tu n’es pas tout ; fait la mis;re
Car les l;vres les plus pauvres te d;noncent
Par un sourire
Bonjour tristesse
Amour des corps aimables
Puissance de l’amour
Dont l’amabilit; surgit
Comme un monstre sans corps
T;te d;sappoint;e
Tristesse beau visage.



МУЖЕСТВО

Парижу холодно Парижу голодно
Париж не ест на улицах каштанов
Париж в лохмотья нищенки оделся
Париж как в стойле стоя спит в метро
На бедняков свалились новые невзгоды
Но мудрость и безумье
Скорбного Парижа
В себя вбирает чистый воздух и огонь
В- себя вбирает красоту и доброту
Его изголодавшихся рабочих
Не надо звать на помощь мой Париж
Ты жив ты жизнью удивительной живешь
За наготой за худобой за бледностью
В тебе таится человечность
Она горит в глазах твоих Париж
Прекрасный город мой
Как шпага сильный тонкий как игла
Доверчивый и умудренный ты не можешь
Снести несправедливость
Несправедливость худший хаос для тебя
Ты от него Париж освободишься
Париж мой трепетный далекая звезда
Надежда неугаснувшая наша
Освободишься ты от горя и от грязи
Мужайтесь братья
Нет у нас ни касок ни сапог
Мы ни мундирами ни выправкой не блещем
Но в наших жилах вспыхивает солнце
Наш свет вернулся к нам
Достойнейшие пали ради нас
И вот их кровь клокочет в нашем сердце
И снова утро утро над Парижем
Час избавленья
Ширь весны новорожденной
Тупая сила рабья терпит крах
Рабы враги должны это понять
И если понимать они способны
Они восстанут.

1942

Свобода

На школьных моих тетрадях
На липовой коре
На зыбком песке на снеге
Я имя твое пишу

На всех прочтенных страницах
На всех пустых листах
Камне крови бумаге и пепле
Я имя твое пишу

На позолоченных рамах
На винтовках солдат
На королевской короне
Я имя твое пишу

На джунглях и на пустыни
На гнездах на кустах
На каждом эхе детства
Я имя твое пишу

На откровеньях ночи
На белом хлебе дней
На первых днях обрученья
Я имя твое пишу.

На клочьях моей лазури
На заводи солнце мхе
На озере лунной ртути
Я имя твое пишу

На нивах до горизонта
На быстрых крыльях птиц
На мельнице светотени
Я имя твое пишу

На каждом броске рассвета
На море на кораблях
На безумной горной вершине
Я имя твое пишу

На рыхлой пене тучи
На смертном поте грозы
На затяжном ненастье
Я имя твое пишу

На всех сверкающих формах
На колоколах цветов
На истине бесспорной
Я имя твое пишу

На хитроумных тропах
На торных прямых путях
На уличных столпотвореньях
Я имя твое пишу

На лампе, во тьме зажженной,
На лампе, потухшей к утру
На всех домах приютивших
Я имя твое пишу

На яблоке разделенном
Между зеркалом и жильем
На пустой моей постели
Я имя твое пишу

На псине моем гурмане
На острых его ушах
На лапе его неуклюжей
Я имя твое пишу

На трамплине порога
На знакомых вещах
На пламени благословенном
Я имя твое пишу

На всякой познанной плоти
На лице моих друзей
На каждом рукопожатье
Я имя твое пишу

На окне в котором чудо
На внимательных губах
За чертой молчанья
Я имя твое пишу

На прибежищах разбитых
На рухнувших маяках
На стенах тоски и скуки
Я имя твое пишу

На полном равнодушье
На голом сиротстве моем
На похоронных маршах
Я имя твое пишу

На вернувшемся здоровье
На исчезнувшей беде
На беспамятной надежде
Я имя твое пишу

И мощью его и властью
Я вновь начинаю жить
Рожденный чтоб знать тебя
Чтобы тебя назвать

Свобода.
1942
Перевод Ольги Седаковой

Libert;

Sur mes cahiers d’;colier
Sur mon pupitre et les arbres
Sur le sable sur la neige
J’;cris ton nom

Sur toutes les pages lues
Sur toutes les pages blanches
Pierre sang papier ou cendre
J’;cris ton nom

Sur les images dor;es
Sur les armes des guerriers
Sur la couronne des rois
J’;cris ton nom

Sur la jungle et le d;sert
Sur les nids sur les gen;ts
Sur l’;cho de mon enfance
J’;cris ton nom

Sur les merveilles des nuits
Sur le pain blanc des journ;es
Sur les saisons fianc;es
J’;cris ton nom

Sur tous mes chiffons d’azur
Sur l’;tang soleil moisi
Sur le lac lune vivante
J’;cris ton nom

Sur les champs sur l’horizon
Sur les ailes des oiseaux
Et sur le moulin des ombres
J’;cris ton nom

Sur chaque bouff;e d’aurore
Sur la mer sur les bateaux
Sur la montagne d;mente
J’;cris ton nom

Sur la mousse des nuages
Sur les sueurs de l’orage
Sur la pluie ;paisse et fade
J’;cris ton nom

Sur les formes scintillantes
Sur les cloches des couleurs
Sur la v;rit; physique
J’;cris ton nom

Sur les sentiers ;veill;s
Sur les routes d;ploy;es
Sur les places qui d;bordent
J’;cris ton nom

Sur la lampe qui s’allume
Sur la lampe qui s’;teint
Sur mes maisons r;unies
J’;cris ton nom

Sur le fruit coup; en deux
Du miroir et de ma chambre
Sur mon lit coquille vide
J’;cris ton nom

Sur mon chien gourmand et tendre
Sur ses oreilles dress;es
Sur sa patte maladroite
J’;cris ton nom

Sur le tremplin de ma porte
Sur les objets familiers
Sur le flot du feu b;ni
J’;cris ton nom

Sur toute chair accord;e
Sur le front de mes amis
Sur chaque main qui se tend
J’;cris ton nom

Sur la vitre des surprises
Sur les l;vres attentives
Bien au-dessus du silence
J’;cris ton nom

Sur mes refuges d;truits
Sur mes phares ;croul;s
Sur les murs de mon ennui
J’;cris ton nom

Sur l’absence sans d;sir
Sur la solitude nue
Sur les marches de la mort
J’;cris ton nom

Sur la sant; revenue
Sur le risque disparu
Sur l’espoir sans souvenir
J’;cris ton nom

Et par le pouvoir d’un mot
Je recommence ma vie
Je suis n; pour te conna;tre
Pour te nommer

Libert;.

Дун Карм
Развалины
(Теми Заммиту)
Там, где к земле течет лазурь небес
И зелень всхолмий взлет остановила —
Еще фундамент ветхий не исчез:
На нем когда-то возвышалась вилла.
Ревнитель древний, римский камнерез,
Нам завещал мозаику настила;
Увы — ни колоннаду, ни навес
Столетий череда не пощадила.
Ни статуй мы, ни портика не зрим:
Все, что какой-нибудь матроны ради
Любовно здесь воздвиг могучий Рим, —
Все испарилось утренней росой,
И только между плитами, в засаде,
Хохочет Смерть с клепсидрой и косой.
1931

Полярная звезда
Когда, устав от дне;вного труда,
я покидаю города горнило —
на севере я зрю тебя всегда,
исконно неподвижное светило.
Пока сестер счастливых череда
вокруг тебя танцует легкокрыло,
как мать, следишь за ними ты, звезда,
благоразумья верное мерило.
Лишь ты одна, недвижная вовек,
ведешь к заветной цели морехода
сквозь ураган и яростную тьму, —
и если брата иль отца на брег
чужой и злой закинет непогода,
то подари надежный кров ему.

Перевод Е.Витковского

ЙОРГОС СЕФЕРИС

* * *

Сад оживших камней среди зеленого моря
мне напомнил любви моей многоликость
лаской медленных прикосновений
ожившими ликами камня
забытым невнятным немым языком
снимая с нас древний обет молчания
среди лавра и сосен под зыбкою тенью платана

Перевод Евгения Колесова
Санторин
Поклонись, если сможешь, широкому темному морю,
позабудь, если сможешь, негромкий напев свирели
под босыми твоими ногами, точно душ затонувших эхо.
И возьми черепок, чтоб на нем начертать беспечно
имя твое молодое, место находки и день –
пусть его море поглотит, пусть унесет его море.
Скинь одежды, взойди вместе с нами
На скалу среди алого моря,
где встают над водой острова
наших утраченных снов. На вершине
мы нагие стоим, ожидая,
что на наших неверных весах чаша зла
перетянет.
Власть души, поступь силы и жажды любви
логарифмы,
раскаленные послеполуденным ветром,
пролагают дорогу судьбе нашей юной
крепким ударом ладони по упругим нагим лопаткам –
через берег потерь,
через родную равнину,
через пепел седых островов.
Запустел наш алтарь,
где-то друзья затерялись,
и листья финика втоптаны в придорожную грязь.
Опусти свои руки, отпусти их в полет, если сможешь:
пусть покинут фарватер времени их корабли
и уйдут к далекому горизонту.
Когда кость разобьется о камень,
когда разлетится копье от удара о панцирь,
когда взоры чужие
на твою устремятся любовь,
силясь до самого дна исчерпать твою душу,
когда, оглядевшись, увидишь, что все исчезает,
умирает,
немеет
и негде укрыться
от этих гибельных глаз, –
вслушайся в крик отдаленный,
в вой волчицы, отчаянно лижущей рану –
это твой собственный крик.
Опусти свои руки, отпусти их в полет, если сможешь:
пусть прорвут они сеть этих необъяснимых времен.
И – утони, если сможешь:
тонет тот, кто пытается камень спасти.
1976

;;;;;;:   
;;;;;;; ;;;;;;;
;;;;;;;:   
;;;;; ;;;;;;;;;;;;
1. ;;;;;;;; ;;;;;;;;;;
 
 

2. ;;;;;;; ;;;;;;;
 
 

;;;;; ;; ;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;; ;;;;;;;;,
;;;;;;;;; ;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;; ;;;; ;; ;;;;; ;;;;;
;;; ;;;;;;; ;;; ;;;; ;;;
;;;; ;;;; ;;;, ;;;; ;;;; ;;;, ;; ;;;;;;;;;,
;;; ;;;;;;; ;;; ;;;; ;;;
;;;; ;;;; ;;;, ;;;; ;;;; ;;;, ;; ;;;;;;;;;.

;;;;;, ;; ;;;;;;;, ;; ;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;;,
;; ;;;;, ;’ ;;;;;, ;;; ;;;;,
;;; ;;;; ;; ;;; ;;;;;;; ;;; ;; ;;;;;; , ;;; ;; ;;;;;;;;;,
;;; ;;;; ;; ;;; ;;;;;;; ;;; ;; ;;;;;; , ;;; ;; ;;;;;;;;;.

;;;;; ;; ;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;; ;;;;;;;;,
;;;;;;;;; ;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;; ;;;; ;; ;;;;; ;;;;;
;;; ;;;;;;; ;;; ;;;; ;;;
;;;; ;;;; ;;;, ;;;; ;;;; ;;;, ;; ;;;;;;;;;,
;;; ;;;;;;; ;;; ;;;; ;;;
;;;; ;;;; ;;;, ;;;; ;;;; ;;;, ;; ;;;;;;;;;.
, Айянапа II
Весна 1156 г. (стихи на музыку)

Под смоковницею под старою
безумный бушует ветер,
птиц и веток играя гитарою,
позабыв обо всем на свете.
Вей же, ветер, нам, странник счастья!
Грудь расправив, спой же нам песню!
К нам спустись и изведай страсти
с нами вместе. Добрые вести!
Но взлетел взъерошенный ветер
из-под старой из-под смоковницы,
полетел далеко на север:
с нами он не хочет знакомиться.
О тимьян мой, мой розмарин –
грудь свою угрей потеплее,
спрячь, укрой свои фонари
в той норе, что всего темнее!
То не Вербного воскресенья ветер,
то не ветер праздника Пасхи –
гари города ветреный вечер
гонит дыма печальные маски.
Но в один из сухих закатов
под смоковницу ветер вернулся,
золотых неся аромат дукатов:
он нас продал!.. А я – проснулся.

Яннис Рицос

Геракл и мы

Тебе говорят: он — большой и великий, сын бога,
и кроме того, знаменит кучей блистательных
учителей, —
старец Лин, просвещенный сын Аполлона, обучил его грамоте,
ловкий Эврит преподал
уроки искусной стрельбы из лука; Эвмолп,
вдохновенный сын Филаммона,
развил его склонности к песне и лире; но главное —
сын Гермеса, Автолик,
чьи густые, дремучие, страшные брови затмевали собой
половину лба,
обучил его славно искусству аргосцев — подножке:
отменное средство,
надежнее нет ничего, чтобы вырвать победу в борьбе,
в кулачном бою и, как признано, даже в науке.
Но мы, дети смертных, без ведома учителей обладая
всего лишь собственной волей,
упорством, а также системой селекций и пыток,
стали такими, какими смогли.
Мы нисколько себя не чувствуем низшими, нам не стыдно
смотреть любому в глаза.
Наши титулы на сегодняшний день — в трех словах:
Макронисос, Юра и Лерос.
И как только наши стихи вам покажутся аляповатыми —
сразу вспомните, что они написаны
под конвоем, под носом охранников, под ножом,
приставленным к ребрам.
И тогда нет нужды в оправданиях; принимайте стихи
такими, как есть, и не требуйте того, чего у них нет, —
вам больше скажет сухой Фукидид, чем изощренный в письме
Ксенофонт.
(перевод Ю.Мориц)

История

Что бы ни было, здесь я останусь, прошептал он.
Морской берег велик, камни
с ходом часов меняют окраску.
Глянешь в воду с окончанием сумерек —
увидишь последнего сына Фиеста
без меча и без венка,
лишь со шрамом звезды над правой почкой.
Прочее, скажешь ты, было в руках рока —
и любовь, и резня, и возвращение,
и смена властей, и отсутствие потомков,
и малый серебряный крестик
на веревочке, в тот самый вечер
втоптанный в пыль конскими копытами.

1966

перевод Давида Самойлова

Путь к солнцу

Познавая свои границы
ты возможно сумеешь
преодолеть их.
1974

Мигель Эрнандес

Агония прощаний,
кладбищенские рвы.

Вчера с тобой прощались,
вчера еще кончались.

Сегодня мы мертвы.
Как поезд похоронный
причалы и перроны.

Рука платок уронит -
и ты уже вдали.

Живыми нас хоронят
на двух концах земли.

Перевод А. Гелескула

Элегия


На смерть Рамона Сихе


Хотел бы я возделывать, рыдая,
Ту землю, что взяла тебя так рано,
Тебя мой друг, душа моя родная.

Печаль моя отдаст тебя туману,
Улиткам, ливням, солнечному свету.
Отдам тебя я макам безуханным,

И стебли прорастут сквозь сердце это.
Но словно бы в тисках мое дыханье
От боли, что в груди теснится где-то.

Безумный вихрь, мгновенное страданье,
Один удар невидимый, но верный
Тебя поверг на землю. И сознанье

Разверсто раной тяжкой и безмерной,
И смерть твоя мне кажется реальней,
Чем эта жизнь в печали беспримерной.

На землях мертвых – шелест погребальный,
И мне брести по ним без утешенья,
Вернуться вновь к действительности дальней.

Но ранней смерти низкое круженье,
Но ранний ветер над землею скудной,
Но позднего рассвета приближенье…

Прощенья нет всей жизни безрассудной,
Прощенья нет земле моей усталой,
Прощенья нет всей смерти беспробудной.

В моих ладонях буря застонала –
Ведет меня и опьяняет страстью
Грядущих разрушений и обвалов.

Зубами землю разорву на части –
Горячую, тяжелую, сухую –
Всю землю, у которой ты во власти.

Взорву ее, верну тебя, спасу я
От смертного безмолвия и теней
И благородный лоб твой поцелую.

И сквозь цветов высокие сплетенья
Душа твоя пчелою устремится
К живой моей смоковницы цветенью.

Небесной, восковой, медовой птицей
Она вернется к мирному журчанью
Полей и плугов из своей темницы.

И разольется кровь твоя ручьями,
Душистыми как мед, подобно взгляду
Возлюбленной твоей в ее печали.

Но сердце, заключенное в ограду,
Зовет мой голос в пенистые дали,
К миндальному, сияющему саду.

Там пчелы никогда не умирали,
Там мы произнесем, я это знаю,

Все то, что мы друг другу не сказали,
Душа моя, душа моя родная.
1936
Перевод Надежды Муравьёвой

ELEGIA A RAM;N SIJ;
.
(En Orihuela, su pueblo y el m;o, se me ha
muerto como del rayo Ram;n Sij;, con quien
tanto quer;a.)
.
Yo quiero ser llorando el hortelano
de la tierra que ocupas y estercolas,
compa;ero del alma, tan temprano.
.
Alimentando lluvias, caracoles
Y ;rganos mi dolor sin instrumento,
a las desalentadas amapolas
.
dar; tu coraz;n por alimento.
Tanto dolor se agrupa en mi costado,
que por doler me duele hasta el aliento.
.
Un manotazo duro, un golpe helado,
un hachazo invisible y homicida,
un empuj;n brutal te ha derribado.
.
No hay extensi;n m;s grande que mi herida,
lloro mi desventura y sus conjuntos
y siento m;s tu muerte que mi vida.

Ando sobre rastrojos de difuntos,
y sin calor de nadie y sin consuelo
voy de mi coraz;n a mis asuntos.
.
.Temprano levant; la muerte el vuelo,
temprano madrug; la madrugada,
temprano est;s rodando por el suelo.
.
No perdono a la muerte enamorada,
no perdono a la vida desatenta,
no perdono a la tierra ni a la nada.
.
En mis manos levanto una tormenta
de piedras, rayos y hachas estridentes
sedienta de cat;strofe y hambrienta
.
Quiero escarbar la tierra con los dientes,
quiero apartar la tierra parte
a parte a dentelladas secas y calientes.
.
Quiero minar la tierra hasta encontrarte
y besarte la noble calavera
y desamordazarte y regresarte
.
Volver;s a mi huerto y a mi higuera:
por los altos andamios de mis flores
pajarear; tu alma colmenera

de angelicales ceras y labores.
Volver;s al arrullo de las rejas
de los enamorados labradores.
.
Alegrar;s la sombra de mis cejas,
y tu sangre se ir; a cada lado
disputando tu novia y las abejas.
.
Tu coraz;n, ya terciopelo ajado,
llama a un campo de almendras espumosas
mi avariciosa voz de enamorado.
.
A las aladas almas de las rosas...
de almendro de nata te requiero,:
que tenemos que hablar de muchas cosas,
compa;ero del alma, compa;ero.
.
(10 de enero de 1936)

    ВАЛЬС ВЛЮБЛЕННЫХ, НЕРАЗЛУЧНЫХ НАВЕКИ



                Заблудились навек
                среди сада объятий,
                алый куст поцелуев
                закружил их чудесно.
                Ураганы, озлобясь,
                не могли разорвать их,
                ни ножи с топорами,
                ни пламень небесный.

                Украшали руками
                неуютность земную.
                По упругости ветра,
                ударявшего в лица,
                измеряли паденье.
                В бурном море тонули,
                напрягая все силы,
                чтоб теснее сплотиться.

                Одиноки, гонимы
                скорбью неисцелимой
                новогодий и весен,
                безысходностью круга,
                были светом горящим,
                пылью неистребимой,
                безоглядно, бесстрашно
                обнимая друг друга.

Перевод Г. Кружкова

VALS DE LOS ENAMORADOS Y UNIDOS HASTA SIEMPRE

No salieron jam;s
del vergel del abrazo.
Y ante el rojo rosal
de los besos rodaron.

Huracanes quisieron
con rencor separarlos.
Y las hachas tajantes
y los r;gidos rayos.

Aumentaron la tierra
de las p;lidas manos.
Precipicios midieron,
por el viento impulsados
entre bocas deshechas.
Recorrieron naufragios,
cada vez m;s profundos
en sus cuerpos sus brazos.

Perseguidos, hundidos
por un gran desamparo
de recuerdos y lunas
de noviembres y marzos,
aventados se vieron
como polvo liviano:
aventados se vieron,
pero siempre abrazados.


Рене Шар

Ты так спешишь писать
Как будто боишься не поспеть за жизнью
А если так скорей к своим истокам
Поторопись
Поторопись и передай
Тебе доставшуюся долю
Чудесного
И доброты и мятежа
Ты в самом деле можешь не поспеть за жизнью
Невыразимой жизнью
Единственной с которой ты согласен слиться
В которой ежедневно
Тебе отказывают существа и вещи
И от которой в беспощадной битве тебе то здесь то там
Урвать клочок-другой порою удаётся
А вне её один лишь тлен
И если в пору тяжкого труда ты встретишь смерть
Прими её как принимает потный
Затылок
Ласку
Прохладного платка
Склонись пред ней
И смейся если хочешь
И ей отдай свою покорность
Не отдавай оружья
Ты создан был для редкостных мгновений
Преобразись исчезни
Без сожалений
Смирись с необходимостью суровой                На том углу за ближним поворотом
Быть может жизнь твоя
Исчезнет

Роись во прахе
Никто не в силах ваш союз расторгнуть
С жизнью.

СВАДЕБНЫЙ ЛИК

Опубликовано 03.03.2014 Автор:
Рене Шар. Свадебный лик (с комментарием Поля Вена)



ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Плато Люберон — одно из живописнейших мест на юге Франции (де­партамент Воклюз), расположенное неподалеку от легендарной горы Ванту, на которую когда-то совершил восхождение поэт Петрарка. Эти места находятся неподалеку от родного города Рене Шара — Л’Иль-сюр-Сорг. Почти вся жизнь поэта связана с этим уголком Прованса. В детстве он жил в великолепном имении Невон, построенном его отцом, который владел процветавшими гипсо-формовочными мастерскими. Потом заканчивал гимназию в Авиньоне, учился и вёл буйную и праздную жизнь в Марселе. Затем, после сюрреалистического парижского периода, снова вернулся в Воклюз во время оккупации и встал во главе одного из подразделений партизан-маки в деревушке Сереет. После войны тоже жил в основном в Провансе, где и был похоронен в 1988 году.

Лето 1938 года он провёл в обществе шведской художницы Греты Кнут­сон-Тцара (1899-1983). Для Шара это был период выздоровления — до этого он перенёс тяжёлую и длительную болезнь, едва не умерев от заражения крови. Грета в ту пору только что рассталась со своим мужем, поэтом Три­станом Тцара (официальный развод был подписан в 1942 году). Она была красавицей, принадлежала к богатому космополитическому кругу па­рижской богемы, и, как многие «женщины сюрреалистов», отличалась широкими культурными интересами и внутренней свободой. Как и Шар, она довольно рано перестала разделять установки сюрреализма. Помимо живописи она занималась литературой и художественной критикой, пи­сала стихи, углублённо изучала философию (особенно феноменологию Гуссерля). Это она познакомила Рене Шара с творчеством немецких ро­мантиков, Гёльдерлина и с философией Мартина Хайдеггера. Именно она стала героиней «Свадебного лика» и других стихотворений Шара, напи­санных в этот период.

Друг Шара, эллинист Ив Батистини, написал однажды, что мечтал бы увидеть «интерактивное издание» «Свадебного лика» (окончательное пре­одоление Гутенберга) со множеством линков и комментариев, со ссылками на рисунки Греты Кнутсон, на разные издания стихотворения, начиная с брошюры 1938 года и кончая более поздними иллюстрация Ива Танги и Андре Масона. И туда можно было бы добавить комментарий по содер­жанию, проведя параллели, как Жорж Дюмезиль, с образами тантрическо­го соединения двоих или с алхимическим браком (Аксель и Сара де Мойра у Виллье де Л’Иль Адана), а также с творчеством Данте, Блейка, Пьера Лу­иса, с античным романом-идиллией, с «Кантатой на три голоса» Клоделя и так далее и так далее… Можно вспомнить и о музыке — кантате Пьера Булеза «Свадебный лик» (1946)… Теперь к этой перекличке комментариев можно добавить и историю общения Рене Шара с русским писателем Алек­сеем Ремизовым. Что касается комментария, то мы ограничимся отрывком из книги Поля Вена «Рене Шар в собственной поэзии», в которой историк литературы взялся истолковать все стихи Рене Шара, которые, с его точки зрения, в этом нуждаются.

Арина Кузнецова

РЕНЕ ШАР СВАДЕБНЫЙ ЛИК

А сейчас исчезай, мой эскорт, держись в отдаленье;
На глазах распалась тяга к блаженной близости множеств.
Прочь, товарищи буйные, братья, вожди.
Всех уносит потоком прощальным.
Я отныне — люблю.

День пути до истока, тяжелы и медленны струи.
Злато-алой каймою сияет твой лоб из-за медленных веток-лучей —
воплощенье зари !

Уподоблен тебе,
Весь в пыли и соломе огня на окраине неба крича твоё имя,
Рушу крепость минувшего,
Светом пронзённый, живой.

Тает пояс тумана, растворяются дымом ошибки и страхи,
посмотрите, я снова рождён!
О броня моя, больше не будет надежд и сует бесконечных,
Строю я призрачный дом, всходам расти не даю,
Загоревшись, сгорая, стою один среди торжищ,
И не забуду, как плыл над тенью её Бытия.

Опустошённое тело, враждебное всяким смешеньям, вышло вчера из тёмного бреда.
Бессилье, в забвение кань! горечь сна, под дубиной кошмара пади!
Обнажённые плечи прячут каркас твоего поединка.
Ты возвращаешься в рабство, ты подставляешь шею.
Пусть ночи усмешка прервёт этот мрачный кортеж
Упрёков стеклянных, прощаний горьких.

Вынырнув из лабиринта страданий
(О кирка золотого орла! И фонтаном вздымается кровь…)
Ради этого мига судьбы я стремился к свободе
К многосгворчатой сини, к гранитной моей прямоте.

О свод излияний над царским венцом её лона,
Шёпот тёмного дара!
О движенье иссякшее губ!
Рождество, веди непокорных, пусть видят мира основу,
Новь миндальная — ясного утра залог.


Вечер скрыл свою рану разбойную — там блуждали ракеты,
выли от страха собаки…

В прошлом на лике твоём траурной скорби слюда.

О пожар негасимый окна: я касался дыханьем дружеской раны,
Охранял твоё тайное царство
И как тихо тумана уста нашу страсть опустили к подножию дюн
и на острую крышу…

Я узнал, я постиг вечный трепет в твоём постоянстве
И доверчивой ясностью дольний наполнился мир.

Утрени звонкий призыв, кончено Веспера время.
Я, колизей среди рва, аркой замкнувший свой бег.
Хватит ласкать зрелую гриву колосьев:
Пряха упрямая пусть в стороне посидит.
Хватит проклятий в гавани брачных подобий:
Я опускаюсь на дно возвращенья к себе.

О вы, ручейки, невмы навеки уснувших!

Вы скользите, спеша догнать бесплодное небо,

Да совьётся ваш путь с грозою того, кто внутри одолел пустыню,
Отдавшись во власть живительным вокализам.

Под крышей вздымается хлеб, стремясь разделить своё сердце и пламя:
А ты, Незабудка, цветок из ладони прозрачной прими.

Тёмный сад всколыхнувшихся чувств пробудился.
Я не увижу, как свежие эти холмы, роенье желаний,
сухой зарастут ежевикой,
Я не увижу на месте твоём эмпузу в стеклянном гробу,
Я не увижу кривлянья паяцев на фоне бессмертного утра,

Я не увижу конца нашей горней свободы, — рабьего плена в себе.

Вот мы взошли на плато, химеры сознанья,
Кремний плывёт и дрожит и лозы пространства под ним.
Слово стихло и влагу впивает у ангельского парома…
Кончены битвы земные.
Тают дороги далёкие в мощном приливе росы.
Вот наша развязка — неотвратимое, где твоё жало?

Замер навеки песок и восстановлено тело:
Женщина дышит всей грудью, мужчина стоит во весь рост.


REN; CHAR LE VISAGE NUPTIAL

; pr;sent disparais, mon escorte, debout dans la distance;
La douceur du nombre vient de se d;truire.
Cong; ; vous, mes alli;s, mes violents, mes indices.
Tout vous entra;ne, tristesse obs;quieuse.
J’aime.

L’eau est lourde ; un jour de la source.
La parcelle vermeille franchit ses lentes branches ; ton front,
dimension rassur;e’.

Et moi semblable ; toi,
Avec la paille en fleur au bord du ciel criant ton nom,
J’abats les vestiges,
Atteint, sain de clart;.

Ceinture de vapeur, multitude assouplie, diviseurs de la crainte,
touchez ma renaissance.

Parois de ma dur;e, je renonce ; l’assistance de ma largeur v;nielle, Je boise l’exp;dient du g;te, j’entrave la primeur des survies. Embras; de solitude foraine.
J’;voque la nage sur l’ombre de sa Pr;sence.

Le corps d;sert, hostile ; son m;lange, hier, ;tait revenu
parlant noir.

D;clin, ne te ravise pas, tombe ta massue de transes, aigre sommeil; Le d;collet; diminue les ossements de ton exil, de ton escrime ;
Tu rends fra;che la servitude qui se d;vore le dos;
Ris;e de la nuit, arr;te ce charroi lugubre De voix vitreuses, de d;parts lapid;s.

T;t soustrait au flux des l;sions inventives
(La pioche de l’aigle lance haut le sang ;vas;)
Sur un destin pr;sent j’ai men; mes franchises
Vers l’azur multivalve, la granitique dissidence.

O vo;te d’effusion sur la couronne de son ventre,
Murmure de dot noire!
O mouvement tari de sa diction!
Nativit;, guidez les insoumis, qu’ils d;couvrent leur base,
L’amande croyable au lendemain neuf.


Le soir a ferm; sa plaie de corsaire o; voyageaient les fus;es vagues parmi
la peur soutenue des chiens.

Au pass; les micas du deuil sur ton visage.
Vitre inextinguible: mon souffle affleurait d;j; l’amiti; de ta blessure,
Armait ta royaut; inapparente.
Et des l;vres du brouillard descendit notre plaisir au seuil de dune,
au toit d’acier.

La conscience augmentait l’appareil fr;missant de ta permanence;
La simplicit; fid;le s’;tendit partout.

Timbre de la devise matinale, morte saison de l’;toile pr;coce,
Je cours au terme de mon cintre, colis;e fossoy;.
Assez bais; le crin nubile des c;r;ales:
La cardeuse, l’opini;tre, nos confins la soumettent.
Assez maudit le havre des simulacres nuptiaux:
Je touche le fond d’un retour compact.

Ruisseaux, neume des morts anfractueux,
Vous qui suivez le ciel aride,
M;lez votre acheminement aux orages de qui sut gu;rir de la d;sertion, Donnant contre vos ;tudes salubres.
Au sein du toit le pain suffoque ; porter coeur et lueur.
Prends, ma Pens;e, la fleur de ma main p;n;trable,

Sens s’;veiller l’obscure plantation.

Je ne verrai pas tes flancs, ces essaims de faim, se dess;cher, s’emplir de ronces;
Je ne verrai pas l’empuse te succ;der dans ta serre;
Je ne verrai pas l’approche des baladins inqui;ter le jour renaissant;

Je ne verrai pas la race de notre libert; servilement se suffire.

Chim;res, nous sommes mont;s au plateau.
Le silex frissonnait sous les sarments de l’espace;
La parole, lasse de d;foncer, buvait au d;barcad;re ang;lique.
Nulle farouche survivance:
L’horizon des routes jusqu’; l’afflux de ros;e,
L’intime d;nouement de l’irr;parable.

Voici le sable mort, voici le corps sauv;:
La Femme respire, l’Homme se tient debout.
1944

Утешение
Перевел Михаил Кудинов
Любовь моя бродит по улицам города. Разве имеет значенье, куда она путь свой направила? Порвана времени нить. Не моя это больше любовь, может каждый с ней говорить. Обо всём позабыла она и не помнит, кто душу ей отдал.

Своего двойника она ищет теперь в обещании взглядов. Пересекает пространство, которое верность моя охраняет. Рисует надежду, стирает её беззаботно. Победоносная, не принимает участья в победах.

Я живу в глубине её, словно счастливый обломок кораблекрушенья. Неведомо ей, что мое одиночество стало богатством её. На меридиане великом, где взлёт её обозначен, моя свобода её разрушает.

Любовь моя бродит по улицам города. Разве имеет значенье, куда она путь свой направила? Порвана времени нить. Не моя это больше любовь, может каждый с ней говорить. Обо всем позабыла она, и не помнит, кто душу ей отдал, кто светит ей издали, чтобы она не упала.

Габриель Арести

Перевод Юрия Зыцаря

Дом моего отца у самых верхов границы я защищу от волхвов, волков,землетрясений, ростовщиков,мафии и юстиции.
От всего защищу,как ни тих и ни щупл.
Всю защиту ему обеспечу.
Обесконечу.
Как задаток приму синяки.
Потеряю скот, поля, сосняки.
Дивиденды, доходы, проценты,последние центы.
Всё, исключая ключи от рая,–всё потеряю.
Но дом отца?..У самого краха края род жены решит (– дня ясней),
что, мол, муж-то мул,и уж муж ли, эй,и уж нужен ли ей?
Отберут у меня и оружие.Что ж, и тут я не запищу:
просто пальцами защищу.
Срежут пальцы с рук,руки срубят, уже беспалые…
Друг!Не плачь ты о бедном малом.
Плачь ты лучше о небывалом:удалoм, пусть и неудaлом.
Я зубами заскрежещу:рук обрубками
не пущу.
Пусть я мул, даже мум и му, старый пень в дыму,
но и думать о доме не дам – сомну.
Но тогда уж,дойдя до плеч,подберутся к душев груди.
Что же – лечь?Не-ет, минуточку подожди.
В самый плача мигна палачий миря душой замахнусь:дом отца –рушить?Стой? Куда ж ты бежишь-то, гнусь!Задушyза дyшу.
Но допустим,когда-нибудь пустьгде-то в толще лет – голубой чащe,да не будет ей путь пуст,срок придет и моей душe.
А за ней и потомкам,
моим котёнкам.
А дом отца?..А вот он-то,как солдат после фронта,лишь смеясь над векaми,
и лишь вeками щурясь вслед,
ни один не обронит камень.
Вот свят
Свет. 
1963
 
Nire aitaren etxea
defendituko dut.
Otsoen kontra,
sikatearen kontra,
lukurreriaren kontra,
justiziaren kontra,
defenditue
ginen dut
nire aitaren etxea.
Galduko ditut aziendak,
soloak,
pinudiak;
galduko ditut
korrituak,
errentak,
interesak,
baina nire aitaren etxea defendituko dut.
Harmak kenduko dizkidate,
eta eskuarekin defendituko dut
nire aitaren etxea;
eskuak ebakiko dizkidate,
eta besoarekin defendituko dut
nire aitaren etxea;
besorik gabe,
sorbaldarik gabe
bularrik
gabeutziko naute,
eta arimarekin defendituko dut
nire aitaren etxea.
Ni hilen naiz,
nire arima galduko da,
nire askazia galduko da,
baina nire aitaren etxea
kiraunen du
zutik.

Тому, кто пожелает выслушать меня...

Должен признаться, что я непокорный... что должен выразить свой протест, что я рядом с человеком, как обещал это однажды на платформе в Сороссе. Я не выдумываю ложь. Я говорю правду, и я не любитель тактики. Если правда рядом с нами, то нам незачем выдумывать ложь. Это так, я за правду, так как правда и человек неразлучны. Когда человек отдаляется от правды, то не знаю, что может случиться. И если никто не хочет меня выслушать, то мне все равно, я скажу для города, звезды или неба (ох, город, ох, звезда, ох, небо) (я уверен, что найду ответ в душе поэта Мигеля Ласа де Гетария), я непокорный, я должен выразить свой протест, так как я человек. Об этом я уже говорил. Я не могу выдумать ложь. Я научился разговаривать в гавани Бильбао, когда я ел жареный окорок и пил кофе с молоком, смешивая его с коньяком. Я уверен, что человек также на моей стороне. И человека, пожалуй, зовут Мигель Ласа. Или женщину зовут Амая Ласа. Иногда он наряжается в клоуна. Ветер Севера. Ветер Юга. На открытом воздухе всех ветров мира. Страна Басков открыта для всех ветров мира.

 Я и то, что я говорю
Я ничто, кроме того,
кто я есть.
Я тот, кто я есть, да, тот кто я есть,
а не тот,
кто не есть.
Я есть для себя,
для
воли моей,
для воли и достойнства того, кто я есть,
вне моих мыслей
и ощущений.
Я в пути (насколько трудный закон,
какой неизбежный распорядок),
к концу.
Куда-то туда иду
и не боюсь, нет,
нет.
Дело в том, что дорога идет
в никуда,
и однажды ничего не будет,
кроме того,
чего не будет. Нет. Да. Я тот, кто я есть,
и ничто кроме того,
кто есть, и однажды
я также перестану быть
тем, кто я не есть, нет, кем я не буду.
И это есть, да и нет, то, что сейчас, всегда и
раньше говорил я,
кто я есть, и что я говорил,
или кто я не есть,
и я умолкаю.
Из пощады и достоинства моих дум.
Да, тот кто я есть. И то, что я говорю.
1967
В переводе Владимира Луарсабишвили

GIZONAREN AHOA

Ez zazue tapa

gizonaren ahoa.

Defendi dadin.

Hainbeste bidegabe

egin zaio

azken ehun mila urte honetan...

Orain,

besoak

indar-gabeturik ditu,

burua erdi-bitan;

ez diozue

kopetan adarrik ernatzen

utzi;

ebaki dizkiozue

eskuak,

ez dezan

ezpatarik astin.

Hor datza.

Ezin defendi diteke

indarrez.

Bakar-bakar-bakarrikan

geratzen zaio

hitza.

Baina ez zazue,

baina ez zazue,

baina ez zazue,

ez zazue tapa

gizonaren ahoa.

Hitzaz

balia dadin,

hitzaz

zerbitza dadin.

Honela konpreni

dezazuen

zertarako

jaiotzen den

mundura.

Ez,

ez zazue tapa

gizonaren ahoa.

 
Сальваторе Квазимодо

Иммитация радости
Среди дерев
Покинут вечер,
беспечен,
выветрил твои прощальные шаги
он появился, когда еще цветы липы
упорствовали в своей участи.
разум ищет чувства,
испытай тишину в жизни.
Другая случайность
открыла мне ясно: красота, увы,
причиняет боль, как смерть.
Потеряна невинность,
и в этом голосе, оставшимся в живых,
чтобы иммитировать радость.
1959
Перевод Аллы Стратулат

Imitazione della gioia
Dove gli alberi ancora
abbandonata pi; fanno la sera,
come indolente
; svanito l’ultimo tuo passo
che appare appena il fiore
sui tigli e insiste alla sua sorte.
Una ragione cerchi agli affetti,
provi il silenzio nella tua vita.
Altra ventura a me rivela
il tempo specchiato. Addolora
come la morte, bellezza ormai
in altri volti fulminea.
Perduto ho ogni cosa innocente,
anche in questa voce, superstite
a imitare la gioia.

Тосканские стрелки из арбалета 
Перевод с итальянского Евгения Солоновича

На площади тосканского города,
не оглашаемой победными барабанами,
стрелки в ярких парчовых одеждах
искушают судьбу, стремясь поразить мишень
средневековой стрелой. Парни
с силой оттягивают тетиву арбалета,
промахнуться – впадают в отчаянье влюбленных
и судьбу искушают снова.
Я был там, любимая, вместе с тобой:
удары стрел о мишень,
освещенную полуденным светом,
нетерпенье рабов этой древней войны –
все говорило о том. Что мужчины не умирают,
они солдаты любви и всегда стремятся к победе.
1965
Balestrieri toscani

Vestiti di broccati vivaci i balestrieri

nella piazza della citt; toscana,

senza tamburi vittoriosi,

tentano la sorte di colpire un centro

con una freccia medievale. I ragazzi

tendono con forza la corda della balestra

e lanciano le armi con ansia di amanti.

Rapidi ripetono il sortilegio.

Ero con te, amore, i colpi

sul bersaglio, nello stacco

della luce meridiana, la noia

dell’attesa per quei servi dell’antica

guerra, ci dissero che l’uomo non muore,

; un soldato d’amore della vittoria continua.

                Ворон

Он пришел не с неба, нет, на бледный,
полный морскими травами луг северного сада
спрыгнул он вдруг, Ворон,
с крутых листьев: не символ
в согнутом радугами и дождем лете,
Ворон, настолько реальный, как акробат
на трапеции в Тиволи.
Легко ломающаяся, изменчивая картина вошла
в день, который в нас
заканчивался и в нас вогнулся
каруселями и кругами сильной воды,
остатками жарких матросских песен или
следами женщин в портах.
Пробил час на самом отдаленном берегу
Европы, оцепенелой и сейчас
Словно бы ищущей невинности.
Ворон был еще счастливым знаком,
похожим на другие, когда
я собственный мир
во всех фигурах и границах испробовал
и сдерживал крик,
чтоб искусить
медленное пространство,
удивленное, что я тоже смею кричать.

Может быть: игра, ожидание, жестокость;
однако немного иронии, и все теряется, и свет
пугает больше, чем тень. Ведь и ты
надеялась на внезапное, неведомое слово.
Потом Ворон повернулся,
поднял легкие ноги
и пропал в воздухе твоих зеленых глаз.
Немного иронии,
и все потеряно.

Перевод: Юсуф Караев

Эудженио Монтале

Принеси мне подсолнух, навеянный далью,
посажу его в почву, сожженную солью,
чтобы он к небесам, голубому зеркалью,
желтый лик обращал — свою жажду и волю.
Всё неясное к ясности смутно стремится,
тают абрисы тел в акварельных размывах,
краски — в нотах. Итак, раствориться —
это самый счастливый удел из счастливых.
Принеси мне частицу палящего лета,
где прозрачны белесые очерки мира
и где жизнь испарилась до капли эфира, —
принеси мне подсолнух, безумный от света.
1925
Перевод с итальянского Евгения Солоновича

Portami il girasole ch’io lo trapianti
nel mio terreno bruciato dal salino,
e mostri tutto il giorno agli azzurri specchianti
del cielo l’ansietа del suo volto giallino.
Tendono alla chiaritа le cose oscure,
si esauriscono i corpi in un fluire
di tinte: queste in musiche. Svanire
и dunque la ventura delle venture.
Portami tu la pianta che conduce
dove sorgono bionde trasparenze
e vapora la vita quale essenza;
portami il girasole impazzito di luce.

Лимоны

Будь ты хоть трижды поэтом известным,
Лезь через рощу, что я подскажу:
Заросль аканта, самшита завесу.
Я же люблю на полянах траву,
Что превращается в топкие лужи,
Высохнув, та привлекает детей.
Лог травянистый похож на Ангилью*:
Узкие улочки к нам нараспев,
И меж пучков тростниковых идиллий
Сад благодатных лимонных дерев.

Птичьи рулады давно не в почёте,
Лучше послушать журчание строк.
Воздух наполнен сквозящей заботой,
Запах услады, внезапный восторг.
Пусть от рутинного не оторваться,
Капли дождя замирают в груди.
К успокоенью людское веселье,
Уж позабыли войны барельеф.
Бедные стали богаче, над всеми
Тонкая нега лимонных дерев.

В долгом молчании вещи чуть ближе,
Кажется, тайну раскроют вот - вот.
Чтобы забраться в природную нишу,
Перевернись со спины на живот.
Правды средину переплывая,
Чаще смотри, что творится вокруг.
Был аромат хвойных, вяжущих сосен
Прежде, когда выделялась сосна.
Каждый из нас подвизался к ней гостем,
Гостем в краю драгоценного сна.

Но иссякает иллюзия, снова
Мы в толчее, где видны небеса
Между карнизами, в сини портовой,
Полдня сиянье без редких услад.
Если однажды средь рощи зелёной
Кто - то объявит вершащийся суд.
Мы в оправданье покажем лимоны.
Холод сердец таять станет, едва
Я на трубе тот мотивчик затрону
И повторю золотые слова.
1925
Перевод А.Бикетова

I limoni

Ascoltami, i poeti laureati
si muovono soltanto fra le piante
dai nomi poco usati: bossi ligustri o acanti.
lo, per me, amo le strade che riescono agli erbosi
fossi dove in pozzanghere
mezzo seccate agguantano i ragazzi
qualche sparuta anguilla:
le viuzze che seguono i ciglioni,
discendono tra i ciuffi delle canne
e mettono negli orti, tra gli alberi dei limoni.

Meglio se le gazzarre degli uccelli
si spengono inghiottite dall’azzurro:
pi; chiaro si ascolta il susurro
dei rami amici nell’aria che quasi non si muove,
e i sensi di quest’odore
che non sa staccarsi da terra
e piove in petto una dolcezza inquieta.
Qui delle divertite passioni
per miracolo tace la guerra,
qui tocca anche a noi poveri la nostra parte di ricchezza
ed ; l’odore dei limoni.

Vedi, in questi silenzi in cui le cose
s’abbandonano e sembrano vicine
a tradire il loro ultimo segreto,
talora ci si aspetta
di scoprire uno sbaglio di Natura,
il punto morto del mondo, l’anello che non tiene,
il filo da disbrogliare che finalmente ci metta
nel mezzo di una verit;.
Lo sguardo fruga d’intorno,
la mente indaga accorda disunisce
nel profumo che dilaga
quando il giorno pi; languisce.
Sono i silenzi in cui si vede
in ogni ombra umana che si allontana
qualche disturbata Divinit;.

Ma l’illusione manca e ci riporta il tempo
nelle citt; rumorose dove l’azzurro si mostra
soltanto a pezzi, in alto, tra le cimase.
La pioggia stanca la terra, di poi; s’affolta
il tedio dell’inverno sulle case,
la luce si fa avara – amara l’anima.
Quando un giorno da un malchiuso portone
tra gli alberi di una corte
ci si mostrano i gialli dei limoni;
e il gelo dei cuore si sfa,
e in petto ci scrosciano
le loro canzoni
le trombe d’oro della solarit;.

Ты

Обманутые авторы критических статей
возводят мое ты в подобье института.
Неужто нужно объяснять кому-то,
как много кажущихся отражений
в одном – реальном – может воплотиться?
Несчастье в том, что, в плен попав, не знает птица,
она ли это иль одна из стольких
подобных ей.

Il tu

I critici ripetono,
da me depistati,
che il mio tu e un instituto.
Senza questa mia colpa avrebbero saputo
che in me e tanti sono uno anche se appaiono
moltiplicati dagli specchi. Il male
e che l'uccello preso nel paretaio
non sa se lui sia lui o uno dei troppi
suoi duplicati.

Блас де Отеро

МОРЕ
Море
вокруг Испании:
зеленое
Кантабрийское,
лазурное Средиземное,
античное море Кадиса,
где с горем
граничат валы,
и стих мой
скорбит, мешаясь
с лязгом цепей и уключин,
девичье море
Кончи,
Малаги синее море =
смой
горькие годы войны,
и сплавь
в единой волне
одинокие судьбы испанцев.
1952
****
Забыться сном, не вспоминать
Испанию.
Уйти из жизни - потерять
Испанию.
Жить, из конца в конец вспахать
Испанию.
Сражаться, чтоб отвоевать
Испанию.
1947
Перевод В.Резниченко

“…DORMIR, para olvidar
Espa;a…
Morir para perder
Espa;a.
Vivir para labrar
Espa;a
Luchar para ganar
Espa;a.”

El mar

                alrededor de Espa;a,

                verde

                Cant;brico,

                azul Mediterr;neo,

                mar gitana de C;diz,

                olas lindando

                con la desdicha,

                mi verso

                se queja al duro son

                del remo y de la cadena,

                mar ni;a

                de la Concha,

                amarga mar de M;laga,

                borrad

                los a;os fratricidas,

                unid

                en una sola ola

                las soledades de los espa;oles.

«Тени шепнули ему» (Сонет)

К губам примкну и словно бы хватаю
я пустоту, вдыхаю и молю
я божью плоть, и жаждою томлю,
в объятьях голод Бога утоляю.

К тебе я жмусь, к подолу приникаю
как утопающий, стеная, к кораблю,
глотаю горсти моря, кровь твою,
и грудь – волна, и качку их ласкаю.

Сквозь раны глаз, истерзанных любовью
ты плачешь, истекая божьей кровью,
что смерть рождает для любви и боли.

Не слиться нам. Напрасная мечта!
Безумье ждать. Мне не узреть твой облик.
За тенью, Бог, лишь ила густота!

Одиссеас Элитис

Справедливости солнце

Справедливости солнце постижимое
И ты, мирт прославляющий,
Не, умоляю вас, не
Забывайте страну мою!

Орлоподобны ее высокие горы
На вулканах виноградных лоз вереницы
И дома белее
В соседстве с лазурью!

Горькие мои руки c молнией
Я поворачиваю позади от времени
Старых своих друзей я зову
Угрозами и кровью!
1959

Автор перевода: Марина Боронина

Из книги «Элегии Порога»

Акиндина, Эльпидофора, Анемподиста

Теперь где ни выйдешь в море на лодке — причалит порожней

Я нацелился на дальнее морское кладбище

С мраморными Девами и цветами. Будет ночь и

август

Время когда у созвездий меняется смена. И легкие

горы

Полные темного воздуха встанут чуть выше линии

горизонта

Там и тут пахнет горелой травой. И печаль неизвестного рода

С высоты

бороздит уснувшее море

 

Светит во мне то, чего я не знаю. Но оно светит

 

Ах, красота, хоть ты никогда не предалась мне всецело

Кое-что я сумел у тебя похитить. Говорю: зелень зеницы

ока, что перво-

вступает в страсть, и еще — золото, которое, где ни поставь

будет июль.

Налегайте на весла, вы, привычные к тяготам. Отвезите меня туда

Куда все идут

Невозможно. Я уродился не принадлежать ни к чему

Феодал неба, там требую восстановленья

В правах. Вот и ветер говорит

От маленького чуда цветок а когда вырастет смерть

 

Ах, красота, ты-то меня предашь яко Иуда

Будет ночь и август. Могучие арфы зазвучат

там и тут и

Со скудной лазурью моей души Порог из черноты

Начнет всплывать. Маленькие богини, предвечно юные

Фригиянки или лидиянки, в серебряных диадемах и с зеленоватыми

крыльями вкруг меня соберутся с песней

Тогда будут оплачены каждого муки

Цвета горькой гальки: столько

За всю твою любовь с шипами боли: столько

За торфяную гору и беззащитного сна твоего ужасную

трещину: дважды по столько

 

Покуда однажды глубина светящаяся планктоном

Не опрокинется над моей головой. И иное, дотоле

сокровенное

Точно сквозь плоть мою увиденное станет явным

Рыбы эфира, гибкотелые козочки по-над волнами

Колокольный звон Мироточивого

 

А там далеко-далеко еще будет вращаться земля с черной пустой лодкой

затерявшейся в море.

VILLA NATACHA

III

Человече, против воли своей
Ты зол – шаг один, и судьба твоя будет иной.
Если б с одним, хоть с одним цветком подле тебя ты умел
Обойтись
Правильно, все бы было твоим. Ибо по немногому, бывает –
И по единственному – так любовь –
Мы узнаем остальное. Только толпа, вот она:
Стоит на краю вещей
Всего хочет и все берет и ничего у ней не остается.
И однако наступил полдень
Ясный как в Митиленах или на картине Феофила
Вплоть до Эз, до мыса Эстель
Заливы где ветер смиряет объятья
Прозрачность такая
Что и до гор дотронуться можно и человека по-прежнему видно
Прошедшего сутки назад
Безучастно теперь уж он верно дошел.
Я говорю, да, верно уже дошли
Война до предела и Тиран до своего паденья
И страх любви перед обнаженной женщиной.
Они дошли, они дошли, и только мы не видим
Только бредем наощупь и то и дело налетаем на призраки.

Ангел ты кто где-то рядом паришь
Многострадальный и невидимый, дай мне руку
Позолоченные у людей ловушки
И мне нужно обойти их стороною.
Потому что и Незримый, я чувствую, здесь
Единственный, кого называю Владыкой, когда
Мирный дом
Бросив якорь среди заката
Светится неведомым светом
И там где мы направлялись в другую сторону
Некая мысль внезапно берет нас штурмом.

1969

Перевод Ирины Ковалевой

 Исмаил Кадаре
 
 Я родился в стране
 синевы и лазури.
 Возле моря и неба
 мой выстроен дом.
 Там купаются в пене
 прохладные зори,
 Головой утопая
 в тумане густом.
 
 Если молния
 искры горячие мечет
 И порою
 доходит волна до крыльца,
 Развеваются буре и ветру навстречу,
 Словно гордые флаги,
 албанцев сердца.
 
 Я родился в стране
 синевы и лазури.


  1961 г.
Перевод Д.Самойлова

Источники
Издания:
Библиотека всемирной литературы. Том 32. Европейские поэты Возрождения. М."Художественная литература". 1974.
Сайты:
Tania-Soleil Journal
Параллельные переводы. Фоторепортажи. Статьи об изучении иностранных языков.
Переводы Леонида Мартынова.
Век перевода.
Давид Самойлов. Официальный сайт.
Переводы Владимира Резниченко.
Textonly