не как у Вивальди

я стол у обочины, подбоченясь, в такой неестественной позе,
чуть согнувшись и съежившись - а впрочем слова не имеют значения.
я подумал о том - ночь, дорога, фар редких свечение -
что есть люди как люди, а есть люди - времена года:

посмотри на меня, мой родной Апрель тающий,
твои талые воды, Якутия, обдают обжигающим холодом.
эй, Весна, слышишь запах твоих сигарет и солода?
видишь дым, что выходит из легких, от ветра взлетающий
ввысь?

я подумал о том, что есть знойные люди, как лето теплые
они вечно голодные, пьяные, с походкой летающих бабочек
фотографии, ракушки, множество цветных рамочек,
а в душе буря, ветер и чувства пять тысяч раз мертвые,
но любить их от этого меньше не буду, нет,
торопись, друг мой, на столе твоем кофе
стынет;

осень теплая, пусть ты слегка переменчива, мы трагедией одной с тобой сцеплены -
обниму тебя крепко, прижму к груди своей бережно -
ведь тебе тяжелей, у тебя нет того, что зовется
надеждою, хоть и ложной, но все же, она греет сердце,
не волнуйся, родная, я никуда не денусь, я помогу отогреться;

и последние строки о том, кто всю суть мою жалкую
истязает, без остатка наизнанку выворачивая,
строки пусть и последние, но по значению первые,
самые чувственные, ледянящие и вместе с тем жаркие.
я писал про объятия и о том, что они обжигающе-теплые,
но что зиму люблю так до одури - видишь впервые.
ты и сам знаешь все, начиналось все с ссоры,
а закончилось тем, мой Январь, что ты

мой

чертов

мир.