heloisa

её создал бог для духовных дел,
а меня - для ада. и на авось.

и её хранили от всех кручин,
от меня, конечно же, в том числе.

но я грел весомых пятьсот причин
не терять её мимолётный след.

я следил, как ветер её ласкал,
я хотел касаться её ресниц,
замирал, если зверь, обнажив оскал,
возле ног её радостно падал ниц.

и она ждала моих первых слов,
как замёрзший лес ожидал тепла.

и, пожалуй, это меня спасло...
но сказать вернее - она спасла.

да, я помню каждый, до мелочей
день, что мы провели вдвоём.

как она, смеясь на моём плече,
молчала громко
и обо всём.

но не знаю, что на меня нашло,
но не знаю, как я теперь зовусь.

и никто уже не наложит шов
на большую рану острейших чувств.

лишь она - и лекарь, и боль, и кров,
и меня умеет - по запчастям.
в мой остывший дом ворвалась любовь,
обнажив всю душу до кирпича.

я запомнил луч на её щеке,
осветивший пыль пережитых бед.

вдруг случайным образом я узрел,
что она сама излучала свет.

ей хватало смелости, веры, сил,
ну а мне хватало её одной.
эта девочка просто со мной шла вперед,
вдруг когда я камнем упал на дно.

её смех остался в моих ушах,
превращась в страшное «всё пройдёт».

в феврале в прохладу она ушла,
и под нею трескался талый лёд.

сколько раз я ловил себя в тот капкан,
что уйдёт вся боль, обнажив нутро.
но броня тех чувств всё ещё крепка,
а вокруг что вертится - всё не то.

и мне кажется, я - самый главный враг
самого себя. сам себе я плен.
я не смог тогда хоть чуть-чуть приврать,
а потом очнуться и встать с колен.

эта ложь, как лестница вверх - слезай!
но спускаться было всё тяжелей,
и при встрече я опускал глаза,
на колени падая перед ней.

и она сняла с меня всю вину,
обнулила память, ошибки, жизнь.

я не мог себе ничего простить,
а она прощала. и без труда.

эта женщина - мир, и весна, и стих,
и ниспосланный мне херувимский дар.

и она с тех пор, как бы ни хотел,
выжигает боль голубым огнём.

её создал бог для духовных дел.
а меня, безумного, -

для неё.