Цикл стихов 5

* * *

Недавний холод обновил, лаская, чувства,
Окрасив все, что было — добела,
Но все прошедшее — навряд ли будет лучше,
А все, что будет хуже — лишь слова.

И потому, задумаясь, что будет,
Ценю не прошлое — оно мне все равно.
Мне память сердца только лишь разбудит
По — настоящему — любви моей вино.

Давайте выпьем, чтобы было все — иначе,
А значит — лучше и умнее, и добрей:
Лишь — настоящим — с вами мы богаче!
Так будем же — богаче богачей!

30 июля 1995 г.

РЫБАКИ

Над ровной гладью бархатной реки
То тут то там рой насекомых вьется.
По одному и по два рыбаки
Сидят на берегу. Восходит солнце.

Уже разбавлена рассветом синева,
Играют с ветром ивовые нити:
Там в воду ива чуть погружена
И плачет в окружении ракиты.

Упал на воду шмель, жужжа крылами.
Возле него крутнулася вода.
На солнце заиграли удилами
Два, рядышком сидящих, рыбака.

У одного задергалась, дрожала
Довольно, удочка. Почти на берегу
Себя наполовину показала
Большая рыба. ПлЕснула во тьму.

Послышался негромкий разговорчик:
На неудачника взглянули рыбаки.
Пронесся шмель, как маленький моторчик.
И кто-то глухо кашлянул с руки.

По берегу раздался легкий шорох:
Собака, выглянув из мокрой лебеды,
Зашла попить на берег. Кто-то топнул.
Искось собака бросилась в кусты.

Почти тотчас поймали рыбу двое,
Потом — чуть-сразу, и другие два.
Еще, как сговорилися, по двое,
Мелькали удочки и рыбы полчаса.

Потом — утихло все. Там — закурили.
Задергались в ячейках караси.
Бежали двое к третьему — спросили:
На что ловить — на хлеб иль — червяки?

Взошло уж солнце. Двое расходились.
Из ближних — неокрашенных ворот
На улицу небыстро появились
Два пацаненка заспанных и кот.

Вовсю уж искры на реке горели
И люди шли, под бременем забот.
Два рыбака, задумавшись, сидели...
Один соломинку метнул в водоворот.

31 июля 1995 г.

* * *

Она мне нравилась тогда, к чему скрывать!
Я залечил зияющую рану,
Испив до дна ее любви живой отраву,
И не хочу об этом вспоминать!

Мне кажется, она меня любила,
А я был счастлив сердцем, без ума —
Она вино мое — не допила:
Оно ее, должно быть, отвратило...

Не буду сгоряча сейчас гадать:
Кто виноват и в чем причина ссоры...
Мне не нужны — ни ласки, ни — укоры.
И нечего мне больше отдавать.

31 июля 1995 г.

* * *

Сомненья — прочь! Другой бокал налили!
Другой заботой сердце настает!
Вино прокисло, что тогда мы пили...
И соловей нам больше — не поет...

Когда молчал — любовью упивался
И думал,— для меня она живет.
Когда ж в любви ей робко признавался,
То — улыбнулась мне загадкой черных вод...

Что значила тогда — твоя улыбка,
Я уже очень скоро понимал:
Не надо торопиться было шибко:
Я слишком быстро все тебе сказал...

Теперь — сомненья — в ночь! уйдите без причины:
Такая ж ты, как  и тогда, точь-в-точь —
Тобой, по-прежнему любуются мужчины
И ты им — в состоянии помочь.

31 июля 1995 г.
* * *

Мы движемся к собратьям меньшим нашим...
Я вам серьезно это говорю!
Ну вот, возьмем гориллу или, скажем,
Ушастую песчаную змею...

Вы скажете: идите в ногу с веком?!
Не говорите только, я прошу:
Горилла древним называлась человеком,
Держась поближе к яркому костру.

Теперь скажу я так: вы извините,
Мне человек в метро на ногу наступил...
Вы спросите: — А, ну и что? — Спросите...
Вот видите, как много здесь горилл...

А про змею — такой вам случай этот —
С собою, по пути, чуть не донес:
Один за уши спрятал сигареты,
Обрился наголо, навесил эполеты
И, пьяный, по песку на пляже полз...

Вы скажете: легко ли так — свободным?!
Согласен я, сорвавши голос в крик!
Я предлагаю: звание “народным”
Давать ослам, козлам, другим животным
И далее — по спискам — напрямик!

31 июля 1995 г.

* * *

Соединенье двух начал
На перекрестке выживанья:
Твое неслышное дыханье —
Тоскливой жизни мне причал.

Ищу в заветной тишине
Тебя — такую дорогую:
Секундой каждой я рискую,
Идя дорогою во мгле.

Так будь же ты — благословенна!
Я говорю: тебе дай Бог!
На перекрестке двух дорог
И в том, и в этом — все мгновенно...

31 июля 1995 г.


* * *

Сапогом ткну в застылую лужу —
Беглой крошкой взовьется ледок:
Подошел я в жестокую стужу
К перекрестию равных дорог.

Та, что — влево уводит — граница:
Запредел злой тоски и хандры,
Где не ноет уже поясница,
Но где чахли большие умы.

Та, что — прямо — навозная куча
(Там, где мухи летают) горой.
Я не муха, и вряд ли тут лучше:
Не пойду я дорогой такой.

Та, что — вправо — одно наказанье:
Там,— в чинах все — и грабят, и пьют.
Я души нелюбезен попранья
И плюю, возвращаясь назад.

Будет лучше идти поскорее:
Воет вьюга и крепче ледок.
Выбираюсь дорогой своею,
По другой я идти бы не смог.

31 июля 1995 г.


* * *

Мне ранняя осталася печаль.
Наверное, не в этом только дело,
Что все в душе моей переболело
И что умчались кони мои вдаль...
Мне ранняя досталася печаль.

Теперь все исправлять мне не с руки,
Да и, пожалуй, в общем-то — не надо:
Все дело в том, что мне теперь отрада
Безумие терзающей тоски...
Теперь все исправлять мне — не с руки.

Но что поделать тут. Надо ожить,
Сомнение оставив у разлуки,
Переживать его немые звуки
И не для прошлого — для будущего жить...
Для будущего, братцы, надо жить...

31 июля 1995 г.


* * *

Одуванчиком легким умчалась
Золотая юность надежд:
Сиротливым стеблем осталась
Боль потерь и сомненье невежд.

Сонным облаком белым спустилось,
Обретая черты куполов,
То, что в детстве далеком мне снилось,
Без суда надо мной дураков.

Я бегу — убегаю обратно,
Там, где нет еще боли больней:
Где все ясно. И очень понятно
Вьется белая пыль журавлей.

Улетают. Мне некуда деться!
И хлещу я усталых коней...
Знаю я: там не будет мне петься!
Мне уже — не сойти, но — согреться!
Так-то лучше, когда — веселей!

31 июля 1995 г.


* * *

Пророчит вьюга белую удачу
Без стонов, воздыханий и тоски.
Мне говорить так, может, не с руки,
Но я обрел в пути свою задачу.

Еще покружит снегом у шатра,
Еще не раз вернется и усталость,
Но мне уже осталась только — малость,
А остальное — вьюга принесла.

Она приходит ночью, без причины,
Когда не ждешь ее холодным днем.
Мне важно только думать о своем
И ощущать присутствие Марины.

И если это есть, то — отзовется...
Пусть — не сейчас... А может быть — потом,
Когда холодным зимним вечерком,
Ко мне моя вдруг муза возвернется...

Ей благодарен я — в бессоннице ночей:
Горячей чашкой, горьковатой, чая,
Ее я на пороге повстречаю
Души, вдруг потревоженной моей.

И все проснется. Поплывут картины
Прозрачно-призрачной своею чередой.
И снова я, захваченный тобой,
Увижу в них души своей мотивы.

Слова вдруг, резвые, в бумагу упадут...
Над ними наклонясь и горько плача,
Я жизненную силу и задачу,
И смысл единственный, в восторге, вмиг найду.

Спасибо, небо! Мы живем, чтобы упиться
Плодами дум своих и творческих затей!
Цвети, земля! И будем мы на ней
Любить и верить, и опять родиться...

31 июля 1995 г.


* * *

Развевается солнце по ветру
В складках сизых еще облаков.
И сирени душистая ветка
Слышит крики, вокруг, петухов.

Птицы раньше галдеж свой подняли
В предрассветной тиши пустоты,
Где землею тихонько толкали
В двух местах, в огороде, кроты.

Зарумянилось алое солнце
Над дорогой, ведущею в лес.
В облаках вдруг открылось оконце,
Паучок на травинку залез...

31 июля 1995 г.


* * *

Что мне делать, когда не поется?
Отдыхаю, когда захочу!
Но сказать, что легко мне живется,
Я никак, ну — никак не могу...

Правда, так же сказать — всякий может!
Говорите: а я помолчу.
Говорите, а скажете, все же —
“Коренным запрягайтесь в дугу”!

Ну, и снова потом отдыхайте:
Отдых тоже — не только для мышц!
Чтоб понятней — и вы понимайте
“Назначение смысла границ".

31 июля 1995 г.


* * *

Дорога дальняя пока не суждена,
А суждена мне ранняя усталость.
Я с ней пока. И мне вдруг показалось,
Что я смогу переболеть ея.

Лишь смысл окажется не журавлем мне в небе,
Лишь осени отведаю глоток —
И счастлив я, пока не занемог —
И я купаюсь в скоротечной неге.

Приятно, сознавая торжество,
Препровождая действием боязни,
Не ждать судьбы своей безумной казни,—
А чувствовать волненья Божество.

Легко как счастлив я тогда бываю
И я продлить мгновение готов!
Не жду — ни денег, славы, ни — чинов,
Но не люблю, когда я попрошаю!

Я не гляжу в зловонное “вчера”,
Бездонной пропастью разверзшее мгновенье,
Которое внимает вдохновенью
Стремительным борением чела...

Я не хочу без вдохновения страдать!
Довольно я над строчками страдаю:
Слова слезами горько поливаю
Не для того, чтоб дочке — голодать...

Хочу я верить в то, что наш успех
Хранится в нас самих. И в этом дело!
Когда оно в тебе вдруг закипело —
Найдешь в нем силу трепетных утех.

Пускай оно — в тебе же возродится,
Затронув струны, беглые, души.
И в сон твоей загаданной мечты
Реальность бытия вдруг возвратится.

31 июля 1995 г.

* * *

Я заварить готов душистый чай.
Мне, впрочем, не всегда тогда — не спится!
Не лучше ль попросту мне примитивно спиться?
Коль пьешь ты сильно — тоже не скучай.

Но нет! Не стоит! От вина — не воин!
Но, и, конечно, тоже — не жилец:
Вино — непьющему — и память, и отец,
А тот, кто — пьет, то и вина он недостоин.

31 июля 1995 г.


* * *

Соприкасаясь с язвами измен,
Заметить можно — недостаток силы,
Души забытой старые мотивы,
И холода далеких перемен.

Но — память... Что она в измене?
Коварный яд? Разящий в сердце меч?
Иль — поле бранное неизгладимых сеч?
Или — угасшего волнения — две смены?

А может, память — тоже есть измена!
Ее — не все менять спешат на грош...
Напрасно думать: хрен что разберешь!
Она, ведь, не в одном тебе созрела...

31 июля 1995 г.


* * *

Я вряд ли что-то новое скажу:
Всё в старом, до меня уже сказали.
И вы, наверно, это замечали.
И я — так будет лучше — помолчу.

Но прежде так: из нас имеет всякий
На восприятие — свое — живой язык:
Один нам скажет: — это бородатый,—
Другой: — Позор! — что,— лучше б было б — ватой.
А третий видит — "грязный воротник".

Как лебедь, рак и щука тянут в воду,
Свой груз — любой. И в этом есть — родник!
Когда-то спор в сомнениях возник,
Но — правда — не награда за свободу!

31 июля 1995 г.

* * *

Что в жизни мне еще недостает? —
Спрошу себя с спокойствием педанта.
Пожалуй,— понимания таланта,
А в остальном — надежность и оплот.

Еще что мне для счастья не хватает? —
Заметно нервничать, пожалуй, я не стал.
Мне отдохнуть бы — очень я устал:
Душа моя — давно не отдыхает.

Ну, что? И в этом, скажешь, дело все?
Не знаю я. Наверное, и в этом.
Я часто чувствую себя — совсем раздетым.
Или — одетым в жалкое тряпье...

Когда мне тычут пальцем и смеются,
И говорят: — Самоуверен стал!
Так говорить не может, кто страдал,
Кому шаги во мраке раздаются...

Тогда мне говорят: — Ну, ты — нахал!
Не кажется ль тебе — что ты глупеешь,
Что ты нахально мнение имеешь,
Как старый, умудренный аксакал!

Что ж, я неправ? Когда кругом — неправы!
И только ждут подачки иль — украсть!
Предпочитают лжи, ну, разве — пасть,
“Немнениями” делая облавы.

О, эти мне облавы! Их — боюсь!
Сегодня — то у них, а — завтра — это!
С значением великого эстета
Мне говорят, что знаю — наизусть!

В науках и мирах — вы бегло научёны:
Стремитесь знанием, что учит пятый класс,
Но истины, сокрытые от вас,
Вы не постигнете, собою увлечённы!

Уверенные, верные  себе,
Вы ищете — во мне — свое упрямство.
Я из-за вас — чуть не дошел до хамства,
Но понял я неравенство в борьбе...

Вас слишком много, ну а я — один!
И спорить с вами — мне совсем не надо —
Я так пишу, и — это — мне награда:
Я сам себе — судья и Аладдин.

1 августа 1995 г.

* * *
         Марине


И горечь непредвиденной разлуки
И боль потерь — я всё перенесу:
Мне лишь бы видеть ежечасно эти руки
И знать твою волшебную страну!

Печальным облаком твое лицо укрыто:
Прикосновеньем робким ждешь руки —
Движенье сердца твоего открыто
Для верности печальной и любви.

Сомненья — позади, теперь — награда
Мне боль ее живого естества:
ОНА — видением таинственного сада
Печальной веткою склонилась у окна.

Озолотила жизнь мою, мои тревоги,
Бездонной прелестью, мучительно, души!
Теперь мои тяжелые дороги,
Как твой союз и образ твой — легки...

Создатель! Ты надежно постарался:
Она — сестра глубокого добра!
А это много значит так, что он — остался,
Во мне — твой образ нежный — навсегда...

1 августа 1995 г.


* * *

Бывает, что от боли я кричу
И ничего тогда мне и не надо.
И сожаление — надежная преграда,
И ничего тогда я не хочу.

Но все проходит вмиг. Надежды воскресают,
Умытые недавнею слезой.
И снова мой рассвет не замечает
Предчувствия готовящийся бой...

И так — всегда по жизни, коль бывает,
Когда ты не успел — в себе уйти!
У незаконченной оплаканной строки
Пускай душа моя — пока еще страдает!

Что было в ней? Далекое виденье?
Печать безумства? Или — торжества?
Или болезное желанья проявленье,
Где я один — вершитель и судья?

Ах, эти первые тогда еще цветочки!
Они сорвались, не успев расцвесть
И не успев расставить так все точки,
Открыли свою прелесть и Божесть!

Я благодарен им, что — не сокрыли
Они мою картинку бытия,
Где эта неспокойная страна,
И сладостную горечь — сохранили.

Когда же буду ими я страдать —
Я повернусь на сторону Восхода!
Как ток реки — движенье ледохода,
Я буду осени печальной снова ждать.

Она придет ко мне — опять, увы, желаю.
Хоть будет очень трудно — сохраню:
Как ядовитую гремучую змею,
Я снова новый день свой обнимаю.

1 августа 1995 г.

* * *

Собрание никчёмной пустоты
Перебежало, затоптав дорогу.
И нашему осталося народу
Плевать сквозь зубы, с возгласами: —ты-ы-а...

Забыта плавная торжественность природы
В потоках запоздалой суеты
И берега жемчужного плоды
Сменили на сухарь мы и на воду.

Всяк, кто собралися — подумай, оглянись:
В тебе живет талант и вдохновенье!
Воспомни “Это чудное мгновенье”!
И поднимись над серостью судьбы!

Рожден ты Богом! С этими дарами
И на помойку жизни как-то грех!..
Пускай сопутствует — вам — радость и успех!
Не будем же судьбы своей — ворами!

Пусть каждый сам решит, куда идти
И делать что с чудесными цветами:
Они приходят в сердце наше — сами:
Ты только сердце, хоть чуть-чуть приотвори.

1 августа 1995 г.