Наедине с ушедшим и грядущим. венок сонетов

          
                Посвящается моей жене Алёне и внучке Евангелине

              Я все пытаюсь испросить прощенье
              За все обманы, боль и невниманье,
              Но полустанок пуст и в отдаленье
              Огни тускнеют. В летнем расписанье
              Возникла опечатка. Литерный отправлен...
              Я сам себе и стрелкам предоставлен...

                I
Тихий отзвук шагов, наполняющий путь без забвенья,
Отражается эхом от призрачных матовых стен,
Осязаемо, бережно заставляет подняться с колен,
Разрывая гнетущие, ощутимо сдавившие звенья.

Вырываясь из сна, из растрёпанных мыслей смятенья,
Где звучит безнадежности тупо свербящий рефрен,
Получаю по горсти из памяти зёрна взамен -
В них ростками таятся наших радостей прошлых мгновенья.

Загляну в глубину, в пятнах патины, зеркала рамы.
Промелькнут в зазеркалье, сменяя друг друга, года,
И афиши сорвав с потускневшей слегка амальгамы,
Протечет вниз по тумбам дождей серебристых вода.

Но останутся в трещинках, сбоку, как в сети улов,
Профиль, абрис плеча, зачарованный прядей покров.

                II

Профиль, абрис плеча, зачарованный прядей покров
И парфюм от Монтейль с ароматом из нот шоколада -
В них для памяти чувственной яркий манок и засада,
И сплетённый ловец для сочащихся нежностью снов.

А спустя полмгновенья, с чуть скользких дощатых мостков
Я в прозрачные воды погружался, и речки прохлада,
Успокоив меня, струй журчащих дарила усладу -
Это струи бесед повечерних и вязь наших слов.

Засидевшись до ранней звезды или, может быть, поздней
И сменив разговор на молчанья духовную связь,
Обшивали узорами мыслей общих не тканную бязь ,
Не доставив стежкам суеты - ни пустой, ни порожней.

Но, порой, настигал темень полночи зыбкостью строф
Мягкий шелест страниц, в них твой голос порывом ветров.

                III

Мягкий шелест страниц, в них твой голос порывом ветров,
Задевал за какие-то тайные, важные струны,
И дуэт наполнялся жемчужной мелодией лунной,
Ожерелья свисали в небе звёздном ажуром мостов.

А рассветный муар накрывался порханьем листов -
Словно бабочек крылья, в узорах волшебные руны.
И сердца затопляло восторгом щемяще-безумным,
Изливались в пространство потоки ярчайших цветов.

Черный грифель - родня и печному углю' и алмазу -
Заострённый сознаньем до сверкающей кромки резца,
Повинуясь велению мыслей, неспешно, не сразу
Проводил за собою от первой строки до конца.

И пускай на весах наклонялся визир вдохновенья,
Переполнено жаждой у грифеля к строфам стремленье.

                IV

Переполнено жаждой у грифеля к строфам стремленье,
Только вздохом печали колокольно стенает строка.
Перейдя за порог тяжкой боли, страданий, легка
Птица нежной души, бирюзово её оперенье.

Неземной красотой и покоем отмечено пенье,
По сравнению с ним - мой товар по цене медяка.
Понесла по порогам, по мелям мой ялик река,
А без весел им правят заводь с тиной, бурун и теченье.

Вдоль реки берега то лесисты, то вольно-просторны,
То кукушка кукует, то кружится в воздухе вран,
И летят облака, всем ветрам в поднебесье покорны,
До морских берегов и далеких неведомых стран.

Наблюдает за мной с бесконечным теплом и терпеньем
Нежный взгляд с высоты, из заоблачных далей свеченья.

                V

Нежный взгляд с высоты, из заоблачных далей свеченья,
Из созвездий далеких, где дарован приют и покой
Душам всем отошедшим в свой срок, осененным рукой
Сына Божия, в жесте милосердной любви и прощенья,

Проливается долу, связуя волокна биенья
Бренной плоти моей с вознесенной бесплотной душой.
Осыпается боль отмирающей ветхой корой,
В руки падает лист, алый с золотом лист воскресенья.

Блеск сапфировых искр, расплескавшийся в кобальте неба,
Темный, жаждущий зев всех погасших холодных светил,
Знаки в вещих томах, где сплетаются были и небыль,
Речи древних сказаний, которые страх породил -

Всё осколки творений Божественных вечных основ
Из рожденья и гибели звездных бессчетных миров.

                VI

Из рожденья и гибели звездных бессчетных миров
Извлекаю лишь толику, малость, из груды песчинку,
И, прибившись к излуке, выбираю по лугу тропинку,
Через клевера волны низинных речных берегов.

Берег с той стороны непреступен, скалист и суров,
Темный бор словно вытолкнул к краю обрыва осинку.
Листья ало трепещут и падает с ветки слезинка.
Кручи каменной страшен и безжалостен шепчущий зов.

Повернувшись, достану из кармана листочек измятый,
Заслоню темный бор, за осинкой стоящий стеной,
Нарисую поляну зверобоем, полынью и мятой,
Свежий ветер пущу - терпковатый, дурманный, хмельной.

И возникнут в звучанье нежданно рожденных стихов
Взмах беленых одежд, память пряных плетений венков.

                VII

Взмах беленых одежд, память пряных плетений венков,
Рук движенье твоих, увивающих стебель травинкой,
Паутины ажур с бриллиантом сверкнувшей росинки
И зеленый жучок яркой брошкой в сетях завитков -

Все прольется на сердце в тисках беспросветных веков,
Их прожи'л в полусне, сохлой мошкой пропав за картинкой.
Но сотрутся печали, словно в школьной тетради резинкой,
И на ранки наложится заживляющий пластырь стихов.

Над тропой суматошно кру'жит чибис, взывая плаксиво,
Припадает к земле, чертит строчки своим хохолком
И бредущего путника кличет тревожно - ах, чьи вы?
Ваши песни-стихи вы шептали с любовью о ком ?

Для кого тот букет, что сбирали вы в эти мгновенья
Из бутонов, как жертву, отдавших все краски цветенья.

                VIII

Из бутонов, как жертву, отдавших все краски цветенья,
Из травинок сухих, из нездешних, заморских плодов,
Под твоими руками, как под взмахом факирских платков,
Возникали чудесные Флоры-богини творенья.

Я же тщетно пытаюсь, призывая на помощь терпенье,
Разноцветьем люпина, синевой луговых васильков,
Приукрасить остатки доставшихся мне черепков,
Вызывая из памяти призрачно-пестрые тени.

По колени в пыльце, в жарком мареве, душном дурмане,
В незатейливом звоне комариных назойливых стад,
Тропкой торной пройду, и догадка меня не обманет,
Брошу к первым кустам свой внимательный ищущий взгляд,

И мелькнет влажный отблеск за зеленью скрытой награды -
Зачерпну родниковой, таящейся в каплях прохлады.

                IX

Зачерпну родниковой, таящейся в каплях прохлады.
Бочажка проблеск светел с кипеньем бурливым "зрачка",
Вкруг него в сочной зелени почва податно-мягка,
В нем искала когда-то свой образ текучий наяда:

Изумрудность прошитого тонкой осокой наряда,
По подолу узор из крупиц золотого песка,
Серых глаз поволоку, в ладони "ладью" лепеска,
По плечам струи прядей подобьем речного каскада,

Из лягу'шечей кожи кокошник с тиснением княжьим,
Кабошоны кувшинок с розоватой слегка белизной -
Ветерок мелкой зыбью, как перышком легким лебяжим,
Замутил и упрятал за невидимой глазу чертой.

Утолю жажду сердца в два глубоких и длинных глотка,
Соль слезы растворю, чтоб не стала печально-горька.

                X

Соль слезы растворю, чтоб не стала печально-горька
Устремленная к небу покаянная сердца молитва
И вина не терзала мне душу и тело, как бритва,
Чтобы муть мелководья унесла, очищаясь, река.

С этим ноша заплечная станет желанна, легка,
А усталость, что в теле неблизкой дорогой разлита,
Протечет под подошвы, словно дождик короткий сквозь сито,
А горбушка в тряпице останется пы'шна, мягка.

За холмистым изножьем зеленой березовой рощи
Завиднеются крыши, палисада курчавая тень.
Золотые лучи всю небесную синь прополощут
И на солнечном лике утвердится истома и лень.

До колодца дойду, рядом створка калитки, ограда.
Напою малый саженец с края увядшего сада.

                XI

Напою малый саженец с края увядшего сада.
Мы его посадили в светлый памятный день по весне.
Улыбаясь,шепчась, посидели на старом бревне,
Рядом колышек вбили - тонкий стволик поддерживать надо,

Сердце было в тот миг теплой близости рук твоих радо,
Только время пошло по надломленных дней кривизне.
Тело, выгнув дугой, бился, словно судак на блесне,
Обложила наш дом черных всадников злобных осада.

Лишь любовь да друзья берегли, придавали нам силы,
Но в саду увядали деревья одно за другим,
И ночами беда, как волчица голодная, выла,
А рассвет стал тревожен, огнем зачумленным багрим.

Протянулась к ростку изможденная в муке рука,
Ободряя листву, что свежа, зелена и легка.

                XII

Ободряя листву, что свежа, зелена и легка,
Забывая о собственной тело терзающей боли,
Пребывая в загоне не дающей пощады юдоли,
Даровала Любовь всем из щедрой души тайника.

А когда загасила живую лампадку рука,
Отмеряя страданья и счастья житейского доли,
Не забылась тропа у берез на зеленом подоле,
Там, где манит прохладой бурливый "зрачок" родника.

А в цветочных головках осталась волшебная память
О касаниях пальцев и о теплых и влажных губах,
И трава, не спеша, расправляла недолгую замять,
В паутине росинки сохраняли ресниц легкий взмах.

Наш питомец зацвел бело-розовым этой весною,
Недоступный ни граду, ни стуже, ни ветру, ни зною.

                XIII

Недоступный ни граду, ни стуже, ни ветру, ни зною,
Переросший свой колышек с тонким клочком бересты,
Что был найден в сарае, лежавший до первой нужды,
Заострен топором и забит на вершок от подвоя.

Он подвластен и радости вешней, и осени спелой покою,
Он подвластен любви, и надежде цветенья, и вере в плоды.
Он обласкан лучами, скользнувшими с пышной гряды,
Он напитан заботой, принесенной в ладонях водою.

Он восстал между нами и ветви подал, словно руки,
Он дарил первый лепет рожденной из почек листвы,
Прижимался к коленям, если ветры бывали резки,
И, стесняясь поддержки, разрывал узелок бечевы.

Он сознался, что вместо деревьев с трухлявой корою,
Даст плоды ежегодно предосеннею тёплой порою.

                XIV

Дать плоды ежегодно предосеннею тёплой порою
Обещал стройный саженец шёпотом юной листвы,
Рвался ввысь,словно стрелка с звенящей тугой тетивы,
Одевал тонкий стан шелковистой прохладной корою.

И в цветочных бутонах любовался пчелиной игрою,
В буйной шапке ветвей слушал гвалт воробьиной братвы,
А корнями писал строчки новой садовой главы
И заглядывал в небо, восхищаясь его бирюзою.

Он всегда замечал, как ступени тихонько скрипели
Под моими шагами, как с восходом туман пропадал,
Как неслышно с небес херувимы и ангелы пели,
И как призрачный образ у калитки тотчас возникал.

Дальний глас колокольный вплетал в перезвон воскресенья
Тихий отзвук шагов, наполняющий путь без забвенья.

                МАГИСТРАЛ

Тихий отзвук шагов,наполняющий путь без забвенья.
Профиль, абрис плеча, зачарованный прядей покров.
Мягкий шелест страниц, в них твой голос порывом ветров.
Переполнено жаждой у грифеля к строфам стремленье.

Нежный взгляд с высоты, из заоблачных далей свеченья,
Из рожденья и гибели звездных бессчетных миров.
Взмах беленых одежд, память пряных плетений венков
Из бутонов, как жертву, отдавших все краски цветенья.

Зачерпну родниковой, томящейся в каплях прохлады,
Соль слезы растворю, чтоб не стала печально-горька,
Напою малый саженец с края увядшего сада
Ободряя листву, что свежа, зелена и легка.

Недоступный ни граду, ни стуже, ни ветру, ни зною,
Даст плоды ежегодно предосеннею теплой порою.
    
          17 - 20 сентября 2017 г.