Ох, головушка садовая

                Ох, головушка садовая

           Анна сидела на стульчике у дома, под окнами невестки, прислушиваясь к тому, что там происходит. Опять плачет. Слышать-то, она слышит, а помочь ей не может. Вот и сидит, прислонившись к холодной стене, и вздыхает горестно: «Помоги ей, Господи, не дай лишиться рассудка...» Как же тоскливо стало у них в доме после задержания внука. Какая безысходная тоска разлилась по всему дому. Если есть дьявол на свете, то это его работа, а иначе, как мог их мальчик попасть в тюрьму. Он такой добрый, ласковый, и – тюрьма!
           Анна напряглась, вытянулась струной, готовая по первому зову подскочить и бежать в дом. Но потом как-то ослабла, как та бельевая верёвка под тяжестью зимней одежды, сникла вся...
А невестка уже не плакала, а выла, как по покойнику. По лицу Анны бежал холодный пот, но она не вытирала его. Глаза защипало, видно, капельки пота попали в них, не так, так вот так, а слеза горячая вытечет. Чему быть, того не миновать. Эх, судьба, не видны её изгибы заранее. Пока нос к носу с бедой не столкнёшься, не почувствуешь её приближения.
А как же чутьё женское, материнское? Неужто сердечко не подсказывало... Подсказывало, да верить не хотелось в плохое, отмахивались от этих мыслей, как от назойливой мухи, вот и домахались.
Ох, головушка садовая, что же ты наделал, защитничек? Тебе бы в армию, да долг свой выполнять, а ты на дармовые хлеба, только хлеба-то те кровью и потом пропитаны.
Она встала и, пошатываясь, побрела в свою половину.