Как быть поэтом

    Оглядите внимательно свою жизнь, и увидите, что в ней найдётся место для творчества. И оно – не только произведение, создание вещей, пусть даже только словесных. Если же оно будет лишь созиданием вещей, то они не будут иметь никакой цены, и это даже не пустые сосуды, потому что их, когда они уже созданы так, невозможно наполнить. Они должны рождаться в присутствии большего, они рождаются в нём, тогда они полны.
    Тем более, что поэт не только тот, кто умеет писать, но и тот, кто умеет не писать. Надо ли добавлять здесь, что оставаясь притом поэтом? Или, точнее сказать, в этом заключается мастерство поэта: «Мастерство заключается в способности перестать писать, прервать то, что пишется, возвращая сиюминутности её права и её решительную категоричность»(1).
    Кто проходил это, тот знает, каково это дело, на опыте. То есть, это необходимое умение, неизбежная и неотъемлемая часть делателя земли... Умею и избыточествовать, умею и лишаться, сказал Апостол(2). Чтобы немного приоткрыть завесу, можно указать на пример двух Анн(3), Сарры(4) и других.
    Но когда он приходит, этот голос... О, наша леность! Страшна бесконечность его, забирающая кровь всю до капли.
    Иногда, когда приходит он, нужно цепляться за него и висеть, пока не договоришь до конца. А иногда не так, но очень долго приходится возвращаться к нему, не объяснит ли он, что дальше, или ещё оставит ждать в поклоне, как один великий авва – второго после себя соборного пресвитера(5).
    Но то, что говорится здесь о писании, касается и прочих дел земли. О небе говорить не смею, поскольку не знаю. Однако что такое здесь земля? Это не только тлен. Это мы, двоякие, падшие, но спасаемые. Она, земля, страждет, ожидая избавления(6).
    Голос Его всегда необычен(7). И тут надо быть осторожным, потому что к его звучанию стараются пристроиться демоны со своей необычностью.
    Поэзия сокровенна. И потому не должно бояться тратить слово, произнося его, как чистую жизнь, ради тех, с кем живёшь или оказываешься рядом, не записывая его, это слово, потому что посещает оно поэта не только ради слушающих, но и ради исцеления произносящего. Наверное, гораздо больше поэты просто сказали, чем записали, гораздо больше художники просто видели, чем зафиксировали, гораздо большая посещала музыка композиторов, чем передали они. Но всё это, потраченное без учёта и даже словно бы безрассудно, как просто жизнь, а не декламирование «на позиции», всё равно звучит, как в фокусе, в малых охваченных письменами словах.
    Если бы я мог убедить читателей или внушить им сколько-нибудь осторожности, я сказал бы: никогда не хвалите поэта. Демоны завистливы, и тотчас, как только раздастся подобная похвала, устремляются они на хвалимого как грабители на путника(8). И не знаю, есть ли кто таков, кто совершенно без потерь мог бы избежать из их рук.
    Каждое произведение, как не мало бы оно ни было, всегда только гость в доме поэта, лишь только гость, а не непременное обладание, как, например, шифонер или сервант или любимое кресло в углу возле фикуса – как и дети, дарованные родителям, лишь гости (и драгоценные) в их доме(9), а не некая вещица, которую они всегда, когда захотели бы, могли бы вертеть в руках. И у книги после её рождения – уже своя, собственная ей судьба(10). Похвала же обманывает поэта, мечтательно делая его обладателем и хозяином записанного им творения, и тем лишая его обладания. Парадокс, но жизнь подтверждает его.
    Но и всякого делателя не должно хвалить. Ведь даже высшее, на что бывает способен на земле человек, молитва, как более всего способствующее стяжанию Благодати(11), самое большее из дел человеческих и, кажется, в соответствие с тем наиболее достойное похвалы, и та совершается в молящемся человеке Самим Духом(12). Что же – скажет кто – разве и святых не должно хвалить? Должно, и очень. Но прешедшие из этого изменяемого мира и страдания в Царство Непоколебимое уже ничего лишиться не могут, да и похвала их всегда такова, что устремлена к Богу, в Котором только всякое творение прекрасно.
    Но, если уж так хочется хвалить, станем тогда хвалить то Прекрасное (и сам поэт и всякий делатель может тут присоединиться к хору), а более всего восхвалим действительно Сотворившего его, это Прекрасное.
    В противном же случае поэту приходится молчать(13).
    «Пресущественный в переизбытке негации может эпифанически раскрыться – и остаться, без доступного нам присутствия, всё равно здесь – в некоем странном раввине, бессильном исцелителе, до слёз уединённом утешителе, Божием поэте, во всесильном муже скорбей»(14).
    «Потому-то во время мировой ночи поэт сказывает Священное»(15).

(1) М. Бланшо, Хватательный рефлекс.
(2) Флп. 4, 12-13.
(3) Матери пророка Самуила (1 Царств. 1) и матери Пресвятой Богородицы.
(4) Быт. 17, 17.
(5) Лествица, Слово 4-е, гл. 25-26 О Лаврентии.
(6) Рим. 8, 21.
(7) О. Мандельштам: Воздух стиха есть неожиданное.
(8) Валаамский старец иеросхимонах Михаил (Питкевич) говорил это о похвале монаха (по пересказу монахини Марии Стахович), но практика позволяет распространить высказывание на поэта.
(9) Дж.Д. Сэлинджер, «Выше стропила, плотники».
(10) По латинской поговорке: Habent sua fata libelli.
(11) По свидетельству, например, прп. Серафима Саровского (в беседе с Н.А. Мотовиловым).
(12) Рим. 8, 26.
(13) «...наедине спрашивает его: почему ты не отвечал на похвалы старцев? Авва Алоний говорит ему: если бы я отвечал им, то показалось бы, будто я считаю себя достойным похвалы» (Алфавитный патерик, Пимен 55).
(14) Горазд Коциянчич, Ведение в христианскую философию, гл. 4.
(15) М. Хайдеггер, Петь – для чего?