16. Уголок

Не знала, с чего начать эту заключительную главу.
Да и вообще не знала, смогу ли ее написать.
Но потом вспомнила любимую дедовскую фразу:
"Ну ты, Мария, артистка!" И поняла. Вот так и начну.

Всякий раз, когда бабушка возвращалась с работы и шагала
по дворовому Бульвару к дому, ее словно сопровождали залпы
фейерверка и салюта.
Человек - праздник. Человек - любовь.

В бабушкиной квартире было два входа - одно крыльцо в конце
Бульвара возле арыка, а другое, парадное, смотрело на Палисадник.
Я, как крошечка Хаврошечка, влезала в одно ушко и вылезала из
другого. И совершала этот круговорот по сто раз на день.

Приарычная часть дома стояла на материалистических позициях.
К ней примыкали дедушкина мастерская и веранда с кухней. Там
с бабушкой Лизой мы совершали все свои хозяйственные подвиги -
там поднималось кислое тесто и бурлили грандиозные стирки.
Ну и, конечно, накрывались воскресные ужины на свежем воздухе,
переводящем дыхание под вечер после солнечного деньского марева.
Ужины с бабушки Машиным пловом и дымлямой, с дынями, истекающими
медом и сахарно-белесыми арбузами!

А вот парадное крыльцо и зал являли собой некий гибрид
библиотеки и казино. Ну и немножечко - концертного зала,
когда в дом прилетела моя "Ласточка". Дядь Илья, сосед Карповых,
бывало, подходил к нашему штакетнику, облокачивался, звал меня
и заказывал Полонез Огинского.

Книги. Они читались полными собраниями. Не знаю,
правильно это или нет, но так было принято.
На парадном крыльце, таком уютном, как мини-терраса,
резались до ночи в шашки, редко в шахматы, чаще в карты.
На случай проигрыша - "Эх, прощай, Родина!" - отчаянная
бабушкина присказка. Ее азарт мог доводить счет к концу лета,
например, до 86:72… с каждым домочадцем.
Дом собирал всех детей и внуков. Это был Дом.

Да и в материалистическую его часть дедушка вносил
свою романтику. "Ну сколько можно работать?!" - донимала я деда.
Он лукаво улыбался: "А я не работаю. Это я так играю".

Я всё порывалась придать участку вид парковой холености.
Но дедушка огорчался. Он ни в какую не позволял
вырывать сорную траву, что теснила розы и гладиолусы,
утверждая, что если что выросло, так тому и быть,
пусть радуется, не гоже поднимать руку на живое.
Дед тянул шланг к парадному входу - там, от крыльца до калитки
колючей панелью стоял малинник. Вот такая у меня была сладкая
жизнь - малина. Немножко царапучая, но жуть какая вкусная!

"Ну ты, Мария, артистка!" Вот и я, видно, в бабушку пошла.
Ее излюбленная байка - про то, как вдруг в три года
я перестала вставать на ноги. Срочно к врачу. Что такое?
"Зафиксированный фактор" - забавный диагноз, конечно,
теперь вызывает улыбку - доктор объяснил, что я увидела
увечного человека и вошла в роль. Так с месяц и актерствовала.

Как прозвала меня бабушка пушинкой, так и носит меня по свету.
За неделю до моего отъезда в конце августа мы переставали сметать
литературное наследие чинар, приберегая его на прощальный костер.
Главным костровым вызывался быть дядя Лёня, папа моей Ленки.
Пеклась картошка и даже что-то пелось.
Толстушки чинары взволнованно шумели на ветру. Они знали,
что рукописи не горят. Знали, что следующим летом я снова
въеду на желтом Москвиче в бабушкин двор.

Снова буду играть на крыльце в уголок. Игра есть такая шашечная.
Целые турниры семейные у нас проходили.
В уголок.


продолжение  17. Эпилог:
http://stihi.ru/2017/09/20/1093