Окраина рассказывает... Елена Добровольская

Ночь в музее
(Журнальный вариант)

Часть первая
Глава 1. В музее

Молоденькая аспирантка Аннушка сняла очки, отодвинула в сторону справочник и устало потёрла переносицу. С двумя задачами из трёх, которые перед ней поставили в Дубне, она справилась легко, решив их в одном ключе, и быстро, меньше чем за год. А вот третья – никак не давалась. «Нужно отдохнуть, переключиться с ядерной физики на что-то совсем другое, тем более, что до окончания аспирантуры ещё больше года, – подумала она. – Но на что? Сходить в кино? В театр? Нет. Нужно что-то другое, такое, чтоб не думать, а созерцать и чувствовать».
Ей попалось на глаза объявление в забытой кем-то на столе местной газете:

Внимание!
Акция «Ночь в музее»!
Только один раз в году
Музей изобразительных искусств
работает до часа ночи…

«Вот это то, что нужно! – обрадовалась Анечка и, взглянула на календарь. – Так это же сегодня! Решено. Иду в музей. Сколько сейчас времени? Уже восемнадцать. Час – на дорогу, час – на перекус в кафе. В 20 часов я буду в музее. Отлично». Она накинула жакет. Схватила сумочку и выбежала из здания лаборатории.
В музее Аннушку заинтересовала экспозиция русского искусства XVII–XIX веков, которая расположилась в уютном особняке конца XIX века в центре города.
Музей был так же красив внутри, как и снаружи. Высокие величественные залы с потолками, отделанными великолепной лепкой, резные зальные двери, паркетные полы, сияющие люстры, иконы и картины в тяжёлых рамах… Всё это вызывало восхищение и благоговение и настраивало посетителей на возвышенный лад.
К двенадцати часам ночи Аня уже была в последнем большом зале. Смотрительница отошла в другой его конец и, воспользовавшись моментом, девушка устало опустилась на её стул, стоявший в углу комнаты у окна. Стул был скрыт от взглядов мраморной скульптурой. Стройненькая, невысокого роста девушка легко уместилась на самом краешке стула поближе к окну и, осторожно сдвинув штору,
прикрылась ею: хотелось побыть в темноте после яркого света люстр в залах и прийти в себя от множества впечатлений.
Аня выглянула в окно и засмотрелась на ночную улицу. Яркая луна низко висела над сонными домами притихшего ночного бульвара. Редкие облака красиво подсвечивались ею на фоне тёмного бархатного неба, а в просветах между ними – звёзды. «Как сияют! – залюбовалась девушка. – Как будто их вымыл вчерашний дождик…»

Душа как ночь обнажена.
В холодном трепетном сиянье,
Во сне – не дрогнет тишина,
И только трепет ожиданья
В ночной тиши рожденья дня.

Она улыбнулась стихам, которые всплыли в памяти, устроилась поуютнее, лёгкая дремота начала овладевать ею…

Глава 2. Сон

Анечка вернула шторы на место. Но что это? В зале была полная темнота. «Неужели музей уже закрыли, а меня забыли? Что делать? Поднять крик, но кто услышит? Она же в последнем зале, все двери и окна наглухо закрыты, а охрана находится у входа. И, как назло, именно сегодня я забыла сотовый телефон дома», – вихрем пронеслось в голове.
Вдруг девушка услышала какие-то шорохи. «Может, мне это уже мерещится?» – усомнилась она, но шум стал явственнее. «Неужели это грабители спрятались в музее, а теперь орудуют в залах? Ещё не хватало попасть в какую-нибудь дурную историю!» Анечка тихонько встала со стула и осторожно выглянула из своего укрытия. В конце анфилады комнат был виден мерцающий свет и слышалась негромкая речь. «Нужно подкрасться поближе», – приняла девушка смелое решение и пошла к свету, предварительно сняв туфли, которые спрятала за занавеской. Паркет в девятнадцатом веке делали на совесть: он ни разу не скрипнул под лёгкими крадущимися шагами девушки.
Так она добралась до зала, соседнего с тем, откуда исходил свет. Сердце билось так сильно, и стук его отдавался в висках так громко, что казалось, он был слышен во всём музее.
Аннушка подкралась к дверному проёму и спряталась за стоявшую там, на её счастье, скульптуру «Ночь». Отсюда был отличный обзор соседнего зала.
Удивительная картина предстала перед её глазами. В двух углах комнаты в изящных бронзовых подсвечниках, стоящих на высоких мраморных постаментах, горели свечи. Один был выполнен как соцветие из девяти цветков. У подножия постамента играли ангелы. Второй изображал орла, удерживающего крыльями огромную раковину. «Так вот почему свет такой мерцающий, – подумала Аня
и тут же озадачилась. – Но почему же этот свет никто не замечает, он ведь должен быть виден с улицы?.. Так это же единственный зал музея, где нет окон!» В зале находилось семеро.
Две дамы – в красном и голубом нарядах – сидели в креслах и тихо о чём-то беседовали. Подле них стоял мужчина с мальтийским крестом, висящим на ленте. Высокий статный молодой офицер в форме начала девятнадцатого века и эполетами генерал-адъютанта развлекал девушку, одетую для прогулки. Офицера можно было понять: девушка была молода, необычайно стройна и миловидна. Чуть дальше подавал руку даме в горностаевой накидке отставной офицер, выглядевший несколько старше и сдержаннее генерал-адъютанта. Поодаль от них в полном одиночестве стоял ещё один генерал, ещё более зрелого возраста. Анечке даже показалось, что он смотрит прямо на неё. Она замерла и затаила дыхание, но он глядел мимо неё на стену, которую она не могла видеть. «Фух! – выдохнула Анечка. – Кажется, пронесло».
Теперь её терзало ощущение, что все эти персоны ей знакомы и она их видела совсем недавно. Она перевела взгляд на стены и чуть не ахнула: рамки всех портретов на стенах, которые были видны из её укрытия, были пусты! «Так вот кто находится в зале! – догадалась девушка. – Молодцеватый офицер – граф Алексей Фёдорович Орлов. Это он беседует с миловидной Долговой. Я же совсем недавно рассматривала эти портреты. Тот мужчина, стоящий один, – генерал-адъютант Карл Карлович Мердер. А тот, кто подавал руку даме с горностаем, – генерал-адъютант в отставке Николай Николаевич Раевский. Все трое – герои войны 1812 года. Их я хорошо запомнила».
А вот с дамами было сложнее. Дама в красном и дама в голубом – кто они? Этого Анечка не могла вспомнить. Но более всего её заинтересовала красавица с горностаем. Судя по накидке, это была очень знатная дама. Аннушкины размышления были прерваны некоторым оживлением, происшедшем в зале: сидевшие дамы встали, остальные приблизились к ним и выстроились друг напротив друга так, что между ними образовался проход. Все разговоры стихли, и от стены, которую Анечке было совсем не видно, отошёл Великий Князь Николай Александрович, старший сын императора Александра II. Великого князя девушка узнала сразу: его портрет занимал почти целиком ту стену, за которой она сейчас находилась. Женщины присели в глубоком реверансе. Офицеры подтянулись, склонили головы. Великий Князь подошёл к Карлу Карловичу Мердеру и о чём-то заговорил с ним.
«Ах, как жаль, что ничего не слышно», – досадовала Анечка. До неё долетали только неясный гул голосов негромко разговаривающих людей или обрывки фраз.
И вдруг рамы висящих картин исчезли, а все стены, кроме той, за которой стояла Анечка, стали прозрачными и как бы обрамлёнными рамами. Однако сквозь них были видны не соседние залы музея, нет, но те прекрасные пейзажи, которые Анечка видела в этом зале. Слева была лунная ночь на берегу моря. Прямо – прекрасный уголок Крыма в летний день. А за той, разделённой дверью стеной, были сразу два вида по одну и другую сторону двери: яркий солнечный день на острове Искья – с видом на курящийся Везувий, и ночной вид Петербурга – берег Невы, залитый лунным светом.
Тем временем граф Орлов под руку с миленькой Долговой направились к морю, где небольшие волны, серебрясь в лунном свете, с лёгким стоном ласкали сушу. Пара легко прошла сквозь прозрачную стену и оказалась на берегу. «Ну да, – мысленно согласилась Аня, – лучшего места для романтической прогулки не придумаешь. Хотела бы я также пройти сквозь стену и оказаться… Ну, скажем, в моей любимой солнечной Гагре… Или в горах, – в Форосе, рядом с церковью!» Аня фантазировала, подавляя лёгкий вздох сожаления, смешанного с завистью.
«Интересно, а как же это такие разные пейзажи стыкуются в пространстве, там, за рамкой?» – озадачилась аспирантка, по привычке пытаясь применить научный подход, но сразу же догадалась, что пройдя сквозь стену, они оказываются внутри пейзажа, поэтому никакой проблемы стыковки вообще не существует.
Так рассуждая, она не переставала внимательно следить за происходящим.
Великий князь Николай Александрович, тихо о чём-то беседуя с Карлом Карловичем, направились в ласковый тёплый день в Крыму.
Дамы. сидящие в креслах и мужчина с мальтийским крестом по-прежнему продолжали свою беседу. Александр Раевский жестом пригласил даму с горностаем полюбоваться видом на Везувий. Они прошли совсем близко от прятавшейся за скульптурой девушки, и до неё донёсся обрывок фразы: «… mon cher, ведь Наполеон всё же мой родственник…».
«Вот так дела! – изумилась Анечка. – Да кто же эта дама с горностаем?» Эта женщина была явно не Жозефина и тем более не Мария-Луиза.

Глава 3. Портрет

Зазвучала лёгкая музыка. Кто-то нежно потрепал Аннушку по плечу: «Девушка, девушка, проснитесь! Музей закрывается через 30 минут». Аннушка встрепенулась, открыла глаза. Перед ней стояла улыбающаяся смотрительница зала. «Ой, извините, пожалуйста, – смутилась посетительница, – я не заметила, как уснула!» И поспешила из зала. «Сколько же я спала? – подумала она, взглянув на часы. – Всего двадцать минут, и такой удивительный сон. Вот это скорость мысли! Но кто же та дама?» И она поспешила к портрету заинтересовавшей её особы.
На заинтриговавшей Аннушку картине в пол оборота к зрителю стояла молодая женщина в светлых одеждах с жемчугами на шее. Через плечо перекинута горностаевая накидка. Лицо с классическими чертами: ровный нос, правильный овал лица с нежным румянцем, серые глаза. Она, несомненно, была очень красива, но более всего привлекала внимание её гордая, можно сказать, царственная осанка и поза. Выражение глаз было спокойным и добрым. В уголках губ притаилась едва заметная улыбка. На прикреплённой к портрету табличке надпись: «Неизвестный художник. Портрет принцессы Амалии Лейхтенбергской. 1830 г. Копия с работы И. К. Штилера».
Аннушка стояла у портрета как заворожённая. «Лейхтенбергская, Лейхтенбергская.., – вертелось в голове. – Где я могла слышать что-то очень похожее?» В памяти всплыла картинка дворца с розовыми стенами, потом такая же розовая колоннада подковообразной формы, в пролёты которой было видно сияющее на солнце море. «Стоп! – прервала свои воспоминания Анечка. – А не принц ли Лейхтенбергский был основателем Гагры?»
– Простите, – обратилась она к проходившему мимо экскурсоводу. – Приходится ли эта дама родственницей принцу – основателю курорта?
– Абсолютно точно сказать не могу, но по-моему, принц – это её сын, Максимилиан, – почти скороговоркой ответил экскурсовод.
– Какая красавица! – восторженно произнесла Анечка, не отрываясь от портрета.
– Ещё бы! – отозвался экскурсовод. – Не зря же Наполеон выбрал её в жены своему сыну от Жозефины.
– Что-о-о? – изумилась девушка, но экскурсовода уже и след простыл.
Всю дорогу домой она рассуждала об этом. Насколько она помнила, у Наполеона и Жозефины Богарне не было детей, а с другой стороны – эта фраза, которую она подслушала во сне. «Чертовщина какая-то! – рассуждала девушка. – С этим нужно разобраться и, пока я этого не сделаю, долой все интегралы». С этой мыслью она решительно вошла в дом.

Часть вторая
Глава 1. Жозефина и Наполеон

Почему эта история так её заинтриговала, Анечка и сама не могла бы объяснить. То ли она устала от своих задач, то ли красота женщины на портрете, то ли любовь к Гагре и интерес к её истории. Но, так или иначе, она заперлась в своей квартире. Домашний телефон настойчиво звонил. Аннушка упорно не брала трубку. Когда этот трезвон ей окончательно надоел, она включила автоответчик, предварительно записав текст: «Срочно уехала в командировку. Перезвоните, пожалуйста, через неделю». «Пусть теперь он балабонит, – удовлетворённо подумала она и перенесла телефон на кухню. – Так, с чего же начать? Сделаю запрос о Жозефине». Аннушка уселась за письменный стол и включила компьютер.
Вскоре читала ответ: «Мари Роз Жозефа де ла Пажери в возрасте шестнадцати лет вышла замуж за виконта Александра Богарне (1760–1794). Брак оказался неудачным, и в марте 1785 года супруги развелись, однако он принёс Жозефине двух горячо любимых детей: сына и дочь: Элена (Евгения) де Богарне и Ортанс (Гортензия) де Богарне».
Анечка читала, затем выбирала нужную информацию и копировала её на новый лист.
«В 1794 г. генерал Богарне был назначен командующим Рейнской армией Французской республики, а 23 июля 1794 г. – в день рождения Жозефины – гильотинирован по ложному доносу».
«Бедный Александр! – выдохнула Анечка и отстранилась от монитора, на секунду закрыв глаза. – Ну, что там дальше? Так. Любовников Жозефины пропускаем, а вот это копируем…» И она выделила текст: «…а в 1795 г. в салоне своей ближней подруги овдовевшая Жозефина знакомится с генералом Бонапартом, который был моложе её на шесть лет». «Уже теплее, – насторожилась Анечка и, прочитав ещё немного, возбуждённо воскликнула. – Есть! 9 марта 1796 г. между ними был заключён брак! Наполеон усыновил обоих детей Жозефины и в качестве свадебного подарка преподнёс ей золотой медальон с надписью «Au destine*».
«Получается, Эжен Богарне был усыновлён Наполеоном. По-русски – пасынок. Экскурсовод на бегу допустил неточное выражение. А может, всё же был и родной? А что там написано в биографии?» – Анечка листала текст, пока не нашла то, что её интересовало: «….бесплодие мадам Богарне стало темой салонных разговоров и предметом неподдельного интереса, что угнетало Жозефину, которая понимала, что Наполеону нужен наследник. Второго декабря 1804 г. в Соборе Парижской Богоматери Наполеон провозгласил себя императором Франции и возложил короны на себя и Жозефину. За день до этого Католическая церковь освятила их брак… Несколько лет спустя, когда неспособность Жозефины родить ребёнка больше не вызывала сомнений, Наполеоном было принято решение о разводе. Развод вступил в силу с 16 декабря 1809 г., после чего император вступил в брак с австрийской принцессой Марией Луизой, которая в 1811 году родила ему желанного наследника».
«Стоп-стоп-стоп, – скомандовала себе Анна. – Жозефина вышла замуж за Наполеона 9 марта 1796 года. Выходит, этот брак был светским, а освятили его лишь в 1804 году – через восемь лет. Ещё через пять они развелись, но Наполеон оставил ей титул Императрицы. Интересно, а что там ещё? А, сплошная лирика»: «По воспоминаниям графа Монтолона, пред смертью на острове Св. Елены Наполеон прошептал три слова: Армия. Франция. Жозефина».
Анечка встала. Сняла очки, привычным жестом потёрла переносицу. «Всё могут короли…» – пропела она. Ей стало грустно. «Грешная, земная, любящая и любимая, не сумевшая дать наследника, но всё равно – императрица, его императрица, любовь всей его жизни… Интересно, а если бы Наполеон не был императором, он бы остался с Жозефиной? Да, как бы это ни было грустно, но в этой жизни всё имеет свою цену. Не знаю, как долго жила бы память о нём, как об императоре, но история его любви до сих пор восхищает и поражает».
Анечка медленно побрела на кухню, стала у окна. На улице похолодало. Резкие порывы ветра срывали пожелтевшие листья и гнали их по улице. Пасмурно, холодно, ненастно. На асфальте топталась кучка голубей, поглядывая на окна. Выпрашивали угощение, им было голодно в эту пору. Самый смелый из них взлетел на подоконник, постучал клювом в стекло. «Ну, ты нахалёнок!» – ласково улыбнулась девушка голубю и кинула в форточку большую горсть крупы. Она ещё немного понаблюдала за суетой голубей под окном, встряхнула с себя грустинку и вернулась к истории.
«Итак, у Наполеона от Жозефины был приёмный сын Евгений и, если верить экскурсоводу, Наполеон выбрал ему в жёны принцессу Лейхтенбергскую». Девушка опять подошла к компьютеру и, пролистав несколько страниц на экране, скопировала ещё пару строк: «Потомство: сын Гортензии – Шарль Луи Наполеон стал императором Франции под именем Наполеона III. Сын Евгения Богарне и Августы Амалии, принцессы Баварской – Максимилиан Лейхтенбергский, стал основателем русской ветви семьи Богарне».
Аня вышла из интернета и включила Вивальди. Под эту музыку ей всегда лучше думалось. «Похоже, что Августа Амалия принцесса Баварская и Амалия принцесса Лейхтенбергская – одно и то же лицо. Но надпись на портрете и информация из интернета разнятся. Кроме того, со слов экскурсовода, основатель Гагры принц Максимилиан Лейхтенбергский – сын Амалии, а в интернете титула принца нет. Нужно завтра сходить в «публичку» и поработать с литературой, а заодно зайти в магазин: пора бы прикупить что-нибудь съестное».
В дверь позвонили. «Наверное, это соседка с какой-нибудь ерундой, – подумала Анна. – Ну что ж, я уже закончила работу. Можно и открыть». Это действительно была соседка.
– Привет! – поздоровалась она. – Я тебе лимон принесла. Помнишь, на той неделе одалживалась?
– Могла бы и не отдавать, – улыбнулась Аня.
– Что делаешь?
– Мечтаю.
– О чём?
– Вот сделали бы у компьютера ещё пару опций: «Напитки» и «Пирожки». Пополнили бы рабочий стол ещё двумя иконками: одна – чашка, над которой вьётся пар, другая – блюдце с пирожками. Щёлкнул мышкой, например на чашку, а тебе на экране меню открывается: «Чай», «Кофе, «Кола», «Сок». Щёлкнул по «Кофе», а там: «Амаретто», «Американо», «По-турецки», «С молоком». Нажимаешь на надпись и бац! – сбоку экрана вылетает стаканчик с ароматным напитком. Ты щёлк! по картинке «блюдце с пирожком», а там: «пирожок с малиной», «пирожок с капустой»…
– И назвался бы этот компьютер – кухонный комбайн, – перебила соседка.
– Кухонный комбайн – это нужно тащиться на кухню, время тратить, а тут – всё под рукой, без отрыва от работы. Всего-то пару примочек и надо, – гнула Аня свою линию.
– Э, милочка, тебе бы ещё и массаж на спинку, пока работаешь, – засмеялась гостья.
– Фи! И это после глубокого погружения в восемнадцатый век!
– Так это тебя после восемнадцатого века такие светлые идеи посещают? Понятно. Ты только вынырнуть не забудь после своего погружения. Небось, не ешь ничего, смотри, какая тощая. Так и замуж не выйдешь. Знаешь, как говорят
мужики: «Кости – хай их собаки грызут».
– Не тощая, а стройная, – поправила Аня и стала выпроваживать бесцеремонную гостью. – Ты уходишь или как?
– Ухожу, ухожу, пока ты ещё чего-нибудь не придумала.
– Уходи, уходи, пока я тебе не помогла! – и Анечка, смеясь, выразительно похлопала по столу журналом, намекая, что он в любую минуту может оказаться на голове у надоедливой соседки…
– Пойду-ка я на кухню, попью чая… Теперь с лимоном. Там, кажется, ещё сухарики остались. – произнесла она вслух, закрыв за гостьей дверь, потянулась… – А потом в душ и баиньки!

Глава 2. Семейство Лейхтенбергских

Утром, наскоро проглотив чай, Аннушка отправилась в библиотеку. Она плотно поработала там, сделала нужные ей выписки и, отобрав несколько книг, чтобы взять их домой, посмотрела на часы. «Ого! – удивилась она. – Я здесь уже
больше четырёх часов!»
«Хочу есть!» – заскулил желудок.
«Хорошо, хорошо, – успокоила его девушка. – Уже едем в магазин». Она накинула плащ и быстро вышла на улицу.
Пополнив в ближайшем магазине свои продовольственные запасы, наша героиня пришла домой, наскоро перекусила и, усевшись за письменный стол, углубилась в свои записи. Но не прошло и часа, когда раздался звонок в дверь. «Если это опять соседка, с каким-нибудь лимоном, я точно спущу её с лестницы. – подумала Аня. – Терпеть не могу, когда отвлекают. Телефоны отключила, так в двери ломятся. Хоть табличку на двери вешай «Прошу не беспокоить!» – и решительно направилась к двери.
Она резко открыла дверь. На пороге стоял её давнишний большой друг и однокурсник – Юрка. Судя по его лицу, он был явно чем-то расстроен.
– Привет, проходи. Ты чего такой кислый? Опять чего-то
с Машкой не поделили?
– Ты понимаешь, она… – начал было он.
– Вот этого не надо. Вы друг без друга больше трёх часов существовать не можете. К вечеру помиритесь! – оборвала его Аня.
Юрка собрался обидеться, но передумал: Аня была права.
– А ты чего здесь заперлась? Автоответчик балабонит о какой-то командировке, но меня не проведёшь. Я-то тебя знаю. Задачи по Дубне?
– Нет, – улыбнулась девушка. – Ты не поверишь. Занимаюсь поиском основателя Гагры.
– Чего, чего? – удивился Юрка. – Куда ты опять вляпалась?
– Не вляпалась! Просто увидела один портрет, и мне стало интересно. – И Аня вкратце рассказала о своих поисках.
– Ну и что ты там нарыла об этом, как его, Максимилиане?
Анечка зачитала ему подборку, которую она сделала в библиотеке:
«Максимилиан Иосиф Евгений Август Наполеон Богарне, 2 октября 1817 г. Мюнхен – 1 ноября 1852 г., СанктПетербург – член русской императорской фамилии, третий герцог Лейхтенбергский, президент Императорской академии художеств (с 1843 г.) и главноуправляющий Горным институтом ( с 1844 г.)…»
– Кстати, первые русские паровозы, – Анечка прервала чтение и повернулась к слушателю, – были изготовлены на его заводе! – и продолжила цитирование:
«Он был вторым сыном Евгения Богарне и Августы Амалии, принцессы Баварской, дочери короля Баварии Максимилиана I. После смерти в 1835 г. его старшего брата Августа, к нему перешёл титул герцога Лейхтенбергского. В 1837 г. посетил Россию, чтоб участвовать в кавалерийских маневрах. 23 октября 1838 г. был награждён орденом св. Андрея Первозванного и принят в Российскую службу в чине генерал-майора. В России он познакомился с дочерью императора Николая I Великой Княжной Марией Николаевной, а 2 июня 1839 г. состоялась их свадьба. Таким образом, он стал родоначальником русского аристократического семейства Лейхтенбергских».
Анечка закончила читать и повернулась к гостю.
– Ну и что тебя не устраивает? – спросил он.
– Понимаешь, на портрете надпись: «Принцесса Амалия Лейхтенбергская», а в литературе – принцесса Баварская. И Гагру основал принц, а здесь – герцог, да и с титулами какая-то путаница. Всё остальное вроде бы сходится.
– Ну, ты же говоришь, что это копия неизвестного художника с картины. Как там его…?
– Штилера, – подсказала Анна. – Ну и что?
– А то, что этот неизвестный мог исказить надпись. Да и музейные могли ошибиться.
– Непонятно, откуда вообще взялось это «Лейхтенбергская». Ну ладно, это опустим пока, – задумчиво сказала девушка.
– А что там ещё интересного? – помолчав, спросил Юрка.
– После свадьбы Максимилиан получил титул Императорского Высочества, стал шефом гусарского полка, командовал второй Гвардейской кавалерийской дивизией, главноуправляющим корпуса горных инженеров. В 1845 году купил имение в Тамбовской губернии и окончательно поселился в России, – ответила Аня.
– Что-то я не понял, – сказал Юрий, когда она замолчала. – Ты там что-то про Академию художеств ещё читала. Она-то причём?
– Максимилиан хорошо рисовал и владел известнейшей в мире картинной галереей. Он привёз в Россию крупную коллекцию произведений искусства и стал почётным членом Академии Художеств и даже её президентом, до конца своей жизни. Кстати, это он создал устав Академии художеств. А ещё он заботился о русских художниках и даже устроил первую в России выставку произведений из частных коллекций, – выпалила Аня на одном дыхании.
– Удивительно, – протянул Юрка.
– Что удивительно?
– Удивительно то, что Наполеон пришёл в Россию как завоеватель. Его армия грабила и разоряла. Горели дворцы со всеми художественными ценностями. А его внук (пусть даже и от приёмного сына) так много сделал для русского искусства. Удивительная судьба, не находишь?
– Да, – согласилась Аннушка. – Судьба ли, Бог ли, но грехи отца исправляет внук. Как говорят в церкви, за грехи отца расплачиваются аж до третьего колена.
– В церкви говорят, что до седьмого колена, – поправил Юрка.
Анечка сняла очки и потёрла переносицу. Они помолчали.
– И всё-таки что-то здесь не клеится, – наконец, изрекла Аня.
– Что?
– Понимаешь, ни слова о Гагре. И с датами… Мне кажется, что дворец принца в Гагре гораздо моложе.
– А когда основана Гагра?
– Точно ещё не смотрела.
– Ну ты, матушка, совсем плохая. Танцевать-то нужно от печки!
– И то правда, – улыбнулась девушка, не обращая внимания на Юркину реплику. – Зайду к с другой стороны. Завтра с этого и начну. На сегодня хватит. Кофе хочешь?
– А что к кофе? Коньяк? – оживился гость.
– Размечтался. Обойдёшься сливками и печеньем. Или лимоном! – и с этими словами она удалилась на кухню.
Зазвонил сотовый телефон. Юрка вытащил телефон из кармана пиджака и стремительно вышел в прихожую. Через минуту он появился на кухне с сияющим лицом.
– Кофе отменяется, – чуть ли не пропел он.
Анечка, склонившаяся над плитой, разогнулась, перевела взгляд на друга и рассмеялась.
– Машка, что ли, позвонила?
– Ну, я пойду, – смущённо сказал Юрка, тщетно пытаясь скрыть свою радость. – Ты, это, расскажи, чем закончится твоё расследование. Мне тоже стало интересно.
– Иди, иди, Ромео, – отпустила его Аня. – Любезная дама, спасибо за подсказку. Так уж и быть, позвоню, когда закончу.
Юрка ушёл, а Аня задумалась о неразберихе с титулами, которая никак не давала ей покоя. «Почему всё-таки на портрете написано «Принцесса Лейхтенбергская», а источниках – «Принцесса Баварская?» – думала она. Девушка включила настольную лампу и, подойдя к окну, чтоб задёрнуть шторы, залюбовалась видом, открывавшимся из окна комнаты. Перед ней, в ранних сумерках расстилалось небо блёклого грязно-серого цвета, по которому были разбросаны тёмно-серые облака всевозможных размеров и форм, переходившие на горизонте в единый сплошной почти чёрный цвет. Кое-где между облаками пробивались полоски белого и неожиданного бледно-розового цвета, местами переходившие в нежно-бирюзовый. Анечка засмотрелась на небо. Причудливые фигуры облаков напомнили ей персонажей детских сказок. «Какое необычное сегодня небо, – рассуждала она. – Вроде бы скучно-серое, мрачное. И вдруг эти проблески белого, розового, бирюзового! Если бы я была художником, наверное, рисовала только небо. Художники, которые рисуют море, называются маринистами, а как называются те, которые рисуют только небо? Не знаю. Наверное, я была бы первой». С этими мыслями Аннушка задёрнула штору.
Она забралась в кресло с ногами, уютно устроилась в нём, примостив пару книг на широком подлокотнике кресла, и углубилась в одну из них.
«Итак, – начала она читать, – Августа Амалия Баварская, 21.06.1788–13.05.1851 – принцесса из династии Виттельсбахов, супруга Евгения Богарне. Это мы знаем. В 1805 г. был практически решён вопрос о браке Августы Амалии и Карла Людовика Баденского. Однако, этот проект не состоялся. Император Наполеон I выбрал Августу Амалию в невесты своему пасынку Евгению Богарне… И это мы знаем».
Анна читала дальше: «А вот это уже интереснее! 14 января 1806 года состоялась свадьба, а спустя 2 дня (!) Наполеон усыновил Евгения, даровав ему титул принца Империи (!)… 14 ноября 1817 г. Евгений получил от короля Максимилиана Иосифа титул принца Лейхтенбергского, княжество Эйхштадт и титул королевского высочества… Yes! – Аня вскочила с кресла. – Вот откуда взялась «Принцесса Лейхтенбергская»! Это после смерти мужа в 1824 году её титул стал герцогиня Лейхтенбергская! Точно. Я где-то читала, что титул принца даёт право политического власти, а титул герцога – только право владения. Во всяком случае, это вполне объясняет, почему после смерти мужа Августа Амалия и Максимилиан носили титулы герцогов. Один вопрос отпал. Но почему нигде ни слова о Гагре? Завтра этим и займусь». – Сладко потянувшись, с чувством выполненного долга Анечка закончила этот день.

Часть третья
Глава 1. Гагра

С утра, наскоро позавтракав и выпив чай, Аннушка с энтузиазмом принялась за поиск информации о Гагре. Спустя два часа она перечитала текст, выбранный ею, попутно упорядочивая информацию.
«В I веке до н.э. греческими купцами была основана торговая фактория Триглиф, которая во второй половине I века до н.э. попадает в зависимость от Римской империи, и известна как крепость Нитика. В IV-V веках здесь была построена крепость, называемая абхазами Абаата, остатки которой сохранились до наших дней».
«Как же, как же, – улыбнулась Анечка, – и остатки крепости видела, и в церкви шестого века (слава Богу, наконецто восстановили!) свечи ставила, и в ресторане «Абаата» обедала. Но это очень уж далеко. Поехали дальше. В четырнадцатом веке приходят генуэзцы, основывают торговую факторию, которая на карте 1308 году называется Хакарой. Позже она носит венецианское название Контези («гавань»), потом персидское Дербент («железные ворота») и турецкое Бадалаг («высокая гора»)».
«Фух! – перевела дух Анечка. – Нечего сказать, лакомый был кусочек. Но мне нужно что-нибудь поближе. Начнём с присоединения Абхазии к России… А, вот нашла!» И она стала читать дальше:
«Абхазия была присоединена к России в 1810 г. В 1830 г. из Сухум-Кале был направлен гарнизон под начальством генерала майора Гессе, который строит укрепления для защиты от черкесских вторжений. Побережье было заболоченным». Анечка нашла свидетельство Бестужева-Марлинского, опубликованное в журнале «Московский телеграф» за 1836 г.: «… Есть на берегу Чёрного моря, в Абхазии, впадина между огромных гор. Туда не залетает ветер: жар там от раскалённых скал нестерпим и, к довершению удовольствия, ручей пересыхает и превращается в зловонную лужу. В этом ущелье построена крепостишка, в которую враги бьют со всех сторон.., где лихорадка свирепствует до того, что полтора комплекта в год умирает из гарнизона».
Анечка оторвалась от текста, закрыла глаза и на минуту представила ту Гагру, которую она любила, знала и помнила ещё с детства: колоннада, перед ней фонтан, возле которого воркуют голуби. Через дорогу – дворец принца…
Интересно, какого?.. Дворец и колоннада розового цвета. От неё по белоснежным ступенькам можно спуститься к морю или в парк. Ах, какая прелесть этот парк! Озерца с фонтанами и плавающими белыми и чёрными лебедями; крики павлинов, сидящих на ветках великолепных платанов. А море! Спокойное-спокойное. Вода такая чистая и прозрачная, что видны все камушки на дне. А пальмы… «О, море в Гаграх! О, пальмы в Гаграх!» – пропела она.
«Неужели, эта красавица Гагра была «гиблым местом»? – усомнилась девушка и продолжила экскурс в историю. – В начале Крымской войны укрепление было разрушено и упразднено… Основал Гагру принц Ольденбургский, задачей которого было превратить город в полноценный курорт, «русский Монте-Карло».
«Вот те и раз! – Аннушка встала и прошлась по комнате. – Это я столько литературы перелопатила, а оказывается, никакие Лейхтенбергские к Гагре не относятся! Просто созвучные фамилии? Значит, это я всё напутала. Ещё и Юрке наговорила. Нужно будет позвонить ему… – Она остановилась у зеркала и в сердцах сказала отражению: – Иди к своим интегралам и не лезь в историю… Каждый баран должен быть подвешен за свою ногу. Хороша пословица, к месту! Ладно, пойду. Выпью с горя, где же кружка? И мой кофе? Что-то мне есть захотелось. Юрка бы сказал, что это нервное…»
Аня вяло жевала бутерброд, запивая его холодным кофе, но успокоиться не получалось. «И всё же – бутерброд застыл в её руке на полпути ко рту. Я слышала эту фамилию – Лейхтенбергская – задолго до музея. Но где и в какой связи? Точно связано с Гагрой! Пойду, ещё посмотрю, что там пишут об этом Ольденбургском». Она, оставив на тарелке недоеденный бутерброд, опять уселась за письменный стол.

Глава 2. Принц Ольденбургский

«Принц Ольденбургский Александр Петрович (1844;1932), – читала Анечка, – потомок младшей ветви герцогов Гольштейн-Готторпских, состоявших в близком родстве с Петром III и Екатериной II, по своей бабке Великой Княгине Екатерине Павловне являлся правнуком Павла I. Он получил военное образование, служил в Лейб-гвардии Преображенском полку. Принимал участие в русско-турецкой войне, в 1877-78 осаждал Плевну, прошёл через Балканы, в 1885–1889 командовал Гвардейским корпусом. С 1896 – член Государственного совета и сенатор.
Высшее российское общество его не очень жаловало. Он слыл чудаком деятельным и оттого опасным. Бескорыстность и энергичность принца вошли в поговорку. Он
был поклонником прогресса, его идеи считались слишком смелыми и потому недостойными аристократа. Принц много внимания уделял поддержке науки и благотворительности… Он создал Институт экспериментальной медицины – первый в России исследовательский институт… Человек, конечно, более чем достойный. А где про Гагру? Курортной перспективой Черноморского побережья в конце XIX века заинтересовалось русское правительство. Русская знать ездила лечиться и отдыхать в Европу. Специальная комиссия осмотрела всё черноморское побережье и решила: лучше Гагры места не найти, именно здесь будет русская Ницца. И тут Гагре повезло. Царским указом от 9 января 1901 руководство строительством курорта было поручено Александру Петровичу Ольденбургу… В Гагре был основан телеграф, субтропический техникум, проведено электричество, водопровод. Принц построил на берегу моря дворец и колоннаду, водолечебницы и особняки, гостиницы и рестораны, проложил дорогу в горы к «Альпийской Гагре», заложил великолепный парк, поражавший редкими видами экзотических растений с Канарских островов, Китая и Южной Америки. По глади бассейнов скользили лебеди. По аллеям разгуливали павлины. Была создана оригинальная система парковых водоёмов: чередование больших и малых прудов, соединённых между со-
бой ручейками…»
«Эх, сейчас бы туда такого принца!» – Анечка горестно усмехнулась. Ей вспомнился парк, в котором она провела полдня год назад, приехав сюда с экскурсией впервые после абхазско-грузинского конфликта*. Опустевший, полуразрушенный, разграбленный. Аллея, с расстрелянными платанами, по которой больше не бродили павлины, и заброшенные пруды без лебедей. А на некогда знаменитом великолепном пляже – кучи нанесённых морем водорослей и мусора.
Анечка вернулась к тексту, заставив себя уйти от этих невесёлых воспоминаний.
«Не отвращала его и идея, – читала она, – сделать из Гагры русский Монте-Карло, чтобы золото, спускаемое азартными русскими путешественниками, оставалось в стране… Напротив парка возвышался ресторан «Гагрипш» – эмблема города. В 1903 году в нём праздновали открытие климатической станции. Этот день считается датой основания курорта. Его построили всего за три года».
– Сейчас бы так строили! – воскликнула Аня. – А в «Гагрипше» я так и не побывала. Ведь столько раз была в Гагре, и всё откладывала, откладывала… Теперь это другая страна. Правда, дружественная, но уже не Россия. – Ей взгрустнулось и нестерпимо захотелось увидеть ту, прежнюю цветущую Гагру. Она вздохнула и заставила себя вернуться к предмету своих поисков.
«Ну вот, 1903 год – основание Гагры. Не зря меня смущал Максимилиан Лейхтенбергский, ведь он ушёл из жизни в 1852 году. Теперь с датами всё в порядке. Но что-то не очень радовало. Нужно позвонить Юрке».
Юрка взял трубку сразу. Аня, вздохнув, рассказала ему о результате своих поисков, извинившись, что ввела его в заблуждение.
– Вот такой облом у меня получился, – невесело констатировала она.
– Ну, что ты скисла? – успокаивал её Юрка. – Ты же будущий учёный, значит, должна знать, что «отрицательный результат в науке тоже результат».
– Не надо было браться не за своё дело.
– Ну, это ты зря. Профессионалы построили «Титаник», а дилетанты – «Ноев ковчег».
– Знаю, – вяло согласилась Анечка и перевела разговор в другое русло.
– А ты не читал «Сандро из Чегема» Искандера?
– Нет, а что?
– И я – нет. Эта книга написана о нём – Александре Петровиче Ольденбургском.
– Теперь прочту, – заверил Юрка.
– Теперь и я прочту. Ну, ладно, пока-пока. Завтра поеду в ЛЯФ*.
– Удачи. Не грусти.
– Постараюсь. Маше привет.
Она выключила телефон и пошла в душ, чтобы как-то
встряхнуться и согреться.
После душа Маша с полотенцем на голове, завернувшись в тёплый халат и надев тёплые шерстяные носки собственной вязки, приготовила зелёный чай, уселась в кресло. Ей хотелось избавиться от состояния неудовлетворённости собой. С чашкой горячего чая в руке девушка потянулась за пультом, чтобы включить телевизор, и нечаянно задела книги, со вчерашнего дня лежавшие на подлокотнике кресла. Книги упали. Одна из них раскрылась. Аня подняла её, скользнула взглядом по странице. Ей показалось, что мелькнула знакомая фамилия. «Похоже, что у меня уже галюники, – усмехнулась она, но всё же бегло, «на автомате», пробежалась по тексту. – Особое внимание Ольденбургский
уделял снабжению курорта продуктами питания, овощами, фруктами. Для этого были созданы угодья в имениях самого принца – «Отрадном» и его супруги – принцессы Евгении Максимилиановны, Великого князя…»
«Принцесса Евгения Максимилиановна – это же дочь Максимилиана Лейхтенбергского!»
Аня бросилась к компьютеру и, сделав запрос, получила на него исчерпывающий ответ: «Светлейшая княжна Евгения Максимилиановна, герцогиня Лейхтенбергская, была дочерью Великой Княгини Марии Николаевны и Герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Её прабабушкой со стороны отца была Мария Франсуаза Жозефина, французская императрица, первая жена Наполеона I. В замужестве – принцесса Ольденбургская (20.03.1845 – 4.05.1925)».
«Значит, жена принца Ольденбургского – внучка принцессы Лейхтенбергской, которую я видела на портрете! – возликовала Анна. – Юрка прав, ведь это уже четвёртое поколение отпрысков Наполеона, который, желая завоевать, разрушал Россию, трудилось ей во благо. На этом пока и поставим точку».

Эпилог

Анна спала без сновидений и встала утром бодрая, в хорошем настроении. Она ехала на работу в свою лабораторию, любуясь яркими красочными осенними пейзажами за окном.
День был тихий, солнечный, какие редко выдаются в это время года. На душе – спокойно. Ей хотелось скорее сесть за свой рабочий стол. Ведь она уже знала, как будет решать ту, никак не дававшуюся ей задачу. Причём, решение будет в том же ключе, что и у первых двух.

* Au destine – Это судьба (фр.)
* Грузино-абхазский конфликт 1992-1993 гг.
* ЛЯФ – Лаборатория ядерной физики