Домой...

Жизни у Светы оставалось всего несколько дней. Она угасала от скоротечного рака желудка. Четыре года проблем, сомнительных диагнозов и неправильного  лечения привели к этому плачевному исходу. Рак сожрал Свету стремительно. Ещё две недели назад она могла ходить, пыталась улыбаться и шутить, что не может донести до дома тюбик зубной пасты и подняться на три ступени по лестнице. Не знаю, понимала ли она, что с ней происходит. Наверное, понимала, поскольку говорила , что страшно смотреть на себя в зеркало, высохшую. Да и анализы крови были неутешительные. В больницу же её положили  за две недели  до смерти.
Родственники и знакомые оставались с ней по очереди, в том числе  на ночь.
В одну из  ночей  с ней осталась я. Той памятной  ночью  она не требовала к себе повышенного внимания, ни на что не жаловалась, особенно не стонала, только часто просила пить, но делала едва ли глоток.  И почему-то просила только святую воду, хотя  не была на тот момент  крещённой. Крестили  её перед самым уходом, за три дня до смерти, пока она была ещё в сознании. А за два дня до смерти она впала в забытье.
Но в ту ночь  жажду её утоляли лишь капли святой воды.
Наутро пришла её заплаканная младшая сестра, Ира, внутренне страшно взвинченная, неспокойная, дёрганная, измученная неизбежностью  и страхом предстоящей потери.
Это сказывалось во всём:  в резких движениях, в испуганном взгляде, в повышенной суетливости. Было видно, что она боится потерять Свету  прямо сейчас, в сию минуту. Она не хотела, не желала  её   отпускать! Едва больная прикрывала глаза, как  Ира  тут же беспокойно тормошила её и спрашивала : "Светочка! Как ты? Ты чего -нибудь хочешь? Тебе дать попить? А, может, йогурт? Давай, я тебе подушку поправлю!  Давай одеяло подоткну!! Давай же, покушай что-нибудь.  Хоть капельку" И всё это время в глазах её стоял  нескрываемый ужас.  Я не знала, что мне делать... Сказать ей: "Да оставь ты её в покое!"  Невозможно. Поскольку чувства её искренни и понятны. Попросить выйти  прогуляться?  Жестоко. Сердце  разрывалось.  И тут Света тихо сказала: "Ира, иди пожалуйста домой! Я тебя очень прошу. Иди, отдохни, ведь ты же с работы..."  И закрыла глаза. Закрыла надолго. Ира опять  страшно заволновалась, забеспокоилась, задёргалась:"Светочка! Ты что? Тебе опять плохо?  Открой глаза! Открой!" И такое отчаяние было в её просьбе. Света открыла глаза и слабо, но твёрдо   произнесла: "Ты ещё здесь?!  Иди же домой, Ира! Иди..."  Ира  выскочила из палаты и, зарёванная, отправилась  домой. Света вздохнула и откинулась на подушки, сказав мне: "Как же я устала,  как  хочу домой..."
  Впоследствии, я часто слышала от родственников усопших о подобном желании болящих,  о подобных словах даже тех,  кто находился  перед смертью  с родными, дома. И от больной свекрови, незадолго до смерти, я слышала тоже: " Хочу домой".   В её устах это звучало даже конкретнее:"Хочу домой, к маме" Хотя, самой ей было на тот момент уже  восемьдесят три года.  Да, она  иногда заговаривалась в последние дни своей жизни, но это "домой..."
Одна  моя коллега  рассказывала, как умирал, после продолжительной болезни,  её отец. В своей квартире. Он также, игнорируя заботы близких, устав от них, от их  беспокойной опеки,  от боли, от беспомощности, от невыносимого бездействия  отвернулся однажды  к стене и тихо, но твердо сказал: "Домой хочу"
Помню, с каким волнением, с каким непониманием  и недоумением рассказывала Люда об этом "домой", решив, что  отец её, по болезни, заговаривается: "Представляешь, я ему говорю: "Папа, так ты же дома! Мы все здесь, с тобой. Мама, я, все...  А он снова: " Хочу домой!"
Думается мне, что дом, в  который  устало и отчаянно стремилась их душа, был уже  не здесь, не на земле...