Лунолицый. По рассказу Джека Лондона

Лунолицый. По рассказу Джека Лондона

Джон Клэверхауз отличался,
От всех, своим круглым лицом,
Лунообразным. Люди ж эти,
Свой тип имеют внешности.

У них – широкие там скулы,
А подбородок их, и лоб,
Там незаметно переходят,
В щёки. И круг там образуют,
Но, незаметно, в правильный.

А нос широкий и короткий.
И толстый, в центре же лица.
Словно розетка, что для тока,
Там посередине потолка.

Возможно, то, было причиной,
Моей ненависти к нему.
Воспринимал один вид только,
Как оскорбленье для себя.

Казалось, что земля  там тоже,
Стесняется носить его.
Луну полную мать считала,
Приметой там совсем  дурной.

Он мне не нравится, и только!
А почему – не нравится?
А почему – не знаешь толком,
Не нравится  тут  – вот, и всё!

Какое право, быть счастливым,
Имел  там, такой человек?
А он был всё же оптимистом,
Радовался, смеялся там.

Его послушать, будь он проклят,
На свете же – прекрасно всё!
А как он действовал на нервы,
Своим счастливым видом тем.

Но его смех…  Ничто, на свете,
Не раздражало, так, меня,
И в бешенство не приводило,
Как этот смех его всегда.

Однажды ночью, тайком, ясно,
Загнал его скотину я,
К нему ж на поле. Утром снова,
Услышал его гулкий смех:

«Ничего! - Сказал выгоняя,
Скотину с поля своего ж:
Винить нельзя этих животных,
За то, что лучший корм нашли».

А у него была собака,
По кличке – Марс. Помесь была,
Борзой шотландской и ищейки,
Обе породы были ж в ней.

Марс был тогда его любимцем,
Не расставались никогда.
Момент найдя – приманил Марса,
Кусок говядины  тут дал.

Мясо Марсу - дал со стрихнином…
То, не произвело тогда,
Там никакого впечатленья,
На Джона Клэверхауза.

Смеялся весело и часто,
И как всегда ж его лицо,
Луноподобным оставалось,
Таким же, как было всегда.

Тогда поджёг амбар и сено,
В стогах. На следующий день,
Он появился вновь веселым,
И жизнерадостным опять.

Спросил его: «Куда идёте?» -
Когда он вышел на тропу.
«Ловить форель!» – лицо ж, сияло,
Как полная луна, тогда.

Ну, где найдёте вы второго,
Такого человека там,
Погиб весь урожай в амбаре,
Так же и сена в тех стогах.

Я знал, он был не застрахован,
И всё же, несмотря на то,
Что ему уже грозил голод,
Ещё ж – зима! Не унывал?!

И он отправился там всё же,
Весело – на поиски мест,
Водилось где много форели,
Ту - потому  что, «обожал»!

И если б он нахмурил брови,
И улыбаться б перестал,
Хоть, на секунду – я, уверен,
Простил бы я – что он живёт.

Но, нет! Попав в беду – смеялся!
Сиял даже, как никогда…
Я  - оскорбил. Он, улыбаясь,
Взгляд удивлённый мне послал:

«Драться с вами?  Зачем?» - он скажет,
Проговорил медленно он.
И затем рассмеялся тут же:
«Смешной вы всё же человек!»

«Хо – хо! Уморил! Хи - хи! Ох - хо!»
Ну что тут делать, думал я?
Выше моих сил это было,
Как, ненавидел, я его!

Потом, фамилия же эта,
Что за нелепость, та, была,
Клэверхауз? Смит, или б Браун,
Или, там, Джонс – лишь бы не, та. 

Должен ли жить, человек этот,
С такой фамилией уже?
«Нет!» - скажите вы мне на это,
«Нет!» - так же, на то, сказал я.

О закладной его подумал,
Я знал – после пожара, он,
Не сможет выплатить, конечно,
Свой долг, повисший на него.

И тогда я нашёл скорее,
Хитрого, не болтливого,
Ростовщика. Прижимист очень,
Оформил дачу закладной.

В тени тогда я оставался,
Через агента своего,
Лишения права добился,
Отсрочки платежа его.

Несколько дней там дали Джону,
На то, чтоб вывести уже,
Из дома, все свои пожитки,
Где, 20 лет, он всё ж прожил.

Я вышел посмотреть на это,
Как, он воспримет это всё.
Но, когда он меня увидел,
 Лицо сияло – как. Луна!

«Ха – ха – ха - ха! - он вновь смеялся:
Ну, и смешной младшенький мой,
Слышали  ль вы, что – то такое?
Слушайте, я вам расскажу!

Он там играл внизу у речки,
Как там, вдруг, берега кусок,
В воду там бултыхнулся сильно,
Мальчишку же забрызгал там.

Тот закричал:  «Послушай папа,
Большая очень лужа там,
Из воды выскочила тут же,
И облила меня водой!»

И он замолк тут, ожидая,
Что тут – развеселюсь и я…
«Не вижу ничего смешного» -
С кислым видом отрезал я.

Он – хохотал. Лицо светилось.
Не понимал он, почему,
Что до меня, не дошло это:
«Хе – хе –хе –хе!  Ох – хо – хо - хо!»

Это было – последней каплей!
Я повернулся и ушёл.
«Пора кончать! - тут я подумал:
Будь трижды проклят он уже!»

Гордился я своим уменьем,
Обделывать дела свои,
Ловко, и аккуратно очень,
Решил тогда ж – его, УБИТЬ!

Имел в виду, всё сделать это,
Так, чтобы уже мне потом,
Стыдиться не пришлось – что, сделал,
Содеянное, вспоминав.

Грубую силу – ненавижу,
Работу грубую, к тому ж.
Или жестокость в этом деле,
Претит – бить голым кулаком.

То, отвратительно и плохо,
Брр! Застрелить, или прибить,
Зарезать Джона так же чем-то,
Все способы не для меня.

Я должен был убить, так, Джона,
Не только ловко там уже,
Так же искусно. Но, и так же,
Не пало подозренье чтоб.

Приняв решение такое,
Мозгами начал шевелить.
Неделю думал я упорно.
И наконец, план был готов.

Приступил к его выполненью,
Спаниель – водолаза, я,
Купил. Пять месяцев той сучке,
И к обученью приступил.

Учил, лишь, я одной команде,
Ей находить и подавать,
Там, брошенную вещь на землю,
Беллоной – спаниель назвал.

Ту обучал приносить палку,
Которую, в воду швырял.
Приносить, не жуя ту, только,
И не играя так же с ней.

Цель моя в том и заключалась,
Чтоб, не смущалась та ни чем.
И приносила б эту палку,
Как можно быстро для меня.

Прочь убегал, ту заставляя,
Меня там с палкой догонять.
Собака эта оказалась,
Понятливой. Любила – то.

И вот, в один удобный случай,
Беллону - Джону подарил.
Я знал, что делал. Клэверхауз,
Страстишку там одну ж имел.

Ей предавался постоянно,
Неистово, ей, там уже.
«Нет!» - сказал  мне, как  ему в руки,
Вложил конец верёвки, я.

Сияющий от удивленья:
«Нет, неужели, вы, всерьёз?»
Он рот разинув, осклабился,
Во всё там круглое лицо.

«А… а мне казалось – он заметил,
Вы недолюбливаете,
Меня. Ну, не смешно ль так ошибиться,
В этом так, с моей стороны!»

Он хохотать стал с мысли этой,
Там за бока уже держась.
«Как ту зовут?» - всё ж умудрился,
Сквозь хохот процедить вопрос.

«Беллона!» - сказал я, увидев,
Как захихикал он: «Хи – хи…
Какая же смешная кличка!» -
Веселья, новый взрыв потряс.

Заскрежетал я тут зубами,
И процедил уже сквозь них:
«Как вам известно – она была,
Женою Марса вашего!»

Его лицо вновь засияло,
Как полная Луна, и он:
«О том вы псе  тут говорите,
Что у меня был до неё?

Выходит, она вдовой стала,
Ох – хо – хо – хо! Эх – хе – хе – хе!»
Я тут же резко повернулся,
И через холм там побежал.

Потом спустя уже неделю,
В субботу, я спросил его,
«Вы едете уж в понедельник?»
Он ухмыльнулся и кивнул.

«Значит уже у вас не будет,
Случая, половить форель,
Что обожаете, так очень?» -
Насмешки не заметил он.

«Так, от чего же - он кудахтал:
Завтра ж и собираюсь я.
Уже там, порыбачу вдоволь,
Неплохо половлю форель!»

Слова те, совсем убедили,
К осуществленью - близок план.
И я домой уже вернулся,
От возбужденья вне себя.

На другой день же, ранним утром,
Увидел я, как он прошёл,
Мимо дома с сачком для рыбы,
С мешком с рогожи для неё.

У ног трусила там Беллона,
Зная – куда направится,
Крадучись, проскочил за домом,
Я луг. Не гору поднялся.

Стараясь ему ж не попасться,
Там на глаза, прошёл ещё ж,
По гребню пару миль спустился,
К спокойной заводи большой.

«Здесь!» - Я уселся на вершине,
Холма. Откуда уже мог,
Всё наблюдать – как, всё то, будет,
И трубку уже закурил.

Минут несколько там проходит,
Джон появился уже там
Вверх по течению речушки,
С собакой  к заводи он шёл.

Оба – в прекрасном настроенье,
Собаки раздавался лай,
В который там уже вплетался,
Грудной низкий, голоса, тон.

Подойдя к заводи – он бросил,
Наземь сачок с мешком своим.
И тут достал с кармана что-то.
Похожее,  на свечу, там.

На длинную, толстую свечку,
Но, я то, знал – для чего, та,
То, «палочка» из динамита,
Способ такой, тут ловли был.

Глушил он взрывами, ту рыбу,
Бумажной тряпкой привязал,
Он накрепко к «палочке» фитиль,
Зажёг -  и в заводь кинул, ту.

Взрывчатка, в реку там упала,
Собака бросилась за ней.
От радости, я чуть не вскрикнул,
А Джон чего-то ей кричал.

Она не слушалась, там Джона,
Он комья земли в ту кидал,
И камни.  Плыть, та, продолжала,
Пока не схватит динамит.

Только потом, та повернулась,
И поплыла уже назад.
В пасти её там Джон увидел,
В воду брошенный динамит.

Тут понял Джо уже впервые,
Грозящую опасность там,
Фитиль горящий он увидел,
И развернулся мигом он.

И побежал он тут скорее,
От той реки во всю там мощь.
И как задумано мной было:
Собака бросилась за ним.

Вот это, зрелище там было!
Там камни были у реки,
Клэверхауз,  и  та Беллона,
С камня на камень - в прыжках, там.

Круги они по ним крутили,
Вокруг заводи той уже.
Я б никогда там не подумал,
Чтоб, неуклюжий,  так, бежал.

Но, не смотря на всю там резвость,
Он от Беллоны не ушёл.
Во весь опор,  как бы, не нёсся,
Собака ж догнала его.

Ткнулась носом ему там в ноги,
В тот же момент, сверкнула там,
Яркая вспышка на том месте,
И появился там дымок.

И страшный взрыв сразу  ж раздался,
И на том месте, где там стоял,
Тот человек с этой собакой,
Там не осталось НИЧЕГО…

Кроме уже большой воронки.
На этом месте, где стоял.
Тот Клэверхауз ненавистный,
Обоих уничтожил взрыв.

«Несчастный случай  - записали:
Смерть от него» - признали там.
Во время незаконной ловли,
Рыбы» - следователь писал.

Теперь могу я там гордиться,
Искусным ловким способом,
С помощью коего прикончил,
Джона Клэверхауза там.

Работа чистая, та, была,
И никакой жестокости.
В той операции свершённой,
И не за что было б краснеть.

И его смех уже проклятый,
Больше не разносился там,
Лунообразное лицо там,
Перед глазами не стоит.

И в ярость меня не приводит,
Теперь же дни мои с тех пор,
Там очень мирно протекают,
И как убитый ночью сплю.