Рассказ укротителя леопардов. По рассказу Дж. Лонд

Рассказ укротителя леопардов.

По рассказу Джека Лондона.

Мечтательным был взгляд его,
Где – то, отсутствующим даже.
В печальном голосе его,
Настойчивость была и нежность.

Звучала в нем какая – то,
Как будто безмятежность даже,
И затаённая, к тому ж,
В нём меланхолия вдобавок.

Он укротителем там был,
И не кого – то.  Леопардов.
По его ж облику нельзя,
Сказать  было тогда такого.

Занятие в жизни его,
Где бы, не жил он – заключалось:
У зрителей он – на глазах,
Входил, там, в клетку леопардов.

У публики он вызывал,
Нервную дрожь – трюками в клетке.
Платили больше там ему,
Чем больше нагонял он страха.

И с виду не был он похож,
На укротителя такого.
И был узок он там в плечах,
И в бёдрах. Анемичен, так же.

И погружён он был всегда,
И не в уныние.  Скорее,
В приятную лёгкую грусть,
Которая – не тяготила.

И целый час пытался я,
Извлечь из него, хоть бы слово.
Мне ж показалось – он лишён,
Воображения,  какого.

В своей профессии тогда,
Романтики, он там не видел.
Ни подвигов, ни ужасов,
Кроме, как - бесконечной скуки.

Львы? Да, он укрощал и их.
Но это, пустяки на деле ж.
Входить не надо только к ним,
Конечно же, там, в пьяном виде.

Любой человек может там,
Осадить льва, с помощью палки.
Однажды он там укротил,
За полчаса льва очень злого.

Бейте льва по носу, когда –
Он прыгнуть на вас соберётся.
А если, он схитрит притом,
Опустить голову захочет,

Выставьте ногу, вы, вперёд,
Схватить за неё, коль захочет,
То уберите вновь её,
По носу снова его бейте.

И с отрешённостью в глазах,
Рассказ вести свой продолжая,
Однажды шрамы показал,
На теле было их немало.

 А самым свежим - на плече,
Львица там ему прокусила.
До самой кости, видно там,
Заштопаны на куртке дыры.

Его же правая рука,
До самого его там локтя,
Выглядела, будто бы ту,
Сквозь молотилку пропустили.

Клыки и когти на руке,
Живого места не оставят.
То, пустяки, сказал он мне,
Лишь в непогоду беспокоят.

Вдруг, что-то вспомнил он. Лицо,
На миг как будто прояснилось.
Что-то,  он рассказать хотел,
А я, то с интересом слушал.

«Наверное, слышали ж вы,
Об укротителе. Его там,
Очень уж ненавидел там,
Один  человек,  в цирк  ходящий?»

И укротитель замолчал,
На льва большого взгляд свой бросил.
Что перед ним в клетке сидел,
Которая была напротив.

«У него зубы там болят…»
Тут поясняет укротитель:
Так вот, номер лучший его,
Засовывать  голову  в пасть льву.

А тот, кто невзлюбил тогда,
Там дрессировщика. Всё время ж,
Все представленья посещал,
Питая гнусную надежду.

Он ждал, когда там лев сомкнёт.
Свои челюсти – с головою!?
За цирком ездил он везде,
Всё время того дожидаясь.

И годы шли. Он постарел.
Состарился и укротитель.
Так же и постарел тот лев,
Не пощадило всех их время.

И раз, сидя в первом ряду,
Там этот человек увидел,
То, что так долго ожидал,
Сомкнул лев челюсть с головою.

И доктора, звать не пришлось» -
Грустно сказал тут укротитель,
На ногти свои посмотрел,
Сей взгляд критическим казался.

И он продолжил свой рассказ:
«Какое же было терпенье,
Но, я знал парня одного,
Совсем он был другого нрава.

Французик, маленький и тощ,
Шпагоглотатель, он, плюгавый,
Ещё ж жонглёром там он был,
Де Вилем всем он представлялся.

С хорошенькой он жил женой,
Делала сальто на лету, та.
Прыгая из – под купола,
На сетку, что натянута.

Работала с трапецией,
Красивый номер, скажу честно.
Де Виль горячий был и скор,
Там на расправу, словно тигр.

Его ж однажды обозвал,
Там, лягушатником, инспектор,
Француз толкнул того к щиту,
В который там, ножи метали.

И стал метать в него ножи,
И очень близко к его телу.
Одежду там пронзили те,
Прихватывая даже кожу.

Де Виля уж после того,
Стали все там остерегаться.
С женой – все вежливо вели,
Заигрывать с ней, все боялись.

Штучка ж – лукавой та была ж,
Сама не прочь там «поразвлечься».
Де Виля же боялись там,
Ту обходили стороною.

Был в цирке один человек,
Звали там именем – Уоллес.
Тот не боялся ничего,
Был укротителем львов в цирке.

Он не боялся никого,
Звали его  - «король Уоллес»,
Свой номер делал он легко,
Был настоящим «королём» он,

У него номер был похож,
Голову в пасть совал он так же.
К любому льву засунуть мог,
Но любил, с Августом работать.

Огромным, добродушным был,
И, на которого, Уоллес,
В любое время мог тогда,
Всегда на льва там положиться.

Я видел, как тот, на пари,
Выпившим, смело входил в клетку.
К льву, разозлившемуся там,
Дурь выбивал – без всякой палки.

Он по носу там колотил,
Льва кулаком. И тот смирился.
Мадам де Виль…» - осёкся он,
Позади нас, вдруг, рёв раздался.

Не только рёв, и чей то визг,
И укротитель леопардов,
Спокойно обернулся тут,
Взглянув на клетку, что стояла.

Перегорожена была ж,
В одной часть там – обезьяна.
И сквозь решётку, вдруг, она,
В другую клетку суёт лапу.

Ту, схватил большой серый волк,
И стал тянуть сильно из клетки.
И лапа растянулась той,
Словно была та из резины.

Другие ж обезьяны там,
Шум страшный от того подняли,
Не было рядом никого,
И укротитель шагнул к клетке.

И лёгкой тросточкой он там,
По волчьему носу ударил,
И грустно улыбаясь тут,
Вернулся. И продолжил фразу:

…Поглядывала та ж всегда,
На короля Уоллеса.
И тот глядел там на неё ж,
Де Виль же ходил  с мрачным видом.

Предупреждали ж мы тогда,
Уоллеса – куда ж там было…
Над нами посмеялся лишь,
Как ранее, он, над Де Вилем.

Де Вилю нахлобучил он,
Когда полез тот уже драться.
На голову его  - ведро,
В котором, клейстер находился.

В «хорошем» состоянье был,
Де Виль. Ибо, тогда при этом,
Там даже глазом не моргнул,
И ни одной не дал угрозы.

Но, я заметил в тех глазах,
Его тот же огонь, который,
Мне приходилось  наблюдать,
У всех животных уже диких.

Решил вмешаться в дело то,
Хоть, не в своё. Предупреждая,
В последний раз Уоллеса,
Тот рассмеялся. Но – темп сбавил.

Несколько месяцев прошло,
Вроде, ничего не случилось.
На Западе были тогда,
Во Фриско с цирком выступали.

Во время представленья, днём,
В шатре – много детей и женщин.
Я шапитмейстера искал,
Реда Дэнни. Куда – то делся.

С моим карманным, он, ножом,
 Ушёл. Я шёл по его следу.
Мимо палатки проходя,
Я заглянул в дырку в брезенте.

Реда там не было тогда,
Но тут – Уоллеса увидел.
Уже в трико. Выхода ждал,
У клетки с львом он находился.

Он с удовольствием глядел,
За ссорой там же двух гимнастов,
Все наблюдали там, за тем,
За исключением Де Виля.

Который, с ненавистью там,
На «короля» смотрел открыто,
Все ж ссорой там увлечены,
Чтоб присмотреть за тем Де Вилем.

Но сквозь дыру я видел всё,
Де Виль вынул платок с кармана,
Как бы для того, чтоб стереть,
С лица пот. Было же там жарко.

И он прошёл там за спиной,
Уоллеса. И прошёл мимо.
Только – встряхнул тогда ж платком,
Направившись к выходу рядом.

Он обернулся у двери,
И на Уоллеса, взгляд бросил.
Встревожил взгляд этот меня,
В нём – ненависть, торжество были.

«Надо проследить - я решил,
За тем Де Вилем!» - но, увидел,
Как тот из цирка вышел там,
Сел на трамвай в центр уехал.

Через минуту я уже,
В большом шатре цирка
Где Реда  Дэнни увидал,
А на арене уж – Уоллес.

Король Уоллес выступал,
Привёл он зрителей к восторгу.
В  скверном настроение был,
И львов дразнил он для чего – то.

Вскоре те начали рычать,
Кроме Августа  там, который,
Был толст, ленив и очень стар,
Чтоб раздражаться на такое.

И наконец, Уоллес там,
Щёлкнул бичом  льва по коленям,
Чтоб изготовился тот лев,
К своему номеру в том цирке.

Лев добродушно там моргал,
И пасть свою открыл пошире…
Засунул голову в неё,
Там, как всегда король Уоллес.

Сомкнулись челюсти у льва,
Вот так…» - замолк тут укротитель.
И на лице его в тот миг,
Грустно – приятная улыбка.

«Уоллесу – пришёл конец -
Печальным голосом продолжил:
Когда ж паника улеглась,
Я ж ближе к телу подобрался.

Я улучил тогда момент,
Нагнулся – голову понюхал…
Уоллеса. И тут – чихнул!»
 «Это…это был? «- спросил я,
Еле сдержав тут нетерпенье

«Нюхательный табак, то был.
Который в волосы насыпал,
Де Виль, когда в палатке был,
Когда платком махнул небрежно.

Старый Август не помышлял,
Убить тогда Уоллеса.
От табака – лишь он чихнул,
А голова же была в пасти…»