Скрижаль, калам и небо, и ад в душе твоей
Деревья в саду, через который девушка пробиралась, согнулись от тяжести застарелого иглистого инея, на поверхность которого лег ночью выпавший снег. Идти было тяжело. Она была первой, и снег достигал колена. Ноги быстро устали. Одной рукой она держала ведра, которые при стуке издавали звук, похожий на набат: это пугало, а любой страх порождает тревогу в душе. Другой рукой она придерживала подол длинного платья, выглядывавшего из-под короткого пальтишка. Испарина, выступавшая на лбу от дыхания и усилий, которые она прилагала, чтобы выйти к протоптанной дороге, обжигала холодом лоб. Ей приходилось морщиться. Лицо, стянутое морозом, болело. Ее маленькая фигурка покачивалась на холодном ветру. Иногда с деревьев ветром сдувало снег, падавший прямо на нее. Она отряхивалась и продолжала путь в надежде, что все скоро закончится, как только она ступит на тропинку.
- К добру ли? С пустыми ведрами вышла, чтобы встречные шарахались от тебя, как от прокаженной? Тебя не учили, что так нельзя делать? – крик соседки, старой девы, тоже напугал ее своей неожиданностью. Она всегда кричала, кричала везде и на всех. Зная, что ей нельзя перечить, девушка остановилась, чтобы пропустить ее, но при этом занесла руку с ведрами за спину, боясь ее гнева. Девушка, ее звали Зауритой, боялась эту женщину, которая ей приходилось еще и двоюродной тетей, поэтому старалась не встречаться с ней. А если не удавалось избегать встречи, то останавливалась и ждала, пока та не уйдет из поля видимости.
Одинокая ворона, каркнув, пролетела низко, где-то вдали раздался ленивый лай собаки, который вскоре заглох, а на дороге показались первые полозья с мешками пшеницы. Она съежилась от вида вороны, но страх (опять страх) перед тем, что она накаркает беду, пересилила жалость. В ней была какая-то тоска, происхождение которой можно объяснить только тем, что она отбилась от стаи и так же одинока в этом пустынном зимнем мире.
Ночь отступала неохотно, завеса стала постепенно рассеиваться, все вокруг прояснялось. Дорога, припорошенная снегом, таила опасность: дети вчера ее раскатали, превратив в ледовую дорожку. Опять страх, страх упасть и повредить себе что-то: либо ногу, либо руку.
Заурита осторожно шла по дороге, думая о том, что нужно наполнить все емкости водой для готовки, стирки, скотины, да мало ли еще для чего потребуется она в хозяйстве, когда перед ней встала огромная, как снег, белоснежная собака. Испугавшись, что она ее укусит, девушка быстро засунула руку в карман пальтишка и достала оттуда хлеб, прихваченный ею, чтобы по дороге поесть, и кинула ей. Но собака, лениво вильнув хвостом, отошла от нее и пошла своей дорогой. Заурита вышла из оцепенения и тоже продолжила путь, все еще не веря, что от собаки не надо ждать опасности. Когда дошла до поворота, оглянулась в последний раз и увидела уже маленькую черную собачку с белыми пятнами на груди и лапами, поедавшую брошенный ею хлеб. Она сторожила колхозный гараж, откуда иногда уходила и бродила по окрестностям.
Еще два десятка метров, и она окажется у заветного родника, вода будет набираться медленно, но это не так страшно. Страшно, когда приходят старшие за водой. Их приходится пропускать, а так можно опоздать и на первый урок.
Заурита услышала шум и оглянулась. На нее неслась та самая белоснежная собака, и она быстро отскочила в сторону, чтобы избежать столкновения, но неудачно. Зарывшись в снег и боясь даже пошевелиться, девушка лежала, в очередной раз оцепенев от страха, когда она услышала знакомый веселый голос:
- Тебе моя помощь нужна? – на нее озорным взглядом зеленых глаз смотрел Леонид Этуев, друг детства, служивший в армии.
- Это твоя собака?
- Моя.
- Она ростом с нашего теленка.
- Если встанешь, разговаривать будет легче.
Он начал подтрунивать над ней, над ее все еще заспанным лицом, над тем, как она достала кусок хлеба из кармана и кинула его собаке.
- Ты еще посмейся над тем, кая я упала, - сказала она, кидаясь в него снежком. Утро принесло с собой не только душевные муки, но и радость, которая разрушала все страхи.
Через полтора часа все емкости в доме были наполнены водой, а она даже и не понимала, почему нет усталости. Леонид осторожно спускался по скользкой тропе, набирал воду, а она нетерпеливо ждала его наверху. Хотелось болтать и болтать: они же год не виделись.
- Странно, Леонид, почему никто не идет за водой? – спросила она его, когда несли последние ведра.
- Почему странно? Разморозили большой водопроводный кран возле Соновых, вот все туда и идут.
- Почему ты мне не сказал?
- Но так нам никто вроде и не мешает поговорить.
- Леонид, а вдруг тебя папа увидит? Я боюсь, что он неправильно поймет.
- Ты ему скажешь, что мы с тобой просто друзья. Знаешь, если так рассуждать, то с утра все ваши соседи видят, что я несу твои ведра. И они тоже могут неправильно понять…
…Хмурое воскресное утро раздражало. Она шла за водой сквозь дымку тумана. Все еще хотелось спать. Лицо Зауриты было не менее хмурым, чем это ничем неприметное осеннее утро. Еще и эта старая дева, которая чуть ли не бегом тоже шла за водой с коромыслом на плече. Ведра на коромысле раскачивались в такт ее походки, и, казалось, что они вот-вот слетят с него. Девушка только приготовилась ей ответить грубо, если бы та осмелилась на нее повысить голос, когда Маржан, так звали старую деву, сказала ей:
- Ты бы еще поспала немного, небось, устаешь на учебе.
И кто поймет этих людей до конца. То они коварные, то безобидные, то возвышенно глубокие, то приземленно поверхностные. То они такие, как Маржан, злобные, то милые.
Она надеялась, что, кроме Маржан, никто рано к водопроводному крану не придет. Так она быстрее управится со всеми домашними делами и вернется пораньше в город. Два последних рейса обычно переполнены студентами, возвращающимся на учебу в Нальчик. И так уже второй год.
Пока вода набиралась в одно ведро, во второе плавно осел упавший с огромного ветвистого дерева непонятного происхождения пожелтевший лист. Она только протянула руку, чтобы его достать, как кто-то опередил ее. Заурита подняла голову и заглянула в красивые зеленые глаза, которые ей весело улыбались.
- Каждый раз будем встречаться именно тогда, когда ты за водой идешь?
- А где твоя собака?
- Я сегодня без нее. Ты во сколько сегодня в город уезжаешь? – спросил Леонид.
- На двухчасовом. Но сейчас тебя папа может…
- Знаю, меня папа твой может увидеть, но ты ему мило-мило объяснишь, что я твой старый друг, который пришел тебя повидать после службы.
- Он точно не поймет меня. Дальше тебе нельзя. Я сама отнесу воду, дай ведра, - сказала она и решительно протянула руки. Но он, смеясь, понес их до ее ворот. И так много-много раз за утро.
- Ты все еще боишься? – спросил он ее.
- Да, боюсь.
- Чего?
- Боюсь провиниться, Леонид. Боюсь не успеть, боюсь отстать. Боюсь людской незаслуженной молвы, боюсь Маржан, боюсь быть непонятой, боюсь огромных собак, каркающей по утрам вороны, крика совы среди ночи. Они и утро мое, и ночь мою делают зловещими. Иногда звездное небо мне кажется бездной злых огней, а иногда так и хочется пробежаться по Млечному Пути…
- А меня ты боишься? – прервал он ее.
- Тебя не боюсь. Ты страхоотвод, - сказала она ему и смело взглянула в его малахитовые глаза. Они смотрели на нее проникновенно и были такими выразительными, что она на мгновение замерла.
- Я всегда буду рядом с тобой. И даже тогда, когда буду далеко, знай, что я живу, потому что есть ты.
- Это как?
- Когда-нибудь поймешь.
Еще много воскресных дней она ходила за водой. Времена года сменяли друг друга, и он иногда появлялся перед ней неожиданно, иногда пропадал надолго. Он всегда приходил веселый, успевал рассказывать о себе все и, когда она в шутку называла его своим личным водоносом, он неизменно говорил:"Наши предки встречались именно у родника. Парни караулили девушек, когда они с кувшином на плече шли к роднику и заговаривали с ними". "Неправда,- не соглашалась она,- они знакомились на свадьбах. Парень приглашал на танец понравившуюся девушку, если она отвечала взаимностью".
Как-то Заурита прыгнула неудачно с высоты и сломала ногу, а он, узнав о произошедшем случайно, целые дни проводил в больничной палате, ухаживая за ней. Отец девушки, услышав об этом, решил с ней поговорить.
- Этот парень - сын моей четвероюродной сестры, мы родственники, вам нельзя встречаться.
Он перестал приходить, когда узнал об этом. Она слышала, что он женился неудачно два раза, а потом, оставив всех, уехал навсегда.
Каждый раз, когда Заурита вспоминала его, она читала стихи Хайяма:
За гранью мира ищут и за пределом дней
Скрижаль, калам и небо, бездну злых огней.
Но мой наставник мудрый шепнул однажды мне:
«Скрижаль, калам и небо, и ад в душе твоей».
Теперь-то Заурита точно знала, что она сама – хозяйка своей судьбы. Знала, потому что в ее жизни был он, человек, которого обманом прогнали из ее судьбы тогда, когда она боялась всего. Вот уже два десятка лет она ищет его, спрашивает о нем всех, но никто не может ей сказать о нем ничего.
(Пояснение от автора:
Скрижаль – психология жизни.
Калам – философия жизни.
Небо – Всевышний.
Ад – все страхи, которые живут в героине)
Свидетельство о публикации №117091003136