Под Прохоровкой

         (Рассказ моего отца)

Это было на Курской знаменитой «дуге».
Скиба – хохол – командовал сорокапятками.
В этой жестокой свинцовой пурге
«Тигров» прорывы, на зло судьбе,
Зашивали артиллеристы заплатками!

Сбоку ли, сзади, в скрипящий ли трак,
Снаряд влепляла беспомощная пушчёнка,
Но не пробивала топливный бак –
Был точен прицел и не наводчика брак, –
Не получалась из танка «толчёнка»!
 
«Страшно?» - я спрашивал у отца,
Сливами закусывая в саду самогон,
И капля оставшегося свинца
В ноге у него начинала прогон
Той киноленты, что не забыть –
Она перематывается сама.
Я знал, что ему хотелось завыть,
От того, что тогда не успел добить
Тех, кто в деревне сжигал дома…
 
Скиба был ранен.
Отец занял должность, по-старшинству.
Красный флажок и снарядов десятка два.
За бруствером, стоя на важном посту,
Был расчёт у него – боевая братва!

Танки горели свои и чужие,
Поле усеяно сотнями тел –
Раны осколочные и ножевые –
Мало, кто в битве той уцелел…
Разве что генералы штабные!

Расчёт на снарядные ящики сел,
Расчёт самокрутки скрутил.
Затишье…. И каждый повеселел
И, жизни отдавшим, грехи отпустил
Врагу не сдаваться себе велел!

Отец мой стоял и смотрел на бойцов,
Он знал, что в ответе за них.
Да, не связать после боя концов –
К «старым» бойцам пришлют молодых –
Фашистов бить, стервецов!

Но в этот миг прямо между станин
Мина влетела с небес…
В живых не остался из них ни один,
И эхом ответил лес.

Вражеской миной расчёт был убит,
В головы – дождь свинца!
И только, стоящего, в ноги! – отца…
И он на колени был сбит.

Выпала, видно, такая судьба
Семнадцатилетнему пацану.
Ещё впереди – зачем? не пойму –
Жестокая будет борьба!

Раненый – в госпиталь.
Подлеченный – в тыл.
Его уже нет давно.
Есть только я, и я – не забыл…

Я перемотаю кино!