Детство, поселок Исписар, город Советобад Гафуров

Детство, поселок Исписар, город Советобад (Гафуров)


О, Боже, как трудно надеяться на одну только память. Все письма, которые помогли бы восстановить события юности утрачены в процессе переездов и пертурбаций судьбы. Как жаль. А хотелось бы что-то восстановить, хотя бы в памяти. В голове почти что ничего не осталось. Всё постепенно забывается. Помню прогулку с отцом по Советобаду, теперь это город Гафуров. Был 1970 год. Год юбилейный, как раз в этом году выпустили рублевую монету посвященную столетию Ленина. Помню что прогуливались мы напротив газона у райкома партии города Советобада. О чём-то говорили с отцом. О чём не помню. Вспоминаю свои многочисленные прогулки по кишлаку Исписар, в котором вырос. Пейзажи из полей хлопка и деревьев тутовника. Арыки по которым журчит вода и в которых плавают и играют головастики, будущие представители славного семейства лягушек. Глиняные дувалы, сделанные из слепленных вручную кирпичей овальной формы. Они закрывают собой двор, в котором могут стоять по периметру несколько домов, в этих домах живут многочисленные родственники, представители одной семьи, тейпа. Внутри двора растет зелень, деревья. В центре в окружении плакучих ив стоит пруд или хауз, как он называется у местных таджиков. Рядом с хаузом могут быть установлены клетки для птиц, перепелов."Под-полох, под-полох"- такую они поют красивую и загадочную песню. Над поверхность хауза,над водой устанавливаются топчаны, на котором настелены коврики и одеяла, а в центре дастархан, скатерть для еды. Когда организуются той, празднование по случаю обрезанию мальчика или свадьбы, во дворе навешивают гирлянды лампочек и сотни гостей угощаются главным фирменным блюдом таджикской кухни, пловом и пьют зеленый чай из пиал, намазывая на лепёшку одно из сладостей, нишало. В больших глиняных блюдах персики и виноград. Современное сгущенное молоко- бледное подобие нишало. Про арбузы и дыни лучше говорить ближе к осени. Тогда можно их не только лицезреть, их красивые объемные формы, но и наслаждаться неповторимым сладким вкусом и ароматом.

Про игрушки свои помню плохо. Не много у меня их было. Пластмассовый ножичек для резки бумаг, я его сам покупал из сэкономленной на школьных обедах мелочи. Игрушечный пистолет- наган с затвором, который нужно было взводить для каждого выстрела. Вместо патронов пистоны, у меня их была целая коробка. Которые после хлопка давали дымок с запахом горелой бумаги и пороха. Помню пневматический автомат, который заряжался пластмассовыми шариками, похожими на теннисные. На конце ствола автомата там где мушка была резиновая манжетка- уплотнитель. Автоматом можно было произвести серию шумных пневматических выстрелов, приближая с усилием к себе переднюю и заднюю рукоятку автомата. Я завидовал детям у которых была машинка, на которую можно было садиться и ездить, вращая педалями. Настоящая машина с рулём, похожая немного на старую "Победу". Ценное средство передвижения для маленьких детей.

Мой отец, Салмин Алексей Петрович (5 апреля 1929-15 апреля 1997), всё время пропадал на работе, на полях колхоза имени Ленина, он там работал агрономом. Ездил сначала на мотоцикле "Иж", а потом пересел на большой "Урал" с люлькой. Он частенько брал меня с собой на работу, постоянно возил меня в люльке тяжелого мотоцикла по разным дорогам и полевым станам, где я иногда оставался на попечении разных людей, в основном колхозников и членов их семей. Людей добрых и приветливых. На топчане в тени деревьев все спасались от жары, отдыхали, общались, пили чай с лепёшками, ели плов. Я неплохо понимал таджикскую речь. Однажды отец привёз меня даже на поле где стоял небольшой самолет-кукурузник, как его называли и лётчик посадил меня рядом с собой . Мы взлетели, сделали несколько кругов над полем. Я немного подержал в руках настоящий лётный штурвал, попробовал им порулить. Впечатления были очень большие. Поскольку колхоз был хлопководческий самолеты обычно опрыскивали инсекцитидами от вредителей хлопковые поля.

Я рос, у меня появились друзья. Первый друг мальчишка Анвар из соседнего дома. Вместе мы бегали по улицам кишлака вдоль глинобитных дувалов, сшибали и ели урюк, наблюдали за животными, ослами, мулами,баранами, быками и собаками. В арыках любовались икрою и мальками лягушек, а потом и головастиками. Иногда в в водах арыка можно было встретить и семейство черепах.
Моя мать Салмина Анна Васильевна, мелиоратор, приехала как молодой специалист по распределению из Мелитополя, где училась на мелиоратора в техникуме. В Исписаре она и познакомилась с отцом. Где и поженились скоро. В 1956 21 октября году родился старший брат Володя.

Я родился рано утром 12 ноября 1960 года. Около пяти утра. Весом 4,5 кг, имея рост 55 см. В роддоме села Исписар Ходжентского района. Помню картинку в яслях когда нас взвешивали на весах для малышей, в форме полуокруглой ванночки с обивкой из светло розового бархата, какой-то лоток по которому дети скатывались вниз. Потом помню эпизод борьбы с мальчиком Юрой который поцарапал мне правую щёку. Жили мы в кишлаке Исписар. Отец работал агрономом в колхозе им Ленина, хлопководческом хозяйстве, хотя было многом кругом тутовых деревьев вокруг дорог. Тутовник- пища для шелкопряда, а традиции ткачества и шелководства в Средней Азии сильны.
Ребенком я мог носиться по разным полям и впитывать природу Средней Азии, где хорошо растут специфичные и очень живописные тутовые деревья, орех, гранат, перцевые деревья, инжир. По тропинкам можно было встретить бредущих диких и домашних мулов и ослов- их громкие крики запоминается на всю жизнь, а также быков и коров. Однажды в детстве, я еще в школу не ходил- меня чуть не нагнал и забодал огромный бык, слава богу, рядом была женщина-дехканка, которая преградила быку дорогу и слегка врезала ему по голове увесистым кетменем( большая тяпка) и я успел забежать в чьи-то раскрытые ворота и взобраться на ясли или стойло с кормом для животных и спастись от атаки.
Музыкой в детстве я не занимался, но у дувалов перед домами сидели музыканты, играя на рубобе, дутаре и бубнах, особенно перед праздниками и тоями(свадьбами и обрезаниями)и я их всегда с интересом слушал. Монотонные вибрирующие мелодии звучающие в такт сильной среднеазиатской жаре. И конечно же, сильным впечатлением был карнай, который в обычный будничный день невозможно было услышать - только по большим праздникам!
"О-ху-хо-ху...Хо-оку-хо-ху-ху"- примерно такую мелодию издавал карнай.

Двор и дом, который построил отец методом хошара, я уже помню смутно. Квадратный дом, несколько комнат. Расписывать оштукатуренные стены приглашали мастера, по-моему немца по национальности. Расписывал стены он валиком с нанесенными на него узорами.
Двор был большой, отец выращивал виноград. Во дворе был зацементированный хауз, закрываемый крышкой. Из него вёдрами зачерпывали воду и потом использовали для разных хозяйственных нужд. Двор охраняла привязанная на цепь собака-волкодав. Звали пса Джульбарс. Я его всегда немного боялся. Кормил собаку в основном отец. Осенью отец из винограда делал вино. Во дворе стояло несколько бочек и мы с братом иногда пробовали сладкое молодое вино, начавшее бродить.
У родителей было большое натуральное хозяйство: курицы, индейки, одно время были даже бараны. Так что домашней работы всегда хватало, уход за огородом, животными, уборка и приготовление пищи. Мы с детства помогали родителям в хозяйстве, выполняли каждый свои задания: мыть полы, чистить картошку, поставить кастрюлю с водой на огонь, накормить индюшек, прополоть грядку и тому подобное.
Брат Володя был старше меня на четыре года. Если я был созерцательный и тихий мальчик, то брат был моей полной противоположностью. Он много времени проводил на улицах со своей компанией, был активным и подвижным. Много времени брат проводил на турнике или как Тарзан лазил по деревьям. Мама отправила его в музыкальную школу учиться на баяне и он прозанимался там года три, потом бросил музыкальную школу. До сих пор помню его баян, трёхрядный, перламутровый красно-бардовый. Иногда он водил меня с собой в свою компанию, в которой был мой и его старший двоюродный брат Пётр Салмин. Но однажды мне не повезло и во время одной игры с более старшими ребятами у бетонного бассейна в посёлке Кансай, до сих пор помню, что бассейн был круглой формы, я упал и сильно расшиб голову, и на время потерял сознание. Я же спортом не занимался и больше любил слушать сказки и находиться в одиночестве.
Однажды во время похода на канал, а я еще не ходил в школу, ко мне пристали канальные мальчишки и брат заступился за меня. Он начал с ними драку и ему досталось. А я ничего не мог поделать от беспомощности. На этом канале я тонул один разок, когда все мальчишки пробовали прыгать с мостика. Прыгнул и я, только быстрое течение меня унесло в центр канала уже за пределами бетонной полосы и один парень спас меня и вытащил из воды. Тогда я здорово нахлебался.
Брат неплохо мастерил из дерева, выстругивал сабли, ножи и автоматы. Однажды когда и в кишлак Исписар проникли новости современной эстрады и песни битлов, как их тогда называли, брат решил сделать себе гитару так денег купить её не было. Не знаю какой он эту гитару представлял, в акустическом или электроисполнении, но в конце концов он гитару сделал и натянул туда вместо струн проволоку. Это факт, что на гитаре можно было играть и извлекать звуки. Получилось что-то вроде электрогитары, во всяком случае корпус был узким и монолитным куском дерева, правда никаких звукоснимателей на ней не было.
Некоторое время у нас жила старшая сестра отца тётя Настя Шлейкова, после того как у неё в Ундорах Ульяновской области сгорел дом. Добрая, заботливая, она пекла вкусные пирожки, рассказывала сказки и интересные истории. Около месяца тётя Настя пожила с нами, а потом отправилась в другое место, по-моему в Ташкент к тёте Марии.
Брат иногда конфликтовал с родителями, даже убегал из дома. Однажды, когда после моего дня рождения мать меня сильно побила за то что я потерял ручку, мы решили вместе убежать из дома. Встав взрослым, я написал стихотворение "Побег" посвященное воспоминанием о нём:

Мы спали в пещере, в горах близ Ходжента,
Сырой, неуютной- и выли шакалы!
Противно так, мерзко, как дети большие,
Верблюжьей колючкой мы дом освещали.

Костёр наш пещера едою кормила,
Скупою и тощей, верблюжею травкой,
И ночь нас не грела, мальчонков гонимых,
Судьбою злой гневной, порой неразумной.

Шакалы и лисы- хранители тайны,
Пещерных ходов сырдарьинских предгорий,
О ночи глубокой лишь спутники страха,
Той жизни из сказки далёкой, далёкой.

Той сказки и грустной и светлой местами,
Где шествовали мы по полянкам глубинным,
Осыпанных порослью трав живописных,
Журчанием вод в арыках глубоких.

Где мать-черепаха с младенцами вволю
Купается в водах, ласкаемых солнцем,
Где овцы бредут на покос свежетравный
И мулы подруг ищут в упорстве достойном.

Мы шли сквозь туманы, устали мы очень,
И спать прилегли на лужайке-
Проснулись- нам солнце играло и пело лучами,
И в замок для принца войти предлагало...

То сказка-мираж, не знаю, что было,
В глазах помутилось и сознание потускло...
Потом мы бродили по холмикам лунным,
И дождь нас застиг, колючий и мёрзлый.

В бетонных лотках, перевёрнутых крышей,
Что дехканин для удобств арык покрывает,
Мы в дождливую ночь от стихий укрывались,
Спички тухли и верблюжьей травы не хватало...

Заболев, с лихорадкой домой возвращались,
Ноги еле брели по тутовника чащам,
И в конце всех концов в кишлаке нас мальчишки поймали,
И родителям испуганным нас возвратили...

"Замком для принца" оказался дворец Арбоб,уменьшённая копия Петергофа, построенный методом хошара колхозниками под руководством дважды Героя Социалистического труда Саидходжи Урунходжаева. Но тогда, во время побега, он казался настоящим чудом.
Позже брат ещё раз убегал из дома, на этот раз надолго, может быть на месяц. Мы с отцом ездили его искать в школу в Исписаре неподалёку от железнодорожного вокзала, где брат и я учился, так как говорили что видели его там. Приезжали ночью, с светили фонариками, но не нашли. Потом по рассказам брата он слышал и видел нас, видел наши фонарики, но смог затаиться и спрятаться в школьной беседке. Затем его нашли отец и водитель Хамра-Али на карьере с озером у города Кайраккума, поймали и вернули домой.
Первую школу я помню смутно. Помню во дворе росли раскидистые акации и каштаны. Когда деревья цвели, во дворе школы стоял очень красивый запах. Школа топилась круглой голландской печью, топили углём. Буфет располагался в пристрое на цокольном этаже. Я обычно брал стакан киселя и булочку. Директор школы был крупный мужчина. Звали его Антон. Отчества не помню. Возвращались домой двумя путями, или через универмаг и рынок или по железнодорожным шпалам, на железнодорожных путях были постоянно рассыпаны осколки минералов, похожие на стекло.

Толибовы.
В детстве я дружил с Толибом Толибовым. Его отец, Орзикул (в переводе с таджикского счастливый), инвалид Великой Отечественной Войны, хромал после ранения. Отец Толиба был мудрым человеком и интересным расказчиком. Он работал на большом рынке Советобада и продавал там приправы для плова а также разные экзотические сорта риса и гороха. Никогда не ел более вкусного плова, чем тот который готовил Орзикул Толибов. Мать Толиба- Мархабу Толибова была добрейшей и заботливой женщиной. У Толиба был ещё старший брат Тахир. Но мы с ним редко общались. Помню вечера во время зимних каникул в доме Толибовых. Мы сидели за сандалом в зале, грели в нём ноги под одеялом, смотрели мультики и фильмы по телевизору. Толибу купили фотоаппарат "Школьник" а потом и "Смену"- и мы вместе с ним начали заниматься фотографией и по вечерам под фотоувеличителем печатать фотографии. Интересное, памятное время первых фотографических опытов. Своего фотоаппарата у меня в то время не было. "Заработаешь- купишь"- говорил отец. В то время, возвращаясь со школы я мог долгое время стоять в универмаге у витрины магазина с фотоаппаратами и пожирать глазами всё что там стояло: фотоаппараты "Школьник", "Смена","ФЭД","Зоркий", "Киев", фотобачки, увеличители, пленки, пачки фотобумаги в разных упаковках и разных сортов: Особняком стоял самый дорогой фотоаппарат "Зенит-16". 300 рублей он тогда стоил, до сих пор помню. Дядя Василий, старший брат отца, помню, был счастливым обладателем фотоаппарата "Киев-4" с байонетным объективом. Правда на этом фотоаппарате плёнку надо было переворачивать вручную вращая втулку перемотки пленки, а не рычагом. Зато фотоаппарат выдавал выдержку 1/1250 секунды.

У отца было много друзей. С семьёй дяди Энвера мы дружили и часто навещали друг друга, ездили на мотоциклах на прогулки, маёвки и охоту в горы. Не помню удавалось ли что либо подстрелить из дичи, но в консервные банки я стрелял точно. Помню что как то раз улеглись ночью под брезентовым навесом,где-то рядом разносился могучий рык. Я испуганно прошептал: "Тигр! Тигр!"... Но мне популярно объяснили что поводов для испуга нет и это не рык тигра, а храп дяди Энвера. Так что тогда всё обошлось. Брат Володя дружил с со старшим сыном дяди Энвера, Эдемом. Тётя Анна, жена дяди Энвера, была красивая женщина и своей красотой она щедро поделилась с дочерьми, Эммой(Эммикой как я её называл) и младшенькой Эльмирой. Семья дяди Энвера жила в городе Чкаловске или Соцгороде, как его все называли за счёт его неплохого снабжения и удобства. Ещё бы, ведь рядом с домом где жила семья дяди Энвера, сделали исскуственное озеро с красивой набережной. Шикарное было место.

Ташкентцы.
Старший в семье Гаташ был Василий Дмитриевич, муж тёти Марии. Немногословный очень трудолюбивый человек. Заботился о семье, о доме, о жене, о машине. Всё успевал. Работал в своё время во внутренних войсках водителем-механиком. Машину хорошо знал и любил. Ездил на Москвиче. Тётя Мария, моя тётя, прекрасно управлялась со всем хозяйством, хорошо готовила, обожала цветы и ухаживала за ними. Жили дружно. Не помню чтобы тётя Мария и Василий Дмитриевич когда либо ругались или повышали голос в общении друг с другом. Наступило время и тётя Мария и Василий Дмитриевич занялись пчёлами. Как сказала тётя Мария, мне надо было лечить лёгкие в детстве, а продукты пчеловодства очень полезны для их лечения, вот и нашелся повод заняться пчеловодством. Тёте Марии повезло что в той местности, живописной балке неподалёку от Ташкента, где стояла их пасека и пасеки компаньонов по пчеловодству, практически весь сезон был хороший взяток для пчел и улья не надо было возить по другим местам, как это потом пришлось возить-кочевать, мотая километры, моему отцу. Везло и тете Марии в пчеловодстве и в том, что в Ташкенте легче можно было выписывать хороших итальянских маток и самим выращивать маток для продажи. Да и проще было реализовывать было другие продукты пчеловодства, например маточкино молоко или прополис. У тёти Марии и Василия Дмитриевича было двое сыновей,старший Валерий и средний Виктор и младшая дочь Ирина. Валерий Гаташ после армии учился в университете на юридическом факультете и потом пошёл работать в КГБ, Виктор мог хорошо ремонтировать машины и был рихтовщиком высокого класса. Ирина училась в музыкальной школе на пианино, успешно играла во время учебы в университете в баскетбол, так у нее были хорошие данные и высокий рост. Валерий ещё во время учебы увлёкся музыкой Битлз и играл песни Пола Маккартни, хорошо играл на гитаре, банджо и на пианино. Всё время советовал мне получить юридическое образование и пойти как и он сам на работу в КГБ. Валерий выглядел очень модно, хорошо одевался и хорошо говорил. На машине ездил он тоже хорошо, плавно без рывков, элегантно и в то же время быстро. Еще будучи совсем маленьким ходил с моим отцом по Ташкенту. Отец иногда старался познакомиться с молодыми барышнями и те спрашивали маленького Валеру, кто этот дядя с тобой? А Валера обламывая отца в его ухаживаниях за барышнями и отвечал:"Алексей Петрович мой папа". Однажды ташкентцы оставили отца в своей квартире , что располагалась в старом доме на улице Клары Цеткин,одного. Возвращаются обратно- а отец успел насолить целый бочонок соленых помидоров. Проявил инициативу отец, трудолюбивый был человек. Виктор, в отличии от Валерия советовал мне приобрести техническую специальность. Видя что я постоянно летаю в облаках, говорил мне:"Эх... Нелегко тебе будет в этой жизни." И Валерий и Виктор рано ушли из жизни, судьба отмерила им мало времени. Валерий приезжал к нам с сыном Сережей и женой Таней как-то летом во время отпуска в доме отдыха на кайраккумском или таджикском море в середине семидесятых. С отцом очень плотно они сидели за столом и дегустировали крепость и другие свойства чачи и вин, делать которые отец был мастер. О многом рассуждали и говорили кто чего добился в жизни. Я долго думал что же остаётся от жизни человека когда он умирает, как потом другим людям узнать каким был этот человек. Хотел узнать и про брата Валерия и нашёл в интернете только одно предложение о нём, в книге журналиста-международника Бориса Чехонина "Журналистика и разведка".Вот оно,это предложение:" Кто знал, что в недалеком будущем мне доведется наблюдать Ядгар Саддыковну неоднократно и ближе — в Москве, в ее кремлевском кабинете в период расцвета, потом после «погара» — на сессиях Верховного Совета, куда она приходила по гостевому билету, в Ташкенте, где молодой и способный сотрудник узбекского КГБ, специалист по борьбе с религиозными сектами Валерий Гаташ знакомил меня с ее виллой." Вот так, всего оно предложение. И больше ничего. Такой минимум информации меня очень расстроил. Как хорошо чтобы о человеке было бы хоть чуточку больше известно.Но для этого надо чтобы кто-то что-то написал.Чтобы кто-то приложил усилия, оживил хотя бы на бумаге значимый эпизод истории. Большое спасибо Борису Чехонину за его труд. Я же помню что Валерий мне рассказывал про "арбузное" дело и то что ему пришлось проверять химические анализы на содержание селитры в мякоти арбуза и что для этого требуется большое терпение и аккуратность. Ещё рассказывал что во время допроса надо аккуратно и внимательно следить за допрашиваемым ибо у него был случай что в его глаз чуть не ткнул перьевой автоматической ручкой один неприятный тип, но Валерий смог увернуться от удара и нейтрализовать его. Помню еще что Валерий учил меня некоторым общим приёмам самообороны.Рассказывал что иногда тренировался на одном стадионе с чемпионом мира по боксу Руфатом Рискиевым. Вот и всё что я помню.
Для меня приезд в Ташкент всегда был большим событием, впоследствии, встав взрослым, я написал стихотворение "Морс, Ташкент, универмаг":

Морс, Ташкент, универмаг,
С фотоаппаратами витрина,
С детством встретиться я рад,
Увидать тебя, тетя Мария...

Взгляд, настенные часы,
С тиканьем в одной из тайных комнат,
С южностью Ташкентских полюсов,
С двориком, что еле помню.

Пианино дымных нот,
Свет, пришедший на страницы книги,
Самолетный быстрый перелет,
Вестник из песочной знойной жиги.

Брат Валера, умный взгляд,
Гром студенческих баталий,
Банджо, Битлз, гитара, джаз,
Как эскиз тех лет реалий.

И сестра моя Иринка,
Игры в прятки, детский смех,
На коврах хрусталь как льдинка
И запреты для детей.

Морс, Ташкент, фотоаппарат,
ЦУМ. Сирень для Цеткин Клары,
Вот прохожий, ты мне рад?
Я пришел, мой милый, тайно...

Ташкентский морс был всегда выше всех похвал. Тётя Мария торговала в Ташкенте прохладительными напитками и это давало её семье неплохие доходы. Ташкентский морс не забуду никогда. Ну а фотоаппараты, куда денешься от болезни к ним? В Ташкентском универмаге выбор был ещё больше чем в Советобаде. И потом часто уже в ельцинское время, когда старый мир рушился на глазах, мне снились полки этого универмага и того что осталось на полках от некогда многочисленной пленочной фотоаппаратуры и оснастки. Но цифровая революция безжалостно убрала фотоувеличители, красные фонари, бачки и кюветы. Пришло новое компьютерное время без всего этого.
А узбеки всегда славились своим гостеприимством. Тётя Мария говорила что для их семьи узбеки сделали гораздо больше чем русские. Не знаю как узбеки но семью дедушки спасла от голода и приютила семья таджиков, дедушка мой по отцу(Петр Андреевич), 1889 года рождения оказался в Средней Азии вынужденно, спасаясь от голодомора, он жил до этого в Ульяновской области - и в 1931 или в 1932 году, когда по плану продразверстки из дома вымели все до последнего зерна специальные отряды- а дело было на зиму глядя - он с семьей ( 6 маленьких детей - включая отца и 2 более или менее подросшие дочки) вынужден был переехать туда, где он служил еще в царское время в надежде, что в более южных краях голод удастся легче пережить (города Ташкент и Ходжент). Есть такой фильм "Ташкент-город хлебный" по сценарию и рассказу Александра Неверова- тоже родом из Ульяновской области, посмотрев это фильм, можно легче представить, как люди бежали от голода в более теплые края. И в Ходженте его семью приютила и накормила семья таджиков. А дед, Салмин Пётр Андреевич(1889-1960) слёг в самом конце переезда и попал в больницу. Еле выкарабкался, но в конце концов выздоровел. Братья и сёстры отца все выросли более или менее благополучно и смогли получить здесь в Таджикистане образование, создать семьи и продолжить род.

Мой дядя Павел.
Одно из впечатлений. Мы с мамой стояли на Советобадском рынке. Рядом продавалось мясо и кругом кружило полчище ос. Подошел дядя Павел и смело раздавил несколько ос на асфальте. Потом уже помню похороны дяди Павла. Он рано умер, разбился на мотороллере. Нелепая смерть. В голову упал камень из под колёс. Умер не сразу. Сначала поднял голову. Пробовал подняться. Сильный был человек, говорил мой отец. Потом помню гроб с телом дяди Павла и плачущих родственников в машине.

Санаторий в Дигмае.
Здесь я лечил вместе лёгкие. Место было красивое. Рядом с санаторием протекала речка с родниковой водой, прозрачной и чистой. Купаться в реке можно было напрягая все усилия воли, так вода была ледяная. Зато можно было без усилий воли любоваться на чистейшую воду и рассматривать игру водорослей и то как в воде величественно проплывают большие и красивые рыбы, маринки. Нет более вкусной рыбы чем маринка, если правильно её приготовить, то есть удалить ядовитую плёнку из полости живота при разделке. Помню что в один из дней в лагере была организована пионерская игра "Зарница". Всех участников разделили на два противоборствующих лагеря, с красными и синими погонами. "Раненных", то есть тех с кого сорвали один из двух погонов, лечили в специальном лазарете, которым служила лагерная беседка. Условно "убитые" с оторванными двумя погонами, сидели в другой беседке и напряженно наблюдали за ходом боя, болели как футбольные болельщики. Было очень интересно. Во время игры все мы ближе узнали друг друга, как бы породнились. В санатории лечился также Абдуали Зунунов, сын начальника моего отца Чуянбоя Зунунова. Он был немного постарше чем я. Дядя Чуян приезжал в санаторий, говорил нам о том что отец успешно вошел в новую должность, директора садоводческого совхоза и его за хорошую работу премировали.